Текст книги "Сын Толстого: рассказ о жизни Льва Львовича Толстого"

Путь лежит на юг Европы

Отношения с Толстым снова обостряются. В письме к Софье Андреевне Лев по неосторожности дает понять, что считает последний роман отца «Воскресение» неудачей. Это не полноценное произведение, а во многом лишь повторение избитых мыслей. Лев быстро просит у матери прощения за суровый отзыв: «Я осуждаю „Воскресение“, потому что сам так плох и завистлив». Но рана уже нанесена. Толстой узнает о критике сына и, несмотря на то что сам без раздумий не раз высказывался о творчестве сына уничижительно, считает его слова о «Воскресении» непростительными. В декабре 1899 года он пишет сыну в Швецию:

Я получил твое письмо, Лёва, и, к сожалению, почувствовал, что не могу тебе писать просто и искренно, как желаю относиться ко всем людям, а особенно к сыну. Твое непостижимое для меня и очень тяжелое недоброе отношение ко мне сделало то, что из невольного чувства самосохранения стараюсь как можно меньше иметь общения с тобой. Будем надеяться, что это пройдет, как только пройдет твое недоброе отношение.

Исправлять же это объяснениями не надо. Объяснения никуда не улучшают, а только ухудшают отношения. Прощай, желаю тебе того внутреннего блага, вследствие которого устанавливаются, без заботы об этом, самые дружеские отношения со всеми людьми.

Необходим быстрый и смиренный ответ. Лев пишет:

Милый папá, хотя ты и просишь не отвечать тебе, я не могу этого сделать. Ты прав, я недобро к тебе относился, и, конечно, это причина нашей отчужденности. Постараюсь совсем и искренно уничтожить в себе дурные чувства к тебе, и ты, конечно, тогда сам это почувствуешь.

Причина плохого отношения в том, что Лев видит «некоторые вещи» иначе, а кроме того, чувствует, что отец воспринимает его пренебрежительно. Но сейчас Лев раскаивается, готов искупить вину и заверяет отца в любви.

В январе 1900 года Лев с семьей отправляется за границу, цель – Франция и Италия. Пароходом до Германии, далее поездом в Париж. Лëвушка играет в парках на Елисейских полях, пока Дора и Лев посещают городские музеи. Но туристическая суета утомляет, и вскоре они уже скучают по целительному морскому климату Стокгольма. Отдохновение они находят во встречах с местными писателями, среди которых Эжен Мельхиор де Вогюэ, авторитетный знаток русского реализма и горячий поклонник Толстого. Важным событием становится знакомство с Эмилем Золя. Жизнерадостный и энергичный, он принимает гостей в компании маленькой седой супруги и трех собачек черной масти. Золя явно доволен, когда слышит, что Толстой ценит его произведения, и в особенности роман La Terre («Земля»). Не вполне уверенному в этом Льву приходится из вежливости солгать. «Но неужели ваш отец действительно верит во все эти святые писания?» – участливо интересуется Золя. Лев отвечает утвердительно, иного ему не остается. Но при этом Лев подчеркивает, что прежде всего Толстой верит в духовные идеалы Христа. «А вы разделяете взгляды отца?» – спрашивает Золя. «Не во всем», – отвечает Лев, и Золя печально покачивает головой. Такой великий писатель, как Толстой, не должен оставлять художественную литературу ради религиозных сочинений, читать которые он, Золя, во всяком случае, не в силах. Лев задает встречный вопрос: почему Золя живет в большом городе, хотя пишет о деревне? Но Золя тут проблемы не видит: «Наша фантазия богаче, чем действительность».

Менее чем через неделю роскошный ночной экспресс Le Train Bleu на умопомрачительной скорости мчит семейство в Канны. Дора увидит места, где шесть лет назад Лев тщетно пытался излечиться от болей в желудке. В Монте-Карло они неожиданно встречают родственницу, тетку Льва Елизавету Павленкову, урожденную Берс, вдову, коротающую вечера в казино. Она разработала «надежную» систему игры (речь шла об осторожных ставках), и рулетка – по крайней мере, пока – приносит ей удачу.

Из окна гостиничного номера открывается красивый вид на пальмы и море, но в остальном Канны особо приятного впечатления не производят. Это определенно не то место, где можно отдохнуть и собраться с силами. Слишком суматошно и неуютно. Можно смело ехать дальше.

В конце февраля Толстые прибывают в весеннюю Флоренцию, где останавливаются в знаменитом отеле Anglo American. Впечатления ярчайшие: красивый город, художественные музеи, галереи… Жаль только, что не хватает средств купить все понравившиеся копии и гравюры. Приходится удовлетвориться копией «Мадонны с младенцем» Мурильо; в их будущем новом доме большая картина займет почетное место. Сюжет религиозный и одновременно изображает материнскую любовь, что и привлекает внимание Льва.

Лëвушка – прекрасный путешественник, нешумный и некапризный. Большие карие глаза спокойно наблюдают за происходящим. Скоро у него появится брат или сестра. Лев пишет домой: «Дорочка бодра и свежа, – не сглазить, – ребенок уже стал по утрам шевелиться и, верно, будет живой, выношенный под солнцем юга». Лев никогда прежде не видел Дору такой красивой, как в Италии. Солнце словно даровало ей новую жизнь, осветило новыми красками. Два итальянских офицера, проходя мимо их семейства, при виде Доры в один голос восклицают: «La Bella!» Лев гордо улыбается.

Но рабочие, сидящие кучками на тротуарах, напротив, провожают русско-шведскую пару враждебными взглядами. Один из них пытается подставить подножку элегантному, в цилиндре и белых перчатках Льву, но сам получает пинка, после чего его приятели с угрожающим видом встают и, призывая Мадонну, начинают громко проклинать чужестранца.

Однако в целом итальянцы вызывают симпатию. Им свойственна доброта, которую Лёва редко встречал у русских и французов. Толстой в России узнает из письма, что религиозное одичание, то есть исповедование католицизма, в Италии намного грубее, чем во Франции. Но одновременно это одичание гармонизировано национальным характером и местными обычаями.

В Риме живет сестра Льва Татьяна. В прошлом ноябре, удивив многих и огорчив некоторых, Татьяна вышла замуж за Михаила Сухотина, вдовца много старше ее и со взрослыми детьми. В свадебное путешествие они поехали в Рим. Но пообщаться с сестрой брату толком не удается, поскольку молодожены видят и слышат исключительно друг друга. Даже Лëвушка не получает привычного внимания. Лев и Дора с утра и до вечера пункт за пунктом осматривают достопримечательности итальянской столицы. О планах сидеть в отеле Roma Sud и писать Лев вынужден забыть. Но ему нравится наблюдать, как скульпторы под контролем мастеров режут на улицах мрамор. Он хотел бы встретиться с папой для серьезной беседы о католицизме. Возможно, именно католицизм и есть препятствие для развития общества? Но, увы, папе девяносто один год, и для личных встреч он слишком слаб. Приходится удовлетвориться ужином у принца Колонна, представителя древнего рода, ведущего свою историю со времен античности.

Но и жизнь в «языческом, нервном и бестолковом Риме» со временем становится утомительной. Две русские дамы исполняют в отеле вокальные дуэты Михаила Глинки, и от их выступления на Льва накатывает волна тоски по дому. Ведь скоро год, как он уехал из России. Но сначала надо все же съездить на экскурсию в Неаполь, совершить восхождение на Везувий, побродить по Помпеям и прокатиться морем до Капри. Домой они возвращаются через Венецию и Вену, где им доводится мельком увидеть императора Франца Иосифа, проезжающего мимо в ландо.

30 марта (по русскому календарному стилю) семья Льва возвращается в Ясную Поляну. Погружение в спокойную сельскую жизнь воспринимается как облегчение. Из Москвы спешно приезжает Софья Андреевна. Лëвушка снова становится всеобщим любимцем. Толстой сажает его на плечи и позволял ездить на себе верхом. Софья Андреевна при случае запечатлевает счастливые мгновения на фотопленке. Вернувшаяся из Италии Татьяна увековечивает «Доллан» на портрете маслом.

Явлением, которое впоследствии сочтут дурным знаком, становится внезапное нашествие ужей. Сплетенные в клубки, они лежат на грядках, аллеях, в подвале флигеля. По русской примете, убивать ужей нельзя, это приносит несчастье. Но когда ползучие твари обнаруживаются в кроватях и детской, терпение Льва исчерпывается. Несмотря на протесты Доры, он убивает десяток гадов и выбрасывает их в канаву. Та же участь постигает собаку управляющего, которая много раз пугала Лëвушку.

20 июля (2 августа) 1900 года рождается второй сын Льва и Доры – Павел. То, что, в сравнении с Лёвушкой, Пала (по-русски Паля) более живой и смуглый, никого не удивляет, ведь его еще в материнской утробе согревало итальянское солнце. Чтобы присутствовать при рождении и крещении внука, в Ясную Поляну снова прибывают супруги Вестерлунд, а Эрнст, как и в прошлый раз, открывает врачебный прием для окрестных жителей. В советах доктора нуждается и страдающий от хронической желудочной боли Толстой. Вестерлунд привозит в имение щедрый подарок – шведскую сенокосилку. В обществе Льва доктор совершает долгие конные прогулки или гуляет пешком по утрам в одиночестве, возвращаясь домой с корзинкой, полной грибов и цветов.

В октябре в Ясную Поляну на один день заезжает Максим Горький, звезда новой русской литературы. Софья Андреевна делает памятный снимок, на фотографии Толстой и Горький стоят рядом. У Горького фото вызывает благодарный восторг, а у Льва – возмущение. Неужели Софья Андреевна не понимает, что Горький и Толстой друг другу чужды – и по-человечески, и как писатели? А еще у Толстого на фото виноватый вид, разве нет?

Эти слова можно, пожалуй, поставить под сомнение. В январе того же года после первой встречи Горького и Толстого последний пишет в дневнике: «Был Горький. Очень хорошо говорили. И он мне понравился. Настоящий человек из народа». И если Горький признавал величие Толстого, то его мнение о сыне безоговорочно негативно. На следующий день после октябрьской встречи Горький пишет Чехову:

Не понравился мне Лев Львович. Глупый он и надутый. Маленькая кометочка, не имеющая своего пути и еще более ничтожная в свете того солнца, около которого беспутно копошится.

Толстому по-прежнему трудно серьезно относиться к творчеству Льва. Если Толстого провоцируют, он заявляет об этом открыто, чтобы потом, по обыкновению, раскаяться: «Был Лëва и начал разговор о своем писаньи. Я огорчил его, сказав правду. Нехорошо. Надо было сделать мягче, добрее».

Смерть Лёвушки

И все же Лев ощущает себя в это время на вершине счастья. Преданная жена, два милых малыша, ряд важных публикаций – результаты уже есть, жизнь складывается. Но в декабре 1900 года все резко изменилось. Прогулка на санях обернулась трагедией. Лев держал поводья, а Лёвушка дремал, сидя между родителями. Тепло укутанный, в шапке из овчины, он все равно замерз. Тем же вечером у него поднялась высокая температура. Лев встревоженно телеграфирует Вестерлунду в Швецию и родителям в Москву. Толстой немедленно отправляет в Ясную Поляну врача. В сопроводительном письме он сочувствует:

Будем надеяться на все лучшее, но будем готовиться и ко всему худшему. Особенно милой Доре это нужно. Как ни сильно материнское чувство, есть чувство покорности перед волей Бога, которое должно быть поставлено выше его. Нет горя, которого нельзя бы было перенести и которое бы не было благодетельно для души. А без горя не проходит ни одна жизнь. Дай Бог, чтобы это была только угроза горя, а впрочем, Его воля.

Еще в середине месяца остается надежда, что Лëвушка поправится. Лев уезжает на несколько дней в Петербург, чтобы найти для семьи городскую квартиру. Ближе к Рождеству Дора наряжает елку и готовит Лëвушке подарки. У кровати двухлетнего мальчика собираются врачи из Тулы и Москвы, но вскоре становится ясно: сделать ничего нельзя. Убитая горем Софья Андреевна наблюдает, как мальчик борется со смертью, и вспоминает своего Ваню, умершего семилетним пять лет назад. И вот снова:

Теперь он умирает, и еще одно милое существо, к которому я привязалась душой, уйдет из той жизни. И этот ребенок по своему тонкому моральному складу был не для этого мира, как и мой Ванечка.

Лëвушка умер на Рождество от воспаления мозговых оболочек. Горе родителей безгранично. Софья Андреевна пишет об их страданиях супругу в Москву:

Состояние обоих родителей ужасно. Дора выбегает с криком или врывается в комнату, где лежит Лëвушка; кричит, бросается на него, зовет его, говорит бессмысленные слова, а в комнате не топили три дня, и окно настежь открыто. Дора очень похудела, молока почти нет, кашляет. Лëва на нее страдает, усаживает ее возле себя, а сам точно полоумный. Ушел сегодня гулять, яркое солнце, голубое небо, мухи огромные жужжат на окнах, где стоят гиацинты. На солнце пятнадцать градусов тепла и что-то весеннее, пчелы гудят тут под лестницей, где их поставили на зиму. Напомнило ему и весну, когда они вернулись из-за границы, и Лëвушку, как бы он теперь гулял на солнышке, – прибежал домой, бросился на постель, где сидела и кормила Дора; она мне бросила на руки Павлика и сама кинулась с воплями на Лëву, и начали они оба, обнявшись, рыдать – ужас! Потом опять ничего, пьем чай, говорим. И вдруг Лëва вспомнит, как играл в прятки или мячик с Лëвушкой, и опять плачет. Всё приговаривает: «обидно, обидно, кончена жизнь, нет опоры, нет цели».

Не могу себе представить, какой будет исход их горю. Утешать я совсем не умею, хотя всякий момент моей жизни направлен на эту цель.

Дора беспрестанно льнет ко мне, то обнимет меня, то сядет на пол и голову мне положит на колена, то рассказывает мне долго про Лëвушку и его слова, игры, крики, болезни. К маленькому она довольно равнодушна и говорит, что кормит его и будет его любить только потому, что Лëвушка ей это велел, и все повторяет его слова: «Мама, возьми братика, корми братика».

Через четыре дня Лëвушку похоронили на кладбище в деревне Кочаки в двух километрах от Ясной Поляны. Дора в отчаянии пыталась броситься в открытую могилу. Ночью она пошла на кладбище, продираясь сквозь сугробы, чтобы помолиться на могиле Лëвушки. Вестерлунд, срочно выехавший в Россию, но успевший лишь к погребению, всеми силами пытается облегчить душевные муки родителей. Поддерживает их в горе и чуткий брат Андрей.

29 декабря Толстой записывает в дневнике:

У Лёвы умер ребенок. Мне их очень жаль. Всегда в горе есть духовное возмездие и огромная выгода. Горе – Бог посетил, вспомнил…

Сочувствие родителям выражается более тонко:

Всем сердцем чувствую ваше горе, милые Дора и Лёва, и желаю и надеюсь, что вы найдете утешение и опору там, где она только и есть, в Боге.

Лев, истолковав слова отца в том ключе, что страдания – это ценный дар Бога, и его не следует тратить впустую, пишет в ответ:

Пишу тебе разбитый всячески, чтобы сказать тебе, как мне тяжело. Да, конечно, если жить еще, то это будет урок, помнить то, о чем я не только забыл, но о чем не хотел думать и чего не хотел признавать. Спасибо за твое доброе участие и выражение любви к нам. Не хочу даже говорить о том, что теперь не осталось ничего, что мешало нам быть близкими. Не он мешал, а моя гордость и недоброта. Прощай.

Боль утраты находит отражение в стихотворении «На смерть Лëвушки». Светит солнце, но внутри царят мрак и душевные муки. Самокопание ведет к смиренному ожиданию собственного конца. Набросок к биографии, написанный Львом по заказу в этот период, заканчивается молитвой:

Господи, помоги мне дальше. Я такой слабый, недобрый, несправедливый, недостойный, несчастливый. Господи, помоги мне на сегодня и на завтра – навсегда.

Письма Доры к близким наполнены тем же отчаянием:

Все кончилось, вся жизнь. Когда это случилось, вчера или сотни лет назад, я не знаю. Я знаю только то, что еще жива, и это потому что он попросил меня в предпоследнюю ночь: «покорми братика» и «братик грязный и мокрый, перепеленайте его».

Супруги винят себя. Может быть, шапка Лëвушки была недостаточно теплой для зимнего холода. Может, надо было лучше укутать лоб и затылок? Или это плохая наследственность? Или сопротивляемость у мальчика снизилась потому, что кровать стояла рядом с камином в комнате, которая никогда не проветривалась? Или молочный порошок Nestlé – может, Лëвушке он был вреден?

Той весной обитатели Ясной Поляны ведут закрытую жизнь. Все кажется пустым и тяжелым. Общение поддерживается только с Марией Шмидт, которая в равной степени симпатизирует и Доре, и Льву, и Толстому. Важной психологической переработкой потери и траура становится перевод Boken om lille-bror («Книги о младшем брате», 1900) Густава аф Гейерстама, рассказывающей о том, как смерть разрушает счастливую семью, в которой младший ребенок, всеобщий любимец, умирает от болезни. В книге можно найти множество параллелей. Мать у Гейерстама разрывается между желанием уйти из утратившей смысл жизни вслед за сыном – и долгом, обязывающим жить дальше ради супруга и других детей. Льва увлекают рассуждения Гейерстама о страдании и его роли в жизни человека. Перевод печатается в 1902 году в журнале «Вестник иностранной литературы».

В июне 1901 года Лев, Дора и Паля отправляются в Швецию пароходом из Петербурга. Софья Андреевна с трудом переживает прощание:

Ужасно, ужасно больно было с ними расставаться. Я их особенно сильно принимаю к сердцу, особенно чувствую их жизнь, их горе и радости. Последних мало им было в этом году! И так безукоризненно свято они живут, с лучшими намерениями и идеалами. Им нечего скрывать, можно спокойно до дна их души смотреть – и увидишь все чистое и хорошее. Бедная Дорочка бегала в пять часов утра на могилку своего Лёвушки проститься с любимым детищем, и мне хотелось плакать, я болела ее материнскими страданиями с ней вместе.

В Хальмбюбуде все по-прежнему. Дора постепенно оживает, Паля набирает вес и выглядит здоровым, Лев погружается в сочинительство. В середине лета он едет в Англию, чтобы встретиться с высланным из России Чертковым, ближайшим соратником Толстого. Перед отъездом в Гётеборге шведский журналист берет у Льва интервью. В нем Толстой-младший описывается как симпатичный человек типично русской внешности, с каштановой бородой и большим темными глазами. Лев живо рассказывает о грядущей реформе российского образования. Швеция вызывает у него восторг. Шведов он считает «плотно образованными». Но есть проблема, а именно злоупотребление возбуждающими средствами. Прочь алкоголь и табак – такой совет дает шведам Лев.

Вернувшись в Швецию, Лев рассказывает о поездке в письме к отцу. Англия показалась ему чужой, но в обществе Черткова он провел время прекрасно, хотя их взгляды больше не совпадают. Чертков душевно добрый человек, честный, с твердыми убеждениями. Он упорно борется со всеми своими слабостями. Почти все его время посвящено издательству «Свободное слово» и типографии, которые специализируются на распространении книг и статей Толстого в оригинале и переводах.

В Лондоне Лев знакомит друг с другом двух переводчиков Толстого – Эйлмера Мода и Чарльза Райта (дальнего родственника Доры). За обедом в Reform Club они обсуждают «Что такое искусство?». Мод считает это произведение важной репликой в дебатах по эстетике, в то время как Райт высказывает несогласие с Толстым по многим пунктам. В статье о Толстом в Encyclopedia Britannica он, однако, с пониманием отзывается о взглядах Толстого на искусство. В Лондоне Льва также представили Петру Кропоткину, человеку увлеченному и компетентному, но, к сожалению, ограниченному увлечением анархизмом.

В Хальмбюбуду Лев возвращается с новой идеей – он напишет книгу о вопросах здоровья. Важным компонентом в ней, само собой, станет вегетарианство. Поддержку можно найти в активно развивающейся иностранной литературе на эту тему. Американец Джон Харви Келлог, издатель журнала Good Health, снабжает его полезной брошюрой и пачкой мясного суррогата Protose, изготовленного из орехового масла, растительного глютена, овощного бульона, зернового крахмала, лука, соли и смеси специй.

В августе они ненадолго возвращаются в Ясную Поляну. Родители Льва запланировали поездку в Крым; Толстому с его слабым здоровьем врачи рекомендуют сменить климат. Льва и Дору также ждет серьезная перемена в жизни. Изначально они намеревались прожить во флигеле Ясной Поляны несколько ближайших лет, но смерть Лёвушки все изменила. Теперь им предстоит переезд в Петербург.

Санкт-Петербург

Дом в Петербурге

По завещанию 1891 года Лев получил дом в Москве и сорок гектаров земли в Самарской губернии. Никаких планов в отношении этой недвижимости у него не было. В 1898 году, узнав, что сын продает дом в Долго-Хамовническом переулке, Софья Андреевна испытывает в некотором роде шок. За шестнадцать лет дом стал не просто любимым местом для всех – он по-прежнему нужен всей семье. Чтобы Лев не продал дом посторонним людям, Софье Андреевне приходится снять со счета практически все сбережения. Дом обходится ей в 58 000 рублей. Далее Лев продает за 20 000 рублей землю в Самаре, получая таким образом приличный капитал, на который можно приобрести квартиру в Петербурге. Но они покупают у графини Марии Клейнмихель не просто квартиру, а целый дом. Купчую подписывают в декабре 1900-го, а в следующем году сделка завершается. Упоминаемая сумма – 110 000 рублей.

К этому времени Лев уже смирился с мыслью, что Ясную Поляну он не получит, по крайней мере в обозримом будущем. Имение находится в общей собственности, братья и сестры наверняка возразят, если после смерти родителей Лев захочет управлять им единолично. Кроме того, он уже понял, что сочетать хозяйствование и литературное творчество сложно. И вдобавок ко всему для него и Доры Ясная Поляна теперь навсегда связана с глубочайшей трагедией – смертью Лёвушки.

Санкт-Петербург, центр политической и культурной жизни России, представлялся идеальным местом для писателя и публициста. Оттуда также легко поддерживать контакты со Швецией, поскольку Хальмбюбуда находится в общей сложности на расстоянии корабельного рейса.

Новым жилищем становится для семьи двухэтажный кирпичный дом на Таврической улице, 19 (сейчас – номер 29), построенный в 1845 году по проекту архитектора Генриха Штегемана. Лев с увлечением занимается перепланировкой. Расположенные на первом этаже булочная, мясная лавка и сапожная мастерская продолжают работу, но главное здание разделяется на несколько квартир. В двух придомовых флигелях квартиры для сдачи в аренду устроены давно.

У дома превосходное расположение. На противоположной стороне улицы вход в Таврический сад, идеальное место для прогулок и детских игр. До Невского проспекта всего несколько километров, но в виде минуса – транспортный шум. После тишины Ясной Поляны и Хальмбюбуды им трудно привыкнуть к постоянному грохоту тяжелых экипажей, проезжающих по вымощенной булыжником Таврической. Принимается решение: как только доходы от писательства Льва это позволят, они покроют булыжник деревянным настилом, по крайней мере под своими окнами.

После двух летних месяцев в Швеции и еще пары недель, проведенных Львом в Ясной Поляне, в сентябре 1901 года Толстые въезжают в новый дом. Рождество – день смерти Лёвушки – отмечается скромно. Но маленькому Пале все же позволили потанцевать вокруг рождественской елки с другими детьми у Цинзерлингов, снимавших в их доме квартиру. К весне готова пристройка, третий этаж для собственных нужд семьи. Вложение дорогостоящее, но необходимое. Работами руководил приехавший с Урала Вячеслав Берс, гражданский инженер, ныне городской инженер Петербурга. Через четыре года, во время революции 1905 года, его по ошибке застрелит рабочий, приняв за ненавистного строительного управляющего. В сравнении с флигелем в Ясной Поляне, квартира меблирована более аристократично. На стене в гостиной доминирует «Мадонна» Мурильо, флорентийская копия. Огромная детская, отапливаемая двумя изразцовыми печами.

Общение семьи поначалу ограничивается родственниками Льва. Тетушка Льва Татьяна и ее супруг сенатор Александр Кузьминский были старыми знакомыми. Сенатор – «довольно сухой господин», тогда как тетушка – жизнерадостная эксцентричная дама, сажающая за стол рядом с собой любимого пуделя с повязанной на груди салфеткой. Часто заходят в гости дети Кузьминских, кузены Льва. Почти все они закончат свои дни за границей заклятыми врагами большевиков.

Наносит визиты родственница отца и его доверенное лицо, придворная дама Александра Андреевна Толстая, что всегда вызывает у Доры волнение. Однажды, когда к дому подъезжает придворный экипаж, Дора сидит на полу в гостиной, нарезая полосками ткань для покрывала. Ей приходится срочно собирать и уносить рукоделие, чтобы Толстая ничего не заметила. Но, к счастью для юной четы, высокая гостья благосклонно оценивает все, что видит в их доме. Особенную привязанность Александра Андреевна питает к забавно разговаривающему Пале. Двуязычный мальчик называет папу «папаней» и может с блеском произнести по-шведски фразу «Sitter du här, min vän» («Вот где ты сидишь, дружок»).

Близким другом Льва становится Илья Репин. Они знакомы еще с 1891 года, когда Репин впервые приезжал в Ясную Поляну. Тогда он сделал карандашный портрет Льва, сидящего со скромным видом со сложенными на коленях руками. Во время недолгой армейской службы Лев успел возобновить это знакомство. А после того как Толстые переехали в Петербург, а Репин с женой поселились на Карельском перешейке, их общение становится более тесным. Устраиваются обеды и литературные вечера. Если Лев организует читку своей новой пьесы, Репин непременно получает приглашение. Художник пишет несколько портретов Льва, из которых самым удачным становится рисунок сангиной, датированный апрелем 1905 года: Лев сидит на скамейке перед Пенатами. Визиты к Репину привлекательны еще и тем, что в его доме Дора может говорить на шведском: супруга Репина Наталья Нордман-Северова родилась в Гельсингфорсе, ее отец был финско-шведским адмиралом на службе у России, а мать – дочерью русского офицера.

Репин с интересом следит за развитием Льва как драматурга. С некоторой долей лести он называет Толстого-младшего одним из ведущих драматургов России. Дружба, впрочем, не мешает Репину открыто отрекаться от реакционных взглядов Льва и его периодических резких выпадов против отца. Контакты между ними прервутся в 1907 году, но будут возобновлены в эмиграции в конце 1920-х.

Зимой 1903 года Лев знакомится с русско-итальянским скульптором Паоло Трубецким, автором нескольких удачных скульптурных изображений Толстого. Вместе с сестрой Александрой Лев посещает скульптора в его огромной мастерской на Невском проспекте. В этот период Трубецкой работает над конной статуей Александра III. Он большой оригинал и держит дома диких зверей – медведя, волка и лису. Строгий вегетарианец, он умудрился сделать травоядным даже своего домашнего волка. Лев впечатлен работами Трубецкого, но тем не менее считает уместным посоветовать: «Уделяйте больше внимания внутреннему миру изображаемых людей, их духовной жизни, а не только внешним чертам!» Это слова будущего скульптора.

В Петербурге живут старые друзья отца – писатели и критики. И все же в те культурные круги, которые задают тон в городе, у Льва нет доступа. Контакты с Алексеем Сувориным и его газетой «Новое время» вынуждают свободомыслящую интеллигенцию сторониться Льва как чумы. Кроме того, в его литературном творчестве нет ни проблеска модернизма и нового мышления, а неоднократные потуги доказать несостоятельность взглядов отца выглядят просто жалко. Многие считают Льва крайне заносчивым. Неприятие взаимно. Символизм для Льва синоним декаданса, а круг реалистов Горького слишком радикален политически. Не причисляя себя ни к консерваторам, ни к либералам, Лев говорит, что он скорее ответственный русский патриот. Его жизненные цели, поставленные в связи с переездом в Петербург, заключаются не только в создании гармоничной благополучной семьи, но и в служении Родине. Его идеал – реформированное самодержавие.

В ближайшие годы у Льва многое получится. Ни горести, ни преграды не омрачат существования. Дора преодолеет болезнь. Сдача квартир в аренду, гонорары за театральные постановки и публикации в газетах и журналах обеспечат приличный доход. Список произведений пополнится романом, детскими рассказами, пьесами, полемическими статьями… Льва переводят, пусть и не слишком масштабно. Шведское издательство Bonniers выпускает три небольшие книги – Den blå dagboken («Синяя тетрадь»), Chopinpreludium («Прелюдия Шопена») и Frestelsen (собственное русское название «День совершеннолетия»). Публикации в «Новом времени» делают Льва заметной фигурой русских общественных дебатов. Выбор архиконсервативной газеты Суворина Лев объясняет тем, что ее читают представители высших социальных кругов, те, кто принимают решения, в том числе и Николай II.