Текст книги "Мой мир заботится обо мне"

Стройотряд

После второго курса, летом 1977 года, мы поехали в стройотряд. Он назывался «Гайсма», что означает «свет». В него собрались ребята из АСУ, Прикладной математики и ЭВМ. Располагался стройотряд в посёлке Лиепа, километрах в шести за городом Цесис. Там находился завод по производству кирпичей и дренажных труб. Командиром был Сашка Копытов, а комиссаром, по-моему, его девчонка – Света Молоток.

Сначала на место отправилась небольшая группа квартирьеров, человек шесть-семь. Нашей задачей было подготовить всё к приезду отряда. В первый же день мы – квартирьеры – напились до полной потери сознания, ну, по крайней мере, я именно так. Потом мне рассказывали, что я ходил по несчастному посёлку с криками, что мы мушкетёры, а я д’Артаньян… Потом выяснилось, что весь этот посёлок – место вольного поселения бывших зеков, и в общем-то нам крупно повезло, что на нас не обратили внимания в тот вечер. Несколько дней квартирьеры обустраивали спальни в школе, собирали и расставляли кровати и так далее. Девчонки спали на втором этаже, ребята – на первом этаже в большом классе, а мы, квартирьеры, в маленькой комнатке в стороне от всех.

Был шанс, что Ира приедет на день раньше всех остальных, и я ходил её встречать на станцию… Шёл дождь, поезд пришёл и ушёл, из него никто не вышел, и я, мокрый и грустный, поплёлся по лужам обратно в школу. И даже написал какой-то отчаянный стих о том, как я её встречал, а она не приехала… А на следующий день, шестого июля, прибыли все наши стройотрядовцы. С тех пор мы с Ирой отмечаем этот день как начало наших отношений. Я встретил её, и мы ушли на какой-то луг, полный полевых цветов, валялись в траве, целовались и любовались бесконечным куполом неба с редкими проплывающими облаками.

Надо сказать, что врачи не хотели пускать Иру в стройотряд из-за риска совсем лишиться зрения, но мы их уговорили, пообещав, что Ира будет избегать нагрузок… И действительно, в первые дни подбирали очень лёгкие задания: например, на обесточенной подстанции надо было вывинтить контакты, промыть их спиртом и затем завинтить обратно – простая работа, не требующая физических усилий.

Но через несколько дней Ира и еще четыре девочки разгрузили грузовик с кирпичом. Как потом выяснилось, там было одиннадцать тонн. Щадящий режим…

Мы с Ромкой очень серьёзно готовились к стройотряду: ходили в строительный техникум на занятия бетонщиков, даже сдали какой-то зачёт и получили удостоверения. У обучения был только один недостаток: мы никогда не видели бетона, все занятия были исключительно теоретическими.

И вот картина в первые дни в стройотряде: Ира чистит спиртом контакты на подстанции, Ромка и я в новых хрустящих комбинезонах и в сапогах сидим рядом с Ирой и болтаем. Нам сказали, что сегодня должны подвезти бетон. Его-то мы и ждём. За окном как из ведра льёт дождь. Вдруг открывается дверь и появляется какой-то мужик с криком:

– Кто здесь бетонщики? На выход!

Мы выходим в дождь, подходим к его грузовику и стоим. Он как-то подозрительно смотрит на нас и спрашивает:

– Чего вы ждёте?

А мы в ответ:

– А где бетон?

Он, изменившись в лице:

– Вы на нём стоите…

Но со временем мы очень многому научились: и валили вековые сосны, освобождая место для строительства кирпичного дома-конторы очистных сооружений, и строили сам этот домик, то есть освоили на вполне приличном уровне укладку кирпича, и бетонировали стоянку для автотранспорта, и много чего ещё.

Лес я валил в основном с Сашкой Чернышовым. Однажды подрубили сосну, и она, падая, порвала линию электропередач. Завод обесточен. Мы продолжаем валить лес. Подрубили очередную сосну, и когда она уже поехала, увидели мужичка, весело шагающего по дороге к нам. Верхушка сосны упала буквально в двух-трёх метрах от него. Он очень побледнел и долго не мог ничего сказать. Чуть позже выяснилось, что это электрик, пришедший решать вопрос с обрывом линии. А тут его так встретили дикие лесорубы…

* * *

Однажды мы с Ромкой решили подзаработать и остались в ночь на халтуру. Вообще, мы планировали после стройотряда на заработанные деньги купить горбатый запорожец, выкрасить его под тигра – жёлтые и чёрные поперечные полосы, – и на нём собирались ездить в институт.

Халтура заключалась в следующем. Мы были назначены учениками к тёткам, работающим в цеху на заводе в ночную смену. Тележки на колёсах наполнялись сырыми глиняными кирпичами или дренажными трубками и отправлялись в печь на обжиг. Через какое-то время они вывозились с уже обожжёнными изделиями, и мы должны были их разгрузить. Жара страшная. Времени на отдых никакого. Честно отпахали всю ночь, а утром надо на завтрак и на работу в стройотряде…

Погоня за длинным рублём принесла нам по три рубля пятьдесят четыре копейки. Вот это была халтура! Больше всех пострадали тётки, у которых мы были учениками: если в обычный день они делали сто – сто пять процентов нормы, то с нашей помощью – чуть меньше восьмидесяти процентов каждая… А мы с Ромкой, никакие, отработали ещё весь день в стройотряде. Ну как отработали: с завтрака до обеда мы спали на газоне около заводской столовой, а после обеда действительно вкалывали.

Сидят: Юра Карабажак, Миша Медведев, Рома Дейч. Лежу – я

* * *

Ещё в стройотряде у нас был удивительный персонаж – МАСТЕР. Именно так его и называли – слово целиком из заглавных букв. Он заканчивал строительный факультет и был главным по строительным работам для всего нашего стройотряда. Как его имя, думаю, не помнит никто, но все, кто был в этом стройотряде, никогда не смогут забыть его самого… Сказать, что он был странным, – ничего о нём не сказать. Это был крепкий парень среднего роста, видимо, у него была дальнозоркость, и он носил очки, делавшие его глаза размером с хороший помидор. При этом МАСТЕР был чрезвычайно сильным: носилки с раствором для укладки кирпичей, которые обычно двое крепких парней покряхтывая подтаскивали к каменщику, МАСТЕР легко нёс на одной руке! Ему снились какие-то шизофренические сны, которые он с удовольствием рассказывал нам утром. Так, ему регулярно снились летающие слоны в фашистских касках и с автоматами, а он во главе партизанского отряда беспощадно с ними боролся. При этом в процессе рассказа он иллюстрировал повествование разными дикими выходками. Например, МАСТЕР, держа в руках глубокую тарелку, наполненную одеколоном, поджёг его. Вспыхнул чуть синий, практически прозрачный огонь. Во время рассказа МАСТЕР резко повернулся, и весь этот горящий одеколон выплеснулся на кровать, а точнее, на меня, лежащего в кровати, около которой только что проходил МАСТЕР. Хорошо, что у меня всё в порядке с реакцией и я успел прикрыться одеялом, а потом мы все вместе гасили загоревшуюся постель.

Или заходит к нам кто-то в процессе пересказа очередного сна, и в этот момент, не меняя интонации, МАСТЕР произносит: «А теперь бросаю нож» – и со всей дури кидает нож в вошедшего человека. Тот успевает выскочить и закрыть дверь, в которую немедленно втыкается с дикой силой брошенный МАСТЕРОМ нож.

Или ещё один незабываемый случай, прекрасно иллюстрирующий наше отношение к МАСТЕРУ. Каждый стройотряд должен был взять в свои ряды одного или двух так называемых «трудновоспитуемых» подростков, то есть школьников, у которых есть или приводы в детскую комнату милиции, или вообще проблемы с законом. Предполагалось, что честный труд в светлой студенческой среде поможет подросткам встать на правильный путь. У нас таким «трудновоспитуемым» был отличный мальчишка по имени Юра, который был соседом нашего командира Сашки Копытова. Юра был совершенно нормальным, адекватным мальчишкой, может, быть чуть большим разгильдяем, чем обычный подросток его возраста, при этом он был совсем неглуп, очень даже неплохо учился. И вот как-то раз перед тем, как идти на обед в заводскую столовую, мы – все, кто работал на строительстве кирпичного домика, человек семь – решили пойти к реке. До обеда оставался примерно час, а все кирпичи на объекте мы уже уложили, и следующие должны были привезти как раз во время обеда. Наш стройотряд находился в национальном парке, где протекает одна из красивейших, а скорее даже самая красивая река Латвии – Гауя. Мы все подошли к ней и уселись на высоком берегу, круто спускавшемся к реке. Крайним слева сидел Дороти (Витька Ясинкевич) – красивый, рослый, сильный парень, а с правой стороны группу замыкал я и рядом со мной «трудновоспитуемый» Юрка. МАСТЕР разделся до плавок и полез в реку. Поплавав, он остановился прямо под нами и в свойственной ему манере начал в первую очередь себе, а затем уже и нам демонстрировать физическое явление, которое он с придыханием называл «турбулентность». Выглядело это так: стоя лицом к центру реки, то есть спиной к нам, так что вода доходила ему чуть ниже талии, он одной рукой оттягивал сзади плавки, а другой начинал бешено вращать, нагнетая себе туда воду. Это продолжалось несколько минут. Тут Юрка, или чтобы пошутить, или чтобы прекратить этот идиотский процесс, взял горсть земли и швырнул ему в спину. МАСТЕР резко обернулся и уставился на нас своими огромными глазами под толстенными стёклами очков, состроив злобную гримасу. Немая сцена, длящаяся несколько секунд, полное беззвучие, ощущение, что даже мухи замерли в полёте. И вдруг в этой тишине Дороти, почти двухметровый гигант не робкого десятка, без единого слова вскакивает и молча бежит в гору, в лес – прочь от реки, от нас, от МАСТЕРА… хотя он ни в чём не виноват в данной ситуации.

* * *

В группе ЭВМ были два отличных парня – Саша Скопенков и Сергей Гостев. Они дружили и, сколько я их помню, всегда держались вместе. Так и в стройотряде они оба работали на бетономешалке. Это очень своеобразное сооружение – практически кирпичный дом, в который встроена настоящая бетономешалка, а внизу у этого дома как бы ворота, в которые может въехать автомобиль или шасси (так почему-то назывались резвые маленькие трактора, у которых кузов был впереди кабины), и в него насыпалось-наливалось необходимое количество бетона.

Однажды в обед Сашка Скопенков говорит:

– Ребята, я понял, что во Вьетнаме дети мучаются без Дворца пионеров, – а надо сказать, что буквально три-четыре года назад во Вьетнаме закончилась война с американцами. – В связи с этим я все деньги, которые Сергей заработает в стройотряде, пожертвую на строительство Дворца в Ханое. Надеюсь, Сергей, у тебя нет возражений?

Похоже, у него они были – он схватил лопату и быстро побежал вслед удаляющемуся Сашке.

* * *

В группе Прикладной математики выделялись:

• Миша Медведев – высокий, светловолосый, немного восторженный интеллигент в очках. В институте на факультете был большим комсомольским боссом – или секретарём, или заместителем секретаря комитета комсомола. В стройотряде после рабочей смены он любил принимать контрастный душ, и когда после горячей воды резко включал холодную, то с криком выскакивал из кабинки, как правило, ударяясь о противоположную кафельную стену, и восторженно-мечтательно мурчал: «КОЛ-ЛОС-САЛ-Л-ЛЬНО!!!» Я был с Мишей в хороших отношениях и до стройотряда. Жизнь потом очень плотно сведёт меня с Мишей – он будет моим другом и партнёром по бизнесу.

• Игорь Дубовицкий – высокий, красивый, очень сильный парень из семьи военного. В первые дни нашего пребывания в Лоде он стал свидетелем, как один сильно выпивший вольнопоселенец набросился на второго такого же с отвёрткой, не с целью винтик закрутить, а чтобы проткнуть его совсем… Ни секунды не раздумывая, Игорь мгновенно обезоружил нападавшего. А на следующий день они оба приходили благодарить Игоря. Много позже, через тридцать пять лет, уже с внучкой, мы встречались с ним в Санкт-Петербурге. Игорь с женой Ириной (его одногруппницей) возили нас в Царское Село. Пару раз мы встречались в Риге, когда они приезжали из Питера к брату Игоря.

• Саша Перецман – крепкий, умный парень, или кандидат в мастера, или мастер спорта по гребле. Когда-то он участвовал с нами в ночной разгрузке вагонов. У Сашки был роман с Эльвирой – девчонкой из их группы. Через полтора года после стройотряда Сашкины родители переехали в США и, конечно, Сашка уехал с ними. А через какое-то время Элька в Риге родила двойню. Саша с Элей не успели зарегистрироваться. Им удалось легально оформить заочный брак в Штатах, и это помогло Эльвире с детьми выехать к мужу. Через семнадцать лет мы с Ирой будем в США и специально поедем в Черри Хилл, где большой компанией проживают многие выпускники группы 647 – Прикладной математики, и с ними Миша Фабрикант. Вечер встречи большой компании с нами проходил в доме Сашки и Эльвиры Перецман.

Корбка здания, построенная нами: Игорь Дубовицкий, Дороти (Виктор Ясинкевич), Юра Карабажак и я

* * *

Этот стройотряд сыграл серьёзную роль в Ромкиной жизни. Там он познакомился с Мишей – местным товарищем, фамилию которого я не помню, но помню, что он был мастером по шахматам и каким-то запредельным гуру преферанса и талантливым шулером. Именно он сделал из Ромки настоящего игрока. Ромка начал пропадать ночами. Потом это пристрастие стоило ему исключения из института и службы в инженерных войсках в Приморском крае, с последующим восстановлением и получением диплома на два года позже нас всех.

* * *

Стройотряд закончился, все разъехались по домам, а пятеро или семеро особо упёртых (я и Ромка в их числе) остались ещё на халтуру. Ночной подработки в горячем цеху нам с Ромкой, видимо, не хватило, и мы, как тот бледнолицый брат, который может два раза наступить на грабли, решили опять попробовать. Чудес не случилось, и наша халтура принесла нам много хороших и весёлых воспоминаний, но никак не денег.

Карате

Я всегда был впечатлительным мальчиком. Когда-то в начале 70-х я посмотрел научно-популярный фильм «Индийские йоги – кто они?», и передо мной как будто открылся новый мир. Я начал делать промывание носа солёной водой, планку на двух стульях – это когда затылок опирается на сиденье одного стула, а пятки – на сиденье другого, больше точек опоры нет, и тело держится горизонтально между ними, как мост. Выглядит это упражнение весьма эффектно и кажется очень сложным, но на самом деле оно довольно простое. Потом я где-то раздобыл плохую ксерокопию книжки про йогов (уже на русском языке) и стал заниматься хатха-йогой самостоятельно. Помню изумление бабушки, когда в очередной мой приезд к ней летом она, зайдя в комнату, обнаружила своего внука стоящим на голове в ширшасане. Вот таким серьёзным и обязательным йогом я был месяцев семь.

Однажды, где-то в конце 1978 года, наш Оперативный комсомольский отряд дружинников (ОКОД) отвели в какой-то клуб в самом центре города, на углу улиц Ленина и Красноармейской (Бривибас и Брунинниеку), где мы посмотрели показательные выступления клуба восточных единоборств «Зиемельблазма». Вот тогда я впервые увидел карате. Красивые, как в балете, движения, резкие удары руками и ногами, высокие прыжки, силовые упражнения с раскалыванием кирпичей и досок, гортанные крики при акцентированных ударах. Особенно поразил один парень с длинными до плеч белыми волосами, который делал ката (бой с тенью) – удивительно красиво, иногда демонстрируя настолько плавный удар ногой, что создавалось полное ощущение замедленной съёмки. А потом он же, после красивых «балетных» ката, расколол ребром ладони кирпич и ногами в прыжке одновременно две доски.

Оказалось, что нам показывали и карате, и кунг-фу, и айкидо… В чём там разница, я тогда не уловил, но точно понял, чем я теперь хочу и буду заниматься. Осталось узнать, где проходят тренировки и как туда записаться.

В это время в Риге стал организовываться филиал Московской школы СЭН-Э. Руководителем был Сергей Травин, а имена инструкторов были на слуху – Шестаков, братья Абилевы, Цакулс и многие другие. Я пришёл на собеседование к одному из инструкторов в какую-то школу в Кенгарагсе, где начинался набор учеников. Мне очень не понравилось высокомерие инструктора, пренебрежительное отношение к кандидатам: будем бежать столько-то километров, после бега – отжиматься много тысяч раз, кто упадёт – свободен, потом – то, потом – сё, и в конце посмотрим, берём ли мы оставшихся в группу. Я ушёл, а где-то через неделю мне сказали, что в школе около Стахановского моста (теперь мост Славу) занимается группа и там есть несколько свободных мест, объявлен донабор. Я поехал туда и с радостью обнаружил, что тренирует эту группу тот длинноволосый блондин, который очаровал меня на показательных выступлениях. Звали его Александр Секст. Очень интересный и увлечённый человек. Я стал ходить к нему на тренировки, и мне это очень нравилось. Каждый воспитанник давал подписку о неприменении изученных приёмов, кроме каких-то исключительных случаев. У Саши я тренировался около трёх лет и до сих пор вспоминаю его с благодарностью. Очень редко я и сейчас, спустя сорок лет, встречаю Сашу в городе. Даже зимой, когда идёт снег, он одет только в красные шорты. Насколько я знаю, Саша преподаёт в школе йоги.

Если самой популярной школой карате в Союзе была СЭН-Э, созданная на основе корейской квон-тхуто, то нам преподавали Сётокан-рю – широко известный во всём мире стиль японского карате, созданный в 30-е годы ХХ века мастером Фунакоши Гитином.

Наши тренировки начинались с того, что мы, сидя на пятках, делали три поклона: основателю, залу и присутствующим. Сэнсей сопровождал каждый поклон фразой, заканчивающейся словом «рэй» (по-японски – «поклон»), и мы все делали поклон, говоря хором «РЭЙ»:

• Сэнсей Фунакоши рэй – учителю Фунакоши поклон;

• Додзё рэй – залу поклон;

• Атагани рэй – присутствующим поклон.

Осенью 1981 года карате в СССР запретили, за преподавание грозил тюремный срок и денежный штраф. Александр решил, что он не будет рисковать, и предложил всем, кто хочет продолжать, несмотря на запреты, перейти в другую группу, которую совсем недавно организовали два приятеля – Слава и Боб. Ходили слухи, что эта парочка только что вернулись из Анголы, где они тренировали местный спецназ.

На первое занятие к ним пришли практически все воспитанники Александра. Мы все, как обычно, пришли в кимоно и босиком. Каково же было наше удивление, когда, войдя в зал, мы увидели бойцов в спортивных костюмах, в чешках, с капами во рту, со щитками на предплечьях и голенях, а когда начинался спарринг – многие надели ещё и раковины для защиты паха. Всем выдали снарядные перчатки – не боксёрские, а маленькие, тренировочные для ударов по снарядам, – и началось! Это было в прямом смысле избиение младенцев. Нас просто били – в отличие от всех школ карате в Риге, здесь был контактный бой. Думаю, что меня спасли мои боксёрские навыки. И тем не менее домой я пришёл с синяком под глазом. На вторую тренировку к Славе и Бобу из Сашиной группы пришло три человека, включая меня, а на следующую – уже только я один. Тут было нечто другое. Всё это называлось Jeet Kune Do, авторство приписывалось Брюсу Ли. Бои были контактными, часто двое, редко – трое на одного. Конечно же, уже на вторую тренировку я взял капу, благо она у меня была, так как я только год назад окончил институт, где до последнего занимался боксом, сделал себе щитки на голени и на предплечья.

Очень мне нравились нунчаки – это хорошее оружие, если уметь им пользоваться, а для этого надо долго тренироваться. Нас специально обучали работе с нунчаками, но, обучаясь, легко себя покалечить и в частности отбить мозги. Поэтому мы – те, кто их имел и хотел сохранить, – начинали в шапках-ушанках (дело было поздней весной, шапки приходилось носить с собой как элементы спортивной формы). Первые учебные нунчаки были сделаны из бамбука – если и попадёшь по себе, то не больно. Учебные по всем размерам совпадали с боевыми, отличие только в весе – бамбуковые очень лёгкие, а в боевые для тяжести залит свинец.

Где-то через полтора года Славик и Боб куда-то пропали, после чего тренировки вёл их главный помощник (в карате – сэнпай) Женя Петухов. Зал мы снимали в конце Чиекуркалнса в 37-й средней школе, куда мне нужно было ехать из Кенгарагса на 32-м автобусе через весь город. Там тренировки проводились три раза в неделю: по понедельникам, средам и пятницам. Но нам этого было мало, и один год мы ещё снимали зал за Двиной по вторникам и четвергам. То есть в тот сумасшедший год мы тренировались по пять раз в неделю.

* * *

В качестве иллюстрации к нашим тренировкам приведу короткую историю про Веню-культуриста.

Я уже не первый год работал в НИИ Планирования. В отделе копировальной техники появился очень накачанный парень по имени Веня – такой шкаф-крепыш, на полторы головы выше меня, в плечах, наверное, в два раза шире, каждый бицепс как моя голова… Он очень гордился тем, что занимался культуризмом. К тому времени карате уже было запрещено, и просто так попасть в группу было практически невозможно. О моих занятиях знали многие, поэтому Веня обратился ко мне с просьбой привести его на тренировку. Я спросил сэнпая Женю, он согласился. И вот я привёл Веню в зал. Всё началось с обычных упражнений на выносливость и силовых, затем была отработка техники ударов руками, ногами, потом серий ударов, и всё это с утяжелителями – к щиколоткам и к запястьям привязывались мешочки с дробью… После чего нам надо было разбиться на пары для спаррингов. Конечно, я встал с Веней, потому что наши «остроклювые» очень рвались поспарринговать с таким рельефным крупным парнем. Я был тих и ласков во время спарринга и практически ни разу не провёл ни одного нормального удара, а потом, когда надо было разбиться на тройки для спарринга «двое на одного», я объяснил примкнувшему к нам бойцу, что Веня новичок и надо быть поаккуратнее. К началу боя тройками он был уже совсем никакой: тяжело дышал, закатывал глаза, и было видно, что человек крайне устал. После щадящего боя втроём тренировка закончилась.

Через недельку я спросил Веню:

– Ты собираешься ещё раз к нам на тренировку?

– Нет, спасибо. Я к вам больше не пойду. То, чем вы занимаетесь, – это вообще не спорт. Когда доходит дело до спаррингов, уже никакого здоровья не остаётся.

– Так это же специально, чтобы мы были усталые и не убили друг друга, – ответил я.

– И откуда только у вас столько сил. Я же видел и понимал, что ты не удары наносишь, а меня практически гладишь, но я уже об атаках даже думать не мог, не то что их проводить…

* * *

Карате в широком смысле, и Сётокан Саши Секста, и потом его крен в кунг-фу, и наконец контактный Jeet Kune Do мне многое дали не только в смысле владения своим телом и нунчаками, но и, главное, воспитали УВЕРЕННОСТЬ. А значит – какое-то другое отношение к жизни и к людям. Занимался я вплоть до защиты диссертации в апреле 1986 года.