Текст книги "Затерянный мир / The Lost World"

Глава 5
Это еще вопрос!

Макардл, как обычно, был на своем посту. – Ну, – воскликнул он с надеждой, – не говорите мне, что он напал на вас.

– Мы сначала немного повздорили.

– Что за человек! Что вы сделали?

– Потом он образумился, и мы поболтали. Но я ничего не добился от него… ничего для публикации.

– Вы добились от него синяка, и это как раз для публикации. Мистер Мелоун, мы должны поставить этого человека на место. Только дайте мне материал. Я разоблачу его как мошенника.

– Я бы этого не делал, сэр.

– Почему нет?

– Потому что он вовсе не мошенник.

– Вы же не хотите сказать, что действительно верите этой ерунде о мамонтах и мастодонтах?

– Я действительно полагаю, что у него есть нечто новое.

Я в нескольких предложениях передал ему рассказ профессора.

– Ну, мистер Мелоун, – сказал он наконец, – насчет научного собрания сегодня вечером. Вы в любом случае окажетесь там, поэтому вы просто предоставите нам полный отчет.

В тот день я встретил Тарпа Генри. Он выслушал мою историю со скептической улыбкой на лице и разразился смехом, когда услышал, что профессор меня убедил.

– Мой дорогой друг, подобных вещей в действительности не случается. Люди не натыкаются на величайшие открытия, а затем теряют все доказательства. Оставим это романистам. Человек полон уловок.

– Вы пойдете со мной на собрание? – внезапно спросил его я.

Тарп Генри задумчиво посмотрел.

– Он не популярный человек, – сказал он. – Должен сказать, что он претендует на место самого ненавистного человека в Лондоне. Если там окажутся студенты-медики, то разразится нескончаемый скандал.

– Вы могли бы, по крайней мере, отдать ему должное: выслушайте, как он сам формулирует свои воззрения.

– Что ж, это справедливо. Ладно. Я в вашем распоряжении на этот вечер.

Когда мы добрались до аудитории, мы увидели больше людей, чем я ожидал. Публика состояла как просто из зрителей, так и из ученых. Мы заняли места. Оглянувшись назад, я увидел ряды знакомых лиц студентов-медиков. Очевидно, каждая большая больница прислала своих представителей. Поведение публики было добродушным, но озорным.

Самый горячий прием был оказан, между тем, моему новому знакомому, профессору Челленджеру, когда тот пошел занять свое место. Раздался такой вопль, что я начал подозревать, что Тарп Генри был прав, утверждая, что публика явилась не ради лекции, но потому что в слушаниях примет участие известный профессор.

Челленджер улыбнулся устало и снисходительно, подобно тому, как доброжелательный человек встречает тявканье щенков. Он медленно опустился на стул, расправил плечи, провел рукой по бороде и, прищурившись, посмотрел на переполненный зал.

Вышел лектор, мистер Уолдрон, и заседание началось. Это был строгий, изможденного вида человек, с резким голосом и агрессивными манерами. Однако он знал, как донести до слушателей свои идеи, которые был понятны и даже интересны широкой публике. Он рассказал нам о земном шаре, огромной массе пылающего газа. Потом он описал отвердевание, охлаждение, этапы формирования гор. По вопросу происхождения жизни он высказывался туманно. Возникла ли она сама по себе в результате охлаждения неорганических элементов земного шара? Весьма вероятно. Прибыли ли ее микробы на метеорите из космоса? Даже мудрейший человек не был бы категоричен касательно этого вопроса.

Потом лектор перешел к животной жизни, начиная с моллюсков и морских существ, далее поднимаясь к рептилиям и рыбам и, наконец, к млекопитающим. Затем он вернулся к жизнеописанию прошлого: высыхание морей, переполненные морскими животными лагуны, стремление морских существ выйти из моря, изобилие пищи, поджидающей их, их последовательный небывалый рост.

– Итак, дамы и господа, – добавил он, – вот откуда появились те существа, которые всё еще пугают нас, но которые были, к счастью, истреблены до первого появления на этой планете человечества.

– Это еще вопрос! – раздался голос с эстрады.

Этот выкрик показался лектору настолько нелепым, что он поначалу не знал, что и делать. На мгновение он сделал паузу, а затем, возвысив голос, медленно повторил:

– Которые были истреблены до первого появления на этой планете человечества.

– Это еще вопрос! – снова сказал голос.

Уолдрон с изумлением скользнул взором по шеренге профессоров на эстраде, пока его взгляд не упал на фигуру Челленджера, который откинулся назад на стуле с закрытыми глазами и удивленным выражением лица, как будто он улыбался во сне.

– А, понимаю! – сказал Уолдрон. – Это мой друг профессор Челленджер.

И он возобновил свою лекцию, как будто это было окончательным объяснением и больше говорить ничего не требовалось.

Однако инцидент на этом не был исчерпан. Независимо от того, что говорил лектор о прошлом, это вызывало у профессора то же самое восклицание. Всякий раз при этом публика принималась восторженно гудеть. Каждый раз, когда Челленджер открывал свой рот, стогласно разносилось: «Это еще вопрос!». Уолдрон, хотя и был сильным человеком, начал колебаться. Он запинался, повторялся и наконец гневно обернулся к источнику своих неприятностей.

– Это поистине невыносимо! – крикнул он, смотря на эстраду. – Я вынужден попросить вас, профессор Челленджер, прекратить эти глупые выкрики.

В зале воцарилась тишина, студенты с восторгом наблюдали за битвой ссорящихся богов на Олимпе. Челленджер медленно встал.

– Я вынужден, в свою очередь, попросить вас, мистер Уолдрон, – сказал он, – прекратить говорить то, что не соответствует научным фактам.

«Позор! Позор!», «Дайте ему сказать!», «Выведите его вон!», «Прогоните его с эстрады!» – раздавались крики в зале. Председатель встал и нервно сказал:

– Профессор Челленджер… ваши соображения… после.

Нарушитель спокойствия поклонился, улыбнулся, погладил бороду и вновь опустился на стул. Уолдрон продолжил лекцию. Наконец лекция закончилась… Должен сказать, что окончание было торопливым и сбивчивым. Нить суждений была грубо прервана, и публика встревожилась. Уолдрон сел, и, после того как председатель что-то чирикнул, с места встал профессор Челленджер и подошел к краю эстрады.

– Дамы и господа, – начал он. – Прошу прощения… Дамы, господа и дети, я должен поблагодарить мистера Уолдрона за весьма живописную и занимательную лекцию, которую мы только что прослушали. Есть в ней моменты, с которыми я не согласен, и моя обязанность – сразу выразить свое мнение, но, тем не менее, мистер Уолдрон хорошо справился с задачей: предоставить простой и интересный отчет о том, что он считает историей нашей планеты. Популярные лекции слушать легче всего, но мистер Уолдрон извинит меня, если я скажу, что они непременно поверхностны и вводят в заблуждение, так как нацелены на невежественную аудиторию. (Иронические возгласы.) Но достаточно! Позвольте мне перейти к предмету, представляющему более широкий интерес. В каком месте я бросил вызов точности нашего лектора? Это вопрос существования на Земле определенных видов животной жизни. Я говорю об этом не как любитель. Они действительно, как он сказал, наши предки, но они – наши современные предки, которых до сих пор можно обнаружить. Существа, которые, как предполагалось, относятся к юрскому периоду, до сих пор живы. (Крики «Ерунда!», «Доказательства!», «Откуда вам знать?», «Это еще вопрос!») Откуда мне знать, спрашиваете вы? Я знаю, потому что посетил их тайную обитель. Я знаю, потому что видел некоторых из них. (Аплодисменты, шум и чей-то голос: «Лгун!») Лгун ли я? Я слышал, что кто-то назвал меня лгуном? Если в этом зале есть человек, который осмеливается сомневаться в моих словах, то я буду рад перекинуться с ним парочкой слов после лекции. («Лгун!») Кто это сказал? Любого великого исследователя встречали подобным скептицизмом… поколение дураков. Когда вам представлены выдающиеся факты, у вас нет интуиции, воображения, чтобы понять их. Вы можете лишь втаптывать в грязь людей, которые рисковали собственными жизнями, чтобы открыть в науке новые области. Вы преследуете пророков! Галилей, Дарвин и я… (Продолжающийся шум и полный беспорядок.)

Я видел, как белобородые мужчины поднялись с места и грозили профессору кулаками. Многолюдное собрание бурлило и кипело, точно вода в котле. Профессор сделал шаг вперед и воздел руки к небу. В этом человеке было нечто значительное и мощное, крики постепенно стихли под его властным жестом и властным взглядом.

– Истина есть истина, и шум глупцов не может повредить делу. Я утверждаю, что открыл новую область науки. Вы не верите. Тогда я призываю вас проверить. Почему бы вам не выбрать одного человека – или несколько человек, – чтобы проверить мое утверждение?

Мистер Саммерли, профессор сравнительной анатомии, поднялся с места; это был высокий, худой, желчный человек. Он желал знать, как так получилось, что профессор Челленджер, по его утверждению, сделал открытия в тех местах, которые были обследованы Уоллисом, Бэйтсом и другими известными учеными.

Профессор Челленджер ответил, что мистер Саммерли, видимо, спутал Амазонку с Темзой; первая – огромная река. Вполне вероятно, что кто-то способен обнаружить то, что другой упустил.

Мистер Саммерли с кислой улыбкой объявил, что он прекрасно осознает разницу между Темзой и Амазонкой. И что он будет рад, если профессор Челленджер укажет местонахождение доисторических животных.

Профессор Челленджер ответил, что он скрывает подобную информацию, имея на то веские основания, но готов сообщить их – с соответствующими оговорками – комиссии, выбранной аудиторией. Не войдет ли мистер Саммерли в такую комиссию и не проверит ли лично весь рассказ?

– Да, войду. (Возгласы одобрения.)

– Так как мистер Саммерли собирается проверить мое утверждение, то я бы отобрал одного-двух человек, которые бы проверяли его суждения. Я не скрою от вас, что будет много трудностей и опасностей. Мистеру Саммерли понадобится более молодой коллега. Есть добровольцы?

Мог ли я представить себе, когда вошел в этот зал, что погружусь в приключения, более невероятные, чем те, которые видел в своих снах? Разве это была не та самая возможность, о которой говорила Глэдис? Я вскочил на ноги. Я услышал, как Тарп Генри шепчет: «Сядьте, Мелоун! Не валяйте дурака». В то же самое время я увидел, как в одном из первых рядов поднялся высокий худощавый человек с рыжими волосами. Он сердито оглянулся на меня, но я отказался уступить ему дорогу.

– Я отправлюсь, господин председатель! – повторял я снова и снова.

– Имя! Имя! – кричала аудитория.

– Меня зовут Эдвард Данн Мелоун. Я репортер «Дэйли Газетт». Даю слово, что буду абсолютно беспристрастным свидетелем.

– А ваше имя, сэр? – спросил председатель моего высокого конкурента.

– Я лорд Джон Рокстон. Я уже бывал на Амазонке.

– Лорд Рокстон, всемирно известный путешественник, – сказал председатель, – и в то же время в подобной экспедиции неплохо было бы иметь представителя прессы.

– Тогда я думаю, – сказал профессор Челленджер, – что сопровождать профессора Саммерли отправятся оба этих господина.

Наша судьба была решена. Когда я вышел из зала, то оказался через некоторое время под серебристыми огнями Риджент-стрит, поглощенный мыслями о Глэдис и своем будущем.

Внезапно кто-то тронул меня за локоть. Я обернулся и увидел высокого худощавого человека, который вызвался вместе со мной.

– Мистер Мелоун, как я понимаю, – сказал он. – Нам предстоит быть компаньонами. Возможно, вы могли бы уделить мне полчаса, поскольку мне нужно кое-что вам сказать.

Глава 6
Я был бичом Господа

Когда я вошел в его квартиру, у меня сложилось общее впечатление об утонченном комфорте и элегантности в сочетании с атмосферой мужественности. Повсюду наблюдалась смесь роскоши богатого человека, обладающего вкусом, и небрежной неопрятности холостяка. Богатые меха, старинные вещи, картины и печатные издания, а также многочисленные трофеи, которые возвращали меня к мысли, что лорд Рокстон – один из великих спортсменов своего времени.

Указав мне кресло и поставив рядом с ним прохладительный напиток, он уселся напротив и долго и пристально смотрел на меня своими странными, неугомонными глазами, светло-голубыми глазами цвета озера.

Я также рассмотрел его: нос с горбинкой, темно-рыжие волосы, усы, резко очерченный подбородок. По телосложению он был худощав и крепко скроен.

– Итак, – сказал он наконец, – мы сделали это, друг мой. Я предполагаю, что когда вы вошли в этот зал, в вашей голове и мысли такой не было.

– Ничего подобного.

– У меня тоже. И вот, что вышло. Да, я ведь всего как три недели вернулся из Уганды, снял себе кое-что в Шотландии, подписал арендный договор и всё такое. Довольно занят… А вас как это затронуло?

– Ну, это согласуется с моим основным занятием. Я репортер в «Газетт».

– Мистер Мелоун, вы не против рискнуть, не так ли?

– Что за риск?

– Знаете, дело в Бэллингере… вот в чем риск. Слышали о нем?

– Нет.

– Да ведь сэр Джон Бэллингер – лучший спортсмен севера. Что ж, не секрет, что когда он не тренируется, он пьет запоем и буянит… Его комната как раз над этой. Врачи говорят, что его песенка спета, если его не покормить, но поскольку он лежит в кровати с револьвером и клянется, что всадит шесть пуль в любого, кто к нему пойдет, вот это – действительно проблема.

– Что вы намереваетесь делать? – спросил я.

– Ну, моя мысль заключалась в том, что вы со мной ворветесь к нему. Он может спать, и, в худшем случае, он сможет поразить только одного из нас, другой же с ним справится. И мы устроим тогда старине лучшую в его жизни трапезу.

Это было довольно отчаянное предприятие. Я не считаю себя особо храбрым человеком. Я обладаю ирландским воображением, которое делает неизвестное и неиспробованное еще ужаснее, чем оно есть в действительности. С другой стороны, меня воспитывали, внушая ужас перед трусостью. Осмелюсь сказать, что я могу кинуться в пропасть, если будет подвергнута сомнению моя смелость; но здесь, скорее, присутствовали гордость и страх, а не смелость. Я ответил так небрежно, как мог, что готов приступить к делу. Дальнейшее замечание лорда Рокстона об опасности лишь вывело меня из терпения.

– Разговоры тут погоды не сделают, – сказал я. – Идем.

Я поднялся со стула, он тоже. Затем он со смешком похлопал меня два-три раза по груди, в конце концов толкнув меня обратно на стул.

– Отлично, сынок, – сказал он.

Я посмотрел с удивлением.

– Я лично сегодня утром видел Джека Бэллингера. Он прострелили мне кимоно, но мы надели на него смирительную рубашку – и он через неделю должен быть в порядке. Надеюсь, что вы не возражаете… Видите ли, я считаю этот южноамериканский поход очень серьезным делом, и если у меня будет компаньон, то мне нужен такой человек, на которого можно положиться. И вы для этого прекрасно подходите. Скажите, вы умеете стрелять?

– Примерно как средний стрелок территориальных войск.

– О господи! Так же плохо? Но в Южной Америке вам придется уверенно держать свое оружие, потому что мы можем увидеть много странного до того, как вернемся.

Он прошел к дубовому буфету, распахнул его, и я увидел богатую коллекцию оружия.

– Посмотрим… – сказал он. – Ну, вот что вам подойдет.

Он вынул прекрасную винтовку серебристо-коричневого цвета.

– Прицел абсолютно точный, магазин на пять патронов. Вы можете доверить ей свою жизнь. – Он вручил ее мне и закрыл дверь дубового шкафа.

– Кстати, – продолжал он, возвращаясь к своему креслу, – что вы знаете об этом профессоре Челленджере?

– Никогда не видел его до сегодняшнего дня.

– Что ж, я тоже. Забавно, что мы оба поплывем под командованием человека, которого не знаем. Кажется, его собратьям по науке он не нравится.

Я пересказал ему вкратце свои утренние события, он внимательно слушал. Потом он достал карту Южной Америки и разложил ее на столе.

– Считаю, что каждое сказанное им слово – правда, – честно признался он. – Америка – самый богатый, самый замечательный кусок земли на этой планете. Но люди еще этого не знают. Что ж, когда я там был, я слышал подобные истории… индейские традиции, но что-то за ними кроется. Чем больше вы знаете об этой стране, тем больше понимаете, что всё возможно… Всё. Люди передвигаются по узким речным долинам, а за пределами их – темнота. Река орошает площадь в пятьдесят тысяч квадратных миль, поросших лесом, что почти приближается к размерам Европы. Почему бы в такой стране не скрываться чему-то новому и замечательному? И почему бы не нам узнать это? Кроме того, там на каждой миле приходится рисковать. Дайте мне бесконечный простор, ружье и цель, достойную поисков. Я испробовал войну и аэропланы, но эта охота за доисторическими животными – совершенно новые ощущения! – Лорд Рокстон сказал это, смеясь от удовольствия.

В тот вечер у нас состоялся длинный разговор. Я оставил его сидящим в кресле и смазывающим затвор его любимой винтовки, в то время как он всё еще посмеивался над мыслью о приключениях, которые нас ожидали. Мне было ясно, что во всей Англии я не смогу найти более трезвую голову или более храбрый дух.

В тот вечер, устав после примечательных дневных событий, я засиделся допоздна с Макардлом, редактором новостей, объясняя ему всё положение вещей. Было решено, что я буду писать Макардлу полный отчет о своих приключениях в форме писем, и что эти письма будут издаваться в «Газетт» по мере поступления или складываться вместе, чтобы быть изданными позже, согласно пожеланию профессора Челленджера.

И вот теперь, мои терпеливые читатели, я больше не могу обращаться к вам напрямую. С этого момента я смогу это делать только через газету, которую представляю. Я оставляю отчет о событиях в руках редактора: событиях, которые послужили толчком для одной из самых замечательных экспедиций всех времен, и потому, если я никогда не вернусь в Англию, то останется отчет о том, что всему предшествовало.

Позвольте мне нарисовать последнюю картину, прежде чем я закрою блокнот… Сырое, туманное утро в конце весны; идет мелкий, холодный дождь. К судну направляются три фигуры. Перед ними носильщик толкает тележку с чемоданами, портпледами и винтовками в чехлах. Профессор Саммерли, высокая, печальная фигура, идет с поникшей головой, как человек, уже раскаивающийся в содеянном. Лорд Рокстон шагает весело, его лицо светится. Что касается меня, то я доволен, что дни подготовки остались позади. Внезапно позади нас раздается крик. Это профессор Челленджер, который обещал нас проводить. Он бежит за нами.

– Нет, спасибо, – говорит он, – я не хочу лезть на пароход. Мне надо сказать вам несколько слов. Прошу вас не считать, что я каким-либо образом обязан вам за эту поездку. Мне бы хотелось, чтобы вы поняли, что для меня всё это совершенно безразлично, и я ни в коей мере не считаю себя обязанным вам. Мои инструкции и наставления находятся в этом запечатанном конверте. Вы откроете его, когда доберетесь до города, который называется Манаус, но не раньше даты и часа, которые указаны на нем. Я ясно изложил свои мысли? Мистер Мелоун, я требую, чтобы вы не давали никаких подробных сведений относительно вашего пункта назначения, и чтобы ничто не было издано до вашего возвращения. До свидания, сэр. Вам удалось изменить мое отношение к профессии, к которой вы, к несчастью, принадлежите. До свидания, лорд Джон. Можете поздравить себя с охотничьими угодьями, ожидающими вас. И вам также до свидания, профессор Саммерли. Если вы еще будете способны к самосовершенствованию, то, конечно, вернетесь в Лондон более умудренным человеком.

Он повернулся на пятках – и минуту спустя я увидел его низкорослую фигуру, шагающую к поезду. Итак, мы уже вышли в Ла-Манш. Да благослови Господь всех, кого мы покидаем, и верни нас благополучно назад.

Глава 7
Завтра мы уходим в неведомое

Я не буду в деталях описывать нашу поездку, не стану и рассказывать о недельном пребывании в Паре. Я также очень кратко упомяну о нашем путешествии по реке – вверх по широкому, медленному потоку, на судне, которое было немного меньше того, что перевезло нас через Атлантику. Наконец мы достигли города Манаус. Здесь мы дожидались часа, когда нам можно будет открыть письмо с инструкциями, данными профессором Челленджером. Но прежде чем я расскажу об удивительных событиях того дня, мне бы хотелось подробнее описать своих спутников. Я говорю свободно и поручаю использование своего материала вам, мистер Макардл, так как этот отчет перед тем, как стать достоянием мира, должен пройти через ваши руки.

Профессор Саммерли оказался лучше экипирован для экспедиции, чем можно было представить на первый взгляд. Его высокая, сухая фигура была нечувствительна к усталости. Хотя ему было шестьдесят шесть лет, я никогда не слышал, как он проявляет какое-либо недовольство по поводу испытываемых нами трудностей. По своему характеру он был желчным и скептическим. С самого начала он не сомневался, что профессор Челленджер – полный мошенник, и что мы, вероятно, испытаем в Южной Америке лишь разочарование и встретимся с опасностями, а в Англии – и с насмешками. Однако с момента схода на берег он нашел утешение в красоте и разнообразии жизни окружавших его насекомых и птиц, поскольку был полностью предан науке. Он проводит свои дни в лесах с дробовиком и сетью для ловли бабочек, а вечера – за изучением многочисленных экземпляров, которых поймал. В молодости он побывал в нескольких научных экспедициях, и жизнь в лагере и путешествие на каноэ ему не в новинку.

Лорд Рокстон на двадцать лет моложе, но у него такая же поджарая фигура, как у профессора Саммерли. Как большинство людей действия, он в речи лаконичен и с готовностью погружается в собственные мысли, но всегда скор на ответ, всегда готов поучаствовать в беседе, разговаривает полунасмешливо. Его знание мира, и особенно Южной Америки, удивительно, он искренне верит в успех нашего путешествия. У него мягкий голос и спокойные манеры, но за ними скрывается способность приходить в бешенство и принимать беспощадные решения. Он мало рассказывает о своих поездках в Бразилию и Перу, но я был очень удивлен, заметив волнение среди местных жителей, которые смотрели на него как на своего героя и защитника. Деяния Рыжеволосого Вождя, как они его прозвали, стали у них легендами.

Несколько лет назад случилось так, что лорд Джон оказался на «ничьей земле» где-то между Перу, Бразилией и Колумбией. Кучка негодяев-метисов завладела этой областью, превратила местных жителей в рабов, подвергая их жесточайшим пыткам, чтобы вынудить их собирать каучук, который впоследствии сплавлялся по реке к Паре. Лорд Рокстон выступил в защиту жертв, но получил взамен лишь угрозы и оскорбления. Тогда он формально объявил войну главарю рабовладельцев, вооружил местное население и развернул кампанию, которая закончилась тем, что он собственными руками убил печально известного метиса и уничтожил его систему.

Один из полезных результатов тех событий заключался в том, что он мог бегло говорить на геральском наречии, специфическом языке, состоящем на треть из португальских и на две трети из индейских слов. Сейчас это наречие распространено по всей Бразилии.

Я уже отмечал, что лорд Рокстон был захвачен Южной Америкой. Он не мог говорить об этой огромной земле без восхищения. Даже циничная и скептическая улыбка профессора постепенно исчезала с худого лица, когда тот слушал. Он рассказывал истории о могучей реке, столь быстро исследуемой и всё же скрывающей много тайн за своими постоянно меняющимися берегами.

– Что там? – бывало, восклицал он, указывая на север. – Лес и джунгли. Кто знает, что они могут скрывать? А там, южнее? Дикие темные заросли, где не ступала нога белого человека. Неизвестное окружает нас со всех сторон. Кто скажет, что возможно в такой стране? Почему бы старику Челленджеру не оказаться правым?

И упрямая насмешка вновь появлялась на лице профессора Саммерли, а сам он сидел, качая головой в неприятной тишине и куря трубку.

Но довольно говорить о двух моих белых спутниках. Мы уже наняли работников, которые могут сыграть немаловажную роль впоследствии. Первый – это негр-гигант по имени Самбо; он – черный Геркулес, работающий, как лошадь, и наделенный примерно таким же интеллектом. Мы наняли его в Паре, поскольку он немного говорил по-английски. Там мы также наняли Гомеса и Мануэля, двух метисов, ловких и сильных, как пантеры. Оба они провели жизнь в верхних водах Амазонки, которые мы собирались исследовать; именно по этой причине лорд Джон решил их нанять. У одного из них, Гомеса, было явное преимущество: он мог говорить на превосходном английском языке. Эти люди захотели работать нашими личными слугами, готовить еду, грести или делать что-либо полезное за пятнадцать долларов в месяц. Кроме них мы наняли трех индейцев-можо из Боливии, они были самыми умелыми в ловле рыбы и работе на судне среди прочих речных племен. Их предводителя мы назвали Можо, по его племени, а другие были известны как Хосе и Фернандо. И вот, трое белых, два метиса, один негр и трое индейцев составляли отряд небольшой экспедиции, которая ждала инструкций в Манаусе, прежде чем приступить к поискам.

Наконец наступил день и час. Мы расселись за столом из тростника, на котором лежал запечатанный конверт. На нем были написаны почерком профессора Челленджера такие слова:

«Инструкции лорду Джону Рокстону и его спутникам. Вскрыть в Манаусе 15-го июля, ровно в 12 часов».

Лорд Джон положил часы на стол перед собой.

– Еще семь минут, – сказал он.

Профессор Саммерли кисло улыбнулся, взяв конверт своей худой рукой.

– Какая разница, откроем ли мы его сейчас или через семь минут? – спросил он. – Это часть всё того же шарлатанства, которым, к сожалению, печально славен автор.

– О, бросьте, надо играть по правилам, – сказал лорд Джон. – Мы здесь по его доброй воле, поэтому будет бестактно не следовать его наставлениям в отношении данного письма.

– Бог знает что! – едко вскрикнул профессор. – Я не знаю, что в этом конверте, но если это не точный маршрут, то я сяду в первую же лодку и успею на «Боливию» в Паре. В конце концов, у меня есть и более серьезные дела, чем следовать наставлениям сумасшедшего. Теперь, Рокстон, уже точно пора.

– Время пришло, – сказал лорд Джон.

Он открыл конверт и вытащил сложенный листок бумаги. Он осторожно развернул его и разгладил на столе. Это был чистый лист. Он перевернул его. Лист был чист. Мы молча и изумленно смотрели друг на друга, тишина была прервана взрывом саркастического смеха профессора Саммерли.

– А что еще вы хотите? – крикнул он. – Этот парень сам сознался в мошенничестве. Нам нужно лишь вернуться домой и сообщить о нем как о бесстыжем обманщике.

– Невидимые чернила! – предположил я.

– Не думаю! – сказал лорд Рокстон, поднося бумагу к свету. – Нет, не стоит себя обманывать. На этом листе ничего никогда не было написано.

– Можно войти? – прозвучал голос с веранды.

Тот самый голос! Мы вскочили на ноги, дыхание перехватило от удивления: там стоял Челленджер, в соломенной шляпе с цветной лентой… Челленджер, засунув руки в карманы жакета и изысканно разводя в стороны носки парусиновых башмаков… собственной персоной появился перед нами. Он стоял в золотом свете со своей роскошной ассирийской бородой, устремив на нас дерзкий взгляд из-под полуопущенных век.

– Боюсь, – сказал он, вынимая часы, – что я на несколько минут опоздал. Когда я давал вам этот конверт, должен признаться, я не рассчитывал, что вы его откроете. Моим намерением было оказаться с вами раньше назначенного часа. Опасаюсь, что это дало моему коллеге, профессору Саммерли, повод поиздеваться надо мной.

– Должен сказать, сэр, – сказал лорд Джон с некоторой строгостью, – что ваше появление значительно облегчает ситуацию, потому что казалось, что наша экспедиция подошла к преждевременному концу. Но даже теперь я не могу понять, почему вы устроили всё столь экстраординарным способом.

Вместо ответа профессор Челленджер обменялся рукопожатиями со мной и лордом Джоном, дерзко поклонился профессору Саммерли и откинулся в плетеное кресло, которое заскрипело под его тяжестью.

– Всё готово к вашему путешествию? – спросил он.

– Мы можем двинуться в путь завтра.

– Так и сделаем. Теперь вам не понадобятся карты, так как я буду вашим проводником. С самого начала я решил, что сам стану контролировать ваши исследования. По поводу небольшой шутки, которую я сыграл с вами, ясно, что если бы я открыл вам свои намерения, то вы бы поехали вместе со мной.

– Нет, сэр! – с чувством воскликнул профессор Саммерли. – Разве лишь если б на всем Атлантическом океане не нашлось другого судна!

Челленджер махнул в его сторону волосатой ручищей.

– Было бы лучше, если бы я передвигался самостоятельно и появился лишь в нужный момент, когда мое присутствие стало необходимо. Такой момент настал. Вы в надежных руках. Вы теперь успешно доберетесь до цели. С этого момента я беру на себя командование экспедицией и должен попросить вас закончить сегодня вечером свои приготовления, чтобы мы смогли тронуться в путь рано утром.

Лорд Рокстон зафрахтовал большое судно «Эсмеральда», на котором мы должны были отправиться вверх по реке. Наша экспедиция проходила во время сухого сезона, когда великая река и ее притоки находились более-менее в нормальном состоянии. Течение было несильным. Более удобной для навигации реки нельзя было и представить. В течение трех дней мы поднимались вверх по реке, которая была такой огромной, что из центра два ее берега казались тенями на отдаленном горизонте. На четвертый день после отплытия из Манауса мы свернули в приток, который был немного меньше основного русла. Он быстро сужался, однако вскоре мы достигли индейской деревни. Профессор настоял, чтобы мы причалили к берегу и чтобы «Эсмеральду» отправили назад в Манаус.

Он добавил, что теперь мы приближаемся к преддверию неведомой страны. Он взял с каждого из нас слово чести, что мы не опубликуем и не разгласим ничего, что даст какую-либо точную подсказку относительно нашего местонахождения. Именно по этой причине я должен быть туманен в своем рассказе, и я бы предупредил читателей, что этот отчет никоим образом не может служить путеводителем по стране. Причины таинственности профессора Челленджера могут быть оправданными, могут не быть, но у нас не было выбора, кроме как принять их, поскольку он скорее бы покинул экспедицию, чем изменил условия, на которых вел нас.

Второго августа мы обрубили последнюю связь с внешним миром, попрощавшись с «Эсмеральдой». С тех пор прошло четыре дня, в течение которых мы наняли у индейцев два больших каноэ, куда загрузили всё свое имущество. Мы также завербовали еще двух индейцев, чтобы они помогали нам двигаться по реке. Это были те самые Атака и Ипету, которые сопровождали профессора Челленджера в его прошлом путешествии. Они, казалось, были напуганы перспективой его повторения, но поскольку таково было желание их вождя, им ничего не оставалось делать.