Текст книги "Сэр Найджел. Белый отряд"

Толпа пиратов отхлынула от катапульты, оставив двоих, чтобы сделать выстрел. Один, в красной шапке, наклонился, устанавливая зазубренный камень на длинном конце деревянного рычага, похожего на ложку. Другой держал веревочную петлю, которая должна была освободить захватывающее приспособление и послать вперед неуклюжий метательный снаряд. Так они стояли одно мгновение, и их фигуры выделялись резко и четко на фоне белого паруса. Затем человек в красной шапке упал поперек камня, между ребрами у него торчала стрела; а второй, раненный в ногу и в шею, корчился и бился на палубе. Когда он падал назад, он освободил пружину, и огромное бревно, описав круг, с чудовищной силой швырнуло его товарища в воду так близко к английскому кораблю, что его изуродованное и растерзанное тело едва не зацепилось за корму. Что касается камня, то он взвился вертикально и упал между кораблем и галеасом. При виде этого лучники и матросы заорали приветствия и расхохотались, а преследователи яростно завыли.

– Ложитесь, mes enfants, – приказал Эйлвард, взмахнув левой рукой. – Мы их научим уму-разуму. Вон они тащат щиты и мантелеты. Теперь нам в голову полетят камешки – долго ждать не придется.

Глава XVI
Как желтый корабль сражался с двумя пиратскими галеасами

Все три судна стремительно шли на запад, английское держалось еще впереди, но галеасы постепенно нагоняли его. Слева четко тянулась черта горизонта без единого паруса. Остров уже лежал далеко позади, похожий скорее на облако; прямо перед ними находился Сент-Олбенс-Хед, а в туманной дали – едва видный Портленд. Аллейн стоял возле румпеля; свежий ветер перехватывал дыхание, резкий зимний воздух пощипывал щеки и трепал его белокурые кудри, падавшие из-под шлема. Лицо его разрумянилось, глаза блестели, ибо кровь сотен его предков – воинственных саксов – начинала бежать быстрее в жилах.

– А что это? – удивился он, когда чей-то шипящий голос как будто зашептал ему прямо в уши.

Рулевой улыбнулся и указал ногой на стрелу, которая впилась в борт, – пущенную из самострела, тяжелую, короткую стрелу. В тот же миг рулевой, пошатнувшись, упал на колени, потом рухнул на палубу и безжизненно застыл, а в его спине торчало окровавленное перо другой стрелы. Когда Аллейн наклонился, чтобы поднять его, воздух вокруг уже был полон пронзительным свистом стрел, и юноша слышал, как они сыпались на палубу, точно яблоки, когда яблоню трясут.

– Поднимите еще два щита на корме, – спокойно приказал сэр Найджел.

– И другого человека к румпелю! – крикнул шкипер.

– Действуйте, Эйлвард, с вашими десятью лучниками, – продолжал рыцарь. – А десять лучников сэра Оливера пусть займутся генуэзцем. Я пока не намерен открывать, какими силами мы можем угрожать им.

Десять лучников выстроились в ряд под началом Эйлварда, а молодым оруженосцам, еще понятия не имевшим о войне, было очень полезно посмотреть, какой порядок и хладнокровие царят среди этих старых солдат, как быстро отдаются приказы и как единодушно – все десять как один человек – их выполняют. Товарищи, скрытые фальшбортами, отпускали по их адресу соленые шутки, критиковали, давали советы:

– Выше, Уот, выше!

– Хорошенько навались, Уилл!

– Не забудь про ветер, Хэл!

Так бормотал этот хор, а над ним пели тетивы, посвистывали стрелы и раздавались короткие приказы старшего лучника:

– Поднять луки! Прицел! Стрелять всем вместе!

Теперь с вражеских судов действовали уже обе баллисты, но они были так замаскированы и прикрыты, что, помимо того мгновения, когда они стреляли, их никак нельзя было обнаружить. Над головами лучников пролетела огромная коричневая глыба, пущенная с генуэзца, и погрузилась в волну. Другая, с нормандца, впилась в шкафут, проломила в трюме спину одной из лошадей и пробила себе дорогу сквозь борт корабля. Две другие, летевшие одновременно, прорвали большую дыру в святом Христофоре, изображенном на парусе, и снесли с полубака троих людей сэра Оливера. Старший шкипер с расстроенным видом посмотрел на рыцаря.

– Они сохраняют то же расстояние, – сказал он. – Наши лучники стреляют превосходно, поэтому те не пойдут на сближение. Но как нам защититься от камней?

– Мне кажется, я могу обмануть их, – бодро ответил рыцарь и отдал лучникам какой-то приказ.

В то же мгновение пятеро из них подняли руки кверху и бросились ничком на палубу. Одного уже сразила стрела, поэтому на ногах остались только четверо.

– Это придаст им смелости, – сказал сэр Найджел, разглядывая галеасы, которые ползли с обеих сторон, подвигаясь с каждым неторопливым и размеренным взмахом длинных весел; вода бурлила и пенилась под их острыми носами.

– Они все-таки держатся на расстоянии! – воскликнул Хаутейн.

– Тогда пусть лягут еще двое, – приказал командир. – Этого хватит, ma foi. Они идут на нашу приманку, как птенцы в силок птицелова. К оружию, солдаты! Знамя вперед, и вокруг него – оруженосцы! Эй, на шкафуте, возле якорей, будьте готовы к броску! Трубите в трубы, и пусть благословение Божье поможет честным людям победить.

Не успел он договорить, как с обоих галеасов донесся рев голосов и дробь барабанов, а вода поднялась фонтанами от ударов сотни весел. Пираты налетели справа и слева, борта и ванты были черны от людей, оружие поблескивало. Тяжелыми гроздьями нависли нападающие над полубаком: белые лица, смуглые лица, желтые, черные, светловолосые северяне, загорелые италийцы, жестокие разбойники-левантинцы и пылкие мавры из варварских стран – люди всех оттенков и со всех концов земли, объединенные только общей печатью зверской свирепости.

Притершись с обеих сторон и положив весла вдоль бортов, чтобы они не переломились, пираты с ужасающим воем и криками хлынули, как поток, на беззащитное торговое судно.

Но еще яростнее и пронзительнее завопили они, когда из безмолвной тени фальшбортов вдруг поднялись длинные шеренги английских лучников и стрелы, свистя, смертельной тучей врезались в не ожидавшую этого толпу на палубах пиратских судов. С более высоких частей корабля лучники стреляли прямо вниз, в ряды врагов, стоявших так близко, что стрела могла пробить кольчугу или щит из твердого дерева, будь он хоть толщиной в дюйм. На миг Аллейн увидел, что корму галеаса покрыли бегущие, машущие руками люди с перепуганными лицами, а в следующее мгновение это было уже кровавое месиво, трупы лежали грудами, живые прятались за убитых, ища защиты от внезапно обрушившегося на них вихря смерти. Матросы, которых выбрал для этой задачи сэр Найджел, закинули якоря за борта галеасов, и, таким образом, все три судна, сцепленные между собой железной силой, грузно двигались вперед по морским валам.

И теперь вспыхнул отчаянный и смертельный бой, один из тысячи подобных же боев, которые не описаны ни одним историком и не воспеты ни одним поэтом. В течение ряда веков во всех этих южных водах безымянные люди сражались в безымянных местах, и их единственным памятником становилась безопасность побережий и неразграбленные селения.

Лучникам постепенно удалось очистить палубы галеасов, но с обоих пиратских судов разбойники ринулись на шкафут английского судна, где матросы и часть лучников терпели неудачу и смешались со своими врагами настолько, что товарищи уже не могли стрелять, чтобы защитить их. Воцарился дикий хаос, в котором топоры и мечи поднимались и опускались, а англичане, нормандцы и итальянцы скользили и спотыкались, сражаясь на палубе, заваленной трупами и ослизлой от крови. Удары, вопли раненых, короткие решительные возгласы британцев и яростное гиканье разбойников сливались в оглушительный шум, а бурное дыхание людей поднималось в зимний воздух, словно смрад раскаленной печи. Великан Черная Голова, высившийся над своими сотоварищами и одетый с головы до ног в непроницаемые латы, повел свою команду, размахивая огромной дубиной, которой он повергал на палубу любого приближавшегося к нему человека. На другой стороне генуэзец Борода Лопатой, по росту гном, но широкоплечий и необычайно длиннорукий, почти пробился к мачте. Находившиеся между этими двумя грозными противниками моряки оказались постепенно настолько прижатыми друг к другу, что уже стояли спина к спине у основания мачты, а разбойники с обеих сторон нападали на них.

Но тут подоспела помощь. Сэр Оливер Баттесторн со своими ратниками спустился с полубака, а сэр Найджел и три его оруженосца, Черный Саймон, Эйлвард, Джон из Хордла и еще десятка два воинов поспешили на выручку с кормы и ринулись в самую гущу боя. Аллейн, выполняя свою обязанность, не спускал глаз со своего рыцаря и продвигался вперед, следуя за ним по пятам. Много слышал он рассказов об искусстве и ловкости, с какими сэр Найджел владеет всеми видами рыцарского оружия, но все это было ничто в сравнении с быстротой и хладнокровием, какими на самом деле обладал этот человек. Казалось, в нем сидит сам дьявол: то он был здесь, то там, то колол, то рубил, подставлял щит под удары, отбивал их клинком, нагибался, уклоняясь от топора, перепрыгивал через конец меча, и все с такой сумасбродной стремительностью, что противник, вознамерившийся нанести ему удар, не успевал этого сделать, ибо рыцарь уже оказывался в шести шагах от него. Три пирата пали от его руки, и он ранил Бороду Лопатой в шею, когда великан-нормандец Черная Голова прыгнул на него сбоку, желая сокрушить его своей смертоносной дубиной; сэр Найджел нагнулся, чтобы избежать удара, и в ту же секунду увернулся от выпада генуэзца, но его нога поскользнулась в луже крови, и он тяжело упал наземь. Аллейн бросился навстречу нормандцу, однако тот выбил у него дубиной меч из рук, и от второго удара мощного оружия юноша тоже упал. Не успел, однако, вожак пиратов нанести третий удар, как Джон из Хордла железной рукой стиснул его кисть, и разбойник вдруг почувствовал себя во власти человека более сильного, чем он сам. Яростно пытался великан вырвать руку с дубиной, но Большой Джон медленно стал заводить эту руку ему за спину, пока с резким треском, точно сломавшаяся палка, эта рука вяло не повисла и дубина не вывалилась из обессилевших пальцев. Напрасно старался он поднять дубину другой рукой. Противник все ниже и ниже гнул его назад, и наконец с ревом бешенства и боли нормандец растянулся во весь рост вдоль борта, а вспышка ножа у самого забрала предупредила его, что расправа будет быстрой, если он хоть пошевельнется.

Потеряв своего вожака, напуганные и ошеломленные нормандцы отступили и через фальшборты бежали к себе на галеас, спрыгивая сразу десятками на его палубу. Но якорь все еще удерживал судно своими когтями, и сэр Оливер с пятьюдесятью людьми преследовал их. Снова очистилось место, и лучники могли опять взяться за свои луки, а с рея английского корабля полетели огромные камни и с грохотом и треском начали падать посреди убегающих разбойников. То там, то здесь они с яростными криками и проклятиями ныряли под парус, приседали, забивались в угол, словно кролики, когда на них охотятся хорьки, – так же беспомощно и без надежды на спасение. Это были суровые дни, и если честный солдат, слишком бедный для уплаты выкупа, не мог надеяться, что его пощадят на поле боя, то какой жалости могли ожидать пираты, эти враги человеческого рода, застигнутые на месте преступления, когда доказательства их злодеяний еще покачивались на нок-реях!

Однако по другому борту сражение приняло новый и странный оборот. Борода Лопатой и его люди медленно отступали – их сильно теснили сэр Найджел, Эйлвард, Черный Саймон и охрана, стоявшая на корме. Шаг за шагом отходил итальянец, из каждой щели в его доспехах текла кровь, его щит был расколот, гребень шлема срезан, он уже не мог говорить, а только хрипел и задыхался. И все же он противился врагу с неукротимой отвагой, бросался вперед, отскакивал, его нога ступала уверенно, и рука была тверда, он действовал с такой решительностью, словно готов был сразить троих сразу. Оттесненный обратно на палубу собственного судна и преследуемый десятком англичан, он оторвался от них, быстро пробежал палубу, опять перескочил на английский корабль, обрубил веревку, державшую якорь, и через мгновение был снова среди своих лучников. В то же время генуэзские матросы ударили веслами в борт английского судна, и между обоими судами появилась быстро расширявшаяся полоса воды.

– Клянусь святым Георгием, – воскликнул Форд, – мы отрезаны от сэра Найджела!

– Он пропал, – задыхаясь, промолвил Терлейк. – Скорее за ним!

И оба юноши прыгнули изо всех сил, стараясь попасть на уходящий галеас. Форд коснулся ногами края фальшборта, схватился за какой-то канат и подтянулся на палубу. Но Терлейк упал неудачно, прямо среди весел, и они отбросили его в море. Аллейн, пошатываясь, уже намеревался последовать примеру своих товарищей, но Джон из Хордла вцепился ему в пояс и оттащил от борта.

– Да ты на ногах не стоишь, парень, куда тебе прыгать! – сказал Джон. – Посмотри, у тебя кровь капает из-под шлема.

– Мое место рядом с флагом! – крикнул Аллейн, тщетно стараясь вырваться из его рук.

– Подожди здесь, друг. Ты бы только на крыльях перелетел сейчас к сэру Найджелу.

И действительно, суда уже настолько отошли друг от друга, что генуэзец мог дать веслам полный размах, и пираты быстро удалялись от английского корабля.

– Господи Боже мой, превосходный бой! – воскликнул Большой Джон, всплеснув руками. – Они очистили корму и попрыгали на шкафут. Отличный удар, милорд, отличный удар, Эйлвард. Поглядите-ка на Черного Саймона, как он неистовствует среди матросов! Но Борода Лопатой – смелый воин. Он собирает своих людей на полубаке. Вот он убил лучника! Ого! Милорд напал на него. Смотри, Аллейн! Какая там свалка и как блестят мечи.

– Боже! Сэр Найджел упал! – воскликнул оруженосец.

– Опять вскочил! – проревел Джон. – Это только ложный выпад! Он тащит Бороду обратно. Оттаскивает в сторону. Ах, Матерь Божья, он проколол его мечом! Они просят пощады. Падает алый крест, Саймон поднимает знамя с алыми розами.

Смерть вожака действительно сломила сопротивление генуэзцев. Среди грома радостных кликов, раздавшихся и на желтом корабле, и на галеасах, раздвоенное знамя взвилось на полубаке, и, когда рабы-гребцы узнали волю своих новых хозяев, судно повернуло и медленно пошло обратно.

Оба рыцаря снова поднялись на свой корабль, и, после того как абордажные крюки были сброшены, все три судна выстроились в ряд. Среди вихря и грохота боя Аллейн слышал голос Гудвина Хаутейна, старшего шкипера, то и дело повторявшего: «Тяни носовой швартов, трави шкоты!» – и его поражало, с какой ловкостью и быстротой окровавленные матросы прерывали схватку, бросались к снастям и возвращались обратно. Теперь нос корабля был повернут в сторону Франции, шкипер расхаживал по палубе, и это был опять мирный моряк.

– У корабля досадные повреждения, сэр Найджел, – сказал он. – Пробоина – два элла в поперечнике, парус разорван посередине, и сквозь лохмотья просвечивает мачта, как лысина монаха. Я, по правде, не знаю, что сказать моему хозяину Уизертону, когда снова увижу Итчен.

– Клянусь апостолом! Было бы очень дурно, если бы мы подвели вас из-за сегодняшнего дела, – отозвался сэр Найджел. – Вы приведете в Итчен эти галеасы, и пусть Уизертон продаст их, из полученных денег возместит свой убыток, остальные же пусть сохранит до нашего возвращения домой, когда каждый получит свою долю. Я дал обет Пресвятой Деве поставить ей статую из серебра в пятнадцать дюймов высотой в монастырской часовне за то, что ей угодно было послать мне встречу с этим Бородой Лопатой… Ибо он, насколько я могу судить, был очень отважным и мужественным человеком. А что с тобой, Эдриксон?

– Да ничего, достойный лорд, – ответил Аллейн.

Он снял свой шлем, который треснул от дубины нормандца. Но тут он почувствовал, что голова у него закружилась, он упал на палубу, изо рта и из носа хлынула кровь.

– Он может умереть, – сказал рыцарь, наклоняясь над юношей и проводя рукой по его волосам. – Я уже потерял сегодня очень храброго и верного оруженосца. И боюсь, что потеряю второго. Сколько человек нынче пало?

– Я подсчитал опознавательные значки, – отозвался Эйлвард, который вернулся на корабль вместе с сэром Найджелом. – Семеро винчестерцев, одиннадцать матросов, ваш оруженосец Терлейк и девять лучников.

– А у тех?

– Все убиты, кроме рыцаря-нормандца, он стоит позади вас. Что прикажете с ним сделать?

– Он должен висеть на собственном нок-рее. Я в этом поклялся, и это должно быть исполнено.

Пиратский вожак стоял у борта, его руки были скручены веревкой, и два дюжих лучника стерегли его. Услышав сказанное сэром Найджелом, он резко вздрогнул, и его смуглое лицо покрылось смертельной бледностью.

– Как, сэр рыцарь? – воскликнул он на ломаном английском языке. – Que dites-vous…[99]99
  Что вы говорите… (фр.)


[Закрыть] Повесить, la mort du chien?[100]100
  Собачья смерть (фр.).


[Закрыть] Повесить!

– Я дал обет, – решительно ответил сэр Найджел. – Насколько мне стало известно, вы, не задумываясь, вешали других?

– Да, мужиков, всякий сброд! – закричал тот. – Такая смерть как раз для них. Но для синьора д’Анделис, в чьих жилах течет кровь королей!..

Сэр Найджел круто отвернулся, два матроса набросили на шею пирата петлю. Но едва петля прикоснулась к нему, как он разорвал на себе веревки, одного из лучников швырнул наземь, другого обхватил за пояс и вместе с ним прыгнул в море.

– Клянусь эфесом, ему крышка! – воскликнул Эйлвард, бросаясь к борту. – Они оба камнем пошли ко дну.

– Очень этому рад, – ответил сэр Найджел, – ибо хотя отпустить его я не мог, раз дал обет, но он вел себя как очень порядочный и добродушный джентльмен.

Глава XVII
Как желтый корабль прошел через риф Жиронды

В течение двух дней желтое судно, подгоняемое северо-восточным ветром, быстро бежало вперед, и на рассвете третьего дня туманные очертания гор острова Уэссан появились на сияющем горизонте. В середине дня внезапно полил дождь, бриз упал, но к ночи воздух снова посвежел, и Гудвин Хаутейн изменил направление судна и повернул на юг. Утром они прошли Бель-Иль и попали в гущу грузовых судов, возвращавшихся из Гиени. Сэр Найджел Лоринг и сэр Оливер Баттесторн тут же вывесили на борту свои гербы и развернули знамена, как было в обычае, ожидая с живейшим интересом ответных знаков, которые сообщили бы имена рыцарей, вынужденных из-за болезни или ран покинуть принца при столь критических обстоятельствах.

В тот же вечер на западе залегла большая серовато-коричневая туча, и Гудвина Хаутейна охватила глубокая тревога, ибо треть его команды была перебита, половина оставшихся в живых находилась на галеасах, а на поврежденном корабле трудно было выдержать такой шторм, какие налетают порой в этих краях. Всю ночь ветер дул резко и порывисто, накреняя судно так сильно, что в конце концов вода с подветренной стороны потекла ручейками через фальшборты. Так как ветер все свежел, то утром рей спустили до половины мачты. Аллейн все еще чувствовал себя совсем больным и слабым, голова у него еще ныла от полученного удара, но он выполз на палубу. Хотя ее заливали волны и она то и дело кренилась, здесь было все же лучше, чем в похожем на темницу трюме, где стоял непрерывный шум и бегали крысы. А на палубе, вцепившись в крепкие фалы, он изумленно смотрел на длинные ряды черных волн, с вздымающейся над каждой волной грядою пены: они без конца катились и катились с неистощимого запада. Огромная хмурая туча в мертвенно-белых пятнах затянула над морем весь западный горизонт, а впереди как бы извивались два длинных рваных флага.

Далеко позади с трудом ползли два галеаса, то опускаясь между валами так глубоко, что их реи оказывались на одном уровне с гребнем, то взлетая вновь судорожными рывками, так что каждый канат и каждая перекладина отчетливо выделялись на фоне туч. Слева низменность уходила в густой туман, местами в нем проступали более темные контуры холмов на мысах. Франция! Глаза Аллейна заблестели, когда он увидел эти берега. Франция! Самое слово это звучало для английского юноши как зов сигнальной трубы. Страна, где проливали кровь отцы, родина рыцарства и рыцарских подвигов, страна отважных кавалеров, любезных женщин, царственных зданий, страна мудрецов, щеголей и святых! Там она простиралась, такая безмолвная и серая, отчизна деяний благородных и деяний постыдных, театр, на сцене которого может прославиться новое имя или быть опозорено старое. Юноша поднес к губам смятый шарф, хранившийся у него на груди, и прошептал обет, что если доблесть и добрая воля могут поднять его до его дамы, то лишь смерть помешает ему в этом. Он был мыслями все еще в лесах Минстеда и в старой оружейной замка Туайнем, когда хриплый голос старшего шкипера снова вернул его мысли к Бискайскому заливу.

– Честное слово, сэр, – сказал он, – у вас лицо вытянулось, как у черта на крестинах, и неудивительно: я ведь начал плавать, когда был ростом вот такой, и все же не видел более верных признаков плохой ночи.

– Да нет, я думал о другом, – отозвался оруженосец.

– И так вот каждый! – воскликнул шкипер обиженно. – Пусть, мол, об этом заботятся моряки! Это – дело шкипера! Поручите все Хаутейну! Никогда на меня не сваливалось столько забот, с тех пор как я в первый раз привел судно с парламентерами к западным воротам Саутгемптона.

– А что же случилось? – спросил Аллейн, ибо слова шкипера были так же полны тревоги, как и погода.

– Что случилось? Да ведь у меня здесь осталась только половина моих матросов, к тому же пробоина в судне от этого чертова камня, – в нее пролезет купчиха из Нортгема. Пока мы идем одним галсом, еще ничего, а как быть, когда галс придется переменить? Да нас зальет соленой водой, и мы будем в ней как селедки в рассоле.

– А что говорит на этот счет сэр Найджел?

– Он там внизу, разбирает герб дяди его матери. «Не лезьте ко мне с такими пустяками!» – вот все, что я от него добился. А потом сэр Оливер. «Поджарьте, – говорит, – эти селедки в масле и сделайте гасконскую подливку», – да еще выругал меня за то, что я не повар. «Ну и ну, – подумал я, – капитан плох, матрос хорош», – и пошел к лучникам. Увы и ах! Там дело оказалось еще хуже.

– Что ж, они вам не помогли?

– Нет, они сидели друг против друга за столом, тот, кого зовут Эйлвард, и этот рыжий великан, который сломал нормандцу руку, и чернявый такой, из Нориджа, и десятка два других; они бросали кости на рукавицу одного лучника за неимением ящика. «Судно едва ли долго продержится, господа», – заявил я. «Ну, уж это твоя забота, старая свиная башка!» – кричит чернявый нахал. «Le diable t’emporte!»[101]101
  Чтоб тебя черт побрал! (фр.)


[Закрыть] – говорит Эйлвард. «Пятерка и четверка – у меня больше!» – заорал рыжий великан, а голос у него – точно хлопает парус. Послушайте сами, сэр, и скажите, разве я не прав?

Покрывая вой шторма и скрип судна, с полубака донесся взрыв ругани и басовитый хохот игроков.

– Могу я помочь? – спросил Аллейн. – Скажите, что надо сделать, и все, на что годятся мои руки, будет сделано.

– Нет-нет, я вижу, голова у вас еще трясется, и думаю, вам плохо пришлось бы, кабы вас не защитил шлем. Все, что можно было предпринять, уже сделано, мы заделали пробоину парусиной и перевязали веревками снаружи и изнутри. Но когда мы будем менять курс, наша жизнь будет зависеть от того, не откроется ли снова течь. Глядите, как там сквозь туман надвигается полоса берега! Мы должны повернуть на расстоянии тройного полета стрелы отсюда, не то мы можем напороться днищем на камень. Ну, слава святому Христофору! Вот и сэр Найджел, с ним я могу посоветоваться.

– Прошу тебя простить меня, – сказал рыцарь, пробираясь вдоль фальшборта. – Я бы, конечно, не преминул быть любезным с достойным человеком, но я был углублен в обдумывание довольно важного дела, в отношении которого мне хотелось бы услышать и твое мнение, Аллейн. Речь идет о разделении или хотя бы об изменениях в гербе моего дяди сэра Джона Лейтона из Шропшира, взявшего в жены вдову сэра Генри Оглендера из Нанвелла. Случай этот горячо обсуждался среди придворных. А как у вас обстоят дела, шкипер?

– Весьма неважно, достойный лорд. Корабль должен сейчас повернуть на другой галс, а я не знаю, как сделать, чтобы вода не проникала в него.

– Подите и позовите сэра Оливера! – сказал сэр Найджел; но толстый рыцарь уже шел по скользкой палубе, широко расставляя ноги.

– Клянусь душою, господин шкипер, тут лопнет всякое терпение! – гневно завопил он. – Если это ваше судно должно прыгать, точно клоун на ярмарке, то прошу вас переправить меня на один из галеасов. Только что я сел, желая выпить флягу мальвазии и съесть соленой свинины, как привык в этот час, и вдруг толчок – и вино обливает мне ноги, фляга падает на мои колени, я наклоняюсь, чтобы подхватить ее, и опять проклятый толчок, и свинина чуть не прилипает к моему затылку. Тут два моих пажа, перебегая от борта к борту, погнались за ней, словно два охотничьих пса за зайчонком. Никогда живая свинья не скакала с такой легкостью… Но вы посылали за мной, сэр Найджел?

– Я хотел посоветоваться с вами, сэр Оливер, ибо шкипер Хаутейн опасается, что, когда мы будем поворачивать, эта пробоина в борту может нам грозить опасностью.

– Ну так не поворачивайте, – отозвался сэр Оливер. – А теперь мне надо вернуться и посмотреть, как мои мальчишки справились со свининой.

– Да нет, – воскликнул шкипер, – не так это просто! Если мы не повернем, то через час наскочим на камни.

– Тогда поворачивайте, – сказал сэр Оливер. – Вот мой совет; а теперь, сэр Найджел, я, кажется, умру с…

В эту минуту два матроса, стоявшие на полубаке, испуганно завопили, тыча в воздух указательными пальцами:

– Скалы прямо перед нами!

Из брюха огромной черной волны, меньше чем в ста шагах от них, высовывалась зубчатая коричневая глыба, она плевалась пеной, словно присевшее чудовище, а воздух был полон угрожающим громом и ревом бившихся об нее валов.

– Живо! Живо! – крикнул Хаутейн, наваливаясь на длинный шест, служивший румпелем. – Руби фал! Поворачивай круче к ветру.

Над головою у них скользнуло толстое рангоутное дерево, судно содрогнулось и закачалось на расстоянии пяти копий от бурунов.

– Оно не может отойти! – снова крикнул Хаутейн, переводя взгляд с парусов на шипящую кайму пены. – Да помогут нам святой Юлиан и трижды святой Христофор!

– Если опасность столь велика, сэр Оливер, – сказал сэр Найджел, – то было бы уместно и вполне по-рыцарски поднять наши стяги. Прошу тебя, Эдриксон, прикажи носителю моего флага, чтобы он вынес мое знамя.

– И пусть трубят сигнал! – воскликнул сэр Оливер. – In manus tuas, Domine![102]102
  В твои руки, Господи! (лат.)


[Закрыть] Мой покровитель – Иаков из Компостелы, и я даю обет совершить паломничество к его раке и в его честь обещаю каждый год в день его памяти съедать карпа. Но, боже мой, как ревут волны! Наши дела теперь лучше, господин шкипер?

– Нас сносит, сносит, – ответил возгласом шкипер. – О Пресвятая Матерь Божья, спаси!

В это время корабль заскрежетал о край рифа, и от шкафута до кормы, скручиваясь, отскочила деревянная планка, сорванная острым выступом скалы. В то же мгновение судно легло на другой борт, парус наполнился ветром, и под радостные возгласы матросов и лучников корабль устремился в открытое море.

– Хвала Пресвятой Деве! – воскликнул шкипер, вытирая потный лоб. – За это уж будет колокольный звон, и свечу поставлю, когда опять увижу саутгемптонские воды. Веселее, ребятушки! Проворнее натягивайте булинь!

– Клянусь спасением души, я бы предпочел сухую смерть, – сказал сэр Оливер. – Хотя, черт побери, я съел столько рыбы, что, по справедливости, рыбы должны были бы съесть меня. А теперь мне пора вернуться в каюту, ибо там ждут меня чрезвычайно важные дела.

– Нет, сэр Оливер, лучше останьтесь с нами, и пусть будет на виду ваш стяг, – возразил сэр Найджел, – если я не ошибаюсь, одну опасность только сменила другая.

– Уважаемый шкипер Хаутейн, – крикнул боцман, подбегая сзади, – вода быстро наполняет судно! Волны выбили парус, которым мы пытались заделать пробоину…

Шкипер не успел договорить, а матросы уже высыпали на корму и на полубак, убегая от потока воды, ворвавшегося в широкую пробоину. Заглушая вой ветра и плеск воды, донеслось напоминавшее человеческие крики пронзительное ржание лошадей, увидевших, что вода поднимается вокруг них.

– Задержите воду снаружи! – приказал Хаутейн, хватая за край мокрый парус, которым была закрыта пробоина. – Живо, ребятушки, или нам конец!

Они быстро привязали веревки к углам паруса, затем, бросившись вперед, к носу, завели их под киль и прижали парус к пробоине, так что он вплотную прикрыл ее. Это препятствие задержало бурный напор воды, но все равно она обильно просачивалась со всех сторон. Возле бортов вода доходила лошадям выше брюха, а посередине едва можно было достать дно семифутовым копьем. Судно теперь сидело очень низко, и волны свободно перекатывались через фальшборт с наветренной стороны.

– Боюсь, что мы едва ли сможем идти этим галсом, – заявил шкипер, – а другой бросит нас на скалы.

– А может быть, нам убрать паруса и подождать, пока улучшится погода? – предложил сэр Найджел.

– Нет, нас все равно будет сносить на скалы. Тридцать лет я плаваю, но ни разу не попадал в такую переделку. И все же наша судьба в руках святых угодников.

– А из них, – воскликнул сэр Оливер, – я взираю с особой надеждой на святого Иакова Компостельского, который был уже сегодня к нам благосклонен и кому я обещаю в день его памяти съедать не одного, а двух карпов, если он вторично вызволит нас.

Разбитый корабль уходил в открытое море, и берег уже казался стертой чертой. Два смутных силуэта вдали – это были галеасы; их качали и швыряли высокие валы Атлантики. Хаутейн внимательно посмотрел в их сторону.

– Будь они поближе, мы могли бы спастись на них, даже если бы корабль затонул. Я сделал все, что только может сделать хороший шкипер, и вы это подтвердите моему хозяину в Саутгемптоне, достойному Уизертону. Хорошо, если бы вы сняли плащ и ножные латы, сэр Найджел, а то, клянусь черным крестом, как бы нам не пришлось пуститься вплавь.

– Нет, – ответил маленький рыцарь, – едва ли приличествует рыцарю снимать свои доспехи из-за порыва ветра или какой-то лужи. Я предпочел бы, чтобы мой отряд собрался здесь, на корме, вокруг меня, и мы вместе примем то, что Господу будет угодно послать нам. Но однако, хотя зрение у меня отнюдь не самое лучшее, я уже не в первый раз вижу вон тот мыс слева.

Шкипер из-под ладони внимательно стал вглядываться в даль сквозь брызги и туман. Вдруг он воздел руки и радостно воскликнул:

– Это же коса Ла-Трамблад! Я не думал, что мы уже дошли до Олерона. Перед нами Жиронда, а когда мы минуем рифы и окажемся под защитой Тур-де-Кордуана, мы можем быть спокойны. Поворачивайте еще раз, ребята.