Текст книги "Дневник Армана Китобоя"

Но если он чувствует холод? Если слышит взрывы, значит, душа ещё не покинула тело?

Сквозь грохот прорывались отдельные фразы.

– «Хватит» – это было последнее слово, которое услышал Глеб, прежде чем с него сорвали повязку.

То, что он увидел, в прямом смысле, свалило его с ног. Он не смог удержаться даже на коленях.

Несколько коробок извергали из себя ракетницы – фейерверки. Небо окрашивалось в яркие тона. Свинцовые тучи угрожающе висели над салютом. Кергеленское небо удивленно уставилось на вспышки света. Это небо впервые увидело яркие краски.

– Развяжите человеку руки, – сказал Андрей.

Он как-то изменился в лице. Исчезли черты убийцы. Он теперь походил на обычного пожилого человека, которому хочется поскорее убраться с этого острова и опустить ноги в любимые тапочки.

***

Верзилы помогли Глебу подняться и освободили руки от повязки.

– Поздравляю, Глеб, ты выжил. У тебя сейчас миллион вопросов, на которые, конечно, ты получишь ответы, но для начала слушай:

Это не посмертная галлюцинация. Ты жив.

Глеб снова свалился с ног. Ему казалось, что он лишен опорно-двигательной системы. Что из него вынули скелет. Он тщетно пытался встать, как боксёр после тяжёлого нокаута, но всякий раз падал, пока, наконец, Андрей не приказал верзилам взять его под руки.

Глеб пытался заговорить, но выяснилось, что он забыл, как это делается. Он не мог вспомнить ни одного слова.

После короткого спора между верзилами, по поводу того, кто будет нести полуобморочное тело к кораблю, один из них взвалил Глеба на спину и недовольно забормотав, поплелся к скале Данте. За ним последовали Андрей и второй опричник.

Фейерверки закончились. Тяжелые коробки дымились, источая запах серы.

Гости поспешили вернуться на корабль. С плеча одного из верзил свисало истощенное тело Глеба. Он потерял сознание, и, возможно, это спасло его от умственного помешательства.

Глава 25 Запах мяты

Каюта была тёплой и уютной. Осознание собственной защищенности никак не вязалось с последними событиями.

Глеб приподнялся, сделав опору на локоть, разглядел помещение:

Не более десяти квадратов. Стены выкрашены в ярко зеленый. Тусклый свет.

Маленькая тумбочка возле кровати, увенчана дурацкой надписью «четверг – это среда, только днём позже».

Напротив кровати – массивная железная дверь без ручки.

Справа от Глеба – зеркало во весь рост.

Глеб встал, опираясь на стену, какое-то время ловил равновесие, после чего стал бесцельно измерять шагами каюту, нервно запуская пальцы в запутавшиеся волосы, как будто у него сейчас должна состояться важная встреча, а он, выглядит неопрятно.

При ближайшем осмотре, тумбочка оказалась маленьким холодильником, доверху набитым красивыми бутылками разных форматов.

Глеб выбрал одну из них, – ярко малинового цвета, – откупорил и большим глотком опрокинул в себя добрую половину.

Врачующее тепло расползлось по всему телу. Он почувствовал себя органичным, внятным, осознанным. Тело, перебитое друзьями Андрея и изрядно потрёпанное Кергеленскими ветрами, стало удивительно последовательным и послушным. Глеб соглашался даже с отсутствием пальца, вроде как лишнего в этой уже завершенной композиции.

Он был доволен заостренными чертами лица и отсутствующим взглядом. Согласился со строением плечевого пояса и вырастающих из него рук. Пощупал ноги, – «ничего, крепкие».

Никогда он не пьянел так быстро.

Думал, что делать.

Закричать, пусть придёт кто-нибудь и наконец, развеет сумасшествие, – сколько можно. Потом мелькнула мысль, от которой в секунду выветрилась вся хмель…

– Откройте, эй, вы что, твари, – договор есть договор. Два месяца прошло, я ничего не нарушил, Андрей, – вопил он, сбивая кулаки о железное полотно двери, – старая ты тварь, я ничего не нарушил…

Вернулся к бутылке, влил в себя оставшуюся половину и тут же пожалел об этом, – ноги стали тяжёлыми, пропала фокусировка, надпись на тумбочке распалась, и буквы разбежались в разные стороны, как тараканы, испуганные внезапно включённым светом.

Упал возле кровати, стянул на себя коричневое покрывало и, беззвучно плакал. Как только фантазия начинала рисовать картины расправы с семьей – Глеб выкрикивал ругательства, таким образом, прогоняя страшные мысли.

Вспомнил салют, и снова усомнился в собственной адекватности.

«Ну и пусть тяжело двигаться», – шептал Глеб в одеяло, приглушая звук собственного голоса, – «надо ещё выпить, ещё…».

Залитое спиртом сознание подсказывало единственный выход – «открой ещё одну».

Дополз до ящика, открыл пузатую бутылку коньяка и так же безудержно влил в себя несколько больших глотков, так что слёзы выступили.

Внезапно почувствовал запах мяты. Как в старые времена, когда приезжал к бабушке в деревню, срывал большой пучок мяты и окунался в него головой, – не мог надышаться. – «Что может пахнуть лучше мяты?» И сам себе ответил – «может» – голова младенца пахнет Раем, Царством Небесным пахнет.

Но этот запах, где, же он раньше встречал его?

Ника. Конечно же, Ника.

В эту же секунду он перекатился на другой бок, увидел её, такую же красивую, как тогда в клубе, только теперь, ему не хотелось обладать этой красотой. Да пошла бы она к лешему.

– Я напился. Ты видение! – обратился он к девушке, стоящей посреди каюты, удивительно похожей на Нику.

Глеб не услышал, как она вошла, – пошла вон, дура, и забирай с собой свои мятные ароматы.

– Можно и мне с тобой? – спросило видение, показывая на бутылку.

– Прости, с призраками не пью, – Глеб взорвался коротким неприятным смехом, снова прикладываясь к бутылке.

– Я тоже, – сказала Ника, и поцеловала Глеба в губы. В глазах читалось, – «теперь веришь, что настоящая…».

Она быстро достала из холодильника бутылку ликёра, присела рядом, будто ждала вопросов.

– Ах ты… – Он не мог найти походящее слово, выводя пьяным умом запоздалое прозрение, – ты с ними…

Глеб схватил Нику за шею, но сил практически не осталось, она легко сбросила его руку.

– Да. С ними.

– Мятная тварь, – брызнул слюной Глеб, отползая от неё, как от чего-то, гадкого, скользкого…

– Меня Алина зовут. Вообще-то я пришла ответить на твои вопросы, пьянь, так что не надо меня душить, лучше поговорим.

Глеб, машинально, вопреки желанию пить, всё-таки допил вторую бутылку. Он щурился, пытаясь собрать воедино расплывчатые черты лица Ники – Алины, одновременно пытаясь удержать руками стремительно уплывающий пол.

– Сядь по-человечески, Глеб, не надо стоять на четвереньках, – попросила она, но без издёвки.

– Хорошо, – сказал он, подползая ближе к Нике – Алине, – давай поговорим.

– Спрашивай.

– Почему ты пахнешь мятой, ты же ведьма, тебе не положено, – выпалил он непослушным пьяным ртом, глотая половину слов, и тут же почувствовал, что сейчас снова заплачет.

«Проклятый алкоголь, что он делает с людьми, не буду, нет», – повторял он про себя, растирая пальцами переносицу.

Ника-Алина что-то говорила, но трудно было расслышать сквозь гул в ушах.

Глеб ударил себя несколько раз по щекам, понимая, что отключаться сейчас нельзя, ни в коем случае.

Опустились отяжелевшие веки, и он оказался на берегу спиртового озера, один, в полной темноте. Тусклое сияние звезд позволило разглядеть на воде бумажный кораблик с надписью – «будь вежлив, идиот, она одна из НИХ».

Он взглядом поджёг озеро, корабль вспыхнул. В свете пылающего спирта появился Арман Китобой «она спала с тобой за деньги, – это мятная проститутка» – кричал он.

– Не пей больше, сердце может не выдержать, – сказала Ника – Алина, не давая Глебу окончательно погрузиться в алкогольное забытье.

Его качало на волнах, протаскивало по дну, и не было ничего статичного в этой маленькой комнате.

Буквы, сбежавшие с холодильника, вернулись, снова выстроились в странную надпись о «четверге».

Он и не понял, как голова оказалась на коленях у Ники – Алины. Она гладила Глеба по голове, так естественно, будто это её парень, или родственник.

Глеб что-то говорил ей, но слова сгорали в воздухе.

– И вовсе не проститутка, – говорила Ника – Алина в каких-то колыбельных интонациях, медленно проводя рукою по волосам Глеба, – просто такая работа.

И потом, что-то ещё, несомненно важное, но и эти слова были развеяны кергеленскими сквозняками, которые спрятались в складках одежды Глеба и теперь вырвались на свободу, а Ника – Алина, когда Глеб шестой или седьмой раз назвал её Кариной, перестала его поправлять.

***

Потом были несколько очищающих капельниц с добавление каких-то препаратов, от которых хотелось постоянно спать. Редкие минуты бодрствования, когда Глеб чудом вырывался из вязких объятий сна, приводили в ещё большее недоумение. Он видел то врачей, безучастно глядящих на него в упор, то Нику – Алину, приносящую на подносе какие-то предметы. Сил хватало на несколько поворотов головы и короткие ругательства, после чего Глеб сдавался под натиском головной боли, старался как можно меньше шевелиться, и, получая очередную дозу, засыпал снова.

Когда в очередном снотворном путешествии почувствовал, что плывет по холодной реке, снова прорвался сквозь сон, и застал себя лежащим на носилках.

Верзилы Андрея несли его по каменной набережной к небольшому самолету. Глеб решил схитрить, не стал подавать виду, что проснулся, хотел послушать, о чём говорят, но верзилы как назло молчали.

***

Приходя в себя на заднем сидении автомобиля, наконец, ощутил в себе хоть какие-то силы. С ногами забрался на сиденье, осмотрелся: седеющий затылок водителя, кожаный салон, автомобиль несётся на приличной скорости, за окном проскакивают знакомые пейзажи.

Хотелось одновременно: заорать, ударить водителя и заставить остановить машину, разбить стекло.

В итоге не сделал ничего.

Мужское достоинство болело так, будто его потерли наждачной бумагой и посыпали солью. Глеб – студент медик, на минуту проснулся в поломанном сознании и произнес противное слово – катетер. Ну конечно, он ведь спал целую вечность, они вставили катетер, но особо не церемонились и расцарапали мочевой канал. Быстро усмирил воображение, начавшее рисовать неприятные картинки…

Машина остановилась так резко, что сонный Глеб не успел подставить руки и головой врезался в обшивку переднего сиденья.

Седеющий затылок засмеялся, видимо, это его коронный приём.

– Вылезай, сказал он, – пора на собеседование.

«Урод» – подумал Глеб, почёсывая лоб.

Только сейчас заметил, что его переодели: серые штаны точно по размеру, свитер шерстяной, колется. Пальто немного великовато. Ботинки жмут.

Да чем они напичкали меня, – думал он, осматривая останки некогда процветающего завода прессовых узлов, – я дома, но почему на окраине города, и почему не испытываю желание убить водителя? Почему я не выбью из него информацию о своей семье?

Бледно-серые сваи торчали, обнажая цинготную улыбку разрушенного здания.

Картину запустения не спасал даже обильно выпавший снег.

Разруха, засыпанная снегом – это слово «одиночество» – принявшее материальную форму.

– Пойдем, – позвал водитель, ловко перемещаясь по кочкам. Глеб заторопился за ним. На всякий случай приложил руку к груди – крестик на месте.

Преодолев довольно сложный путь, где несколько раз пришлось протискиваться в узкий просвет близко расположенных друг к другу зданий, он остановился у ржавой железной двери.

– Буду в машине, – бросил водитель, по-молодецки поскакав обратно.

Дверь легко открылась от легкого прикосновения.

Глава 26 Каменный мешок

Глеб оказался в круглой комнате без окон. Сужающиеся к верху высокие потолки обшиты деревом. Стены выложены из огромных каменных валунов. В центре комнаты – деревянный стол на хилых ножках. Помещение это напоминало каменный мешок. Один из валунов плавно отодвинулся и в комнате появился человек небольшого роста с неправильными чертами лица. У него была явная асимметрия лица, левый глаз сильно прищурен. Тонкие губы символической запятой предваряли огромный подбородок. Человек не смотря на Глеба, представился Климентием и знаком предложил ему, подойти к столу.

– Вот, читай, – сказал он, достав из ящика стола папку с файлами, и направился в сторону двери.

– Подождите, мне…

– Прочти спокойно, я приду через 4 минуты.

Он скрылся в каменную нору.

Глеб открыл папку. Сначала он не мог вникнуть в смысл слов, так как его привлекал почерк. Это был почерк отца: высокая «р», крючковатая «т», Аккуратно выведенная «а» с заступами поперечной линии. Он не мог поверить. В конце текста стояла подпись отца. Та самая подпись, которую он видел сотни раз и даже подделывал в школе.

Сердце взяло сумасшедший ритм. Буквы потекли по бумаге. Папка казалась тяжёлой и Глеб, положил её на стол и попытался подавить в себе тошноту.

Из темноты появился Климентий.

– Ну что, прочёл?

– Почерк отца, откуда, что вы…

– Всё понятно, – вздохнул Климентий, – навыдумывал, наверно страшные картины. С отцом всё в порядке.

– Глеб схватил папку:

«Я не возражаю против методов Назарета, какими бы они не были. Обязуюсь держать в тайне факт нашего сотрудничества. Вы обещали мне, что он не умрет. Вы возродили множество жизней. Сдержите слово, и я никогда не обмолвлюсь и звуком о Назарете.

Вергут Георгий Витальевич».

– Что это значит? Что такое Назарет?

– Мне нельзя говорить особенно много, но ввиду хорошего отношения к тебе Верховного, вот, читай, – сказал Климентий, протягивая сложенный вдвое лист бумаги.

«Общество Назарет.

Год возникновения: 1308.

Основатель: отсидевший 24 года за убийство, Иосиф Справедливый.

Он хотел сделать землю чище, убивал блудниц, но в тюрьме пересмотрел свои взгляды и решил организовать радикальную организацию по спасению душ.

Место, где находится центральный офис, знают 3 человека.

Способ сотрудничества: Назарет сам связывается с потенциальным клиентом и предлагает помощь, в обмен на солидную сумму.

Три этапа изменения сознания.

1 Легкое или среднее увечье (перелом, глубокие раны, отрезание пальцев или ушей) и назначение дня казни.

2 Одиночество (полгода без людей, за редким исключением появляется наш человек).

3 Инсценировка казни, предложение вступить в общество (Только тем, кто понравился Верховному).

Верховный – потомок Иосифа справедливого. Власть передается из поколения в поколение по мужской линии.

Резиденты общества на сегодняшний день: 326 человек. Каждый из них прошел все этапы очищения.

– Теперь давай сюда.

Глеб продолжал сжимать в руке бумагу, как будто душил змею. Климентий вырвал лист и поджёг зажигалкой.

– С третьим пунктом всё понятно?

– Понятно.

– Можешь присоединиться к нам?

– Что?

– Я говорю, можешь стать одним из нас…

– Значит, всё это время моей дочери ничего не угрожало?

– Нет. Кира с мамой уехали отдыхать. Не надо так на меня смотреть, мы следили за ними, на всякий случай. Назарет заботится о семьях своих клиентов.

Мгновенно в каменном пространстве замаячили образы, как злые духи вызванные из ада фразой Климентия. Глеб сразу же представил себе очередного беднягу, который сейчас знакомится с девушкой в клубе и не знает, что утром его жизнь оборвется, и может быть он умрёт, если не будет на особом счету у Небесной канцелярии.

Представил себе, что отказавшись, стать членом Назарета, он уже не покинет это здание. В конце концов, Назарет – это в первую очередь бизнес, замаскированный благим намерением спасать заблудшие души, но как не странно, эта гнилая схема работает.

– Я так понимаю, выбора нет? – спросил Глеб. Он уже успел успокоиться, и потом, остров закалил его.

– Если бы не было выбора, я применил бы шантаж и угрозы, – любимые методы в воспитании детей. Тебя сейчас мучает ворох мыслей. Давай, я немного приберусь в твоей голове. Дело в том, что все выжившие проходят одинаковые стадии страха, отчаяния, ненависти, и как следствие, у всех возникают одни и те же вопросы. Значит, так, отвечаю:

Во-первых, никто тебя больше не тронет, ты своё отстрадал. Во-вторых, нас не волнует, будешь ли ты рассказывать о Назарете или нет. Всё продуманно ещё до твоего рождения. Назарет стоит на таком фундаменте, что хоть лично президенту жалуйся – ничего не поможет. Кстати, представь себе заявление в милицию: «Я, такой-то, был похищен утром такого то числа из кровати любовницы, лишён пальца на руке и закинут на необитаемый остров, где полгода был вынужден питаться тюленями». – Тебя сразу же увезут в известное заведение.

– Мне ничего не нужно…

– Тихотихотихо – затараторил Климентий, – сначала условия. Если соглашаешься, Назарет решит твои финансовые вопросы. Например, мы подарим тебе пластиковую карту. Раз в неделю будешь получать жалование. Внезапное появление денег оправдаем как-нибудь – это мелочи. Парень до тебя, получил в качестве подарка за вступление – кофейню. Чтобы ты знал, мы не всем предлагаем вступить в Назарет, до тебя 254 человека прошли сквозняком. Есть и женщины в наших рядах, ну ты, впрочем, сам знаешь.

Всё это время, собеседники стояли неподвижно, как герои вестерна, испытывающие нервы друг друга на пистолетной дуэли, но сейчас, Глеб почувствовал свободу. Внезапная усталость навалилась тяжёлым грузом на спину. Не было ни страха, ни обиды – всё это он растерял на острове. Скорее он осознал, что путь пройден, коряво, с падениями, но всё-таки пройден, и сейчас надо сделать выбор, но уже нет сил решать.

– Мне нужно…

– Подумать, – перебил Климентий, – правильно, всем нужно подумать… Теперь условие работы: иногда, может раз в месяц или в полгода, ты будешь получать сообщение на телефон с приглашением на разговор. Тебе скажут, что делать. Задачи могут быть разные, как в нашей стране, так и за рубежом, но пальцы резать не придётся, не волнуйся, для этого у нас есть отдельные специалисты.

Вот, возьми, – сказал он, достав из кармана клочок бумаги с семизначным номером телефона, – какое у нас сегодня число? – он посмотрел на часы – семнадцатое, вот через неделю, двадцать четвертого, позвонишь по этому номеру ровно в 6 утра и скажешь своё решение.

– Мне нужно идти, – сказал Глеб, спрятав листок в карман.

Климентий широким жестом указал на лестницу.

Ступеньки плыли под ногами, но Глебу удалось удержать равновесие и выйти из каменного мешка на свободу. От холодного ветра заслезились глаза. Спальный район города, в котором он прожил так много лет, показался совершенно чужим миром. Равнодушный снег лежал нетронутым покрывалом на земле, наспех спрятав каменья замерзшей грязи.

***

«Уехали отдыхать» – повторял Глеб, пока машина неслась к загородному дому родителей, в котором будучи школьником, проводил летние каникулы, а потом, они сдали старую квартиру на улице Шмидта и перебрались сюда окончательно.

Непонятная улыбка Глеба и непрестанное бормотанье под нос, явно раздражало водителя. Тот врубил музыку на полную мощность, так что в колонках послышался хрип.

Проехали мимо яблоневого сада, в котором с друзьями в первый раз попробовал водку.

– Примерно через пять минут появится гравийная дорога, по ней – прямо, потом поверни у синего трансформатора налево, довези до тропинки, а дальше я сам, – проорал на ухо водителю. Тот кивнул и, закурив сигарету, заполнил слон никотиновым туманом.

Кергеленские ветра выдули из Глеба прежние привычки и предпочтения, но ненависть к шансону всё-таки осталась. Он даже не понимал, от песен тошнит или от сигарет.

***

По дороге репетировал разговор с отцом, как тогда, в школе, когда очень хотелось пожаловаться на физрука.

Представлял себе несколько вариантов:

Будет орать «Ты хоть думал, с кем имеешь дело?» «Зачем?», или молча, будет смотреть на отца и тот не выдержит взгляда, извиниться, скажет, что «не хотел… просто, получилось так…». «Как? – возмущался Глеб на воображаемый ответ отца, – получилось, да я видел бумагу подписанную тобой!»

Загородный дом.

«Откуда у отца деньги взялись на такие хоромы? Не плохо, для простого электрика», – думал Глеб, спеша натоптанной тропинкой к выглянувшему из-за поворота дому. Каждый квадратный сантиметр этой дороги, был протоптан его детскими подошвами, исполосован велосипедными покрышками.

Услышал за спиной тяжелую поступь, забыл про внутренний диалог, оглянулся и увидел неприлично большой джип черного цвета. Машина остановилась у ворот родительского дома, из неё высыпалась целая россыпь детей, которые в момент разбежались в разные стороны, заполняя гвалтом всё вокруг.

Глеб тщетно пытался опознать в этих людях родственников, пусть дальних, или хотя бы просто знакомых. Нет.

– Извините, – окликнул кругленького старика, который вылез вслед за детьми и пытался перекричать их, бросая им в спины какие-то наставления, – а где Георгий Витальевич?

– Не знаю, – искренне удивился старик.

– Слушайте, это загородный дом моих родителей, Георгия и Софии, что вы так смотрите на меня? Где они?

– Теперь мы живем. Два месяца уже, – с выдуманной улыбкой ответил старик, опасливо озираясь на дом: «не заметит ли кто странного человека, не выйдет помочь», – могу документы показать. Потом будто вспомнил что-то, засуетился, достал из кармана телефон прочитал с дисплея: – Вергут Глеб Георгиевич?

– Да. Это я.

– Шмидта 63, корпус 2, квартира 46. Они там сейчас живут, чуть не забыл…

– Можно от вас такси вызвать?

– Ага – старик протянул телефон. 555 0318 – сказал он, поймав вопросительный взгляд Глеба.

Назвал диспетчеру адрес и только потом вспомнил, что денег нет.

«Отдам водителю пальто, всё равно, велико», – решил Глеб.