Текст книги "Идеальная любовница"

– Да, вопросов. И вполне определенных. Вы уверены, что вам нужна именно любовница, а не просто «партнер по сексу»?

Питер оцепенел. Такой прямоты он не ожидал даже от знаменитой куртизанки. Поистине ее практичность сделала бы честь любому торговцу скобяным товаром.

– О, я вполне уверен в этом, мадам, – горячо заверил Питер. – Свет рампы, шумные компании, скачки – все это меня больше не привлекает. Я чувствую, что нуждаюсь в наслаждении другого рода, – Питер Сент-Джеймс искренне надеялся, что Розалинда примет это объяснение за чистую монету.

– Вы хотите сказать, что подобное наслаждение вам уже известно? – подала голос Женевьева. – Вы были влюблены?

– Как долго длилась ваша связь? – заинтересованно спросила Клементина, чуть подавшись вперед.

– И что это была за женщина? – потребовала ответа миссис Баден-Пауэлл. При этом вид у нее был такой, словно она в любой момент готова наброситься на него.

К допросу с пристрастием Питер не был готов. Он привык к тому, что женщины предлагают ему себя сами, а тут он вынужден доказывать свою состоятельность. И главное где? В нарядной гостиной за чаем! Ну уж нет, граф Сэндборн не распространяется о своих амурных делах и не намерен изображать из себя тушку курицы, которую придирчивая хозяйка вертит на базаре, раздумывая – брать или не брать. Питер выпрямился и с плохо скрываемым раздражением проговорил:

– Ну, какой же мужчина не увлекался представительницами прекрасного пола? – дипломатичность этого суждения удивила даже его самого. – Однако все знают, что ранние привязанности редко бывают долговечны. Рассудительность и умение разбираться в людях приходят с возрастом. Признаюсь, до сих пор я не до конца сознавал произошедшую со мной перемену, но, увидев Габриэллу, понял, что все остальные блага мира мне больше не интересны.

Розалинда обменялась многозначительными взглядами с подругами и спросила:

– И чем же вас пленила наша Габриэлла?

– Пленила… да, это именно то слово. Она взяла меня в плен, опутав своими чарами, – разошелся Питер, входя во вкус новой игры. – Ее красота и очарование околдовали меня, – он огляделся. – Но где же Габриэлла?

Разве она к нам не присоединится? А я так надеялась увидеть королеву моего сердца.

– Ну, разумеется, – ледяным голосом ответила Розалинда, взглядом пригвождая его к месту. Ее критический взгляд, брошенный на пустые руки Питера, объяснил холодность тона. Ни цветов, ни шоколада… Человек, который не позаботился об элементарных знаках внимания, не заслуживает другого обращения. – Габриэлла скоро спустится к нам, а пока вам придется довольствоваться нашим обществом. Моя дочь – еще очень юная и неопытная девушка, и ее эмоции иногда бегут впереди здравого смысла. Как мать я должна предостеречь ее от каких бы то ни было ошибок, надеюсь, вы меня понимаете?

Взгляд, которым она одарила Сэндборна, ясно говорил о том, что, несмотря на древнейшую профессию, ей не чужда добродетель. В широком понимании этого слова, разумеется.

– Я понимаю и восхищаюсь вами, мадам – натянуто улыбаясь, ответил Питер.

Розалинда кивнула и вновь посмотрела на своих товарок, словно спрашивая у них совета, стоит ли продолжать? Подруги безмолвно дали ей утвердительный ответ, и Розалинда спросила:

– Полагаю, вы состоите членом какого-нибудь клуба?

– Да, и даже не одного, а нескольких.

– Вы предпочитаете обедать там или держите своего повара?

– У меня есть повар, но иногда я обедаю в клубе.

– В клубах и ресторанах всегда так шумно, – недовольно заметила Розалинда, – насколько лучше тихая трапеза в компании приятного, понимающего собеседника.

Питер поспешил с этим согласиться и был награжден благосклонной улыбкой. После этого ему задали не меньше дюжины вопросов, целью которых было выяснить его планы на будущее, размеры винного погреба, местоположение родового имения, фамилию ювелира, услугами которого он пользуется, и многое-многое другое.

Розалинда оценивала Сэндборна как породистого скакуна. Будь ее воля, она не преминула бы заглянуть ему в рот и проверить, хороши ли зубы. Питеру с трудом удавалось сохранить самообладание. В аристократическом обществе никто не стал бы вслух интересоваться его платежеспособностью и брезгливо кривить губы, услышав, что он держит деньги в «Эспрей и К», а не в «Эгньюз Гаррард» на Бонд-стрит. Однако здесь в полусвете, где все перевернуто с ног на голову, это было не только возможно, но и необходимо. Здесь женщины выносят приговор мужчинам, точно так же, как мужчины обсуждают достоинства женщин в так называемом приличном обществе.

После некоторой паузы Розалинда взглянула на пылающее лицо Питера и, удовлетворившись тем, что увидела, сказала;

– Итак, ваша светлость, я по-прежнему жду ответа на вопрос, что же так пленило вас в моей Габриэлле?

Питер мог поклясться, что все окружающие его дамы считают этот вопрос самым главным в их сегодняшней беседе. Если ту экзекуцию, которую они ему учинили, можно назвать беседой.

– Она… прелестна, – проговорил Питер, хватаясь за первое пришедшее ему на ум слово. – Восхитительна, совершенна…

– Возможно, – с уксусно-медовой улыбкой отозвалась Розалинда. – Если вам нравятся босые, насквозь промокшие, перепуганные школьницы, то это, безусловно, так.

Шевеля мозгами, Питер Сент-Джеймс понял, обычной лестью эту дамочку не возьмешь.

– Габриэлла умна, артистична и… совершенно непредсказуема, – честно признался Питер.

– Ну, это очевидно. Девушка с другими наклонностями не стала бы бегать по лондонским улицам ночью под проливным дождем, – Розалинда вздернула подбородок, явно бросая ему вызов.

Граф Сэндборн сделал глубокий вдох и бросил испепеляющий взгляд на своего инквизитора. Мадам Леко прямолинейна и настаивает на правде, а не на эфемерных любезностях? Прекрасно, он представит ей правду, и тогда посмотрим, действительно ли великолепная Розалинда хочет ее слышать. Наверняка она, как и большинство женщин, только утверждает, что жаждет истины, а на самом деле предпочитает сладость обмана.

– Честно говоря, я и сам не могу понять, что привлекло меня в этой маленькой сумасбродке, – с обезоруживающей искренностью проговорил Питер. – Единственное, что я могу сказать вам наверняка, так это то, что мои пальцы горят, кровь бросается в голову, а в паху начинает зудеть при одном взгляде на Габриэллу. Вчера она меня рассмешила, заставила задуматься и остановиться. Видит Бог, уже одно это ставит ее на голову выше всех остальных женщин.

Лица стареющих куртизанок вытянулись от удивления, а в глазах забегали веселые искорки. Глядя на них, Питер понял, что этот раунд выиграл он.

– Обязуюсь быть щедрым и выполнять любые прихоти Габриэллы, – добавил граф для пущей убедительности и увидел, как лицо Розалинды расплылось в довольной улыбке.

Розалинда величественно поднялась и резко дернула шнурок звонка. Дворецкий в своих блестящих латах появился незамедлительно.

– Гюнтер, пригласи Габриэллу присоединиться к нам.

Глава 5

А в это время Габриэлла, сидя за столом в своем будуаре, запечатывала конверт.

– Ради Бога, осторожнее! – взмолилась ее служанка Ру, с тревогой глядя на испачканные чернилами и воском пальцы девушки. – У вас совсем не осталось времени, чтобы переодеться. Его светлость уже здесь.

Служанка отложила конверт в сторону и принялась, ловко орудуя бумажной салфеткой, стирать чернила с пальцев своей хозяйки.

– И запомни, ты должна отнести письмо сразу же, как только я спущусь вниз. Обещай мне, Ру.

– Oui, Oui[4]4
  Oui, Oui (фр.) – да, да.


[Закрыть], мисс Габриэлла, обещаю, – заверила ее маленькая француженка.

В эту ночь Габриэлла совсем не ложилась. Тяжелые мысли и мрачные предчувствия не давали ей спать. Правильно ли она сделала, доверившись Питеру Сэндборну? Сработает ли ее план, и хватит ли у графа терпения исполнять роль мнимого любовника до тех пор, пока она не подыщет себе мужа? Да и где его вообще искать…

Габриэлла была вполне уверена в своих силах и считала, что сумеет очаровать любого мужчину. Проблема заключалась только в том, что ей негде с этим мужчиной познакомиться. Не в доме же у матери в самом деле! Те джентльмены, которые приходят к Розалинде, во-первых, давно женаты, а во-вторых, их отнюдь нельзя назвать порядочными людьми.

Промучившись до самого утра, Габриэлла так и не нашла ответа на вопрос где? В изнеможении упав на кровать, она зарылась головой в подушку и зарыдала. Она так и плакала бы до самого вечера, если бы Ру не принесла ей чашку чая и свежие газеты. Габриэлла мельком взглянула на «Тайм» и «Пэлл Мэлл Газетт», и тут ее осенило. Газеты!

Теперь она знала, что нужно делать.

Ру заставила Габриэллу встать на ноги и тщательно расправила ряд оборок, спускавшихся вниз по переду платья. Затем она подколола выбившийся локон, отошла и, оглядев свою хозяйку, удовлетворенно кивнула.

Габриэлла посмотрела на часы и изумленно ахнула. Прошла уже четверть часа, а мать до сих пор не прислала за ней. Что же могло их так задержать?

– Скажи мне, пожалуйста, ну, о чем она может говорить с ним пятнадцать минут? – обратилась она к Ру, нервно расхаживая по комнате.

– Она ваша мать и naturellement[5]5
  Naturellement (фр.) – естественно.


[Закрыть] говорит о вас, – пожала плечами Ру.

– С какой стати им говорить обо мне! – негодующе воскликнула Габриэлла. – Я надеюсь, что Розалинда, очарованная титулом и манерами графа, позовет меня вниз и, увидев, как мы увлечены друг другом… – девушка нахмурилась, раздумывая, каким же должен быть следующий шаг. – Благословит нас и отпустит на прогулку в Гайд-парк.

– С каких это пор ваша матушка делает то, чего от нее ожидают? – покачала головой Ру. – Она хозяйка дома и правит балом, разве не так?

Габриэлла попятилась и плюхнулась на диван, нимало не заботясь о мнущихся складках пышной юбки. Ру права. Обдумывая свой план, Габриэлла не учла одной вещи – проницательности Розалинды. Уж в чем в чем, а в вопросах любви ее трудно было обмануть. Со все возрастающей тревогой девушка подумала о тех осколках амурной мудрости, которую мать тщетно пыталась вбить ей в голову. И как она могла быть так наивна! Ведь Розалинда стоит на вершине Лондонского полусвета и знает мужчин как никто другой. Ей не составит труда разобраться в истинных причинах, побудивших графа прийти к ним в дом.

Беспокойство Габриэллы усилилось. Сможет ли лорд Сэндборн убедить мать в том, чего на самом деле нет? Сейчас девушка уже не могла припомнить, почему же она решила, что Питер будет подходящей кандидатурой на роль «идеального любовника». Что если она ошиблась? Ею овладело отчаяние.

– Они сейчас там внизу, – простонала она. Габриэлле оставалось надеяться только на то, что Сэндборн знает правила игры не хуже самой Розалинды и сумеет дать ей отпор.

Гюнтер появился в дверях как раз в тот момент, когда Габриэлла окончательно уверилась в том, что ее план провалился.

– Миссис Леко просит мисс Леко спуститься вниз, – невозмутимо проговорил он, словно не замечая того, что девушка вот-вот упадет в обморок.

Габриэлла вскочила на ноги и подбежала к трюмо. Она должна спуститься в гостиную с блаженной улыбкой на лице и выглядеть при этом немного взволнованной. Вместо улыбки получалась какая-то кривая ухмылка, зато взволнованности было хоть отбавляй.

Ру ни на шаг не отходила от своей хозяйки:

Она щипала ее за щеки, пытаясь вызвать хоть подобие румянца, расправляла шелковые фиалки, которые девушка помяла, пока сидела, и волновалась не меньше самой Габриэллы.

– Отстань, Ру, – отмахнулась Габриэлла, продолжая колдовать над своим лицом. Ей никак не удавалось придать ему то выражение, какое бывает у всех девушек, когда им предстоит встреча с любимым мужчиной. На лице упрямо отражались только страх и тревога.

– Если вы не светитесь от радости, то у вас хотя бы платье должно быть в порядке, – резонно заметила Ру.

– Если я войду в гостиную с такой миной, на мое платье никто и внимания не обратит, – возразила Габриэлла, еще раз косо улыбнулась зеркалу и поспешила вниз.

Но Габриэлла ошиблась. В первую очередь четыре пары женских глаз нацелились именно на платье, которое, по замыслу портнихи, должно было выставить напоказ все прелести юной плоти. Потом взгляды перенеслись на графа. Найдет ли он соблазнительным изгибы девичьей фигуры и каскад белокурых локонов, спускающихся на плечи? Решив, что найдет, женщины едва заметно кивнули одна другой и удовлетворенно откинулись на спинки кресел.

Габриэлла растерянно остановилась в дверях, силясь выжать из себя восторженную улыбку.

– А вот и Габриэлла, – провозгласила Розалинда, поднимаясь с кресла и настороженно глядя на дочь.

Граф тоже тотчас вскочил на ноги и повернулся к своей «возлюбленной». На миг Габриэлла онемела от удивления. До чего же он красив! Высокий, широкоплечий, невероятно элегантный. В прекрасно скроенном утреннем смокинге, серых брюках и шелковом галстуке того же цвета, Питер Сент-Джеймс был просто неотразим. Его черные волосы, разделенные аккуратным пробором и зачесанные назад, обрамляли классическое, словно сошедшее с картины старых мастеров лицо, а бездонные карие глаза светились умом и… вожделением.

Габриэлла затаила дыхание. Неужели это тот самый мужчина, с которым она заключила сделку менее суток назад?

– Габриэлла, – выдохнул он, тоже пораженный ее красотой. Эта высокая, стройная, изящно одетая девушка ничуть не походила на ту мокрую замарашку, которую он подобрал вчера на улице.

Их руки соединились, и Габриэлла почти успокоилась, но тревожный блеск его глаз предупредил ее о том, что бой еще не закончен.

– Габриэлла, дорогая, мы тут немного побеседовали с твоим графом, – вырвал ее из оцепенения голос Розалинды. – Входи и присоединяйся к нам, милая. Гюнтер сейчас принесет чай.

Твоим графом! Габриэлла почувствовала, что краснеет. Девушка кожей ощущала пристальный взгляд матери. Розалинда явно оценивала ее поведение, и Габриэлла поняла, что испытательный срок еще не закончен. Устроившись в кресле, она подумала, что будет нелишним проводить Питера томным взглядом, пока тот идет к своему месту, а заодно воспользоваться возможностью полюбоваться его безупречной осанкой и плавной, уверенной походкой. Габриэлла пыталась увидеть его глазами матери, и увиденное вызывало у нее вздох облегчения. Питер Сент-Джеймс был совершенен в земном, пугающе плотском смысле.

Поймав себя на этой мысли, Габриэлла испуганно заморгала, стараясь избавиться от наваждения, но тут заметила, что граф тоже разглядывает ее с откровенным любопытством. В приличном обществе подобное поведение расценили бы как публичное оскорбление. Зардевшись еще пуще, девушка отвернулась и разозлилась на себя. Сейчас не время корчить благовоспитанную недотрогу. В конце концов граф пришел сюда затем, чтобы предложить свои услуги в качестве… любовника. Так какого же поведения от него нужно ожидать?

Заметив, что щеки девушки порозовели, а ресницы, затрепетав, смущенно опустились, Питер почувствовал, что его негодование рассеялось как утренний туман. Теперь он знал, что привело его в этот дом. Габриэлла! Она была прекрасна, восхитительна… Он скользнул глазами по округлым плечам, пышному бюсту, и тонкой талии, мысленно срывая пышные оборки и раскрывая соблазнительные изгибы под ними. Черт, да она вполне распустившийся цветок, нежный и ароматный.

Гюнтер закончил сервировать стол, и Розалинда, взявшись сама разливать гостям чай, приступила к светской беседе. Темой ее она выбрала приближающееся лето.

– Обычно мы скрываемся от жары на побережье, – нарочито небрежно начала она. – Но герцог все еще на сафари, и я решила остаться пока в городе. Да и Габриэлле следует получше познакомиться с Лондоном. А вы, ваша светлость, покидаете город на лето?

– Я еще не решил, – ответил Питер, с благодарной улыбкой принимая чашку чая. – У меня есть поместье в Сассексе, это недалеко от побережья, и я люблю там бывать. Морской бриз в июльскую жару – что может быть лучше, – мечтательно проговорил он, но перехватив испуганный взгляд Габриэллы, быстро добавил: – Впрочем, нынешним летом я думаю остаться в Лондоне. Лето в городе тоже имеет свои… э… преимущества.

Габриэлла уткнулась в свою чашку, гадая, заметила мать ее маневр или нет. Убедив себя, что все в порядке, она подняла лицо и на всякий случай растянула губы в улыбке, которая должна была означать: я-влюблена-и-очень-счастлива.

– Alors[6]6
  Alors (фр.) – значит.


[Закрыть], ваша светлость, вы нисколько не пострадали от вчерашней потасовки и даже извлекли из нее кое-какую выгоду для себя. А? – лукаво заметила Женевьева. – Вы вели себя как настоящий рыцарь.

– Потасовки? – чашка Питера застряла на полпути ко рту. Габриэлла сделала страшные глаза, но ничего не могла ему подсказать. Эх, надо было договориться заранее.

– Ну как же, вы так ловко отделали этих мерзавцев, – вставила простодушная Клементина. – Их следовало бы засадить за решетку, вот что. Именно так поступают с подобными негодяями у нас в Йорке.

– За решетку, – убитым голосом повторил Питер, уже ровным счетом ничего не понимая.

Габриэлла решила, что пришла ее очередь спасать положение.

– Не смущайтесь, граф, – с обворожительной улыбкой проворковала она. – Я все-все рассказала маме. И то, как вы бросились мне на помощь и вырвали из лап тех отвратительных типов, которые пытались затащить меня в свою карету, и то, как любезны вы были потом.

– Ах, да, парни в карете, – после опасно долгой паузы, наконец, произнес он. – Уже стемнело, и к тому же пошел дождь, так что я не разглядел их лиц.

– Кто бы мог подумать, что вы, граф, способны, забыв обо всем, бороться спасать одинокую девушку, – ядовито промурлыкала Ариадна, вызвав своим замечанием сдавленные смешки у остальных дам.

– И как великодушно с вашей стороны было отвезти нашу Габби в ресторан, – добавила Женевьева.

– А кстати, – вставила Розалинда, – я не помню, чтобы Габриэлла упоминала его название, – она предложила ему поднос с пирожными. – Я интересуюсь этим лишь потому, что она, кажется, оставила там свои туфли.

– О, разве я не сказала? – воскликнула Габриэлла. – Это был…

– «Монмартр», мадам, – закончил за нее граф, прежде чем девушка успела ляпнуть какую-нибудь глупость.

Габриэлла испуганно посмотрела на него, а затем, догадавшись, в чем дело, нежно улыбнулась. Милый, милый Питер Сент-Джеймс! Ну, конечно же, он не хочет, чтобы Розалинда узнала о том, что ресторан, в котором они были, призван утолять аппетиты, не имеющие ничего общего с едой.

– А что касается туфель, то я…

– Потеряла их на улице во время драки, – уверенно завершил Сэндборн.

Его самонадеянность встревожила Габриэллу. Ведь они только что находились на грани провала. Она покачала головой, надеясь, что дамы примут это движение за недовольство тем, что ее все время перебивают.

– «Монмартр», – задумчиво проговорила Розалинда. – Я хорошо знаю этот ресторан. Кому еще чаю?

Когда чашки были наполнены вновь, разговор благополучно перешел на другую тему.

Питер облегченно вздохнул и позволил себе немного расслабиться. Он понял, что худшее уже позади. Возможно, Розалинда Леко и не поверила их истории, но во всяком случае она решила держать свои сомнения при себе. Питер совершенно успокоился и включился в общий разговор.

А вот у Габриэллы на душе было совсем неспокойно. Она сидела как на иголках. Конечно, Сэндборн доказал, что умеет обращаться со скептически настроенными матерями так же хорошо, как и с сумасбродными дочерьми, но надолго ли его хватит? У Розалинды была привычка задавать вопросы прямо в лоб, и обойти их не так-то легко.

Замешательство девушки усиливалось еще и тем, что она все чаще и чаще, помимо своей воли, обращала взгляд на Питера. Это уже не было простым любопытством. Габриэлла поймала себя на мысли, что откровенно любуется графом. Не раз звук материнского голоса выводил ее из оцепенения, и она с ужасом сознавала, что опять засмотрелась на своего «возлюбленного». Впрочем, это не так уж плохо. Ведь девушка, которая влюблена, и должна быть немного рассеянной.

Большие старинные часы над камином пробили шесть. Розалинда тут же отставила свою чашку и , повелительно посмотрела на гостя. Граф Сэндборн понял намек, быстро поднялся и стал прощаться. Габриэлла замерла. Настал самый решающий момент встречи. Она вскочила с кресла и стала рядом с Питером, глядя на мать глазами, полными отчаяния и надежды.

Розалинда медлила. Она оценивающе смотрела на молодую пару, словно решая, достаточно ли хорошо они смотрятся вместе. Но вот, наконец, она приняла подходящую, как ей казалось, к столь возвышенному моменту позу и сладким голосом проговорила:

– Очень приятно было познакомиться с вами, ваша светлость. Надеюсь, вы навестите нас еще раз? Скажем, завтра, часа в три? Мы с Габриэллой будем очень рады.

Габриэлле показалось, что кости ее размягчаются. Она стала буквально оседать на пол, но граф подхватил ее и ободряюще похлопал по руке.

– Три часа прекрасно подойдет, мадам, – ответил он. – Но что же мне делать до тех пор? Боюсь, этот день станет для меня самым длинным в истории вселенной.

Он поднес руку Габриэллы ко рту и нежно поцеловал. Девушка понимала, что этот жест предназначен для публики, но все же почувствовала, как ее охватила трепетная дрожь.

– До завтра, ваша светлость, – вынесла приговор неумолимая Розалинда. – Идемте, я провожу вас.

– Может быть, лучше мне это сделать, мама? – робко попросила Габриэлла. Мать нехотя кивнула, и они рука об руку вышли в холл.

Пока Гюнтер ходил за шляпой и тростью, Габриэлла, кожей чувствуя пристальный взгляд Розалинды, теснее прижалась к графу и прошептала:

– Вы сделали это! Теперь она примет вас как моего любовника.

– Я счастливейший из смертных, – сверкнув зубами, ответил он. – Но ты, Габриэлла, могла бы предупредить меня, что твой отец герцог Карлайлз. Тогда мне было бы намного легче.

Габриэлла покраснела и отшатнулась.

– Незаконнорожденная дочь любовницы герцога, – тихо поправила она. – Я не сказала этого, потому что вы все равно мне не поверили бы. Что, разве я не права?

На это Питеру Сент-Джеймсу нечего было возразить. Права, конечно, права. Поначалу он действительно не поверил пи единому ее слову.

– Забудем об этом, Габриэлла. Наше соглашение остается в силе. Ведь тебе по-прежнему нужен любовник, а мне твоя помощь в деле старика Гладстона. Надеюсь, ты не передумала?

Габриэлла отрицательно покачала головой, но потом, испугавшись, что граф неверно истолкует этот жест, так же молча кивнула. Питер рассмеялся и крепко сжал ее руку.

Он посмотрел на нее, любуясь правильными чертами лица и глазами цвета летнего неба, и задал себе тот же вопрос. А сам-то он не передумал? Стоит ли пускаться в эту безумную авантюру? Теперь ему известно, что Габриэлла – дочь герцога, меняет ли сей факт хоть что-нибудь в их отношениях? Пожалуй, нет. Даже наоборот, от этого ситуация становится еще пикантней, а значит, и интересней. Легкая улыбка тронула губы Питера. Подумать только, Габриэлла – дитя любви, плод великой, всепоглощающей страсти – осмеливается утверждать, что не имеет собственных страстей! Ну, уж нет, ей определенно нужен любовник.

– Что конкретно мне планировать на завтра? – деловито спросил Сэндборн. – Хочешь, поедем куда-нибудь?

– Да. Можно поехать в парк, – улыбаясь, ответила она. – Можно в музей или библиотеку. В общем, это должно быть серьезное и благопристойное место.

– Серьезное и благопристойное, – теперь пришел черед улыбаться графу. – Нечего сказать, романтичная мне досталась подружка. Л чем ты собираешься заняться, когда освободишься от материнской опеки?

Она начала было что-то отвечать, но, взглянув в сторону гостиной, передумала.

– Мы сможем поговорить об этом завтра, – шепнула она, обворожительно улыбаясь. – Завтра, когда мы будем одни.

Он взял ее руки в свои и поцеловал каждый пальчик.

– Хорошо, до завтра, когда мы будем одни. Явился Гюнтер и торжественно вручил графу шляпу и трость. Питер поклонился дамам в гостиной, чмокнул Габриэллу в щеку и вышел за дверь. Несколько мгновений девушка неподвижно стояла в холле, а потом, весело хлопнув в ладоши, побежала вверх по лестнице. Сработало! Голова ее кружилась от первых успехов, она вновь обрела уверенность в себе. Если и дальше все пойдет по плану, то через месяц-другой она уже будет почтенной замужней дамой.

Розалинда и ее товарки видели, как Габриэлла, подхватив юбки, упорхнула к себе. По их мнению, она являла собой первоклассный образчик влюбленной девушки – восторженная, сияющая, полная надежд и мечтаний. Однако, будучи сами мастерицами уклончивых иллюзий, они прекрасно понимали, как обманчива может быть внешность.

– Ну, что вы об этом думаете? – скрестив руки на груди, спросила Розалинда.

Группа экспертов переглянулась.

– Красивый дьявол, – начала Клементина. – Ходячее искушение да и только. Грех, так и ждущий совершения, – тоскливое вожделение, застывшее в ее глазах, ясно говорило, что она не против того, чтобы этот грех совершился с ней.

– Боже, Клементина-а, – презрительно протянула Ариадна. – Неужели ты готова уступить первому встречному?

– Во-первых, граф не первый встречный, – вздернула подбородок добродушная провинциалка. – А во-вторых, уступчивость – часть моего очарования.

– Мужчины; развратнее, чем Сэндборн, , нет в Лондоне, – заявила Ариадна, пронзая Клементину суровым взглядом. – Самодовольный, высокомерный самец, который никогда и ни в чем не знал отказа. Мне хорошо знаком этот тип. Такие люди предпочитают только брать, ничего не давая взамен. Он разобьет сердце нашей Габриэллы, да еще и посмеется над этим.

Розалинда принялась заламывать руки.

– Non, non[7]7
  Non, non (фр.) – нет, нет.


[Закрыть], – успокаивающе воскликнула Женевьева. – Скорее всего у графа действительно было много женщин, но он никогда не любил. В этом я абсолютно уверена. А уж если такой мужчина полюбит… – она пожала плечами. – Кто знает, что сделает из него любовь?

– Ах, единственное, в чем уверена я, так это в том, что он сложен как породистый жеребец, и двигается, как пантера, – вздохнула Клементина. – Он сумеет согреть постель любых размеров в студеную зимнюю ночь.

– Сумеет согреть постель? Гм, Клементина, ты стареешь, – проворчала Ариадна. – Да, он необуздан, как мартовский заяц, богат, как Крез, и к тому же красив, словно Купидон, а все эти качества, собранные в одном человеке, представляют собой взрывоопасную смесь. Женщина, которая его полюбит, обречена на погибель. И мне наплевать на то, что от его поцелуев улетаешь на небеса… он этого просто не стоит.

– А-а, но ты видела, как блестели глазки La petite[8]8
  La petite (фр.) – дитя, малютка.


[Закрыть], – Женевьева погрозила ей пальцем. – Габриэлла наверняка думает иначе, и мы не можем не считаться с ее чувствами.

– В этом деле чувства Габриэллы стоят на последнем месте, – отчеканила Розалинда. – Девчонка еще слишком молода и неопытна, чтобы решать самой. Я – мать и должна позаботиться о будущем своей дочери.

Розалинда закружила по комнате, рассеянно пиная свой изящный шелковый шлейф на каждом повороте. Между ее бровями залегли две суровые складки.

– Нет, Сэндборн меня не устраивает, – произнесла она после довольно продолжительной паузы. – Я хочу, чтобы любовником Габриэллы стал человек, в котором я буду уверена на все сто процентов. И вовсе не обязательно ему быть таким красавчиком, – она помолчала. – А как вам эта умилительная белиберда, которую они сочинили? Я о том, что он якобы спас Габби.

– Ты этому не веришь? – искренне удивилась Ариадна. – Но что же, по-твоему, произошло на самом деле?

– Откуда мне знать, – Розалинда устало махнула рукой. – Все что угодно, по только не то, что они рассказали. – Она представила, как граф обнимает Габриэллу, и морщинки на ее лице стали еще глубже. – Ну как я могу поверить в эту нелепую историю, если вчера мою дочь тошнило от простого поцелуя, а сегодня она жаждет сделать этого лорда Скандалборна своим любовником?

– Но ты же не можешь вот так просто взять и отказать ему от дома? – с тайной надеждой спросила Клементина. – Он титулован, богат, занимает видное положение в свете…

– И к тому же первый джентльмен, на которого благосклонно посмотрела наша упрямица Габриэлла. Ты можешь ручаться за то, что он не станет последним? – Женевьева неопределенно махнула рукой. – Подумайте, mes amies[9]9
  Mes amics (фр.) – друзья мои.


[Закрыть], и о том, как прелестно они смотрятся вместе.

Женщины немедленно воссоздали в памяти эту идиллическую картинку. Стройная изящная Габриэлла и высокий мужественный граф, с трудом обуздывающий прикосновение к ней. Что и говорить, вместе они смотрелись просто восхитительно: свет и тьма, сила и уязвимость, нежный соблазн и опасная притягательность. Но главное – молодые люди не отрывали друг от друга глаз.

– Да, – смягчилась Ариадна. – Вместе они выглядят как Адонис и Афродита.

– Он смотрел на нее так, словно она сделана из сахара, – мечтательно качнула головой Клементина. – А Сэндборн, судя по всему, очень любит сладкое.

– В его глазах я увидела жажду и вожделение. А она… Он зажег искорку в нашей Габби, разбудил ее, если можно так выразиться, – добавила Женевьева.

– Ну, вижу, толку от вас немного, – строго оборвала их Розалинда. Затем подошла к чайному столику и, взяв чашку, из которой пил граф, посмотрела на нее со свирепой решимостью.

– И все-таки я не верю ни ей, ни ему, – пробормотала она. – Эта резкая перемена чувств, внезапная влюбленность… Нет, Габриэлла определенно хитрит, а о графе я уж и не говорю, – Розалинда снова взглянула на чашку, которая в данный момент олицетворяла Питера Сент-Джеймса и прошипела: – Значит, вы без ума от моей дочери, граф Сэндборн? Ну, что ж, посмотрим, удастся ли вам убедить, в этом и меня.

На следующий день Питер был на пороге особняка Леко ровно в три часа пополудни. Гюнтер немедленно проводил его в гостиную, где граф обнаружил Розалинду, восседающую на диване среди атласных подушек и тепличных цветов. Одну.

– Я вижу, вы пунктуальны, лорд Сэндборн, – проговорила она, приподнимая бровь.

Язвительно поданное замечание ясно говорило о том, что его кандидатура все еще находится на рассмотрении.

– Ну, какой же мужчина станет медлить, когда речь идет о Габриэлле, – парировал он.

– Согласна с вами, – Розалинда улыбнулась, но глаза ее по-прежнему оставались холодны. – Однако согласитесь и вы, что поспешность в таком деликатном деле просто недопустима. Итак, не будем спешить, граф, – заключила она, вставая и беря его под руку.

Питер застыл, уверенный, что сейчас его просто выставят за дверь, но Розалинда все с той же улыбкой потянула его к лестнице.

– Как человек светский и… опытный, вы должны понимать, что чувства юной девушки нужно культивировать с заботливой осторожностью. Только тогда ее страсть принесет желанный урожай, а плод наслаждения будет спел и вкусен, – она пристально наблюдала за его реакцией. – У Габриэллы совсем нет опыта в общении с мужчинами, так что придется подождать, чтобы дать ей возможность узнать вас получше. А когда вы поймете, что час пробил, смело вводите ее в мир…