Текст книги "Сын Толстого: рассказ о жизни Льва Львовича Толстого"

Лев полемизирует

В августе 1898 Николай II решает созвать европейский Конгресс мира, чтобы «обеспечить всем народам благо действительного и прочного мира и прежде всего положить предел все увеличивающемуся развитию современных вооружений». Одни полагают, что ход императора основан на его христианской вере, другие объясняют его тем, что Россия не может поддерживать обороноспособность на уровне других стран. Несомненно только то, что у Николая II, как и у многих, характер и возможные последствия современных войн вызывают тревогу.

К конгрессам и конференциям Толстой относится скептически, считая их бесполезными. Их результат – только слова, и ничего более. Всеобщий мир достигается не спущенным сверху декретом, а отказом граждан от воинской службы и уплаты налогов на содержание армий.

Впрочем, общественность реагирует на воззвание Николая II положительно. В своем журнале Die Waffen nieder! Берта фон Зутнер называет его «самым крупным на настоящий момент событием движения за мир». В Ясной Поляне у фон Зутнер есть единомышленник. Спустя неделю после того, как отец пренебрежительно прокомментировал инициативу императора в американской прессе, Лев публикует статью «Не утопия», в которой полностью поддерживает императора. От лица молодого поколения Лев с пафосом говорит о том, что разоружение действительно возможно. Поразительно, что есть люди (никаких имен!), не доверяющие самодержцу. Русское правительство чутко уловило дух времени: гонка вооружений – это анахронизм, колоссальное расточительство, а победа имеет исключительно отрицательные коннотации, поскольку всегда связана с насилием и варварством. После того как война будет упразднена политически, во всех областях начнется движение вперед к утопической цели – «христианской любви». Последняя эра – явная параллель к толстовскому Царству Божьему на земле.

Если не брать во внимание создание Постоянной палаты третейского суда, результаты Конгресса мира в Гааге 1899 года действительно скромны, как и предвидел Толстой. Что до статьи Льва, то она вызывает в основном растерянность. Неужели Толстой отступил от позиций радикального пацифиста? Владимиру Черткову приходится прояснять ситуацию в иностранной прессе: есть Лев Толстой – старший и Лев Толстой – младший, и путать их не следует.

Социальные вопросы и проблемы увлекают Льва все сильнее. В декабре 1898-го приходит коллективное письмо из Патровки, в котором пятьсот жителей деревни просят о помощи в связи с угрозой катастрофы, подобной пережитой в 1891–1892 годах. Татьяна обещает не оставлять Дору в одиночестве, чтобы Лев смог еще раз съездить в те восточные области, где шесть лет назад он спас тысячи жизней. Умудренный печальным опытом, на этот раз Лев ограничивается изучением ситуации и отчетами о бедствиях голодающих. Его открытое письмо, озаглавленное «Пожалеем», получает отклик, и снова, как и в прошлый раз, из России и зарубежных стран начинают поступать пожертвования. В Швеции ответственным за сбор средств становится Стадлинг. На собранные деньги можно организовать одиннадцать народных столовых в трех населенных пунктах, где смогут питаться порядка семисот нуждающихся. В целом ситуация в регионе мрачная. Среди крестьян много безлошадных. Никто не строит новые дома, в отчаянных попытках спастись от голода люди трогаются с мест. Распространился сифилис. В одной Патровке зарегистрировано 190 случаев заражения, третья часть которых приходится на детей.

Визит в Самарскую губернию обостряет проблематику жизни в деревне. В книге «Против общин» (1900) Лев снова критикует общину, то есть коллективное землевладение. Такая система, по мнению Льва, тормозит развитие, ведет к оттоку крестьян и росту пролетариата соответственно. Образованный класс должен разработать программу перехода к частному землевладению, а крестьянам нужно предоставить гражданские права.

Размышления Льва о земельном вопросе читают, обсуждают и поддерживают. Возможно, и они содействуют реформе, которую через десять лет инициирует Петр Столыпин, председатель Совета министров после революции 1905 года. Прискорбно, что реформа начнется слишком поздно и будет одобрена Думой не полностью.

Еще одной темой, занимающей мысли Льва в конце века, является школьное образование. И в этом вопросе он тоже опережает время. В серии полемических статей, которые впоследствии войдут в его сборник «Моя гигиена» (1903), Лев предлагает масштабную и прогрессивную по духу реформу гимназии, используя в качестве примера шведскую школу. Выпускник российской гимназии знает только то, что он ничего не знает. Он даже русским не владеет в совершенстве. Время классического образования ушло. Эпоха требует практических знаний, значит, бессмысленно учить латынь и греческий. Из языков необходимо преподавать английский, немецкий и французский, развивая в первую очередь навыки устной речи. В расписание следует включить такие полезные предметы, как обществознание, политэкономию, изучение торговли, сельского хозяйства и техники. А обучение должно основываться не на повторении деталей и запоминании, а на понимании целостности.

Школа воспринимается многими (тут Лев говорит и от себя лично) как тюрьма. Вместо царящей там мертвецкой дисциплины необходим живой контакт между учителем и учениками. Необходимы школы совместного обучения по образцу шведских. Необходимо сократить количество учеников в классе, поскольку сегодня в темных и душных помещениях одновременно находятся двадцать-тридцать человек. Важно также физическое развитие учеников. Работы в саду, столярное и плотницкое дело, физическая культура – для всего этого нужно найти место. Между уроками нужно устраивать перемены соответствующей длительности, проводить которые лучше на открытом воздухе, занимаясь спортом и играя в подвижные игры.

Третья реформа, глашатаем которой объявляет себя Лев, – календарная. В статье с говорящим названием «Наша ошибка» Лев предлагает в 1900 году, с началом нового века, перейти на григорианский календарь, по которому живут в «остальном цивилизованном мире». Так же считает и Толстой, однако в этом вопросе придется ждать большевиков, которые захватят власть в 1917 году, после чего Россия будет готова отказаться от собственного юлианского календаря.

Языковые познания самого Льва позволяют ему перевести в этот период несколько случайно выбранных произведений, в числе которых Leka med elden («Игра с огнем», 1892) Стриндберга – драма с любовным треугольником, в которой поставлены на кон серьезные ставки, а требование правды оказывается не освободительным, а разрушительным. Пьеса выходит в 1898 году в «Новом времени», но более широкую известность приобретает только в 1910 году, после повторной публикации в приложении к театральному журналу.

Находкой становится легкая развлекательная детская книга Джона Хаббертона Helen’s Babies («Младенцы Хелен», 1876). Выдержавшая четыре шведских переиздания, она пользуется успехом и у русского читателя. Перевод Льва сначала публикует «Родник», (1899), а затем он дважды (в 1912 и 1915 гг.) выходит отдельной книгой. Этот перевод de facto является самым крупным успехом Льва на литературном поприще.

Книга о Швеции

Почти двухлетнее пребывание в Ясной Поляне помогает Доре лучше приспособиться к жизни в России. Особенно прекрасна здесь весна, когда в имении зацветают большие яблоневые сады, жужжат пчелы и поют птицы. Но летом 1899 года им снова пора навестить Швецию. Перед отъездом Софья Андреевна успевает сделать фото: дед сидит, держа на руках нарядного маленького Лëвушку, отец которого стоит рядом, расправив плечи и опираясь на трость, в напоминающем феску головном уборе. Три поколения Львов Толстых на одном снимке!

В Хальмбюбуде устраивается праздничный прием. На установленном Вестерлундом флагштоке развеваются три флага: шведский, норвежский и русский. Леса и поля Уппланда привлекают охотой на куропаток, тетеревов и глухарей. Неделя в Сторлиене в обществе тестя и на этот раз благотворно действует на физическое и психическое состояние Льва. Вестерлунд возвращается в Хальмбюбуду на пару дней раньше Льва, и на станцию Сторлиен к поезду приходят попрощаться сотни людей; они поют и кричат «ура». Такая популярность импонирует. Дора же, напротив, бывает отстраненной и неразговорчивой. Разумеется, она, как всегда, мила и разумна, но Лев все равно ощущает себя покинутым, когда ее окружают родные. «Дора здесь хуже, чем в России, т. е. я ее здесь не так люблю», – признается он отцу.

Главный герой лета – Лёвушка. Когда Лев работает, Лëвушка может ворваться к нему, чтобы показать лошадку или собачку в книжке с картинками. Мальчика все любят, и все ему рады.

Мысли Льва заняты масштабным проектом: он намерен представить современную Швецию русской публике. Для этого необходимо собрать факты и впечатления, что, в свою очередь, требует более длительного пребывания в Стокгольме. Стадлинг обещает взять на себя роль проводника-консультанта и переводчика. Швеция вызывает любопытство у Льва, а Лев в той же мере служит объектом пристального внимания шведской прессы. «Лев Толстой – младший с семьей прибыл в Стокгольм» – сообщает городская газета Stockholms-Tidningen 28 октября. Останавливаются они в отеле Continental недалеко от центрального вокзала. «Хотя будет недешево», – признается матери Лев.

В Стокгольме ходят в театры и на концерты. В столице в это время находится сам Эдвард Григ; он дает три аншлаговых концерта, на которых исполняет собственные произведения в качестве дирижера и пианиста. Дора и Лев покупают билеты на концерт 7 ноября, в программу включены произведения для оркестра, хора и солистов. Лев рассматривает норвежца в театральный бинокль: «маленький, сутуловатый человек с седыми висками и, вероятно, чувствительными, как у женщины, нервами». Концерт чтит своим присутствием королевская чета, и по просьбе Его Величества композиция для хора Landkjenning («Берег уже близок») на стихи Бьёрнстьерне Бьёрнсона исполняется на бис. Аплодисменты публики многократно возвращают Грига на сцену.

В Folkteatern они смотрят представление на народные темы Rospiggarna, а в Dramatiska Teatern – спектакль «Катарина Монсдоттер», историческую драму Адольфа Пауля. Во время этого визита происходит инцидент, который Лев потом назовет забавным. Лев отходит в сторону, чтобы найти извозчика, а тем временем утомленная беременная Дора встает отдохнуть у стены. Возвращаясь, Лев внезапно слышит крики и видит, что побледневшая Дора быстро идет ему навстречу, преследуемая человеком в цилиндре. Недолго думая, Лев точным ударом валит незнакомца на землю. «Молодец!» – комментирует кто-то из проходивших мимо посетителей театра. Лев, не останавливаясь, продолжает колотить преследователя, а на прощанье протягивает ему свою визитную карточку. В свое оправдание мужчина говорит, что принял Дору за женщину легкого поведения!

Спектакль «Густав Васа» Стриндберга в Svenska Teatern оказывается неубедительным. Возможно, потому, что именно Густав Васа был, в понимании Льва, главным героем шведской истории – шведским Петром I, мудрым, независимым и честным правителем. Стриндберг же со всей очевидностью подобного уважения к шведскому королю не питал. Опера Valdemarsskatten («Сокровища Вальдемара») Андреаса Халлена тоже не по вкусу Льву. Посредственно и скучно, во всяком случае в сравнении с Григом.

Рождество отмечают в Энчёпинге, но новый век Лев встречает в Стокгольме, где залив Стрёммен утопает в огнях грандиозного фейерверка. Благодаря российскому послу в Швеции Евгению Бюцову в январе 1900 года Лев и Дора с дипломатической трибуны наблюдают торжественное открытие парламента, на котором присутствует король Оскар II.

На протяжении полугода, начиная с июля 1899-го, Лев публикует «Письма из Швеции» в «Санкт-Петербургских ведомостях». С главным редактором консервативной монархистской газеты Эспером Ухтомским мы уже встречались в 1891 году, когда тот путешествовал в свите будущего Николая II. Двадцать «писем» должны представить читателям современную Швецию, во многом неведомую для русских страну.

Обитатели Ясной Поляны – Толстой, Софья Андреевна, Сергей, Михаил, Татьяна и Александра – рассаживаются по местам, чтобы вслух прочесть первую статью серии. Написано хорошо и интересно, но вступительная часть вызывает удивление:

Чтобы благоденствовать в России, чтобы быть здоровым, чтобы быть гладким телом и спокойным душой, нужно быть ленивым, легкомысленным и злым. Тогда, пожалуй, можно наслаждаться прелестями жизни даже и в России, не волнуясь и не беспокоясь ни о чем, закрывая глаза на мрачную действительность и думая только о своем брюхе. Но как трудно это живому человеку, и потом как нелегко в России жить.

Лев всякий раз предвкушал возможность уехать, хотя бы временно, «из несчастной, некультурной, но «великой и святой России», как иронически называют ее шведы, в счастливую, культурную, маленькую и далеко не святую Швецию.

Начало статьи стало шоком для семьи. Значит ли это, что Лёва считает, что он слишком хорош, чтобы жить в России? А «ленивые, легкомысленные и злые» – это и об остальных членах семьи, оставшихся на родине? Для Льва Россия и вправду связана с болезнью и страданиями, в то время как Швеция даровала ему психическое и физическое исцеление, отрицать это нельзя.

Встреча с другим миром начинается уже на Финляндском вокзале в Петербурге: голубоглазые люди, шведская речь, экзотичный «шведский стол» с хрустящими хлебцами. Неприятное впечатление производят некоторые заносчивые русские, которые по отношению к финнам ведут себя в определенной степени как завоеватели. Лев реагирует на такое категорично: культура Финляндии развитее и старше русской и заслуживает всяческого уважения. Впечатления от нескольких часов в Гельсингфорсе это подтверждают: все здесь чисто, опрятно и цивилизованно. Отели, церкви, прекрасная Эспланада…

Укрепляют любовь к великому княжеству и воспоминания о лете в Хангё в 1895:

В Финляндии вообще есть что-то такое трогательное и симпатичное, что всегда подкупает меня. Я люблю душой ее скучную, серьезную природу, ее угрюмого, медлительного обитателя, ее сосны, ели и гранит.

И тем печальнее слышать об уязвимом положении Финляндии в Российской империи.

До Швеции ходит Oihonna, красивый пароход с роскошным рестораном, в котором есть даже пианино. Далее следует рассказ о Швеции, объемом в триста книжных страниц, в основе которого прочитанные книги, интервью и собственные впечатления от визитов в школы и прочие учреждения. Результат – замечательная познавательная книга, вдохновленная любовью и уважением к стране, с которой Льва познакомили болезнь и брак. Лев не скупится на прилагательные в превосходных степенях, описывая демократию, конституцию, государственный бюджет, экономику, образование, просвещение, сельское хозяйство, животноводство, добывающую промышленность и металлообработку, лесную промышленность, экспорт, ремесла, религиозные отношения, помощь нуждающимся, культурную жизнь, гастрономические традиции, воспитание детей… Повсюду он видит следы рационального мышления, планирование, которое приносит отличные результаты и порождает благополучие, о котором в России можно только мечтать.

Жизнь в Швеции больше не означает мучительную борьбу за выживание. Здесь самая высокая средняя продолжительность жизни в Европе. В России она ниже тридцати лет, а в Швеции – около пятидесяти. Шведы употребляют мало алкоголя. В приходе Фунбу Лев ни разу не встречал пьяных и не был свидетелем скандальных сцен. Шведы используют современную технику. Во всех больших домах Стокгольма есть лифты, все гостиничные номера оснащены телефонами. Нередки конные трамваи без кондукторов. Люди трудолюбивы, честны и разумны. А король Оскар II безупречен как личность, испытывает живой интерес к литературе и, да, сам пишет стихи.

Успехи шведов Лев объясняет высоким уровнем образования и гражданскими свободами. Во всех домах читают газеты (и неважно, что они, по мнению Льва, бессодержательны). Примечательно, что официант стокгольмского отеля не только слышал о Толстом, но и понимал суть его мировоззрения. «Ваш отец на триста лет опережает время», – сказал он Льву.

Особый интерес у Льва вызывает система шведского образования с ее народными школами, гимназиями, высшими народными школами и университетами. Он дважды посещает сельскую школу, сидит на школьной скамье, присутствует на уроках географии, Закона Божьего, естествознания и физкультуры. На уроках труда ученики увлеченно мастерят ножи для бумаги, ложки, веники и совки. На этом фоне воспоминание о русской сельской школе навевает печальные мысли. И дело не только в том, что на родине Доры все чисто, аккуратно, царит безупречный порядок и применяются современные пособия. Шведские дети более развиты, это заметно по их заинтересованности, по их ответам и вопросам. В Швеции практически искоренена безграмотность, в то время как 60–70 процентов населения России не умеют читать и писать. Не вызвала сомнений и высокая компетентность школьного учителя, хотя это был всего лишь псаломщик местной церкви. Из ответа на прямой вопрос Лев заключает, что жалование шведского учителя в три раза превышает зарплату его российского коллеги.

Визит в сельскую школу порождает интерес к следующей теме – сельскому хозяйству. Сельскую школу и имение разделяют четыре километра и, возвращаясь в Хальмбюбуду, Лев видит пасущийся скот, ухоженные поля, современные сельскохозяйственные машины и спорых работников – и в очередной раз проклинает российскую систему землевладения. Швеция наглядно демонстрирует, что только частная собственность позволяет развиваться и наращивать благосостояние.

В «Письмах» Льва упоминаются три выдающихся имени – Анна Иерта-Ретциус, Эльза Борг и Эрнст Вестерлунд, все они филантропы и активно занимаются развитием здравоохранения и благотворительностью. Иерта-Ретциус основала так называемые arbetsstugor («трудовые хаты»), прообраз современных культурных центров, где по вечерам дети из нуждающихся семей получают еду, присмотр и навыки ремесел. Вместе с Иерта-Ретциус Лев совершил два ознакомительных визита в такие «трудовые хаты». Столь же добра и энергична Эльза Борг, основательница детских домов и приютов для «падших женщин». Русскому гостю она продемонстрировала учреждение, носящее название «Приют Белой горы». Ожидаемо большое внимание уделяет Лев и собственному тестю врачу Эрнсту Вестерлунду, который служит людям со всей преданностью. Лично для Льва овсяная каша, воздушные ванны, массаж и лекарства были вторичны, поскольку в первую очередь этот доктор умел лечить пациентов «своей доброй, разумной любящей душой».

Центральную роль играют гражданские свободы, что Лев отмечает и в актуальной переписке с отцом. В Швеции свободы совести, собраний, вероисповедания, слова и печати – само собой разумеющиеся понятия, в отличие от русского самодержавия. Подробнее всего Лев пишет о свободе вероисповедания, связывая ее со свободой слова. Религиозная нетерпимость несет в себе большую опасность, уведомляет Лев русского читателя. Дайте каждому возможность высказаться – ложь станет зримой и потеряет привлекательность. Два примера: пастор Янсон (возможно, подразумевается норвежец Кристофер Янсон) может публично одобрять свободную любовь и призывать к расторжению брака, если супруги понимают, что больше не любят друг друга; равно как и Эллен Кей, случайно, по мнению Льва, прославившаяся старая дева, может открыто призывать к свободным любовным отношениям.

Как обычно, Лев уделяет пристальное внимание религиозным вопросам. Католической службе он предпочитает протестантскую, какой увидел ее в приходе Фунбу, – «серьезные псалмы, чтение Евангелия, задумчивые лица прихожан». Лев также отмечает методистов, Армию спасения, вольных каменщиков, свободную церковь Вальденстрема. В Энчёпинге он посещает капеллу баптистов, но впечатление неблагоприятное:

Проповедник с бритым лицом и в белом галстуке стоял на кафедре и проповедовал. Он жмурился, грозил и махал руками, гримасничая немилосердно.

Намного больше ему понравился литературно-музыкальный вечер молодежной христианской организации YMCA в Стокгольме с толкованием Библии, чтением стихов и игрой на пианино. Впечатлило и мощное пение. Попутно заметим, что Швецию Лев называет «страной песни», считая шведские голоса вторыми по красоте после итальянских. В России у организации YMCA насчитывается двадцать три отделения и около тысячи членов, в то время как в Швеции – порядка ста десяти отделений и почти восемь тысяч членов. В зале для собраний на улице Русенгатан Льва представляют принцу Оскару Бернадотту, председателю YMCA. Вопросы принца прижимают русского гостя к стене: он верит в Бога и Иисуса? Он разделяет взгляды отца? Что мог ответить на это Лев? Мы не знаем. Но прощальные слова принца он записывает: «God bless you!» («Благослови вас Господь!»)

На самом деле, откровенно малоприятные явления, по наблюдениям Льва, встречаются только в шведской литературе. В подтексте здесь его собственные литературные идеалы, во многом совпадающие с идеями отца, изложенными в полемическом тексте «Что такое искусство?». С необъяснимым возбуждением Лев утверждает, что Август Стриндберг – «человек ненормальный, полубольной», которого шведы стараются не читать, дабы тоже не утратить здравый смысл. Стриндберг – это «не скромный писатель, не сдержанный и не разумный писатель, напротив, он – необдуманный, безрассудный, неуравновешенный…». Никакого ответа на вопрос читателей «Как жить?» этот глубоко безнравственный человек не дает.

Для Льва критерием оценки писателя во многом служит отношение к браку. Стриндберг же женоненавистник без морали и идеалов. Трижды женатый, он отказывается признавать, что в его страданиях виноваты не жены, а он сам. С легкой руки Льва объявляются сомнительными и такие авторы, как Вернер фон Хейденстам и Густав Фрёдинг. Почему Фрёдинг? Возможно, потому, что тот считает Толстого впавшим в ересь отрицателем жизни, о чем говорит в стихотворении Den ryske anakoreten («Русский анахорет»). Так предполагает восторгавшаяся Фрёдингом Дора. Или, может быть, Лев возмущен вызывающей эротикой в стихотворении En morgondröm («Утренний сон»).

Но в целом Лев считает шведскую литературу оригинальной и самобытной. Честная, серьезная и непретенциозная – таковы три позитивных критерия консервативной по сути эстетики Льва. Виктор Рюдберг – классик, которого читают все. Жаль только, что его Den siste atenaren («Последний афинянин») не переведен на русский. (Русский перевод, как по заказу, появляется в 1901 году.) Книга Svenska bilder («Шведские картины») Карла Снойльски есть в каждом шведском доме. Любимый автор Льва пишет под псевдонимом Сигурд, это Альфред Хеденстьерна, которого Лев сам переводил. Талантливый, простой, правдивый – такими эпитетами награждает Лев любимца тогдашней читательской публики. Подчеркивается значение книг, написанных женщинами. Эрнст Альгрен (Виктория Бенедиктссон), Анна-Шарлотта Леффлер и другие обращаются к главным вопросам литературы, рассматривая их в нравственном аспекте. Для них важны верность и любовь в браке. Так же, как в тот период для Льва.

После визита в Национальный музей Льва вынужден констатировать, что Швеция, вопреки всему, сильно отстает от Норвегии в живописи. А если положить руку на сердце, то в литературе и музыке тоже, разве нет? В Швеции царит материалистическое, если так можно выразиться, отношение к искусству. Здесь считается, что искусство нужно перемещать из музеев в жизнь, что, разумеется, приносит хорошие плоды в архитектуре, художественной промышленности, ремеслах. Андерс Цорн и Карл Ларссон прекрасны, но в Национальном музее Льва растрогала единственная картина – Modersglädje («Радость материнства») Хильдегард Торелль. Вот произведение искусства, которое понятно всем. Материнская любовь – это мотив, который Лев ценит выше всего.

Что еще можно покритиковать в шведской модели? Представление о шведах как о вырождающихся, испорченных и глубоко аморальных людях Лев называет полной чушью. Но, может быть, шведам свойственны излишняя осторожность, замкнутость, консерватизм и страх перед мнением других. Стадный менталитет проявляется, к примеру, в слабом интересе к России. По Льву, слово «русский» здесь в некотором смысле ругательство. Синоним варварства и грубости. Хотя, разумеется, это можно объяснить тем, что в последнее время на образ русского негативно влияет волна притеснений, обрушившаяся на Финляндию. Здесь многое предстоит сделать. Лев рисует резкую картину: от статуи Карла XII в Кунгстрэдгорден надо отрубить руку, которая указывает на Россию как на старого и вечного врага на Востоке. Военные конфликты между Швецией и Россией уже невозможны, поэтому вооружение Швеции и абсурдно, и ненужно. Против кого оно в таком случае направлено? Кроме того, военные действия современных христиан более не устраивают, примером тому и служит Швеция:

Современные шведы слишком христиане, сами, как следует, не сознавая этого, – христиане в жизни, в нравах, в обычаях, приемах и характере, чтобы быть в состоянии воевать.

Шведов вполне можно назвать самым счастливым народом в Европе. Считать Россию лучшей среди наций и ее народ богоизбранным больше нельзя. Равно как нельзя поддерживать тезис отца о том, что образованные классы в России должны учиться у русского народа. «Россия создана Западом и продолжает им создаваться», – утверждает Лев. Путешествие – хороший способ открыть глаза. Все студенты должны обучаться год за границей. Простым русским тоже было бы полезно познакомиться со Швецией воочию. Один шведский помещик рассказывал, что у него служил русский мужик – правильщик из Новгорода. Устойчивой репликой у него было «Sverge bättre Rusland», то есть «Швеция лучше России». И к этому нечего было добавить. Нужно лишь признать, что русские – ученики западного мира, и принять за образец те качества, которые Лев встретил в Швеции: честность, доброту и равноправие.

Лев открыто заявляет, что Швеция, по его мнению, – это будущее. Это общественная модель, которую России следует осуществить. Веру в особый русский путь лучше всего забыть, признав собственную отсталость, и начать смиренно учиться у западного мира, наиболее безупречным образцом которого и является Швеция.

Лев подводит итог и говорит о личной глубокой симпатии к Швеции:

Я искренно и горячо люблю Швецию, люблю ее природу, ее людей, ее нравы и характер и думаю, что всякий беспристрастный человек, желающий узнать шведов и их жизнь, непременно тоже оценит, полюбит их и многому доброму у них научится.

Главные идеи статей Льва пересказывает и столичная, и провинциальная шведская пресса. В 1904 году в журнале Bibliothèque universelle et Revue suisse (Лозанна) выходит краткое изложение «Шведских писем», которое подготовил Мишель Делинь, известный знаток России и русской культуры. В России двадцать писем печатаются в виде дорогой и щедро иллюстрированной книги под названием «Современная Швеция». На шведский язык целиком текст не переводится.

Описываемая Львом Швеция бесконечно прекрасна. Изъяны и недостатки, которые сделали бы картину более достоверной, практически отсутствуют. Замкнутость и консерватизм шведов можно с тем же успехом причислить к достоинствам. Однако существует явление, которое Лев воспринимает с трудом, – это чрезмерное употребление алкоголя в среде образованных людей.

В январе 1900 года в шведской прессе распространяется новость о том, что Лев Толстой – младший надел голубую ленту как знак сторонника воздержания от употребления алкоголя и просит дать ему право организовать такое же движение за трезвость в России. Заголовок в Aftonbladet гласит: «Граф Лев Толстой – младший по поводу трезвости. Вода вместо шампанского». Лев подтверждает, что вступил в «Союз голубой ленты», христианское народное движение сторонников полного отказа от алкоголя. В его случае решение о вступлении было принято после «ужасных шведских тостов». В Швеции, как ни в какой другой стране мира, глубоко укоренился обычай поднимать бокалы. «За каждым завтраком, ланчем, обедом и ужином люди травятся алкоголем, выпивая за „здоровье“ друг друга, точно все это в шутку». А движение за трезвость, которое действительно полезно для здоровья, напротив, высмеивается.

Будучи трезвенником, Лев отказывается произносить тосты и выпивать. Он не соглашается «пить отраву за чужое здоровье», или – если точнее – не хочет «подрывать» здоровье других. Табак и кофе тоже вредят здоровью, напоминает Лев. Пиво можно легко заменить водой и русским квасом. В «Союз голубой ленты» он вступил, чтобы по возможности установить контакт между шведской и российской организацией трезвенников. Однако подобная деятельность в России так никогда и не начнется, несмотря на то что Лев при каждом удобном случае будет хвалить работу шведского движения за трезвость.