Текст книги "Анна Болейн. Принадлежащая палачу"

Глава 18
Потеря влияния

– Уймись, Генрих, что за вздор ты несешь?!

– Ваше Величество, вы давно перестали обращать внимание на тех, кто вас окружает. Бродяжки и побирушки, которые умеют прелестно дергаться под музыку, ваши вольные танцы и песни, балы и приемы, пока Его Величество на охоте и ваши бесконечные ссоры! Анна, твой отец… – Генрих Норрис пытается унять пожар разбушевавшегося огня королевы.

– Мой отец и я – разные люди! Мое имя – Анна Болейн, и здесь я – единственная и законная Королева Англии! – свирепеет Анна. Она недавно потеряла сына, свою последнюю надежду, и готова была убить любого, кто сейчас посмеет ей возражать. – Сам-то ты не больно стремишься связать себя узами брака с одной из моих девушек!

– Если бы моя жена смела перечить мне и устраивать приемы, пока я был бы болен!.. – забывшись, добавляет Генрих и замирает, заглянув в черноту глаз собеседницы.

– И даже не надейся занять его место! Никогда! – кричит в слезах ярости женщина и бросается на своего советника и близкого друга с бессильными кулаками. Но вскоре затихает, всхлипывая, Анна тяжело опускается на пол и закрывает лицо руками. Генрих качает головой и уходит. Молится, наверное. Она все потеряла. Все. Этот мир перестал быть ее. Более ей ничего не принадлежит. Ни дочь, ни дом, ни даже сама жизнь.

«Надо было убить ее! Как ты могла не заметить эту тварь Сеймур?! – Анна громко рыдает и пытается обхватить себя руками. Вновь почувствовать защищенной. Не получается. Больше у нее ничего не получается. – Елизавета! Моя маленькая Елизавета!»

От мыслей о дочери Анне вновь становится себя жалко, и она начинает рыдать с новой силой. Свет в ее спальне – тусклый, мягкий. Во мраке можно укрыться, спастись от нестерпимо яркого света. Карающей боли. Но как солнце день за днем проглатывает луну, так и свет проглатывает темноту. Ей никуда не деться.

Подавив постыдную слабость – горькие слезы, Анна поднимает глаза и видит лица своих фрейлин. Видит Джейн. Видит Маргарет. Джейн почти смеется. Маргарет почти плачет.

Марк Смитон входит в ее спальню и застает королеву безвольно лежащей на подушках. Ее грустный взгляд полон непроглядной тьмы, а губы шепчут беззвучную молитву. Анна бела как снег и чуточку дрожит.

Марк откладывает свою верную подругу – скрипку и подбрасывает несколько дров в камин.

– Все в порядке, Ваше Величество?

Женщина вздрагивает, будто только что заметив его присутствие. Растерянно моргает и поворачивается к нему. Улыбается, но лишь самую малость.

– Марк, сыграй мне.

– Что пожелаете, Ваше Величество? – повеселев, спрашивает музыкант.

– Что-нибудь веселое, чтобы я смеялась… – Анна лихорадочно облизывает пересохшие, соленые губы, – Хотя нет. Лучше грустное, чтобы я выплакала все свои невыплаканные беды, тайные горечи и обиды.

Марк на секунду заглядывает в ее в глаза. И все понимает…

Глава 19
Измена

Эта новость шокировала весь двор. Определенно, она не оставила никого равнодушным. У придворных сплетников, да и не только у них, появился новый повод для обсуждений – королева Англии Анна Болейн изменяла своему супругу в течение всех трех лет совместной жизни. Король был морально убит этим известием и поручил провести расследование. Советники были всерьез обеспокоены состоянием Его Величества. Со стороны могло показаться, что он уже полностью охладел к своей жене, так как она так и не смогла родить ему обещанного наследника. Однако в глубине души Генрих все еще питал остатки чувств к Анне Болейн. И новость, сообщенная ему, задела не только самолюбие короля, но и самые глубины его сердца.

В эти дни Генрих не хотел никого видеть. Даже леди Джейн Сеймур он приказал на время покинуть двор. Исключение король сделал лишь для графа Саффолка – только с ним он общался в это тяжелое время. Весь двор надеялся, что ее обещания окажутся правдой, и она родит королю наследника, а Англии – ее будущего короля, такого, который сможет защитить свою страну. Правителя, который даст жителям страны уверенность в будущем.

Однако время шло, а ничего не менялось. Королева родила девочку. Тем не менее, у Болейн получилось убедить мужа в том, что Господь еще пошлет им здоровых сыновей. Но последовал выкидыш, затем второй…

Король Генрих стоял у окна, спиной ко мне, и даже не повернулся. Он молчал. Тишину нарушало лишь равномерное тиканье часов. Но, наконец, король заговорил со своим помощником:

– Все эти слухи оказались правдой, – затем, немного помолчав, добавил: – Я не слушал их. Но теперь я знаю, что это правда. Я решился на этот брак, потому что был околдован. И в связи с этим отныне считаю его незаконным. Доказательство тому – отказ Господа подарить мне наследника. Я верю… всем своим сердцем… что мне нужно найти другую жену.

И уже через несколько дней Генрих приказал найти подходящие покои для его новой избранницы. Желательно, чтобы это были покои, соединенные с покоями короля тайным проходом. А для леди Сеймур нужны были именно такие. Как и следовало ожидать, правящей королеве это не пришлось по вкусу… Тем более, что леди Сеймур уступил свои покои помощник государя Томас Кромвель – именно к нему и пришла выяснять отношения Анна.

– Господин секретарь!

– Ваше Величество!

– Это правда, что вы передали свои покои Сеймурам?

Она сама прекрасно знала ответ на свой вопрос. Как знала и то, что период ее власти близился к закату.

– Я – королева Англии! – повысила голос Анна. – Я требую ответа!

– Да, это так, – ответил Кромвель глядя на нее.

– Вы превзошли себя, мистер Кромвель, – выговорила королева, с трудом сдерживая свои эмоции. – Поверьте мне, вы подвергаете себя ужасной опасности, – она резко отпустила мою кофту, пристально глядя мне прямо в глаза. – Вы мне верите? Или думаете, что уже не в моей власти раздавить вас? Если так, то вы ошибаетесь, мистер Кромвель!

Анна чувствовала, что уже не имеет на Генриха былого влияния. Слишком многого монарх не мог ей простить! Генрих понимал, что с этой королевой у Англии нет будущего. Генриху нужна была новая жена. И сам король был не прочь снова жениться, тем более, что и подходящую партию он уже нашел. Леди Джейн Сеймур.

Но что делать с Анной?… Решение было неожиданным – Генрих решил, что обвинит ее в измене. Измене с собственным братом! За доказательствами дело не стало – спустя часы пыток придворный поэт Анны признался, что Джордж Болейн, Генри Норрис и Уильям Брертон – все были любовниками королевы. Он подтвердил показания фрейлин, и теперь у следствия не оставалось причин медлить. Любовники Болейн были арестованы, а затем допрошены. Уильям Брертон сам признал свою вину – у него были на то свои причины – он был фанатичным католиком, и не мог смириться с тем, что у власти пребывала Болейн, затмившая голову короля «ересью» и «отвернувшая его от истинной, католической церкви». Видимо, ради того, чтобы убрать Болейн от короля и выслужиться перед Папой Римским, Брертон был готов и сам взойти на эшафот.

На допросе Джорджа Болейна тот едва сдерживал слезы.

– Вы знаете, за что вас арестовали? Вам было мало того, что вы совершили инцест со своей сестрой. Это противоречит заповедям Господа. Вы еще и устроили заговор против короля, чтобы Анна смогла выйти замуж за одного из своих любовников… а потом править как регент при своей незаконнорожденной дочери.

Джордж Болейн даже и не отрицал вины своей сестры. Он даже не вступился за нее, оправдывая и защищая лишь себя самого. Однако их отец, Томас Болейн, и глазом не моргнув, заявил, что оба его ребенка виновны, и что за такое преступление может быть только одно наказание. И Джордж, и Томас Болейн в итоге оказались трусливыми и низкими людьми. Старшего Болейна тоже арестовали. Этому бездушному, черствому человеку было все равно, что его дети будут казнены: все это время его дети были для него лишь средством для того, чтобы продвинуться поближе к королю и получить новые титулы.

Томас Уайетт тоже был арестован – по обвинению в интимной связи с королевой Анной…

Помимо интимной связи с придворными, Анна Болейн была обвинена в колдовстве, заговоре против короля и планах отравить леди Мэри. Королева и все ее любовники были приговорены к смерти: любовники Анны Болейн – через обезглавливание, а сама опальная королева – через сожжение, по решению короля. На суде Анна Болейн вела себя достойно. И весть о том, что ее казнят, она приняла мужественно…

Глава 20
Тауэр

– Ваше Величество, нам отдан приказ сопроводить вас в Тауэр под конвоем!

Вот пришла и ее очередь.

«Господь, помилуй, помоги мне, – как обычно, в трудные минуты обращается к Богу Анна. – Дай мне силы».

Да. Сила ей понадобится, как никогда. Анна опускает вышивание и поднимает свой твердый яростный взгляд, под которым даже вооруженные взрослые мужчины тушуются и впадают в сомнение.

– Сопровождайте! – гордо заявляет женщина и делает шаг вперед. Затем она величественно оборачивается и с усмешкой заявляет всем присутствующим: – Я как раз надела свое лучшее платье!

Фрейлины робко улыбаются, но Анна старается не смотреть. Если она это сделает – то точно расплачется, а сейчас, как никогда, ей надо держать себя в руках.

На Королеве Анне – один из лучших ее нарядов – черный бархат по последней французской моде, расшитый серебром с коротким подолом и пышной юбкой, отороченной мелкими редкими камушками и шикарным мехом горностая. Анна – одна из тех счастливиц, которым черный всегда к лицу. Он подчеркивает непроглядную темень ее волос, смуглую кожу и глубокие глаза, как у газели – ее гордость. В этот момент, когда все присутствующие люди смотрят на свою королеву почти с настоящим восхищением, Анна понимает, что осталась собой до конца. Это лучшее, что можно было пожелать.

Королеву ведут по плохо освещенным коридорам, которые скоро становятся сырыми – они спускаются к реке. Анна молчит и гордо шествует, представляя, будто ее не конвоируют, а всего лишь сопровождают в свите. Ее грудь сдавливает непреодолимая тяжесть, и на одном из поворотов, женщина чуть не спотыкается, но ее поддерживают за локоть будущие мучители. Вся боль невыплаканного и невысказанного стучит в висках, захлебывается в горле, пытаясь выскользнуть наружу в прощальном птичьем крике, в яростном взгляде, в неосмотрительном ударе. Но Анна горда. Непомерно горда. Она заставит их вспомнить этот день! Их всех! Вспоминать и страдать, как страдала она. Это все, что в ее силах. Но уж с этим она постарается справиться.

Дорога в Тауэр, по иронии судьбы или же Генриха, – та же самая, что и три года назад, в самый счастливейший ее день, когда она стала королевой. Волны так же колышутся у нее под ногами, но больше нет прекрасного корабля, золотых флагов, пушек, огнедышащего дракона и ревущей от восторга толпы…

Солнце медленно поднималось из-за горизонта, освещая бренную землю. Анна в последний раз бросила на него свой тоскливый взгляд и позволила тюремщикам ввести себя в ворота Тауэра. Но как только она перешагнула через величественное каменное сооружение, мужество покинуло ее. Одну, среди этих враждебно настроенных людей, безоружную и беззащитную, полную жалости к себе и к дочери и горьких соленых слез…

Анна упала на колени и в ужасе начала хвататься за руки окружавших ее людей. В голове у нее потемнело, и она сама до конца не осознавала, что творит, но из ее горла потоками лились рыдания, прерывающиеся лишь на мгновения всхлипами-перешептываниями:

– Отведите меня к нему!.. К моему возлюбленному!.. К моему повелителю Королю! Прошу вас! Умоляю! Заклинаю! – Анну пытались поднять, но она сопротивлялась, продолжая слезно просить своих тюремщиков о «милости». – Я – честная добрая женщина, скажите это ему! Это какая-то чудовищная ошибка, и мой возлюбленный муж это сразу поймет! Я была преданной и верной женой, слугой короля и его близким сердечным другом. В моих помыслах и делах не было ничего предосудительного! Судите меня, если можете, но только честно… – На этих словах Анна неожиданно громко и зло рассмеялась: ей ли не знать каков «честный» суд бывает у Генриха?…

В ее голосе проклюнулись истерические нотки. Анна то хохотала, то снова начинала рыдать, и к ней уже боялись подходить люди, зло шепча про нее: «Сумасшедшая ведьма!». Вскоре прибыл констебль Тауэра Кингстон. Он единственный подошел к убитой горем женщине и, рывком подняв ту на ноги, тихо, но твердо сказал:

– Мужайтесь, леди Анна!

Анна, не спокойная, но уже пришедшая в себя, перевела на констебля свои уставшие глаза:

– Вы отправите меня в темницу? – эти слова были произнесены одними губами, так как на большее Анна сейчас была не способна.

– Нет, мадам, – вам отвели те покои, в которых вы жили в ночь перед вашей коронацией. Чувство облегчения спровоцировало нервную разрядку. Женщина упала на колени и залилась слезами.

– Это слишком хорошо для меня… – сказала она сквозь всхлипы и рыдания.

«Вы приговорены указом короля за свое колдовство, за недостойное прелюбодеяние, за омерзительное кровосмешение, за заговор против короны, за измену Королю и, тем самым, Англии, к смертной казни путем сожжения!»

Анна обхватывает себя руками, как в детстве, пытаясь согреться в холодном каменном помещении. Ей отвели ее бывшие покои, но здесь, кажется, не лучше, чем везде. Темница навсегда остается темницей, какой бы она не была. Мысли о суде вызывают новый поток воспоминаний. Но слез больше нет. Анна старалась все их выплакать, успеть до казни, чтобы завершить свой путь гордой и непокорной. И, кажется, у нее это почти получилось.

«Фарс… – думает Анна, озираясь по прибытию на место своего суда. Люди смеются, общаются, передают новости, знакомятся и флиртуют. Сами судьи вежливо и неспешно доедают кусочки бисквита. Генриха нигде нет. Он никогда не любил прощаться. – Генри, в этом ты превзошел сам себя, – мысленно усмехается женщина, – Надеюсь, тебе тепло в постели у Сеймур, и сейчас ты не проливаешь горькие слезы по своей «маленькой Анне». Ведь я этого делать больше не собираюсь».

В Королевском холле Тауэра были сооружены специальные трибуны для двух тысяч приглашенных зрителей и отдельная скамья с высокой спинкой для судей – двадцать шесть пэров во главе с герцогом Норфолком, родным дядей королевы.

Анна предстала перед всеми прекрасной и мужественной в своем чудесном черном платье с мехом горностая. Она попросила Маргарет прислать ей свою жемчужную подвеску с латинской буквой «В», что означало начальную букву ее фамилии. Женщина гордо вышагивает, привлекая к себе внимание зала, и пряча средь губ усмешку, оглядывает всех участников этой бездарной комедии.

Внезапно, на миг ее сердце пропускает удар. Только что она чуть вновь не перешагнула черту безумия и не бросилась с рыданиями на колени. Глаз не сводит с королевы добрые две тысячи зрителей, но лишь один из них, герцог Нортумберлендский, судорожно вцепившись в свой камзол, пытается не смотреть на свою бывшую любовь.

Королева Англии спокойно выслушивает все обвинения с гордо поднятой головой, встает с места и, поднимая правую руку, начинает отвечать, пытаясь, честно доказать свою невиновность.

Нет, она не изменяла королю и не обещала выйти замуж за Генри Норриса в случае смерти короля, нет, она не отравила Катерину Арагонскую и не пыталась отравить ее дочь Марию. Не говоря уже о том, что никогда, даже в трудные дни не помышляла отравить своего повелителя и мужа – Короля. Нет, у нее не могло быть столько любовников в течение трех лет пребывания на престоле. У нее не было даже одного. Душой и телом она всегда была верна Англии и ее Королю. Она – честная женщина и никогда даже помыслить не могла об измене, а на реформации Генрих пошел исключительно ради чистой и светлой любви к ней, недостойной этого, Анне…

Как только женщина затихает, в зале воцаряется тяжелое молчание. Вердикт, который пэры по традиции передают друг другу из уст в уста, состоит всего лишь из одного слова:

– Виновна. Виновна. Виновна…

«Виновна… Виновна… Виновна… Виновна…» – эхом отдается у нее в голове, мысли у Анны путаются и женщина пытается встать, убежать отсюда подальше, пусть в темницу, но и та будет лучше этих лживых лицемерных людей.

Последний ее взгляд случайно задерживается на Генри. У него – белое лицо. Белые губы. Впалые глаза и красные, лихорадочные щеки. И в его взгляде…что-то есть. У Анны спирает дыхание от волнения.

«Ну же, давай!.. – шепчет она ему, понимая, что в конце тьмы появился крошечный лучик света. Ее шанс. Последний шанс. – Молю тебя, Генри! Не виновна! – скажи эти слова! Спаси меня и, клянусь, я брошу мир к твоим ногам! Молю тебя…»

Женщина, затаив дыхание, молится. Она замерла и ждет того, что изменит ее судьбу.

– Виновна…

– Ваше последнее слово, мадам?

Но Анна молчит. У нее прикрыты глаза и сжаты губы. Она бледна и судорожно сжимает в кулаки свои нежные ручки. Но, наконец, все это проходит. Кулаки разжимаются, на щеках появляется румянец, а глаза распахиваются. Широко распахиваются.

– Добрые господа! – ее чудный голосок почти не расслышать в общем гаме и шквале. – Добрые христиане, я помолюсь за вас! – Анна говорит громче и ее, наконец, замечают. – Помолюсь за вас и вознесу господу Богу благодарность за то, что вы были со мной в эту минуту. Своими словами я не собираюсь отменить приговора, ибо я рада смерти, которую мне назначил мой господин, мой Король, мой возлюбленный муж. Король был очень добр ко мне. Из простой девушки он сделал королеву. Теперь, когда все земные блага исчерпаны, он вознесет меня до святой мученицы. Передайте ему, как сильно я его люблю, и что я собираюсь свои последние дни молиться за его здравие и за судьбу нашей дочери Елизаветы. Скажите ему! Перед Господом и перед народом я до последнего вздоха останусь верна ему! – женщина кричит, и ее голос на секунду срывается. Теперь она замечает, что в зале не осталось никого, кто бы не слушал ее. – Господа, добрые, честные люди! Я завещаю вам оставаться сильными и смелыми перед лицом самой смерти. Завещаю, перед своим долгом и своими обязанностями не оступиться, не взять грех на душу, ибо на небесах вам придется заплатить за него сторицей! Я завещаю…нет, заклинаю вас: живите! Живите и мечтайте, чтобы в конце вашего пути вам нечего было стыдиться. Живите не в полсилы, а во всю, дышите во всю грудь и смотрите на мир широко открытыми глазами! Он этого стоит, поверьте. Ничто в этом мире не бренно, как наша земля, и ничто не смертно – как мы, жалкие люди пред светлым ликом господа. Я завещаю вам… оставаться собой пред любыми препятствиями, и не идти ни на какие ухищрения, так как это – безобразные козни дьявола, проникающего в ваши умы и пытающегося совратить вас с пути праведного, пути истинного. Я хочу, чтобы вам не было стыдно смотреть в лицо Господу… – Анна выдохнула, – и мне.

Женщина развернулась и твердым шагом направилась по своей предпоследней дороге.

За ней закрылись тяжелые двери, и Анна закрыла лицо руками. Она устала. Видит Бог, она еще так никогда не уставала! Женщина отняла ладони от сухого лица с большими черными глазами и увидела Джорджа. Ее измученного, исхудавшего, грязного брата, под строгим конвоем в кандалах тащили в ту же залу. И тут нервы Анны более не выдержали:

– Джордж! – женщина рванулась к нему, но ее схватили за подол. – Джордж! Брат мой, будь сильным! Они никогда не получат Болейнов на потеху! Я люблю тебя! – слезы покатились по ее щекам. Анна задыхалась, но всеми силами пыталась вырваться. Дотронуться до брата, обнять, ощутить кончиками пальцев его кожу и вдохнуть его запах, чтобы на секунду ей показалось, что все, как в старые добрые времена. Но она не может даже дойти до него. Время старых времен давным-давно прошло.

Джордж Болейн мог быть храбрым человеком. Если бы хотел. Но он был еще и слабым… И лишь бесценные слезы его любимой сестры – все, чего было достаточно, чтобы его храбрость с яростным рыком вырывалась наружу. Услышав ее, мужчина, неожиданно, с небывалой силой рванулся из рук тюремщиков и подбежал к плачущей женщине:

– Я люблю тебя, душа моя, сестренка Анна… – он обнял ее и в последний раз вдохнул запах ее волос. – Мы встретимся…Там. Я обещаю…

Стоило Джорджу закончить фразу, как он согнулся от приступа боли. Тюремщики ударили его по спине, а за тем последовал еще град жестоких ударов. Анна протянула к нему руки, закричала, не в силах терпеть этого безумного действа, но внезапно поняла, что перед глазами стоит непроглядная тьма. И Джорджа там больше нет…