Текст книги "Дорожная карта. Том 1. От Москвы и до окраин"

– Да уж, мы строим настоящее демократическое общество в одном отдельно взятом районе. Помните один из лозунгов Ленина: «Мы построим коммунизм в отдельно взятой стране». В некоторых регионах власть захватили бандиты. И выгнать их очень сложно. Они обросли корнями: расставили своих везде – в правоохранительных органах, в энергоструктурах, в таможенных терминалах. Они вложились в средства массовой информации. Бывает, что депутаты, чиновники лоббируют их делишки, в общем, дают возможность официально воровать и обкрадывать народ, – со скромной гордостью заговорил Михаил о том, что удалось с огромным трудом за эти годы в районе.

– Нам повезло, были и у нас проходимцы и беспредельщики с растопыренными пальцами – захватили все ключевые позиции в районе, возвели на престол своего главного администратора – главу района, но большим умом не обладали, не смогли просчитать всё до конца, а грабить мало что было – это были ремесленники, умельцы. Они работали не только за деньги, но и для души.

В области быстро сформировались черные силы – было что приватизировать, захватывать. К нам сверху пошли команды – нужны вливания на формирования депутатской команды и сенаторов. Приехали гонцы, суммы «добровольных взносов» для района называли баснословные. Потом к нам прибежали бандиты – либо оброк, либо подключайте свои столичные связи: «Генералы, то к вам ездят, пусть помогают…».

И Михаил Михайлович рассказал, как они встретились с «выборщиками»: «Мы им пообещали поднять народ во время предвыборной компании. Предложили и такой вариант: нам сообщают имя депутата, и мы его будем двигать по своим каналам, и, если он не «отморозок», пусть участвует в выборах. Больше в наш район не совались».

– Я продолжу, – Емельян Захарович, обрадовался, увидев широкую добротную скамью из двухметрового толстенного бревна, – слушай Миша, давай присядем. Ваши победы не ускользнули от руководства. Наш куратор велел мне очень подробно написать докладную записку о том, что было до твоего появления в районе и как глоток свежего воздуха подмог прочистить мозги жителей от мала до велика. И когда он прочел мою докладную записку на десяти страничках, повёл меня в спецотдел, где сидело несколько десятков умнейших, «остепенённых» специалистов в самых разных областях науки, указал на стеллажи, где стояли стройными рядами очень красивые папки, со сложной нумерацией.

– Вот эквивалент твоей докладной записки на десяти листах, – показал рукой на эти папки, – и что ты мне посоветуешь, Емельян Захарович, сейчас подать в отставку, или потом, когда мы сократим этот спецотдел – я же его курировал.

– Товарищ генерал, ну о чём вы говорите, разве Буров не ваш подчинённый? Или не с вашего благословления он вернулся к себе на родину? Разве не вы дали мне команду держать руку на пульсе в его схватке с беспределом на своей родине, разве не я связывался с нашим уполномоченным по области, чтобы он приступил к мониторингу всех силовых структур области и вмешался при переводе Ашота Аршаковича в областное управление внутренних сил, когда тот выгнал областных гонцов-шкуродёров, обязывающих собирать дань, для покупки чиновничьих мест в столичные кресла?

– Емельян Захарович, – перебил Михаил, – а случаем не вы шмон навели в соседней области! Знаете, что здесь после этого было!

– Да, ладно. Мне уполномоченный об этом звонил.

– Емельян Захарович, ну вы то мне расскажите сами – легенд про это я понаслушался.

– Ладно, расскажу.

Около года назад меня вызвал куратор, и просил помочь уполномоченному госбезопасности по области разобраться с одной загадочной личностью. Всего-то нотариус, но ни одного решения по строительству, созданию новых производств, продажи угодий, не решается без него. Он там самый неприкасаемый. И последней каплей стало банкротство одного, нужного нам предприятия. Ввели в курс, подготовили меня, проинструктировали. Наверху знали, что взяточник, саботажник, вредитель в чистом виде, но обставленный двусмысленно работающими законами и постановлениями – не подкопаться. Взял с собой под видом своего секретаря-референта Прасковью Тихоновну. Ты же знаешь, она иногда ходит в тёмных очках.

Долго мы с ним бодались, он начал о трудностях, о полном беспределе. Прасковья Тихоновна пишет мне записку: «Он вас попросит, чтобы я вышла, он обдумывал, сколько вам дать, что б вы от него отстали: в ящике слева у него лежит сумма для вас, но в ящике справа – сумма значительно больше. У него несколько раз проскакивала мысль – «не перепутать». Я ей пишу в ответ, чтобы она прошлась по заведению нашла двоих-троих честных сотрудников и через десять минут подошла с ними в приёмную. Чиновник что-то занервничал, заёрзал на стуле – «У вас, проблемы?».

Хотелось сказать – проблемы будут сейчас у вас.

– Нет проблем, только из регламента выходим, моему секретарю-референту надо заняться другими делами.

– В таком случае, мы с вами можем закончить это дело вдвоём. Не будем её задерживать, обрадовался ханыга.

Как только дверь закрылась. Он привстал со стула, подался в мою сторону и зашептал: «Емельян Захарович, давайте закроем этот вопрос вы же понимаете, в теме я не один. И там, – он указал пальцем в потолок, – очень расстроятся, если мы с вами не договоримся – он откинулся в своё кресло венецианской работы, и уставился на меня своими наглыми бесцветными глазами.

Я могу держать стойку и заставить его первым опустить глаза, но мне нужно было «продержаться» десять минут, отведенных для «операции» Прасковье Тихоновне.

– Сидор Никанорович, я не понимаю, о чём договоримся, о том, что захват государственного предприятия произошёл на законном основании? А вы-то здесь с какого боку?

Наглость в его глазах сменилось растерянностью и удивлением. И начал плести, что при подписании доверенности… при передаче одной стороной и принятии другой, в общем, плёл, но мне нужна была пауза. И после восьмиминутного бреда я рявкнул: «Хватить идиота из себя корчить, при чем тут вы?»

Он открыл левый ящик стола, вынул пакет, положил на стол, пододвинул его в мою сторону и, держа руку на конверте, сказал: «Ладно, бери это, и иди, и больше нам с тобой век бы не встречаться».

Я встал, прижал его руку своей рукой и громко сказал – «войдите». Первой влетела секретарь «Вора Воровича», за ней двое служащих и замыкала «делегацию» Прасковья Тихоновна. Нотариус попытался выдернуть свою руку. Я велел Прасковье Тихоновне запечатлеть всё на камеру, и объяснил вошедшим, что они присутствуют при даче взятки представителю органов безопасности. Я приподнял его руку, осторожно одним пальцем отодвинул конверт на середину стола, пригласил всех сесть, достал телефон и приказал подняться из машины группе захвата.

– Емельян Захарович, что это ваша помощница всё время в очках, стыдно делать подлые дела?

– Да нет, Сидор Никанорович, дар у неё такой – снимет очки, взглянет в глаза, и если это человек нечестивец, то сразу ослепнет. Попросить её снять очки, вы же из тех, кто ни во что святое на этом свете не верит?

Прасковья Тихоновна медленно подняла на него глаза и стала медленно снимать свои специальные защитные очки.

– Нет, нет! – закричал ханыга, закрывая лицо руками.

Но Прасковья Тихоновна, не хотела делать его инвалидом, а только вселить в него, ни во что неверующего, зажравшегося негодяя, страх перед неотвратимостью наказания, перевела глаза на кувшин с водой, и он разлетелся на мелкие кусочки.

– Вот на кого вы работали, – повернулся я к служащим этого заведения, – неужели вы не догадывались, кто вами руководит, ведь это исчадье адова? «Ничего не вижу, ничего не слышу, ничего никому не скажу», так, кажется, пела в одной из своих песен Эдита Пьеха. Наверняка вы всё видели, но боялись его – выгонит с работы, а доверие к правоохранительным и следственным органам у вас нет, ну и, конечно, к «самым гуманным» судам тоже нет, так ведь? – по глазам вижу, что так. Теперь в помощь к оперативным сотрудникам мы подключаем людей необыкновенных качеств – настоящих ясновидящих, экстрасенсов.

Омоновцы встали за спиной чиновника, а я попросил следователя, вскрыть пакет, который этот тип пытался всучить мне, вынуть деньги из второго ящика, а затем велел открыть сейф и показать содержимое понятым. Присутствующие в кабинете ахнули, когда открыли сейф, забитый до отказа пачками всяких купюр.

– Товарищ капитан, – сказал я следователю, – вы здесь остаётесь, доводите процедуру до конца, а мы пойдём дальше разгребать «авгиевы конюшни».

Итак, Миша, вернёмся к полкам с фолиантами.

Я сказал шефу, что главное, почему у вас здесь быстро и толково проходило, так только потому, что не было рядом своры чиновников и советчиков. Они, неглупые люди, наметили себе «дорожную карту», и… «вперёд, на штыки». А если бы это было планово, да начались бы согласования с партиями, фракциями, региональными министерствами и ведомствами, был бы от Бурова такой неожиданный эффект? Я так думаю, что в этих фолиантах, – я показал на стеллажи с папками, ученые и закладывали эти коэффициенты нашего бюрократизма, взятничества, хамства и волокиты, на чём сейчас и прорастает чиновничья братия миллиардеров. Разгонять этот отдел не надо, необходимо найти с десяток удачно развивающихся хозяйств, предприятий, проехать руководству отдела с дотошными журналистами, и сравнить реалии с закладываемыми ими коэффициентами. У Бурова складывается всё очень даже удачно. А я, как раз и хотел поговорить с вами о том, чтобы тему «Пингвин» мы начали вместе с Буровым и его командой. А Буров – лидер.

«Ну, Емельян Захарович», – говорит шеф, – здесь уже перебор. У тебя на языке только Буров да Сняткова…»

– Прошу прощения, товарищ, генерал. Я работал с тысячами людей, и хочу сказать, что русская пословица – «рыба гниёт с головы» – очень точно отражает нынешнее положение дел. Это не только у людей. Вожаки есть и у зверей. Без лидеров нельзя, и мои жизненные наблюдения утверждают меня в том, что лидера «сделать» нельзя. Можно человека выучить игре на скрипке и, совершенствуясь, он станет «маэстро». Можно выучиться на инженера, можно на конструктора, лётчика, врача; можно стать министром, а лидером можно только родиться, он должен с первым вздохом получить этот стержень и это воля Всевышнего. И надо научиться находить людей со стержнем. Вы говорите, почему опять Буров. Это человек, который не сидел и не ждал, что ему прикажут. При первых трудностях у него приумножались силы. Он был далёк от паники. Он всегда был внимателен к людям – ведь Буров взял на работу авиамеханика-«золотые ручки», разглядев в нём ЧЕЛОВЕКА со стержнем, а тот встретил знакомого полярника, и им пришла мысль сделать на базе старенького Ил-14 самолета – лайнер, без полярного лётчика мы остались бы без этого «небесного подарочка». У нас с вами появилась новая задача – притопить этот «камушек», скрыть от случайного глаза и расчленить для транспортировки. Не устраивать же нам тендеры – кто быстрее, да кто дешевле. Это смерти подобно! Здесь опять Буров – первая дипломная работа – уникальная установка для прокладки туннелей больших диаметров, работает на воде большого давления. Воды в океане предостаточно, а энергию возьмём от одной из трех атомоходов, что сейчас там залегли без права всплытия. Кому же этим заниматься, как не автору этого «произведения» – за пару недель спрятать это богатство от глаз завистливых. Всё срастается!

– Кстати, когда эта установка будет сдана в эксплуатацию?

– Докладываю, установка изготавливается отдельными агрегатами на нескольких заводах: мультипликаторы, повышающие давление воды до десяти тысяч атмосфер, делают гидравлики, они делают похожие агрегаты для самолётных шасси. Шланги, трубки, насосы на Томилинском вертолётном, рамы на станкоинструментальном, переходники – ГОСТовские.

Для корпуса сопла подобрали жиклер от карбюратора бензопил, а само сопло – алмазной шарик с отверстием в шестьдесят микрон, делать будут ювелиры Михаила Михайловича, правда он этого ещё не знает.

– И много нужно таких сопел? – спросил седой куратор, почесав ухо.

– Много, тысячи, но они изготавливаются из искусственных алмазов, это совсем другая цена, чем природные. По прочности как природный, только черный и маленький – с горошинку мака. Главное – изготовить в этих алмазных соплах отверстие. Эту работу поручим Буровским ювелирам. Кроме сопел всё готово, на десять комплектов таких агрегатов.

– Когда на «Юга»?

– Прасковья на днях заканчивает ускоренные курсы немецкого языка и мы втроём отбываем на Южный Полюс. Радары нас не берут, маршрут будет знать только Сансаныч.

– Как на душе, не страшновато? – спросил с грустью и тревогой куратор.

– Есть немного, как сейчас говорят – не комфортно. Пойдут ли на полный контакт, примут ли нашу дружбу, смогут ли нам довериться?

– Ну, дружище, не подкачай. С Богом.

Емельян Захарович вздохнул: «Вот такой у меня состоялся разговор с шефом неделю назад».

– Я что-то совсем ничего не понимаю, – удивлённый и озадаченный Михаил Михайлович схватился за голову, – Емельян Захарович, не томите, какие острова, кого притопить, какая установка, с кем контакт?

Тут подбежала Настя: «Вас обыскались, ушли, никому ничего не сказали. С ума сойти! Пойдёмте скорей, уже все за столом сидят, слюни пускают!», – схватила за руку Михаила Михайловича и потащила к хутору.

– Миша, ты всё поймёшь, я сегодня введу в курс всё ваше братство и наших беглецов. Мы их подключим к этой теме. Тебе нужны люди, но со стороны брать нельзя. А эти объединены общей бедой и считаю, что «не было бы счастья, да несчастье помогло», это наш случай, – Емельян Захарович обнял Настёну, – Миша, вот наша надёжа, и нам нужно поддержать наших детей, и Господь нас на это благословляет.

За столом в гостевом доме серьезные разговоры не велись, но, когда выпили по стаканчику наливочки собственного приготовления, гвоздём программы стала Вероника. Она соскочила со стула, подбежала к Прасковье Тихоновне и умильно зашепелявила: «А наса Настёна всю зизнь в какасках плокавыляется, своих и моих. У неё дазе своя секлетная лабалатолия есть, с очень хитлым замком, я никак туда попасть не могу, всё влемя коды меняет. А мама говолит, что Настёна у нас самая дологая, ей очень много плиболов нужно, она нас по милу пустит. Ей какие-то академики писут и писут, и дазе посылки плисылают, навелное со своими какасками, вот!» – на одном дыхании выпалила Вероника, а все дружно засмеялись. Смеялись долго, а Прасковья Тихоновна посадила девочку к себе на колени: «Вероника, тебе сколько годиков?»

– Мне уже сесть с половиной плюс сто.

– Как это, плюс сто? – удивилась Прасковья Тихоновна, – так не бывает.

– Нет, бывает. Когда у меня было день лоздения, бабуска сказала, что мне сесть лет и сто годиков, потому сто я знаю больсе, чем она на сто лет. Дядя Миса повесил над голодом спутник и у нас есть и интелнет и сто плоглам на телевизоле. Я научилась читать в тли года и немноско знаю английский. Я в интелнете, как лыба в воде. Всем помогаю находить станки, оболудоваие, мателиалы, что хотесь. А Настёна меня ни лазу не пустила к себе в лаболатолию, говорит – «маленькая, глупенькая!».

– Вероника, ты чего разболталась, а ну уймись, – погрозил внучке пальцем Николай Фёдорович.

– Вы видите, какая у нас демоклатия, сначала учат ходить и из-под палки учат говолить, а потом велят сидеть и молчать, – возмутилась Вероника.

За столом все дружно засмеялись.

– Молодец, Вероника. Умеешь держать удар. А твою речь выправим, и Настя станет твоей самой лучшей подругой. Ты вот сказала, что дядя Миша над «голодом» повесил спутник, это очень мудро получилось. То есть, вы испытывали голод в информационном поле – не было интернета, телевизор с двумя-тремя программами, и теперь ты считаешь себя полноценным членом всемирного общества, так?

– Да, я могу обсяться со всем милом, а вот что плохо говолю – самой плотивно!

– В этом я тебе помогу. А про Настю скажу, она решила посвятить себя очень полезному и благородному делу. Одна из серьёзных проблем в мире – борьба с перееданием, с полнотой. Есть очень толстые люди, по шестьсот-семьсот килограмм. Медицина бессильна в этом, такие люди не живут, а мучаются, и не только сами, но и их ближние. Как я понимаю, Настя ищет золотую середину в области питания, гармонию между тем, что надо нашему организму для его бесперебойной работы, и как избавить его от засоривания. А контакт с академией космонавтики – полезен и ей и академии, у них видимо этот вопрос стоит на повестке дня и очень остро, полёты на другие планеты потребуют решения вопроса с питанием, с собой много продуктов не возьмёшь, корабль такой с Земли и не запустишь, слишком тяжёлый получится, да и вырастить всё на корабле невозможно.

– Вы мудрая женщина, Прасковья Тихоновна, коротко, лаконично и ребенку и нам всем понятно, – вмешался в разговор Сергей Николаевич. Нам самим не очень просто было решить вопрос со спутником связи, но в этом помог наш добрый друг Емельян Захарович. С приобретением этого новшества в нашем крае произошёл информационный взрыв, как сказал Игорь – мы соскочили с дерева, народ поднял голову и увидел мир своими глазами, перестал считать себя оторванным от жизни остального народа, считать себя ущемленным. У нас даже все заседания депутатов района и посёлков транслируется по кабельному телевидению, хотя для этого и не надо было «вешать» спутник. К нам пришёл ГЛАНАР – весь общественный, дорожный, специальный транспорт, автомашины ГИБДД, милиции, аварийные службы – оснащены навигаторами.

– Каждый житель района сможет выяснить в любой момент, где находиться моя техника. Не все этому обрадовались – вся «халтура» накрылась. Это такие деньги, такие откаты! Все цепочки взаимцев разорвались, – подключился к разговору Лев Иванович, зять Валентины Федоровны. Он работал начальником участка дорожно-строительного управления.

– А зато, какие у нас стали дороги, как в усадьбах местных князьков, – поддел отца Иван, студент третьего курса художественного училища.

В конце обеда Емельян Захарович, предложил ребятам Буровского хутора показать гостям своё хозяйство, и через пару часиков здесь собраться: «Мне есть о чём вам рассказать, потом кое-что обсудим, все вместе и порешаем очень важные вопросы. А мне с Михаилом Михайловичем эти два часа надо пообщаться в вашем великолепном кедровнике».

Маша и Игорь пригласили «пришельцев» пройтись по их цитадели, как они называли свой хутор. Эта было хорошо оборудованный поселок, за высоким забором. Дома, их было девять, различались по архитектуре и по возрасту. Самому старому было более ста лет, он был по-своему хорош, как хорошо ухоженный старец. Стены из кедра почти не имели трещин, крыша сияла новой оцинковкой. Резьба, которая украшала дом, была целенькой и недавно покрыта лаком. Последний дом был кирпичный, огромный. В шутку его называли «рублёвкой». Этот дом был построен по инициативе Николая Фёдоровича в день рождения сына Сергея. На хуторе жили пять семей, всего двадцать четыре человека.

Три года назад с хозяйством управлялись женщины, тяжелее всех было Надиной маме: надо было вставать в четыре часа утра, доить коров, готовить им по ведру «полбы», потом готовить пищу поросятам, кормить и доить коз, потом птица: утки, куры, гуси. А в семь часов – готовить завтраки всем, и так до самой ночи. Ложилась и плакала. Остальные женщины привыкли. Вот Михаил Михайлович решил – все силы бросить на автоматизацию. Полетел в Петербург, в свой университет, у них там было создано молодёжное конструкторское бюро. Просмотрел все их «сумасшедшие идеи», составил очень подробное техническое задание, заключил договор. И в мае на хутор приехало сразу тридцать человек, целый стройотряд. На всё лето. Работали с задором, слажено, быстро. А вечером на чурбачках, вокруг пруда, с костерком пели песни под гитары. Вот когда Буровым пришлось попыхтеть – всех накормить, напоить: пришлось размещать заказы у соседей – кто-то готовил борщ, кто-то супы, кто-то ловил рыбу, кто-то её варил, жарил. В соседнем хуторе сняли дом для девушек, они там спали, их была двенадцать человек перед самым отъездом, когда амарант вымахал под три метра, целую неделю готовили (правда с помощью Буровских женщин) из этого растения разнообразную пищу: салаты и первое, и второе, и хлеб, и масло, и напитки. А какое масло!

Кроме того, по их технологии собрали небывалый урожай картошки.

– Главное, копать не надо и когда сажаешь картошку, и когда её собираешь, – подошла к Василию Маша – снимаешь с неё «шубу», а она лежит беленькая или красненькая, вся чистенькая, даже, мыть не надо!

– Самое интересное, что наши суглинки превратились за это время в чернозём, – добавил Игорь, – преимуществ куча: землю не копаем, ни в начале сезона, ни в конце. А вот на этих сетках росли огурцы, помидоры, такие урожаи – не знаем куда девать. А ухода никакого – подвязывать не надо, они сами лезут по этой сетке, поливать не надо – устроили капельную самозакачивающуюся систему. Правда, сбор урожая механизировать не придумали ещё.

– А от того что мы и скотину стали кормить амарантом, мясо в тыщу раз вкуснее, а молоко, пальчики оближешь! – с гордостью сказала Маша, – вы разве не почувствовали?

Огород был больше похож на опытное поле какой-нибудь сельскохозяйственной выставки. Между грядками засыпана разноцветная мульча – ни единой соринки, ни былинки.

В саду ровными рядами росли яблони, груша, вишня, слива. Высоченные кусты чёрной, белой, красной смородины, много сортов крыжовника. Между кустами и деревьями тоже насыпана мульча от кедровых орехов и дробленых шишек.

Вдоль забора росла высоченная ремонтантная малина. Кусты облепихи, боярышника, калины, черноплодной рябины – всего не перечислить. Больше всех угодья Буровской фермы поразили Василия – у деда был порядок, но не такой, ему за лето приходилось и траву косить, и клубнику от сорняков спасать. Оказывается, можно столько времени сохранить! А у Буровых красота! Не огород, а какие-то парковые аллеи!

– Мама, папа, посмотрите какая красота, какой порядок, вот дедушку сюда позвать, опыт перенять, а то он, бедняга, со своими больными ногами целыми днями между грядок ползает, – поделился своим мнением с родителями Вася.

– Да, есть, на что посмотреть, – восхищенно развёл руками Александр Олегович, – теперь и я поверю, что «красиво жить не запретишь». А то всё – «Европа, Европа», а мы – «немытая Россия»! Надо землю просто любить, а природу надо беречь.

– Кстати, вы видели фильм Дмитрия Крылова про Сибирскую Европу? – спросила Настя, – это одна из его воскресных передач о путешествиях по миру. Я до этого тоже не знала и не догадывалась, что здесь, в Сибири, есть Париж, Берлин, Дрезден. Можно туда съездить. Я хотела бы сфотографироваться с вами на фоне Эйфелевой башни, правда она не такая высокая. Там даже асфальт цветной. Жители этих сёл сами, без всяких дотаций, госвливаний такую красоту навели! Правильно вы, Александр Олегович, сказали – «надо любить»! Помните, как в Ветхом Завете: «Вначале было слово. И это слово было – БОГ, а БОГ есть ЛЮБОВЬ!»

К вечеру в гостиной собрались все: и жители Буровского хутора и москвичи. Емельян Захарович встал, подошёл к окну, провёл рукой по резному наличнику: «Друзья, хочу с вами поговорить об очень важном и серьёзном. То, о чём пойдёт речь, является государственной тайной, и дальше этих стен ничего не должно выходить».

– Емельян Захарович, вы сказали, что речь пойдёт о большой государственной тайне, – встал из-за стола бледный и взволнованный Семён Анатольевич, – имею ли я право быть посвященным в эту тайну, ведь я совершил такую подлость по отношению к Павлу Павловичу и всему его семейству, что вряд ли кто из присутствующих мне протянет руку, узнав об этом.

– Присядьте, Семён Анатольевич, – остановил его Емельян Захарович, – вы не в ответе за всех бандитов, которых породила в конце девяностых кучка молодых реформаторов, инструктируемых профессионалами ЦРУ, и то, что золотая лихорадка, пришедшая к нам на смену советскому укладу жизни, заразила тысячи, миллионы нормальных, честных людей, заразила и вас, хорошего специалиста, всеми силами боровшегося в этой мутной воде за выживание своей семьи. Да, не удалось всё предвидеть в давке за место под солнцем, это ваша промашка. Ещё вам крупно повезло, что у нас остались такие люди как Павел Павлович, честный мужественный и порядочный человек. Он принял удар, предназначенный вам, на себя во имя дружбы Василия и Вадима. Слава Богу, удалось всё выправить – восстановить нормальные отношение, вернуть деньги и сохранить дружбу наших замечательных ребят. Я верю вам, вы не способны на измену Родине, и вы вернёте свое доброе имя, и будите полезным нашему дружному коллективу.

В гостиной настала тишина, на многих лицах было недоумение – не все были в курсе инцидента, в результате которого из-за невыполнения договора Семёном Анатольевичем пострадал Павел Павлович, который способствовал заключению этого договора.

– Я продолжу, все вопросы потом, – Емельян Захарович поднял руку, вверх приглашая всех к дальнейшему разговору, – многие вопросы отпадут сами по себе, когда я закончу. Юрий Николаевич – полярный лётчик, таких у нас по пальцам пересчитать, после развала СССР остался не удел, самолёт летал только на голом энтузиазме этого лётчика. На ремонт, запасные части зарабатывал он, где придётся, включая разгрузку фур с овощами и фруктами по ночам. Полярники его помнили и помнят, и иногда им удавалось фрахтовать его колымагу. Его статус полярного лётчика давал право самому определять маршрут, согласовывать вылет по погодным условиям ему не требовалось. Он сам определял, может он лететь или нет. Он летал на Северный полюс и на Южный по своим маршрутам. Однажды, пролетая над Атлантическим океаном, увидел необычный остров – через весь остров ровной линией шла широкая полоса, с двух сторон засаженная лесом. Он сделал круг и пролетел в направлении этой полосы ещё несколько километров, делая фотоснимки своей цифровой камерой. Приземлиться на острове с просекой Юрий Николаевич не рискнул, было много камней, и при неудачном приземлении можно было навсегда там и остаться, так, как связь отсутствовала напрочь, и искать его было некому. На некоторое время об острове и о камне пришлось забыть. Самолёт пришёл в негодность, вот тогда он вместе с умельцем, крестником Михаила Михайловича, Александром Александровичем, сделали то, на чём прилетели мы к вам.

Просматривая с Сансанычем снимки острова на компьютере при большом увеличении, они разглядели – в створе этой полосы был виден небольшой островок. Об этом рассказали, мне. Я ещё раз на очень мощном компьютере, с большой разрешающей способностью рассмотрел это островок и решил слетать туда на патрульном поисково-спасательном самолёте-амфибии. Скорость у него приличная, 700 километров в час, и масса полезной нагрузки двадцать тонн.

С самолётом решили вопрос через МЧС. Юрий Николаевич знал эту машину, и мы втроём туда отправились: пилотом Юрий Николаевич, я за штурмана (по образованию я штурман, кончал ЧВАУШ – Челябинское военное авиационное училище штурманов), Сансаныч за бортмеханика. Эта машина могла не только летать, но и плавать. Вначале приводнились у острова-астероида. Сразу решили назвать – «Камень». Островок представлял собой тёмную, бугристую, сферическую, оплавленную поверхность, выступающую над водой примерно на двадцать пять метров. Замерили глубину в трёх местах, и получается, что в среднем этот «камушек» – около двухсот метров в диаметре. Мы на резиновой лодке приблизились к этому островку и Сансаныч долго мучился чтобы с помощью молотка и зубила срубить небольшой образец, – и Емельян Захарович положил на стол кусок тёмного, бугристого, похожего на шлак материала.

Все ринулись к столу, но Настя раздвинула всех, осторожно взяла этот образец и скомандовала: «Вероника, тащи всех ребят в мою секретную лабораторию».

– А у тебя там не пахнет? – залилась смехом Вероника.

– Ну, ты и язва, – сказал Игорь, и чисто символически шлёпнул её по попке.

Первое, что сделала Настя, это проверила счетчиком Гейгера образец на радиоактивность, потом, положила образец на маленькие электронные весы, протянула Диме ручку с блокнотом, продиктовала цифры, потом взяла мерную ёмкость, налила её до краёв водой, над раковиной опустила в мерную емкость кусок с острова; вода слилась, она аккуратно вытащила из ёмкости кусок и продиктовала цифры – это был объём куска, – «Дима, взвесь этот кусок и посчитай удельный вес, а я попилю эту штуку напильником. Нет, попили ты, Вася, нужно грамм двадцать опилок, а я пока подготовлю прибор для спектрального анализа».

– Настя, мы с Вадимом делали спектральный анализ, когда-то занимались метеоритами, есть навыки в этом деле. Он увлекался метеоритами, находил их и определял их состав – сказал Вася, протягивая в коробочке напиленные им опилки с образца.

Игорь протянул Насте листок с цифрами: – «Вот посмотри, я посчитал».

– Ух ты, тяжёленький камушек – удельный вес 17,5 килограмм на кубический дециметр, то есть в семнадцать с половиной раз тяжелее воды! Гриша, на стене висит таблица Менделеева, посмотри, что там подходит ближе всего.

Через полчаса все вернулась в гостиную. Настя зачитала результаты экспресс анализа: были обнаружены платина, золото, серебро, и ещё некоторые тяжелые и редкие металлы.

– По количественному соотношению металлов мы сказать не можем, нужна дополнительные исследования, да у меня и нет такого оборудования, – закончила свой «доклад» Настя – и засмущалась.

– Вот так, прошло всего полчаса, а восьмиклассница может всё рассказать о представителе вселенной. Поздравляю тебя, Сергей Николаевич – готовый ученый. Давай её в Москву, есть школы для одаренных.

– А почему сразу в Москву? У нас свой университет есть. Мы уж как-нибудь и здесь учёных воспитаем, – с некоторой обидой возразил Сергей.

– Емельян Захарович, расскажите про ваше путешествие на остров, – попросил Иван, – это очень интересно.

– Добро, вот что мы обнаружили на острове. Кстати, на картах он есть, но без названия.

Прилетели на остров «Надежда», его так окрестил Юрий Николаевич. Самолёт оставили в пятидесяти метрах от берега – волны были не больше полуметра, пилот остался на самолёте, он решил с самолётного поплавка половить на удочку рыбу. Я с Сансанычем на резиновой лодке отправились на остров. Взяли охотничьи ружья и разошлись в разные стороны.

Я пошёл по «взлётной» полосе. Сквозь невысокую растительность были видны глубокие борозды, всюду валялись камни и какие-то бесформенные куски, похожие на шлак. Нашёл небольшой, проверил дозиметром на радиоактивность – норма. Таких кусков было много, сразу в голову пришла мысль: «Если эти «шматки» – принадлежность к тому камешку, их надо убирать».