Текст книги "Милочка Мэгги"

– Ох уж этот Ян! – Анни загадочно улыбнулась.

Милочка Мэгги, полуребенок-полуженщина, думала: «И когда же она предложит мне посидеть с Денни, чтобы я могла иногда выйти прогуляться без него, как сказал мистер Вернахт?»

Анни думала: «И о чем же мне с ней теперь говорить?»

Анни была хорошей и доброй женщиной, но молчаливой и стеснительной. Если бы Гас позаботился рассказать ей о Милочке Мэгги! Она была бы просто счастлива принять девушку со всей сердечностью и теплотой. Гас бы никогда не признал, что забыл рассказать жене о Милочке Мэгги. Они с Анни настолько хорошо понимали друг друга без слов, что он считал, что та каким-то образом знает о девушке столько же, сколько и он сам. Анни сидела, взывая к этому безмолвному взаимопониманию. Она поняла только то, что должна что-то сделать, что Гас о чем-то предупредил девушку и теперь та ожидала обещанного. Но чего?

– Гас говорил, что я должна что-то сделать? – осторожно поинтересовалась она.

Лицо Милочки Мэгги залило краской смущения. Так, значит, Гас ни о чем Анни не предупредил, и она, Милочка Мэгги, нахально заявилась сюда, ожидая…

– Нет, ничего не говорил.

Они вымученно пробеседовали еще несколько минут, и Милочка Мэгги собралась уходить. Прощание вышло шумным, потому что обеим было неловко, и если они и могли сделать что-то от души, так это распрощаться.

– Заходите снова, когда у вас будет побольше времени.

– И вы как-нибудь к нам заходите. Я приготовлю кофе.

Ответного визита не последовало. Несколько недель спустя Милочка Мэгги встретила в сигарной лавке Гаса и сказала ему, что приглашает Анни на чашку кофе.

– Анни теперь никуда не ходит, – ответил тот. – Ребенок вот-вот родится. Но вы заходите к нам.

– Зайду, – пообещала Милочка Мэгги.

Но не зашла. И Анни тоже не собралась ее навестить.

Ван-Клис сообщил Милочке Мэгги, что у Анни родился ребенок, мальчик. Его назвали Альберт Август. Милочка Мэгги принесла мистеру Ван-Клису пару пинеток, чтобы тот через Гаса передал их Анни. К пинеткам прилагалось устное сообщение: Милочка Мэгги придет навестить Анни с ребенком, как только та оправится от родов. Анни передала с Гасом ответное сообщение, которое тот передал Ван-Клису, который передал его Милочке Мэгги: Анни придет навестить Милочку Мэгги, как только встанет на ноги.

Анни с Милочкой Мэгги так никогда и не пообщались. Тем не менее всякий раз при встрече Гас говорил ей: «Анни передавала привет». Милочка Мэгги всегда отвечала: «И ей тоже передавайте».

* * *

Однажды сигарная лавка оказалась закрыта. В витрине стояла табличка: «Закрыто в связи со смертью члена семьи».

Гас Вернахт не приходился Ван-Клису родственником, но сигарщик одолжил табличку у пекаря, который купил ее пару лет тому назад, когда умер отец его жены. Ван-Клис не мог зачеркнуть «члена семьи», потому что пекарь хотел получить табличку обратно. Он считал, что она ему еще понадобится. У него было много родственников.

Случившегося с Гасом нельзя было ни понять, ни преду-гадать. Вечером он лег спать, а утром не проснулся. Доктор Скалани заявил: «Сердце!» – и взял за это доллар. Соседи утешали Анни, как могли.

– Такой хороший был человек.

– Да уж, самые лучшие всегда помирают в первую очередь.

– Ну, раз уж пришло его время, – последовал коллективный вывод, – то лучше, что он умер во сне. Так он даже не понял, что произошло.

Глава двадцатая

Милочка Мэгги не виделась с Анни уже целый год. Денни слег с корью, и Санитарное управление повесило им на дверь знак карантина. Пока Денни выздоравливал, Пэт, к своему великому стыду, тоже заразился корью. Он никогда раньше не болел и переносил корь, как будто это была проказа в последней стадии. Он позвал священника и потребовал себя соборовать. Отец Флинн заявил, что при кори соборования не положено. Но он выслушал исповедь Пэта и дал ему причаститься, а потом целый час просидел у его кровати, отчитывая его за его грехи и небогоугодное поведение.

– Вот, значит, как, – обиделся Пэт, – пользуетесь тем, что я болен и прикован к постели.

– Как рукоположенный священник, – ответил отец Флинн, – я должен быть с вами терпелив. Но как частное лицо Джозеф Флинн, я бы с удовольствием набил вам морду.

Пэт взглянул на священника с интересом и почувствовал, как зарделись щеки. «Ну, в конце концов, он же мужчина, – подумал он, – и мне не зазорно его ненавидеть».

За прошедший год Анни переехала, по словам Ван-Клиса, куда-то на Декалб-авеню. Он знал, как дойти до ее дома, но не знал точного номера. В следующий раз он запишет его на бумажке, и Милочка Мэгги сможет навестить бедняжку Анни.

Примерно в то же время с Милочкой Мэгги кое-что произошло, и это вытеснило у нее из головы все мысли об Анни, да и обо всем остальном.

Однажды после обеда Милочка Мэгги сидела с Денни во дворе. Она вымыла волосы и теперь сушила их на солнце. Волосы доходили ей почти до талии. Она сидела на раскладном стуле и смотрела, как Денни ковыряет твердую, все равно что цемент, землю столовой ложкой. Дверь на кухню со стуком открылась и закрылась. Оцепенев от испуга, она увидела, как во двор вышел парень со второго этажа! Она забыла запереть переднюю дверь. Парень приветствовал ее, кинув уставившемуся на него Денни «Привет, пацан!», и стянул с себя рубашку. Потом он принялся кидать мяч о деревянный забор, бегая туда-сюда вдоль него. Он прекратил это занятие так же внезапно, как и начал, и плюхнулся на землю рядом со стулом Милочки Мэгги. Он прислонил голову к ее колену, тяжело дыша от своих упражнений. Девушка испытала одновременно восторг и отвращение. Его курчавые волосы были мокры от пота, а разгоряченное лицо жгло ей колено сквозь тонкое летнее платье. Она отвела колено в сторону.

– Разыгрываем недотрогу, что ли? – спросил парень.

– Мне пора идти, – ответила она первое, что пришло на ум.

– Какое совпадение, и мне тоже. Пацана куда денем?

Милочка Мэгги сделала движение, чтобы встать. Парень обнял ее за ноги.

– Прекратите! – воскликнула она.

– Как скажешь, – он обхватил руками свои колени.

Милочка Мэгги помедлила, чувствуя себя глупо.

– Денни, пойдем в дом.

– Слушай, – заявил парень со второго этажа, – пара моих друзей сегодня вечером устраивают вечеринку. Что скажешь?

– Что скажу?

– Ты бы хотела пойти?

– Спасибо, но отец мне не позволит.

– Скажи ему, что останешься ночевать у подруги. Я проведу тебя в дом до того, как он проснется.

– Мой отец не отпустит меня с вами. И ни с кем другим.

– Ну, один-то раз отпустил, – жилец подмигнул на Денни.

– Заходите первым, – ответила Милочка Мэгги, – и сразу поднимайтесь наверх, чтобы я тоже могла зайти.

– Послушай меня, детка, я тебя раскусил. Плавали, знаем. Конечно-конечно. Ты выдаешь парнишку за своего брата. Я лично ничего против не имею. Ну, ошиблась разок. Мы все ошибаемся. Для того ластики на карандашах и придумали.

– Но он действительно мой братик. Правда, Денни?

– Мама? – пробормотал тот. И протянул ей ложку.

– Вот, пацан что надо, – заявил парень. – Сначала полежим ложечками…

Милочка Мэгги задрожала. Парень обнял ее.

– Пусти меня! – воскликнула она, стараясь не кричать из-за соседей.

Парень ее поцеловал.

– Ты… ты… – Милочка Мэгги не могла подобрать слов. – Грубиян!

Она была сама не своя от гнева и от страха, что кто-нибудь из соседей выглянет в окно.

– Я расскажу отцу, чего ты мне наговорил. И он тебя убьет.

Жилец внезапно сдался:

– Хорошо, как скажешь. Только не вини парня за то, что попытал счастья. Ты же знаешь, как это бывает. Тебе не в новинку.

Милочка Мэгги подхватила Денни и побежала в дом. Там она захлопнула дверь и заперла ее на ключ. Потом заперла дверь в гостиную. Молодой человек заколотил в дверь кухни.

– Эй! Как мне пройти на второй этаж?

– Перепрыгнешь через забор! – крикнула Милочка Мэгги.

Он перепрыгнул. Забор был не особенно высоким. Она услышала, как он вошел в дом через дверь на улице и засвистел, поднимаясь по лестнице.

* * *

Милочке Мэгги было так страшно и стыдно, что она не выходила из дома целую неделю. Ей казалось, что любой встречный мужчина подумает о ней то же, что и квартирант со второго этажа: что она беспутная и родила ребенка, не выйдя замуж. Она посылала за продуктами дочку соседки и гуляла с Денни на заднем дворе. Там она садилась поближе к дому, чтобы парень сверху не мог увидеть ее, не высунувшись из окна. И она не переставала беспокоиться на его счет. Отцу она ничего не рассказала, несмотря на свою угрозу. Она знала, что тот ответит: «Сама виновата. Нечего было давать ему повод».

* * *

Пришло время, и у Пэта закончился табак и разбилась последняя трубка. Он послал дочь к Ван-Клису. Она ответила, что не пойдет, – она уже не ребенок, а молодой девушке не пристало ходить по сигарным лавкам.

Пэт пошел сам и вернулся домой в ярости. Ван-Клис справился о том, как дела у Милочки Мэгги, рассказал Пэту про Гаса с Анни и о том, как Анни была рада ее визиту, выразив надежду, что Милочка Мэгги сходит ее навестить. Он дал Пэту ее адрес на листке бумаги, который тот разорвал в клочки, швырнув их Ван-Клису в лицо и заявив, чтобы тот убирался торговать в другое место. Ван-Клис резко ответил, что глиняные трубки не приносят ему прибыли. Он торгует ими только потому, что их покупают люди, которые ему нравятся.

– А ты – как раз из тех, кто мне не нравится, – заключил он.

Пэт выместил зло на Милочке Мэгги. Сначала она слушала его с изумлением, потом со скукой. Она увидела отца другими глазами. Она думала о том, как он ошибался, считая Вернахтов чуть ли не поставщиками в дома терпимости, ведь она знала, как они добры и порядочны. До сих пор девушка всегда считала, что отец бывает прав – несправедлив, но прав по сути. Теперь же она усомнилась во многом из того, что он ей говорил.

Теперь Милочка Мэгги была уверена, что не может рассказать Пэту про жильца со второго этажа. Он бы никогда ей не поверил. Он бы придумал свою версию происшедшего, что-нибудь отвратительное, и свалил бы всю вину на бедную Милочку Мэгги.

Милочка Мэгги была слишком цельной натурой и отличалась слишком большим запасом жизненных сил, чтобы долго предаваться тягостным размышлениям. Устав сидеть дома и бояться парня со второго этажа, она снова стала выходить на улицу и перестала опасаться.

«Пусть люди думают что хотят, – решила она. – За мысли не арестуешь. И я могу повесить себе на спину табличку с надписью «Это мой маленький брат, а не сын». Что до того хлыща сверху… пусть держится от меня подальше».

Молодой человек исчез из ее жизни. Съемщики задержали арендную плату, и Пэт пошел наверх разобраться.

– Раз ваша дочь не разрешает моему сыну выходить во двор, мы платить не будем, – заявил арендатор.

– Двор для тех, кто живет внизу, а у тех, кто наверху, есть крыша.

– Крыша слишком крутая. На ней невозможно сидеть.

– Платите за квартиру или съезжайте.

– Мы съедем.

– Вы не можете съехать, пока не заплатите.

– Остаться нельзя, съехать нельзя. Определитесь уже, – ухмыльнулся арендатор.

Жильцы разрубили гордиев узел, съехав без уплаты долга. Они наняли мороженщика, чтобы тот перевез их скарб на своей тележке. Милочка Мэгги послала мальчишку туда, где работал Пэт. Тот бегом примчался домой, сжимая метлу в руке.

Пэт принялся стаскивать с тележки зеркальный комод с мраморным верхом. По его прикидке, тот стоил примерно столько же, сколько жильцы ему задолжали. Арендатор позвал участкового полицейского. Тот рассудительно выслушал обе стороны, держа свою дубинку за спиной и помахивая ею у себя между ног. Когда Пэт со съемщиком изложили свои претензии, полицейский вынес вердикт. Вступление звучало так:

– Терпеть не могу домовладельцев.

Полицейский изложил свое мнение во всех подробностях. Он считал «чудным», что работник коммунальной службы мог иметь собственный дом. Он сослался на собственный опыт. Он служит вот уже двадцать лет, и жалованье у него неплохое, но даже он не может позволить себе купить дом. Тут что-то нечисто… Короче говоря, он рассудил в пользу арендатора.

Мороженщик тронулся с места – колокольчики зазвенели, а мебель на тележке принялась раскачиваться из стороны в сторону. Потрясая метлой, Пэт двинулся за ним. Он собирался проследить за тележкой до нового адреса, чтобы не оставить бывших жильцов в покое на их новой квартире.

– Запретите ему преследовать нашу мебель, – приказал полицейскому арендатор.

– Я знаю свои права, – заявил Пэт. – Я ничего не преследую. Я возвращаюсь на работу, а эта телега едет впереди меня.

Пэт шел дальше. Полицейский взялся рукой за подбородок и сжал его – в приступе задумчивости. Про человека, идущего на работу, в правилах и инструкциях ничего написано не было…

– Вы собираетесь что-нибудь делать? – поинтересовался арендатор.

Тележка вместе с Пэтом завернули за угол. Полицейский закрыл вопрос.

– Ничем помочь не могу. Он ушел с моего участка.

Мороженщик-итальянец остановился.

– Слышь, а? – обратился он к Пэту. – Я знаю, каково это. Что до меня – я на твоей стороне. Я дам тебе их новый адрес. Нечего ходить так далеко.

Пэту предложение понравилось. Итальянец дал ему фальшивый адрес.

Вот так парень, подаривший Милочке Мэгги ее первый поцелуй, исчез навеки. С тех пор от него осталось только воспоминание на всю жизнь.

На третий день рождения Денни Милочка Мэгги взяла его к Ван-Клису. Добряку-сигарщику понадобилось несколько минут, чтобы ее узнать. За прошедший год она очень вытянулась и стала весьма фигуристой для своих девятнадцати лет. Он был очень рад ее видеть и совершенно очарован Денни. Он подарил ему три голубые свечки.

Сигарщик рассказал Милочке Мэгги про Анни: та снова переехала, на этот раз на Флашинг-авеню, по другую сторону Бродвея – в очень бедный квартал. Двое младших детей ходили в детский сад, или в дневные ясли, как их все называли, а Джеймси – золото, а не мальчик, по словам Ван-Клиса, – управлялся по дому, пока мать была на работе.

– Да, она теперь работает, – вздохнул Ван-Клис. – В универсаме на Бродвее. Тратит лучшие годы жизни, стряпая бутерброды.

Сигарщик снова вздохнул.

Милочка Мэгги отправилась в универсам. Было время обеда, и ей пришлось подождать, пока за столом освободится место. В конце концов место освободилось. Подошла Анни и поставила перед девушкой, сидевшей рядом с Милочкой Мэгги, тарелку с едой. Милочка Мэгги улыбнулась и спросила:

– Вы меня помните?

Анни взглянула на нее.

– Мисс, подождите секундочку, сейчас я к вам подойду.

И отошла, чтобы взять у покупателя сдачу.

«Она меня не помнит, – с грустью подумала Милочка Мэгги. – Она совсем меня не помнит».

Подошла официантка.

– Выбрали?

– Кажется, я не хочу есть. Спасибо, – Милочка Мэгги встала и пошла домой.

Глава двадцать первая

Когда Милочка Мэгги была ребенком, в День поминовения[26]26
  Национальный день памяти, отмечающийся ежегодно в последний понедельник мая. Посвящен памяти американских военнослужащих.


[Закрыть] мать брала ее на кладбище посадить герань на могилу Майкла Мориарити.

Милочка Мэгги помнила, как ей нравилось ехать в открытом трамвае и как это напоминало выезд на природу. И как теплый летний воздух пах гречишным медом и теплой пылью. И чудесную женщину, муж которой был похоронен рядом с Мориарити. Как ее звали? Да. Миссис Шондль. Они с матерью Милочки Мэгги стали подругами, которые встречались раз в год.

Со смертью матери Милочка Мэгги перестала ездить на кладбище. Она никуда не могла поехать, потому что должна была заботиться о малыше.

Когда Денни исполнилось пять лет, сестра решила, что ему пора начать ездить на кладбище вместе с ней.

Поездка с Денни оказалась непростым делом. Он потребовал, чтобы его усадили на переднее место в вагоне. Только он не сидел. Он постоянно вскакивал и указывал вагоновожатому, как вести трамвай.

– Ему всего пять, – извинилась Милочка Мэгги.

– Боже меня упаси, если бы ему было шесть, – ответил вагоновожатый.

Перед тем как зайти на кладбище, Милочка Мэгги остановилась у палатки с цветами, чтобы купить герань на материнскую могилу. Она сказала Денни, что тот сможет сам ее посадить. Ему не хотелось сажать герань. Ему хотелось воткнуть флажок на могилу дедушки.

– Денни, флажки только для солдат.

– Дед был солдатом.

– Нет, не был.

– Он сказал мне, что был солдатом.

– Но ты же его никогда не видел.

– Я хочу флажок.

Она купила ему флажок.

* * *

Миссис Шондль была на кладбище. На ней была та же самая поношенная черная шляпка с черной вдовьей вуалью, что и пять лет назад. Несмотря на то что прошло уже пять лет, она еще помнила Милочку Мэгги и, прихрамывая, подошла с ней поздороваться.

– Когда я вас в последний раз видела, вы были вот такого роста. Но я вас сразу узнала.

Они обнялись, и Милочка Мэгги сказала в ответ:

– Я никогда вас не забывала. Вот мой брат.

– Тот, что втыкает флажок в могилу?

– Да, он. Денни, иди поздоровайся с тетей.

– А она даст мне цент?

– А ну-ка, что надо сказать?

– Привет.

Милочка Мэгги посадила принесенный цветок, и женщины вместе помолились и немного поболтали. Когда пришла пора уходить, Денни вытащил флажок из земли.

– Денни, его надо оставить здесь.

– Дед сказал, что он ему не нужен.

– Миссис Шондль, ну что мне поделать с этим мальчишкой?

Миссис Шондль точно знала, что нужно было делать, но она была слишком вежлива, чтобы давать такие советы.

* * *

Между тем…

На следующий год миссис Шондль уже не подошла к ним поздороваться. Могила Шондля казалась свежее и выше, чем раньше. Милочка Мэгги подошла поближе. Так и было. Свежевскопанная земля… дата от прошлой зимы… «Элси Шондль, возлюбленная жена»… Милочка Мэгги села на землю рядом с могилой и разрыдалась. Она вовсе не была как-то по-особому близка с миссис Шондль. Дело было в том, что, пока та была жива, вместе с ней жила и частичка матери Милочки Мэгги.

Малыш Денни подошел к ней, опустился рядом на колени и обнял за шею.

* * *

Дело было вечером после ужина. Денни играл на полу мраморными шариками. Милочка Мэгги читала «Лэдди», роман, который только что пришел в библиотеку. Патрик Деннис закончил читать вечернюю газету. Теперь он переваривал новости.

«Мы никогда в это не ввяжемся, – размышлял он. – Вильсон не полезет в войну. Хотя, если мы в нее и влезем, мне не придется служить – мне уже сорок шесть, и у меня на иждивении двое детей без матери. Убивали бы там друг друга без посторонних. Они же все иностранцы. Зачем нам лезть в их потасовку?»

Пэт посмотрел на сына.

«К тому времени, когда он вырастет, от войны одна память останется. А Милочка Мэгги… Если бы она была парнем, то, случись война, ей пришлось бы пойти на службу. Но войны не будет. Худшее, что может с ней случиться, – это никчемный парень…»

Пэт посмотрел на дочь. Та отложила книгу и села на пол, помогая Денни строить домики. Ей было двадцать один год, и фигура у нее полностью сформировалась.

«Она стала женщиной, – думал Пэт, – и скоро выйдет замуж и покинет дом, это всего лишь вопрос времени. Парнишке скоро в школу, и он вырастет, не успеешь глазом моргнуть, и тоже съедет, а я останусь на старости лет один-одинешенек».

Пэт сидел и размышлял, какой была бы его жизнь, дружи он со своими детьми. Он был вынужден признать, что временами ему бывало одиноко. Ему бы хотелось быть для детей близким человеком, а не посторонним, который каждый вечер приходил домой и жил с ними под одной крышей, но не знал ничего про их секреты. Он сожалел, что не завоевал любовь и дружбу Милочки Мэгги, когда та была маленькой девочкой. Что не поощрял ее на откровенности, не приносил ей по вечерам подарков, чтобы она смеялась от восторга, как обычно делают дети.

В теплой, уютной комнате вместе с детьми Пэту было холодно и одиноко. Может, еще не было слишком поздно. Может, он еще мог с ними подружиться.

«Я всегда хорошо к ним относился. Я даю им крышу над головой, и еды у них всегда вдоволь, и я слежу, чтобы с ними не случилось ничего плохого. Но почему, когда я вечером прихожу домой, парнишка всегда перестает смеяться, или болтать, или делать то, что делал до этого?»

– Денни, – сказала Милочка Мэгги брату, – пора спать.

– Милочка Мэгги, – обратился Пэт к дочери, – когда уложишь парнишку, приди посидеть с отцом, мы с тобой побеседуем.

По лицу девушки пробежала тревога.

– Я что-то сделала не так? Это ужин, да? Знаю, пюре получилось с комочками, потому что Денни меня все время отвлекал…

– Нет, ничего такого. Я имею в виду…

– Или что-то не так с платьем? У меня нет денег на новое. Это старое платье. Я его покрасила и пришила новый воротник.

– Нет. Я просто хочу с тобой поговорить.

– О чем, папа?

– Ни о чем. О чем угодно. Просто поговорить.

– Что-то случилось? Я могу это исправить? Просто скажи мне, в чем дело, и я все сделаю.

– Не бери в голову. Не бери в голову. Я просто подумал, что мы сможем поговорить. Я бы сказал что-нибудь, а потом ты сказала бы что-нибудь.

– Что сказала, папа?

– Ну, например, я бы сказал: «У Денни рыжие волосы, но ни в моей семье, ни в семье твоей матери рыжеволосых не было. Рыжие волосы были только у Тимми Шона, а он нам не родственник». А ты бы сказала…

– Денни не виноват, что у него рыжие волосы. Он все равно хороший мальчик.

– Да я и не говорил, что нехороший! – Пэт вышел из себя.

Пэт вздохнул, взял шляпу и отправился в бар на углу выпить кружку пива. Одной кружкой он не ограничился.

– Знаешь, – заявил он бармену, – когда-то у меня были лучшие дети на свете, но я их потерял.

– Так оно всегда и бывает, – ответил бармен.