Текст книги "Мир России, или Почему русские – русские"

В 454 г. у одного из предводителей восстания готов, Теодемера, родился сын – Теодорих, впоследствии прозванный Великим. В детстве его отправили заложником в Константинополь, где он получил воспитание и замечательное римское образование.

В 481 г. он сделался королем всех остготов и, собрав 250 тысяч остготских воинов, отправился в поход против Италии, где царствовал тогда король вестготов Одоакр.

Благодаря хорошо укрепленной столице вестготов Равенне Одоакр несколько лет защищался, но в 493 г. с ним был заключен мирный договор, по которому Теодорих и он вместе должны были править Италией. Но как говорится, два медведя в одной берлоге не живут – Теодорих убил Одоакра и остался единственным повелителем Италии, а также Норика, Реши, Тироля.

Получивший блистательное образование, гот Теодорих ценил римскую культуру, и его мечтой стало слить остготов и римлян в один народ, объединить римский элемент с германским, насадить римскую культуру среди германцев.

Но Теодорих не был римским императором – он был наместником империи (dominus rerum) и готским королем. Ему необходимо было жить в мире с Византией, хотя, разумеется, он хотел быть независимым правителем. Теодорих смотрел на себя и остготов как на посредников между старым, дряхлеющим, но все еще прекрасным античным миром и молодым, энергичным варварским. Семейство Теодориха получило римское образование. Будучи арианином, он отличался веротерпимостью, но… но вот тут вступает в силу только угаданный Л. Н. Гумилевым и еще недостаточно ясный закон комплиментарности. Он, этот еще не открытый закон, который безусловно существует, должен объяснить, почему одни народы или этносы симпатизируют друг другу, сливаются в один, а с другими враждуют? Казалось бы, и готы, и римляне – христиане, но религиозная нетерпимость готов-ариан и католиков-римлян приводят к страшной вражде между этими двумя народами. Готы ценили римские достижения в искусстве и культуре, но ненавидели римлян, считая их лжецами, взяточниками, предателями и трусами. А в глазах римлян готы, зачастую образованные лучше них, прекрасно говорившие по латыни, все равно оставались только варварами. Новый смешанный этнос не возник!

При дворе Теодориха жили выдающиеся ученые Симмах, Боэций, Кассиодор; появился у остготов и национальный историк Иордан, готы усвоили римскую культуру, но шли непрерывные религиозные распри. Объединения не происходило. Это ожесточило Теодориха, и под конец жизни он стал преследовать римских сенаторов и католиков.

В 526 г. Теодорих умер, и с этого времени начинается быстрый упадок Остготского королевства, которое при Теодорихе достигло высшей степени процветания.

Сначала правила дочь Теодориха Амаласунта (526–534) как опекунша своего малолетнего сына Аталариха. Умная и образованная, она не пользовалась любовью готов, потому что покровительствовала римлянам. Она возвратила детям Боэция и Симмаха конфискованные имения их отцов, руководилась в своей деятельности советами Кассиодора, а своего сына Аталариха заставляла заниматься науками. Когда умер ее сын, Амаласунта пыталась сохранить королевскую власть, предложив своему двоюродному брату Теодогаду сделаться ее мужем, но управление предоставить исключительно ей. Но Теодагад, опираясь на фанатиков-ариан, сверг Амаласунту (533), которую скоро убили.

Император Юстиниан, рассчитывая вернуть Италию, взял на себя роль мстителя за Амаласунту. Сардиния и Корсика были снова присоединены к Византии. И начались страшные войны! Длились они 20 лет. Армии в сотни тысяч воинов быквально вытоптали все римские владения, и прежде всего Италию, готы то брали, то теряли Рим… Короли готов сменяли друг друга и не прекращали войны. И все же Остготское королевство пало после героической двадцатилетней борьбы, а сами германцы-остготы растворились среди других этносов. Эксперимент Теодориха потерпел полное крушение.

Вопрос: почему отсготы не слились ни со славянами, ни с сарматами, ни с гуннами, с кем вместе брали Рим, ни с римлянами? Почему они так стремительно промелькнули на небосводе истории и исчезли? Гумилев отвечает: сгорели в пламени собственной пассионарности, часть ее с генами передав другим народам. (См. главу «Почему они переселялись?») Можно не соглашаться с его утверждением, но иного вразумительного и краткого ответа на этот вопрос пока нет…

Золотые имена

Иордан

(Jordanes) – историк VI в., родом алан, был епископом кротонским. Одно из его сочинений, посвященное некоему Вергилию, может быть, римскому папе того времени: «De origine actlbusque Romanorum» или «De summa temporum» – конспект всеобщей истории до современника его, Юстиниана. Его «De origine actibusque Getarum» – история готов до падения итальянских остготов тем более ценна, что Иордан пользовался не дошедшими до нас источниками, в том числе готской историей Кассиодора.

Кассиодор

(Magnus Aurelius Cassiodor(i)us senator) – знаменитый государственный деятель Остготского королевства и выдающийся ученый ранней эпохи Средних веков, сочинения которого (на латинском языке) пользовались тогда широким распространением. Кассиодор родился в знатной римской семье около 480 г. после Р. Х. Служебную карьеру он начал с должности советника (consilarius) при отце, занимавшем пост префекта претории. Когда Кассиодор публично произнес в присутствии Теодориха панегирик ему, этот король дал Кассидору, несмотря на его молодость, очень важную должность квестора. Как человек, хорошо знакомый с римским правом и администрацией, Кассиодор оказал Теодориху большие услуги в деле устроения Остготского королевства на начале сохранения римской культуры и мирного сожительства готов, образовывавших военную силу, с туземным римским населением, которому предоставлялись мирные занятия. В 514 г. Кассиодор был консулом, вскоре потом получил звание патриция, а в 526 г. занял высокий пост «Magister Officiorum». По смерти Теодориха, при Амалазунте, он был настоящим первым министром и имел значительное влияние на ход государственных дел. В 533 г. Кассиодор занял высший в государстве пост – префекта претории. В 538 или 539 г. он удалился в частную жизнь, в основанный им монастырь Vivarium, и вскоре издал двенадцать книг «Variarum» – сборник различных официальных документов и формул, характеризующий многие стороны правительственной деятельности Теодориха и его ближайших преемников. Братию монастыря он побуждал к переписке духовных книг, а также и великих произведений классической древности. Сам Кассиодор переписал Псалтырь, пророков и Послания апостолов. Умер, вероятно, в 575 г.

Лев Николаевич Гумилев

В первый раз я попал на его лекцию еще студентом. Лекции проводились как-то странно – не то секретно, не то самодеятельно. Сначала меня рассмешил этот веселый, чудаковатого вида человек с мальчишеским вихром на затылке. Причем такой картавый, что казалось, половину алфавита он не выговаривает, зато оставшуюся половину – перевирает. Но уже на третьей минуте слушатели переставали обращать внимание на дефекты его речи: мощный поток фактов, совершенно необычная, неожиданная точка зрения и какое-то ироничное, как бы шутливое изложение завораживали. Уверяю вас, слушать Гумилева – наслаждение!

Он знал так много, что казалось, если он станет говорить день и ночь без остановки, все равно не изложит и десятой доли своих знаний. Когда успел узнать он так много? Ведь из его жизни нужно вычеркнуть годы войны, когда он солдатом дошел до Берлина и брал его!.. И пятнадцать лет сталинских лагерей – «три ходки».

– Повоевать отпустили, а потом опять в зону, на лесоповал… – говорил он, смеясь и сутулясь над кухонным столом в коммуналке, где прожил почти всю жизнь, и стряхивая пепел с папиросы, какую держал, как держат «козью ножку» или «бычка» старые зэки.

– Я имел несчастье быть сыном двух великих поэтов – Николая Гумилева и Анны Ахматовой… – говорил Лев Николаевич, как всегда, улыбаясь грустно. – Если бы вы знали, какой это кошмар!

Получив великолепное образование, Лев Гумилев был, что называется, «не востребован» тогдашней жизнью: не имел ни работы, ни возможности сколько-нибудь сносно жить.

Однако постоянная неуверенность в завтрашнем дне породила чрезвычайную трудоспособность. Может быть, подсознательно чувствуя, что скоро ему не придется пользоваться библиотеками, Гумилев фантастически много читает. Невероятная память и огромная общая культура позволяют ему свободно и легко размышлять о мировых исторических категориях.

Он обладал удивительной способностью, не уступая поэтам, мыслить образами. Это он назвал русскую поэзию начала столетия «Серебряным веком»… А его научные статьи читаются как крепкая русская проза.

Льва Гумилева первый раз арестовали как «дворянина». А далее он принял все полной мерой: допросы, пересылки, лагеря, зоны. Многолетнее пребывание в «предрасстрельном» состоянии научило, заставило уйти в свой мир – в усиленную работу интеллекта.

– Идея пассионарности явилась мне как-то вдруг, сразу, вся… – рассказывал он. – Я даже закричал и треснулся головой о нары. Я под нарами сидел – там прохладнее и хорошо думается… Выскочил наружу и всех в камере перепугал. Ну, а потом я обратно залез…

Жизнь «вне закона», в коей он пребывал огромную часть своей жизни, заставила его не доверять признанным авторитетам, проверять общепринятые и незыблемые исторические концепции и без страха создавать свои.

Его теория пассионарности – попытка многое объяснить в истории человечества, она дает ключ к пониманию большинства событий – как в прошлом, так и в настоящем.

– А зачем эта теория нужна? – спросили Льва Николаевича. – Или вы считаете, это особый вид космической энергии, что обрушивается на человечество и от желания и воли человека не зависит?

– А… голубчики… – отвечал Гумилев. – Извержения вулкана тоже не зависят от желания и воли человека, но человечество научилось вовремя принимать меры предосторожности, чтобы поберечь себя от извержений!

Я не стану пересказывать и его исторические работы, понимая, что лучше Гумилева мне все равно не написать. Скажу только вот что: Лев Гумилев интересовался казаками. Его понимание истории казачества не совпадает с общепринятым – полностью! Но многое в загадочной судьбе казаков объясняет…

Его теория и его работы вызывают ожесточенные споры, и я не берусь судить, кто прав: Гумилев или его, тоже совершенно искренне уважаемые мной, оппоненты. Но сам спор, сами проблемы, обсуждаемые в споре, чрезвычайно интересны. Может так случиться, что все, что говорил Лев Гумилев, будет опровергнуто или уточнено. В данном случае это не имеет значения: Лев Николаевич посмотрел на мир так, как никто до него! И это уже само по себе многое заставляет увидеть иначе – глубже, серьезнее, полнее. Точка зрения Гумилева мне необходима как опора и точка отсчета.

…Он тогда жил уже в новой, недавно полученной квартире, где основную часть интерьера составляли книги. И ему было просторно за столом и покойно в старом доме, только что вышедшем из капитального ремонта. Но, «медлительные люди, вы немного опоздали!» Он уже был неизлечимо болен. Лев Николаевич перенес инсульт и мучительно учился писать левой рукой. Правая рука не работала, приволакивалась нога, но мозг трудился безупречно, а парадоксальная остроумная речь все так же завораживала слушателей.

– Лев Николаевич, ответьте, пожалуйста, на самый главный для нас, казаков, вопрос: «Кто мы – сословие или народ?»

– Грубо говоря, безусловно народ… А точнее – этнос. Очень старый этнос, очень древний… Насколько древними могут быть народы. То есть вы, безусловно, не беглые! Боже вас сохрани! А вот какой это этнос и как это происходило с казаками – надо говорить отдельно.

И он говорил, говорил… часа три! И три часа снимала его принесенная нами телекамера. Мы положили ее, включенную, так, чтобы она не мешала Льву Николаевичу. Но один из нас, который все норовил сняться рядом с Гумилевым, передвинул на столе цветы, и они закрыли лицо Льва Николаевича.

Голос его есть, а в кадре одни розы!

И напоследок все тот же «козел ряженый», что не столько слушал, сколько размышлял, как он будет всем рассказывать, что был у Гумилева и даже снимался с ним рядом, льстивым голосом его спросил:

– Лев Николаевич! Чем бы мы могли вас порадовать?

Гумилев посмотрел на него взглядом «как солдат на вошь» и ответил:

– Вкусы у меня самые простонародные – люблю водку и мясо!

Это было его последнее интервью.

…Казаки провожали Льва Гумилева в последний путь.

Казаки восстанавливают его могилу, потому что ее регулярно оскверняют. Зачем? Кто? Трудно сказать. Те, кто никогда не станет вровень с его подошвой. От ничтожества своего и оскверняют.

Почему народы переселялись?

Можно соглашаться с теорией Л. Н. Гумилева, можно оспаривать его идеи, но для этого как минимум нужно их знать. Я стараюсь в этой книге быть максимально объективным, а потому, чтобы не перевирать услышанное, позволю себе просто процитировать часть главы из книги Льва Николаевича Гумилева «От Руси до России»:

«В истории этносов (народов), как и в истории видов, мы сталкиваемся с тем, что время от времени на определенных участках Земли идет абсолютная ломка, когда старые этносы исчезают и появляются новые. Древности принадлежат филистимляне и халдеи, македоняне и этруски. Их сейчас нет, но когда-то не было англичан и французов, шведов и испанцев. Итак, этническая история состоит из «начал» и «концов».

Но откуда же и почему возникают эти новые общности, вдруг начинающие отделять себя от соседей: «Э нет, знаем мы вас: вы – немцы, а мы – французы!»? Понятно, что любой этнос имеет предка, даже не одного, а нескольких. Например, для русских предками были и древние русичи, и выходцы из Литвы и Орды, и местные финно-угорские племена. Однако установление предка не исчерпывает проблемы образования нового этноса. Предки есть всегда, а этносы образуются достаточно редко и во времени, и в пространстве. Казалось бы, на поставленный вопрос нет ответа, но вспомним, что точно так же сто лет назад не было ответа на вопрос о происхождении видов.

В прошлом веке, в эпоху бурного развития теории эволюции, как до, так и после Дарвина, считалось, что отдельные расы и этносы образуются вследствие борьбы за существование. Сегодня эта теория мало кого устраивает, так как множество фактов говорит в пользу иной концепции – теории мутагенеза. В соответствии с ней каждый новый вид возникает как следствие мутации – внезапного изменения генофонда живых существ, наступающего под действием внешних условий в определенном месте и в определенное время. Конечно, наличие мутаций не отменяет внутривидового процесса эволюции: если появившиеся признаки повышают жизнеспособность вида, они воспроизводятся и закрепляются в потомстве на достаточно долгое время. Если это не так – носители их вымирают через несколько поколений.

Теория мутагенеза хорошо согласовывается с известными фактами этнической истории. Вспомним уже упоминавшийся пример миграций в I–II вв. н. э. Мощное движение новых этносов имело место сравнительно недолго и только в узкой полосе от Южной Швеции до Абиссинии. Но ведь именно это движение погубило Рим и изменило этническую карту всего европейского Средиземноморья.

Следовательно, начало этногенеза мы также можем гипотетически связать с механизмом мутации, в результате которой возникает этнический «толчок», ведущий затем к образованию новых этносов. Процесс этногенеза связан с вполне определенным генетическим признаком. Здесь мы вводим в употребление новый параметр этнической истории – пассионарность. Пассионарность – это признак, возникающий вследствие мутации (пассионарного толчка) и образующий внутри популяции некоторое количество людей, обладающих повышенной тягой к действию. Мы назовем таких людей пассионариями.

Пассионарии стремятся изменить окружающее и способны на это. Это они организуют далекие походы, из которых возвращаются немногие. Это они борются за покорение народов, окружающих их собственный этнос, или, наоборот, сражаются против захватчиков. Для такой деятельности требуется повышенная способность к напряжениям, а любые усилия живого организма связаны с затратами некоего вида энергии. Такой вид энергии был открыт и описан нашим великим соотечественником академиком В. И. Вернадским и назван им биохимической энергией живого вещества биосферы.

Механизм связи между пассионарностью и поведением очень прост. Обычно у людей, как у живых организмов, энергии столько, сколько необходимо для поддержания жизни. Если же организм человека способен «вобрать» энергии из окружающей среды больше, чем необходимо, то человек формирует отношения с другими людьми и связи, которые позволяют применить эту энергию в любом из выбранных направлений. Возможно, и создание новой религиозной системы или научной теории, и строительство пирамиды или Эйфелевой башни и т. д. При этом пассионарии выступают не только как непосредственные исполнители, но и как организаторы. Вкладывая свою избыточную энергию в организацию и управление соплеменниками на всех уровнях социальной иерархии, они, хотя и с трудом, вырабатывают новые стереотипы поведения, навязывают их всем остальным и создают, таким образом, новую этническую систему, новый этнос, видимый для истории.

Но уровень пассионарности в этносе не остается неизменным. Этнос, возникнув, проходит ряд закономерных фаз развития, которые можно уподобить различным возрастам человека. Первая фаза – фаза пассионарного подъема этноса, вызванная пассионарным толчком. Важно заметить, что старые этносы, на базе которых возникает новый, соединяются как сложная система. Из подчас непохожих субэтнических групп создается спаянная пассионарной энергией целостность, которая, расширяясь, подчиняет территориально близкие народы. Так возникает этнос. Группа этносов в одном регионе создает суперэтнос (так, Византия – суперэтнос, возникший в результате толчка в I в. н. э., состоял из греков, египтян, сирийцев, грузин, армян, славян и просуществовал до XV в.). Продолжительность жизни этноса, как правило, одинакова и составляет от момента толчка до полного разрушения около 1500 лет, за исключением тех случаев, когда агрессия иноплеменников нарушает нормальный ход этногенеза.

Наибольший подъем пассионарности – акматическая фаза этногенеза – вызывает стремление людей не создавать целостности, а, напротив, «быть самими собой»: не подчиняться общим установлениям, считаться лишь с собственной природой. Обычно в истории эта фаза сопровождается таким внутренним соперничеством и резней, что ход этногенеза на время тормозится.

Постепенно вследствие резни пассионарный заряд этноса сокращается, ибо люди физически истребляют друг друга. Начинаются гражданские войны, и такую фазу мы назовем фазой надлома. Как правило, она сопровождается огромным рассеиванием энергии, кристаллизующейся в памятниках культуры и искусства. Но внешний расцвет культуры соответствует спаду пассионарности, а не ее подъему. Кончается эта фаза обычно кровопролитием; система выбрасывает из себя излишнюю пассионарность, и в обществе восстанавливается видимое равновесие.

Этнос начинает жить «по инерции» благодаря приобретенным ценностям. Эту фазу мы назовем инерционной. Вновь идет взаимное подчинение людей друг другу, происходит образование больших государств, создание и накопление материальных благ.

Постепенно пассионарность иссякает. Когда энергии в системе становится мало, ведущее положение в обществе занимают субпассионарии – люди с пониженной пассионарностью. Они стремятся уничтожить не только беспокойных пассионариев, но и трудолюбивых гармоничных людей. Наступает фаза обскурации, при которой процессы распада в этносоциальной системе становятся необратимыми. Везде господствуют люди вялые и эгоистичные, руководствующиеся потребительской психологией. А после того, как субпассионарии проедят и пропьют все ценное, сохранившееся от героических времен, наступает последняя фаза этногенеза – мемориальная, когда этнос сохраняет лишь память о своей исторической традиции. Затем исчезает и память: приходит время равновесия с природой (гомеостаза), когда люди живут в гармонии с родным ландшафтом и предпочитают великим замыслам обывательский покой. Пассионарности людей в этой фазе хватает лишь на то, чтобы поддерживать налаженное предками хозяйство.

Новый цикл развития может быть вызван лишь очередным пассионарным толчком, при котором возникает новая пассионарная популяция. Но она отнюдь не реконструирует старый этнос, а создает новый, давая начало очередному витку этногенеза – процесса, благодаря которому Человечество не исчезает с лица Земли».

P. S. Не считаю себя вправе комментировать сказанное Л. Н. Гумилевым. Не исключаю, что ученые его уровня эту теорию могут опровергнуть. Я не смею быть арбитром в этом споре, оставаясь только почтительным слушателем.

Может быть, есть другие закономерности, следуя которым двигались народы, а может быть, их движение бессистемно. На это пока нет ответа, есть только предположения. Но Лев Николаевич, по крайней мере, предлагает концепцию, предлагает четко сформулированную модель, и она совпадает со многими приводимыми им фактами. Правда, не исключаю, что эти же факты могут быть истолкованы и по-другому. А привести здесь идею пассионарности считаю необходимым, потому что она уже пошла гулять по свету. И теперь даже «продвинутые» школяры презрительно кривят губы: кто же этого, мол, не знает. Правда, при ближайшем рассмотрении оказывается, что действительно многие не знают, в том числе и сами «продвинутые» школяры…

Туча с востока

 
«Где вы, грядущие гунны,
Что тучей нависли над миром?
Слышу ваш топот чугунный
По еще не открытым Памирам».
 

Так писал современник А. Блока, тоже предчувствующий революцию и воспринимавший ее как мировую космическую катастрофу, или, точнее, как катаклизм, Валерий Брюсов. Стихотворение сделалось популярным и, к сожалению, провидческим. Обрушилась на Россию революция, и появились такие варвары, по сравнению с кем гунны – дети. Правда, они ниоткуда не приходили. Они из известных народов образовались. И революция к Великому переселению народов не имеет никакого отношения, хотя миллионы людей были сбиты с привычных мест обитания и переселены бог знает куда, а их место заняли другие народы.

А вот что касается исторической, географической и этнографической сторон стихотворения – тут поэт, для рифмы, слишком круто завернул. Гунны никогда не жили на Памире и, скорее всего, ничего про него не слыхали. И над миром они не нависали тучей – не то число всадников (естественно, топот не чугунный, а копытный) двинулось с Алтая на запад в начале IV века.

Л. Н. Гумилев утверждал и доказывал, что, как и любое переселение народов, началось оно с пассионарного удара, какого современники, собственно, под этот удар попавшие, не замечали, а вот их дети были преисполнены энергией, пассионарностью. Избыточная пассионарность и толкнула их в тысячеверстный, многолетний кровавый поход. Есть в научном мире и другие точки зрения. Пересказывать их не входит в мою задачу, поскольку я не исследую причины, приведшие к величайшей, поистине планетарной этнической перестройке, а просто констатирую факт: в 70-х гг. IV в. в Восточную Европу, то есть на территории, принадлежащие нынче России и Украине, где располагалось многонациональное государство остготов, пришли гунны.

Кто это такие и откуда взялись? По языку гунны, составлявшие ядро великого переселения (в какое были вовлечены сотни других народов, принадлежавших к иным языковым семьям и даже иной расе, нежели гунны), принадлежали к алтайской языковой семье. Это научный, но достаточно искусственный термин. В алтайскую семью лингвисты объединяют тунгусо-маньчжурские, монгольские и тюркские языки – то есть языки очень разные. А алтайскими они называются, потому что гунны, а точнее племя, именовавшееся китайцами «сюнну», вышло действительно с Алтая. Но от взбунтовавшихся китайских подданных сюнну, и даже хунну, до гуннов, поселившихся в римской провинции Паннонии (отчасти предков современных венгров), – огромное расстояние, и не только расстояние.

Дело в том, что гунны двигались совсем не так, как готы. Готы как высадились в устье Вислы тремя группами – визиготы, грейтунги и тревинги, так в этом же составе и дошли до Черного моря. Вышедшие с Алтая всадники племени сюнну до берегов Дуная докатились в ничтожном числе. Зато сдвинули все жившие на дороге переселения племена. Ну, примерно как бильярдный шар ударяется о другие шары и направляет их в лузу. Поэтому, двигаясь на острие гуннского похода, Рим штурмовали… готы! Ну, а теперь поговорим о сюнну, или хунну.

Хунны

Предки гуннов, хунны, были небольшим народом, сложившимся в IV в. до н. э. на территории Монголии. В III в. до н. э. они переживали тяжелые времена, так как с востока на них давили кочевники-сяньби, с запада нажимали согдийцы, которых китайцы называли юечжи. Неудачными оказались и попытки хуннов принять участие в китайских междоусобицах. В Китае тогда шло объединение страны, известное в китайской историографии как «война царств». Из семи царств осталось одно, при этом погибло две трети населения страны. Китайцы пленных не брали. А хунны оказались союзниками побежденных, и получилось так, что первый хуннский шаньюй (правитель) платил дань и восточным, и западным соседям, а южные плодородные степи уступил Китаю. «Но тут сказались последствия пассионарного толчка, формирующего этнос», – считает Л. Н. Гумилев.

Хуннского царевича Модэ отец не любил. Он послал нелюбимого Модэ к согдийцам, потребовавшим от хуннов заложника, и собирался совершить набег на Согдиану, чтобы толкнуть согдийцев на убийство сына. Церевич понял намерения отца и, когда шаньюй начал набег, убил своего стражника и бежал. Хуннские воины оценили поступок Модэ, и отцу пришлось поставить его во главе одного из уделов государства.

Модэ приступил к обучению воинов. Он стал применять свистящую стрелу (в ее наконечнике делались отверстия, и при выстреле она свистела, подавая сигнал). Однажды он приказал воинам наблюдать, куда он пустит стрелу, и стрелять из луков в том же направлении. Приказал – и вдруг пустил стрелу в… своего любимого коня. Все ахнули: «Зачем же убивать прекрасное животное?» Но тем, кто не выстрелил, отрубили головы. Потом Модэ выстрелил в своего любимого сокола. Тем, кто не стрелял в безобидную птицу, также отрубили головы. Потом он выстрелил в свою любимую жену. Не стрелявших – обезглавили. А потом, во время охоты, он встретил шаньюя, своего отца, и… выпустил стрелу в него. Шаньюй мгновенно превратился в подобие ежа – так утыкали его воины Модэ стрелами. Не стрелять не рискнул никто. Модэ стал царем в 209 г.

Он договорился о мире с согдийцами, но от него потребовали дань восточные кочевники, которые назывались дун-ху. Сначала они пожелали получить самых лучших лошадей. «Тысячелийный конь» (ли – китайская мера длины, приблизительно равная 580 м) – так красиво назывался быстроногий жеребец. Некоторые хунны говорили: «Нельзя отдавать скакунов». «Не стоит воевать из-за коней», – не одобрил их Модэ и тем, кто не хотел отдавать коней, отрубил, по своему обыкновению, головы. Затем дун-ху потребовали прекрасных женщин, в том числе и жену царя. Тем, кто заявил: «Как можно отдать наших жен!» – Модэ отрубил головы, сказав: «Жизнь наша и существование государства стоят дороже, чем женщины». Наконец, дун-ху потребовали кусок пустыни на востоке Монголии, что служила границей между ними и хуннами. Некоторые хунны считали: «Эта земля не нужна, ведь мы на ней не живем». Но Модэ сказал: «Земля – основание государства. Землю нельзя отдавать!» И отрубил им головы. После этого приказал воинам немедленно двинуться в поход на дун-ху. Он победил их, потому что хунны стали подчиняться ему беспрекословно.

Затем Модэ вступил в войну с Китаем. Казалось бы, эта война была не нужна. Кочевники жили в степи, а китайцы обитали южнее, за своей Великой стеной, во влажной и теплой муссонной долине. Но у хуннов были причины напасть на Китай.

Войско Модэ окружило передовой отряд китайцев, с которым находился сам император Лю Бан. Хунны все время обстреливали китайский отряд из луков, не давая ему передышки. Китайский император запросил мира. Некоторые из вельмож Модэ предлагали убить врага, но Модэ ответил: «Глупцы, зачем нам убивать этого китайского царя – они выберут себе нового. Пусть он живет. Ведь основные силы китайцев стоят в арьергарде, мы с ними еще не воевали». И Модэ заключил с этим императором, основателем династии Хань, договор «мира и родства» (198 г. до н. э.). Это означало, что обе стороны будут жить, не покушаясь на земли друг друга. Хунны привыкли кочевать в степи, их не смущал холод. А китайцы любили мягкий климат долины Хуанхэ и совершенно не собирались выходить в степь.

Между тем противостояние Хунну и Китая продолжалось. И хотя в Китае было 50 миллионов населения, а всех хуннов – около трехсот тысяч, борьба, вызванная потребностью кочевников в шелке, муке и железных предметах, шла на равных. Кони китайцев были намного хуже, чем скакуны степняков. Экспедиции в хуннские степи обычно заканчивались гибелью конных китайских отрядов. Когда китайцам удалось узнать, что в Средней Азии есть «небесные жеребцы» – породистые кони, похожие на лошадей арабской породы, – они отправили туда военную экспедицию. Осадив город Гуйшан (район современной Ферганы), китайцы потребовали выдачи лучших жеребцов. Осажденные уступили, и китайцы, вернувшись с добычей, приступили к разведению новой породы. Преуспев в этом деле, они стали совершать удачные набеги на хуннов. Мало того, они уговорили соседей-кочевников с востока, севера и запада выступить против хуннов.

В 93 г. до Р. Х. хуннский шаньюй проиграл решающую битву, бежал на запад и пропал без вести. Держава хуннов развалилась на части. Одни племена рассеялись в южносибирских степях, другие ушли в Китай, ибо в это время в Великой степи наступила засуха. Стала расширяться пустыня Гоби на севере Китая, и хунны смогли передвинуться на засохшие китайские поля, где образовались милые их сердцу сухие степи. Часть же хуннов направилась в Среднюю Азию и дошла до Семиречья (район современной Алма-Аты). Здесь осели «малосильные» хунны. Самые отчаянные двинулись на запад. Они прошли через весь Казахстан и в 50-х гг. II в. вышли к берегам Волги, потеряв при этом большую часть своих женщин. Те не смогли вынести такой переход, да и из мужчин выжили лишь самые крепкие. На этом история племени или племен (?) хунну заканчивается. Начинается история гуннов.