Текст книги "Сборник фантастики. Золотой фонд"

Я уже упоминал, что не все здание было открыто нашему взору. Думаю, что должен рассказать об этом подробней. Мы обратили внимание на некий затемненный проход с довольно ветхими стенами. Нас несколько раз проводили мимо, но наши спутники старательно избегали приближаться к нему. Естественно, нас переполняло любопытство. Мы решили во что бы то ни стало узнать, что скрывается в запретном месте.

Однажды вечером, когда все вокруг затихло, мы выскользнули из комнаты и двинулись по направлению к таинственному коридору. Коридор привел нас к высокой арочной двери, которая, казалось, была сделана из чистого золота. Толкнув дверь, мы очутились в большом четырехугольном зале площадью не менее двухсот футов. Стены зала были разрисованы яркими красками и украшены изображениями и статуями нелепых существ в пышных головных уборах, вроде тех, что носят американские индейцы. В конце зала возвышалась огромная сидячая фигура со скрещенными, как у Будды, ногами. Но лицо ее не выражало отстраненности и безмятежного спокойствия, присущего Будде. Напротив, статуя казалась воплощением ярости: широко раскрытая пасть, злобные красные глаза, подсвеченные изнутри электрическими лампами. У колен идола находился большой очаг. Приблизившись, мы обнаружили, что очаг до краев заполнен пеплом.

– Молох! – произнес Маракот. – Молох, или Ваал, древнее божество финикийцев.

– О Господи! – воскликнул я, представив Карфаген. – Неужели вы думаете, что эти милые ребята продолжают совершать человеческие жертвоприношения?

– Вот это да! – встревоженно протянул Сканлэн. – Надеюсь, что они не станут применять все это по отношению к нам.

– Не думаю. Они должны были извлечь урок из своих злоключений, – сказал я. – Несчастье учит людей понимать боль других.

– Вы правы, – согласился со мной Маракот и указал рукой на пепел в очаге. – Культ Молоха является одним из самых древних языческих культов, но полагаю, что с течением времени он стал гораздо человечнее. В очаге сгоревшие хлеба или нечто подобное…

Наши рассуждения были прерваны сердитыми голосами. Нас обступили несколько человек в желтых одеяниях и высоких колпаках, по всей видимости, жрецы храма. Выражение их лиц не предвещало ничего хорошего. Мы были очень близки к тому, чтобы стать последними жертвами Ваала. Один из жрецов угрожающе вытащил из-за пояса нож. Криками и грозными жестами жрецы грубо вытолкали нас из священного места.

– Ради всего святого! – яростно прохрипел Билл. – Я пну этого типа, если он хоть раз до меня дотронется! Эй ты, бродяга, убери руки от моего пиджака!

На секунду я испугался, что Билл устроит потасовку в храме. С огромным трудом нам удалось вывести разъяренного механика и вернуться в комнату.

По поведению Манда и остальных мы поняли, что наша эскапада не осталась незамеченной и осуждается. Но существовало и другое святилище, вход в которое оказался открытым для всех. Там совершенно неожиданно мы нашли пусть далеко не идеальный, но все-таки способ общения с нашими хозяевами. Святилище представляло собой небольшую комнату в нижней части храма, лишенную каких-либо украшений. Лишь в дальнем углу стояла пожелтевшая от времени статуя из слоновой кости, изображавшая женщину с копьем в руке и совой на плече. Комнату охранял дряхлый старик. Несмотря на возрастные изменения, было очевидно, что он принадлежал к более утонченному и крупному типу, чем жрецы Молоха. Мы с Маракотом уставились на статую, стараясь вспомнить, где мы видели нечто подобное, когда старик обратился к нам.

– Теа, – произнес он, указывая пальцем на статую.

– Не может быть! – закричал я. – Он говорит по-гречески.

– Теа Афина, – повторил старик.

Не оставалось никаких сомнений: он сказал «богиня Афина». Маракот, чей удивительный ум абсорбировал знания из самых разных областей, стал задавать вопросы на классическом греческом. Старик понимал не все и отвечал на столь архаичном диалекте, что разобрать его речь было практически невозможно. Тем не менее Маракоту удалось кое-что выяснить. Кроме того, мы нашли посредника, с помощью которого могли донести свои мысли.

– Сегодня нам удалось обнаружить поразительное доказательство того, что древняя легенда оказалась былью, – заявил Маракот поздно вечером. Профессор говорил высоким громким голосом, словно обращался к переполненной студентами аудитории. – Любая легенда основана на фактах, даже если эти факты искажены вековыми наслоениями. Вам известно, или, скорее, неизвестно («Верно подмечено», – вставил Сканлэн), что во время катастрофы, которая разразилась над великим островом, между древними греками и атлантами происходила кровопролитная война? Эти события записаны Солоном со слов египетских жрецов. Мы можем предположить, что в ту эпоху у атлантов были греческие пленники, что некоторых из них использовали для службы в храме и что они принесли с собой свою религию. Насколько я смог уразуметь, старик – потомственный служитель культа. Вероятно, от него мы сможем больше узнать о тех далеких событиях.

– Тогда я на стороне греков, – заявил Сканлэн. – Если уж поклоняться статуе, то лучше пусть это будет красивая женщина, чем страшилище с красными глазами и горящей жаровней на коленях.

– Хорошо, что они не могут прочитать твои мысли, – ответил я. – Иначе тебе не миновать судьбы первых христианских мучеников.

– До тех пор пока я играю джаз, – сказал Билл, – они меня и пальцем не посмеют тронуть. Они так привыкли к музыке, что не могут прожить без нее ни секунды.

Нас постоянно окружала доброжелательная толпа. Мы вели счастливую жизнь, но случались минуты, когда сердце безудержно рвалось в родные края. Тогда перед глазами вставали старинные скверы Оксфорда, знакомые очертания кампуса и древних вязов Гарварда. В первые дни нашей подводной жизни они казались такими же далекими, как поверхность Луны. Лишь теперь в моей душе зародилась смутная надежда, что когда-нибудь я увижу их вновь.

IV

Прошло несколько дней. Наши хозяева или тюремщики (мы не были вполне уверены, как их называть) пригласили нас в экспедицию по дну океана. Шестеро из них, включая Манда, отправились с нами. Мы собрались у того же выхода, через который попали внутрь. Сейчас нам была предоставлена возможность осмотреться получше. Герметичная камера представляла собой довольно объемное помещение, не менее сотни футов в каждую сторону, с низким, позеленевшим от сырости потолком. Длинные ряды крючков, маркированных непонятными знаками (мне показалось, что знаки представляют собой номера) опоясывали стены. На каждом крючке висел полупрозрачный костюм и пара наплечных батарей, которые снабжали подводного пловца кислородом. Каменный пол был отполирован до блеска тысячами ног, которые топтали его на протяжении многих столетий. В небольших выбоинах в камне блестели лужицы воды. Помещение было ярко освещено длинными флуоресцентными трубками, висевшими на потолке. Нам помогли застегнуть костюмы. Каждому вручили остроконечную палку, сделанную из легкого металла. Затем по сигналу Манда мы схватились за длинную перекладину, которая тянулась вдоль комнаты. Манд и его друзья подали нам пример. Вскоре выяснилась причина наших действий: внешний люк медленно раскрылся и в комнату хлынули потоки воды. Напор был настолько силен, что легко сбил бы нас с ног, если бы мы не держались. Вода быстро поднялась над нашими головами, и давление стабилизировалось. Манд двинулся к двери. Еще мгновение, и мы снова стояли на дне океана. Дверь оставалась открытой.

Оглядываясь по сторонам в холодном, призрачном мерцающем свете, который озарял дно, мы могли видеть на расстоянии не менее четверти мили в каждую сторону. Вдали, почти на пределе видимости светился неведомый объект. Наш предводитель направился в сторону свечения, мы один за другим последовали за ним. Идти приходилось очень медленно: тела преодолевали сопротивление воды, а ноги глубоко вязли в скользком мягком иле. Но скоро мы отчетливо увидели, откуда лился загадочный свет, который привлек наше внимание. Источником света являлась стальная раковина, наше убежище, последнее напоминание о надводном мире. Камера лежала на боку на одном из куполов. Свет прожекторов все еще освещал окрестности. Внутреннее пространство на три четверти было заполнено водой – запертый в герметичную оболочку воздух не давал ей подняться выше. Поэтому электрические батареи оставались сухими. Перед нами открылось необыкновенное зрелище: знакомый интерьер, инструменты на полках в привычном порядке и стайки рыбешек, плавающих вокруг. Один за другим через открытый люк мы забрались внутрь. Маракот поспешил выловить тетрадь с записями, которая плавала на поверхности. Сканлэн и я подобрали некоторые личные вещи. Манд в сопровождении двух товарищей последовал за нами. Атланты с нескрываемым интересом рассматривали глубиномер и термометр. В конце концов Манд снял термометр со стены и взял с собой. Ученым, вероятно, интересно будет узнать, что в самой глубокой точке мирового океана температура не опускалась ниже сорока градусов по Фаренгейту. Температура на дне оказалась выше, чем в верхних слоях. Причиной тому служило тепло, выделяемое разлагающимися органическими элементами, которые густо укрывали дно.

Небольшая экспедиция, в которой мы приняли участие, имела своей целью нечто большее, нежели обычная прогулка. Нам предстояло раздобыть пищу. Даже сейчас я отчетливо вижу, как наши спутники с силой опускали металлические копья в воду и пронзали больших плоских коричневых рыб, похожих на камбалу. Рыбы неподвижно лежали на самом дне, и окраска делала их почти невидимыми на фоне серого ила. Требовалась недюжинная наблюдательность и богатый опыт, чтобы разглядеть добычу. Вскоре у каждого из наших спутников в связках на поясе болтались по две-три рыбины. Сканлэн и я быстро приноровились и выловили каждый по паре, Маракот же снова впал в мечтательное состояние. Красота подводного мира произвела на него неизгладимое впечатление. Профессор глазел по сторонам, механически переставляя ноги и бормоча что-то под нос.

На первый взгляд дно океана казалось унылым и однообразным, но вскоре мы обнаружили, что серая равнина изобилует разнообразными формациями, которые возникли под влиянием многочисленных подводных течений. Потоки растекались во все стороны, словно земные реки. Они прорывали каналы в мягких слоях ила и обнажали более твердые породы. Дно каналов состояло из плотной красной глины, которая формирует базу для всего океанского дна, и было устлано какими-то странными белыми предметами. Поначалу я принял их за раковины, но при ближайшем рассмотрении обнаружил, что это кости китов, зубы акул и других морских чудовищ. Я поднял один из зубов. Он оказался пятнадцати дюймов в длину. Какое счастье, что чудовища, обладающие подобными зубами, предпочитают верхние слои океана. По мнению Маракота, зуб принадлежал гигантской хищной касатке, или орке-гладиатору. Находка лишний раз подтверждала заявление Митчела Хиджеса о том, что даже у самых огромных акул, которых ему удавалось поймать, на теле имелись шрамы и отметины острых зубов. Следовательно, акулам повстречались еще более свирепые и сильные хищники, чем они сами.

Некоторая особенность подводного мира впечатляет наблюдателя больше всего. Я уже упоминал о постоянном холодном фосфоресцирующем свете, который излучают огромные массы разлагающихся органических веществ. Но чуть выше над головой было темно как ночью. Этот феномен создавал эффект угрюмого зимнего дня, когда тяжелые черные тучи лежат низко над землей и полностью закрывают солнце. Из тусклого балдахина медленно и непрерывно падает вниз что-то легкое, белое, поблескивающее на мрачном фоне, словно снежинки. Это раковины улиток и других мелких морских обитателей, которые живут и умирают в слое воды шириной не менее пяти миль, отделяющем нас от поверхности. Многие из них растворяются за время падения и образуют известковые соли, которыми так богат океан. Некоторые оседают на дне и пополняют слой отложений, поглотивших великий город, в верхней части которого мы обосновались.

Оставив позади последнюю нить, которая связывала нас с землей, мы снова окунулись в полумрак подводного мира. Последовавшие за тем события стали для нас совершенной неожиданностью. Впереди, в некотором отдалении, появилось движущееся пятно, распавшееся на крохотные фигурки: это группа мужчин в прозрачных защитных костюмах тащила за собой широкие салазки, доверху наполненные углем. Занятие было не из легких. Бедняги напрягались изо всех сил, вцепившись пальцами в ремни из жесткой акульей кожи. У каждой команды рабочих был свой предводитель. Больше всего нас заинтересовало то, что рабочие и их вожаки явно принадлежали к разным расам. Рабочие были высокого роста, мощного сложения, со светлыми волосами и с голубыми глазами. Вожаки были такими, какими я уже описывал атлантов: темноволосыми, смуглыми, почти негроидами, с приземистыми квадратными телами. В тот момент мы не имели возможности обратиться с расспросами. Я подумал, что белокурые люди могли быть потомками рабов. Вероятно, Маракот был прав, высказывая предположение о пленниках греках, чью богиню мы видели в храме.

Перед тем как достичь рудника, мы повстречали еще несколько групп, которые тащили салазки с углем. В этом месте органические отложения и лежащие под ними слои песка были полностью сняты. Нашему взору открылась глубокая шахта. Черные пласты угля чередовались с коричневыми слоями глины, обнажая древние геологические формации, которые образовались на дне Атлантики в доисторический период. Здесь, на разных уровнях, мы увидели за работой многочисленные группы людей. Одни рубили уголь, другие собирали его в кучи, третьи грузили в плетеные корзины и поднимали наверх. Шахта была огромной. Мы не видели противоположного края этого широкого колодца, выкопанного многочисленными поколениями рабочих на протяжении долгих столетий. Таким образом, одна загадка была разрешена: уголь превращался в электрическую энергию и являлся основной силой, которая приводила в движение машины Атлантиды. Кстати, интересно отметить, что название древнего города было точно сохранено в легендах. Когда мы произнесли слово «Атлантида», Манд и другие атланты сначала удивились тому, что древнее название нам знакомо, а затем энергично закивали, показывая, что прекрасно нас поняли.

Миновав огромный колодец, или, вернее, обогнув его, мы приблизились к базальтовой гряде. Поверхность скал оказалась такой же яркой и сверкающей, как в тот день, когда каменные глыбы были извергнуты из земных недр. Подводные вершины смутно вырисовывались в темной воде на высоте нескольких сотен футов. Основания утесов прятались в густых высоких джунглях. Разнообразные водоросли произрастали на подошве из окаменевших кораллов, которые отложились вокруг утесов миллионы лет назад. Некоторое время мы продвигались вдоль кромки густых подводных зарослей. Время от времени наши спутники ударяли по кустам палицами, и потревоженная живность немедленно выплывала наружу. Нас поразило невиданное разнообразие рыб и моллюсков. Некоторые обитатели дна были отпущены восвояси, некоторых отобрали для стола.

Таким образом мы прошли около мили. Вдруг я заметил, что Манд остановился, оглянулся по сторонам и жестами стал изображать крайнюю степень удивления и тревоги. Выразительные движения рук заменили язык. Атланты немедленно уяснили, что вызвало тревогу Манда. И лишь тогда мы с Биллом с ужасом поняли, в чем дело: доктор Маракот исчез!

Доктор, без сомнения, был с нами в шахте. Я готов был поклясться, что видел его у базальтовых скал. Вряд ли Маракот смог обогнать нас. Было очевидно, что он плетется вдоль зарослей где-то позади. Хотя наши друзья встревожились, Сканлэн и я, хорошо знакомые с эксцентричностью и рассеянностью профессора, были убеждены, что волноваться нет причин. Мы были уверены, что вскоре обнаружим пропавшего ученого хлопочущим вокруг какого-нибудь не известного науке куста.

Все повернулись и двинулись в обратном направлении. Однако не прошли мы и сотни ярдов, как вдали показался профессор. Он бежал, бежал с проворством, не свойственным человеку его возраста и привычек. Но любой побежит, если будет гоним страхом. Руки профессора были протянуты вперед, словно он молил о помощи. Он скользил, спотыкался, но тем не менее не останавливался. У Маракота была весомая причина так напрягаться: следом за ним мчались жуткие создания. Доктора преследовали три тигровых краба. Эти существа в черно-белую полоску размерами превосходили бульдога. К счастью, крабы оказались не слишком резвыми бегунами. Они передвигались по мягкому дну боком, но тем не менее казались проворней перепуганного Маракота.

Ужасным крабам, скорее всего, удалось бы сомкнуть клешни на шее профессора, если бы не вмешались наши друзья. Атланты направили копья на гигантских моллюсков. Манд включил мощный электрический фонарь, висевший у него на поясе, и навел его на подводных монстров. Крабы испуганно попятились, спрятались в водорослях и исчезли из вида.

Профессор уселся на коралловый выступ. По выражению его лица было видно, насколько он измучен и напуган. Маракот рассказал впоследствии, что зашел в заросли, чтобы получше рассмотреть редкий вид химер, и случайно наткнулся на гнездо крабов. Гигантские моллюски немедленно бросились в погоню. Лишь после продолжительного отдыха Маракот смог двинуться в путь.

Обогнув скалистую гряду, мы приблизились к цели нашего путешествия. Перед нами раскинулась бескрайняя серая равнина, усеянная странными холмами и высокими шпилями. Нашему взору открылись руины древнего города, покрытые толстым слоем ила. Город был бы навечно спрятан под ним, как Геркуланум под лавой или Помпеи под вулканическим пеплом, если бы уцелевшие атланты не пробурили к нему ход. Вход являл собой длинный, уходящий вниз коридор, который затем превращался в широкую улицу с ровными рядами домов по обе стороны. Стены домов потрескались и частично обвалились. Они не были столь прочны, как стены убежища. Но внутренняя обстановка оставалась практически в том же состоянии, в каком ее застала катастрофа. Морская вода лишь украсила ее, а кое-где слегка изуродовала. Наши проводники не позволили исследовать первые дома. Они подгоняли нас вперед, пока мы не добрались до здания, служившего когда-то главной цитаделью или дворцом, вокруг которого располагался древний город. Величественные колонны, высокие столбы, огромные скульптуры, резные фризы и широкие лестницы размерами превосходили все, что я видел на земле до сих пор.

Ближайшей аналогией являлись развалины храма Карнака в Луксоре. Украшения подводного дворца, полустертые изображения на стенах в деталях повторяли изображения на стенах разрушенного храма на берегу Нила. Массивные основания колонн в форме лотоса совершенно не отличались от египетских. Было странно стоять на мозаичном мраморном полу этого огромного зала, рассматривать ряды гигантских статуй, видеть вокруг крупных серебристых угрей и стайки испуганных рыбешек, которых потревожил электрический свет. Мы переходили из зала в зал, подолгу задерживались в богато обставленных покоях. Старая легенда гласила, что вызывающая, не имеющая пределов и разумных границ роскошь навлекла гнев богов на этих людей.

Одна небольшая комната была умело декорирована перламутром. Даже теперь, спустя столетия, ее стены переливались ясными опаловыми бликами, стоило лучам света заиграть на них. В углу, на возвышении, стояло украшенное тонкой резьбой ложе из желтого металла. Очевидно, эта комната когда-то была спальней царицы. Но теперь рядом с ложем расположился отвратительный черный моллюск. Его уродливое тело ритмично вздымалось и опускалось. Казалось, что в самом центре этого ужасного дворца до сих пор бьется холодное, злобное сердце.

Я несказанно обрадовался, когда наши провожатые показали на выход. По пути мы ненадолго остановились, чтобы рассмотреть руины древнего амфитеатра и широкий пирс с маяком. По всей видимости, затонувший город был когда-то морским портом. Вскоре мы покинули зловещее место и снова оказались на пустынном океанском дне.

На этом наши приключения не закончились. Произошло еще одно событие, которое напугало нас не меньше, чем наших друзей-атлантов. Мы почти добрались домой, когда один из провожатых с беспокойством указал пальцем вверх. Подняв головы, мы увидели необыкновенное зрелище. Из черного мрака прямо на нас падала огромная бесформенная масса. Спустя минуту, по мере того как она приближалась, мы обнаружили, что это останки огромной рыбы. Труп раздулся и лопнул, внутренности вывалились и тянулись за ним как канаты. Очевидно, появившиеся в результате разложения газы какое-то время поддерживали останки на плаву. Но затем гниение или яростные атаки акул сделали свое дело: газы покинули труп и мертвое тело камнем упало на дно океана. Во время нашей прогулки мы не раз натыкались на огромные скелеты, начисто обглоданные рыбами, но этот гигант, хотя и был наполовину выпотрошен, все еще походил на то, чем был при жизни. Провожатые потянули нас в сторону, пытаясь уберечь от опасности, но затем, убедившись, что тело гигантской рыбы падает чуть в стороне и абсолютно нам не угрожает, успокоились. Прозрачные защитные костюмы не позволили нам услышать силу удара, но, вероятно, удар был немалой силы. Когда массивная туша свалилась на дно, над ней поднялся высокий фонтан ила. Во все стороны полетели грязные брызги. Это был кашалот не менее семидесяти футов в длину. По оживленной жестикуляции подводных жителей я понял, что они найдут достойное применение жиру и спермацету.

Оставив гигантскую тварь, уже через несколько минут мы оказались у входа в подводную обитель. С непривычки наши тела ломило от усталости, но сердца переполняла радость: наконец мы стоим на твердом каменном полу, находимся в абсолютной безопасности, можем стащить с себя опостылевшие водолазные костюмы и вдохнуть полной грудью.

Несколько дней спустя (сейчас нелегко назвать точную дату), после фильма о наших морских приключениях, хозяева пригласили нас на гораздо более торжественный и величавый показ. Мы смогли взглянуть на трагическую историю этого удивительного народа.

Не стану себе льстить, утверждая, что показ был организован исключительно в нашу честь. Скорее всего, подобные публичные мероприятия повторялись время от времени, для того чтобы сохранить память о прошлом. То, что нам показали, стало лишь intermezzo[39]39
  Интермеццо – инструментальная пьеса, занимающая промежуточное положение между двумя более важными частями циклического произведения (ит.).


[Закрыть] к длительной религиозной церемонии. Как бы там ни было, я опишу события именно в том порядке, в каком они происходили.

Нас привели в большой зал, или театр, где Маракот с помощью волшебного экрана делился с окружающими воспоминаниями о нашей экспедиции. Здесь уже собрались в полном составе обитатели подводного царства. Нам, как и в прошлый раз, отвели почетные места в первом ряду, перед большим светящимся экраном. Затем, после длинной протяжной песни, которая, вероятнее всего, являлась патриотическим гимном, на сцену вышел седовласый старик. Наверно, это был местный историк или летописец. Его появление было встречено бурными аплодисментами. Старец встал у экрана и начал проецировать на поверхность серию картин, которые иллюстрировали историю возвышения и падения атлантов. Жаль, но мне ни за что не удастся передать их яркость, глубину и драматичность. Мои товарищи и я совершенно потеряли представление о пространстве и времени, настолько нас увлекли события давно минувших дней. Тем временем зрители в зале тяжело вздыхали и горько плакали, потрясенные до глубины души страшной трагедией, которая разрушила их отечество и уничтожила их расу.

В начале показа мы увидели древний материк в зените славы и могущества. Атланты передавали исторические знания из поколения в поколение, от отца к сыну. Мы увидели великую страну с высоты птичьего полета: ее бескрайние просторы, огромные поля, сложную систему орошения, журчащие ручьи, серебряные озера и живописные горы. Небольшие деревушки прятались в тенистых садах. Уютные деревенские домики соседствовали с поросшими лесом холмами. Потом перед нами предстал прекрасный город-столица, расположенный на высоком морском берегу; множество галер в широкой гавани; пристани, заваленные разнообразными товарами. Город опоясывали высокие стены, зубчатые башни и глубокие рвы – все гигантских размеров. Улицы города тянулись на много миль. В центре возвышался замок, окруженный стеной с амбразурами. Он был таким огромным и устрашающим, что казался порождением фантазии. Затем нам показали лица тех, кому довелось жить в золотом веке: почтенных старцев, мужественных воинов, мудрых жрецов, прекрасных женщин и веселых детей.

Потом на экране появились картины иного рода. Мы увидели войны, бесчисленные войны на суше и на море, войны, не имеющие ни начала, ни конца. Мы увидели, как голых и беспомощных людей безжалостно давят боевые колесницы; как вооруженные всадники преследуют бегущих врагов. Нашему взору открылись несметные сокровища и военные трофеи. Но даже манящий блеск золота не мог отвлечь нас от лиц людей, с каждым поколением становившихся все более жестокими и звероподобными. Мы наблюдали признаки распутства и морального разложения; преклонение перед материальным и пренебрежение духовным. Жестокие состязания, стоившие жизни их участникам, пришли на смену благородным спортивным ристалищам прошлого. Более не оставалось места простым семейным радостям и спокойным размышлениям. Вместо этого мы увидели беззаботных, пустых людишек, которые убивали время в погоне за удовольствиями, никак не могли насытиться и выдумывали все новые, зачастую извращенные забавы, чтобы занять себя. Появился класс сверхбогачей, стремившихся исключительно к чувственным наслаждениям. В то же время были люди, обнищавшие до последней степени. Их назначение состояло в том, чтобы беспрекословно выполнять любые прихоти господ, как бы отвратительны эти прихоти ни были.

И снова картина, которая поразила наше воображение: в стране появились реформаторы. Они пытались остановить деградацию нации, вернуть народ к истокам. Мы увидели благородных и прямодушных людей, которые, не жалея себя, доказывали и увещевали. Но мало кто прислушивался к доводам разума. Напротив, те, кого пытались спасти, осыпали спасителей насмешками и обливали их презрением. Тех, кто противился реформам, возглавляли жрецы Ваала. По их милости бескорыстная религия духа выродилась в ничего не значащие ритуалы и пышные церемонии. Но реформаторов нелегко было сбить с толку или запугать. Они упрямо продолжали свое дело. С каждым днем их мужественные лица становились все мрачней, словно реформаторы предчувствовали грядущие потрясения. Лишь немногие атланты внимали страшным пророчествам. Лишь немногим открывался их ужасный смысл. Большинство со смехом отвергали предостережения и погружались в еще больший разврат, в еще более глубокую пучину греха. Наконец пришло время, когда реформаторы вынуждены были отступить. Они больше не могли ничего сделать. Вырождающийся народ был предоставлен своей судьбе.

Затем мы увидели странную картину. Среди реформаторов появился человек, необыкновенно сильный духом и телом, который повел за собой других. Он был богат, влиятелен, наделен неимоверным могуществом, могуществом, которого еще не знали на Земле. Мы увидели, как он впадает в транс, чтобы войти в контакт с высшими силами. Это он призвал на помощь все знания своей страны – знания, которые затмевали современную науку, – чтобы построить ковчег, или убежище, и укрыться от надвигающейся опасности. Мы увидели тысячи рабочих, мощные стены, которые поднимались ввысь. В это время праздные граждане поглядывали на строительство с недоумением и открыто насмехались над тщательными и, как им казалось, бессмысленными приготовлениями. Некоторые задавались вопросом: если катастрофа неизбежна, почему бы не оставить эти земли и не перебраться в более безопасное место? На этот вопрос следовал ответ: останутся люди, которые заслужили спасения в самую последнюю минуту. Ради них возводится ковчег. Понемногу мудрец собрал своих последователей и поселил их в Храме. Высшие силы предупредили его о грядущей катастрофе, но не назвали ни дня, ни часа, когда она свершится. Когда ковчег был готов и водонепроницаемые двери испытаны, он остался ждать неизбежного внутри здания, окруженный семьей, многочисленными друзьями, последователями и слугами.

И вот страшный час настал. Зрелище казалось ужасным даже на экране. Только Господь знает, каким оно было в реальности. Сначала мы увидели, как огромная, высотой с гору волна поднимается из спокойной глади океана. Затем волна двинулась на город. Поначалу движение было медленным – миля за милей, но с каждой минутой скорость становилась все выше. На сверкающем валу яростно бурлили гребешки пены. Две крохотные щепки в потоках белоснежной пены на вершине волны при ближайшем рассмотрении оказались разбитыми галерами. Потом мы увидели, как гигантская волна ударила о берег и понеслась над городом, сметая все на своем пути. Дома падали под натиском воды, как стебли кукурузы под ударами торнадо. Мы видели людей на крышах домов, беспомощно глядевших на приближающуюся смерть. Их лица были искажены ужасом, рты искривлены, глаза горели. Несчастные кусали руки и кричали что-то в безумии. Те самые люди, которые со смехом отвергали предупреждения, теперь тщетно взывали к небесам о пощаде. Они падали ниц, становились на колени, простирали вверх руки. У них не было времени добраться до убежища – ковчег был выстроен вдали, за городом. Тогда тысячи беглецов бросились к замку, который возвышался над городом на холме. Мощные зубчатые стены стали черными от огромной толпы. Неожиданно замок начал тонуть. Тонуть стало все. Вода достигла самых отдаленных уголков суши. Огонь, который вырывался из расщелин в земле, превращал ее в пар. Взрыв уничтожил само основание материка. Город погружался в воду все глубже и глубже. Ужасное зрелище никого не оставило равнодушным. Зрители в зале не могли сдержать слез. Пирс раскололся на две половины и исчез. Высокий маяк рухнул под ударами волн. Острые крыши домов некоторое время виднелись над водой, словно скалистая гряда, но вскоре и они исчезли из вида. На поверхности оставался один лишь замок. Величественное сооружение напоминало огромный корабль. Затем и оно начало медленно сползать в бездну. На крыше замка качался лес простертых в небо рук. Драма подошла к концу. Там, где когда-то лежал целый континент, играло волнами море. Вокруг не было видно ни единого живого существа, но бурлящая вода не могла скрыть масштабов трагедии: то тут, то там всплывали трупы людей и животных, стулья, столы, предметы одежды, головные уборы, тюки с товарами. Все это качалось, плавало и кружилось в гигантской карусели. Постепенно движение сошло на нет. Перед нами раскинулась необъятная водная гладь, спокойная и сверкающая, как ртуть. Мрачное солнце освещало место упокоения великой страны, судьбу которой предрешил Господь.