Текст книги "Последнее дело Дрюри Лейна"

Глава XXX
ДРЮРИ ЛЕЙН ОБЪЯСНЯЕТ

Инспектор был далеко не утонченный человек. Эмоции его возникали столь же непосредственно, как и вытекающий из раздавленного лимона сок. Он воспринимал свое отцовство со смешанным чувством замешательства, восхищения и трепета. И чем больше он узнавал свою дочь, тем сильнее любил ее и тем меньше понимал. Бедняге никак не удавалось, как бы отчаянно он ни стремился к этому, предугадать завтрашнее ее настроение или проникнуть в тайну вчерашнего.

Поэтому он даже обрадовался тому, что может передать юному Гордону Роу обязанность успокаивать Пэт, у которой так неожиданно для всех явно начиналась истерика. Но и Роу не знал, как справиться с этой обязанностью. Любивший до сего времени одни только книги, он только теперь начал понимать, что значит любить женщину.

Итак, Пэтэнс оставалась загадкой для обоих мужчин. Когда ее рыдания прекратились, она вытерла слезы, улыбнулась склонившемуся над ней Гордону Роу и порекомендовала ему уйти. И, улыбнувшись еще раз – уже отцу, – она скрылась в своей комнате. Ни мольбы, ни угрозы не заставили ее выйти.

Не вышла она и к обеду и даже не открыла двери отцу, который пришел пожелать ей спокойной ночи. Утром он нашел дверь не запертой, но Пэтэнс крепко спала, и встревоженному инспектору пришлось одному завтракать и ехать в контору.

Днем инспектор не выдержал и помчался домой выяснить, что там происходит.

– Пэт! – закричал он, стуча в запертую дверь дочери. Пэт открыла уже одетая – в плаще и шляпе.

– Ты уходишь? – удивился Тэмм.

– Да, отец. Уезжаю.

– Куда? – заревел инспектор.

– Это неважно. Я уезжаю всего на несколько дней. Не спрашивай. Мне просто нужно рассеяться.

Она взяла уложенный и запертый чемодан и вышла из комнаты.

– Не провожай, не надо.

Пока инспектор приходил в себя от новой неожиданности, Пэт исчезла. Куда она могла уехать и зачем, он совершенно не понимал. Жизнь, проведенная в общении с полицейскими и преступниками, выработала у него определенный взгляд на человека. Но Пэт не подходила к этой мерке: он попросту не понимал дочери. Не помог ему и Гордон Роу, сам растерявшийся не менее Тэмма. Словом, пять дней, проведенных в одиночестве и тревоге за Пэт, от которой не поступало никаких известий, довели его До отчаяния. На Шестой день он выкатил из гаража маленький автомобильчик и поехал в Вестчестер.

Он нашел мистера Лейна в кресле на солнышке в одном из глухих уголков его обширного сада. Несмотря на то, что мысли Тэмма были заняты только дочерью, инспектор буквально остолбенел, увидев старого джентльмена. Тот словно постарел еще на десять лет за эту неделю. Его лицо сделалось желто-восковым, тело будто уменьшилось. Сидел он съежившись, закутанный в индийское одеяло, палящие лучи солнца, казалось, ничуть не согревали его.

– Садитесь, инспектор, – сказал он слабым голосом, – вас, кажется, удивил мой вид?

– О, нет, – поспешил заверить его Тэмм, – вы превосходно выглядите, старина.

Лейн улыбнулся.

– Вы плохой лжец, дружище. Я чувствую себя столетним старцем. А старость, говоря словами Сенеки, болезнь неизлечимая. Что вас привело сюда? По вашим глазам вижу: что-то случилось.

Инспектор закрыл лицо руками.

– Это все… Пэтти. Она уехала, Лейн. Ради всего святого, старина, помогите мне найти ее.

Старый джентльмен, казалось, побледнел.

– Она исчезла? – спросил он.

– Не знаю, куда, – развел руками инспектор. – Мне кажется, она о чем-то догадывается, что-то знает. Что-то волнует ее…

– Вы думаете, что она пошла по следу третьего неизвестного? – спросил Лейн.

Инспектор пожал плечами. Некоторое время оба сидели молча. Тэмм меланхолически прислушался к пению малиновки за кустами. Потом Лейн тихо произнес:

– Постараюсь помочь вам, дружище. У вас есть карандаш и бумага?

Инспектор удивленно взглянул на него, но покорно протянул ему авторучку и блокнот. Лейн быстро написал что-то мелким почерком.

– Поместите это в отделе объявлений во всех нью-йоркских газетах, – сказал он.

Тэмм, удивленно моргая, взял блокнот.

– Спасибо, старина.

– И дайте мне знать, когда она вернется, – еще тише проговорил старый джентльмен и закрыл глаза.

Тэмм на цыпочках пошел по дорожке к выходу. Там он внимательно разобрал надпись в блокноте. Мелким почерком Лейна было написано:

«Пэт! Я знаю все. Вернитесь. Д. Л.».

Через день двое мужчин сидели друг против друга над кипой свежих газет. Пепельница на столе превратилась в бесформенную груду окурков. Оба молчали.

– Вы думаете, что она… – начал наконец Роу.

– Не знаю, сынок, ничего не знаю, – вздохнул инспектор.

И тут они услышали скрежет ключа в дверном замке. Когда они подбежали, Пэтэнс стояла уже в передней. Ни слова не было произнесено. Инспектор издавал бессмысленные, бессвязные звуки, Пэт всхлипывала.

Наконец она воскликнула:

– О, Гордон!

– Пэт!

Инспектор повернулся и вышел в гостиную.

– Я была глупой девочкой, – всхлипывала Пэт в объятиях Роу, – не сердись.

Звук поцелуя заглушил ее слова. Гордон не терял времени.

Когда они вошли в гостиную, инспектор с жалким видом глядел на часы.

– Договорились, наконец? Ну и отлично. Поздравляю, Гордон.

– Отец, – прошептала Пэтэнс, указывая на газеты. – Он все знает, правда?

– Кто? – удивился инспектор. – Лейн? Он сам мне дал этот текст. Просил сообщить ему, как только ты вернешься.

– Просил? – глаза ее заблестели. – Нет, нет, не звони ему. Мы расскажем все лично. Боже мой, какой я была дурой! – она вдруг бросилась в переднюю. – Скорее, скорее к нему! Он в ужасной опасности!

– Позволь, Пэт, – запротестовал было Роу, – но ведь… Она не дала ему договорить.

– Говорю вам, скорее! Иначе может быть поздно, – она выбежала на улицу с такой быстротой, что инспектор и Роу едва смогли догнать ее.

Дорожный автомобильчик снова помчал свою хозяйку. На этот раз за рулем сидел Роу и старался перед каждым светофором вырваться вперед. Пэтэнс нервничала, но ничего не объясняла. Инспектор был непроницаем как сфинкс.

– Может быть, ты все-таки объяснишь нам, Пэтти? Почему Лейн в опасности? Что ему угрожает? Ничего не понимаю…

– Погоди, папа. Все объяснится. Сейчас некогда. Гоните, Гордон! Нас ждет кровь, господа!

Роу со сжатыми губами выжимал всю скорость из старенькой машины. Она летела, как загнанный заяц.

– Вспомните о человеке с топором. Я все время думала о нем, – взволнованно проговорила Пэтэнс. – Давайте проанализируем события. Как все произошло? Оставив связанного Максвелла в гараже, он вернулся в дом, взял топорик из ящика для дров на кухне и разгромил кабинет, предполагая, что документ был спрятан в кабинете. Сначала, вероятно, перелистал книги, потом разломал мебель, затем – пол и стенные панели. Около полуночи – мы определили это по остановившимся стрелкам – он разбил топором часы. Не найдя нигде искомого документа, он, разламывая и сокрушая все на пути, поднялся в спальню. Было двадцать четыре минуты первого – мы видели это на циферблате разбитого будильника. Хэмнет Седлар был убит двумя минутами позже – его ручные часы показывали двадцать шесть минут первого. Естественно возникает вопрос: когда же пришел Хэмнет? Он должен был отпереть дверь, пройти через разгромленную гостиную, добраться до панели с тайником, открыть тайник и вынуть спрятанное письмо. Только после этого он встретился с убийцей. Безусловно, все это заняло больше двух минут. А человек с топором…

– Ну и что? – нетерпеливо спросил инспектор.

– Давайте, давайте, Пэт, – торопил Роу.

– Человек с топором вошел в комнату и увидел… Что же он увидел? Вероятно, в этот момент Хэмнет зажег спичку, чтобы поджечь ненавистный ему документ – ведь из слов Уильяма мы знаем, что он хотел уничтожить это загадочное письмо. Человек с топором, заинтересованный в сохранении документа, сделал единственное, что он должен был сделать: ударить вандала топором по руке. Началась борьба, финал которой нам известен. Завладев документом, неизвестный отнес тело убитого в подвал, ничего не зная о заложенной там бомбе, поднялся наверх и покинул дом.

– Может быть, все это и так, – усмехнулся Роу, – но мы по-прежнему далеки от убийцы.

– Вы так думаете? – загадочно возразила Пэтэнс. – Нет, Гордон, все уже ясно.

Инспектор и Роу тупо посмотрели на нее, по-прежнему ничего не понимая.

Машина уже подъезжала к воротам виллы, у которых виднелась маленькая сгорбленная фигурка.

– Квоси! – закричала Пэтэнс. – Мистер Лейн у себя?

– О да, мисс.

– Все благополучно?

– Все, мисс. Он даже чувствует себя немного лучше. Все ждал вас и передал мне это письмо. – Квоси помахал конвертом. – Я уже собирался отправить его вам, инспектор.

– Письмо? – удивился Тэмм. – Давайте сюда.

Он быстро распечатал протянутый конверт и начал читать вслух:

«Дорогой инспектор,

Я уверен, что Пэт вернулась живой и невредимой и хочу помочь вам всем узнать наконец все. Пусть будут распутаны последние мучающие вас тайны.

Главная из них, как отметили оба – Пэтэнс и Гордон, – заключается в том, почему здравомыслящий, интеллигентный и культурный человек, каким, несомненно, был Хэмнет Седлар, стремился уничтожить письмо, собственноручно написанное великим Шекспиром. Я узнал эту тайну.

Вот она:

Письмо, написанное предку сэра Джона Хэмфри-Бонда, бывшему, очевидно, близким другом поэта, говорило о том, что Шекспир заподозрил попытки отравить его и назвал имя отравителя. И человек, которого обвинял поэт, носил известное вам имя: Хэмнет Седлар! Братья Седлары – его прямые потомки.

Странно, не правда ли? Но теперь вам понятно, почему этот известный ученый, этот гордый англичанин вопреки любви и уважению к науке, к имени величайшего в истории мира поэта, пожелал утаить от человечества его предсмертное письмо. Ведь оно открыло бы ужасную истину, а именно то, что гениальный авонский бард был убит предком современного английского шекспиролога, да еще – о ужас из ужасов – носившим то же самое имя – Хэмнет Седлар! Страх и гордость, фамильная гордость, как неизлечимое заболевание сжигали его в неугасающем пламени.

Уильям не был подвержен этой болезни. В нем жил дух подлинного ученого. Но и он хотел заполучить этот бесценный документ не для потомков, не для будущих поколений, не для всего человечества, а для себя. Только третий человек, который решил помешать обоим Седларам, действовал не в своих личных интересах, а в интересах науки, и готов был пожертвовать всем, лишь бы спасти уникальное письмо гения, принадлежащее миру.

Передайте Пэтэнс, Гордону и всем, кто может быть заинтересован в этом, чтобы они не беспокоились о сохранности документа. Я позаботился о том, чтобы он оказался на родине барда и сейчас он находится по дороге в Англию, где и найдет подобающее ему место на музейных стендах. Я не отказываю себе в эгоистической радости по поводу того, что хотя бы на закате своих дней сумел оказать такую услугу человечеству.

Пэтэнс и Гордон, если мне будет позволено своим стариковским советом вмешаться в ваши личные дела, любите друг друга и будьте счастливы. Да благословит вас Господь. Я не забыл вас:

Мой дорогой инспектор! Я очень стар и очень устал. Поэтому я скоро уйду, мне кажется, на длительный отдых. Именно это обстоятельство и является причиной столь длинною прощального письма. И так как я ухожу в ваше отсутствие, я позволю себе сказать на прощание: он ушел хорошо, оплатив свой счет.

Дрюри ЛЕЙН»

– Где мистер Лейн, Квоси? – хрипло спросила Пэтэнс.

– Греется на солнышке, мисс. В западном уголке сада. Пэтэнс мгновенно выскочила из машины и побежала через ворота в сад. Инспектор и Роу едва поспевали за ней.

– Видите, – обернулась она, глаза ее горели, – человек с топором выдал себя. Он не совершал ошибок, он просто не знал, что совершает ошибки. Судьба их совершила за него. Судьба в виде старого дешевого будильника.

– Будильника? – недоуменно переспросил инспектор.

– На будильнике Максвелла было двадцать четыре минуты первого, а стрелка звонка была на Двенадцати. Значит, ровно в полночь он звонил. И звонил до конца завода. Если бы он был остановлен во время звонка, мы нашли бы маленький рычажок на запоре, придерживающим звонок. Но рычажок был отведен, следовательно, звонок не останавливали, он звонил и звонил, пока не раскрутилась пружина…

– А что особенного? Звонил и звонил, – пожал плечами инспектор.

– Человек с топором уже был в доме. Мы знаем, что он был там уже в полночь.

Роу остановился. Он был очень бледен.

– Куда ты клонишь, Пэт? – недоумевал инспектор. – Конечно, он был в полночь. Так почему же он не выключил будильник? Любой человек на его месте сделал бы это.

– Вот именно, любой человек! А он этого не сделал! Неужели ты не понимаешь, почему?

Пэтэнс произнесла эти слова почти со стоном и не стала ждать ответа. Неподалеку, в тени большого дерева они увидели сгорбленную фигуру Лейна, сидевшего на деревянной скамье спиной к ним.

Роу подхватил Пэт, у которой вновь подогнулись колени.

– Что с тобой? – спросил инспектор.

– Подожди, отец. Подумай. Почему человек с топором не обнаружил в подвале тикающей бомбы? Ведь она была с часовым механизмом? Почему он рубил стены в кабинете? Очевидно, он искал пустоты. Но как это должен был сделать обычный человек? Просто постучать и прислушаться. Так почему же он не стучал, а крушил панели топором? Почему?

Тэмм беспокойно взглянул на дочь.

– Не понимаю.

– Почему он не остановил будильник, который трещал с оглушительным звоном? Все по одной и той же причине. Он… не слышал будильника! Он не слышал тиканья бомбы! Он не мог слышать звуков при простукивании стен! Он был глух!

Инспектор посмотрел на Пэт, потом шагнул к неподвижно сидящему Лейну и дотронулся до его плеча. Старый джентльмен не ответил, он даже не пошевельнулся. Голова его по-прежнему была опущена на грудь.

Быстрее, чем можно было подумать о человеке его комплекции, инспектор обежал вокруг скамьи и схватил Лейна за руку.

Рука была холодна как лед, и маленькая опустошенная склянка выпала из побелевших пальцев на зеленую траву.