Текст книги "Высшая мера наказания"

На первой странице дневника мальчик записал фразу: «Не бойся открытого моря! Но берегись скал и камней у берега». Сколько детских грёз и устремлений разбилось о прибрежные «скалы и камни», так и не увидев открытого моря. В новой «игрушке-братике» девочки разглядели живого человека. Немного странного, но родного. Они были почти ровесниками. Одна младше на год. Вторая – на три. Старше всех была Людмила. Училась в институте. Детских восторгов она не разделяла. Но брата любила, потому что мечтала о нём всегда. Юра во многом походил на неё, внешне и характером. На её ласки гордо заявлял:

– Не люблю телячьих нежностей.

Это вызывало смех. И старшая сестра уже специально обнимала. Ради этих слов. Так они и стали семьёй. Из желания быть ею.

Отец потакал капризам сына. И удивлялся, что мальчик этого совсем не ценит. Он полагал, что, забрав ребенка к себе, безмерно его облагодетельствовал. Но оба говорили на разных языках. В прямом и переносном смысле. Отец лелеял мечту о лучшем образовании для наследника. И не понимал отказа мальчика содействовать её воплощению. Сын явно не уважал отца. Даже ни разу не назвал папой или по имени. Только строго подчёркнутое «Вы». Так же обращался и к жене Татевоса, избегая ситуаций, когда невозможно не окликнуть по имени. Попытка договориться с упрямцем закончилась провалом. Сперва Юра вообще отказался говорить на эту тему. Ушёл в свою комнату, демонстративно хлопнув дверью. И отец разозлился. Вышиб запертую дверь. Ворвался с намерением проучить сына. Но остановился перед дулом собственного охотничьего ружья. Жена и дочери всё видели. Испугались. За мужа. За брата. В подобной войне победителей не бывает. Положение казалось безвыходным. Отправить мальчика обратно не решались – люди засмеют. Но и оставлять такого разбойника тоже опасно. Поди знай, что ещё выкинет сорванец. Большой семейный совет, возглавляемый дедушками с обеих сторон, постановил спрятать всё имеющееся оружие и установить строгий надзор за мальчиком.

Дети не посвящались в детали решения дедушек и бабушек. Происшествие возвысило Юру в глазах сестёр. Кавказское воспитание предполагает беспрекословное повиновение родителям. И тут вдруг такое! Они почувствовали, что отныне мальчик на особом положении. И, действительно, больше никто не навязывал ему своего мнения. Мог делать, что заблагорассудится. Стал пропускать уроки, проводил время в парках, Ботаническом саду, зоопарке, цирке и кинотеатрах. Денег давали столько, сколько потребует. Экзамены еле вытягивал. Хотел ограничиться восьмилеткой. Отец работал строительным подрядчиком на севере Иркутской области и забирал сына с собой. Мальчик из чистого упрямства пожелал заработать деньги, а не сидеть на иждивении. Отец сделал и это, хотя ребёнок и не мог осилить взрослую норму. Его жалели. Помогали. Отец доплачивал за это. И сыну платил столько же. Постепенно Юра втянулся. Набил мозоли. Узнал им цену. С первого заработка купил подарки сёстрам и их матери. И очень гордился этим. Первые два года возвращался домой с отцом. Потом Татевос разрешил уезжать вместе с другими рабочими. И у Юры появилась возможность встретиться с Викой. Проездом. Всего на несколько часов. Это были незабываемые мгновения! На набережной. У парусника. К себе домой Вика его никогда не приглашала. Да мальчик и не стремился. Он увозил с собой неизгладимое впечатление.

Любовь

Время летело. Дети взрослели. Росло и их чувство. У Юры ломался голос, а с ним и стереотипы. Прикасаясь к девичьей руке, испытывал непривычное волнение. Сладкую дрожь. И нежный голос ласкал уже не только слух. Он мог просто смотреть в её прекрасные глаза. На упругие губы. Изгибы красивой фигуры. И полностью растворяться в этом блеске, желании, аромате. Девушка всё замечала. Встречи становились более продолжительными. Расставания затягивались. Никто не произносил заветных слов. Не было страстных объятий, поцелуев, слёз. Дружба не переходила границ, всего лишь взволнованно дышала. Если в лагере они с радостью удивились схожести запаха собственных тел, то сейчас он за секунду до её появления улавливал необыкновенный и ни с чем не сравнимый аромат нежной кожи. И уезжал, окутанный им. Туда, где о девушке даже не подозревали. Почему дружба оставалась тайной? Молодые люди об этом не задумывались. Всё произошло как бы само собой. Они не планировали своих отношений. Ну, разве что обещание Вики, данное самой себе: обязательно сделать Юру своим рыцарем. Всё же остальное получалось спонтанно, вдруг. Так дети познакомились. И таковыми же были все их последующие встречи. Узнав о романтическом увлечении рыцаря киркой и лопатой, Вика презрительно хмыкнула:

– Хм! И что здесь хорошего? Всей радости – пара мозолей. Да полный кошелёк. Фи! Тебе учиться надо. Подниматься на другой уровень.

– А толку-то? Ну, стану, как твой папа, с места на место. Словно перекати-поле. Ты же не собираешься в инженеры?

– Ещё как собираюсь! Я стану ученым, физиком. Знаешь, как это интересно!

– Ну да. Ты мне рассказывала. Только я хочу вообще школу бросать. Пойду в армию. Добровольцем. Границу охранять.

Вика хрустально рассмеялась:

– Кому в армии ты, недоучка, нужен! Плох тот солдат, который не мечтает стать генералом. А где ты видел генерала без высшего образования? И в рыцари ты тоже не сгодишься.

Юра удивился:

– Какие ещё рыцари?

Вика загадочно улыбнулась…

Юрий так никогда и не узнал, что подразумевала его подруга, говоря о рыцарстве. У неё были родственники в Москве и Грузии. Иногда она их навещала. И дарила своему рыцарю счастливые мгновения. Встречи длились несколько дней. Они открыли юноше и девушке много нового. Когда Вика предпочла центру Тбилиси его окраину, Юрий не удивился. Но и в последующие дни девушка пожелала встречаться на тбилисском море. Он решил всё выяснить:

– Знаешь, Вик, ты – мой друг. Твоё желание – закон. Но очень странно, что старательно избегаешь центра города. Не хочешь, чтобы встречал тебя у метро. Рядом с домом твоей родни. Уже не говорю о том, что ни разу не пригласила к вам домой. Или к этой твоей родне. Заметь! Я никогда не спрашивал. Просто подумал, может, пора и это обсудить.

Вика отошла к краю берега. Волны почти касались ног. Долго молчала. Смотрела куда-то вдаль. На чаек или сквозь них. Потом резко повернулась:

– Да. Ты прав. Об этом пришлось бы говорить, рано или поздно. Понимаешь, все родные и мои друзья – они из другого круга. Ты мне нравишься. И твоя семья. Всё, чем ты живёшь, занимаешься. Но они не поймут. А может, и поймут. Только надо как-то их подготовить, что ли.

Сказано это было твёрдым голосом. Девушка смотрела прямо в глаза. Юрий побледнел:

– Выходит, ты меня просто-напросто стыдишься! У меня что – рога на голове или копыта? Что не так в моей семье? Кругу? Ты извини, но я не понимаю.

Вика подошла. Дотронулась до его руки. Обидчиво надула губки. Проказница знала, что это безотказно сработает:

– А сам-то! Ни разу не пригласил к себе! Я ведь тоже не спрашивала! Понимаю – ты стесняешься, что я не армянка. И воспитана по-другому. Но раз мы друг друга люб… ценим и стали друзьями, то со временем наши это примут. Нашей дружбы я не стесняюсь. Наоборот, горжусь. Поэтому и здесь, с тобой. Но мне будет стыдно, если родители или родственники этого не поймут. Поэтому и пока так несуразно получается. Не обижайся, пожалуйста!

От этой её манеры изъясняться он всегда млел. И пасовал. Посмотрел в красивые глаза. Невольно улыбнулся. Вика захлопала в ладоши. Засмеялась – радостно и искристо. Да. На горизонте небосклона этой пары не было ни облачка. И ничего их не предвещало. Всё прояснилось. От этого отношения друзей только выиграли.

Юрий не забросил учёбу. Обрадовал отца желанием поступать в институт. Татевос не догадывался, что благодарить за это нужно юную красавицу из чужого мира. И не знал о промежуточном этапе в плане образования сына. По окончании школы Юрий всерьёз задумался о службе в погранвойсках. Забрал с собой в Киренск полугодовалую восточно-европейскую овчарку Герду. Намеревался завершить дрессировку. Отцу сказал, что собаку не с кем было оставить. К началу осени овчарка стала идеальной служебной собакой. Но хозяин хотел проверить привитые навыки в полевых условиях. Попросил отца договориться с промысловиками, чтобы те взяли его с Гердой на охоту. Татевос выполнил и эту прихоть. Вскоре Юрий оказался в тайге. За триста километров от ближайшего человеческого жилья. Вертолёт сел на песчаной отмели, в устье таёжной реки Россохи. Четверо охотников выгрузили снаряжение. Распрощались с «вертушкой» и цивилизацией. На земле лежали мешки с провиантом, бочки с горючим для моторки. Рыскала свора лаек и овчарка. Требовалось перенести весь груз в зимовье неподалёку. Юрию всё было внове. Щёлкал своим «Зенитом» направо и налево. Взяв часть поклажи, парень двинулся вслед за всеми, вглубь девственных зарослей. Огромные листья каких-то растений покрывали землю. Ориентировались в основном по затёсам на коре деревьев. Перешли изумительной прозрачности глубокий и широкий ручей. Он буквально кишел рыбой. Мостом служили два лиственничных ствола. Они были надёжно скреплены вместе и привязаны к кольям, вбитым в берега ручья. Впереди виднелся просвет. Метров через сто вышли на просторную поляну. В центре стоял охотничий домик. Собаки кинулись вперёд, яростно лая. Герда осталась рядом с хозяином. Шерсть на её загривке вздыбилась. Зубы обнажились в оскале. Раздалось глухое рычание. Юрий не понял причину тревоги. Сделал несколько кадров. Поляна напоминала мусорную свалку. Повсюду валялись обломки разной утвари: кастрюли, чайник, вёдра и многое другое. Словно кто-то вволю похулиганил. Справа, на трёх столбах пятиметровой высоты, стоял лабаз для хранения съестных запасов. Внизу лежала сломанная лестница. Слева была печь для копчения. И до десятка деревянных бочек для засолки рыбы и икры. Их тоже не обошло внимание таинственного «хулигана». Охотники остановились и взяли карабины наизготовку. Ждать пришлось недолго. Откуда-то сбоку, из-под зимовья, выскочил огромный бурый медведь и кинулся на людей. От лаек отмахнулся лапой. Юрий чуть не выронил фотоаппарат. Машинально щёлкнул зверя, окруженного разъяренными собаками. Никто не стрелял, опасаясь поранить четвероногих помощников. В нескольких метрах от людей мишка остановился. Встал на задние лапы и шагнул навстречу смерти. Гром выстрела тревогой разнёсся по тайге, и зверь рухнул к ногам человека. Без единого звука. Эта встреча и убийство не входили в планы. По всей видимости, медведь готовился к спячке. Просто не в том месте и не в то время. Берлогу под зимовьём засыпали. Всё вокруг прибрали. Стали заготавливать брёвна для баньки. Шум бензопилы и звон топоров заглушили голос природы. Стены возводили «в лапу»: вырубали в брёвнах выемки и соединяли. Сруб ставили рядом с ручьём. Небольшой предбанник, парилка. Щели между брёвнами законопатили мхом. Окна-отдушины завесили целлофаном, двери – брезентом. Установили «буржуйку», духовку наполнили камнями. И баня готова. Опробовали её уже под вечер. А утром двое отбыли на свой участок.

Жизнь в тайге интересна, в первую очередь своей обособленностью. Без привычного шума механизмов, гула голосов, нагромождения строений. И хотя у охотников есть транзисторный приёмник, рация, современное оружие, всё равно чувствуешь себя первобытным, зависящим от собственных успехов или промахов. Единственной неприятностью был гнус. От мошкары не спасали ни москитная сетка-накомарник, ни мази. Лицо и руки добровольца распухли до неузнаваемости. Глаза превратились в маленькие щёлки. Мошка забивалась под одежду, лезла в уши, рот, нос.

Бывалый охотник успокоил:

– Терпи, терпи. Это с непривычки так. Скоро пройдёт. Да и холода на носу.

Юрий, конечно, терпел. Что ещё оставалось делать, сам напросился. Прогноз дяди Васи подтвердился. Мошкара вскоре исчезла. А лицо вновь стало узнаваемым. Пока реку не сковало льдом, занялись рыбалкой. Сети растягивали вдоль берега, у входа в тихую заводь. Вечером ставили, утром выбирали. Рыбы было много. Через недели две бочки заполнились засоленной рыбой и красной икрой. Особенно вкусным был ломовой хариус. Ловили его у плотины, из-под поваленных стихией деревьев. С одной стороны расставляли сеть, с другой выпускали под «лом» сигнальную ракету. Живность в панике бросалась прочь и попадала в заготовленную ловушку. Охотились и на водоплавающих. Самой лёгкой добычей оказались крохали. Крупные утки не могли взлететь сразу. Их легко можно было догнать на лодке и пристукнуть веслом. Такую птицу даже совестно убивать. Чаще стреляли рябчиков, наполняющих прибрежные заросли. Встречался и сохатый. Отстрел лося был ограничен из-за малочисленности. Доход промысловика составляла пушнина – мягкое золото. Сезон охоты на соболя, белку и других наступал зимой. Угодья дяди Васи занимали большую территорию. От одного зимовья до другого было километров пятнадцать. С охотой это расстояние проходили за четыре-пять часов. Зимовий было четыре. Дальнее находилось в сутках ходьбы. Поначалу дядя Вася не отпускал своего гостя одного в тайгу. Но со временем тот научился ориентироваться на охотничьих тропах и рискнул отправиться в самостоятельное путешествие к ближайшему зимовью.

Выслушав напутствие, юноша вышел на тропу охоты. Оделся в костюм цвета хаки. На голове – ушанка. На ногах – болотные сапоги. За плечами – рюкзак. Соль и спички в непромокаемом коробке. На поясе патронташ, нож и топор. Через плечо неизменный «Зенит». В руках – ружьё «Белка». Карабин не взял. На случай встречи с хищником нижний ствол зарядил пулей тридцать второго калибра. Сопровождали его четыре лайки и овчарка. Восемь километров преодолел за три часа и без приключений. Они поджидали в конце пути. Уже показалось зимовье на краю утёса, нависшего над рекой. Краем глаза заметил какую-то тень на склоне сопки, среди деревьев. Принял за лося. И лишь когда собаки с лаем кинулись туда, он насторожился. Зверь бежал в его сторону, задрав морду и смешно выбрасывая лапы. Человек оцепенел от страха, забыв об оружии и бегстве. Овчарка испугалась не меньше, поджав хвост и прижав уши. С визгом кинулась к ногам хозяина, чуть не сбив с ног. Медведь галопом мчался по склону, разбрасывая камни и глину. Лайки еле поспевали за ним. Человек очнулся, понимая необходимость что-то делать. Обезумевшая от страха Герда жалась к нему. И он не нашёл лучшего применения оружию, как бить по стволу дерева и кричать. Шум озадачил косолапого, заставив притормозить. Лайки не замедлили этим воспользоваться. Окружили и погнали обратно в тайгу. Возможно, собак удивила неадекватная реакция человека, и они пришли на помощь. Юноша нашёл в себе силы добраться до зимовья, подальше от собственного страха.

Этот домик был намного просторнее того, где они с дядей Васей обитали сейчас. Но обстановка такая же. Справа от входа стояли деревянные просторные нары.

Чуть дальше – полки с разной утварью и боеприпасами. Слева в углу приткнулась «буржуйка». В полуметре от неё, под небольшим окошком, ютился грубо сколоченный стол и пара таких же табуреток. В зимовье было всё, что может пригодиться заблудившемуся туристу или охотнику. Юрий разжёг огонь в печи, поставил чайник с водой и вышел проверить собак. Лайки отдыхали у входа, закрыв глаза. Герда беспокойно ходила кругами, обнюхивая землю. Парень выпотрошил рябчиков и отдал требуху четвероногим спасителям. Поужинав, он лёг спать. О своём страхе перед медведем старался не думать. Стыда не было, лишь желание сохранить этот позор в тайне. Проснувшись утром, Юрий прибрал за собой. Взял две коробки с патронами, о которых просил дядя Вася, и отправился в обратный путь. На дальний участок наведались уже вдвоём. Шли с ночёвкой. Спали на «перине» из еловых веток. Спину прикрывал плотный навес из тех же веток. А в лицо дышал жаром большой костёр. На ужин ели сытный бульон из глухаря, подстреленного в пути.

Незаметно пролетел месяц, и наступила зима. Снег поставил охотников на короткие и широкие лыжи. Снизу они подбивались полосой из шкуры какого-то животного и смазывались жиром. Жёсткие шерстинки способствовали подъёму. Насладиться всеми прелестями зимней охоты парень не успел. Вертолёт поторопил распрощаться с дядей Васей, лайками, природой и тайными страхами.

В мире людей незадачливого охотника ожидал сюрприз. Татевос довольно своеобразно воспринял желание сына учиться. Он обеспечил через свои связи место на юрфаке Иркутского универа. Родительский диктат разозлил упрямца. Но война с отцом уже надоела, и он подчинился. Просто из чистого любопытства. Неинтересный эксперимент довольно быстро надоел. И парень подал заявление в деканат и военкомат. Отец, конечно, был взбешён его очередным сумасбродством. Успокоившись, решил взять это дело под свой контроль. Мол, раз хочет сорванец, то пусть служит, но в престижных войсках. На призывном пункте тбилисского военкомата всё было «схвачено», и отец радостно прощался с сыном:

– Ты правильно сделал, сынок, что предпочел армию. Станешь мужчиной, научишься самостоятельности. А вот и наш друг идет!

Он указал на бравого капитана в форме десантных войск. Они дружески обнялись:

– Ну, что, Резо, куда моего мальчика определил? Капитан самодовольно ухмыльнулся:

– Как договорились, кацо! Со мной в Москву поедет. Отец будущего солдата гордо расправил плечи:

– В самой столице будет служить, да? Молодец, генацвале, спасибо, дорогой ты мой!

Резо смущенно поправил:

– Ну, не в самой Белокаменной, а немного восточнее. Зато после учебки прямо в Кремль попадёт. Клянусь мамой, кацо!

Новобранцев погрузили на поезд. Двое суток до столицы. С вокзала прямо в аэропорт. И самолетом отправили «немного восточнее» Москвы. С гор тёплой Грузии молодые кавказцы спустились по трапу самолета в снежный буран. Это был военный аэродром Иркутска. Дальше полетели военно-транспортным – в Забайкалье. Где их там высадили – неизвестно. Ночевали в каких-то палатках, переполненных замерзшими юнцами. Грязная, вонючая столовая, несъедобная бурда. Утром более сорока человек увезли в закрытых военных грузовиках. Так Юрий очутился в отдельном 281-м отряде спецназа. Место дислокации красиво называлось – «Ясная». Подразделение формировалось по «афганскому» штату. Насчитывало сотен пять солдат, около двух десятков офицеров и столько же прапорщиков. Командовал отрядом полковник Кузьмин. Но в Афганистане отряд никогда не был, лишь отдельные группы. В одну из таких групп и попал искатель приключений через пять месяцев десантской учебки. Начались военные приключения, о которых даже не мечтал. С Артека грезил о службе в погранвойсках. Готовился стать кинологом, дрессировал собаку. Но попал в «учебку» ВДВ. Оттуда командировали в Афганистан исполнять интернациональный долг. А может, погрязать в долгах более высоких.

Долги

В Кабуле приземлились затемно. Но и без дневного света стало ясно, что Афган – это далеко не та романтика, о которой мечтали в песнях. Каменным недружелюбием дышала каждая пядь исстрадавшейся земли. Люди выглядели затравленными, напуганными. Подразделение из двадцати трёх солдат направили в северо-восточную часть, в провинцию Нангархар, охранять гидроэлектростанцию в Даруйте, недалеко от Джелалабада. В низине протекал Кабул, а вокруг были самые настоящие джунгли. В знойную местность, окруженную горами, – люди и ветры проникали через узкую щель – Гиндукушский перевал. Когда-то эта естественная цитадель являлась главной крепостью талибов, но революция «вымела» всех подчистую. Построили электростанцию с многоводными каскадами. Долина процветала. И, казалось бы, служить здесь будет не так уж трудно. Но Афган есть Афган! Это странное государство всегда было непредсказуемым и ненавидело всех пришельцев, как врагов, так и друзей. И те и другие меняли оскал на улыбку так часто, что перестали замечать разницу между ними. Зато местные жители видели лишь окровавленное лицо убийцы.

О войне на этой земле пуштунов можно говорить только с сожалением и стыдом. Отряды спецназа именовали особыми мотострелковыми. К таким мотострелкам и прикомандировали новую группу. Глядя на мрачные лица местных жителей, Юрий спрашивал себя: «А что я здесь делаю? Это чужая страна, куда меня не приглашали».

Семь месяцев они обеспечивали охрану сооружений, собственной чести, своего права смотреть в глаза людям. Но безуспешно. Каждый день пребывания здесь покрывал солдат позором. Многие ребята гибли просто из-за того, что не считали себя вправе жить после устроенной бойни. «Моджахеды» воевали с «шурави», а не с предателями собственного народа. Они защищали свою культуру, традиции, образ жизни, отличные от западного и советского. Юрий видел, как прямой наводкой из «Града» выжигали целые кишлаки, не щадя женщин и детей. Летающие «Крокодилы» охотились за теми, кто уходил из-под обстрела. Во время одной такой операции он попытался помочь раненой афганской девочке. Малышка плакала от боли и страха, прижимаясь к убитой матери. Солдат поднял её на руки и понес в санчасть. Из резко затормозившего «УАЗика» выскочил незнакомый майор:

– Стоять, солдат! Что это ещё за пособничество врагу? Я тебя спрашиваю! А ну, опусти это!

И он указал на плачущего ребёнка. Юрий тихо, сквозь зубы, выдавил:

– Она истекает кровью, товарищ майор! Срочно нужен врач.

Офицер ухмыльнулся:

– Ты чё, солдат, в парке погулять вышел, что ли? Да ты сам у меня щас кровью харкать будешь! А ну, сдать оружие!

И сорвал с плеча Юрия автомат. Парень даже не успел заслонить малышку. Короткая очередь снесла ей полголовы. Он стоял и смотрел обезумевшими глазами на окровавленное тельце, на собственные в крови руки. Майор зло швырнул автомат и скрылся за клубами пыли. Юноша не помнит, сколько он так простоял и кто забрал из его рук мёртвую девочку. Но кровь ребёнка на руках останется надолго.

Нет, это была не их война! Сама природа поднялась против советских надругателей. Тропические болезни выводили из строя треть контингента. Ядовитые пауки, индийские кобры, климат, настроение – всё гневно кричало: «Убирайтесь из нашего дома!»

И они убрались, подгоняемые миллионами проклятий, оставляя после себя страх, смерть изменникам, попранные святыни. Взвод из Забайкалья включили в состав армейской группы «А» для охраны вывозимых грузов и документации. Потом будущий рыцарь Виктории переводится во взвод охраны ЗКП ЗабВО, а ещё через какое-то время – в учебный центр ПВО того же округа. Он регулярно получал от своей девушки длиннющие письма. И аккуратно отвечал на каждое. Но никогда не рассказывал о тех безумствах, которыми больно человечество.