Текст книги "Сын Толстого: рассказ о жизни Льва Львовича Толстого"

Лето в Швеции, зима в России

Летом 1897 года молодые собираются съездить в Швецию. Сонмища гостей – званых и нет – делали невозможной нормальную семейную жизнь в Ясной Поляне. После зимы в России Дора мечтает снова увидеть родных, а Лев, в свою очередь, хочет ближе познакомиться со шведской жизнью и культурой. Шведская пресса сообщает, что граф с супругой прибыли и намереваются провести в Швеции примерно два с половиной месяца.

Лев читает шведскую литературу, во-первых, чтобы отшлифовать язык, а во-вторых, чтобы найти книгу для перевода. Его привлекает рассказ Fru Selma på Heby («Фру Сельма из Хебю») автора по имени Сигурд – под этим псевдонимом скрывается Альфред Хеденстьерна, популярный юморист. Выбор повести, возможно, неслучаен. Брак помещика Янне Даля и молодой красавицы Сельмы внешне кажется идеальным. Но самодовольный и занятый лишь собой Даль не замечает, как надрывается на работах по хозяйству усталая и ослабленная девятью родами жена. Когда становится очевидным, что Сельме необходимо лечение, он из соображений экономии отправляет ее на дешевый курорт, но уже спустя неделю требует, чтобы она вернулась, потому что скопилось много дел. В итоге Сельма преждевременно умирает.

Напоминает брак родителей? Повесть могла бы послужить укором и самому Льву. Перевод печатается в «Русских ведомостях», во вступительном комментарии говорится, что автор, популярнейший писатель Швеции, прославившийся во всем мире своим здоровым юмором, «живо, жизнерадостно и правдиво» рассказывает о будничной жизни.

Посещение Всеобщей художественно-промышленной выставки в Стокгольме еще более укрепляет для Льва позитивный образ Швеции. Чтобы сменить обстановку, они уезжают из Хальмбюбуды на курорт Ерегрунд, малую родину Вестерлунда. А в середине лета по настоянию тестя Лев отправляется по железной дороге в местечко Сторлиен вблизи границы с Норвегией. Вестерлунд открыл там отель, куда и сам часто выезжает летом с пациентами. Лев охотно следует предписаниям Вестерлунда: регулярное питание, долгие прогулки в горах. Один день программы занимает экскурсия в Тронхейм с посещением знаменитого Нидаросского собора. Но ему быстро надоедает курортная жизнь. Льва охватывает такая тоска по Доре, что, не отдохнув и недели, он уже едет обратно в имение тестя. Дора вне себя от радости, когда снова видит мужа. Так или иначе, это их первое расставание за два года. В Сторлиене Лев пробыл недолго, но это пошло ему на пользу. Он давно не чувствовал себя таким здоровым и сильным.

Жизнь в Хальмбюбуде течет безмятежно. Но в письмах к Софье Андреевне Лев признается, что скучает по России. Остаться в Швеции – не выход. Но вопрос, что будет с Дорой: сможет ли она остаться в России надолго и быть счастливой вдали от родных? Это проблема.

В августе Лев и Дора возвращаются в Ясную Поляну. «Приехали из Швеции Лёва и Дора, веселые и счастливые. Слава богу. И у нас веселей будет», – пишет в дневнике Софья Андреевна. Она сильно сочувствует Доре, девочке, попавшей в чужеродную среду и к тому же в не очень счастливую семью. С таким испытанием справится только по-настоящему сильный человек!

Еще одна зима во флигеле. Покупки распакованы, мебель переставлена, они стараются создать уют. Студент Уппсалы Вальдемар Ланглет, который той осенью приезжает в Ясную Поляну верхом после лета, проведенного у донских казаков, наслаждается отдыхом на «шведском островке в огромном русском море». Здесь он может говорить по-шведски не только с Дорой, но и со Львом.

В Туле они посещают выставку ремесел, пару раз наведываются в Москву, чтобы сходить в театр. Родители Льва часто приходят на ужин, иногда на вечерний чай. Ходить в гости к Доре и Льву в их чистый светлый дом всегда приятно. А в большом доме всюду бегают мыши. И то и дело хлопает одна из четырех мышеловок.

Между отцом и сыном снова возникают трения – похоже, неизбежные. Как-то за обедом Лев Николаевич, утомленный очередным хвалебным отзывом сына о Швеции, высказывается о европейской культуре в уничижительном тоне: «Греки морально испорчены. Так же, как и шведы». Определяющим становится отношение к человеческому телу: «Голые тела – гадость. Так было с тех пор, как мир существует. И Ноя недаром закрыли. Стыд».

Лев не удерживается от возражения. Возможно, страх перед обнаженностью – это всего лишь культивированная привычка или ее отсутствие? Иное, менее закрепощенное восприятие тела, возможно, породило бы более чистые отношения между мужчиной и женщиной? В это Толстой не верит: «Какое чистое? Что такое? Жопа всегда будет жопа и голые старики…»

Но Лев не сдается. К чему называть европейскую культуру испорченной? Жизнь должна быть радостной, и разве не культура дарит людям радость? И к чему критиковать именно шведов? Онанизм со всей очевидностью более распространен не в Швеции, а в России!

Понимая, что снова слишком далеко зашел в свой злости, Толстой пишет в дневнике:

Вчера был раздраженный разговор с Лёвой. Я много сказал ему неприятного, он больше молчал, под конец и мне стало совестно и жалко его, и я полюбил его. В нем много хорошего. Я забываю, как он молод.

Лев, в свою очередь, жалуется матери в Москву:

Но удивительно, как он до сих пор нетерпим, недобр и несправедлив. И непременно, во что бы то ни стало нужно ему, чтобы люди смотрели на вещи именно так, как смотрит и хочет этого он. Я говорил спокойно, а он до того горячился, что просто страшно было смотреть на него.

В декабре и Толстой перебирается в Москву, где признается сыну Андрею, что жизнь в Ясной Поляне бок о бок со Львом была мучительной. Кроме того, он подшучивает по поводу литературных опытов сына. Андрей, не подумав, передает его слова Льву, в результате Дора плачет ночь напролет, считая себя виноватой в том, что отец и сын не могут найти общий язык. «Как ты мог? – в отчаянии спрашивает отца Лев в письме. – Ты же самый важный для меня человек!»

Но со временем покой восстанавливается. В январе 1898 года все еще из Москвы Толстой пишет в более мягком тоне:

Я очень часто с любовью думаю про вас, милые Дора и Лёва, и хочется вам сказать это. Как здоровье Доры и вашего будущего семейства, и как ваша жизнь идет? Твои занятия? Вероятно, хорошо.

В феврале празднуют именины обоих Львов, несмотря на то что Толстой к этому демонстративно равнодушен. Софья Андреевна дарит сыну красивое английское седло. А на день рождения в мае во флигеле, украшенном цветами, устаивается праздничный ужин. Софья Андреевна не нарадуется счастью и гармоничным отношениям молодой пары. Дора всегда и ко всем добра. «Она – прекрасная женщина, уравновешенная и культурная», – пишет Софья Андреевна в дневнике. Лев и Дора занимаются покраской дома, огородом и садом и готовятся к рождению первенца.

Еще один Лев Толстой

Это было счастливое время. После случившегося в Норвегии выкидыша Лев и Дора мечтают о ребенке. София Андреевна переживает за невестку:

Дора беременна. Она очень нежна, внимательна и добра с Львом Николаевичем и со мной; и так жалка и трогательна своей беременностью и тошнотой.

Третьего июня газета Kalmar сообщает:

Д-р Э. Вестерлунд из Энчёпинга временно прекращает прием пациентов, так как доктор В. отбывает в Россию, дабы нанести визит графу и графине Толстым в их имении Ясная Поляна недалеко от Москвы.

Причина визита – предстоящие роды дочери.

На железнодорожной станции в Туле гостей, прибывших издалека, встречает Лев. У Нины Вестерлунд округляются глаза при виде возвращающихся с ярмарки пьяных русских крестьян. Лев вспоминает:

«Кто это такие?» – в ужасе спросила меня докторша. «Дикари!» – полушутя ответил я ей по-шведски.

Ребенок появился на свет 8 июня (по русскому календарю). Софья Андреевна свидетельствует:

Как она, бедная, страдала, как умоляла отца о чем-то, горловым, молодым голосом, громко болтая по-шведски. Лёва был очень с ней нежен, бодрил ее, а она так хорошо, любовно к нему относилась, прижималась, как будто прося разделить ее страдания. И он разделял, и так нормально, хорошо родился этот маленький Лев.

Во время крещения Дора волнуется и нервничает, а ее родители явно удивлены странным русским ритуалом. Лев решает назвать мальчика в честь отца – Львом. «Лев на бис», – шутит Толстой.

Вестерлунды проводят в Ясной Поляне пять недель, по воскресеньям обедают в главной усадьбе, гуляют с Софьей Андреевной. Дедушке Эрнсту есть о чем задуматься: огромные незаселенные территории, неухоженные леса. И крестьяне – почему они не сажают фруктовые деревья? По окрестностям распространяется слух, что в Ясной Поляне живет шведский доктор, и у флигеля каждое утро собирается толпа нуждающихся в помощи. Устроив приемную в комнате, которую выделили им с Ниной, Вестерлунд безотказно принимает пациентов. Плату за лечение не берет.

Вестерлунду Толстой кажется мистиком со своеобразными взглядами. Долгие дискуссии с ним невозможны по языковым причинам, в основном они обмениваются короткими фразами на немецком. Толстой должен испытывать благодарность за то, что доктор излечил его сына, но, несмотря на это, у него преобладают негативные чувства. Он считает, что швед – «мужик немецкий, и буржуазен, и туп, и отстал на 30 лет в медицине». А его супруга Нина, напротив, вызывает у Толстого безраздельную симпатию. И сама Нина легко осваивается в Ясной Поляне, о чем можно узнать из ее письма к подруге:

Как прекрасно и радостно находиться рядом с близкими и видеть чрезвычайную красоту и покой, которыми они окружены.

Причину отцовского недружелюбия Лев видит в чрезмерной фамильярности Вестерлунда, который мог запросто похлопать Толстого по плечу и раздавал медицинские советы кстати и некстати. Но Толстой, давно страдающий от проблем с желудком и кишечником, действительно нуждался во врачебной помощи. Во время пребывания шведов у него случился сильнейший приступ, заставивший его испугаться за собственную жизнь. Вестерлунд рекомендует ему включить в рацион яйца. Убеждать в этом вегетарианца Толстого приходится три дня, после чего он против воли, но начинает есть по одному яйцу в день.

После отъезда шведов Толстой с облегчением выдыхает. Наконец-то уехали Лёвины «очень грубые и некультурные, но добродушнейшие beaux parents», записывает он в дневник. Но диетологические предписания Вестерлунда продолжает выполнять. А через полтора года просит Льва передавать привет тестю и теще: «Здоровье мое лучше, но еще далеко не хорошо. Исполняю совет Вестерлунда, – ем яйца».

Иначе относится к гостям из Энчёпинга Софья Андреевна. Заметив, как сильно Дора привязана к своим «милым, спокойным, уравновешенным шведам», Софья Андреевна успевает, несмотря на хозяйственные хлопоты, побеспокоиться о том, чтобы гости были довольны. В докторе она видит качества, который отказывается признавать Толстой – доброту, неэгоистичность, постоянную готовность помочь нуждающимся и преданную заботу о жене и дочери.

На прощанье Вестерлунд доверительно говорит Софье Андреевне, что той не следует так баловать супруга. А еще он приглашает чету новых русских родственников в Норвегию, где живет его старшая дочь. И Софья Андреевна, никогда не выезжавшая за пределы России, начинает мечтать о горах и фьордах.

«Дора с младенцем Львом очень трогательны и милы», – пишет Софья Андреевна в дневнике. Дора кормит ребенка сама, что естественно в представлениях Толстого, но редкость в русских дворянских семьях. Для мальчика нанимают Сашку (Александру), няню из Ярославля. Помимо сочинительства, Лев много времени уделяет хозяйству (и не без успеха, вынужден признать Толстой). Иногда отец с сыном садятся за пианино и играют в четыре руки Бетховена и симфонии Шуберта. Шахматы или лаун-теннис тоже могут объединить их на какое-то время. Но у Льва случаются мучительные для окружающих периоды неуравновешенности и мрачного настроения. Софья Андреевна беспокоится о любимом сыне:

Я хотела бы для него больше спокойствия, жизнерадостности, меньше самоуверенности и душевной суеты.

Рождество 1898 года Дора и Лев отмечают у себя во флигеле по шведскому образцу. В сочельник к ним заглядывает Софья Андреевна: «Ходила в „тот дом“ к Доре и Лёве и наслаждалась маленьким, симпатичным шестимесячным внуком – Лёвушкой». Дора устраивает роскошнейший рождественский стол, с елкой и, судя по всему, шведским Дедом Морозом (томте) с подарками. Софья Андреевна, несомненно, благодарна:

Бедная Дора устала, но ей, девятнадцатилетней, почти девочке, необходим праздник, и было все удачно и весело. Маленький внук Лёвушка пугался и удивлялся. Славный, симпатичный ребеночек.

«Прелюдия Шопена»

Время в Ясной Поляне для Льва было продуктивным. Итогом становятся два сборника рассказов – для детей и для взрослых, а кроме того, повесть «Яша Полянов», во многом представляющая собой описание детства самого Льва, и рассказ «Прелюдия Шопена», который привлекает внимание не только в России, но и во всей Европе. У Льва есть все основания думать, что как писатель он набирает силу.

Рассказы «Для детей» призывают к состраданию и добрым поступкам. Речь идет о сочувствии к волчонку в клетке или о внезапном понимании тяжелой жизни бедных детей. В показательном тексте из сборника «Рассказы из времен студенчества» даются портреты двух студентов-юристов: первый – прилежный, добропорядочный, но необщительный зубрила, второй – беспечный и легкомысленный кутила без моральных устоев. Последний ведет себя на экзамене самонадеянно и нахально, после чего весь вечер веселится в обществе распутной женщины, в то время как образец нравственности бросается под поезд в отчаянии из-за того же проваленного экзамена и отсутствия перспектив в будущем. И это все, чем его вознаградили за усердие и незыблемую мораль?

«Яша Полянов» становится вершиной ранних литературных опытов Льва. Написанная в счастливый 1897 год повесть выходит в 1898-м в журнале «Родник», а еще через год – отдельной книгой. Повесть могла бы встать в ряд классических русских произведений о детстве, но Лев, к несчастью, использует подзаголовок «Воспоминания для детей из детства», хотя книгу в первую очередь могли оценить не дети, а взрослые читатели.

Лев не скрывает, что текст автобиографичен. В Ясную Поляну уводит уже само название, оно же имя главного героя. То, что центральный персонаж назван иначе, дает Льву творческую свободу, однако в трех братьях и двух сестрах Яши мы несомненно узнаем Сергея, Илью, Андрея, Татьяну и Марию.

Хронологически читатель проживает с семилетним мальчиком год – с осени до осени. Портреты родственников, близких и друзей, картины быта с цветами и запахами чередуются с драматичными, по представлению ребенка, эпизодами. Собственно сюжет обрамлен двумя переездами из одной комнаты в другую, эти перемещения Яша (и Лев) воспринимает как переломные. Сначала он перебирается из комнаты, которую делил с няней и младшей сестрой, в комнату для него и гувернантки Эмилии. Это шаг в неизвестность из привычной и надежной среды. Через год гувернантка вынуждена уехать, и Яшу переселяют к старшим братьям и их домашнему учителю-французу. Из детства, женского окружения, исполненного нежности и любви, Яша попадает в мужской мир, воспринимая это как наказание, повод для отчаяния и страха.

Здесь, собственно, и скрыт посыл книги, откровенно излагаемый рассказчиком на последних страницах. Ребенок должен как можно дольше находиться под присмотром няни и матери. Это самая эффективная защита от зла, грубости и «грязи». Мать Яши все чувствует, понимает и всегда готова встать на сторону сына, в то время как отец, преимущественно невидимый, иногда из чувства долга о чем-нибудь спрашивает мальчика, хотя сам ответ его на самом деле не интересует.

Льву-писателю приходится смириться с тем, что и критики, и читатели сравнивают все, что он пишет, с работами отца. Девиз «Яши Полянова» заимствован из «Детства» Толстого, поэтому в данном случае сравнение в высшей степени оправданно. Похожа и повествовательная техника. И отец, и сын используют рассказчика, который на раннем жизненном этапе оглядывается в прошлое. Оба героя способны к самоанализу, оба добры, чисты и невинны. Толстой исследовал то, как под давлением среды исчезает настоящее и лучшее, и Лев движется в том же направлении, когда в конце произведения предупреждает о негативном мужском влиянии на ребенка.

Яша чувствительный мальчик, способный испытывать глубокое горе, сочувствие, любовь. Он всем желает добра, видит в других хорошее, мечтает о том, чтобы все жили в гармонии друг с другом. Ссоры между родителями тревожат его и вызывают страстное желание их примирить: «Господи, сделай, чтобы они помирились, чтобы никогда они не ссорились, и вообще, чтобы все люди на свете были добрые и хорошие и счастливые».

Алексею Суворину, главному редактору «Нового времени», Лев охотно признается, что стремился «с любовью» передать воспоминания о собственном детстве. Разумеется, здесь есть общее с «Детством» отца, как же иначе? Избежать влияния было невозможно. Судя по всему, Лев нашел свой жанр:

Детская литература занимает меня. Эта литература лучшей, самой чуткой и вместе с тем благодарной публики в наше время.

«Прелюдия Шопена», наиболее обсуждаемое произведение Льва, выходит в нескольких номерах «Нового времени» в начале лета 1898 года. Разумеется, вопросы пола и половой морали на тот момент крайне актуальны, однако непритязательный по сути рассказ становится в некотором роде сенсацией благодаря прежде всего близости к «Крейцеровой сонате» (о чем говорит уже само название) и тому будоражащему воображение факту, что сын дерзнул вступить в публичную полемику со своим великим отцом.

Главный герой – двадцатилетний Крюков, один из встречающихся у младшего Толстого достойных студентов с моральными принципами. Он держится на расстоянии от всего, что связано с женщинами, вином и азартными играми. Среди однокурсников он чужой, их «удовольствия» вызывают у него лишь отвращение. Он влюблен в княгиню Соню Борецкую, но ее мать считает, что бедный безродный студент не может стать достойным кандидатом в мужья.

Посетив только что женившегося друга Комкова, Крюков узнает, как можно решить проблемы всех молодых мужчин, – с помощью раннего брака. Неженатый мужчина подобен «беспокойному псу», ему ничего не удается сделать или он ведет себя, как «распутная обезьяна». Ранний же брак дарит покой и освобождает энергию. И Комков с азартом набрасывается на тех, кто считает идеалом полное целомудрие. Не называя имени Толстого, юный муж критикует «Крейцерову сонату»: эта книга основана на откровенной лжи и недостижимых идеалах, она вводит в заблуждение молодых людей! «Чистый, честный брак» целиком в духе Христа всегда предпочтительнее «холодного, мертвенного безбрачия».

Комкову доводилось бывать за границей (здесь на сцену выходят собственные впечатления Льва о Швеции), и именно западный мир спас его от «туманной русской мысли» и показал, как жить. Нужно действовать, а не философствовать. Русские мечтают о равноправии и братстве, но выбирают методы, которые ведут исключительно к поражению. Они стремятся к совершенству, уничтожая жизнь.

Половое общение – это не грех, утверждается в «Прелюдии Шопена». Это естественная часть семейной жизни. Кроме того, ранняя женитьба предотвращает внебрачные связи. Женщины должны требовать от мужчин такой же чистоты, какая требуется от них. Комков намерен переформулировать клятву, сместив акцент на верность и святость уз: «Я беру тебя в жены и обещаю никогда ни с одной женщиной, кроме тебя, не жить. Я обещаю заботиться о тебе и твоих будущих детях и требую тех же обещаний от тебя по отношению ко мне».

Крюков возвращается домой, все еще скептически настроенный к тому, что услышал от друга. Может, лучше всего забыть Сонечку? Но внезапно он чувствует, что его влечет к девушке из домашней прислуги, когда та начинает открыто ему навязываться; сила «звериного инстинкта» его пугает. Может быть, брак и вправду спасение? Технически сложная прелюдия Шопена си-бемоль минор (Op. 28, № 16), которую Крюков играет без нот, укрепляет его в этом решении. Полемика есть и здесь. Если у Толстого музыка ведет к моральному разложению, то для Льва она служит дающим силу этическим ресурсом. Решение принято. На следующий день Крюков пишет Сонечке, сватается и обещает бросить университет, пойти работать, возможно служащим, чтобы обеспечивать семью.

Если три первые новеллы «сексуального цикла» о борьбе молодых мужчин с сексуальным влечением рассказывают об этом в духе Толстого, то «Прелюдия Шопена» предлагает свое решение проблемы. В 1890 году Лев высоко ценил нравственный посыл «Крейцеровой сонаты», но теперь он понимает ее проблематику лучше. Половое влечение нельзя укротить, полное целомудрие невозможно, а внебрачные отношения предосудительны, поэтому ранний брак становится единственным выходом. Более того, любовь Комкова к жене «почти братская». Он сознательно женился не для того, чтобы предаваться разврату, а чтобы обзаводиться детьми. Идеал – это «ранний, чистый и целомудренный брак». Когда же женщина в положении или кормит ребенка, от супружеских отношений следует воздерживаться. И сам автор так считает.

В 1900 году «Прелюдия Шопена» выходит отдельным изданием, в предисловии к которому Лев опровергает утверждение, что рассказ написан как протест против идей отца. Художественная ценность «Крейцеровой сонаты» несомненна, он это охотно признает, однако представленные в ней выводы все же неверны. Лев упорно отстаивает собственный тезис: «ранний, чистый и целомудренный брак» и есть идеал. Это протянутая рука, робкий компромисс, от которого Толстой все-таки отказывался. Для него идеал есть нечто более высокое, чем счастливый брак.

В Ясной Поляне «Прелюдию Шопена» читают с напряженным интересом. Софья Андреевна в дневнике немилосердна: «У него не большой талант, а маленький, искренно и наивно». Она делает все возможное, чтобы супруг не узнал о публикации, но тщетно. Толстой заявляет прямо: «некультурно», а кроме того, «глупо, бездарно и бестактно». Одиозный критик Виктор Буренин сочиняет жесткую пародию, подписываясь «Тигр Тигрович Соскин-Младенцев», живущий по адресу «У Спаса на Болвановке, Желтый дом». Непростительная злоба попадает в цель и жалит. И все же в первую очередь под прицелом у Буренина не идейная составляющая рассказа: критика явно раздражает, что Лев, которого он считает пустым местом рядом с отцом, вообще дерзнул заявить о себе как о писателе. Примечательно, однако, что и рассказ Льва, и желчный выплеск Буренина публикует одна и та же газета. Ее главный редактор Суворин, презирая Буренина, осознает размах его популярности и не решается отказать ему в публикации.

Кажется, что цикл рассказов, посвященный сексуальному вопросу, может послужить началом международной писательской карьеры. «Синяя тетрадь», «Совершеннолетие» и «В Татьянин день» выходят на шведском и немецком, а упоминаниями о «Прелюдии Шопена» пестрят страницы европейских газет. Рассказ быстро переводится на шведский, датский, немецкий (четыре издания), испанский и хорватский. Успех, вне всякого сомнения, обусловлен отсылкой к имени Толстого и «Крейцеровой сонате». Но никто так и не обращает внимания на то, что другие произведения Льва отличаются более высоким художественным уровнем.

В 2010-х в связи с ростом интереса к семейной драме Толстого соответствующие произведения отца («Крейцерова соната»), матери («Чья вина?») и самого Льва выйдут в одном томе. «Прелюдия Шопена» теперь переведена также на английский, французский и итальянский языки.

Восхваление Львом раннего брака, судя по всему, никаких серьезных дискуссий не вызывает. Исключением становится небольшой шведский текст Hvad fru Komkow säger: Tankar i anledning af Chopin-preludium af Leo Tolstoy d. y. («Что скажет мадам Комкова: Размышления на тему „Прелюдии Шопена“ Льва Толстого – младшего», 1902), монолог Мэрты Старнберг. Чтобы заметить полное отсутствие в рассказе Льва женской перспективы, понадобилась ранняя феминистка. «Современные женщины больше не могут молчать», а Лев не позволяет безымянной жене Комкова произнести ни единого слова. У Старнберг же, напротив, мадам Комкова высказывает недовольство своей ситуацией. Она не хочет, чтобы к ней относились как к телу, лишенному духовной жизни. Ее оскорбляют слова мужа, утверждающего, что не существует ни любви, ни влюбленности, а в жены годится любая здоровая хорошо сложенная женщина. В шведской книге мадам Комкова сожалеет о своем раннем браке. И с тоской вспоминает любовь всей своей жизни, человека, который любил именно ее и видел ее такой, какая есть.