Текст книги "Самые счастливые времена"

– Мне надо собираться, – сказал он. – Можешь сообщить миссис Лестер, что мы уезжаем?

Сейчас он был похож на сурового хозяина, увольняющего прислугу, в чьих услугах в доме больше не нуждаются.

Глава 9

В Париж они вернулись уже к вечеру. Фредерик заранее позвонил доктору, и тот ждал их в клинике. «Чтобы провести необходимое обследование», – объяснил он. Фредерик был уверен, что это все бесполезно. Что нового может сказать ему врач? Глаза все уже сделали за него.

Шок постепенно прошел, и он понял, что настала необходимость осмыслить свое новое положение. Зрение стремительно ухудшалось, и день, когда он ослепнет, совсем близко.

Серая пелена перед глазами не рассеивалась, и теперь уже точно он никогда не будет видеть предметы четко. До того утра, когда он проснется совсем слепым, осталось совсем немного времени.

Он всегда знал, что каждый новый день неумолимо приближает его к полной темноте, лишь надеялся, что у него осталось чуть больше этих дней. Чтобы провести их с Пайпер.

Фредерик закрыл глаза. В деревне он смог взять себя в руки и передвигался вполне сносно. До вокзала Сан-Панкрас, где было слишком много народу и плохое освещение. От неожиданности он растерялся. Если бы не Пайпер, взявшая на себя роль собаки-поводыря… Осторожно. Здесь налево. Подожди немного. В голове эхом разносились ее слова. Она была мягкой и заботливой. Только ее голос мог успокоить его во время этой бури.

Как просто, когда тебе кто-то помогает и все контролирует. Это ужасало и пугало больше, чем то, как спокойно и уверенно он себя чувствовал, когда Пайпер держала его за руку. Он подчинялся ей, шел следом, полностью уверенный, что ей можно доверять, а если что-то и случится, она всегда будет прежде всего думать о нем.

Впервые в жизни он, кажется, стал понимать, почему его отец стал таким, каким был. Зависимость от постоянного контроля извне. Почему бы не позволить кому-то нести вместо тебя свое бремя, если в ответ ты получает лишь тепло и поддержку?

Он не может так поступить с Пайпер. Жизнь ее и без того непростая. Какое счастье, что у него есть воспоминания, например, о дне, проведенном в аббатстве. Рядом послышалось шлепанье босоножек, и сердце забилось сильнее. Фредерик мысленно отметил, что уже безошибочно узнает звуки ее шагов. Как странно для столь непродолжительного романа.

– Знаешь, все же Париж прекрасен, – послышался ее голос. – В кафетерии в больнице выпечка лучше, чем в большинстве американских кондитерских. Я купила тебе круассан. Поставить перед тобой или…

– Лучше на столик с этой стороны.

– Ты уверен? Ты весь день ничего не ел.

– Я бы понял, если бы проголодался. – Ответ прозвучал резче, чем он хотел. Пайпер, кажется, даже не представляет, что от ее заботы ему становится хуже. – Прости, – добавил он. – Я не хотел…

– У тебя был сложный день.

– И у тебя тоже.

– Я в порядке.

– Уже поздно. Тебе надо ехать домой.

– Не так уж поздно. – Пайпер придвинула стул ближе к кровати. Металлические ножки со скрипом проехались по полу. – Когда-то доктор Дусетт тебя отпустит, и мы поедем вместе.

Мысль о том, что они теперь вместе, согревала Фредерика, но в голове опять прозвучал тревожный сигнал.

– Тебе лучше поехать сейчас. Мишель позже меня привезет.

– Что за глупости. Я уверена, ты скоро сможешь ехать.

– Пайпер, пожалуйста, уезжай.

Он отчетливо ощущал ее замешательство.

– Ты не хочешь, чтобы я была рядом?

Как раз напротив. Он больше всего на свете хотел, чтобы она осталась.

– Думаю, будет лучше, если ты поедешь домой.

– Ясно.

Несколько минут она сидела молча и смотрела в пол. Фредерик решил, что она злится. Он слышал, как она несколько раз прерывисто вдохнула, а потом положила руку ему на плечо.

– Ты не один, ты ведь знаешь?

В этом все дело. Он не один, но, если в нем осталось хоть немного совести, он должен остаться в одиночестве. Прежде всего он обязан был думать о Пайпер, он же повел себя как законченный эгоист, беспокоился лишь о собственных желаниях. Сердце сжалось от боли. Если он позволит ей остаться, то неминуемо захочет опереться на нее. А потом еще раз, и еще, еще… А потом никогда не позволит ей уйти.

– Прошу, Пайпер, уезжай. Ты не обязана быть здесь.

Преодолевая желание обнять ее, он постарался оторвать ее руку от своей. Пайпер держала удивительно крепко, словно это она нуждалась в его помощи.

– Да, конечно. Я понимаю, мы вместе совсем недавно, но я…

– Не надо. – Он боялся, что она произнесет те слова, которые он никогда не сможет забыть. От сентиментальных признаний ему будет только хуже.

Стараясь придать лицу и голосу равнодушное выражение, он произнес:

– Нам было хорошо вместе, но мы оба с самого начала знали, что это когда-то закончится. Мы не давали друг другу никаких обещаний.

– Спасибо, что напомнил. – Она вырвала руку. – Странно, что ты выбрал именно этот вечер, чтобы сказать мне об этом. Я думала, после прошлой ночи… А как же твои планы на ближайшие два месяца?

Фредерик отвернулся. Удивительно, но, даже почти ничего не видя, он опасался смотреть ей в глаза. Он знал, что ему будет больно, даже если он ничего не увидит.

– Прошлая ночь закончилась. Я заставил себя все обдумать и понял, что нам лучше поскорее расстаться. Ведь чем дальше, тем будет тяжелее. Сейчас, когда свежи приятные воспоминания, расстаться будет проще.

– Для кого проще? Для меня или тебя?

– Для нас обоих.

– Конечно, – произнесла Пайпер на выдохе.

Ножки стула царапнули пол, и она встала. Босоножки зашлепали сердито и раздраженно.

– Скажи мне, Фредерик, ты бы принял такое решение, если бы утром твое зрение не стало хуже?

Отвергать очевидное он был не в силах.

– Нет.

– Неужели ты думаешь, что меня так волнует твое зрение?

– Меня волнует. Я хочу, чтобы ты запомнила меня не таким.

– И оттолкнуть меня – лучший способ этого добиться.

– Лучше оттолкнуть, чем погубить.

– Погубить? Меня? Значит, ты думаешь, все будет именно так?

Он не думал – он знал.

– Кому нужен слепой любовник?

– Если ты не забыл, ты еще не слепой.

– Но скоро буду. Сегодняшние события мне напомнили. Поэтому нам лучше немедленно прекратить все отношения. Потом будет больнее.

Фредерику было противно слушать самого себя.

– Так ты этого хочешь? Все закончить?

Фредерик вздохнул. Какая она упрямая. Ведь очевидно, что это единственно правильное решение, почему она не хочет понять?

Он напрягся, оглядел помещение и увидел Пайпер, стоящей у его кровати в ногах. Собравшись с силами, он произнес твердо, чтобы она, наконец, поняла.

– У тебя нет выбора. Так будет лучше.

– С твоей точки зрения, – сказала она и даже не пошевелилась и не отвела взгляд. Он чувствовал, как пронзительно она смотрит. – Ты ошибаешься, Фредерик. Ты не погубишь меня.

Это ты сейчас так говоришь…

– Наверное, мама так же когда-то говорила отцу.

И к чему это привело? Зависимая от прихотей отца, она лишилась возможности прожить собственную жизнь. Ее сын никогда не испытывал уважения к человеку, которого называл отцом.

– Я не желаю быть таким же эгоистом, не хочу совершить те же ошибки.

И погубить Пайпер.

– Даже учитывая, что через два месяца я должна вернуться в Бостон.

Они оба понимали, что она не вернется в Бостон, если их отношения сейчас не закончатся. Их связывает нечто большее, чем простое увлечение.

– Даже в этом случае.

Он видел, как дрожат губы Пайпер. Она едва сдерживалась, чтобы не расплакаться. Сердце сжалось от боли за нее. Ничего, пройдет время, и она будет ему благодарна.

– Ты заслужила лучшей судьбы, Пайпер.

– Иди к черту!

Фредерик слушал торопливые шаги, пока они не стихли, а потом, зажмурившись от охватившей его тоски, изо всех сил сжал руки в кулаки. Кажется, он пережил один из самых ужасных моментов в жизни.

Но он все сделал правильно; ведь, если откладывать момент расставания, оно лишь станет более тяжелым для них обоих. По крайней мере, сейчас ее привязанность не слишком сильна, сердце не будет разбито. Она еще встретит человека, который полюбит ее, и будет счастлива.

Проклятие! У него такое ощущение, что в грудь всадили острый нож. Откуда ему было знать, что отношения их будут развиваться стремительно и за столь короткий срок зайдут так далеко?

Впрочем, он должен был допускать и этот вариант. Если задуматься, ему все стало понятно еще в тот вечер в кухне, когда тело его внезапно охватил огонь, предупреждавший, что Пайпер не просто очередная знакомая. Она его единственная мечта.

Фредерик вжался в кровать. Теперь он наказан за свое же упрямство.

У него впереди вся жизнь, которую предстоит провести в одиночестве в размышлениях о том, как неосмотрительно он поступил.

– С вами все в порядке? – В дверном проеме, где недавно исчезла Пайпер, появилась медсестра. – Месье, вам что-то нужно?

Фредерик растерянно оглядел палату.

– Благодарю вас. Ничего.

Пайпер не могла забыть слова Фредерика. «Нам лучше немедленно прекратить все отношения. Потом будет больнее», – сказал он.

Нет, уже слишком поздно. Она не выдержала и расплакалась. Таксист посмотрел в зеркало заднего вида.

– Мадемуазель? – осторожно спросил он. – Что-то случилось?

– Благодарю, – всхлипнула Пайпер. – Все хорошо.

Через отверстие в разделявшем их стекле он передал ей бумажную салфетку. Она вспомнила, как Фредерик протягивал ей бумажное полотенце, и слезы потекли еще сильнее.

– Спасибо, – смогла все же произнести она.

Почему в ее жизни появился этот Фредерик Лафонтен? С чего вдруг решил проявить сострадание? Если бы он не был так добр к ней, она бы не влюбилась, а спокойно переживала бы сейчас свои проблемы сама.

И что хорошего дал ей этот чертов Париж?

Пайпер высморкалась. Фредерик не прав. Какая разница, как долго длился роман – два дня или восемь недель, – ведь она уже всей душой отдалась этому чувству, и это не простое увлечение, она любила Фредерика по-настоящему. Всем сердцем. И не важно, слепой он, зрячий, с двумя головами, зеленый, фиолетовый – для нее это не имело значения. Она любила не его внешность, а внутренний мир. Ее околдовал этот умный, глубокий человек, ценитель искусства и красоты, рядом с ним ей казалось, что она может сделать все, что только пожелает. Как глупо было считать, что он испытывал то же самое. А еще глупее верить в это до сих пор.

Еще вчера она и представить не могла, что ее ждет утром. Фредерик сам признался, что не стал бы настаивать на расставании, если бы не проблемы с глазами.

И все из-за родителей. Почему они только портят жизнь своих детей? Мать бросила ее и Пейшенс на произвол судьбы, родители Фредерика невольно убедили его, что болезнь лучше переносить в одиночестве. Будь они сейчас живы, она бы, наверное, убила их за то, что сын считал самопожертвование своей обязанностью. Неужели он не видит, что совсем не похож на отца? Пайпер была уверена, что Фредерик обладает силой, он не даст слепоте его победить.

И что же теперь? Принять и смириться, как она обычно делала? Возможно ли опять стать прислугой в его доме, после того, что произошло за эти два дня? Когда она находилась с ним в одной комнате, сердце начинало биться чаще. Как же они будут жить в одном доме, делая вид, что чужие друг другу?

Пайпер со вздохом призналась себе, что ей придется переехать. Надо подыскать на эти два месяца недорогую квартиру. Отлично. А ведь всего двадцать четыре часа назад она лежала в объятиях Фредерика и мечтала о будущем. Теперь же она почти бездомная, а в будущем вместо красивых слов и признаний только лекции ненавистного шефа Диспельту.

Лучше бы она вообще не приезжала в Париж.

Впрочем, кого она пытается обмануть? Если бы она не приехала, то не встретила бы Фредерика и не испытала бы того счастья, что выпало ей в последние пять дней.

«Тогда борись за него, – прозвучал в голове голос Пейшенс. – Найди способ все уладить».

Сестра права. Ведь она приехала в Париж, чтобы исполнить свою мечту. Теперь Фредерик часть этой мечты.

Нет, она настроена решительно и не сдастся без боя.

Глава 10

К приезду Фредерика у Пайпер был почти готов целый противень шоколадных кексов.

– Что ты делаешь? – удивленно спросил он.

День выдался нелегкий, от переживаний он побледнел и осунулся, вокруг глаз появились темные круги. Пайпер подошла к нему, чтобы обнять, но замерла в полушаге. Учитывая их последний разговор, он наверняка ее отвергнет.

Смутившись, она вернулась к раковине и принялась отмывать миску.

– Сделала кексы. Будут готовы через несколько минут. Можешь подождать.

– Не думал тебя здесь увидеть.

– А где же мне быть? Я на работе. Или ты меня увольняешь? – Она повернулась к нему лицом.

Даже на расстоянии она слышала, как он тяжело вздохнул.

– Почему ты решила остаться?

Ради тебя.

– Однажды в жизни я уже оставалась без крыши над головой, больше не хочу.

– Я бы этого не допустил. Я оплачу тебе гостиницу или другую квартиру.

– И найдешь мне новую работу?

– Да, я что-нибудь придумаю.

– Отлично. Иными словами, ты будешь платить мне, чтобы я не жила в твоем доме. – Сработал таймер на плите. – А если тебе все равно, я бы предпочла доработать до окончания контракта, – сказала Пайпер и взяла прихватки.

– Я понимаю, чего ты добиваешься, но твое присутствие не изменит мое решение.

– Значит, это не будет для тебя большой проблемой. – Выложив кексы, она повернулась к Фредерику, ожидая новых аргументов.

– У тебя ничего не выйдет. Я иду спать. Доктор хочет встретиться со мной завтра до начала лекций.

– Зачем? – заволновалась Пайпер. Должно быть, дело в результатах сегодняшнего обследования.

– Я так понимаю, чтобы научить меня пользоваться тростью. Сегодня он мельком об этом упоминал. Да, и завтракать я не буду.

Последняя фраза, вероятно, должна была напомнить о ее роли в этом доме. Что ж, она не станет возражать.

– Хорошо, сэр.

В последующие два дня Фредерик под разными предлогами отказывался от завтрака и ужина. Пайпер решила, что это он снял номер в отеле. Нет, он открыто ее не игнорировал, но делал все, чтобы их пути не пересекались. Он вежливо давал ей распоряжение по поводу домашних дел, но не более того. Такое впечатление, что Фредерику удалось прокрутить часы назад и вернуться в то время, когда они были хозяином и прислугой.

На третий день она нашла его утром спящим в кресле.

Должно быть, Фредерик вернулся очень поздно, ведь она ждала его возвращения до самой полуночи.

Пайпер не могла отказать себе в удовольствии и несколько минут наблюдала за ним. Со стороны это выглядело странно, но она уже несколько дней почти не видела Фредерика, а ей необходимо было понять, в каком он состоянии.

Еще в Англии она отметила, как менялись, расслабляясь, черты его лица во сне. Губы чуть растягивались в улыбку, словно он видел прекрасный сон. Сегодня же улыбки не было, губы плотно сжаты.

– Глупый, – прошептала она себе под нос. – Ведь мы могли бы и сегодня проснуться вместе.

Локон упал ему на глаза. Пайпер поправила прядь и осторожно провела пальцем по щеке. Как приятно вновь касаться его кожи. Прошло всего два дня, а ей кажется, будто вечность.

Фредерик зашевелился.

– М-м-м, как хорошо, – пробормотал он.

Перед ней был опять тот Фредерик, который был рядом в Англии. Он еще не проснулся, поэтому не успел надеть свои доспехи. У Пайпер сжалось сердце.

– Ты опять заснул в кресле.

Повернувшись, он взял ее руку и поднес к губам. «Как же я по тебе скучаю», – подумала Пайпер и вздохнула.

В следующую секунду глаза Фредерика распахнулись. По взгляду она поняла, что он уже успел прикрыться броней.

– Пайпер…

Она отдернула руку, но нескольких мгновений было достаточно. Она поняла, что он борется с собой, а чувства, о которых он говорил ей в Англии, все еще с ним.

– Ничего не изменилось, – произнес он, вставая.

– Я вижу.

– Я не об этом, ты меня поняла. – Он подошел к своему любимому окну, поднял руки и распахнул створки. – Ничего не получится. Ты останешься здесь, а я…

– Переедешь в отель? Нет, спасибо.

– Бог мой, почему ты такая упрямая? – Он развернулся и, наконец, посмотрел на нее.

– А ты?

Не дождавшись ответа, она сделала шаг к нему.

– Послушай, Фредерик. – Теперь она смотрела прямо ему в глаза. – Я готова уйти, но только после того, как ты скажешь мне, что я не нужна тебе и ты не испытываешь ко мне тех же чувств, что я.

Фредерик отвернулся.

– Ты же знаешь, я не смогу такое сказать. – Сердце ее затрепетало. – Но, – добавил он, – у нас все равно нет будущего. Мы не можем быть вместе даже несколько недель. Я не смогу.

Господи, как она устала от его постоянного «не могу». Он бы смог, если бы позволил себе.

– Чего ты боишься?

– Ничего.

– Ложь. Я уверена, причина в страхе. Ты боишься, что очень скоро настанет день, когда ты ничего не сможешь увидеть.

– Ты ошибаешься. Я с пятнадцати лет готовлю себя к этому дню. Я всегда знал, что моя жизнь будет такой.

– Какой?

– Одинокой.

От печали в его голосе сердце было готово разорваться на части. Неужели он действительно верит, что ему уготована судьба одинокого отшельника? Как же человек может так ошибаться?

– Вовсе не обязательно все должно быть именно так.

– Обязательно. Я знал это с пятнадцати лет. Я ни за что не превращу жизнь дорогого человека в ад, как сделал мой отец.

– Даже если человек сам этого желает? – Она осмелилась взять его за руку.

– То, что сначала делается по доброй воле, потом превращается в обузу.

– Вовсе не обязательно.

– И это говорит женщина, которая посещает ненавистную ей кулинарную школу только для того, чтобы не разочаровывать сестру.

Пайпер опешила.

– Это не так.

– Разве? Тогда скажи мне, когда последний раз ты готовила с удовольствием. – Когда делала жаркое. – Ты не любишь французскую кухню.

– Какое это имеет значение? – вскинула брови Пайпер. – Люди часто готовят то, что не любят.

Почему они говорят о кулинарной школе, ведь дело вовсе не в этом.

Фредерик навис над ней и сурово посмотрел прямо в глаза. От неожиданности Пайпер поежилась.

– Помнишь, ты рассказывала о себе? Так вот, я готов высказать свое мнение. Как бы сложилась твоя жизнь, если бы Пейшенс не хотела, чтобы ты училась в Париже? Если бы это не стоило таких усилий? Ты до сих пор была бы здесь?

– Я… – Она не могла произнести это вслух.

– Вот и я об этом. Ты чувствуешь себя обязанной сестре. А ты хоть раз спросила ее, имеет ли для нее значение, чем ты будешь зарабатывать на жизнь?

– Она пожертвовала всем ради того, чтобы я училась здесь.

– Нет, она пожертвовала всем ради того, чтобы ты жила хорошо. Это ты решила стать поваром и учиться во Франции.

– Неправда. – Они обе мечтали о Франции. Фредерик подтасовывает факты в свою пользу.

– Ты можешь убеждать себя в чем угодно, но я не позволю себе стать еще одним человеком, которому ты бы чувствовала себя обязанной.

– Ради всего святого, Фредерик, я не такая, как твоя мать. – Это ее последний аргумент в свою защиту. – И не пытайся обращаться со мной, как твой отец с ней.

Похоже, все слова пролетали мимо его ушей.

– Заканчивай школу, Пайпер, и поезжай домой, – бросил он ей, проходя мимо.

Она кусала губы, глядя ему вслед. Как он мог использовать ее ситуацию против нее же самой? Кулинарная школа – это совсем другое. Они с Пейшенс мечтали о ней вместе, так что сестре принадлежит 50 процентов идеи. Или 60. Ну, в крайнем случае, 70.

Она упала в кресло и откинула голову на спинку. Может, она действительно посещает занятия только из-за сестры? Но ведь, не будь школы, у нее бы не начался роман с Фредериком. А остаться с ним навсегда ее идея на 100 процентов. И чувство долга здесь точно ни при чем.

Что же теперь делать? Может, Пейшенс…

Пайпер потянулась к карману, но одернула руку. Нет. Она сама должна найти выход. Кроме того, Пейшенс в очередной раз скажет то, что она слышала уже сотни раз.

Надо стремиться к исполнению мечты. У тебя все получится. Я хочу, чтобы ты была счастлива.

Счастлива.

Именно такой была мечта сестры: чтобы Пайпер была счастлива. «Я на все готова ради твоего счастья», – любила повторять Пейшенс.

Но учеба в кулинарной школе не сделала ее счастливой. Признай же, Пайпер, тебе приятнее готовить макароны с сыром, чем фуа-гра.

Интересно, хотела ли она сама учиться? Пайпер знала точно, что любила готовить простую традиционную еду. Пожалуй, Фредерик прав. Она приехала в Париж по своей воле, а осталась из-за сестры. Пейшенс, наверное, убила бы ее, если бы знала.

Внезапно Пайпер стала сама себе отвратительна.

Но все это не связано с их отношениями с Фредериком. Быть рядом с ним, оказаться ему полезной не было для нее самопожертвованием. Она ведь влюблена не в его зрение, а в человека, который принял свою болезнь и продолжал жить.

Как же ей заставить его понять, что они не обязаны повторять ошибки его родителей?

Первым делом надо навести порядок в своей жизни.

– Уезжаете? – воскликнул шеф Диспельту. – Но до конца курса всего восемь недель.

– Знаю. И поверьте, решение далось мне нелегко.

Это была не совсем правда. После того как она все обдумала, решение пришло само собой. Лучшим способом отблагодарить Пейшенс было вовсе не стать тем человеком, который никогда бы не разочаровал сестру. Все наоборот. Слезами и отсутствием даже намека на счастье она очень расстраивала Пейшенс. Если она хочет действительно порадовать сестру, надо создать себе такую жизнь, которую она бы полюбила сама. В ней будет место и для кулинарии, но не для французской кухни.

– Я решила освоить немного другую область кулинарии, – ответила она шефу.

– Жаль, – ответил тот. – Из вас получился бы прекрасный шеф-повар французского ресторана.

Пайпер улыбнулась.

Его попытка польстить ее не вдохновляла.

Пайпер легко выбежала из офиса, словно похудела на сотню фунтов. Теперь осталось только достучаться до Фредерика, и она будет по-настоящему счастлива.

Когда она вернулась домой, он стоял у любимого окна, но с первого взгляда было видно, что он напряжен. У стены она заметила белую с красным трость.

– Доктор Дусетт желает, чтобы я передвигался по городу только с ней, чтобы избежать эксцессов, – ответил Фредерик на ее вопрос о том, что это. Больше он ничего объяснять не стал.

– Я бросила кулинарную школу, – сообщила Пайпер после паузы.

– Что? – Он повернулся к ней, и глаза его стали круглыми.

– Ты был прав. Я училась только из-за Пейшенс, но внезапно поняла, что поступаю неправильно. Ей было бы неприятно знать, что я считаю себя ей обязанной и учусь, чтобы не расстраивать ее. Она всегда хотела, чтобы я была счастлива.

– Вот как?

Что это значит? Пайпер надеялась на другую реакцию. Не на такую сдержанную, пожалуй. Конечно, глупо ожидать, что Фредерик будет прыгать от счастья, но он произнес всего два слова.

– Я так понимаю, ты скоро уезжаешь домой. – Голос его был какой-то странный, Пайпер не поняла, что это значит, и неприятное предчувствие ее пугало.

– Никуда я не уезжаю, – покачала она головой. – Ты не понимаешь? Я бросила школу, потому что вижу разницу между выбором из чувства долга и по своему собственному желанию. Фредерик, я вижу разницу.

Пайпер сделала паузу, собираясь с силами. То, что она собиралась сказать, было очень важно.

– И я понимаю, что может сделать меня счастливой. – Она подошла и взяла его лицо в ладони, не давая шанса уйти или даже отвернуться. – Ты можешь сделать меня счастливой, Фредерик. Много месяцев моя жизнь была ужасна. Я ненавидела Париж, школу… А потом ты протянул мне бумажное полотенце, и все изменилось. Жизнь уже не казалась ужасной.

– Пайпер…

– Позволь мне закончить. А знаешь, когда я почувствовала себя счастливой? Не в тот вечер, когда мы танцевали на набережной, и не во время поездки в английскую деревню. Даже не когда мы занимались любовью. А тогда, когда ты сидел рядом со мной в поезде и жаловался, что в Англии готовят отвратительный кофе, когда слушала, с каким воодушевлением ты рассказывал о той ужасной фреске. Я была счастлива, что ты был рядом со мной и считал возможным поделиться самым сокровенным. Благодаря тебе Париж для меня стал другим.

Она видела, что ей удалось пробить его доспехи. По лицу Фредерика пробежала тень.

– Так у всех бывает в начале романа. Скоро пройдет.

– Я не хочу, чтобы это проходило. Я влюблена в тебя, Фредерик.

Она потянулась и поцеловала его, давая возможность губам выразить все, что она не договорила. Он ответил ей, но через несколько секунд уже подался назад, стараясь вырваться из ее объятий.

Фредерик, неужели ты сможешь сказать, что не любишь меня?

Он взял ее за плечи и оттолкнул.

– А теперь уходи, – прошептал он.

– Будь все проклято! – воскликнула Пайпер и ударила его кулаками в грудь. – Я ненавижу твоих родителей! Знаешь, за что? За то, что ты стал таким упертым только потому, что их брак не удался. За то, что твой отец был законченным эгоистом. Ты никогда не задумывался о том, что отец, например, вовсе не желал зла твоей матери? Он просто постоянно жалел себя. Посмотри на эту ситуацию с другой стороны, Фредерик. Ты сейчас ведешь себя как твой отец.

– Я не похож на отца.

– Верно. Ты не пытаешься затащить кого-то в пропасть следом за собой, нет, ты просто отталкиваешь всех, кому ты дорог. К черту всех с их чувствами!

Фредерик молчал, не глядя на нее. Он опять повернулся к башне и отдалился от этого мира. Они оказались там же, с чего начали. Два одиноких человека, готовых разбить друг другу сердце.

Пайпер поняла, что у нее больше нет сил. Выражение лица Фредерика подсказало ей ответ на вопрос: есть ситуации, которые невозможно изменить, сколько ни старайся.

– Я уезжаю в Глостершир, – сказала она. Это был запасной план, она надеялась, что он ей не пригодится. – Миссис Лестер сказала, что в любое время будет рада видеть меня на своей кухне, и я принимаю ее предложение. Я сейчас соберусь, и ты больше никогда меня не увидишь.

Дойдя до середины комнаты, она повернулась. Уйти, не высказав все, что хотела, она не могла.

– Знаешь, необходимость в помощи и постоянная жалость к себе не одно и то же. К сожалению, твоя душевная слепота не позволяет тебе это понять. Ты всегда был таким, и эта слепота не позволяет тебе увидеть еще много очень важных вещей.

Пайпер удалилась в свою комнату и начала собираться. Фредерик не зашел к ней попрощаться, впрочем, она и не ждала его.

Она вышла из дома, и ее приветствовали лишь яркие огни Эйфелевой башни. Именно она навсегда останется для нее символом Парижа. Напоминанием о хорошем и плохом, произошедшем в этом городе. Пайпер достала телефон, сделала последнюю фотографию и улыбнулась на прощание.

Фредерик думал о том, что время решило над ним подшутить. Когда рядом была Пайпер, оно пролетало стремглав, и проведенные вместе дни закончились прежде, чем он успел осознать, сколько же времени прошло. Последние же сорок восемь часов с ее отъезда тянулись непривычно медленно.

Нет, у него было много дел, и он был постоянно чем-то занят. Бывал в университете и учил студентов, потом ехал в клинику и учился сам у доктора Дусетта. Профессиональные и общественные дела не давали расслабиться, он ложился поздно. Зрение еще немного ухудшилось, но на его образ жизни это не повлияло. Проблема была одна – он скучал по Пайпер.

Последнюю ночь он пролежал в постели без сна, вспоминая проведенный в аббатстве день. Ее синие глаза, которые он помнил еще очень отчетливо. События того дня были особенно дороги ему, ведь тогда он в последний раз видел все достаточно четко, судьба милостиво подарила ему возможность наблюдать красивейшие картины перед последним закатом. Странно, он был уверен, что постарается сохранить навсегда в своей памяти дорогие произведения искусства, возможно, башню, ставшую его верным другом. Сейчас свет огней виделся слегка размытым.

Теперь же он знал, что больше всего хочет навсегда запомнить глаза Пайпер. Эти воспоминания он не променяет и на тысячу башен.

Господи, как же он по ней скучал. Даже дышать без нее было трудно. Ему не хватало воздуха, а воротник рубашки постоянно сдавливал горло. Он скучал по звукам ее голоса, ее умиротворяющему аромату, прикосновениям рук. И винить во всем он должен только себя.

Хорошо, что она сейчас в другой стране. Незнакомые люди любуются ее улыбкой. Он был уверен, что Пайпер планирует в скором времени вернуться в Америку.

Болван! Она ведь могла быть с тобой, а вместо этого ты решил расстаться с ней навсегда.

Знаешь, необходимость в помощи и постоянная жалость к себе – это не одно и то же. Отец нуждался в помощи. Постоянно. Он помнил день из детства, когда просил отца отвести его к Эйфелевой башне, но тот отказался, сославшись на большое количество народа. «Я не смогу один справиться с этой толпой», – сказал он. Тогда Фредерик пошел с няней, а мама осталась дома, потому что отец не хотел быть один. Он не желал быть среди людей и не мог выносить одиночество.

Был ли в его жизни хоть один день, когда отец не напомнил бы ему, что он слепой? Сколько же семейных встреч они пропустили из-за этого! Сколько праздников отменили! Отец использовал слепоту как щит и требовал, чтобы все вокруг считались с его болезнью.

Неужели он, Фредерик, поступает так же? Неужели его желание нести свое бремя в одиночку – другая сторона того же эгоцентризма?

Он постарался дышать медленнее и закрыл глаза. Умом он понимал, что разрыв с Пайпер был необходимым и правильным шагом. Сердце же терзалось от желания оказаться рядом с ней. Он всегда старался следовать советам ума и добился того, что сидит в одиночестве, ощущая лишь боль в разбитом сердце.

Нет, так быть не должно. Он может поехать в Англию. И что потом? Умолять ее вернуться и позволить рискнуть своей и ее жизнью?

Лучше рискнуть, чем жить так, как он провел последние сорок восемь часов. С Пайпер жизнь имела ценность, без нее каждый день был просто днем.

Пожалуй, настало время слушать свое сердце.

– И я спросил себя: к чему эта игра? У меня нет причин цепляться за это полотно, когда Анна Даченко в Бостоне так в нем нуждается. Можете сказать ее племяннику, что я буду счастлив продать ему картину.

Джон Аллен открыл бумажный пакет и достал аппетитное печенье с черникой. Миссис Лестер сразу оживилась.

– Должна вам сказать, что у нас найдутся прекрасные сладости.

– Не сомневаюсь, мадам, что вы превосходно готовите, но эти без глютена. Я сам пеку их из специальной муки. Попробуйте.

Хозяйка осторожно отщипнула кусочек.

– Неплохо, – кивнула она, прожевав. – Конечно, не такие, как мои, но тоже ничего. Хочешь попробовать, Пайпер? Пайпер!

– А? – Она оторвалась от чашки с кофе и увидела, что миссис Лестер и Джон Аллен смотрят на нее во все глаза.

– Простите, – смутилась она. – Я задумалась. – О том упрямце, который не хотел – вернее, не мог – ее полюбить.

– И все же ты не в духе. Я права?

– Похоже что да. – Кажется, она никогда больше не будет в хорошем настроении. – Может, мне все же надо было остаться в Париже?