Текст книги "Сын Розмари"

– Да, конечно. Можем на моей машине. А он там будет?

– Энди?

– Лютеранин.

– Джо! – воскликнула она.

– Не удивляйся, у нас же с тобой общие друзья. И я знаком с владельцами театров. В котором часу?

Она позвонила Диане и взяла адрес.

– Тебе там надо встретиться с помрежем, его Фил зовут, фамилию не помню. Да, мои поздравления надует опросов!

Позвонили в дверь. Розмари безошибочно узнала руку сына.

– Энди пришел, – сказала она. – Я тебе потом расскажу, как все было.

– Передай ему мои…

Энди снова позвонил, Розмари ткнула пальцем в клавишу отбоя и поспешила к двери. Отворила, и на нее двинулись розы – пахучие, круглые, красные. Энди лучезарно улыбался. Не слишком ли лучезарно?

– Сосчитай, – велел он, вручая ей пучок стеблей, обернутый золотой бумагой. Точно такую же бумагу Розмари видела в цветочном ларьке в вестибюле гостиницы.

– Прелесть. – Она прижала букет к груди. – Спасибо. – Она не сводила глаз с его лица, лака он возвращался в прихожую и затворял дверь. – Что-нибудь не так?

– Шутишь? Сосчитай.

– Девять.

– В честь девяти пунктов, – объяснил он. – Вот это излучение!

– Так я и думала! – Они поприжимались друг к другу щеками, поцеловались – целомудренно. – Спасибо, милый, они просто прекрасны. – Розмари опустила лицо в лепестки.

– У тебя волосы другие, – заметил Энди, расстегивая молнию на куртке.

– Тебе нравится? На Эрни нашло вдохновение. – Она повертела головой.

Он посмотрел, сощурясь и свесил голову набок, и сказал:

– М-м… Надо чуточку привыкнуть.

– А мне нравится. – Пока он сбрасывал куртку, Розмари отворила дверь в кухню. – Где тебя носило весь день? – Она открыла буфет.

– Мэр всю нашу компанию отправил на, самолете, в Олбани, – ответил Энди, – упрашивать губернатора насчет финансирования больницы.

Розмари достала вазу из резного стекла.

– И ты был в этой одежде?

– Ага, – кивнул он. – Губернатор чуть не лопнул от злости.

Мать и сын улыбнулись друг другу. Прислонясь к кухонному столу, он смотрел, как она ставит розы в вазу.

– У меня на сегодняшний вечер было кое-что назначено, но я отменил. Не махнуть ли в кино?

– Не могу. – Розмари выпрямила спину, искоса посмотрела на него. И пояснила, расправляя букет в вазе:

– Мне сегодня ораторствовать. Правда, недолго.

– Хотелось бы послушать, – сказал Энди.

– Поехали со мной. Только Джо повезет меня на своей машине. Она, кажется', двухместная.

– Трехместная.

Розмари опустила в вазу шланг и, наполняя ее водой, посмотрела на сына.

– Одно условие.

– Какое?

– Никаких «старичок», «старина», «дружище», – потребовала она. – Ни одного за весь вечер!

– Что ты имеешь в виду? Я не…

– Энди! – вытирая вазу, сказала она. – Не притворяйся! Ты, прекрасно знаешь, что я имею в виду.

– Ладно.. – Он направился к телевизору. – Ладно, ладно…

– Я полила в комнату. – Розмари переставила вазу на кофейный столик. – Хочу отдохнуть и кое-что записать. Если хочешь посидеть, в холодильнике половина пирога с ветчиной и швейцарским сыром. А хочешь, забери с собой. Я часам к шести что-нибудь закажу. Джо подойдет к половине восьмого.

– Ван Бурена показывают. – Энди с пультом дистанционного управления стоял перед телеэкраном. – Слышишь? Он вырезал из своей зажигательной речи все огнестрельное.

– Из-за ролика? – спросила Розмари.

– Да уж, следит за опросами.

На фоне небесной синевы Майк ван Бурен в ковбойской шляпе дышал инеем на несколько «журавлей».

– Сторонам не мешало бы чуток поостыть, верно я говорю? Вот что решили «Истинные Сыновья Свободы»: если их не будут «грузить», они, может, и передумают насчет зажжения свечей. Похоже, благодаря мудрому и сердечному посланию Розмари, ну и, конечно, Энди, мы снова объединяемся в нацию.

Энди хлопнул себя по груди и вскричал:

– Конец моей карьере! Розмари сказала со смехом:

– Господи Боже! Он сдвигается к центру! Из-за нас он станет следующим президентом. Энди рассмеялся и переключил канал:

– Этому не бывать, я тебе обещаю.

– Ты никогда не разбирался в политике.

– Сейчас можешь мне поверить.

Глава 12

Весь вечер творилась какая-то чертовщина. Пожалуй, только выступление прошло благополучно. Аудитория, вопреки ожиданиям Розмари, оказалась маленькой – около тридцати молодых мужчин и женщин, артистов и их друзей. Правда, в недостатке ответственности и целеустремленности их было не упрекнуть, они вели себя так, будто все наравне с Розмари участвовали в публичном чтении, репетиции или хэппенинге. Театр располагался в четырехъярусном зале на первом этаже особняка, сцена уступала размерами амфитеатру «БД». Попытка втиснуть на такие крошечные подмостки «Лютера», даже максимально урезанного, – настоящий вызов обстоятельствам. Должно быть, внучка Дианиной подруги не из робкого десятка. Розмари ее не увидела – по словам помрежа Фила, бедняга легла в сент-винсентскую клинику лечить отошедшую сетчатку.

Благодаря содействию телефонной справочной службы Нью-йоркской публичной библиотеки Розмари удалось дословно цитировать Томаса Пейна[14]14
  Томас Пейн (1737 – 1809) – философ, просветитель радикального направления, участник Войны за независимость в Северной Америке и Великой французской революции.


[Закрыть] и Томаса Джефферсона[15]15
  Томас Джефферсон (1743 – 1826) – американский просветитель, идеолог в период Войны за независимость в Северной Америке. Автор проекта Декларации независимости США.


[Закрыть]. Ее проповедь, адресованная новообращенным Зажигателям Свечей, заслужила бурные аплодисменты, после чего все толпились вокруг Розмари, просили автографы, и поздравляли, и говорили, что она прекрасно выступила и тому подобное. Энди сидел в последнем ряду на складном пластмассовом стуле, скрестив вытянутые ноги, сложив руки на груди и опустив голову. Джо, сидевший рядом с ним, улыбнулся Розмари и пихнул Энди локтем в бок.

Чертовщина творилась до и после.

Сначала в нескольких кварталах восточное на Кармин-стрит возник пожар – достаточно серьезный, чтобы привлечь к себе все ближайшие мобильные бригады телевидения.

В восемь тридцать, когда Фил сказал, что ждать больше нельзя и они будут сами записывать собрание на видеопленку, и все расселись, и ом поднял руки, призывая к тишине, – приехали полицейские машины.

И грузовик с подразделением саперов и собаками.

Оказывается, позвонил некий представитель организации со странным названием «Лютеране против Лютера» и взял на себя ответственность за взрыв бомбы, назначенный на девять часов. Голос был женский, вдобавок записанный на пленку. С вероятностью девяносто девять процентов это была ложная тревога, но пришлось немедленно эвакуировать здание и обыскать его от подвала до крыши. Извините, что поделаешь.

Джо был уже готов подогнать машину, но Розмари не на шутку завелась – подумать только, какой возмутительный эгоизм со стороны людей, называющих себя христианами! Взяв себя в руки и глядя на сочувственно настроенную публику, она решила, что речь послужит неплохим согревающим упражнением, репетицией более длинных выступлений перед более «трудной» аудиторией.

Энди пожал плечами.

– Ты начальник, – сказал Джо. Ей сказал, не ему.

Розмари позаимствовала у Фила телефон (он был молод, бодр, с широко посаженными синими глазами, как у Леи Фаунтин, и таким же безвольным подбородком) и перешла на ту сторону перегороженной турникетами, запруженной народом улицы под прикрытие витрины гастронома. Все остальные – Энди, Джо, Фил, артисты, половина жителей окрестных домов – считали мужчин и женщин, спускающихся с двух верхних этажей здания, которые арендовал «Домнникс Данджен».

"Двойная мораль? Ах ты, домовладелец, подлая крыса». Розмари гневно тряхнула головой. Она ждала, когда отговорит автоответчик Джуди.

– Это Розмари, – сказала она. – Ты дома? Должна быть дома. От башни до ее квартиры на Вест-Энд-авеню рукой подать.

– Мне к половине десятого никак не вернуться. – Розмари вытянула шею – посмотреть, кого там приветствует толпа. – Нас тут бомбами пугают. Десять – это вероятнее. Я позвоню портье, они передадут смене, которая заступает в семь, чтобы тебя пустили, если задержусь.

Она позвонила портье.

Но уже далеко за полдесятого она наконец уселась перед сочувствующей, отзывчивой, благожелательной аудиторией.

А потом снова началась чертовщина. Энди, собираясь втиснуться в черный «альфа-ромео» Джо, обнаружил новехонькую трехдюймовую царапину на левом крыле, в самом низу. Молчаливый и хмурый Джо обогнул квартал, въехал в гараж, вышел из машины, вновь представился охраннику – бритоголовому здоровяку с золотой серьгой в ухе – и предложил взглянуть на царапину. Охранник сказал, что видит ее впервые в жизни, однако Джо его уверения счел малоубедительными. В десять с лишком (и каким лишком!) Розмари наконец втолковала ему, что очень хочет в гостиницу, и если эта царапина так важна, то, по логике, пора завязывать с угрозами и звонить адвокату.

– Если?! – возмущенно переспросил Джо. – Если?!

Примерно в это же время на перекрестке Восьмой авеню и Тридцать девятой улицы прорвало водопроводную магистраль.

– Рози, уверяю, ты была великолепна, – начал Джо, когда они застряли в транспортной пробке между Тридцать второй и Тридцать третьей улицами. – Ни на секунду их не выпускала из кулачка.

– Я тебя умоляю! – Она замахала на него рукой. – Это самая дружелюбная публика в мире. Мне исключительно повезло. Я бы могла просто читать им телефонную книгу.

– Да брось, ты молодчина. – Джо постучал по приборной доске тыльной стороной ладони. – Правда, Энди?

– Правда.

Розмари повернула голову, покосилась на сына – тот сидел сзади, согнувшись в три погибели. По его шевелюре, скулам, бороде пробегали отблески фонарей.

– Ты хорошо себя чувствуешь? Он ответил не сразу:

– Вообще-то не совсем. Надо бы перекусить… – Энди потер ладонью живот.

– Ox! – Розмари потянулась через спинку сиденья, дотронулась до другой его руки, лежащей на колене. – Надеюсь, это не из-за того пирога с ветчиной и сыром? – Думаю, нет.

– С ветчиной надо поосторожнее, – наставительно заявил Джо, вставляя кассету в плейер.

Вместе с медленным потоком транспорта они пересекли Тридцать третью улицу и поехали по Десятой авеню. Элла Фитцджеральд исполняла «Песенник Ирвинга Берлина»; Розмари прослушала больше половины кассеты. В одиннадцать с лишним «альфа-ромео» выбрался на Восьмую авеню и поехал через Сороковые. О Джуди Розмари не слишком беспокоилась – индианка спит на диване или, что вероятнее, возится с костяшками скрэббла, составляет анаграммы. «Жареные мулы»! Надо у нее выклянчить ответ, сегодня же, хоть на коленях, а то еще, чего доброго, Джуди исчезнет без следа. Обидно, столько времени пропало из-за этих дурацких десяти косточек!

– Ну, дальше все пойдет как по маслу, – сказал Джо.

– Поплюй через плечо.

– Сама поплюй. – Глядя в зеркальце заднего вида, он прижался к тротуару, затормозил. С воем, разбрасывая красные и белые сполохи, мимо промчалась полицейская машина, за ней вторая, тоже крутя мигалкой. Вой стих вдалеке. Элла Фитцджеральд пела, что, на ее взгляд, денек выдался прекрасный и все хорошо.

– Нет, Элла, вовсе не прекрасный, а черт знает какой, – произнесла Розмари, глядя на тающие вдали огни полицейской машины.

Разве не чудесный день?

Хлещет дождик в окно.

Уходить мешала лень,

А теперь все равно…

– Давайте послушаем новости, – предложила Розмари.

– А мне нравится это.

– Мне тоже. – Джо, глядя в зеркало, снова принял вправо и притормозил.

Розмари потыкала в приборную доску пальцем, понажимала кнопки.

– О-о! – простонал Джо. – Ладно. Средняя кнопка. И поаккуратнее.

Мимо с воем пронеслась «скорая помощь».

Розмари глубоко вздохнула и расслабилась на ковшеобразном сиденье.

Дикторша рассказывала о залитых водой подвалах Адской Кухни[16]16
  В прошлом – портовый район Нью-Йорка на берегу Гудзонова залива, ныне там расположены благоустроенные кварталы Манхэттена.


[Закрыть], об остановленных поездах метро. О пожаре на Уэст-Хьюстон-стрит – за четыре дня до Рождества два человека погибли, десять семей осталось без крова.

Розмари печально вздохнула и покачала головой. Мимо, сверкая мигалкой, проехала еще одна полицейская машина.

– Ты как?

– Да так себе.

– Энди, – сказала она, положив руку на спинку сиденья, а сверху опустив подбородок, – Фил тебе никого не напомнил?

Он промолчал.

– Лея Фаунтин. Глаза, челюсть…

– Да, ты права.

– Ого-го!

Она повернулась. «Альфа-ромео» остановился у светофора перед Коламбус-Секл. Впереди и слева кружились, мигали, сверкали красно-бело-янтарные огни.

– О, Боже… – произнесла она. Джо похлопал ее по бедру, прикрытому полой плаща.

– Возможно, ничего серьезного, – сказал он. И не убрал руку.

Энди рассмеялся:

– Бомбы боятся. «Лютеране против Лютера».

– Рада, что тебе лучше, – проговорила Розмари, косясь на полыхающие огни.

Джо убрал руку с ее бедра и врубил первую передачу.

– Что происходит? – спросил Джо через окно. Полицейский, пропустивший машину к воротам гаража, сгорбился и ответил:

– Убийство, больше ничего не знаю. Люблю вас, Розмари!

Они поехали по спиральному спуску – вниз, вниз, вниз. Джо остановил машину перед охранницей в форме, та обошла вокруг «альфа-ромео», нагнулась и отворила дверцу со стороны Розмари:

– Здравствуйте, Розмари. Вы так хорошо выглядите!

– Спасибо. – Опираясь на руку охранницы, Розмари вышла до смешного низкой, подчеркнуто спортивной машины.

"Странно. Казалось бы, мужчина в летах…» Прочитав вышитое на груди имя, она сказала:

– Спасибо, Киша. – И показала наверх. – Вы ничего не знаете о…

У Киши округлились карие глаза, она наклонилась к Розмари.

– Убита женщина, – сказала она. – В вестибюле, в бутике. Столько кровищи!

У Розмари перехватило дыхание.

– Где, говорите? – Энди, наполовину выбравшийся из своей щели» смотрел вверх. Розмари протянула ему руку.

– В бутике, – ответили они с Кишей хором. Он выпрямился, нахмурился.

– Что случилось? – спросил Джо, стоя по другую сторону машины.

– Женщину убили, – ответила Киша, обходя вокруг капота «альфа-ромео». – В бутике. А в чьем, не знаю.

– Хочу подняться, – проговорила Розмари. – Энди, ты иди прямо к себе, прими что-нибудь и ложись в постель. Очень плохо выглядишь. У тебя есть что-нибудь от желудка?

– Ничего, и так оклемаюсь, – сказал он. Она дотронулась до его лба, подержала ладонь, глядя в сторону и хмурясь. Он стоял неподвижно, смотрел на нее.

– Температуры нет. – Розмари опустила руку, посмотрела ему в лицо. – Но все равно, прими два аспирина. Чай у тебя хоть найдется? Завари или закажи внизу.

– Ты и правда была на высоте. Даже и не такую добрую публику проняло бы.

– Похвала мастера, – улыбнулась она. – Дорогого стоит, мерси. Сделай, как я сказала.

Она проводила сына до двери с табличкой «Вход только по служебным пропускам», поцеловала в щеку. Он провел карточкой в пазу электронного замка. Джо встал у косяка и удерживал дверь, пока Энди с помощью карточки вызывал лифт.

В кабине Энди повернулся к матери и шоферу.

– Малыш Джо, спасибо за «колеса», – сказал он. И улыбнулся матери.

Дверные створки капсулы сомкнулись.

– Ну и вечерок, – вздохнула Розмари. – Я с ног валюсь.

– Я тоже, – кивнул Джо.

Они взялись за руки и пошли к лифтам.

– Такая медленная езда – просто убийство, – сказал он. – Чудовищно действует на нервы.

– Интересно, кто она, эта бедная женщина? – Розмари содрогнулась.

– Завтра узнаем. Интересно, в чьем бутике это случилось? Торговцам такая известность только на пользу.

Джо дотронулся до кнопки вызова лифта. Они поцеловались.

– Ты молодчина, – сказал он.

– Спасибо. И спасибо за то, что нас возил. А за царапину прости.

– Ну вот, напомнила!..

Выйдя из кабины лифта, Розмари увидела Луиса – он сидел за конторкой, прижимал к уху телефон, давил на кнопки и отрицательно покачивал головой.

– Такое впервые, – пожаловался он Розмари, кладя телефон и вставая. – Все линии заняты. Это правда? Убийство в модной лавке?

– Я не видела, – сказала она. – Говорят, женщина. Он перекрестился.

– Вы ко мне пустили Джуди Харьят? – спросила Розмари.

– Дэннис передавал, но она еще не показывалась.

Секунду Розмари непонимающе смотрела на него, затем сказала: «Спасибо», повернулась и пошла по коридору, доставая карточку из ридикюля.

– Вы ее еще ждете?

– Да! – крикнула она и прибавила шагу.

Она вошла в номер и направилась в гостиную, к автоответчику.

Ни одного сообщения.

Розмари взяла телефон, набрала номер Джуди. Закрыла глаза, выслушала запись. Открыла глаза.

– Джуди, это Розмари. Если ты дома, отзовись… это важно. Джуди? Пожалуйста, возьми трубку.

Ожидание.

Она положила трубку. Сбросила плащ на стул, оставшись в спортивной хлопчатобумажной фуфайке со значком «Я люблю Энди» и джинсах.

А может, внизу – Джуди? Может, по дороге на нее набросился маньяк?

Или она каким-то образом попала в один из остановленных поездов метро? Или, что вполне вероятно, застряла в лифте у себя дома? Опаздывает мисс Пунктуальность… Ничего, с минуты на минуту объявится с типичным городским «ужастиком» наперевес. И сегодня это будет вполне в порядке вещей.

Розмари решила узнать городские новости – и по радио, и по телевизору. Громкость установила на минимальную.

Прислонясь к оконной раме, она глядела вниз, на крыши легковушек, автофургонов, машин «скорой помощи» в водоворотах красного, белого и янтарного света. Ну и вечерок, черт бы его побрал.

Глава 13

Жителям Нью-Йорка – и постоянным читателям таблоидов, и тем, кто лишь косится на газетные киоски, – выпадают изредка милые деньки, когда два ведущих издательства выпускают свою продукцию под одинаковыми заголовками. Одним из таких деньков был вторник двадцать первое декабря, и его передние полосы-близнецы могли бы украсить чью-нибудь коллекцию.

И не только одинаковые заголовки являли собой образчик «склочного, вульгарного стиля», позволившего обеим газетам дотянуть до порога нового столетия, но и сами сенсационные факты на каждой из этих первых полос подавались в одинаковом порядке – двумя маленькими врезками наверху. Слова во врезках были разные, но мы же не верим в чудеса, верно?

Чудовищное преступление, дело рук безумца, свирепое нападение на несчастную женщину совершено с причудливой театральностью; а что за декорации?! Такое здание, такой отдел известной торговой фирмы! Просто мечта издателя бульварной газеты. Заголовок сам себя предлагал на серебряном блюде:

"КРОВАВЫЙ ПИР В «ТИФФАНИ».

Большой, черный, в три строки.

Передовицы и по содержанию не слишком отличались. В одной сообщали, что собаки, учуявшие залах неостывшей крови, – веймарские гончие обитателя апартаментов на одном из верхних этажей; другая утверждала, что это волкодавы владельца здания.

Но таблоиды сходились в том, что обнаженная жертва лежала на центральном прилавке бутика; руки были вытянуты вдоль туловища, как у пациента на операционном столе, – если верить одной передовице, или, согласно другой, как у жертвы, предназначенной варварскому богу.

Оба репортера упоминали семь столовых ножей и нож для колки льда. Один писал, что вокруг покойницы лежали и другие предметы кухонной утвари; другой их перечислил. Первый упомянул о незначительном ограблении – пропало несколько браслетов, часы, дешевая штамповка.

Обе статьи дополнялись одной и той же фотографией в блеклых газетных цветах. Снимок был сделан с помощью телеобъектива и передан по компьютерной сети. Он показывал жертву сбоку; там, где нужно, изображение было расплывчатым. Убитая лежала на стеклянном прилавке, заполненном дорогими блестящими товарами и испещренном потеками крови. Серебряные рукоятки ножей были обведены белым. Различались несколько ложек и вилок, а на заднем плане – ветки остролиста.

Согласно обеим газетам, к минуте их выпуска злополучная жертва оставалась неопознанной. Судя по внешности, ей лет двадцать и она уроженка Индии; длинный тонкий нож для колки льда вошел ей в красное, размером с десятицентовик, пятно на лбу.

Только когда помощники коронера закончили осмотр места происшествия и приготовились убрать труп, кто-то предположил, что убитая – индианка, та самая цыпочка Энди. Наверняка утверждать это невозможно, даже коридорные не возьмутся, ведь на людях она почти все время носила вуаль. Да и не так уж редки в Нью-Йорке индианки, особенно в гостинице с международной клиентурой. Но ведь Энди снимает здесь пентхаус, и у покойницы подходящий возраст, так что, может, кто-нибудь ему звякнет?

В полночь Розмари позвонила портье и спросила, не опознана ли еще убитая. Портье попросил ее не покидать номер, к ней поднимается Энди.

Чертовщина номер два. Или уже номер три?

Энди явился на взводе, на втором дыхании и в смятении. Да какое там смятение – он был в ярости, в бешенстве. Попадись ему только этот безумный убийца!

Он посвятил Розмари в то немногое, что удалось выяснить. Никаких сомнений, поработал кто-то из своих. Убийца – или убийцы – не только знали, как обезвредить охранную сигнализацию в магазине, им было известно, где расположен пульт управления шторами, они даже пронюхали (хотя это лишь предположение, возможно, им просто повезло), что в начале девятого, сразу после закрытия бутика, весь его персонал ушел готовиться к похоронам одного из сотрудников, умершего в этот день.

Утром начнется опрос персонала гостиницы и магазина, постояльцев, сотрудников расположенных в башне фирм, владельцев апартаментов и их гостей. Полиции предстоит опросить тысячи людей.

Розмари плакала, жалея Джуди – такую молодую, умную, решительную во всем, кроме своих отношений с Энди. А еще на душе кошки скребли – на пороге двухтысячного года, несмотря на Рождество, несмотря на Энди, несмотря на грядущее зажжение свечей в центре города, считающегося столицей цивилизованного мира, одинокая женщина все еще не может быть уверена в собственной безопасности.

Вполне понятно, что Энди в ярости – Джуди была ему не чужой.

К трем ночи Розмари наконец задремала, но перед этим успела подумать: что имела в виду Джуди, когда говорила: «Прочитаешь в апреле или мае»?.. Энди в гостиной по телефону описывал кому-то место преступления, употребляя словечки наподобие «запредельное безумие». И кипел при этом так, словно держит за горло настоящего убийцу. Господи, да если это способно ему помочь…

– Дело рук чертовой театральной гильдии!

В девять пришел Джо с газетами и коробкой пышек – побыть с Розмари, пока Энди с Уильямом и Полли не вернутся из муниципалитета, где у них назначена встреча с мэром, комиссаром полиции и представителями масс-медиа. Вести машину Энди попросил Мухаммеда, так что Джо был свободен.

Очевидно, Энди всю ночь «просидел на телефоне», говорил с главными попечителями «БД». Они опасались, что известия о Джуди – его Джуди, злополучной жертве преступления – на рассвете по всему миру разнесут желтые газеты и телепередачи (спасибо невероятной, безумной, запредельной театральности убийства) и средства массовой информации упомянут Энди и ядро «БД» в таком неприятном контексте, что за неделю, оставшуюся до Зажжения, многие от них отвернутся. В частности, мусульмане правого крыла. И аманиты. И тогда вместо запланированного полного трансцендентального единения получится нечто рваное и убогое.

Энди не сомневался, что убедит мэра и остальных до первого января не разглашать имени убитой. Им тоже нужно безупречное Зажжение, ведь в подготовку празднования Рождества вложено немало труда и денег. Уильям подыскал веский аргумент на тот случай, если кто-то заартачится, Полли, ветреная вдова сенатора штата и судьи по наследственным делам и опеке, запаслась компроматом на всех.

Потягивая черный кофе из чашки с гостиничной эмблемой, Розмари в тонком ирландском свитере из натуральной шерсти стояла и глядела на десять паршивых овечек, отделенных от своего стада. Поделом вам, вшивые ублюдки. Она составила из них слово «LOUSETRASM», а потом – «LOSTMAUSER». Проблема немецкого солдата[17]17
  Слово «lousetrasm» переводу не поддается, по в нем содержится намек па вшивость – «louse». A «lostmauser» – действительно проблема немецкого садаата, который «потерял маузер».


[Закрыть].

– Почему семь ножей? – проговорила она.

– Спроси убийцу, когда его найдут. – Джо сидел на диване, на коленях – газета, на носу – модные узкие очки, рука – на подлокотнике дивана.

Розмари, держа чашку обеими руками и хмурясь, повернулась и медленно пошла в сторону прихожей.

Джо медленно следил поверх очков за ее приближением.

– Присядь.

Она остановилась, глянула на другую газету, что лежала на кофейном столике. Отрицательно покачала годовой:

– Думают, они такие умные… Мерзкие, гнусные шакалы! Да как их не тошнит от самих себя? Позор!

– В «Тиффани» тоже так считают. Розмари вышла в прихожую. Остановилась.

– Почему именно «Тиффани»? – спросила она. – Там ведь неудобно – много народу, кругом уйма полицейских. Почему не магазинчик поменьше, на другой стороне вестибюля? И почему вообще бутик?

– Милая, – Джо перевернул страницу, – бесполезно задавать такие логичные вопросы такому извращенцу. Или извращенцам. – Он тяжело вздохнул.

Потягивая кофе и хмурясь, Розмари медленно пошла обратно к столику для скрэббла, там; повернулась к Джо.

– Скажи, там еще что-нибудь было? Кроме ножей?

– Угу, – ответил он. – На снимках вилки и ложки. Погоди-ка…

Джо полистал газетные страницы, смачивая; палец слюной.

Розмари подошла к нему, поставила чашку на журнальный столик, пальцами, точно расческой, провела по голове.

Невнятно бормоча, Джо пробежал глазами колонку и прочитал вслух:

– «Еще он утверждает, что на теле жертвы и вокруг были и другие предметы кухонной утвари».

– Что именно? Сколько?

– Не сказано.

– Может быть, в «Тайме»… – Она огляделась.

– Побереги силы, – сказал о». – Вот, страница девятнадцать, статья «В бутике убита женщина».

– Ну так посмотри.

Джо отложил газету, опустил ногу на пол, наклонился к Розмари и уперся локтями в колени. Со спортивной майки улыбался Энди.

– Рози, – произнес Джо, – Джуди мертва. И совершенно не важно, сколько ложек было вокруг нее. Психи, что с них взять! Им необходимо, чтобы все устраивалось так, как они себе навоображали. Дорогая, пожалуйста, не зацикливайся. Пользы не будет.

– И все-таки посмотри, сделай одолжение, – попросила она. – Не хочу прикасаться к этой гадости. Он тяжело вздохнул и взял другой таблоид:

– А по мне, довольно бойкая газетка.

– Ну еще бы. – Розмари ждала.

– Сукины дети, – сказал Джо. – Вся посуда в одном стиле. В эдвардианском. Одиннадцать ложек, столько же вилок.

– Одиннадцать. – Она постояла неподвижно. Затем повернулась и пошла к столику.

Джо смотрел на нее.

Розмари помешала косточки и замерла, постукивая по одной из них ногтем и глядя в окно.

– Ты, случайно, не знаешь ее второе имя?

– Имя Джуди?

Она повернулась и кивнула.

– Я даже не знал, было ли оно у нее, – произнес Джо. – Так все-таки объяснишь, какое это имеет значение?

– Здесь, в выдвижном ящике, телефонный справочник, – сказала Розмари. – Может, вместо второго имени там инициал… Харьят. Ха, а, эр, мягкий знак, я, тэ. Уэст-Энд-авеню.

– Ее инициал может иметь какое-то значение? – проговорил он, глядя на Розмари.

– Огромное.

Джо глубоко вздохнул, протянул руку, выдвинул ящик, вынул толстую манхэттенскую телефонную книгу в бордовой обложке.

– Почему я сейчас кажусь себе доктором Ватсоном? – пробормотал он.

Розмари ждала.

Джо нашел букву «X», полистал. Розмари следила за ним, стуча ногтем по косточке скрэббла.

– Такая фамилия только одна, – сказал он, придерживая очки. – Харьят Дэ. Эс.

Она протянула руку над цветами, резко растопырила пальцы; Джо поймал косточку, посмотрел на нее, на Розмари.

– Как тебе это удалось?

– Я чокнутая, – сказала она. – У меня бывают видения.

Она повернулась и пересекла комнату. Постояла, разглядывая майоликового Энди на телевизоре. Все видит и сам на виду…

Повернулась кругом и сказала:

– Одиннадцать ложек.

Джо с набитым ртом, держа в руке белую дугу пончика, смотрел на нее.

– Одиннадцать вилок. Семь столовых ножей. Один нож для колки льда. Что все это значит? Джо судорожно сглотнул:

– А что все это значит?

Она подошла к нему поближе:

– В «Тиффани».

– А что, там они особенные?

– Возможно. Возможно, в других магазинах посуда из нержавеющей стали или алюминия. В «Тиффани» – серебряная.

Розмари сцепила руки на затылке.

– Тридцать предметов, – сказала она, глядя на Джо запавшими глазами. – Тридцать серебряных предметов.

У него отпала челюсть, изо рта вывалились крошки.

Она шагнула к нему.

– Тридцать серебряных вещей. На теле Джудит Эс. Харьят. И внутри.

Часто моргая, Джо отложил недоеденный пончик. Она подступила еще ближе.

– Джудит Эс. Харьят. – Склонилась над розами, поворошила их. – Джудитэсхарьят.

– Иуда Искариот?

Розмари кивнула.

Они смотрели друг на друга.

– Подозреваю, что при рождении ей дали другое имя. – Она выпрямилась. Закрыла глаза, положила ладонь на лоб, повернулась. Медленно пошла по широкому кругу.

Глядя на нее, Джо спросил:

– Эта правда? Насчет видений?

– Иногда бывают. – Розмари не останавливалась, не убирала ладони со лба, не открывала глаз.

Джо смотрел на нее, подпирая нижнюю челюсть тыльной стороной ладони.

Она остановилась и повернулась к нему, перевела дыхание.

– Ей понадобилось имя с индусским звучанием, – сказала Розмари. – «Вассар-колледж», кафедра языка хинди. Она там научилась всему необходимому. Она умница, храни Господь ее душу. И любит… любила игры в слова, головоломки. – Розмари постояла несколько секунд, часто моргая, плотно сжав губы, стиснув руки. – Она вышла на Энди. Хотела раскопать компромат на него и на «БД», выставить их мошенниками, а его… шарлатаном, что ли?.. Все мы знаем, на кого он похож, поэтому она взяла имя Джудит Эс. Харьят, Джуди Харьят. Должно быть, надеялась, что никто не обратит внимания, да так оно и вышло. Наверное, собиралась провести здесь не больше месяца, но Энди ее очаровал… – Розмари откашлялась, – и она влюбилась в него. Не смогла выйти из образа. Она говорила, что Энди ее сглазил. Дура я, дура, могла ведь уже тогда все связать.

– Что связать? – оторопело спросил Джо.

– Готова спорить с тобой на что угодно, – сказала Розмари, нагибаясь и выбирая пончик, – что на самом деле она Элис Розенбаум. Все сходится. Должно быть, патологоанатом, или кто там проводил вскрытие, уже знает.

– Господи, да о чем ты? – спросил Джо. – Кто такая Элис Розенбаум? Никогда не слышал этого имени.

– Может, слышал несколько лет назад, да забыл. – Розмари, оттопырив локоть, поднесла ко рту пончик, откусила. – Я сама его услышала недели две назад, когда просматривала видеоархивы Пи-би-эс. Один из моих братьев в средней школе встречался с девочкой по имени Элис Розенбаум и ссорился из-за нее с нашим отцом, вот я и запомнила. А Элис Розенбаум из архива Пи-би-эс – член «Бригады Эйн Рэнд», та самая, которая вела похищенный поезд. Очевидно, она была неравнодушна к поездам.

– Джуди… параноик-атеист? Розмари кивнула:

– Наверняка. Все сходится. – Она оторвала зубами еще кусочек пончика. – Имя наверняка ненастоящее, и никакая другая женщина не выставляла бы напоказ свое индийское происхождение.

– Что-то я не пойму, к чему ты клонишь? – Джо встал. – Ей что, необходимо было притвориться индианкой? Зачем? Почему недостаточно трика, очков и «Элис Джи. Смит» или «Джонс»?

Розмари постучала пальцем по лбу.

– Татуировка, – сказала она. – У индианок на лбах красные кружочки. Что ей было делать, целый месяц пластырь носить? Помнишь метку? Ей понадобилось пятно, чтобы спрятать татуировку – знак доллара.