Текст книги "Идеальная любовница"

Глава 9

Питер Сент-Джеймс сидел в карете и наблюдал за дверью Реформаторского клуба. «Сегодня Гладстон что-то задерживается», – уныло подумал он и с трудом подавил желание окликнуть Джека, чтобы велеть ему ехать домой. Было уже довольно поздно, и шансов на то, что старик Уильям именно сегодня выйдет на свою ночную охоту, с каждой минутой становилось все меньше и меньше.

Гладстон, наконец, вышел из клуба и прямиком отправился в свою резиденцию. Питер проводил его, убедился, что все огни в доме погасли, и не солоно хлебавши, убрался восвояси.

Вернувшись в свой особняк, Питер Сент-Джеймс уютно устроился возле камина и задумался. Жесткий контроль, который Розалинда установила над своей дочерью, а значит и над ним тоже, становится уже просто невыносим. Что она себе позволяет, в конце концов! Он как-никак граф, пэр Англии и даже собственной матери не позволяет собой манипулировать, так с какой же стати ему терпеть выходки Розалинды? Вот если бы она была мужчиной, тогда Питер точно знал бы, как ему следует поступить, но поскольку… Стоп! Что с ним сегодня творится? Откуда взялись вдруг эти шальные мысли? Ведь Розалинда Леко его противник, так? А значит и общаться с ней надо так же, как и с любым политическим оппонентом. Следует найти ее слабую сторону и надавить на нее. К счастью, слабости Розалинды ему известны: она страстная и романтичная женщина. Вот этим он и воспользуется! Не Габриэллу ему нужно засыпать подарками и цветами, а ее мать, только тогда она выпустит их из заточения.

Совершив это открытие, Питер с трудом дождался утра. Едва ли не с рассветом он бросился по магазинам скупать шампанское, бургундское и кларет. Бутылки, хранящие на стекле полувековую пыль, на его глазах были упакованы в нарядную корзину и отправлены в особняк Леко. В корзину Питер вложил визитную карточку, на которой собственноручно начертал слова благодарности и признательности матери своей будущей любовницы.

В три часа пополудни Питер уже неловко переминался с ноги на ногу в холле, под бдительным , оком Гюнтера. В руках у него была целая охапка цветов.

Розалинда царственно выплыла из гостиной и, увидев его с цветами, снисходительно улыбнулась. А когда она узнала, что цветы предназначались ей, ее улыбка стала еще шире.

– Благодарю вас, ваше сиятельство, но будет лучше, если вы преподнесете этот букет Габриэлле, – она польщена его вниманием, но, как и любая мать, в , первую очередь блюла интересы дочери.

– О, моя малютка тоже не останется без подарка, – с чарующей улыбкой проговорил он и вытащил откуда-то из-под полы небольшой горшочек с тремя сухими прутиками.

Розалинда изумленно округлила глаза, а Питер, воспользовавшись ее замешательством, быстро откланялся и взбежал по лестнице на второй этаж.

Ошеломленная Розалинда вернулась к подругам и торжественно предъявила им букет.

– Вот! – она вытянула руки вперед. – А Габриэлле он принес какие-то палки. Я же говорила, что он извращенец.

– Зато граф преподнес цветы La maman, – заметила Женевьева.

– А дочери он принес не сухие палки, а розовый куст, – объявила Ариадна. – Великолепный подарок! Туфли – это моветон, вино слишком банально, а вот розы… Кто мог подумать, что даже у этого повесы есть романтическая жилка.

Габриэлла сидела за столом, облаченная в очередное кисейное безобразие. На лице была написана мука, и даже приход Питера не очень-то ее развеселил. Когда же взгляд Габриэллы упал на цветочный горшок, она и вовсе помрачнела.

– Что это?

– Розовый куст. Я принес его для тебя!

Она нахмурилась.

– Мама видела?

– Конечно, и была очарована.

– Неужели? – она взяла горшок и скептически оглядела хрупкие веточки.

– Ты как будто не рада? – улыбка медленно сползла с его лица. – Но ведь это очень романтично.

– В самом деле?

– Да, уж можешь мне поверить. Это символ, говорящий о том, что наша привязанность друг к другу все возрастает. Этот горшочек с: землей содержит в себе целый трактат о нашей будущей любви.

– О, теперь я кажется понимаю, – она осторожно потрогала росток. – Это очень мило. Но как вы думаете, Розалинда поняла значение этого подарка?

– Надеюсь, что да, – ответил Питер, раздраженный ее недоверчивостью. – Она же профессиональный романтик.

– А я напротив – безнадежный любитель, – Габриэлла тяжело вздохнула, осознав, что обидела его. – Простите меня. Просто вчера Розалинда так утомила меня своей лекцией, и к тому же я думала, что вы принесете что-нибудь дорогое… А впрочем… – ее вдруг осенило. – Ведь розовому кусту место в саду, так?

– Так.

– О, Питер, вы волшебник!

– Никогда не замечал за собой ничего подобного, – пробормотал он, но Габриэлла уже тащила его к дверям.

– Вы нашли великолепный выход из положения, – оживленно проговорила она. – Вы думаете, что принесли мне цветок? Нет, вы принесли ключ от темницы. Где же еще лелеять, нашу растущую любовь, как не в саду?

Через террасу позади дома они вышли в маленький типично английский садик. Несмотря на небольшие размеры, в нем было полно укромных местечек и оплетенных плющом беседок. Воздух был насыщен ароматами трав и запахом вскопанной земли. Чириканье воробьев заглушало шум улицы, а живая изгородь надежно предохраняла от посторонних глаз. Поистине это был райский уголок.

Габриэлла дернула шнурок звонка, и тут же, словно из-под земли, вырос Гюнтер.

– Принеси нам инструменты, удобрение и воду, – приказала она и повела Питера по дорожке вокруг дома.

Они остановились под окном ее комнаты на пересечении трех тропинок, расходящихся в стороны, как спицы колеса. В центре образовалось незанятое пространство.

– Давайте посадим розу здесь, – предложила Габриэлла. – Тогда я смогу всегда видеть ее… и думать о вас, – она подняла глаза. – Это достаточно романтично?

«Это более, чем романтично», – подумал Питер. Он посмотрел ей прямо в глаза и почувствовал, что тонет, тонет в их бездонной глубине. Тепло солнца и легкий освежающий ветерок только усиливал это ощущение. Ему хотелось зарыться лицом в ее мягкие волосы, прижаться губами к ее губам, и лишь приход Гюнтера удержал его от этого порыва.

Выхватив у дворецкого лопату и лейку, Габриэлла тут же опустилась на колени и принялась рыхлить землю.

– Габриэлла, твое платье! – воскликнул Питер, пораженный тем, как бесцеремонно она относится к свои вещам.

– О, сегодня я могу не беспокоиться о платье, – заявила она и похлопала рукой по земле, приглашая его присоединиться к ней. – Я ведь вся во власти романтики. Разве может девушка в такой момент думать о какой-то там белой кисее?

Питер принял вызов и опустился рядом с ней.

Прощай, брюки, но чем только не приходится жертвовать во имя любви.

Увидев его кислую физиономию, Габриэлла расхохоталась и сунула ему лопату.

– Копай!

Надо заметить, что о садоводстве Питер Сент-Джеймс не знал ровно ничего. Зато Габриэлла, напротив, прекрасно в этом разбиралась. В академии они сами занимались садом, не прибегая к услугам садовника.

– Сначала нужно вскопать землю и подровнять ее, чтобы получился аккуратный кружок, – начала Габриэлла; – Потом сделаешь ямку в центре, – увлеченная работой, она незаметно для себя перешла на «ты».

– Откуда ты знаешь; что надо делать? – запротестовал Питер. Непривычный к физическому Труду, он скоро устал и так взмок, что ему даже пришлось снять сюртук.

– В академии мы сами сажали цветы.

– Вы копались в земле? Ученицы французской школы для девочек рыли землю? – не веря своим ушам, переспросил Питер.

– А ты знаешь другой способ выращивания растений? – она улыбнулась. – Конечно, копались. Между прочим, во Франции это считается весьма достойным занятием для юных леди. К тому же это так романтично… – не удержавшись, съязвила она.

Ну еще бы, – он нахмурился и энергично заработал садовым совком, готовя почву для розового куста. – То-то я чувствую, что меня как бы подхватывает и уносит. Думал ветер, ан нет – романтический шквал.

– Копай! – насмешливо приказала Габриэлла. – Если хочешь знать, французы считают, что женщина, ухаживающая за садом, выглядит очень соблазнительно. Так что не упусти момент. Он недоверчиво фыркнул.

– Нет, правда. Любая женщина на лоне природы выглядит удивительно красивой, – она понизила голос и доверительно сообщила: – Лично мне кажется, что тут все дело в запахах, – Габриэлла помолчала и задумчиво добавила: – Или, как говорила мадам Маршан, мужчинам просто нравится видеть женщину на коленях. Это льстит их самолюбию.

«А она далеко не дура, эта мадам Маршан», – подумал Питер, а вслух сказал:

– Однако в данный момент на коленях я, а не ты. Габриэлла рассмеялась и присоединилась к нему. Вместе они разрыхлили землю, добавили костной муки и торфа, а затем торжественно погрузили в ямку розовый куст. Руки их то и дело соприкасались, плечи сталкивались, а когда они одновременно потянулись за лопатой, Питер на какую-то долю секунды задержал ее кисть в своей ладони. Это длилось всего лишь мгновение, но и его оказалось достаточно для того, чтобы сердце Габриэллы забилось часто-часто.

Когда Питер потянулся за тяжелой металлической лейкой, она просто не могла оторвать от него глаз. Его движения были грациозны и пластичны, а жилет и рубашка, плотно прилегающие к телу, рельефно обрисовывали бугры мышц. Без сюртука граф Сэндборн выглядел намного человечнее и… мужественнее.

Обильно полив цветок, Питер облегченно вздохнул и тыльной стороной ладони вытер выступивший на лбу пот. Габриэлла сидела на траве, поджав под себя ноги, и улыбалась.

– Почему же ты решил подарить мне именно розовый куст? – спросила она, проводя пальцами по земле.

– Ну, во-первых, мне хотелось сделать тебе приятное, а во-вторых, что же еще дарить «розовому бутону», как не розовый куст?

– Розовому бутону? Что ты имеешь в виду?

– В нашем кругу так называют молоденьких дебютанток с чистыми глазками, – невозмутимо ответил Питер. – У них за спиной, разумеется.

– Звучит оскорбительно. Ты намерен и впредь обижать меня?

– Что ты, конечно, нет. Никакое это не оскорбление, скорее наоборот. Девушки, которых мы называем «розовый бутон», воспитаны, изнежены и взлелеяны, как настоящие розы. Они поют, рисуют простенькие акварели, умно говорят и искусно составляют букеты. «Розовые бутоны» выглядят, как правило, очень элегантно и всегда… желанны.

– И ты считаешь, что все эти качества относятся ко мне? По-твоему, я «розовый бутон»? – негодующе воскликнула Габриэлла.

– А по-твоему, нет? – он засмеялся и схватил ее за руку. – Правда, ты играешь вульгарные песенки вместо сонат, читаешь потешки и притчи вместо сонетов и выливаешь шампанское в комнатный горшок, но от этого не становишься менее привлекательной. Скорее твои действия имеют обратный эффект, – он присел рядом и окинул ее медленным оценивающим взглядом, от чего сердечко Габриэллы так и подпрыгнуло, – И я даже готов составлять за тебя букеты, если ты питаешь к этому занятию такое отвращение.

– Да? – Габриэлла почувствовала, что краснеет, и ниже опустила голову. Его слова ее озадачили и… обрадовали.

– Да. Ты прелесть, хотя и напоминаешь мне иногда не «розовый бутон», а розовый куст с его колючками и шипами.

– О, какой прогресс! Значит, теперь я розовый куст? Что означает эта метафора?

– Не уводи меня в дебри символики, дай сказать. Бутон нежен и раним, а ты стойкая и мужественная. Ты сложнее и совершеннее, чем обычный цветок. А шипы… Что ж, шипы делают жизнь интереснее.

– Это новость для меня.

– Ну, с твоими колючками уж точно не заскучаешь, – понизив голос, пробормотал он. – И любой мужчина захотел бы оказаться рядом в тот момент, когда колючий куст, наконец, зацветет.

Габриэлла зачарованно смотрела в его темные глаза, такие проницательные, провоцирующие и… манящие. Они, казались, хранят в себе тысячи тайн, и ни одну она не могла разглядеть. Несколько секунд спустя девушка встряхнулась, отгоняя оцепенение, и весело заявила:

– Твоя речь очень понравилась бы Розалинде.

– А тебе? – тихо спросил он. – Тебе я готов говорить комплименты бесконечно. Потому что ты полна красоты и изящества, твоя кожа как шелковистые лепестки и пахнешь ты как цветок на лугу, распустившийся под летним солнцем.

Питер запустил пальцы в ее мягкие волосы и притянул голову Габриэллы к себе. Он хотел ее. Она знала, , что это так, и ощупала его желание как нечто осязаемое, и это нечто подбиралось к ней, захватывало ее… В эту минуту Габриэлла ничего не хотела так сильно, как оказаться вместе с ним на том самом лугу, на котором распустился душистый цветок. Боже, что происходит?

– Ты моя роза, – шептал он. – И, как любая роза, нуждаешься в защите и должном уходе, иначе никогда не распустишься, – он был так близко, что она чувствовала его дыхание на своей щеке. – Позволь мне ухаживать за тобой, Габриэлла. Я хочу увидеть, как ты цветешь, – прежде чем его губы коснулись ее губ, она услышала: – Я хочу чувствовать, как ты распускаешься в моих руках.

«Да, да, да!» – безмолвно молила Габриэлла. Ей захотелось открыть ему ту потайную комнату, в которой до сих пор были заперты ее желание, страсть, уязвимость… Ей хотелось раскрыться и почувствовать то, что она так долго отвергала.

Их уста слились в поцелуе, и головокружительное тепло заструилось по всему ее телу ручейками удовольствия. Она склонила голову, инстинктивно подчиняясь его мягкому нажиму и повторяя каждое движение его губ. Питер обхватил ее за талию, медленно притянул к себе, а затем они вместе опустились на траву.

Никогда еще Габриэлла не испытывала ничего настолько интимного и настолько… всепоглощающего. Каждая клеточка ее была возбуждена и отвечала трепетом сладостного наслаждения на каждое его прикосновение. Питер, должно быть, почувствовал это и осыпал поцелуями ее лицо и шею.

Габриэлла чуть слышно застонала, и его пальцы скользнули к груди, отыскивая линию корсета и нужную плоть под ней. Габриэлла изогнулась ему навстречу и освободила ворот его рубашки, скользя руками по бокам и спине. Их тела слились, и она словно растворилась в нем, но хотела быть ближе, еще ближе.

– Они в саду? – рука Розалинды замерла на полпути к вазе. Она составляла букет из принесенных Питером цветов. – Но что они там делают? – Розалинда смотрела на Гюнтера так, словно видала его впервые. Только что она велела дворецкому отнести шампанское в будуар Габриэллы и вот теперь – слышит, что влюбленной парочки там и в помине нет.

– Вскапывают клумбу, мадам, – произнес Гюнтер таким тоном, будто речь шла о чем-то неприличном.

– Ах, да, этот розовый куст, – раздраженно бросила она и испытывающе посмотрела на слугу. – Мне кажется, ты чего-то не договариваешь. Что в ни там творят? Боже мой, бедный садик! От него, наверное, уже ничего не осталось после нашествия этих варваров.

Розалинда подхватила юбки и кинулась к дверям. Верные клевреты, разумеется, последовали за ней.

Лучше всего сад просматривался, из окна Габриэллы. Сообразив это, Розалинда изменила курс и повлекла свою команду к лестнице. Ворвавшись в будуар дочери, Розалинда ринулась было к окну, но тут взгляд, ее упал на цветочный горшок. Листья растения пожелтели, а ведь всего несколько дней назад все было в порядке.

– Не знаю, чем они здесь занимаются, – встревоженно сказала она. – Но моим цветам это явно не на пользу.

– Вот они! – воскликнула Женевьева, указывая рукой в сад.

Все, как по сигналу, бросились к окну. Там на траве у клумбы виднелись две фигуры – светлая и темная. Мужчина и женщина лежали, тесно прижавшись друг к другу, и даже с такого расстояния было заметно, что они отнюдь не мило беседуют.

– Подумать только, – пробормотала Клементина, покачивая головой.

– Похоже, они вправду любовники, – мягко улыбнулась Женевьева.

– Я уверена, что на них подействовали чары розового куста, – тоскливо заметила Ариадна. – Знаете, мой Джеральд просто обожал играть в «леди и садовника».

В душе Розалинда была согласна; со своими подругами, но все же видеть свою дочь в объятиях этого… графа было неимоверно тяжело.

– У малышки Габби есть любовник, – прошептала она. Теперь у нее не осталось никаких сомнений. Габриэлла и Сэндборн, действительно, увлечены друг другом, и тут уж ничего не попишешь. – Малышка Габби, – прошептала она еще раз, и слезы навернулись у нее на глаза.

Женевьева, увидев, что подруга совсем расклеивалась от избытка чувств, ободряюще похлопала ее по руке. Клементина в этот момент вспомнила собственную юность и восторг первого .чувственного открытия.

– Думаю, я видела достаточно для того, чтобы прийти кое к каким выводам, – вымученно улыбаясь, сказала Розалинда. – Вернемся в гостиную.

Питер был как в жару. Он ничего не видел вокруг себя. Ничего… кроме Габриэллы. Щеки девушки пылали, губы припухли от поцелуев, а зрачки расширились от возбуждения. Он чувствовал, что отныне она принадлежит ему. Только ему. Он только что распахнул перед ней двери вселенной, и будь он проклят, если они вместе не исследуют самые отдаленные планеты.

Габриэлла испытывала волшебное, чарующее наслаждение. Ее охватила сладострастная истома, и ей хотелось, чтобы это восхитительное ощущение длилось вечно. Когда Питер приподнялся, она чуть было не потянула его обратно, так сильно хотелось ей снова прикоснуться к его губам, слиться с ним воедино…

Но этого не случилось. Питер встал и протянул ей руку. Боже милостивый, что же это было? Поцелуи. Сердцебиение. Жар – Счастье. Но ведь это значит, что она… тоже подвластна чувственным порывам! Это значит, что она способна принимать ласки мужчины и не только отвечать на них, но еще и испытывать при этом удовольствие. Габриэлла растерянно потрогала свои губы. Неужели все это происходит с ней, Габриэллой Леко?

Она ухватилась за руку Питера и легко вскочила на ноги; Что ж, что произошло, то произошло, она же нормальная живая девушка, а не деревянная чурка. Главное не дать Питеру понять, какое глубокое воздействие оказали на нее его ласки. А то этот красавчик, баловень салонных дамочек еще вообразит себе невесть что.

Питер невозмутимо отряхивал брюки, и Габриэлла тоже решила привести в порядок свой туалет. Однако, взглянув на платье, она поняла, что это бесполезно. Юбки все сплошь были заляпаны грязью, а зеленые травяные пятна виднелись даже на лифе.

Покончив с брюками, Питер повернулся и увидел, что Габриэлла с тоской разглядывает некогда белую кисею.

– Габриэлла! – выдохнул он, с трудом сдерживая смех. – Ты и сейчас будешь утверждать, что девушка, поддавшись романтическому порыву, может не обращать внимания на свою одежду? – он схватил ее за плечи и развернул. – О-о, сзади еще хуже.

– Разве может быть еще хуже?

– Может.

– Что же делать? – она беспомощно посмотрела на него. – Ты как-нибудь отвлеки Розалинду, а я проскользну к себе в комнату и переоденусь. А то она еще подумает…

– … что мы играли в «леди и садовника», – закончил за нее Питер.

– Леди и садовник? – переспросила Габриэлла. – Ты сегодня весь день говоришь загадками.

– Это очень древняя игра. В нее играли еще Ева с Адамом, – Питер набросил ей на плечи свой сюртук и слегка подтолкнул вперед. – Вперед, крошка, и ничего не бойся.

Они быстро пробежали через холл и уже поднимались по лестнице, но тут их настиг голос Розалинды.

– А вот и наши влюбленные! – провозгласила она.

Габриэлла застыла ни жива ни мертва и так вцепилась в лацканы сюртука, что костяшки ее пальцев побелели.

– Силы небесные! Что с вами произошло? – искренне удивилась Розалинда. После увиденного в саду она была готова к тому, что одежда ее дочери окажется в некотором беспорядке, но не до такой степени! – Вы что, хотели докопаться до центра земли и посмотреть, как там в аду? Они стояли на лестнице и выглядели как парочка набедокуривших подростков. Питер Сент-Джеймс, граф Сэндборн в измазанной рубашке и зелеными коленками и Габриэлла Леко с комьями грязи на юбке и пятнами травы на лифе, которые она тщетно прикрывала сюртуком. Лица у обоих были красны, а глаза виновато блестели. Под грозным оком Розалинды они лишь теснее прижимались друг к другу. Прошло добрых пять минут, прежде чем Габриэлла смогла заговорить.

– Все началось с того, что граф принес мне прелестный розовый куст, – несмело начала она, делал вид, что грязное платье и мужской сюртук на плечах невинной девушки – это самые обычные в мире вещи. – Вот мы и решили посадить его.

– Боюсь, мы немного увлеклись, – с улыбкой продолжил Питер. – Забыв о том, какой грязной может быть работа в саду. Право, розы гораздо приятнее нюхать, чем сажать, – он приложил руку к груди. – Примите мои искренние извинения.

Если до сих пор все внимание Розалинды был направлено на Габриэллу, то теперь она увидела, в каком состоянии находится костюм графа, и побледнела.

– Полагаю, вы действительно могли увлечься, – с натянутой улыбкой проговорила она. – Особенно если ваша голова была занята мыслями о… розе, – Розалинда всплеснула руками и воскликнула: – О, мой Бог! Вам же нужно привести себя в порядок. Гюнтер!

Гюнтер незамедлительно явился на зов своей хозяйки.

– Возьми сюртук графа и посмотри, что можно сделать с этими ужасными пятнами, – приказала она. – Позаботься о том, чтобы его сиятельство мог освежиться, и предложи ему одну из рубашек герцога. Они примерно одинаковой комплекции.

Не успела Габриэлла ничего возразить, как Гюнтер уже стащил сюртук с ее плеч. Розалинда ахнула, а ее подруги испустили сдавленные вздохи. Питер неловко откашлялся и отвернулся. Плечи его тряслись от беззвучного смеха.

– Я поднимусь к себе в комнату, – пискнула Габриэлла и взлетела наверх.

Захлопнув за собой дверь будуара, она отдышалась и медленно подошла к зеркалу. Только сейчас ей стало ясно, почему ахнула мать и закашлялся Питер.

На белом лифе платья, прямо на груди красовались отпечатки мужских ладоней…