Текст книги "Мир, которого не стало"

После урока глава йешивы подозвал меня и сказал: «Я вижу по твоему лицу, что ты все еще находишься в затруднении! У тебя есть какие-нибудь доказательства, которые не позволяют тебе принять мои ответы?» Я стал с ним спорить, но в конце концов согласился с его мнением. Утверждение ми́го и мой спор с главой йешивы принесли мне репутацию «умного» и «дерзкого» – и интересно, что из всего того урока я помню лишь этот эпизод…

В йешиве я приобрел себе доброе имя: меня называли «старательным», «въедливым», «знатоком», а также «просвещенным»! В то лето я успел завершить трактат «Нашим» («Назир» и «Сота») и трактат «Незикин» («Швуот»{276}276
  «Швуот» («Клятвы», ивр.) – трактат Вавилонского Талмуда, регулирующий отношения, связанные с клятвами: клятвы в имущественных спорах, законы, регламентирующие клятву, нарушения клятвы и связанная с этим очистительная жертва. Касается также проблем ритуальной чистоты.


[Закрыть] и «Авода Зара»). Я придерживался своего правила: два листа в день во что бы то ни стало! Лишь однажды я нарушил это правило по отношению к трактату «Бава Меция»: я изучал его уже в третий раз и очень хорошо его знал. Мне было достаточно лишь просмотреть темы обсуждения к урокам р. Хаима и связать их с комментариями Рамбама, которые я постоянно изучал («Сефер мишпатим»), – законы сдачи в аренду, законы, связанные с ссудами и залогами, и законы, регулирующие отношения должника и кредитора. Но несмотря на это, моя учеба претерпела сильные изменения. Занятия стали гораздо менее интенсивными, в особенности после праздника Шавуот, во время которого я познакомился с членами кружка «Черное бюро» и даже распространял их листовки.

За несколько дней до Шавуота в Ковну приехал мой дядя-раввин, р. Элиэзер-Моше Мадиевский. Я ничего не знал о его приезде, пока однажды утром, после урока р. Хаима, он не пришел в йешиву. Это был раввин весьма благообразной наружности, походка у него была быстрая, стремительная и уверенная, взгляд пронзительный, и весь он – живой пример «благообразия, дарованного Торой», и «Торы и величия в одном человеке». Он вошел и сразу же направился к столу, за которым сидел я. Я был погружен в свой урок и не заметил его, пока он не остановился прямо напротив меня, а рядом с ним надзиратель. Я чувствовал, что сам его приход в йешиву призван, во-первых, продемонстрировать всем его хорошее отношение ко мне и, во-вторых, показать мне, что тот кризис в отношениях со мной, который наступил у него зимой, уже прошел. Он пригласил меня к себе в гостиницу «Догмар» и попросил надзирателя позволить мне отсутствовать на занятиях йешивы во время его непродолжительного визита в Ковну, поскольку он хотел провести эти дни вместе со мной. Надзиратель дал свое согласие, ибо «великим не принято отказывать», а мне в эти дни предстояло выступить в роли «верного помощника мудрецов». Кроме того, он не мог отказать подопечному, который «столь прилежен, что мы порой беспокоимся о его здоровье».

В течение нескольких дней я общался с дядей и со многими людьми, которые его навещали. Среди них был один юноша по фамилии Якобсон, сын раввина из Любавичей, и еще несколько местных глав семей: Моше Карпас, Шломо-Залман Ланде и Шимон Меркель. Также ежедневно приходил р. Яаков Липшиц, который был секретарем и «правой рукой» р. Ицхака-Эльханана, но после кончины своего патрона уже не имел былого влияния. По предложению Липшица, меня и Якобсона высылали из комнаты во время обсуждения общественных проблем, однако его инициатива несколько запоздала: из услышанного я уже успел понять, что дядя приехал в Ковну по поручению Любавичского ребе, Шолома-Бера Шнеерсона{277}277
  Шнеерсон, Шолом-Дов-Бер (1860–1920) – глава Любавичского направления Хабада. В 1897 г. основал в Любавичах йешиву «Томхей тмимим». В 1915 г. был вынужден покинуть Любавичи, умер в г. Ростов-на-Дону. Благодаря деятельности Шолома-Дов-Бера, любавичское течение стало наиболее значительным в движении Хабад и впоследствии (при Йосефе-Ицхаке Шнеерсоне) поглотило все другие его ответвления.


[Закрыть], и что целью его визита было объединение всех «благочестивых и богобоязненных», хасидских цадиков и раввинов, а также верующих маскилим{278}278
  Маскил («просветитель», ивр.; мн. «маскилим») – сторонник Гаскалы, еврейского Просвещения (см. прим. 29 к гл. 8).


[Закрыть], с тем, чтобы начать войну против сионизма. Было известно, что один из проживавших в Петербурге любавичских хасидов, очень богатый еврей по фамилии Монесзон{279}279
  Монесзон, Монос (Моне) Шлемович – купец 1-й гильдии, торговец драгоценными камнями. Родился в Витебске, с 1870-х гг. проживал в Петербурге. Любавичский хасид, поддерживал тесный контакт с р. Шоломом-Дов-Бером Шнеерсоном и жертвовал большие суммы денег на нужды любавичского двора.


[Закрыть], пожертвовал значительную сумму денег в специальный фонд, предназначенный для борьбы с сионизмом. Идея заключалась в том, чтобы опубликовать в журналах прочувствованное обращение, под которым подпишутся величайшие из раввинов. Первым должен был подписаться раввин р. Давид Фридман{280}280
  Фридман, Давид (1828–1915) – раввин Карлина (с 1868 г.). В 1860-е -1880-е гг. был сторонником палестинофильства, принимал участие в съезде организации «Ховевей Циан» в Катовицах. Позже отошел от палестинофильского движения. Автор работы «Пискей галахот», охватывающей все стороны еврейского религиозного права. Считается одним из наиболее выдающихся еврейских религиозных авторитетов своего времени.


[Закрыть] из Карлина. Он, правда, принимал участие в конференции в Катовицах{281}281
  Конференция в Катовицах – имеется в виду первый съезд организации «Ховевей Циан», прошедший в г. Катовице (Австро-Венгрия, в настоящее время – Польша) в ноябре 1884 г. Председатель съезда – Л. Пинскер. В съезде принимали участие главным образом делегаты из России. Съезд принял решение о содействии развитию сельскохозяйственных поселений в Эрец-Исраэль и, в частности, о поддержке поселений Петах-Тиква и Йесод ха-Маала. Съезд также определил местонахождение руководящих центров движения – в Одессе и в Варшаве.


[Закрыть] и даже был в свое время, много лет назад, известен как член организации «Ховевей Цион»{282}282
  «Ховевей Циан» («Друзья Сиона», ивр.) – представители палестинофильского движения «Хибат Циан».


[Закрыть]. Однако, насколько я успел услышать из этих обсуждений, теперь р. Фридман считался яростным противником сионизма, и его подпись, как полагали, будет иметь огромный вес. Вторым должен был подписаться раввин из Лодзи р. Хаим Майзель{283}283
  Майзель, Элияху-Хаим (1821–1912) – раввин еврейской общины г. Лодзь. Один из ведущих еврейских религиозных деятелей своего времени.


[Закрыть], который был яростным противником «Ховевей Цион» и сионистов. После него должны были подписаться по порядку: раввин р. Хаим Соловейчик{284}284
  Соловейчик, Хаим (1853–1920) – раввин, глава йешивы в Воложине, позже общинный раввин в Брест-Литовске. Один из ведущих еврейских религиозных деятелей своего времени.


[Закрыть] из Брест-Литовска, р. Элиэзер Гордон из Тельши, раввин Хаим-Озер (Гродзенский) из Вильно. Из хасидов же должны были подписаться любавичский ребе и р. Мардехай-Давид из Горностайполя{285}285
  Мардехай-Давид из Горностайполя (1840–1904) – религиозный деятель. Происходил на Чернобыльской династии цадиков (внук р. Яакова-Исраэля из Черкасс (1794–1876), правнук р. Мардехая из Чернобыля (1770–1837)). Зять основателя цанзской (название происходит от г. Цанз (ныне г. Новы Сонч, Польша)) династии цадиков Хаима Гальберштама (1893–1876). Автор нескольких работ по Галахе, в том числе «Эмек шеела» («Долина вопросов», 1906).


[Закрыть], который в свое время был одним из самых известных хасидских цадиков.

В соответствии с планом эти известные раввины должны были быть лишь первыми из подписавшихся. К ним должны были присоединиться еще несколько человек (р. Эльяким Шапиро из Гродно, р. Йосеф Розин из Двинска и другие). На совещании говорилось и о том, что «представители столичного еврейства» также настроены против сионизма по причине «патриотической верности» Родине. В этом контексте указывали на доктора Гаркави и цензора Исраэля-Исера Ланде, который был секретарем деда, ребе Авраама, и который, крестившись, продолжал поддерживать близкие отношения с хасидами. Этот цензор полагал, что «сионизм представляет большую опасность для религии Израиля». Было решено, что благодаря своей позиции он сможет воспрепятствовать изданию сионистской литературы на иврите и на идише. Я уже упоминал о том, что нас высылали из комнаты во время многочасовых дискуссий, когда обсуждалась практическая сторона дела. Я лишь знал, что предметом разговора служили деньги. Помню, как однажды, после одной продолжительной дискуссии, я, вернувшись, застал дядю очень рассерженным. «Этот Липшиц, – с грустью вымолвил дядя, – думает лишь о деньгах. Ему лишь бы заработать! Мне тяжело выносить его присутствие».

Его слова меня поразили. Значит, дело было не только в фанатизме, но и в прибыли! Я не знал, что мне делать, не мог найти себе места и не мог спокойно спать. Что же предпринять? В итоге я пришел сразу к двум выводам: во-первых, стоит обо всем рассказать местным сионистским лидерам, передав им все обсуждавшиеся планы; во-вторых, нужно завязать как можно более дружеские и доверительные отношения с Яаковом Липшицем, чтобы быть в курсе всего происходящего и суметь в будущем также сослужить службу сионистскому движению. Все мои метания и сомнения рассеялись после того, как дядя при мне дал волю своему гневу на Яакова Липшица. В йешиве у меня был один друг, Моше из Коврина, смуглый низкорослый юноша, сын, по-видимому, состоятельных родителей, который был сионистом, маскилом и писал стихи. Каждый месяц он давал мне сборники «ха-Шилоах»{286}286
  «ха-Шилоах» – литературный, научный и общественно-политический ежемесячник на иврите, выходивший с 1896 г. по 1926 г. Инициатором и первым редактором журнала был Ахад ха-Ам. Редакция «Ха-Шилоах» находилась в Одессе, но из-за цензурных притеснений первоначально журнал выходил в Берлине. С 1903 по 1907 гг. он выходил в Кракове, с 1907 г. – в Одессе (редактор Й. Клаузнер). С 1920 по 1926 гг. журнал выходил в Иерусалиме.


[Закрыть], зачитывал мне свои стихи, а также требовал, чтобы и я зачитывал ему свои «творения», так как я тоже стал «грешить» сочинительством. Еще начиная с зимы 1889 года я начал вести «Памятную книгу», в которую записывал все изречения и слова мудрости различных писателей, а также мои собственные тексты: «Размышления и суждения», «Поэтические строфы», «Очерки и рассказы», а также многое другое. Я вызвал Моше на конфиденциальный разговор. Не дома, разумеется, – и у стен есть уши. Мы отправились на прогулку по берегу реки Вилии. Когда мы удалились на безопасное расстояние, я рассказал ему о том, что в ближайшее время готовится организованная атака на сионистов под предводительством раввинов и цадиков, богачей и маскилов – приближенных к власти и очень влиятельных людей. Необходимо срочно оповестить об этом сионистов, чтобы предотвратить беду. Все должно сохраниться в секрете, и нельзя, чтобы кто-нибудь узнал о том, что я все это рассказал. Он должен привести ко мне проверенного человека, который сможет немедленно оповестить тех, кого следует.

«Нет ничего проще! – сказал Моше. – Хоть сейчас приведу тебе Лейзера из йешивы в Ритове. Этот Лейзер (он хромает на правую ногу) находится в центре всего сионистского движения Ковны. Шмуэль Розенфельд{287}287
  Розенфельд, Шмуэль (1869–1943) – писатель, публицист. Писал на иврите и на идише.


[Закрыть] (корреспондент журнала «ха-Мелиц») назвал сионизм в Ковне «стоящим на одной ноге» – ноге Элиэзера Фрисмана (он же – Лейзер из Ритова)…» Не прошло и пятнадцати-двадцати минут, как мы втроем сидели на какой-то деревянной доске на берегу реки, и я излагал им все услышанное. Я объяснил, что одним из поводов для начала «похода» против сионизма стало письмо доктора Мандельштама{288}288
  Мандельштам, Макс-Эммануил (1839–1912) – известный врач-окулист, активный деятель сионистского движения в России, участник сионистских конгрессов.


[Закрыть] раввинам относительно их неприятия сионизма, опубликованное перед Песахом в журналах «ха-Мелиц» и «ха-Цфира».

По мнению противников сионизма, это одна из последних возможностей навеки искоренить сионизм. Когда же, если не теперь? Мой рассказ поразил слушателей до глубины души, особенно Элиэзера Фрисмана. Он впал в самое настоящее отчаяние и уныние. Однако очень быстро пришел в себя и громко заявил, что немедленно отправляется к Залману Вилку, активному общественному деятелю и сионисту, и вместе с ним сегодня же ночью, в полночь, соберет на срочное совещание сионистов Ковны.

Слушатели одобрили мою осторожность и поддержали идею близкой дружбы с Яаковом Липшицем. Было решено, что Элиэзер скажет в сионистском комитете, будто информация была получена от одного из «преданных молодых участников» организации «Бней Цион»{289}289
  «Бней Цион» («Сыны Сиона», ивр.) – палестинофильская организация, собиравшая средства на подготовку и переселение российских евреев в Эрец-Исраэль. Многие члены этой организации примкнули к сионистскому движению.


[Закрыть].

Элиэзер тут же распрощался с нами. В тот же вечер он и Залман Вилк прибыли на квартиру Шмуэля-Яакова Рабиновича{290}290
  Рабинович, Шмуэль-Яаков (1857–1921) – раввин, общественный деятель. Сторонник сионистского движения. Был раввином в м. Ивье Виленской губ. (ныне – Гродненская обл., Белоруссия), в пригороде Ковно Алексоте, с 1904 г. – в Англии (в Лидсе и в Ливерпуле). С 1918 г. – президент движения «Мизрахи».


[Закрыть], раввина Алексоты, небольшого городка по другую сторону реки Неман, считавшегося пригородом Ковны. По словам Элиэзера, тогда же, ближе к полуночи, все члены сионистского комитета были вызваны на квартиру раввина. На заседании было решено предпринять следующие действия:

1) обратиться к представителям общин Пинска, Карлина, Лодзи, Брест-Литовска и Вильно с просьбой всеми возможными способами воспрепятствовать публикации вышеозначенного письма;

2) обратиться к представителям сионистского движения в Петербурге также с просьбой воспрепятствовать публикации письма от имени наиболее уважаемых и процветающих представителей еврейства;

3) оказывать особую поддержку всем сионистски настроенным раввинам и другим участникам движения;

4) разослать подробные письма известным писателям-сионистам с призывом предпринять энергичные действия, чтобы «предотвратить надвигающееся бедствие»;

5) обобщить все сведения, поступившие от «преданного участника», проверить их и опубликовать в газетах.

Все руководство взял на себя раввин Шмуэль-Яаков Рабинович, избранный на втором сионистском конгрессе{291}291
  Второй сионистский конгресс – состоялся в Базеле 28–31 августа 1898 г. Среди резолюций конгресса – призыв к завоеванию еврейских общин сионистским движением, решение о создании Еврейского колониального банка и осуждение практики стихийного поселения в Эрец-Исраэль до получения международного признания права евреев на их историческую родину.


[Закрыть] «уполномоченным лицом», членом сионистского исполнительного комитета; вместе с ним работали Залман Вилк и Элиэзер Фрисман. Рабинович также должен был поддерживать сионистски настроенных раввинов, чтобы те могли открыто высказывать свое мнение в отношении общественных вопросов и не уступать давлению «великих».

Залман Вилк был приближен к Исеру бар Вольфу, одному из руководителей местной общины, который также был сионистом. Исер бар Вольф в тот же день разослал подробные телеграммы: в Пинск – Григорию Лурье, в Лодзь – Познанскому, в Вильно – Гольдбергу{292}292
  Гольдберг, Ицхак-Лейб (1860–1935) – сионистский деятель, один из лидеров сионистского движения в Вильно. С 1918 г. – в Эрец-Исраэль.


[Закрыть], в Ригу – Шалиту{293}293
  Шалит, Авраам-Хаим (1898–1979) – израильский историк. Специализировался на исследованиях по истории евреев в греко-римский период. Лауреат Государственной премии Израиля за 1960 г.


[Закрыть] и другим, для того чтобы помешать раввинам опубликовать это коллективное «обращение». Было даже предложено объявить раввинам о том, что все сионисты будут рассматривать публикацию подобного «призыва» как доносительство властям на весь народ Израиля и сделают из этого соответствующие выводы. Не знаю, действительно ли об этом известили раввинов, но только это «обращение» опубликовано не было. Примерно в это же время сионисты Ковны послали повторное письмо писателям и общественным деятелям, в котором сообщали о планах организации «Черное бюро». Формулировку письма мне передал Элиэзер Фрисман, и я подтвердил правдивость содержащихся в нем фактов. Письмо опубликовал Лилиенблюм{294}294
  Лилиенблюм, Моше-Лейб (1843–1910) – писатель, публицист, деятель Гаскалы и сторонник палестинофильства. Учился в йешивах в Кейданах и в Вилькомире. В 1865 г. основал собственную йешиву в Вилькомире. С 1869 г. – в Одессе, печатался в изданиях на идише и на иврите. В 1870-е гг. – один из самых популярных еврейских публицистов России. В 1880-е гг. – активист палестинофильского движения «Ховевей Циан».


[Закрыть] в статье «Они трубят о хищном звере». Элиэзеру Фрисману поручили собрать информацию о деятельности «Черного бюро» – в особенности сведения, исходившие от меня, – и передать их учителю Ицхаку Аниксту, который согласился опубликовать в журнале «ха-Мелиц» ряд статей на эту тему. Я тем временем продолжал поддерживать дружеские отношения с Яаковом Липшицем. По его просьбе я приходил к нему раз-два в неделю, обычно в пятницу после полудня или в один из других вечеров, переписывал письма и, между прочим, редактировал их стиль. Письма рассылались раввинам и религиозным общественным деятелям – как тем, кто симпатизировал сионизму, так и идейным противникам сионизма. Первых предостерегали от того, чтобы помогать движению, «основная цель которого – отвращать юношество от святой Торы и оскорблять нашу священную религию и обычаи». Последних одобряли, ибо они «нашли в себе мужество начать священную войну» с «разрушителями нашей религии», с «собранием нечестивых, все замыслы которых во вред, а не во благо». Эти письма были разосланы очень многим раввинам во все концы России – как в ближние (Кошедары, Тауроген), так и в дальние (Полтава, Кременчуг, Прилуки, Кишинев, Николаев, Черкассы, Гомель и многие другие). Я запоминал содержание писем и имена адресатов, а на следующий день тому же самому раввину посылалось письмо совершенно иного содержания – приветствие тем, кто симпатизирует сионизму, честь и хвала им за смелость и мужество, призыв не уступать угрозам известных мракобесов, разжигающих вражду. И наоборот, ненавистники Сиона получали упреки и обвинения за свои слова и действия.

Так продолжалось до тех пор, пока в «ха-Мелице» не начали выходить статьи Ицхака Аникста. Я чувствовал, что мне пора перестать приходить к Яакову Липшицу. Его сын Нета, здоровенный, весьма далекий от какого бы то ни было знания Торы, отъявленный драчун, как-то уж особенно пристально на меня смотрел и не упускал из виду ни одной моей беседы с его отцом. Я сказал своим друзьям, что опасаюсь, как бы этот Нета не переломал мне кости… С другой стороны, нельзя было допустить, чтобы эти волнения отразились на учебе в йешиве и помешали моей усердности и усидчивости. Я так исхудал, что и надзиратель, и глава йешивы, и даже Яаков Липшиц заметили это. В одну из пятниц я сказал Липшицу, что болен и некоторое время не смогу бывать у него регулярно, однако обязательно приду на помощь, если вдруг в этом появится особая необходимость. Он и Нета поблагодарили меня и пожелали скорейшего выздоровления. В «Памятной книге», которую я вел в то время, в последние дни ава 5659 (1899) года я записал несколько рифмованных строк, в которых хотел выразить свое постоянное беспокойство, из-за которого, как я чувствовал, у меня может открыться внутреннее кровотечение, ибо:

 
Пришли ко мне дни,
Трудные и печальные.
Они взбудоражили сердце
Огромной печалью и болью.
 

И это не было пустой аллегорией. Через несколько недель я тяжело заболел: вначале – дизентерией, а потом у меня начались легочные кровотечения. Я стал сильно кашлять, харкая при этом кровью. В это же время умер один из учеников йешивы, и начальство очень забеспокоилось и о моем здоровье. Меня навестил надзиратель и передал мне благословение на следующий год. Вечером накануне Йом Кипура{295}295
  Йом Кипур (ивр. «День искупления») – празднуется осенью, десятого числа месяца тишрей С сентябрь-октябрь). Один из важнейших еврейских праздников, день, когда можно изменить приговор, вынесенный человеку Всевышним в Новолетие, извиниться перед людьми и вымолить прощение грехов против Бога. Особенностью Йом Кипура являются «шесть аскез» – воздержание от еды и питья, мытья, супружеских отношений, использования косметики и ношения кожаной обуви, а также строгий запрет заниматься какой-либо работой. Молитва в Йом Кипур продолжается весь вечер и весь последующий день до наступления темноты; к четырем праздничным молитвам добавляется пятая – неила. На исходе Йом Кипура трубят в шофар.


[Закрыть] он пришел ко мне во второй раз и от имени главы йешивы сообщил, что мне запрещено поститься, однако нужно есть меньше того количества, за которое полагается карет («истребление»), и даже принес мне сморщенный финик, обозначавший количество допустимой пищи. Друзья ухаживали за мной с такой любовью, вниманием и заботой, что врач, который приходил ко мне чуть ли не каждый день, как-то сказал им: «Жаль, что вы так же не ухаживали за тем своим приятелем – вы бы спасли и его жизнь…»

Однако по правде говоря, у тех частых визитов и того огромного внимания, которых я удостаивался, была и другая причина. В том же доме, во второй квартире, жила семья, и одна из дочерей, по имени Аснат, была необычайно красива. Так что посещение больного стало предлогом для ее многочисленных ухажеров, среди которых были и мои приятели. С одним из них я встречался в Берлине и в Копенгагене, в Петрограде и Тель-Авиве. И каждый раз я с трудом удерживался, чтобы не спросить его: «Как поживает Аснат? Где она?»

Начальство йешивы известило о моей болезни дядю, и в будний день праздника Суккот я получил деньги – 10 рублей – огромная сумма! – на дорожные расходы и письмо, в котором дядя тревожился о моем здоровье. В среду, в начале месяца хешван 5660 (1899) года, я вернулся домой – бледный, слабый и напуганный «заботливыми» врачами, которые предостерегали и успокаивали, успокаивали и предостерегали… Дядя первое время не говорил и даже не упоминал об организации «Черное бюро» и публикации ее планов, хотя эта история принесла ему большой вред. В то время хасиды Хабада прилагали все усилия, чтобы возобновить деятельность хабадского столичного раввината, которая, по сути, прекратилась после смерти хасидского раввина р. Йекутиэля-Залмана Ланде{296}296
  Ланде, Йекутиэль-Залман (1821–1894) – раввин. Родился в Вильно, затем был главой йешивы и раввином в г. Витебск. Там сблизился с движением Хабад. С 1878 по 1894 гг. был раввином Хабада в Петербурге.


[Закрыть] (в 1894 году). Дядя был представлен к этой должности, но публикация его имени в качестве участника организации «Черное бюро», по словам многих, провалила дальнейшие планы. В городе об этом стало известно от гостей, приходивших в нашу семью, которые, ничего не скрывая, отзывались обо мне крайне неодобрительно. Узнали об этом и другие. Мне пришлось в этом убедиться во время посещения в конце той же зимы виленского рава Хаима-Озера Гродзенского, а спустя два с половиной года – во время пребывания у любавичских хасидов.

Мой приятель Элиэзер Фрисман, с которым я переписывался еще нескольких лет, тщательно оберегал мою тайну. Я удостоверился в этом в 20-х годах, когда в Израиль приехал Ицхак Аникст. Он посетил бейт-мидраш для преподавателей иврита, в администрации которого я состоял. Я спросил у него, где он черпал информацию о деятельности «Черного бюро», о которой опубликовал серию статей в журнале «ха-Мелиц».

Ничего конкретного он припомнить не смог. Он знал лишь, что какие-то трое юношей из йешивы услышали о происходящем, а среди них был некий юнец, весьма прилежный, и ревностный сионист, приходившийся родственником одному из активистов «Черного бюро» и работавший секретарем у Яакова Липшица. Однако никто не знал его лично, и, наверное, это был не более чем собирательный образ…

Благодаря Элиэзеру Фрисману я погрузился в деятельность сионистского движения. Перед началом Третьего сионистского конгресса{297}297
  Третий сионистский конгресс – заседал в Базеле в августе 1899 г. Президент конгресса – Теодор Герцль. На конгрессе обсуждались вопросы развития еврейских колоний и культурной работы в Эрец-Исраэль, деятельность только что открывшегося Еврейского колониального банка. Т. Герцль сообщил депутатам о своей встрече с немецким императором Вильгельмом II в Эрец-Исраэль в 1898 г.


[Закрыть] мы передали сионистскому комитету Ковны список наших предложений, включая назначение на конгрессе комиссии по политическим делам, перед которой д-р Герцль должен будет детально отчитаться о каждом своем шаге.

Глава 10. На распутье

В течение целого месяца я был в буквальном смысле слова болен – и физически, и духовно. Это был первый из трех месяцев тяжелых внутренних конфликтов, терзаний, колебаний и бессонниц.

В первые дни болезни я находился целиком под влиянием врачей, со слов которых выходило, что особенно заботиться о будущем и не стоит… Во мне еще не ослабло впечатление от смерти одного из учеников йешивы, который жил в моем районе. А также от смерти Файерберга{298}298
  Файерберг, Зеев-Мордехай (1874–1899) – писатель. Писал на иврите. Родоначальник жанра исповедальной лирической повести в ивритской литературе. Печатался в журнале «ха-Шилоах». Наиболее известное произведение Файерберга– повесть «Куда?» («Леан?», ивр.), впервые напечатанная в 1900 г., уже после его смерти.


[Закрыть]– я как раз прочел в то время в журнале «ха-Шилоах» его рассказ «Куда?» – и там же некролог, где рассказывалось о кончине автора в результате болезни. Я не мог забыть и рассказ Эзры Гольдина{299}299
  Гольдин, Эзра (1868–1915) – писатель, автор ряда художественных произведений на иврите. В 1900-е гг. занимался главным образом коммерцией.


[Закрыть] «К месту пребывания Торы», герой которого, усердный учащийся йешивы, заболел и вернулся домой… А еще я почти наизусть знал стихотворение Бялика{300}300
  Бялик, Хаим-Нахман (1873–1934) – поэт, писатель, публицист, классик новой ивритской поэзии. В конце XIX – нач. XX вв. преподавал в еврейских школах Одессы, редактировал журнал «ха-Шилоах». Руководил издательством «Мория». В 1921 г. эмигрировал в Германию, а затем в Эрец-Исраэль.


[Закрыть] «Усердный» и все время перечитывал строки:

 
И узнал юноша, что он забыт,
Что душа его опустошена, забыта и брошена!
И почувствовал, что ослаб, что иссякли силы,
И голос его слышался как будто из души усталой,
Которая вот-вот умрет.
Голос сердца, скошенного, как трава, больного сердца,
Полного горечи и изливающего печаль.
 

Друзья навещали меня дома. Первые дни я почти все время молчал, с трудом выговаривая по нескольку слов. Большую часть времени лежал, повернувшись лицом к стене. Я попросил друзей принести мне «Арфу дщери Сиона»{301}301
  «Арфа дщери Сиона» – стихотворение на иврите еврейского поэта Михи-ЙосефаЛебензона (Михаль, 1828–1852).


[Закрыть] Михаля, а также полное собрание сочинений Мордехая-Цви Мане{302}302
  Мане, Мордехай-Цви (1859–1886) – писатель, публицист, художник. В 1880 г. был принят в Петербургскую Академию художеств, где проучился до 1884 г. С 1884 г. – в Варшаве. Публиковал стихи на иврите в альманахах «ха-Асиф» и «Кнессет Исраэль». Сторонник палестинофильства. Умер от туберкулеза, посмертное собрание сочинений Мане в двух томах вышло в варшавском издательстве «Тушия» (1897).


[Закрыть], опубликованное издательством «Тушия». Все это я читал с какой-то мрачной одержимостью. Некоторые стихи перечитывал по нескольку раз, преисполняясь при этом огромной жалостью… не иначе как к собственной персоне!

 
Удрученный сижу я в доме своем, больной и в беде,
Мой удел – погибель, мой дух омрачен,
Ох, во цвете лет мое сердце стало мне могилой,
А в нем скорбь души моей пылает как огонь!
 

Я вновь и вновь перечитывал стихи Мане. Особенно мне был близок отрывок:

 
Страдал я и трудился, не знал покоя ни на миг,
А что мне стало наградой?
Лишь боль сердечная да худоба в костях,
И слабость в членах, о, печаль дней моих!
 

Стихотворения Мане «Печальные размышления», «Печален я», «К скорби», «Тень образа моего» я перечитывал вновь и вновь, заучивая наизусть. Я был «преисполнен скорби» о самом себе…

Домашних сильно беспокоило мое состояние. Позвали врача, который с точки зрения родственников был наиболее сведущ. Это был русский военный врач, которому однажды уже удалось вылечить от тяжелой болезни дядюшку Кальмана. Врач устроил мне тщательный осмотр и постановил, что кровотечение из горла не было вызвано каким-либо серьезным недугом, как полагал врач в Ковне, и никакая опасность моей жизни не угрожает, хотя я действительно слаб и нуждаюсь в особом уходе. Правда, он меня предостерег от чрезмерно усердной учебы в йешиве и велел, чтобы я не прижимался слишком сильно к столу во время занятий (так ему, гаю, объяснили причину стеснения у меня в груди). Однако он еще раз подтвердил, что я крепкий юноша и не стоит бояться за мое здоровье. Он заверил семью, что, когда придет мое время для призыва в армию, он как военный врач порекомендует меня, потому что у меня есть все данные, чтобы стать хорошим солдатом. Отец очень волновался о моем здоровье и самочувствии (беспокойство вообще было ему свойственно) и решил обсудить это со мной («Тоска на сердце человека подавляет его» (Притчи 12:25)). В середине нашей беседы он намекнул, что ему не дают покоя те обвинения, которые я выдвинул против «Черного бюро», моего дяди и его друзей. Отец считал, что именно эти мои действия стали причиной болезни. «Ищите добра, а не зла, чтобы вам остаться в живых» (Амос 5:14), – невозможно жить, видя или желая видеть плохое. Человек замечает в мире то, что хочет замечать. Он находит то, что хочет найти и ищет. Основания добра и зла перемешаны в мире. Источник зла один – это сатана, «дурное побуждение и ангел смерти». Во зле содержится источник всякой болезни. «Ты замечал дурные стороны в людях и тем самым навлек на себя зло – в иной форме».

Я был очень одинок. Мой старший брат находился в Брест-Литовске. По его письмам я понимал, что он увлечен идеями Просвещения и очень далек от меня. Наши интересы сильно разошлись к тому времени. И конечно, нисколько не волновала его мысль о том дне, когда я закончу изучение всех шести частей Талмуда. В желании завершить их он видел лишь гордыню и высокомерие и считал это мое занятие совершенно несерьезным. Он даже читал мне мораль, предостерегая на предмет «правил о смешении», к которым я был весьма склонен, и утверждал, что я «смешиваю стихотворные строки с листами Гемары», «считаю слоги в каждой строке, чтобы придать словам вес», и «при помощи большого количества листов Талмуда удерживаю башни хаоса». Он считал, что я существую лишь своими фантазиями и воображением, выдумками «изменчивого юноши». Мой брат Нахум-Элияху, младше меня на два года и два месяца и весьма талантливый, покинул йешиву в Конотопе, ушел из дома дяди, младшего брата отца, и объявил, что жизнь в йешиве и вообще «вся эта учеба» ему уже поперек горла стоит. Он хочет, подобно сыновьям дяди, у которого живет, работать и преуспевать. Дядя Исраэль-Давид, простой человек, один из лучших евреев, которых я знал, не согласился содействовать ему в уходе из йешивы, потому что тогда оборвется «семейная преемственность изучения Торы, которая, казалось, вновь возобновилась» в семействе Динабург… Тогда брат переехал в Гадяч и начал работать в магазине у дяди Лейба, старшего брата отца. Так что и он был далек от меня в это время. Моих друзей детства тоже не было со мной. Правда, распространившиеся благодаря семейству моего дяди-раввина шокирующие слухи о том, что я содействовал провалу плана борьбы с сионизмом, привели ко мне нескольких новых друзей и знакомых. Впоследствии в сионистскую организацию нашего города пришло особое письмо от сионистского комитета Ковны, в котором сообщалось о моем активном участии в движении и даже о «важности» моей миссии.

Но и новые друзья были далеки от меня. Им был совершенно непонятен тот образ жизни, который я вел до этого времени. За малым исключением, все они учились в русских школах и не знали иврита. Те же немногие, кто знал иврит, были приверженцами «ха-Шилоах» и почитателями Ахад ха-Ама. Я, правда, уже тоже начал зачитываться Ахад ха-Амом, однако критика политического сионизма вызывала во мне резкий протест. Мне помнится, как мы с друзьями прочитали в Ковне его первую статью из серии «Вопросы дня» («Государство евреев и еврейская проблема»){303}303
  «Вопросы дня» – серия статей Ахад ха-Ама в журнале «ха-Шилоах».


[Закрыть]. На некоторых из нас статья произвела сильное впечатление, и я их сильно разозлил своим непримиримым отношением к занятой автором позиции. Я указал на то, что все приведенные Ахад ха-Амом аргументы напоминают мне историю о Гершеле Острополере{304}304
  Гершеле Острополер (вторая половина XVIII в.) – полулегендарный шут, герой еврейского фольклора. По преданию, был шойхетом в местечке Острополь, откуда был изгнан, после чего стал шутом при дворе цадика Баруха бен Йехиэля из Меджибожа, внука Бешта. Балагур и острослов, Острополер не только развлекал цадика своими веселыми анекдотами, стараясь избавить его от меланхолии, но порой и порицал за несдержанность характера и приступы гнева. По преданию, за одну из своих острот в адрес цадика Острополер был сброшен с лестницы и вскоре умер, по-видимому, от ушибов. Острополеру посвящены многочисленные произведения еврейской литературы.


[Закрыть], который не мог спать на пуховых подушках по следующей причине: даже одно перо в постели колет и не дает уснуть в течение всей ночи – так как же он будет спать на подушках, наполненных тысячами перьев?! И только Элиэзер Фрисман одобрил мои слова и даже опубликовал для сионистов Ковны мое «опровержение» слов Ахад ха-Ама, который, лишь основываясь на опыте «Ховевей Цион», пытался доказать, что «создание еврейского государства не решит еврейских проблем». В то же время меня привлекали другие стороны концепции Ахад ха-Ама, поэтому я вновь и вновь возвращался к чтению его статей. Однако и они порой вызывали во мне сильное негодование. Я был глубоко верующим евреем и всегда с особым рвением молился. Люди, которые отрицали реальность существования Всевышнего, казались мне просто потерявшими рассудок, ничтожными и вызывающими к себе великую жалость. Я верил, что «Тора была написана на небесах», и пытался доказать своим друзьям ее неопровержимость, основываясь на предисловии Рамбама к «Путеводителю растерянных»{305}305
  «Путеводитель растерянных» (ивр. «Море невухим») Рамбама (акроним р. Моше бен Маймон, иначе Маймонид, 1135–1204) – главное философское сочинение крупнейшего еврейского мыслителя, завершено в 1190 г. Опираясь, прежде всего, на произведения Аристотеля, Рамбам рассматривает целый ряд вопросов, важных для просвещенного религиозного еврея, главным из которых является проблема взаимоотношений между философией и религией. Труд Рамбама оказал огромное влияние на последующее развитие средневековой еврейской философии и на формирование еврейской мысли нового времени. Подробнее см. Моше бен Маймон (Маймонид). Путеводитель растерянных. М. – Иерусалим, 2003.


[Закрыть] и объяснениях Нахума из Млат, слова которого казались мне наиболее ясными и убедительными. Увлечение Гаскалой не только не умалило моей любви к Торе, а, наоборот, лишь содействовало ее укреплению. Терзаясь внутренними противоречиями, я в то же время пытался отгонять от себя все возникавшие сомнения и вопросы и еще больше времени посвящал изучению Талмуда. Моим литературным кумиром в то время был Зеев Явец{306}306
  Явец, Зеев-Вольф (1847–1924) – писатель, публицист, историк, общественный деятель. С 1888–1898 гг. – в Эрец-Исраэль, раввин Зихрон-Яакова. В 1898–1905 гг. – в Вильно, один из основателей партии «Мизрахи». В 1912–1915 гг. – в Бельгии, с 1915 г. постоянно проживал в Великобритании. Автор обширной книги по истории еврейского народа (в 13 тт., опубликована в Тель-Авиве в 1935–1937 гг.), хрестоматий и учебников иврита для школ, очерков по лингвистике и т. д.


[Закрыть]. Я не помню, каким образом мне достались его книги. Однако его «Повествования о былом для сынов Израилевых», книги для чтения «ха-Мория», «Роса детства», а также сборники «Земля Обетованная», «Гордость Земли Обетованной», «Плод Земли Обетованной», «Из Сиона», «Из Иерусалима» были проникнуты совсем иным восприятием вещей, которое меня поистине завораживало. Оно сильно отличалось от представлений моих новых друзей, которые ориентировались в основном на тексты из «Восхода». И этот другой дух лишь укреплял меня на моем пути – пути Торы! Учение ради учения. Еще в тот день, когда врач так ободрил меня своей уверенностью в моем здоровье, я составил себе план учебы на будущее: прежде всего следует продолжать прилежнейше изучать Талмуд. В общей сложности мне осталось – до праздника в честь окончания изучения Талмуда – пятьсот восемьдесят семь листов (подсчет прошлого года был неверен! Ой как неверен!). «Хулин» я уже немного выучил, а этот год еще и високосный – то, что я упустил в месяце тишрей, наверстаю во втором адаре. Так я принял обет:

 
Заря меня разбудит, полночь убаюкает,
Пока не выучу Талмуд и не поумнею в Торе!
 

И уже тогда я решил, что продолжу первый трактат раздела «Кодашим»{307}307
  «Кодашим» – раздел Мишны, рассматривающий законы жертвоприношений и храмовой службы, законы о пище.


[Закрыть], трактат «Зевахим»{308}308
  «Зевахим» («Жертвоприношения», ивр.) – трактат Вавилонского Талмуда, посвященный законам о различных видах жертвоприношений и законам о пище.


[Закрыть]! Буду выучивать по сорок страниц в месяц. Быстро! Параллельно буду учить и трактат «Хулин». Вместе с изречениями законоучителей: раздел «Йоре деа», «Бейт Йосеф» и «Шулхан арух» с комментариями. Не прекращу и изучение Рамбама. Книги «Незикин»{309}309
  «Сефер Незикин» Рамбама – книга комментариев к разделу «Незикин» Вавилонского Талмуда.


[Закрыть], «Киньян»{310}310
  «Киньян» – трактат, входящий в «Мишне Тора» Рамбама. Посвящен главным образом законам купли и продажи.


[Закрыть] и «Мишпатим» послужат мне основой для повторения большей части трактата «Незикин», а также я выучу «Хошен мишпат»{311}311
  «Хошен мишпат» («Наперсник суда») – раздел книги «Шулхан арух» Й. Каро. Содержит законы, регламентирующие еврейское судопроизводство, а также имущественные законы.


[Закрыть]. Таким образом, я составил подробный план, по которому к Хануке 1900 года, то есть через пятнадцать месяцев, закончу изучать все шесть частей Талмуда, а также смогу получить раввинское звание, и тогда… стану готовиться к экзамену на аттестат зрелости. А тем временем не стоит забрасывать русский язык, который за время учебы в йешиве, особенно в Литве, почти выветрился у меня из головы. Один из приятелей принес мне «Капитанскую дочку» Пушкина, чтобы, читая ее, я погружался в русский язык. Такая смесь – трактата «Зевахим» и «Капитанской дочки» – вызвала гнев отца. Он начал сомневаться, не сбился ли я с «верного пути».

Возражал он и против моих новых друзей, сторонников Гаскалы, во главе которых стоял Цви Рахлин, учитель русского языка, один из самых пламенных сионистов в городе – он часто приходил ко мне. Также отцу не нравилась моя дружба со студентом-медиком Харьковского университета Йосефом Эпштейном{312}312
  Эпштейн, Йосеф (1874–1916) – врач, сионистский деятель. Один из основателей ивритской гимназии в Вильно.


[Закрыть] (впоследствии он стал известен своей сионистской деятельностью в Сморгони и в Вильно, где открыл еврейскую гимназию, названную затем его именем).

Незадолго до нашего знакомства он женился на молодой дочери Фишеля Малкина, самого богатого еврейского торговца в нашем городе. Через некоторое время после свадьбы заболел с подозрением на чахотку; затем поправился и приехал к нам в город вместе с женой. Однажды Йосеф пригласил в гости нас с Цви Рахлиным. Уже много лет я не приходил в дом Малкина. Нас приняли с большой теплотой и любопытством, однако Эпштейн сразу повел меня в свою комнату, а Цви Рахлин остался общаться с хозяевами. За ту пару минут, пока он сидел в гостиной и разговаривал с тестем и тещей Эпштейна, я успел как следует разглядеть его: низкого роста, широкоплечий, смуглый, сдержан и скромен, говорит тихо, спокойно – его облик внушал доверие и симпатию. На столе лежал «Календарь Ахиасафа» на 5660 год (1899–1900), вышедший два месяца назад. Цви Рахлин показал на него и спросил меня: «Ты читал? А что тебе особенно понравилось?» Я ответил, что с интересом прочитал большую часть. Особенное впечатление на меня произвели Бернфельд, Бялик, Бердичевский{313}313
  Бердичевский, Миха-Йосеф (1865–1921) – писатель, философ. Писал на иврите, идише и на немецком языке. Родился на Украине, в 1890 г. эмигрировал в Германию, жил в Бреслау (ныне Вроцлав, Польша) и в Берлине. Один из самых известных представителей ивритской литературы конца XIX – начала XX вв.


[Закрыть], Файерберг, Клаузнер{314}314
  Клаузнер, Йосеф-Гдалия (1874–1958) – историк, публицист, литературовед, политический деятель, один из активных участников сионистского движения в России и Польше, редактор журнала «ха-Шилоах» (1903–1926). С 1919 г. – в Эрец-Исраэль, профессор Еврейского университета в Иерусалиме.


[Закрыть], Фришман{315}315
  Фришман, Давид (18597-1922) – переводчик, писатель. Писал на иврите и на идише. Работал в редакциях ряда газет и журналов, выходивших на этих языках. Автор рассказов, описывающих современную ему жизнь евреев, а также критических эссе, посвященных различным аспектам еврейской литературы.


[Закрыть] и Явец. Беседу стал направлять Эпштейн. Он хотел слышать мое мнение почти о каждой статье и произведении; он высказывал и свое отношение – коротко и энергично. Исподволь он все больше и больше выражал самого себя, свои склонности и воззрения. Особенно поразила его статья Клаузнера «Во имя Сиона» (обращение к еврейской молодежи) и призыв, содержащийся в ней, репатриироваться в Эрец-Исраэль. Йосеф сильно отличался от тех деятелей Просвещения, которых я видел раньше: человек, получивший широкое – и еврейское, и общее – образование, полностью погруженный в еврейскую и сионистскую литературу; старше меня лет на десять, но спорящий как приятель, на равных. Он напомнил о том, что мы родственники – наши матери были двоюродными сестрами, – пригласил меня заходить еще и пообещал, что тоже придет ко мне. Так мы быстро подружились, несмотря на большую разницу в возрасте. Одним из поводов к нашей дружбе был написанный мной большой «драматический стих» под названием «Трактат „Зевахим“». Несмотря на то что я написал его под влиянием бяликовской поэмы «ха-Матмид»{316}316
  «ха-Матмид» («Подвижник», ивр.) – стихотворение Хаима-Нахмана Бялика (1873–1934). Написано в 1895 г. под впечатлением от воложинской йешивы. В стихотворении автор создает образ учащегося йешивы, целиком погруженного в служение Богу.


[Закрыть], в нем очень верно отразились все мои переживания и внутренняя борьба последних месяцев. Я помню эпиграф стиха: