Текст книги "Сборник фантастики. Золотой фонд"

– Слушайте! – сказал он.

Из-за реки, со стороны невысоких холмов, доносились раскаты далеких выстрелов и отголоски нечеловеческого крика. Потом все стихло. Над изгородью поднялся майский жук и жужжа пролетел мимо. Высоко на западе, чуть светлея, виднелся серп луны над дымящимся Уэйбриджем и Шеппертоном, в знойной тишине великолепного заката.

– Нам лучше всего пойти этой дорогой на север, – сказал я.

XIV. В Лондоне

Мой младший брат, студент-медик, готовился к предстоящему экзамену в Лондоне именно в то время, когда марсиане напали на Уокинг. До утра субботы он ничего не знал о событиях. В субботних утренних газетах, кроме пространных статей о планете Марс, о жизни на планетах вообще, была помещена коротенькая, довольно туманная телеграмма о появлении марсиан, производившая впечатление именно своей лаконичностью.

Марсиане, напуганные приближением толпы, убили несколько десятков людей из скорострельной пушки, так гласила телеграмма и заканчивалась словами: «При всей их кажущейся силе, марсиане не выходят из ямы, в которую они упали, да, очевидно, и не могут выйти. Это объясняется, вероятно, большей, чем на Марсе, силой тяготения на Земле». По поводу последнего предположения автор телеграммы распространяется довольно много.

Само собой разумеется, что все студенты подготовительных курсов по биологии, которые в то время посещал мой брат, чрезвычайно заинтересовались вышеупомянутой телеграммой. Но на улицах в тот день не замечалось никакого особенного волнения. В вечерних газетах появились кое-какие новые сообщения под гигантскими заголовками. Но и эти последние новости о марсианах ограничивались известиями о стягивании войск к Хорселлскому полю и о том, что между Уокингом и Уэйбриджем горят сосновые леса.

Позднее, в экстренном выпуске «Ивнинг Пост» было напечатано, без всяких комментариев, о прекращении телеграфных сношений. Публике это объясняли тем, что горящие деревья упали на телеграфные провода. В ночь моей поездки в Лезерхэд в Лондоне о столкновении с марсианами еще никто не знал.

Брат не особенно беспокоился о нас, ведь из газет следовало, что место падения цилиндра отстоит на две добрых мили от нашего дома. В тот же вечер он решил съездить к нам, чтобы посмотреть, как он говорил, «на этих существ с Марса, пока их не уничтожили». Он послал мне телеграмму, которой не суждено было дойти по назначению. Вечер он провел в мюзик-холле.

В Лондоне в ночь на воскресенье была такая же сильная гроза, как и в наших краях, поэтому и до вокзала Ватерлоо брат доехал в кэбе. После нескольких минут ожидания на платформе вокзала, с которого обыкновенно отходят ночные поезда, он узнал, что в этот день с Уокингом сообщения не будет вследствие какого-то происшествия на дороге. В чем именно заключалось это происшествие, он добиться не смог, так как само железнодорожное начальство не знало толком, в чем дело.

На станции особенного волнения заметно не было, а железнодорожные служащие были далеки от мысли заподозрить что-нибудь серьезное в нарушении сообщения. Театральные поезда, которые обыкновенно шли через Уокинг, отправляли теперь кружным путем через Вирджини-Уотер или Гилдфорд, а поезда для воскресных экскурсий – на Саусгемптон и Портсмут. Какой-то газетный репортер, приняв моего брата за начальника станции, с которым у него было отдаленное сходство, вздумал задать ему несколько вопросов. За исключением некоторых железнодорожных служащих, лишь немногие видели связь между происшествием на линии и марсианами.

В одном из газетных сообщений о субботних событиях в Лондоне я прочел, что в воскресенье утром «весь Лондон был взволнован известиями из Уокинга». В действительности же не случилось ничего, что оправдало бы эти преувеличенные описания. Большинство жителей Лондона до утра понедельника, когда действительно началась паника, ничего не слышали о марсианах, а те, которые слышали, не могли составить себе ясной картины из отрывистых строк, которые находили в воскресных газетах. К тому же лишь немногие в Лондоне читают эти газеты.

Кроме того, привычное чувство личной безопасности глубоко укоренилось в душе каждого лондонца, а газеты, с другой стороны, так приучили его к сенсационным известиям, что любой мог, без малейшего чувства личного страха, прочесть следующее:

«Вчера, около семи часов вечера, марсиане вышли из цилиндра и, двигаясь под прикрытием металлических щитов, разрушили до основания станцию Уокинг с прилегающими к ней домами и уничтожили целый батальон Кардиганского полка. Подробности неизвестны. Пулеметы оказались совершенно бессильными перед вооружением противника. Полевая артиллерия была разбита. Чтобы предупредить жителей, в Чертси были откомандированы конные гусары. По-видимому, марсиане медленно подвигаются к Чертси или Виндзору. В Западном Суррее царит тревожное настроение и возводятся земляные укрепления, чтобы воспрепятствовать движению противника на Лондон».

Так говорилось в «Сандей», а в остроумной, но быстрой на заключение руководящей «Стар» это событие приравнивалось к описанию бедственного положения жителей деревни, в которую ворвался неожиданно выпущенный на свободу зверинец. Никто в Лондоне не имел определенного представления о том, что такое вооруженные марсиане: здесь все еще господствовала идея, что марсиане очень неповоротливы, что они «передвигаются с трудом» и «ползают, как черепахи». Такие выражения попадались почти на всех первых полосах – становилось ясно, что ни одна из этих телеграмм не могла быть составлена очевидцем выступления марсиан.

Воскресные газеты выпускали особые приложения по мере получения свежих сведений, а иные – даже независимо от них. Но, в сущности, им было нечего сказать, пока к концу дня военные власти не сообщили представителям печати имеющиеся у них сведения. И тогда в газетах появилось сообщение, что толпы беглецов из Уолтона, Уэйбриджа и окрестных деревень запрудили все дороги к Лондону – и только.

Утром мой брат отправился в церковь Воспитательного дома, все еще не зная о событиях предыдущего вечера. Там он слышал разговоры, в которых описывалось наступление марсиан, а священник прочел особую молитву о сохранении мира. Выйдя из церкви, брат купил номер «Таймс». Обеспокоенный опубликованными там известиями, он сейчас же поехал на станцию Ватерлоо узнать, не восстановлено ли движение поездов? Публика в омнибусах и экипажах, велосипедисты и многочисленные пешеходы в праздничных платьях довольно равнодушно принимали странные новости, выкрикиваемые разносчиками газет. Все, правда, интересовались ими, но беспокоились только те, у кого в тех краях остались родственники. На вокзале брат в первый раз услыхал, что с Виндзором и Чертси прервано и телеграфное сообщение. Носильщики рассказали, что со станции Байфлит и Чертси получено несколько важных телеграмм, но что потом сообщение прервалось. Никаких подробностей они ему сообщить не могли. «Под Уэйбриджем происходит сильный бой», – этим ограничивались все их знания.

Регулярная работа железной дороги была нарушена. Довольно много народу, встречающие поезда и ожидающие приезда друзей из разных мест вдоль юго-западной линии, стояло в нерешительности. Какой-то седой старый господин подошел к моему брату и стал выражать ему в резких словах свое негодование на Общество юго-западных железных дорог: «Подобное нельзя оставить без наказания виновных!»

Пришло несколько поездов из Ричмонда, Путнея и Кингстона с пассажирами, возвращавшимися из неудавшихся увеселительных поездок. Они думали покататься на лодках, но шлюзы оказались запертыми, и в воздухе чувствовалась тревога, что и заставило их вернуться обратно. Один человек в белом фланелевом костюме стал рассказывать моему брату удивительные новости, которые он услышал.

– В Кингстон все время прибывают беглецы в повозках, фургонах и телегах, с сундуками, чемоданами и всякой домашней рухлядью, – говорил он. – Они едут из Молеея, Уэйбриджа и Уолтона и утверждают, что в Чертси слышна сильная канонада из тяжелых орудий, что там разъезжали конные солдаты и принуждали жителей немедленно покидать дома, потому что идут марсиане. Мы тоже слышали отдаленную стрельбу на станции Хэмптон Корт, но приняли это за раскаты грома. Что же, черт возьми, все это значит? Ведь марсиане, как говорили, не могут выползти из своей ямы? Или все же они могут?

Мой брат ничего ему ответить не смог.

Скоро он убедился, что и среди пассажиров подземной железной дороги чувствовалась какая-то тревога, так как из всех дачных мест юго-западной линии, служащих целью воскресных экскурсий, – из Барнса, Уимблдона, Ричмонд-парка, Кью и других, – все уехавшие возвратились необычайно быстро. Вообще все, имевшие какое-нибудь отношение к главной станции железных дорог, были заметно чем-то озабочены и раздражены.

Около пяти вечера собравшаяся на станции толпа, которая к тому же все увеличивалась, была страшно взволнована тем, что по линии между юго-восточным и юго-западным вокзалами, в обычные дни закрытой, вдруг началось движение воинских поездов. На товарных платформах стояли огромные пушки, и все вагоны были битком набиты солдатами. Пушки везли из Вуллвича и Четема в Кингстон. Сейчас же начался обмен шутками: «Вас там съедят живьем!» «Мы едем укрощать зверей!» и тому подобное. Через некоторое время на станции появилась полиция, которая принялась очищать платформу от посторонних, так что и моему брату пришлось уйти на улицу.

Колокола в церквах звонили к вечерне. Отряд молодых девушек из Армии спасения прошел с пением по улице Ватерлоо. На мосту стояла кучка зевак и с любопытством смотрела на реку, по которой плыли клочья какой-то странной коричневой пены. Солнце только что село. Над зданием парламента с его башенными часами расстилалось самое спокойное небо, какое только можно вообразить: все золотое, с длинными поперечными полосами красновато-коричневых облаков. Слышались разговоры о том, будто бы по реке проплыл и труп человека. Какой-то резервист, как он сам назвался брату, говорил, что видел отблески гелиографа на западной стороне неба.

На Веллингтон-стрит мой брат столкнулся с двумя газетчиками, только что выбежавшими из типографии на Флит-стрит со свежими оттисками газет и кричащими плакатами. «Ужасная катастрофа! – кричали они. – Бой в Уэйбридже! Подробное описание! Бегство марсиан! Лондон в опасности!» Мой брат должен был заплатить им три пенса за один номер газеты. Только тогда наконец он понял все могущество марсиан и ужас, который они должны были наводить. Он узнал, что это была вовсе не горсточка каких-то маленьких, неповоротливых созданий, а высокоразвитые в умственном отношении существа, способные управлять сложными механизмами. Они могли быстро двигаться и наносить своим жертвам такие удары, что даже сильнейшие орудия, используемые человечеством, не в состоянии были устоять против них.

О марсианах говорилось, как об «огромных паукообразных машинах, около ста футов вышиной, способных передвигаться со скоростью экспресса и выпускающих тепловые лучи страшно высокой температуры». По всей местности, окружающей Хорселлское поле, и главным образом, между Уокингом и Лондоном, были расставлены скрытые батареи, состоявшие преимущественно из полевых орудий. Видели пять боевых машин марсиан, которые направлялись к Темзе, но одна из них, благодаря счастливой случайности, была уничтожена гранатой. Во всех других случаях выстрелы не попадали в цель, и батареи были тотчас же разрушены тепловыми лучами. Упоминалось о тяжелых потерях среди солдат, но общий тон сообщения был оптимистический.

Марсиане были отражены, значит, они не неуязвимы, более того, они отступили на свою первоначальную позицию к Уокингу, где образовали треугольник из трех цилиндров. Повсюду сновали лазутчики с гелиографами. С поразительной быстротой подвозились орудия из Виндзора, Портсмута, Олдершота, Вулвича и даже с севера. Отмечалось, что из Вульвича были доставлены длинные пушки в девяносто пять тонн. В общем, на позициях оказалось сосредоточено до ста шестидесяти пушек, главным образом для обороны Лондона. Никогда еще в Англии не видели столь быстрой мобилизации военных сил и в таких широких размерах.

Высказывалась надежда, что в будущем, в случае появления новых цилиндров, они будут немедленно уничтожены сильнодействующими взрывчатыми веществами, которые должны быть быстро приготовлены и надлежащим образом распределены. Без сомнения, гласил далее газетный отчет, положение из ряда вон выходящее и очень серьезное, но общество просят не поддаваться панике и препятствовать ее распространению. Конечно, марсиане существа необыкновенные и очень страшные, но в лучшем случае их ведь не более двадцати против наших миллионов!..

Власти, основываясь на размерах цилиндров, полагали, что в каждом цилиндре не может поместиться более пяти марсиан, следовательно, в трех цилиндрах – пятнадцать. Один уже выбыл из строя, а быть может, и больше. Общество уже достаточно предупреждено об угрожающей опасности, а для отражения опасности и в целях безопасного пребывания жителей угрожаемых юго-западных городов и местечек принимаются уже самые серьезные меры. Прокламация заканчивалась многократными заверениями, что Лондон в безопасности, и выражалась твердая уверенность в умении властей справиться с возникшими затруднениями.

Все это было напечатано огромными буквами, и, по-видимому, с этой статьей очень спешили, так как даже не успели прибавить ни слова в пояснение. Любопытно было отметить, рассказывал мне потом брат, насколько сильно было скомкано и сокращено остальное содержание газеты, чтобы дать место этой статье.

По всей Веллингтон-стрит можно было видеть людей, углубившихся в чтение розовых листков, весь Стрэнд наполнился голосами целой армии разносчиков газет. Люди сходили с трамваев специально, чтобы купить газету. Прежняя апатия сменилась сильнейшим возбуждением. Мой брат видел на Стрэнде, как сняли ставни в магазине географических карт, и приказчик в воскресном платье, в желтых перчатках, стоя в окне, наскоро прикреплял к витрине карту Суррея.

Когда брат с газетой в руках проходил по Трафальгарской площади, ему попались навстречу несколько беглецов из западного Суррея. Один человек с женой и двумя мальчиками вез ручную тачку, нагруженную домашним скарбом. Они шли со стороны Вестминстерского моста, а за ними громыхала деревенская телега, в которой сидело пять или шесть человек с узлами и чемоданами, однако одетых весьма прилично. У всех были испуганные, осунувшиеся лица, и их вид резко контрастировал с праздничным видом пассажиров городских омнибусов. Нарядно одетые люди в кэбах с любопытством оглядывали беглецов.

Телега остановилась у кромки площади, как будто путники колебались, какую им выбрать дорогу, и, наконец, повернула к востоку, вдоль Стрэнда. Немного дальше брату повстречался человек в рабочем платье – он ехал на трехколесном велосипеде с маленьким передним колесом, какие давно вышли из употребления. Он был бледен и весь в грязи.

Брат повернул к площади Виктории и встретил целый караван таких беглецов. У него мелькнула надежда увидеть меня среди них. В этом месте скопилось много полиции, наблюдавшей за безопасностью и регулярностью движения. Некоторые из беглецов делились своими впечатлениями с пассажирами омнибусов. Один из них клялся, что видел марсиан: «Огромные котлы на ходулях, и ходят, как люди». Но большинство из них, видимо, еще не опомнилось от пережитых волнений.

В трактирах и гостиницах за площадью Виктории шла бойкая торговля. На всех перекрестках собирались люди, читали газеты, взволнованно беседовали друг с другом или с недоумением разглядывали необычных воскресных гостей.

С наступлением вечера поток беглецов стал увеличиваться, наконец, на улицах Лондона образовалась такая же давка, как на главной улице в Ипсоме в день скачек. Мой брат пробовал расспрашивать некоторых из беглецов, но так и не добился нормальных или хотя бы членораздельных ответов.

Никто из них не мог ему дать сведений об Уокинге, кроме одного человека, который уверял, что накануне ночью Уокинг был разрушен до основания.

– Я сам из Байфлита, – рассказывал он. – Рано утром к нам приехал человек на велосипеде. Он объехал все местечко и всем приказывал выезжать. Потом пришли солдаты. Мы вышли на улицу, чтобы посмотреть, что случилось, и увидели густые облака дыма на юге и больше ничего, на дороге не было видно ни одной живой души. Через некоторое время мы услышали пальбу со стороны Чертси, и из Уэйбриджа потянулся народ. Тогда я запер свой дом и уехал.

К этому времени в городе чувствовалось уже сильное недовольство властями за их неуменье расправиться с марсианами, не подвергая страну таким неприятностям. Часов около восьми вечера с юга стали явственно доноситься раскаты пушечной пальбы. За страшным шумом на главных улицах ничего не было слышно, но, когда брат свернул к реке по тихим переулкам, он стал ясно различать эти звуки.

Было десять часов, когда он возвращался из Вестминстера в свою квартиру у Ридженд-парка. Он уже весьма сильно беспокоился обо мне и вообще был не на шутку встревожен, начиная понимать истинное значение этих событий. Он мысленно рисовал подробности военных действий, как это делал я накануне моего бегства: безмолвные пушки, подстерегающие врага, и мирную, культурную страну, превращенную внезапно в лагерь кочевников. Ему казалось, что он может явственно представить эти «котлы на ходулях» высотою в сто футов.

Несколько повозок с беглецами проехало по Оксфорд-стрит, да еще две-три по Мерилибон-Роуд, но вести распространялись настолько медленно, что Риджент-стрит и Портленд-Роуд, как это обыкновенно бывало воскресным вечером, были полны гуляющими. Правда, местами виднелись группы людей, поглощенных оживленной беседой, но по наружным аллеям Риджент-парк под редкими газовыми фонарями, как всегда в этот час, прохаживались праздные парочки. Ночь стояла тихая и жаркая, даже душная, временами доносился грохот пушек, а после полуночи на юге засверкали зарницы, и начала собираться гроза.

Брат читал и перечитывал газету, опасаясь прочесть самые худшие новости обо мне. Он не находил себе места от беспокойства и после ужина принялся бесцельно бродить по улицам. Вернувшись домой, он пробовал сосредоточиться на подготовке к предстоящим экзаменам, но тщетно, и вскоре после полуночи улегся спать.

На заре он проснулся от стука дверей, колокольного звона и топота бегущих по улице ног. Где-то вдали бил барабан. На потолке комнаты играли красные отблески огня. Минуту он лежал неподвижно, не понимая, что все это значит, гадая, и в самом ли деле наступил «судный день» или весь мир сошел с ума? Потом он соскочил с постели и подбежал к окну.

Его комната была и самом верхнем этаже, и когда он высунулся наружу, то увидел, что по всей улице в домах открываются окна и люди во всевозможных ночных костюмах, полуодетые, выглядывают, пытаясь понять, что же происходит. Со всех сторон сыпались вопросы.

– Они идут, – прокричал во все горло полисмен, колотя в ворота. – Марсиане идут! – И бросился к соседнему дому. Из казармы на Албани-стрит доносился стук барабана и рев военных труб, а колокольни всех ближайших церквей наперебой старались разогнать сон обывателей тревожным громким звоном. Кругом хлопали открывающиеся створки ворот, и окна противоположных домов загорались одно за другим желтым светом, казавшимся особенно ярким после ночной темноты.

Из угла выехала закрытая карета, прогрохотала под окном и покатила вдоль улицы, постепенно затихая вдали. Следом за ней проскакали два извозчичьих кэба, а за ними последовала целая вереница мчавшихся экипажей. Все они направлялись к станции Чок-Фарм, где снаряжались поезда по северо-западной линии.

Ошеломленный всем этим, брат долго стоял у окна и все следил за тем, как бегали полисмены от дома к дому, стуча в наружные двери и выкрикивая свое непонятное сообщение. Вдруг он услышал у себя за спиной стук отворяемой двери, и сосед, живущий на той же площадке, вошел к нему. Он был в ночных туфлях и нижнем белье, со свободно болтающимися подтяжками и с растрепанной после сна головой.

– Что случилось? – спросил он. – Пожар? Что означает этот адский шум?

Оба высунулись в окно, стараясь разобрать, что кричат полисмены на улице. Из боковых улиц подходили люди, соединялись в группы и о чем-то оживленно беседовали.

– Что означает вся эта чертовщина? – спросил сосед моего брата.

Тот промычал ему в ответ что-то неопределенное и начал одеваться, поминутно вскакивая и подбегая к окну, чтобы не пропустить ни одной подробности того, что творится улице. Там же волнение все разрасталось. Вдруг, несмотря на ранний час, появились газетчики, выкрикивая во все горло заголовки статей:

– Лондону грозит опасность от удушения! В Кингстоне и Ричмонде разрушены укрепления! Страшное избиение в долине Темзы!

И повсюду, в нижних квартирах, в домах соседних и напротив, за парком и на всех прочих бесчисленных улицах той части Мерилибона, в округе Вестберн-парка и Св. Панкратия, и дальше на запад и на север, в Кильбурне, Сент-Джонс-Вуде и Хэмпстеде, и на восток – в Шоредиге, Хейбури, Гаперстоне и Гостоне, и по всему громадному пространству Лондона от Илинга до Ист-Хема, люди, как обезумевшие, вскакивали с постели, протирали глаза и бежали к окну, чтобы смотреть на улицу и задавать друг другу бессмысленные вопросы, потом впопыхах одевались, меж тем по улицам огромного города проносилось уже первое дуновение налетевшей бури страха – предвестника великой общей паники. Лондон, только накануне отошедший ко сну спокойным и тупо равнодушным, проснулся на заре, в понедельник утром, с острым сознанием грозящей опасности.

Так как наблюдения из окна не могли ему помочь разобраться в случившемся, то брат вышел на улицу как раз в тот момент, когда заря окрасила облака и крыши в розоватый цвет. Толпа беглецов, пеших и в экипажах, прибывала с каждой минутой. «Черный дым! – кричали кругом. – Черный дым!» Такой единодушный страх неизбежно заражал каждого. Пока мой брат, стоя в дверях, колебался, не зная, куда ему идти, он увидал подходившего газетчика с новыми номерами газет и купил у него один номер. Газетчик побежал дальше, распродавая на ходу газету по шиллингу за номер. Паника и жадность к наживе – дикое сочетание двух, казалось бы, столь несовместимых вещей.

В этой газете мой брат прочел зловещее сообщение главнокомандующего:

«Марсиане в состоянии выпускать посредством ракет целые тучи какого-то черного, ядовитого дыма. Они заставили замолчать наши батареи, разрушили Ричмонд, Кингстон, Уимблдон и теперь шаг за шагом продвигаются к Лондону, уничтожая все на своем пути. Их невозможно остановить, и от их черного дыма нет другого спасения, кроме поспешного бегства».

Это было все, но и этого было достаточно. Все шестимиллионное население города заволновалось, пришло в движение, и вскоре это должно было превратиться в повальное бегство на север.

«Черный дым! – раздавалось со всех сторон. – Огонь…»

Колокольни соседних церквей подняли неистовый перезвон. Какая-то повозка с растерявшимся от страху возницей со всего маху влетела в сточную канаву на улице и разбилась под ругань и крики толпы. В окнах домов мелькал, перебегая, тусклый желтый свет, и на многих из проезжавших кэбов еще горели фонари. А вверху над домами все ярче разгоралась заря – ясная, спокойная и тихая.

Брат слышал, как забегали в доме и на лестнице. Его хозяйка вышла за дверь в наскоро накинутой блузе и платке; за нею вышел муж, что-то бормоча и жестикулируя.

Как только брат начал понимать, наконец, всю важность происходящего перед ним, он бросился наверх, к себе в комнату, сунул в карман все наличные деньги, около десяти фунтов, и снова выбежал на улицу.

XV. Что случилось в Суррее

В то время как я сидел с викарием у изгороди на лугу близ Халлфорда и слушал его бред, а мой брат наблюдал поток беглецов, запрудивших Вестминстерский мост, марсиане решили перейти в наступление. Насколько можно было понять из противоречивых газетных сообщений, пришельцы усиленно работали до девяти часов вечера в яме под Хорселлем, результатом чего были выходившие из нее в большом количестве клубы зеленоватого дыма.

Во всяком случае, достоверно известно, что около семи вечера три марсианина вышли на ямы. Осторожно продвигаясь вперед, они прошли через Байфлит и Гирфорд к Риплею и Уэйбриджу и таким образом, перед закатом солнца очутились в виду ожидавших их батарей. Марсиане эти двигались не в ряд, а гуськом, на расстоянии приблизительно полторы мили один от другого. Они перекликались друг с другом завыванием, похожим на рев сирены, по всей гамме восходящих и нисходящих звуков.

Этот рев вперемежку с пушечными выстрелами из Рипли и Сен-Джордж-Хилл мы слышали в Верхнем Халлфорде. Наводчиками батареи, стоявшей у Рипли, были неопытные волонтеры, которым нельзя было поручить такую непростую задачу: не выждав правильного времени, они дали один сильный, но преждевременный и бесплодный залп, и после этого бежали, кто пешком, кто верхом, через опустошенную деревню. Марсианин преспокойно перешагнул через покинутые орудия и, пройдя их, неожиданно подошел к батарее Пенешил-парка, которую и уничтожил.

Артиллеристы батареи Сен-Джордж-Хилл имели лучших руководителей или, может быть, занимали лучшую позицию – во всяком случае их орудия, скрытые в сосновом лесу, не были замечены подходившим марсианином. Спокойно, как на смотре, они зарядили их и дали залп.

Марсианина обдало осколками упавшей гранаты, и солдаты видели, как он покачнулся и упал. Раздался ликующий крик, и солдаты с бешеной поспешностью зарядили орудия. Упавший марсианин издал протяжный вой, и в мгновение ока у деревьев показался второй сверкающий великан, который, в ответ на его призыв, ответил ему также воем.

По-видимому, осколком гранаты у треножника первого марсианина подбило ногу. Второй залп пропал даром, ударив в землю довольно далеко от него, и вслед затем оба пришельца направили на батарею свои тепловые лучи. Пороховые ящики взлетели на воздух, и вокруг орудий ярким пламенем вспыхнули сосны. Из солдат спаслись только два-три человека, успевшие забежать за гребень холма.

После этого три великана стали как будто совещаться, по крайней мере лазутчики, следившие за ними, доносили потом, что все трое с полчаса простояли на месте. Из подбитой машины осторожно выполз марсианин – маленькая коричневая фигурка, казавшаяся на расстоянии каким-то ржавым пятном, – и занялся по-видимому починкой своего треножника. К девяти часам он кончил свою работу, так как над деревьями снова показался его колпак.

Было начало десятого, когда к этим трем марсианам присоединилось еще четверо, вооруженные какими-то толстыми, черными трубками. Они роздали по такой же точно трубке и трем первым и разместились изогнутой линией на равном расстоянии друг от друга, между Сен-Джордж-Хилл, Уэйбриджем и деревенькой Сэнд, к юго-западу от Риплея.

Как только они тронулись с места, дюжина ракет взвилась из-за холмов перед ними, предупреждая стоявшие наготове у Диттона и Эшера батареи о приближении врага. В то же самое время четыре неприятельских боевых машины, тоже снабженные трубками, перешли через реку, и две из них, чернея на фоне заката, выросли передо мной и викарием, застигнув нас на дороге из Халлфорда на север, когда мы шли, напрягая последние силы. Казалось, что они летят на облаках – молочный туман, который стлался по полям, закрывал треножники до одной трети их высоты.

При виде этих двух великанов викарий тихо вскрикнул и пустился бежать. Но я-то знал, что от марсианина не убежишь, и поэтому свернул в сторону и пополз через мокрую от росы крапиву и густой кустарник в канаву, которая шла вдоль дороги. Викарий оглянулся и, увидев, что я делаю, последовал моему примеру.

Марсиане остановились. Один, который стоял ближе к нам, смотрел в сторону Сенбюри, другой, казавшийся серым пятном на фоне заката, стоял дальше, в сторону Стэнса.

Призывный их вой прекратился. В полном безмолвии заняли они свои места в огромном полумесяце, имевшем не менее двенадцати миль от одного конца к другому. Никогда еще, со времени изобретения пороха, сражение не начиналось в такой тишине. На нас, да и вероятно на всякого другого случайного наблюдателя у Рипли, это произвело бы такое впечатление, как будто пришельцы были единственными властителями наступающей ночи, озаряемой лишь молодым месяцем, первыми звездами и последними отблесками умирающей зари да красным заревом пожара у Сен-Джордж-Хилл от горевших Пентильских лесов.

А между тем отовсюду: со стороны Стэнса, Диттона, Эшера, Окхема, из холмов и лесов южного берега реки, из-за низких лугов, на севере от нее – отовсюду, где какая-нибудь рощица или кучка сельских холмов давала прикрытие, – на этот полумесяц глядели жерла пушек. Сигнальные ракеты взвились и рассыпались дождем искр в темноте ночи, и для артиллеристов всех этих сторожевых батарей потянулись минуты напряженного ожидания. Стоило только марсианам войти в зону поражения – и в тот же миг эти сверкающие в темноте ранней ночи орудия, с притаившимися за ним неподвижными черными фигурами людей, разразились бы целой бурей громовых залпов.

Нет сомнения, что у всех этих тысяч чутко прислушивавшихся людей, также как и у меня в ту минуту, преобладал один вопрос: что думают о нас марсиане? Понимают ли они, что воюют с миллионами организованных и дисциплинированных существ, представляющих единое целое? Или ко всем этим огненным вспышкам, внезапным взрывам гранат и упорному преследованию их они относились так, как относимся мы к отчаянному, единодушному нападению потревоженного улья? Уж не хотели ли они истребить нас всех до последнего из живущих? (Тогда еще никто не знал, чем питаются марсиане).

Пока сотни подобных вопросов носились у меня в голове, я наблюдал гигантские очертания их часовых. А в глубине души теплилась надежда, что вся дорога к Лондону занята громадными, еще неизвестными марсианами и скрытыми военными силами. Успели ли приготовить волчьи ямы? Догадались ли превратить в ловушку пороховые заводы в Ханслоу? Хватит ли у лондонцев мужества и патриотизма устроить марсианам вторую Москву, но в большем масштабе?

Мы продолжали ползти через кустарник, по временам осторожно выглядывая из него, как вдруг спустя некоторое время, тянувшееся, как казалось, бесконечно долго, раздался отдаленный пушечный выстрел. Потом другой и третий. Тогда ближайший к нам марсианин поднял свою трубку высоко в воздухе и разрядил ее в сторону батарей. От тяжкого грохота этого выстрела дрогнула земля. Марсианин, стоявший у Окхема, сделал то же самое. Не было ни вспышки, ни огня, ни дыма – ничего, кроме оглушительного грохота.