Текст книги "Судьба России. Духовная история страны"

Близкая связь с исламским миром у нас началась в прошлом, XV веке. В 1436 году у наших границ было основано Казанское ханство. А в 1445 году Василий II потерпел от него мощное поражение. По условиям мирного договора он вынужден был отдать татарам на кормление несколько русских городов. В глубине Руси, на границе нынешних Московской и Рязанской областей, образовалось Касимовское ханство, столицей которого стал Городец Мещерский, превратившийся в город Касимов. В самом городе до сих пор сохранилась мечеть XV века.

За такое решение враги Василия II ополчились на него. В 1446 году он был захвачен в Троице-Сергиевой лавре и 16 февраля ночью от имени изменников Дмитрия Шемяки, Ивана Можайского и Бориса Тверского был ослеплен, отчего получил прозвище «Темный». Историк Н. М. Карамзин пишет, что предатели велели сказать царю так:

«Для чего любишь татар и даешь им русские города на кормление? Для чего серебром и золотом христианским осыпаешь неверных? Для чего изнуряешь народ податями? Для чего ослепил брата нашего, Василия Косого?»

Но Василий как политик и стратег империи видел лучше других. Касимовское ханство просуществовало почти 230 лет! Это время было уникальной школой христиано-мусульманских мирных отношений в России.

Любопытно, что сам правитель города, Касим, сын казанского хана, приехав в Россию, остался на русской службе, стал верным слугой русского царя и уже вместе с ним, Василием II, они немало потрудились, чтобы расшатать татарскую мощь у южных границ, – касимовские и русские войска вместе ходили на грабивших русские области татар, участвовали в битве под Галичем и разбили у реки Битюг шедшего на Русь Меулим-бирды-оглана.

Из Касимова в этом, XVI веке вышел и правитель всей Руси! Хан Саин-Булат, правнук последнего великого большеордынского хана Ахмата – одна из самых трагических фигур этого столетия! В 1573 году он принимает крещение под именем Симеон. 30 октября 1575 года, через два года после крещения, Иван Грозный делает его «царем и великим князем всея Руси» – это был странный ход царя в странную пору опричнины. Симеон был венчан на царство в Успенском соборе в Кремле. По летописям и государственным документам той поры его знают как Симеона Бекбулатовича. Правление Симеона продолжалось 11 месяцев, после чего Иван сместил его и щедро наградил – Тверью и Торжком. Человек этот уникальной судьбы – родившись правнуком хана, он побывал русским царем, а закончил свою жизнь монахом-затворником Стефаном на далеких Соловках!

В середине XVI века был создан так называемый Большой чертеж – первая в нашей истории крупномасштабная генеральная карта единого Московского государства. Царь «велел землю измерить и чертеж всему государству сделать». Это была невероятная по своим объемам работа. Вначале, конечно, необходимо было собрать материалы, потом составлялись «чертежи» отдельных областей. Трудами землемеров были картографированы Волга, Ока, Кама, Северная Двина и Печора с их притоками и внутренними районами, а также часть Зауралья (степи), прикаспийские земли и земли к югу от низовьев Дона. Первоначальная версия «Большого чертежа» была составлена к 1556 году.

Наименований на его поле (в европейской части России) насчитывалось около 1340, в том числе 880 рек, 400 городов и около 70 озер, не включая села и деревни. Действительно, управление таким большим государством эта карта должна была упростить в значительной степени. То, что «Большой чертеж» был на 100 % рабочим, часто использовался, показывают записи о том, что через какое-то время он «избился и развалился весь». Кроме того, в пору Грозного этот чертеж активно полнился новой топонимикой. За годы своего правления царь построил 1590 городов!

Именно при нем мы становимся самой большой и богатой ресурсами страной в мире. Но отчего этим богатством ни тогда, в XVI веке, ни после мы не умели распорядиться для устроения внешней, комфортной и безмятежной жизни? И точно не в том дело, что «воруют». Воруют не все, и все не украдешь. А дело, скорее, в одном евангельском богаче, пример которого к этому, XVI веку уже впитан нами генетически:

«…у одного богатого человека был хороший урожай в поле; и он рассуждал сам с собою: “Что мне делать? Некуда мне собрать плодов моих”. И сказал: “Вот что сделаю: сломаю житницы мои и построю большие, и соберу туда весь хлеб мой и все добро мое, и скажу душе моей: душа! много добра лежит у тебя на многие годы: покойся, ешь, пей, веселись”. Но Бог сказал ему: “Безумный! В сию ночь душу твою возьмут у тебя; кому же достанется то, что ты заготовил?” Так бывает с тем, кто собирает сокровища для себя, а не в Бога богатеет» (Лк. 12:16–21).

Такое отношение к богатству стало частью нашего национального кода. Мы не чураемся, но все же стыдимся зажиточности: «От трудов праведных не наживешь палат каменных». Да и цветаевская «Хвала богатым» вырастает из того же евангельского страха «не в Бога богатеть»:

 
Под колесами всех излишеств:
Стол уродов, калек, горбатых…
И засим, с колокольной крыши
Объявляю: люблю богатых!
За тишайшую просьбу уст их,
Исполняемую как окрик.
И за то, что их в рай не впустят,
И за то, что в глаза не смотрят.
…
Есть такая дурная басня:
Как верблюды в иглу пролезли.
…За их взгляд, изумленный насмерть,
Извиняющийся в болезни,
Как в банкротстве…
 

Зачем тогда Господь нас этим богатством наградил?

Во-первых, наши ресурсы доставались и достаются нам очень дорого и в тяжелейших условиях – они стоят значительно дороже, чем в странах, где ископаемые добываются в других условиях и климате. Во-вторых, Господь знал, сколько нам придется тратить на содержание такой огромной страны и на ее оборону. Сколько нам будет нужно средств, чтобы оградить нашу идентичность от вторжений тех, кто – и это Он тоже знал – будет пытаться ее уничтожить. Здесь и объяснение, отчего и до сих пор оружие у нас – самый внушительный, самый затратный, но и один из самых эффективных секторов экономики.

Господь знал, сколько нам придется терять. Чтобы выжить, наша цивилизация вынуждена будет все время заново обретать, постоянно прибегать к новым и новым резервам – поэтому они такие огромные. До сих пор.

Но был больший, возможно главный, смысл нашего увеличения и укрепления. Мы включили в свою орбиту территории, полные разных народов, исполняя заповедь Христа: «Идите по всему миру и проповедуйте Евангелие всей твари» (Мк. 16:15). Россия и теперь совершает невероятный по своим масштабам миссионерский проект: о Христе от нас узнали и узнают до сих пор не только народы, вошедшие к нам вместе с территорией. Христианство от нас пришло в Китай, Японию, Америку. Сегодня Русская православная церковь, несмотря на грандиозные гонения в ХХ веке, все равно самая большая Православная Церковь в мире. Она совершает свою миссию в 62 странах планеты, не считая самой России и всех постсоветских республик.

Литургии Русской церкви в разных частях мира и внутри самой России совершают и сегодня самые разные народности. Литургия, наполненная людьми, искренней молитвой и длинной очередью у чаши Причастия, – это духовный щит над страной, который таинственно созидает и физический. Это залог бытия, источник нашей жизни и нашей силы. Благодаря промыслительным размерам России литургия – главная служба Церкви, в которой весь смысл христианства, – служится здесь непрестанно, круглосуточно.

«Генералы» нашей воинствующей Церкви этого, XVI века – это святые просветители, идущие в глубь страны, часто навстречу смерти. Идущие открывать новым народам России Христа.

Этот человек прожил огромную 90-летнюю очень насыщенную жизнь и стал первым составителем письменности для саамов и первым переводчиком богослужебных текстов на саамский язык. Сперва он был пустынником, а потом начал миссионерскую деятельность среди лопарей: летом – в становищах рек Ваенги и Туломы, зимой – среди тех лопарей, которые приходили к реке Коле для сезонной охоты.

Он основал знаменитые города Русского Севера, в 1526 году в устье реки Нивы поставил церковь во имя Иоанна Крестителя – она стала началом погоста, а после и Кандалакши. А к 1531 году в районе кельи просветителя возник погост православных лопарей и построено две церкви, Благовещенская и Никольская, ставшие началом будущего города Колы. Около 1540 года Феодорит основал здесь Троицкий Усть-Кольский монастырь, к сожалению, уже к началу ХХ века от него оставалась лишь кладбищенская церковь.

Феодорит играл и особую роль в судьбе страны. Он был духовником князя Курбского – соратника Грозного и будущего первого политэмигранта. В 1562 году в связи с бегством князя Курбского в Литву Феодорит был подвергнут допросу. В описи царского архива XVI века указаны «речи старца от Спаса из Ярославля, попа черного, отца духовного Курбского». А в 1557 году Феодорит даже был направлен в Константинополь, чтобы добиться от восточных патриархов признания царского титула, принятого Иваном Грозным! Поручение было выполнено!

О Феодорите писал даже в «Сообщении о земле Лопии» голландский купец Симон ван Салинген, он называл старца «русским философом» Feodor Zidenowa и описывал его многие труды по просвещению «Лапландии».

В миру св. Трифона звали Митрофаном. Как и многие тогда, он воевал; подобно Ермаку, был разбойничьим атаманом. Со своей шайкой доходил рейдами до Ботнического залива («Каяно-моря»), наводя страх на «каянских немцев» (финнов). Но однажды в ярости он убил свою возлюбленную – и в раскаянии от содеянного ушел в одиночестве на север, на реку Печенгу, где скитался лет пять по лесам.

Поворотной точкой в судьбе Митрофана стала встреча со святым Феодоритом. Став последователем этого святого, бывший разбойник изучил язык лопарей и вновь отправился на Кольский полуостров и реку Печенгу, в места своих скитаний, но теперь уже с целью проповедовать. Местные колдуны-шаманы (нойды) всеми силами противодействовали миссионерам, но у проповедника все равно получалось делать то, что должно.

В 1532 году при впадении реки Маны в Печенгу Митрофан основал во имя Святой Троицы нынешний Трифонов-Печенгский монастырь, не только старейший на всем Кольском полуострове, но и в течение некоторого времени пребывавший самым северным монастырем в мире!

Рассказывают о том, что бывший преступник мог творить чудеса. На верхней части утеса Аккобафт (западное побережье Нейденской губы, Норвегия) отчетливо заметен белый крест, представленный двумя пересекающимися жилами кварца в массиве гранита. О его появлении есть такая легенда: св. Трифон, узнав, что на этом утесе действует языческое капище лопарей и проходят жертвоприношения оленьим мясом, добрался на лодке до капища, встал во весь рост и, подняв руки, осенил язычников крестным знамением. И в тот же миг в скалу ударила молния, открыв на ней белый крест, шаманы-кебуны обратились в камни, а их жертвы – в прах.

Трифона и сегодня очень почитают православные саамы-скольты в Финляндии и Норвегии.

Есть еще одно удивительное место, связанное с Трифоном, – это построенная им часовня во имя св. Георгия. Он воздвиг ее в 1565 году, она стоит и теперь! Она оказалась на территории Норвегии, в городке Нейден. Ежегодно в последнее воскресенье августа сюда приезжают представители от трех православных общин: российской, норвежской и финской, чтобы отслужить совместную службу.

Одна из самых драматичных судеб в русских святцах. В чем-то Варлаам повторил судьбу своего соратника Трифона Печенгского – убил свою жену, но глубокое покаяние сделало его другим человеком.

Родился он в селе Кереть на берегу Белого моря (село это теперь умерло, стоит несколько опустевших домов). Звали его Василием, и был он священником в тех местах. Будучи еще только простым иереем, Василий, как говорят, отправился на изгнание беса у Абрам-мыса, и смог это сделать, но нечистый «пообещал попу отомстить». И когда отец Василий с матушкой вернулись в родное село, то и произошло убийство, которое в рассказах названо «бесовской местью», может быть, оттого, что очевидных причин трагедии так и не смогли объяснить. Согласно житию и «Ста́рине», Василий убил жену из ревности, заподозрив в измене. Есть и другая версия: якобы женщина стала бесноваться, а отец Василий «был обманут лукавым» и, пытаясь изгнать беса, смертельно ранил жену. Но, так или иначе, супруга умерла от его руки – и иерей отправился в Колу к преподобному Феодориту, чтобы понять, как жить дальше.

Преподобный наложил на Василия крайне тяжелую (и удивительную) епитимью (вид церковного наказания): возить гроб с мертвой женой в карбасе (судне для рыбного промысла), пока тело не истлеет. Так полагалось ходить ему от Керети до Колы и обратно и петь непрестанно покаянные псалмы пророка Давида. Этот покаянный путь в тех местах называют иногда «маршрут преподобного Варлаама». Одна из точек маршрута – Святой Нос, самое извершие Кольского полуострова, удивительное место, где встречаются воды двух морей: Белого и Баренцева. Там стоит высокий маяк, с которого видно и место этой «встречи», и разница в цвете воды. У этого же мыса во времена Варлаама в обилии водились морские черви (их называли еще «корабельные сверлила»), из-за которых тут гибло много судов. На третий год своих плаваний (епитимии) Василий помолился Богу и «кроплением воды» изгнал червей из этих вод, сделав «путь благопроходен». На мысу сейчас поставлен поклонный крест – словно духовный «пограничный столб» на северной границе Небесной России.

Предав гроб с телом супруги земле, Василий принял постриг с именем Варлаам. Точное место, где это случилось, неизвестно, но вероятнее всего – в Печенгском монастыре.

Чудотворцем Варлаама стали считать еще при жизни. Тогда за ним закрепилась слава как святого целителя и «спасителя на море». После смерти чудеса приумножились – и для этих мест он стал таким же (если не более) почитаемым, как святитель Николай Мирликийский. Несмотря на такую известность, обретение мощей преподобного Варлаама Керетского состоялось только в январе 2015 года в поселке Лоухи Костомукшской епархии.

В 1553 году в устье Северной Двины прибыл корабль под командованием английского капитана Ричарда Ченслера – представитель короля Эдуарда V пытался отыскать северо-восточный проход в Китай и Индию, но экспедиция потерпела крушение. В результате единственный уцелевший корабль англичан пришвартовался у острова Ягры в районе Летнего берега Белого моря – сейчас это часть города Северодвинска. Это событие принято считать началом более-менее постоянных англо-русских торговых и дипломатических связей.

В 1555 году Ченслер стал первым английским послом при дворе Грозного, а в Лондоне заработала Московская торговая компания, у которой было официальное представительство в Москве. Палаты на Варварке, занимаемые этой компанией, были, по сути, первым представительством западного государства. В ней действовали английские законы, и был даже собственный монетный двор (с позволения царя Ивана Грозного) – англичане сами чеканили русские монеты, и серебро для них ввозили в Россию тоже сами.

Русский рынок был тогда почти не известен, а значит, мало освоен в других странах – и англичане стали на нем в каком-то смысле первопроходцами. Их купцы привозили в Россию сукно, посуду из олова, порох, селитру, свинец, взамен покупали и вывозили меха, кожи, воск, пеньку (и канаты из нее), древесину.

Успешный торговый обмен в немалой степени способствовал и взаимопроникновению культур. В будущем, уже к началу XVII века, в России появятся первые англо-русские словари, английская литература осядет на полках частных библиотек.

При этом Запад в это время стремительно меняется, впитывая новые протестантские доктрины. И, как водится, пленяет нездешней иллюзией свобод нашу элиту. Номенклатура времен Ивана Грозного всерьез очаровывается либеральными идеями из соседней Польши – мировоззренческий конфликт внутри страны отражается даже на храмовых фресках. В вологодском Софийском соборе и теперь цела роспись того времени, известная как «иноверцы, идущие в ад». На изображенных там длинноволосых людях высокие шляпы с полями, узкие куртки-дублеты, короткие штаны, перевязанные лентами чулки, туфли с каблуками… Вероятнее всего, это именно англичане, которых здесь уже встречали регулярно.

Встреча цивилизаций только ярче высвечивала разницу между нами. Тем более эта встреча происходит в пору революционных религиозных сдвигов и послаблений в Европе. Россия с ее нынешним укоренением в вере, все большим воцерковлением государства и растущей вместе с тем мощью страны с этого, XVI, века становится для Запада все менее понятной и оттого, возможно, все больше осознается как угроза.

Мы открываемся миру, но все реже мир способен нас принять. Так складывается западная традиция писания мифов о России. Антирусская информационная кампания, которая жива и теперь.

Ее стартом можно считать 1549 год, когда на Западе появляются «Записки о Московии» авторства австрийского дипломата Сигизмунда фон Герберштейна.

В России барон Герберштейн побывал дважды: выполнял поручения императора Священной Римской империи Максимилиана I, который хотел, чтобы великий князь Василий III Иванович передал Смоленскую землю польскому королю, а потом выступил против Турции вместе с Польшей и Священной Римской империей германской нации. Договориться об этом не вышло – ни в 1517, ни в 1526 годах. Зато спустя почти 25 лет, в 1549 году, у себя на родине Герберштейн издал на латинском языке книгу «Rerum Moscoviticarum Commentarii» (буквально «Записки о московских делах», в русской литературе обычно именуется «Записки о Московии»). Герберштейн общался с русскими, читал нашу литературу, пользовался летописями и «русским дорожником» – предтечей «Большого чертежа». Описал пути в Печору, Югру и к реке Оби. Но несмотря на тщательную выверку информации, даже в описаниях нашей географии барон ошибался. Еще меньше понимания он показывал, описывая наши нравы, экономику, быт, религию страны и поведение русских.

Герберштейн первым, возможно, писал о том, что русские патологически нечестны и не способны порядочно вести дела. Они не умеют работать и все время пытаются что-нибудь выклянчить или украсть. В торговле они тоже нечестны, лживы, коварны и всегда пытаются обмануть покупателя и продавца. К тому же они пьяницы и… рабы. О «рабском менталитете» русских Герберштейн рассуждает словами практически не меняющихся уже почти 500 лет западных штампов о России:

«Этот народ находит больше удовольствия в рабстве, чем в свободе»…«Все они называют себя холопами (chlopi, Chlopn), т. е. рабами государя».

Вот этого, русского самодержавия и его религиозных корней, иностранец понять совсем не может и удивляется тому, что русские полагают волю царя волей Бога. Мрачными красками описаны и другие наши нравы:

«Положение женщин весьма плачевно. Они (московиты) не верят в честь женщины, если она не живет взаперти дома и не находится под такой охраной, что никуда не выходит. Они отказывают женщине в целомудрии, если она позволяет смотреть на себя посторонним или иностранцам. Заключенные дома, они только прядут и сучат нитки, не имея совершенно никакого голоса и участия в хозяйстве; все домашние работы считаются делом рабов. Всем, что убито руками женщины, будь то курица или другое какое животное, они гнушаются как нечистым».

Герберштейн рассказывает историю одного немецкого купца по имени Иордан, женившегося на русской:

«Прожив некоторое время с мужем, она как-то раз ласково обратилась к нему со следующими словами: „Дражайший супруг, почему ты меня не любишь?” Муж ответил: „Да я сильно люблю тебя”. „Но у меня нет еще знаков любви”. Муж стал расспрашивать, каких знаков ей надобно, на что жена отвечала: „Ты ни разу меня не ударил”. „Побои, – ответил муж, – разумеется, не казались мне знаками любви, но в этом отношении я не отстану”. Таким образом, немного спустя он весьма крепко побил ее и признавался мне, что после этого жена ухаживала за ним с гораздо большей любовью».

Книга была суперпопулярна и еще при жизни автора выдержала пять переизданий, была переведена на итальянский, на немецкий (самим автором). Герберштейн открывал Западу неизвестную им до того землю, но и принес на Запад весь набор штампов, которые удивительным образом не умирают полтысячелетия, как бы ни становилась наша страна все более открытой для мира.

В этом, XVI веке выйдут еще очень противоречивые труды папского нунция (дипломатического представителя) в Польше Альберто Кампенезе, который недолго жил в России. Риторика здесь та же:

«Русские не умеют и не любят работать, они лживы и вечно пьяны».

Одновременно, правда, он пишет и о том, что у русских «почему-то» в стране полное изобилие товаров, продовольствия, золотых и серебряных денег – больше, чем в других странах. А еще упоминает о языческих «суевериях» и «сказочных представлениях» русских – и тут же о высоком уровне бытовой морали и честности в делах.

Иезуит Антонио Поссевино в 1581–1582 годах исполнял дипломатическую миссию в Московии: папский престол рассчитывал склонить Русь к унии с католицизмом. С унией ничего не вышло, но, уехав, Поссевино написал свои знаменитые сочинения «Московия», «Московское посольство» и «Ливония», где среди прочего сетовал на полуязыческую веру русских. По его мнению, именно она мешала нашему народу окончательно стать хорошими людьми. Все наши беды, по утверждению Поссевино, – из-за православия: тирания в государстве и семьях, повальное пьянство, воровство, невежество, зазнайство…

Так рождается своеобразная «мода на Россию» у западных литераторов. В этом веке о нас пишет еще некий Альберт Шлихтинг – сбежавший из московского плена немецкий дворянин из Померании с путаной и немного выдуманной биографией. Он рассказывает о злодействах власти в трактате «Краткое сказание о характере и жестоком правлении московского тирана Васильевича», представляющем собою просто перечисление пыток и казней, хронику средневекового кошмара. Причем цифры убитых и умерших под пытками он называет такие, что, если их сложить, получится больше миллиона человек, все городское население России того времени! Вот как заходится:

«Московитам врожденно какое-то зложелательство, в силу которого у них вошло в обычай взаимно обвинять и клеветать друг на друга перед тираном и пылать ненавистью один к другому, так что они убивают себя взаимной клеветой. А тирану все это любо, и он никого не слушает охотнее, как доносчиков и клеветников, не заботясь, лживы они или правдивы, лишь бы только иметь удобный случай для погибели людей, хотя бы многим и в голову не приходило о взведенных на них обвинениях».

Немецкий наемник Генрих Штаден, сбежавший к нам из Ливонии и заработавший на службе в опричном войске Ивана Грозного немало богатств и имение, в котором он гнал водку (русским это запрещалось, а иноверцам было можно), со временем вернулся в Германию и сочинил трактат «Описание страны и правления московитов», в котором обличил жестокости опричнины, участником которой сам же и был. На Западе его труд пользовался успехом: за Иваном IV утвердилась плохая репутация. Даже на фоне массовых казней при Генрихе VIII в Англии, Варфоломеевской ночи во Франции Грозного стали считать кровожадным чудовищем.

А еще были англичане Джером Горсей, Джильс Флетчер и Ричард Ченслор (Ченслер). Горсей доставлял в Россию порох, медь и другие припасы, необходимые для ведения Ливонской войны, и называл нашу страну «долиной печали» или «областью скорби». О походе опричников на Новгород Горсей писал, что московиты убили в Новгороде 700 тысяч человек. Астрономическая, нереальная ложь – по факту, известно было о 2–3 тысячах. Флетчер в 1591 году издал книгу, в которой показал наш быт, народные нравы и даже природу России в самых мрачных красках. А вот мореплаватель Ченслор, искавший путь в Индию и причаливший к русскому берегу Белого моря, сделал немало для установления тесных связей между Россией и Англией: посредничал в переговорах между Иваном Грозным и английским королем и описал в своих записках о России хорошие дороги нашей страны, быструю езду, обилие вкусной еды и большую честность населения.

Поругивал русских за мотовство дипломат и купец Рафаэль Барберини. Голландский торговец Исаак Масса, описывая двор и поведение Иоанна Васильевича, замечал:

«Мне надлежало бы немного рассказать об его ужасной тирании, но это не относится к предмету предлагаемого сочинения, и об этом много раз помянуто во всех историях, и посему здесь неуместно; к тому же говорят о нем столь различно, что писать о сем совершенно правдиво невозможно».

Книга француза Якова Маржерета о России выйдет в начале будущего, XVII века и сразу станет бестселлером. Маржерет, который когда-то служил шведскому королю, много раз бывал в России, служил при Борисе Годунове, возглавлял конный отряд иноземцев, но в битвах Смутного времени перешел на сторону Лжедмитрия и даже входил в число его личных охранников, искренне считая его сыном Ивана Грозного. О «российском» периоде своей жизни он написал книгу «Estat de l’Empire de Russie et Grand Duché de Moscovie» («Состояние Российской державы и Великого княжества Московского») – и неоднократно упомянул там русскую лень и пьянство. При этом он изображал русских более честными, чем поляков, считал их более стойкими в бою, чем немцы. Он полагал, что особенно же неоценимы русские в осадах, здесь с ними никто не сравнится:

«Они могут жить в крепости сколько угодно, если у них есть вода, мука и водка, а немцы так не могут и сдают даже сильные крепости».

Всмотримся в два самых устойчивых и неумирающих мифа о нашей стране.