Текст книги "Песни (сборник)"

 
Кот зимы на мягких лапах
Тихо ходит меж сугробов.
И безмолвный снежный сумрак
Прячет дым его хвоста.
 
 
Хорошо анахорету –
Виски с Гиннесом мешая,
Он плетется меж сугробов,
Тихо песенки поет.
 

 
Сегодня днем единственная тень –
Это тень от облаков на траве.
Иду, как будто бы козырь в кармане
И еще полтора в рукаве;
Я напоен солнцем,
Я напоен луной.
Я чувствую, что ты где-то рядом,
И я знаю, что дело за мной.
 
 
Мы бьемся, как мухи в стекло,
Мы попали в расколдованный круг;
Отчетливо пахнет плесенью.
Моя душа рвется на юг.
Сколько можно стоять в болоте,
Пугая друг друга волной?
Кто-то должен был спеть эту песню,
И похоже, что дело за мной.
 
 
Дело за мной, дело за мной.
Я был на Ибице, и я был в Кремле,
И я понял, что дело за мной.
Злоумышленники отключили наш мын,
Теперь мы временно без;
Мы, конечно, вернем его, как только
Закончим писать SMS;
Ты в одном сантиметре,
Я с тем же успехом мог бы быть на луне.
Похожая история была в Вавилоне,
Но на этот раз дело во мне.
 
 
А в аэропортах не успевают
Подкатывать трапы к бортам;
Все куда-то торопятся,
Не понимая, что они уже там;
Мы с ними одной крови,
Лицом к одной и той же стене,
Единственная разница между нами –
Я понял, что дело во мне.
 
 
Дело во мне, дело во мне,
Я прыгал окунем, летал в облаках –
И я понял, что дело во мне.
 
 
Как правая нога
Следует за левой ногой,
С тех пор, как я знаю тебя,
Мне не нужен никто другой.
Говорят, тебя нет здесь,
Я слышал, что ты в стороне,
Но если б я не смог достучаться до тебя,
Я бы думал, что дело во мне.
 
 
А те, кто говорят, что не знают тебя –
Только ты можешь их спасти.
Ты дала мне этот мир как игрушку,
Я верну тебе его в целости;
Нахожу тебя в нежности ветра,
В каждой набежавшей волне,
Я даже не думал, что такое возможно,
Я не думал, что дело во мне.
А дело во мне.
Дело во мне.
 

2006

 
Очнулся в цифрах ангельских крыл
Высоко над землей, где я так долго жил.
Небесные созданья несли мою постель –
Ворон, птица Сирин и коростель.
Земля лежала, как невеста,
С которой спьяну сняли венец.
Прекрасна и чиста, но
В глазах особый скорбец.
 
 
На льду Бел-озера один на один
Сошлись наш Ангел Алкоголь
И их Демон Кокаин.
Из Китеж-града шел на выручку клир,
Внесли святой червонец и опять вышел мир.
Мадонну Джекки Браун взял в жены наш Бог-Отец,
Вначале было плохо,
Потом пришел обычный скорбец.
 
 
Я спрашивал у матери, я мучил отца
Вопросом – как мне уйти от моего скорбеца,
Потом меня прижал в углу херувим,
Сказал – без скорбеца ты здесь не будешь своим.
С тех пор я стал цыганом,
Сам себе пастух и сам дверь,
И я молюсь, как могу,
Чтобы мир сошел вам в души теперь.
 

 
Когда Достоевский был раненый
И убитый ножом на посту,
Солдаты его отнесли в лазарет,
Чтоб спасти там его красоту.
 
 
Там хирург самогон пил из горлышка
И все резал пилой и ножом
При свете коптилки семнадцать часов,
А потом лишь упал поражен.
 
 
А на следующий день под заутреню
Из центра приходит приказ –
Вы немедля присвойте Героя звезду
Тому гаду, что гения спас.
 
 
Так пускай все враги надрываются,
Ведь назавтра мы снова в строю.
А вы – те, кто не верует в силу культуры, –
Послушайте песню мою.
 

 
Либо у тебя слишком мягкие манеры,
Либо я действительно недотрога.
Элвис Пресли был сыном Императрицы с Венеры
И одного контрабандиста из Таганрога.
 
 
Он спустился в этот мир, спасти нас от горя,
Оставив свой розовый «Кадиллак» на небе;
Он прошел от Белого до Черного моря,
Тряс плечами и пел: «О бэби, бэби, бэби!»
 

 
Отрубился в час, а проснулся в три,
Полнолуние выжгло тебя изнутри,
На углу у аптеки горят фонари,
И ты едешь –
Ты хотел бы напиться хоть чем-нибудь всласть,
Ты пытаешься, но не можешь упасть,
И кто-то внутри говорит – это счастье,
Или ты бредишь,
 
 
Вкус крови лишил тебя слова,
И к бровям подходит вода –
Где-то именно здесь
Пал пламенный вестник,
И сегодня еще раз все та же среда –
Да хранит тебя Изида!
 
 
Ты подходишь к кому-то сказать «Привет»,
И вдруг понимаешь, что нет ничего конкретного
И прохожие смотрят тебе вослед
С издевкой;
На улице летом метет метель,
И ветер срывает двери с петель,
И прибежище, там, где была постель, теперь –
Яма с веревкой;
 
 
Так взлетев вопреки всех правил,
Разорвав крылом провода,
Ты оказываешься опять
Там, где всем нужно спать,
Где каждый день, как всегда, –
Да хранит тебя Изида!
 
 
Все говорят и все не про то,
Эта комната сделана из картона.
И ты смотришь вокруг – неужели никто
Не слышит?
И вдруг ракурс меняется. Ты за стеклом,
А друзья – в купе уходящего поезда –
Уезжают, даже не зная о том,
Что ты вышел.
 
 
И оставшись один на перроне,
Выпав из дельты гнезда,
Теперь ты готов
К духовной жизни,
Но она тебе не нужна –
Да хранит тебя Изида!
 
 
И ты слышал, что где-то за часом пик,
В тишине алтаря или в списках книг,
Есть неизвестный тебе язык,
На котором
Сказано все, что ты хочешь знать,
В чем ты боялся даже признаться,
И отчего все святые глядят на тебя
С укором.
 
 
Перестань делать вид, что не можешь понять их,
Ты один на пути навсегда –
Улыбнись, растворись
В шорохе листьев,
В шепоте летнего льда –
Да хранит тебя Изида!
 

2004

Лошадь белая

 
Лошадь белая на траве
Далеко ушла в поле.
Дома упряжь вся в серебре,
А ей нужно лишь воли.
 
 
Конюх сбился с ног – да что с тобой?
Целый день звонит, пишет.
А она трясет гривой
И как будто б не слышит.
 
 
Твердая земля да долгий путь
Из огня в полымя.
Много кто хотел ее вернуть,
Ни один не знал имя.
 

2009

 
Ветер с океана дует мне в окно,
Дуй с севера, дуй, дуй с юга.
Ветер с океана, а в тюрьме моей темно,
Дуй, дуй, пока не сдует.
В темно-синем небе благость и покой.
Дуй с севера, дуй, дуй с юга,
А сердце под седлом, пахнет дегтем и трухой,
Дуй, дуй, дуй, пока не сдует.
А мы ждем,
Ждем, ждем, ждем,
Мешай водку гвоздем.
 
 
Я пошел к колодцу, но в ведре моем дыра,
Дуй с севера, дуй, дуй с юга.
Завтра не придет, у нас опять идет вчера,
Дуй, дуй, дуй, пока не сдует.
Сколько ни стучись у этих пряничных ворот,
Дуй с севера, дуй, дуй с юга.
Коснись что не так, эх, милая, сама пойдет,
Дуй, дуй, дуй, пока не сдует.
А мы ждем,
Ждем, ждем, ждем,
Мешай водку гвоздем.
 
 
Бейся лбом в стену,
Бейся лбом в крест.
Никто не выйдет целым
С этой ярмарки невест.
А девочки смеются, у девочек война:
Девочки хотят ярко-красного вина.
 
 
Так что дуй, ветер, дуй,
Дуй издалека.
Дуй с севера, дуй, дуй с юга.
Дуй поперек, ой, дуй наверняка.
Дуй, дуй, дуй, пока не сдует,
Вдуй по пилораме,
Вдуй по островам,
Дуй с севера, дуй, дуй с юга,
Дуй, пока стекла не вынесет из рам,
Дуй, дуй, дуй, пока не сдует.
А мы ждем,
Ждем, ждем, ждем,
Мешай, мешай.
 

 
Серые следы на сером снегу,
Сбитые с камней имена.
Я много лет был в долгу:
Мне забыли сказать,
Что долг заплачен сполна.
 
 
Пахнет застарелой бедой.
Солнцу не пробиться в глубину этих глаз.
Теперь мне все равно,
Что спрятано под темной водой:
Едва ли я вернусь сюда еще один раз.
 
 
Есть одно слово,
Которое сложно сказать,
Но скажи его раз, и железная клетка пуста.
Останется ночь, останется снежная степь,
Молчащее небо и северная звезда.
 
 
И кажется, что там, впереди
Что-то непременно для нас,
Но сколько ни идешь,
Отсюда никуда не уйти.
Едва ли я вернусь сюда еще один раз.
 
 
Над скудной землей бешено кричит воронье,
Над ними синева, но они никуда не взлетят.
У каждого судьба, у каждого что-то свое,
Они не выйдут из клетки,
Потому что они не хотят.
 
 
И если выбить двери плечом –
Все выстроится снова за час,
Сколько ни кричи.
Пустота в пустоту ни о чем,
Есть повод прийти сюда еще один раз.
 

2009

 
На мгновенье стало тихо,
И в этой тишине
Позволь мне передать тебе то,
Что было передано мне.
 
 
Можно выйти одному в поле
И знать, что ты вооружен.
Можно идти по пути,
В конце которого стоит Престер Джон.
Можно возвысить себя
Выше Озиманда – Царя Царей.
Можно учиться смирению
У стертых ногами придорожных камней.
 
 
Но куда бы ты ни шел
До самого конца своих дней,
Обещай, что будешь помнить одно –
Господу видней.
 
 
Можно раздать себя
Безрадостным и жадным рукам.
Можно ходить по-албански
По стенам, фонарям, потолкам.
Можно гордиться тем,
Что познал до конца пустоту.
Гарантировать перерождение
С серебряной ложкой во рту.
 
 
Пусть ангелы несут тебя
Дорогой небесных огней,
Но не забывай –
Господу видней.
 
 
Может быть, будет тепло,
Как ты хочешь.
Может быть, с каждым днем
Будет делаться все холодней.
Не верь ни единому сказанному мной слову,
Но прислушайся к мерцающей звезде –
Господу видней.
 

 
Анютины глазки да божьи коровки
Нас не узнают, мы придем в обновке,
В новых одеждах, с новыми глазами.
Они спросят: «Кто вы?» – «Догадайтесь сами».
 
 
Только мы вышли, как уже вернемся.
Они удивятся, а мы засмеемся.
Как тут не плакать, как не смеяться,
Они переварят и присоединятся.
 
 
Во дворе поленья, а на них кошка.
Хватит лить слезы, посмотри в окошко,
Какое там небо, какие в нем краски.
Божьи коровки да анютины глазки.
 

 
Если долго плакать
Возле мутных стекол,
Высоко в небе
Появится сокол.
Появится сокол
Высоко над тучей,
В это время важно
Не упустить случай.
 
 
Увидеть его крылья,
Увидеть его перья
И вдруг удивиться –
А кто это теперь я?
Почему внизу туча,
А надо мной ясно?
Видимо, я плакал
Совсем не напрасно.
 
 
Видимо, вот оно –
Пришло мое время,
А внизу медленно
Бредет мое племя.
 
 
А мне лететь выше,
А мне лететь в солнце
И все-таки вспомнить,
Что внизу оконце
С мутными стеклами,
В которое бьются
Милые мои.
Сгореть и вернуться.
 
 
Если долго плакать…
 

 
Девяносто дней и девяносто ночей
Голова чересчур тяжела для этих плечей.
Набраться смелости, сказать себе: «Стоп!»
Ты можешь аплодировать одной рукой
Вот так – хоп-хоп-хоп!
 
 
Аригато, мама-сан,
Никто, нигде и ничей
Весенний ветер,
Девяносто дней и девяносто ночей.
 
 
Я хотел слышать музыку, и вот я здесь во плоти,
Остановите электричку, мне нужно сойти
На полустанке, средь бескрайних полей,
Забросить телефон за плечо
И сказать себе: «Хей-хей-хей!»
 
 
Я был запутанный в ветках, жил буксуя в слезах,
Но линия горизонта в моих глазах.
Благо династии, ай гори-полыхай,
Я иду с деревянным клинком,
Я скажу тебе: «Хай-хай-хай».
 
 
Аригато, мама-сан,
Никто, нигде и ничей
Весенний ветер,
Девяносто дней и девяносто ночей
Весенний ветер,
Сорок раз по девяносто дней и девяносто ночей.
 

 
Акуна матата,
Акуна матата,
Самое время говорить цитатами из Диснея.
Акуна матата,
Значит «все в порядке».
Нет проблемы, а если есть, то бог с нею.
Но перед тем, как это судно
Опустится на дно,
Я хотел бы сказать тебе одно:
 
 
Акуна матата,
Как говорят на суахили,
Акуна матата,
У тебя есть выбор: или – или.
Или радикально изменить свои пути,
Или – что более вероятно – немедленно уйти.
 
 
Акуна матата,
Ты не ветер, а я не флюгер.
Будь это сон, я бы представился: «Freddy Krueger».
Но наяву все гуманнее, чем во сне,
Дверной проем находится в этой стороне.
 
 
Все суета сует и всяческая суета,
Но даже суета бывает та или не та.
Мне приятно делать гостям приятно,
Но какая именно часть слова «уйти»
Тебе непонятна?
 
 
Акуна матата,
Ни дюйма, ни сантиметра.
Акуна матата, baby,
Попутного ветра.
Arrivederci, buenas noches, в добрый час.
Мне будет приятно увидеться еще раз.
 

 
Что ты печально стоишь на своих каблуках?
Лучше бы ты, как тигрица на джипе
С подледной базукой в руках,
В жутких тропических зарослях ельника
С древней молитвою Паисия Пчельника.
 
 
Что ты рыдаешь, размазав паленую тушь?
Лучше б ты пересекала в собачьей упряжке плато Гиндукуш
Или б тихо мурлыкала про Москву и Сокольники,
Выпивая с шаманами в «Золотом треугольнике».
 
 
Слушай, сестра,
Брось пресмыкаться в юдоли.
Скажи «Прощай»
Концепции бабьей доли.
Как молвил Паисий, иные грядут времена –
Когда муж превратится в орнамент
И всем будет править жена.
 
 
А старцам открыта книга будущих дней,
Старец – он слышит ушами сердца молчание древних камней.
Так что начни сейчас, не жди понедельника,
Правь этим миром по слову Паисия Пчельника.
 

 
Девушка с Веслом на лихом коне
С шашкой наголо, вижу, ты ко мне,
Заезжай во двор, постучись в окно.
Видишь, я не сплю, жду тебя давно.
 
 
Расскажи мне всю правду, не таясь –
Как там князь тверской, как рязанский князь?
Как гудят в степи провода?
Как живут в Москве немцы и орда?
 
 
Как живет твой друг Пионер с Трубой?
Он весь в трещинах, но еще с тобой.
Передай ему от меня –
До сих пор печет от его огня.
 
 
Я налью тебе ключевой воды,
Отвези в свои Чистые Пруды.
Пусть сияет там тишина,
Пусть гуляют там Солнце и Луна.
 
 
А случится что, слышишь, не горюй,
Рассекай Веслом гладь небесных струй.
Ведь твое Весло, как лихой булат,
Все поправит, и все пойдет на лад.
 
 
Девушка с Веслом, ты красавица.
Мы затем и здесь, чтобы справиться.
Мы сильны своим ремеслом,
Заходи еще, девушка с Веслом.
 

 
Что нам делать с пьяным матросом?
Что нам делать с пьяным матросом?
Что нам делать с пьяным матросом?
Господи, спаси!
 
 
В центре Земли, ветхий и древний,
Есть один змей, твердый как кремний,
Мы ходили смотреть всей деревней,
Ой, не голоси.
 
 
Он лежит, сам еле дышит,
Глаз закрыт, жар так и пышет,
Но кто скажет, он все услышит.
Господи, спаси!
 
 
Семь кораблей несутся по морю,
Все спешат помочь его горю
И везут ему разного зелья,
Ой, не голоси.
 
 
Один матрос взял зашатался,
Он крепился, но не удержался
И упал в подвал с этим зельем.
Господи, спаси!
 
 
Что нам делать с пьяным матросом?
Что нам делать с пьяным матросом?
Что нам делать, что же нам делать с ним?
Господи, спаси!
 
 
Так вот что нам делать с пьяным матросом –
Укрепить его якорным тросом
И одеть его Хьюго Боссом,
Ой, не голоси.
 
 
И как веревочке ни виться,
Знай, душа устанет томиться,
Он восстанет и преобразится.
Господи, спаси!
 
 
Так вот что нам делать с пьяным матросом,
Вот что нам делать с пьяным матросом,
Вот что нам делать с пьяным матросом.
Господи, спаси!
 

 
То, что происходит,
Я даже не знаю:
Я иду в огне,
Но я не сгораю.
Катишься по рельсам,
Гасишься и гаснешь,
И вдруг это сердце
Распахнуто настежь.
И вагон, где ты был,
Проносится мимо,
И все неизъяснимо.
 
 
То, что происходит,
Чудная картина:
Радуга над башней
Святого Валентина.
Все мои проблемы –
Раскрашенный воздух,
А все, что мне нужно,
Сказано в звездах.
И мысли летят
Клочьями дыма –
И все неизъяснимо.
 
 
А поезд едет дальше,
И гудок гудит снова,
И все пассажиры
Вымазаны красным.
А я стою молча,
Я не знаю ни слова.
Но все, что было смутным,
Становится ясным.
 
 
День еще не прожит,
Путь еще не начат,
Слова в этих книгах
Так мало что значат.
Я думал, я умный,
Ходил играл в прятки,
Я больше не стараюсь –
Теперь все в порядке,
И огонь в глубине
Горит негасимо –
И все неизъяснимо.
 

Архангельск

 
У нас были руки и дороги,
Теперь ждем на пороге.
Мы смотрим на дым из трубы,
И голубь благодати встает на дыбы.
 
 
Резной ветер, хрустальный ветер,
Поздно ждать, когда наступят сдвиги.
Смотри, как горят эти книги –
Назад в Архангельск.
 
 
В цепах и веригах
Калика перехожий
Пьет с кухаркой Дуней
Шампанское в прихожей.
Куда ни глянь – везде образа:
То ли лезь под кровать,
То ли жми на тормоза.
 
 
Резной ветер, хрустальный ветер,
Поздно сжимать в кармане фиги.
Смотри, как горят эти книги –
Назад в Архангельск.
 
 
Банана-мама с крепкими ногами
Режет карту мира на оригами,
За кассой дремлет совершенномудрый муж,
Мы выходим по приборам на великую глушь –
Назад в Архангельск.
 
 
Мертвые с туманом вместо лиц
Жгут в зиккуратах на улицах столицы
В небе один манифест,
Куда бы ты ни шел – на тебе стоит крест.
 
 
Резной ветер, хрустальный ветер,
Поздно считать связи и интриги.
Смотри, как горят эти книги –
Назад в Архангельск.
 

2011

 
Красная река
Поперек моего пути.
Я помню, что шел,
Но вспомнить куда – не могу.
И кажется легко –
Переплыть, перейти,
И вдруг видишь самого себя
Как вкопанного на берегу.
 
 
У красной реки
Крылья небесной зари.
В красной реке
Вода точь-в-точь моя кровь.
Ты хочешь что-то сказать,
Помолчи немного, не говори –
Все уже сказано,
Сказано тысячу раз,
Нет смысла повторять это вновь.
 
 
А твоя красота – свет в окне
Потерянному в снегах.
Твоя красота ошеломляет меня –
Я не могу устоять на ногах,
Но чтобы пробиться к воде,
Нужно сердцем растопить этот лед,
А там сумрак и бесконечный путь,
Который никуда не ведет.
 
 
Нет сделанного,
Чего не мог бы сделать кто-то другой.
Нет перешедшего реку
И неперешедшего нет.
Но когда это солнце
Восходит над красной рекой –
Кто увидит вместе со мной,
Как вода превращается в свет.
 

2010

 
Хватит развлекать меня, не то я завою.
Лучше скажем «нет!» насилью и разбою.
Скажем «нет!» разбою и насилью
И уподобимся Блаженному Василию.
 
 
Наша Ефросинья зависит от момента:
То божественна, а то амбивалентна.
Но кто не без греха, пусть первый бросит камень.
Из этой искры может возгореться пламень.
Найди семь отличий на этой картине,
А лучше неси сюда водку-мартини.
(Shaken not stirred!)
 
 
Моя профессия с утра до полвторого
Считать, что я – твоя Священная корова.
Священная корова, небесная манна,
Пускай питательна, но не всегда гуманна.
А если мы завязнем в болоте и тине,
Я буду первый, кто крикнет: «Эй! Водка-мартини!»
(Shaken not stirred!)
 
 
Коровы слышат,
Коровы знают,
Коровы в курсе,
Открой глаза, смотри: они взлетают!
Смотри, вот они взлетают!
 
 
Так мы летим вперед, и пусть мы не без пятен,
Но дым отечества нам сладок и приятен.
Спасибо солнцу, что у нас над головою,
Но будь готов, что я все равно завою –
Как нам не стыдно так погрязнуть в рутине.
Догадайся, что делать, когда нет мартини.
(Sorry, Mr. Bond!)
 

2010

 
Какая прекрасная встреча,
Я благодарен судьбе,
Что наперекор всем законам
Мы встретимся в этой толпе.
 
 
Я буду здесь очень недолго,
Мой уход не заметит никто,
Дальнейшие тайные знаки
Вы найдете в кармане пальто.
 
 
Да, я могу видеть сквозь стены
И знать, что у вас на уме.
Меня не волнуют измены,
Я был слишком близко к земле.
 
 
И с этой поры мои окна
Выходят всегда на восход.
Снаружи я выгляжу камнем,
Но внутри у меня огнемет.
 
 
Ведь жизнь проста и прекрасна,
И всюду невидимый фронт.
Раньше они обращались ко мне:
Капитан Беллерофонт.
 
 
Со мной невозможно связаться,
Я мастер уйти и утечь.
За мной барабаны Магриба
И черная злая картечь.
 
 
Я вижу по вырезу платья,
Что главный ваш груз под водой.
Формально мы мало знакомы,
Но завтра я буду с тобой.
 
 
Ведь жизнь проста и прекрасна,
И всюду невидимый фронт.
Раньше они обращались ко мне:
Капитан…
 
 
Жизнь проста и прекрасна,
И всюду невидимый фронт.
Раньше они обращались ко мне:
Капитан Беллерофонт!
 

 
Мы держались так долго, как только могли,
Но туда и сюда – напрочь забыли пин-код.
И теперь мы скользим, не касаясь земли,
И бьемся в стену, хотя с рождения знали, где вход.
 
 
Но тяжелое время сомнений пришло и ушло,
Рука славы сгорела, и пепел рассыпан, и смесь
Вылита. И тому, кто тут держит весло,
Сообщите, что Тайный Узбек уже здесь.
 
 
Три старухи в подвале, закутанные в тряпье,
Но прядущие драгоценную нить,
Знают, как знает тот, кто пьет, опершись на копье,
И как знают все те, кому нечем и незачем пить.
 
 
Так раструбите на всю бесконечную степь
Сквозь горящий туман и мутно-зеленую взвесь
Добывающим соль и ласково сеющим хлеб,
Шепните им, что Тайный Узбек уже здесь.
 
 
Он не «за», он не «против», он занят другим, как Басе.
Он не распоряжается ничьей судьбой,
Просто там, где он появляется, все
Происходит словно само собой.
 
 
Так передайте всем тем, кто долго был выгнут дугой,
Что нет смысла скрывать больше тупость, и жадность, и спесь,
И бессмысленно делать вид, что ты кто-то другой,
Когда Тайный Узбек уже здесь.
 
 
И даже если нам всем запереться в глухую тюрьму,
Сжечь самолеты, расформировать поезда –
Это вовсе не помешает ему
Перебраться из там-где-он-есть к нам сюда.
 
 
И повторяю, что это не повод рыдать и кричать,
Все останется точно таким, как все есть,
А те, кто знают, в чем дело, знают и будут молчать,
Потому что Тайный Узбек уже здесь.
 

2010

 
Он приходит, когда к этому никто не готов,
Старомодно учтив, как в фильмах тридцатых годов.
Искать его бессмысленно, как иголку в стогу,
У нас с ним есть одно неоконченное дело на восточном берегу.
 
 
Он улыбается, когда при нем говорят: «мы».
Как и я, он принадлежит к детям северной тьмы,
Но он меньше всего похож на лист на ветру,
Он говорит: «Ложась спать, никогда не знаешь –
Где обнаружишь себя поутру».
 
 
Чтобы узнать вкус воды, нужно начать пить,
Но ты привык к лабиринту, забыл, зачем тебе нить.
Ты выходишь к воротам, чтобы принять угловой,
И Вавилон играет в футбол твоей головой.
 
 
Рассказывают, что у него не одна жизнь, а три,
Говорят, что он совершенно пустой внутри.
Никто не видел, чтобы он отвечал ударом на удар,
Он сильно изменился с тех пор, как повернулся и ушел под радар.
 
 
А ты записан в GPS, теперь беги – не беги,
Черные птицы будут сужать над тобой круги,
По радио будут петь, что любовь – кольцо,
Огонь печей Вавилона опаляет твое лицо.
 
 
Многие надеются, что он отошел от дел,
Что он продался, спился и оскудел,
Что он сгорел или провалился под лед,
Но неправильные пчелы продолжают
Делать свой неправильный мед.
 
 
А значит, остается только чистая вода
И скрепляющие тебя провода;
Остается то, на чем машина дает сбой,
И Вавилон… Вавилон…
Вавилон не властен над тобой,
Вавилон не властен над тобой,
Вавилон не властен над тобой,
Вавилон никогда не был властен над тобой.
 

2010