Текст книги "Письма Старка Монро. Дуэт со случайным хором. Романтические рассказы (сборник)"

– Сорок фунтов стерлингов, – сказал Джек твердо.

Мод ожидала, что Вингфилд поднимется и без дальнейших разговоров уйдет из комнаты. Но так как он продолжал спокойно сидеть на прежнем месте, то она сказала:

– Да, сорок фунтов.

Вингфилд покачал головой:

– Помилуйте, миссис Кросс, ведь это такая ничтожная сумма.

– Мы предлагаем сорок фунтов, – повторил Джек.

– Но на чем же вы основываете ваше предложение?

– Мы рассчитывали, что сорок фунтов самая правильная сумма.

Вингфилд поднялся со своего места.

– Конечно, – сказал он, – лучше какое-нибудь предложение, чем вовсе никакого. Сегодня после обеда у нас как раз состоится совещание директоров, и я передам им ваше предложение.

– И когда же мы узнаем ответ?

– Я извещу запиской вашего поверенного.

– Это – как вам будет удобнее. Нам не к спеху, – сказал Джек. Но когда они вышли из конторы и уже сидели на извозчике, Джек не мог больше сдержать своего восторга.

– Превосходно, великолепно! – воскликнул он, хлопая в ладоши. – Что, Мод, разве я не деловой человек? Вот как надо обращаться с этими господами!

Мод не могла не поздравить брата.

– Ты милый славный мальчик, – сказала она. – Лучше сделать нельзя было.

– Он сразу понял, с кем имеет дело. Настоящие деловые люди с одного взгляда узнают друг друга.

Мод рассмеялась. Джек, с его кавалерийскими ухватками и белой полосой вокруг загорелого лица от ремня фуражки, был очень мало похож на делового человека.

Они пообедали вместе в ресторане, и затем Джек повел сестру смотреть то, что называл «поистине поучительным зрелищем», оказавшимся аукционом лошадей в Таттерсале. После этого они поехали обратно к Оуэну и нашли здесь письмо, адресованное на имя госпожи Кросс. Мод разорвала конверт.

«Дорогая миссис Кросс, – прочла она. – Я очень счастлив известить вас, что директора правления решили приостановить судебное производство и, приняв ваше предложение сорока фунтов стерлингов, считают себя вполне удовлетворенными в требованиях, предъявленных вашему мужу».

Мод, Джек и добрый Оуэн торжествующе протанцевали по комнате.

– Вы прекрасно исполнили свою задачу, миссис Кросс, прекрасно! – воскликнул Оуэн. – Лучше никто никогда не мог бы сделать. Теперь дайте мне ваш чек и подождите здесь, а я сейчас схожу и все вам окончательно устрою.

Когда Франк утром в день своего рождения спустился вниз в столовую, он заметил на столе перед своим прибором хорошенький серебряный портсигар.

– Это для меня, дорогая?

– Да, Франк, маленький подарок от твоей жены.

– Благодарю, Мод. Какой милый, хорошенький портсигар. Да там что-то лежит внутри?

– Папиросы, вероятно.

– Нет, это какая-то бумага. «Хотспурское страховое общество». О боже мой, опять это проклятое дело! Как оно сюда попало? Что это такое? «Сим извещаю вас…» Что это такое? Мод, Мод, что ты сделала?

– Франк, мой милый, славный мальчик! – воскликнула она, крепко обнимая его. – Мой дорогой Франк! О, я так счастлива!

Глава XIII
Помещение капитала

– Я хочу посоветоваться с тобой, Мод.

Она была прелестна при свете утренних лучей солнца. На ней была белая с розовыми цветами блузка из французской материи и кружевное жабо; над краем стола едва заметно блестела пряжка ее темного кожаного кушака. На столе стояла чашка кофе, на тарелке лежала скорлупа от только что съеденных яиц, ибо Мод была молода и здорова и обладала превосходным аппетитом.

– В чем дело, дорогой?

– Я поеду сегодня со следующим поездом. Поэтому мне незачем торопиться.

– Вот это очень мило с твоей стороны.

– Не думаю, чтобы Динтон был того же мнения.

– Всего только один час разницы, – что за беда!

– В конторе едва ли будут с этим согласны. Час дорого стоит в великом Лондоне.

– О, я ненавижу этот великий Лондон. Он вечно стоит между мною и тобою.

– Не только между нами. Многих любящих людей разъединяет он на целый день.

Франк подошел к ней, и через минуту одна чашка уже была опрокинута. Мод выбранила его за это, и затем оба, смеясь, уселись на диване. Когда Франк кончил любоваться ее маленькими хорошенькими ножками в черных ажурных чулках, она напомнила ему, что он хотел с нею о чем-то посоветоваться.

– Итак, дорогой, в чем же дело? – повторила она вопрос и попробовала с деловым видом нахмурить брови. Но разве можно сохранить деловой вид, когда рядом с вами сидит молодой человек, обнимает вас за талию и целует ваши волосы?

– У меня есть деньги, которые следовало бы куда-нибудь поместить.

– Какой ты умница, Франк!

– Всего только пятьдесят фунтов стерлингов.

– Ничего, дорогой, это только начало.

– Я тоже так думаю. Это краеугольный камень нашего будущего состояния. И вот я хотел узнать твое мнение.

– А что, если на эти деньги купить пианино? Наше старое фортепиано было достаточно хорошо, пока я была девочкой, но теперь оно слишком скрипит на высоких нотах. Может быть, кто-нибудь купит его?

Франк отрицательно покачал головой:

– Я знаю, дорогая, что приобрести новое пианино нам необходимо. И как только мы скопим нужную сумму денег, мы сейчас же купим самое лучшее, какое только найдем. Но на деньги, которые у нас есть, мне не хотелось бы ничего покупать. Их следует куда-нибудь возможно выгоднее поместить. Ведь я могу захворать, могу даже умереть.

– О, Франк, что ты говоришь!

– Надо быть ко всему готовым. Поэтому я и хочу отложить эти пятьдесят фунтов стерлингов на черный день, а пока они будут приносить нам небольшой доход.

– Папа обыкновенно покупал дом.

– У нас для этого слишком мало денег.

– Даже для маленького домика?

– Даже для самого маленького.

– Может быть, можно купить государственную ренту, если только это вполне безопасно.

– Это, конечно, было бы без всякого риска, но рента дает слишком малый процент дохода.

– Сколько бы мы получали в год?

– Пятьдесят фунтов стерлингов приносили бы нам около пятнадцати шиллингов в год.

– Пятнадцать шиллингов! О, Франк!

– И даже, может быть, меньше.

– Ну представь себе: такая великая, богатая страна и дает такой маленький процент! Нет, не дадим им наших денег, Франк!

– Конечно, не дадим.

– Но у тебя, наверное, есть какой-нибудь план, Франк. Скажи, что ты придумал.

Франк принес со стола утреннюю газету. Затем он развернул страницу, где помещался финансовый отдел.

– Вчера я встретил в городе одного старого знакомого, большого знатока в золотопромышленных делах. Мне удалось поговорить с ним всего несколько минут, и он очень настоятельно советовал мне приобрести несколько акций золотопромышленного общества «Эльдорадо».

– Какое красивое имя! Только согласятся ли они продать нам?

– О да, эти акции можно всегда купить на бирже. Дело обстоит так, Мод. Рудники этого общества были раньше очень богатыми и давали хороший доход. Но затем случилась беда. Сначала оказался недостаток в воде, затем вдруг откуда-то появилось слишком много воды, и рудники оказались затопленными. Вследствие этого цены на акции, конечно, упали. Теперь рудники приводятся в порядок, но акции все еще держатся очень низко. Так что теперь, надо полагать, самое подходящее время для того, чтобы приобрести несколько штук.

– А они очень дорогие?

– Я навел вчера справки и узнал, что акции эти были выпущены по десять шиллингов каждая. Но после всех этих неудач надо ожидать, что цены понизились.

– Десять шиллингов! Как это дешево за акцию общества с таким хорошеньким именем.

– Вот оно, – сказал Франк, указывая карандашом. – Вот здесь. Видишь – «Эльдорадо». Затем рядом с этим стоят цифры 4 ³/₄–4 ⁷/₈. Я должен сознаться, что очень мало смыслю в этих делах, но эти цифры могут, очевидно, означать только цену.

– Да, дорогой, вот видишь, здесь над столбцом напечатано: «Вчерашние цены».

– Совершенно верно. И так как нам известно, что номинальная стоимость акций равнялась десяти шиллингам, и что вследствие наводнения в рудниках акции должны были, конечно, понизиться в цене, то эти цифры должны означать, что цена этих акций была вчера четыре шиллинга и девять пенсов или что-нибудь около этого.

– И ты говоришь, что ничего не смыслишь в этих делах!

– Я думаю, что будет вполне безопасно купить несколько акций по этой цене. Видишь ли, с нашими пятьюдесятью фунтами мы можем купить двести штук, а затем, когда они поднимутся в цене, мы продадим их с выгодой для себя.

– Прекрасно! Но что, если они не поднимутся?

– Они не могут не упасть. Мне думается, что вообще акция, стоящая всего четыре шиллинга и девять пенсов, не может много упасть. Просто некуда. Зато подняться в цене она может до бесконечности.

– К тому же твой знакомый сказал, что они непременно должны подняться.

– Да, он, по-видимому, был в этом совершенно уверен. Итак, Мод, что же ты мне посоветуешь?

– О, Франк, я, право, боюсь советовать тебе. Ну что, если мы вдруг все потеряем? Не лучше ли будет купить только сто акций «Эльдорадо», а на остальные двадцать пять фунтов стерлингов купить каких-нибудь других акций? Мне кажется, так будет безопаснее.

– Нет, дорогая, относительно других акций у нас сейчас не имеется никаких сведений. Давай, остановимся на «Эльдорадо».

– Ну, хорошо, Франк.

– Итак, значит, решено. У меня здесь есть телеграфный бланк.

– Разве ты не мог бы купить эти акции сам, когда будешь в городе?

– Нет, этого нельзя. Эти вещи делаются через биржевых маклеров. К тому же я обещал Гаррисону, что все подобные дела буду вести через него. Как ты находишь это?

«Гаррисону, 13-а, Трогмортон-стрит, Лондон. – Купите двести акций «Эльдорадо». Кросс, Уокинг».

– Тон телеграммы тебе не кажется немного резким, Франк?

– Нет, нет, это чисто деловой тон.

– Но ты не упомянул о цене.

– Нельзя указывать цену, потому что мы ее не знаем. Дело в том, что эти цены все время колеблются. Со вчерашнего дня «Эльдорадо» могли уже немного упасть или подняться в цене. Но, конечно, разница не может быть очень большой. Господи боже, Мод, уже четверть одиннадцатого! Мне осталось три с половиной минуты, чтобы пройти четверть мили. До свидания, моя дорогая! Какая ты красавица в этом платье. Нет, нет, до свидания.

– Мод, дорогая, здравствуй. Что у нас хорошего?

– Так рада тебя видеть, мой милый мальчик!

– Пожалуйста, подальше от окна, дорогая.

– О боже мой, кажется, он нас не заметил. Он смотрел в другую сторону. Дело с нашими золотыми акциями в порядке.

– Гаррисон прислал телеграмму?

– Да, вот она.

«Кросс, Линденс, Уокинг. – Купил двести «Эльдорадо» по 43А. Гаррисон».

– Великолепно! Я надеялся встретить Гаррисона на станции. Весьма возможно, что по дороге со станции он зайдет к нам. Ведь ему надо идти мимо нашего дома.

– Тогда он, наверное, завернет.

– Что это у тебя в руках, Мод?

– «Финансовый вестник».

– Откуда ты его достала?

– Я знала, что Монтрезоры получают какую-то финансовую газету. Поэтому, когда ты ушел, я послала к ним Джемиму с просьбой одолжить мне на время эту газету, и я прочла ее всю от начала до конца, чтобы посмотреть, нет ли там чего-нибудь про наши золотые рудники.

– Ну и что же, есть там что-нибудь?

– Да, да, там сказано, что эти рудники процветают, – говорила Мод, хлопая в ладоши. – Вот, посмотри!

– Господи боже, Мод, да это совсем не «Эльдорадо», это совсем не то! Вот где про них говорится. – Лицо Франка вдруг вытянулось. – «Эти плачевные рудники»… Мод, слушай, здесь говорится, что эти рудники никуда не годятся.

Мод почти в ужасе смотрела то на газету, то на Франка.

– О, Франк, наши бедные пятьдесят фунтов, неужели они все пропадут? А я думала, что это про «Эльдорадо» написано, что эти рудники процветают. И берегла газету, хотела сделать тебе сюрприз, когда ты придешь.

Мод опустила голову к Франку на грудь и заплакала.

– Ну, полно, моя дорогая девочка. Что за пустяки! Ведь газета может ошибиться. Да все золото во всем свете не стоит твоих слез! Ну, перестань же плакать, Мод, успокойся, моя славная, милая девочка.

Через сад к дому направлялся какой-то высокий господин в блестящей шляпе. Через минуту Джемима ввела его в комнату.

– Здравствуйте, Гаррисон!

– Здравствуйте, Кросс. Как ваше здоровье, миссис Кросс?

– Здравствуйте, господин Гаррисон. Я сейчас прикажу подать вам чаю.

Приготовление чая длилось довольно долго. Затем Мод вернулась с более свежим и веселым лицом.

– Скажите, пожалуйста, мистер Гаррисон, это хорошая газета?

– Что это такое? «Финансовый вестник». О нет, это самая мерзкая, продажная газетка во всем Лондоне.

– О, я так рада!

– Почему?

– Видите ли, мы сегодня купили несколько акций, и она называет наши золотые рудники плачевными и никуда не годными.

– И только-то? Стоит обращать внимание на такую ничтожную газетку. Да она и Государственный банк назовет никуда не годным, если это ей покажется выгодным. Ее мнение гроша медного не стоит. Кстати, Кросс, я зашел к вам по поводу этих акций.

– Я ждал, что вы зайдете. Я сам только что вернулся из города и только что прочел вашу телеграмму. Значит, все в порядке?

– Да, я решил по дороге сам занести вам условие. Уплата в понедельник.

– Отлично. Очень вам благодарен. Я дам вам чек. Что… что это такое?

Гаррисон развернул условие и положил его на стол перед Франком. Франк Кросс, весь бледный, с широко раскрытыми глазами, смотрел на лежавший перед ним лист бумаги. На нем было написано следующее:

«13-а, Трогмортон-стрит.

Куплено для г. Франка Кросс. (Согласно правилам и постановлениям фондовой биржи.)

– Мне кажется, здесь произошла какая-то ошибка, Гаррисон, – проговорил, наконец, Франк прерывающимся голосом.

– Ошибка?!

– Да, это совсем не то, что я ожидал.

– О, Франк! Почти тысяча фунтов стерлингов! – с ужасом прошептала Мод.

Гаррисон взглянул на них обоих и понял, что дело серьезно.

– Мне очень жаль, если в самом деле вышла какая-нибудь ошибка. Я старался в точности исполнить ваше поручение. Вы желали купить двести акций «Эльдорадо», ведь так?

– Да, по четыре шиллинга и девять пенсов.

– Четыре шиллинга и девять пенсов! Они сейчас стоят четыре фунта пятнадцать шиллингов каждая.

– Но я читал в газете, что их первоначальная цена была десять шиллингов и что за последнее время они сильно упали в цене.

– Да, вот уже несколько месяцев, как они все понижаются. Но было время, когда они стоили по десяти фунтов. Теперь они упали до четырех фунтов.

– Но почему же это не было указано в газете?

– Когда в газете цена обозначена дробью, эта дробь всегда представляет из себя часть фунта стерлинга, а не шиллинга.

– Боже мой! И к понедельнику я должен найти эту сумму?

– Да, расчет в понедельник.

– Я не могу этого сделать, Гаррисон. Это невозможно.

– Тогда остается только один выход.

– О нет, лучше умереть. Я ни за что не сделаюсь банкротом – ни за что!

Гаррисон громко рассмеялся, но увидев пару серых глаз, с упреком устремленных на него, сделался снова серьезным.

– Однако вы, кажется, совершеннейший новичок в этих делах, Кросс.

– Я в первый раз в жизни впутался в подобное дело и, даю слово, в последний.

– Все это не так страшно. Когда я говорил об единственно оставшемся выходе, у меня и мысли не было о банкротстве. Все, что вам нужно сделать, это только завтра же утром продать ваши акции и уплатить разницу в цене.

– И я могу это сделать?

– Ну конечно. Почему же нет?

– Сколько же составит эта разница?

Гаррисон вынул из кармана вечернюю газету.

– Мы главным образом имеем дело с акциями железных дорог, и поэтому я мало знаю о золотопромышленных обществах. Но вот здесь, в газете, мы найдем все цены. Батюшки мои! – Он тихонько свистнул.

– Ну, – проговорил Франк и почувствовал, как маленькая ручка сжала под столом его руку.

– Разница в вашу пользу.

– В мою пользу?

– Да. Слушайте, что я вам прочту: «Биржа началась сегодня при довольно слабом настроении, но заметно оживилась в течение дня и закончилась очень твердо при общем повышении цен. Особенно повысилась цена на акции австралийских обществ. Из них «Эльдорадо» за день поднялись на пять восьмых благодаря телеграмме о том, что рудники снова приведены в полный порядок». Кросс, поздравляю вас!

– Я в самом деле могу продать их дороже, чем сам купил?

– Ну конечно. У вас их двести штук, и вы наживете по десяти шиллингов на каждой.

– Мод, подай сюда, пожалуйста, виски и содовой воды. Вы должны выпить со мной, Гаррисон. Да ведь это же целых сто фунтов стерлингов!

– И даже больше.

– И мне не придется уплатить ни пенса?

– Решительно ничего.

– Когда открывается завтра биржа?

– В одиннадцать часов.

– Будьте там в одиннадцать часов, Гаррисон, и немедленно же продайте эти акции.

– Вы не хотите выждать дальнейшего повышения цен?

– Нет нет, у меня душа будет неспокойна до тех пор, пока я их не продам.

– Ну, хорошо. Можете положиться на меня. Вы получите деньги во вторник или в среду. До свидания. Очень рад, что все это так благополучно закончилось.

– И все-таки, Мод, – заметил ее муж, после того как они снова перетолковали все это приключение, – все несчастье в том, что мы все еще не знаем, куда поместить наши первоначальные пятьдесят фунтов. Я, пожалуй, склонен положить их в Государственный банк.

– Я тоже так думаю, – сказала Мод. – И к тому же это будет доказывать нашу любовь к родине.

Два дня спустя бедное старое фортепиано, с писклявыми дискантами и хриплыми басами, было навсегда изгнано из их дома. Место это оказалось занято чудным новым роялем орехового дерева с позолотой, за который было заплачено девяносто пять гиней. Мод по целым часам сидела за роялем и даже не играла, а просто перебирала клавиши, наслаждаясь этими чистыми звуками. Она называла его своим «Эльдорадо» и старалась объяснить знакомым дамам, какой умница ее муж, что сумел в один день заработать этот рояль. Но так как она сама не могла вполне уяснить себе, как это случилось, то и для других это оставалось туманным. Тем не менее в Уокинге распространилось мнение, что Франк Кросс был действительно замечательным человеком и что он совершил нечто необычайное и умное в деле австралийских золотых приисков.

Глава XIV
Снова грозовая туча

Небо ясно, светит солнце, но на далеком горизонте собираются тучи и, еще никем не замечаемые, медленно приближаются. Франк Кросс впервые заметил эти тучи тогда, когда сойдя однажды утром в столовую, нашел возле своего прибора конверт с хорошо знакомым почерком. Было время, когда сердце его радостно забилось бы при виде этого почерка, так он любил его. Как жадно он схватил бы тогда это письмо, а теперь… если бы он увидел извивающуюся змею на белой скатерти, он не ужаснулся бы более. Как невероятно меняется жизнь! Если бы год назад ему сказали, что ее письмо заставит его похолодеть от ужаса в предчувствии надвигающейся грозы, он только весело и пренебрежительно рассмеялся бы.

Франк разорвал конверт и бросил его в камин, но прежде чем успел взглянуть на письмо, на лестнице послышались знакомые легкие шаги, и вслед за тем, веселая и жизнерадостная, в комнату быстро вошла Мод. На ней был розовый пеньюар с кремовой отделкой на груди и рукавах. Освещенная ярким утренним солнцем, Мод казалась мужу самым милым и изящным существом на свете. При ее входе он быстро сунул письмо в карман.

– Извини меня за пеньюар, Франк.

– Ты мне в нем еще больше нравишься.

– Я боялась, что ты позавтракаешь без меня, и так торопилась, что не успела одеться. Ну вот – Джемима опять забыла разогреть тарелки! И кофе твой совсем остыл. Лучше бы ты не ждал меня.

– Предпочитаю холодный кофе, но в твоем обществе.

– Я всегда думала, что после женитьбы мужчины перестают говорить любезности. Очень рада, что это не так. Но что с тобой, Франк, ты как будто не совсем здоров?

– Нет, ничего, дорогая.

– Ну как же ничего, я ведь вижу.

– Мне просто немного не по себе.

– Ты, наверное, простудился. Прими порошок хинина.

– Что ты, Мод!

– Нет, пожалуйста. Я прошу тебя.

– Дорогая, ну право же, я совершенно здоров.

– Это такое прекрасное средство.

– Я знаю.

– Ты сегодня не получил писем?

– Да, одно.

– Что-нибудь важное?

– Я еще не прочел его.

– Читай скорее.

– Нет, я пробегу его в поезде. До свидания, дорогая, мне пора идти.

– Если бы только ты принял порошок. Мужчины всегда так горды и упрямы. Прощай, дорогой. Через восемь часов я буду снова жить.

Когда он уже сидел в вагоне, то развернул письмо и прочел его внимательно. Затем, нахмурив брови и крепко сжав губы, он перечел его еще раз. В письме было написано следующее:

«Дорогой Франк! Быть может, мне не следовало бы называть так тебя, теперь уже почтенного семьянина, но я делаю это в силу привычки, и к тому же мы так давно знакомы с тобою. Не знаю, подозревал ли ты, но было время, когда я могла легко заставить тебя жениться на мне, несмотря даже на то, что ты хорошо знал мое прошлое. Но, обсудив этот вопрос, я решила не делать этого. Ты сам по себе был всегда хорошим мальчиком, но твои взгляды были недостаточно смелы для жизнерадостной Виолетты. Я верю в веселое время, хотя бы оно было мгновенным. Но если когда-нибудь я захотела бы променять веселую, беззаботную жизнь на другую – тихую, спокойную, однообразную, то для этой жизни я выбрала бы тебя из тысячи других. Я надеюсь, что эти слова не заставят тебя возгордиться, ибо лучшею чертою твоего характера всегда была скромность.

И все-таки, мой дорогой Франк, я вовсе не отказываюсь от тебя совершенно, и ты, пожалуйста, не заблуждайся относительно этого. Только вчера я встретила Чарли Скотта, он рассказал мне о тебе и дал твой адрес. Ты не находишь, что это было очень любезно с его стороны? Хотя – кто знает, быть может, ты иногда вспоминаешь о своей старой подруге, и тебе было бы приятно увидеть ее еще раз.

Но ты ее увидишь, приятно это тебе будет или нет. Так что лучше примирись с этим. Помнишь, как ты забавлялся моими прихотями? Ну, так вот, теперь у меня новая прихоть, и, конечно, я сумею поставить на своем. Я хочу видеть тебя завтра, и если ты завтра днем не заедешь ко мне, то я сделаю тебе визит в Уокинге вечером. О боже, какой ужас! Но ты знаешь – я всегда держу свое слово, помни это! Итак, вот тебе мои распоряжения на завтра и, смотри, не забудь их. Завтра (четверг 14-е, не вздумай отговариваться тем, что перепутал день) ты уйдешь из конторы в половине четвертого. Я отлично знаю, что ты можешь уйти, когда вздумается. Ты поедешь в ресторан Мариани и найдешь меня у дверей. Мы пойдем в нашу прежнюю комнатку, я угощу тебя чаем, и мы вспомянем старину и потолкуем обо всем, обо всем… Итак, приходи! В противном случае… знай, что от Ватерлоской станции поезд отходит в 6.10 и приходит в Уокинг ровно в 7. С этим поездом я приеду и попаду к тебе как раз на обед. Это будет забавно!

До свидания, мой дорогой мальчик. Надеюсь, что жена не читает твоих писем, а то, пожалуй, она упадет в обморок. – Твоя всегда Виолетта Райт».

Даже самому строгому из женатых людей будет лестно, если за ним ухаживает хорошенькая женщина (и, пожалуйста, не верьте ему, если он вздумает отрицать это). Но если к этому ухаживанию примешиваются угрозы довольно опасного свойства, это вряд ли кому понравится. А угроза была не пустая. Прочитав письмо Виолетты, Франк рассердился. Он знал, что она гордилась тем, что умеет держать данное слово. Со своей обычной откровенностью она однажды смеясь заявила, что это единственная оставшаяся в ней добродетель. Если бы он не пошел к Марианн, она наверно приехала бы в Уокинг. Франк ужаснулся при мысли, что Мод может встретиться с этой женщиной. Нет, другого выхода не было. Приходилось идти к Марианн. Франк был уверен в себе и знал, что ничего худого из этого выйти не может. Любовь к жене была ему верной защитой от всякой опасности. Одна мысль, что он может изменить своей Мод, внушала ему отвращение. Но когда Франк освоился с мыслью о предстоящем свидании, досада его стала постепенно исчезать. К тому же ему льстило, что такая хорошенькая женщина не хочет отдавать его без боя. Он был бы рад встретиться с нею, как со старою знакомой. Когда Франк подъезжал к Ватерлоской станции, он с удивлением заметил, что сам с нетерпением ждет этого свидания.

Марианн был скромной небольшой ресторан, расположенный в одной из безлюдных и узких улиц вблизи Ковент-Гарден и славившийся своим lachryma chisti spumante. Без пяти минут четыре Франк уже был на месте свидания, но Виолетта еще не приезжала. Он остановился у дверей и стал дожидаться. Вскоре из-за угла показался извозчик и стал быстро приближаться. Франк узнал Виолетту, которая, в свою очередь узнав Франка, весело ему улыбнулась.

– Ничуть не изменился, все такой же, – проговорила она, подходя к Франку.

– И ты также.

– Очень рада, что ты так находишь. Только вряд ли это так. Ведь мне вчера тридцать четыре года исполнилось. Просто ужас! Благодарю, у меня есть мелочь. Получи, извозчик. Ну, ты еще не спрашивал про комнату?

– Нет.

– Но ведь ты войдешь?

– О да. Я буду очень рад побеседовать с тобою.

Их встретил гладко выбритый, круглолицый управляющий. Он сразу узнал парочку и отечески улыбнулся:

– Давно уже не видел вас, сударь.

– Да, я был занят все это время.

– Он женился, – сказала Виолетта.

– Неужели! – воскликнул управляющий. – Прикажете подать чаю?

– И горячих булок. Ты ведь по-прежнему любишь горячие булки?

– Как всегда.

– Номер десятый, – сказал управляющий. Официант повел их наверх.

Это была маленькая грязноватая комната, с круглым столом посередине, покрытым грязною скатертью. Два окна были скромно завешены, едва пропуская тусклый лондонский свет. По бокам камина стояли два кресла, противоположную сторону занимал старомодный волосяной диван. На камине стояли две розовые вазы, а над ними висел портрет Гарибальди.

Виолетта села и сняла перчатки. Франк стоял у окна и курил папиросу, по комнате бегал и суетился официант, расставляя чайную посуду. «Если я вам буду нужен, сударь, пожалуйста, позвоните», – сказал он, уходя, и плотно притворил за собою дверь.

– Ну, теперь мы можем потолковать, – сказал Франк, бросая папиросу в камин. – Этот официант действовал мне на нервы.

– Слушай, Франк, надеюсь, ты не сердишься на меня?

– За что?

– За то, что я собиралась приехать в Уокинг и за все?

– Ведь ты просто шутила.

– Вовсе нет.

– Но зачем тебе так хочется ехать в Уокинг.

– Нужно же мне было бы расквитаться с тобой, если бы ты вздумал бросить меня совершенно. Она проводит с тобой триста шестьдесят пять дней в году. Неужели ей жалко одного дня!

– Полно, Виолетта, не стоит спорить об этом. Видишь, я пришел. Садись к столу и давай пить чай.

– Но ты еще не взглянул на меня даже.

Она стояла перед ним, подняв вуаль. Это были лицо и фигура, на которые стоило взглянуть. Светло-карие глаза, темные каштановые волосы и нежный цвет лица с чуть-чуть заметным румянцем на щеках. Она напоминала собою древнегреческую богиню. В ее насмешливых глазах было много дерзкой смелости. При виде этих глаз трудно было оставаться равнодушным даже и более холодному человеку, нежели Франк. На ней было простое, темное, но очень изящное платье.

– Ну-с?

– Ей-богу, Виолетта, ты выглядишь прекрасно.

– Ну-с, что вы скажете?

– Ешь скорее, булки совсем простыли.

– Франк, что с тобою случилось?

– Решительно ничего.

– Ну?

…Она взяла его за обе руки. Он почувствовал хорошо знакомый сладкий запах, с которым было связано немало воспоминаний, и у него чуть-чуть закружилась голова.

– Франк, ведь ты еще не поцеловал меня.

Она повернула к нему свое улыбающееся личико, и на мгновение Франк потянулся к нему, но тотчас же овладел собой и обрадовался, заметив, что остается верным себе. Смеясь и все еще держа ее за руки, он усадил ее на прежнее место к столу.

– Будь хорошей девочкой, – сказал Франк. – Давай пить чай, а тем временем я прочту тебе маленькую лекцию.

– Ты – мне?

– Уверяю тебя, что нет лучшего проповедника, чем раскаявшийся грешник.

– Ты, значит, в самом деле раскаялся?

– Безусловно, так. Тебе два куска сахару, да? Ведь это, в сущности, твое дело. Без молока, и как можно крепче – удивляюсь, как при этой привычке у тебя так хорошо сохранился цвет лица. А сохранился он, надо сознаться, прекрасно. Ну что ты так сердито смотришь на меня?

Ее щеки покраснели, глаза смотрели на него почти со злобою.

– Ты в самом деле изменился, – сказала она, и в голосе ее слышались удивление и досада.

– Ну конечно. Ведь я женат.

– Чарли Скотт тоже женат.

– Не выдавай Чарли Скотта.

– Мне кажется, я выдаю самое себя. Итак, у тебя нет больше ни капли любви ко мне. А я думала, что ты будешь вечно любить меня.

– Будь же благоразумна, Виолетта.

– Благоразумна! Ненавижу это слово. Мужчины произносят его тогда, когда собираются сделать что-нибудь мерзкое.

– Что же ты хочешь от меня?

– Я хочу, чтобы ты был по-прежнему моим единственным Франком, – только моим. О, Франк, не оставляй меня! Ты ведь знаешь, что я всех променяю на тебя одного. И ты имеешь такое хорошее влияние на меня. Ты представить себе не можешь, как жестока я бываю со всеми другими. Спроси Чарли Скотта. Он скажет тебе. Я так измучилась с тех пор, как потеряла тебя из виду. Не будь же так жесток ко мне! Поцелуй меня!

Снова ее мягкая, теплая ручка коснулась его руки. Он вскочил и зашагал по комнате.

– Брось папиросу, Франк.

– Почему?

– Потому что ты как-то сказал мне, что когда ты куришь, ты лучше владеешь собой. А я вовсе не хочу этого. Я хочу, чтобы ты чувствовал себя так же, как и я.

– Пожалуйста, сядь и будь послушной девочкой.

– Прочь папиросу!

– Не глупи, Виолетта!

– Говорят тебе, брось ее сейчас же.

– Да оставь ее в покое.

Она мгновенно выхватила у него изо рта папиросу и бросила в камин.

– К чему это? У меня все равно их полный портсигар.

– Я выброшу их все.

– Ну ладно, я не буду курить. Дело вот в чем, дорогая Виолетта, ты не должна более говорить про это. Бывают вещи возможные, бывают и невозможные. Это – вещь безусловно и окончательно невозможная. Мы не можем вернуться к прошлому. С ним покончено навсегда.

– Тогда зачем же ты пришел сюда?

– Сказать тебе «прощай».

– Простое платоническое «прощай»?

– Конечно.

– В отдельном кабинете у Марианн?

– Почему же нет?

Она с горечью рассмеялась:

– Ты всегда был немножко сумасшедшим, Франк.

Он с серьезным видом облокотился на стол.

– Слушай, Виолетта. Вероятно, мы не увидимся больше.

– Мне кажется, это зависит не только от тебя, но и от меня.

– Я хочу сказать, что отныне мне не следовало бы более встречаться с тобой. Если бы ты была не совсем такой, какая ты есть, это было бы легче. Но такие женщины, как ты, не забываются. Это невозможно. Я не могу вернуться к прошлому.

– Очень сожалею, что так рассердила тебя.

В ее голосе звучала ирония, но он не обратил на это внимания.

– Мы были хорошими друзьями, Виолетта. К чему нам расставаться врагами?

– К чему нам вообще расставаться?

– Не будем говорить об этом. Смотри, пожалуйста, на вещи так, как они есть, и лучше помоги мне сделать то, что нужно, потому что ты знаешь, что мне нелегко. Если бы ты была доброй, славной девушкой, ты, как всякий другой товарищ, пожала бы мне руку и пожелала бы счастья. Ты ведь знаешь, что я поступил бы именно так, если бы ты выходила замуж.