Текст книги "А. С. Хомяков – мыслитель, поэт, публицист. Т. 2"

Капитализм в любом его варианте, и прежде всего в сегодняшнем периферийном, объективно не приемлем для России, потому что он не основывается на нравственном Законе Божием и ведет к гибели все человечество. Противостоять антихристианской трансформации России можно практически только через воцерковление большинства и преображение социума. В этом случае хозяйственная жизнь в России должна строиться на принципах православного образа жизни при рациональной организации труда и создавать благотворную среду для спасения человека, включая сохранение Божьего дара – природной среды.

Православие не стимулирует избыточного внимания к этому миру, который все равно будет преображен. Отсюда главные задачи христианской социально-экономической системы: достижение социальной справедливости и обеспечение достатка всем членам общества, создание мощной системы защиты от любого материального противника. Если у России есть историческая цель, то она должна иметь исключительно религиозный характер: «национальная идея – это не то, что народ думает о себе в истории, а то, что Бог думает о нем в вечности» (В. С. Соловьев). Сегодня как никогда актуально звучат слова А. С. Хомякова, что Православие «заключает в себе всю божественную истину и все совершенство духовное и нравственное, так как ни человек, ни общество, ни народ не могут ни воплотить его вполне в себе, ни даже достигнуть хотя бы приблизительно до пределов бесконечных требований его: оно заключало в себе причину бесконечного и неограниченного усовершенствования»[317]317
  Хомяков А. С. Соч.: В 2 т. Т. 1. С. 484.


[Закрыть].

В. С. Глаголев
Реалии глобализма в свете духовного опыта А. С. Хомякова

Проблематика глобализма обстоятельно и разнопланово обсуждается в мировой и отечественной научной и публицистической литературе. При этом в нашей и в ряде других стран, лишь втягивающихся в этот процесс, заметно выражена тенденция, которую можно обозначить образом из басни И. А. Крылова: «А виноград-то зелен». Одновременно наблюдаются и обоснованные опасения последствий, и сознание собственной «недозрелости», объективной (и субъективной) неготовности последовательно осуществлять преобразования в экономической, социокультурной и нравственной сферах, которые несут с собой научно-техническая и информационая революция, новые качества мирового экономического и валютно-финансового рынков, трансформация старых и образование новых отношений между государствами в XXI столетии. Периферийное положение России по отношению к этим событиям, технологическое и организационное отставание, непреодоленность кризиса российского общества усугубляют опасения относительно выгодности для страны подключения к глобализационным процессам. Между тем состояние мировой экономики и мирового сообщества придало этому подключению статус альтернативы политики самоизоляции (автаркии). Вопрос состоит не в том, подключаться или не подключаться к объективно развертывающимся мирохозяйственным и информационным структурам, новым формам взаимодействия с другими странами мира. Здесь, по слову стоиков, «повинующегося судьба ведет, а неповинующегося – тащит». Правомерны другие вопросы: Когда и как подключаться, на каких условиях? С какими ограничениями внешнеэкономической, информационной, политической и культурной экспансии? С какими ограничениями тех внутренних центробежных процессов, которые создают многочисленные риски дальнейшего ослабления страны и даже ее распада?

Богатейшее идейное и духовно-культурное наследие русских религиозных мыслителей является одной из базовых позиций в обсуждении поставленных вопросов. Очевидно, что А. С. Хомяков специально не занимался и не мог заниматься проблематикой глобализации. Ее еще не было в его время. (По той же причине К. Маркс не мог разрабатывать проблемы ни научно-технической, ни информационной революции.) Поэтому искусственно было бы применять к процессам глобализации те или иные цитаты из сочинений А. С. Хомякова. Однако можно обратиться к целостному духовному опыту Алексея Степановича, выделить в нем круг интуитивных прозрений, относящихся к тому или иному состоянию общественной жизни. Герменевтическая фиксация авторских интуиций позволяет выйти за исторические рамки обстоятельств творчества мыслителя и обратить внимание на содержание, созвучное современной эпохе.

Идеи мыслителя всецело находятся в ипостаси духовного наследия – особого пласта культуры, приобретающего с ходом времени качества все более плотной конкретики. Во-первых, его структуры имеют собственную логику, часто расходящуюся с замыслом мыслителя. Во-вторых, восприятие его идей подвластно коснеющим превратностям «объективаций», по терминологии Н. А. Бердяева. В-третьих, значима череда реминисценций на слово Хомякова у поколений тех, кто считает себя – часто без достаточных оснований – наследником Хомякова, и тех, кто относит себя – иногда по недомыслию – к отрицателям духовного опыта мыслителя и его последователей, имеющих к тому же, как правило, собственное творческое лицо. Необходимо добавить к этому своеобразие современной ситуации смены цивилизации и принудительных для ближайших поколений обстоятельств. Поэтому задача аутентичного прочтения духовного опыта Хомякова, да и других мыслителей, находящихся от нас на большом историческом расстоянии, сама по себе является одной из сложнейших в практической герменевтике.

У А. С. Хомякова как мыслителя есть определенная двуосновность мировоззрения, всецело сохраняющего свою целостность. Она определяется в немалой степени образованием, позволившим ему в юные годы получить звание кандидата математики Московского университета, какового за несколько лет до Хомякова был удостоен Н. И. Лобачевский: отечественная математическая школа заложила уже тогда один из краеугольных камней своего научного авторитета.

Ошибочно думать, что математическое образование основано исключительно на деятельности рассудка и разума[318]318
  Физико-математическое образование получили А. И. Герцен, В. С. Соловьев, П. А. Флоренский, А. И. Солженицын и ряд других мыслителей, оставивших заметный след в гуманитарной культуре России.


[Закрыть]. «Жар холодных числ» – не просто поэтическая метафора, а константа эмоционально-волевой сферы, свойственной усилиям математика. Известный онтологизм построений Хомякова питался и этим источником: модель бытия слишком серьезное дело, чтобы оставлять его лишь на уровне воображения. Влияние математических занятий сказалось на учении Хомякова о соборности, Церкви как сущностях, не имеющих для себя эмпирических аналогов.

Математика не стала предметом основных интересов зрелого Хомякова, хотя наложила свой отпечаток на его последующую деятельность. Не удовлетворяясь исключительно или преимущественно сферой чистой абстрактной мысли, он любил реальную жизнь в ее полноте глубоких, духовно содержательных проявлений, непосредственность и эмоциональную насыщенность которых находим в христианской религиозной вере.

В жизни А. С. Хомякова явственно прослеживается то поразительное качество русской культуры, которое Ф. М. Достоевский определил как «всемирную отзывчивость». В отечественной литературе это качество было присуще в первую очередь А. С. Пушкину и А. С. Хомякову[319]319
  А. С. Пушкин был знаком с А. С. Хомяковым и в письме к жене отметил помолвку А. С. Хомякова и Е. М. Языковой. Cм.: Пушкин А. С. Письма к жене. Л., 1987. С. 77.


[Закрыть], а также целой плеяде писателей «золотого века», притом не только их литературному творчеству, но часто героической, беспокойной жизни. Так, Пушкин в начале 1820-х годов восславил героический подвиг А. Ипсиланти в борьбе за освобождение греков от турецкого ига. Шестнадцатилетний Хомяков бежал из родительского дома, чтобы сражаться за свободу греков (был остановлен своим отцом у московской заставы), а в 1828–1829 годах он участник русско-турецкой войны, на которой в качестве военного инженера был бывший моряк, врач и будущий исследователь русского языка В. И. Даль. Кавказский участок этой войны посетил А. С. Пушкин. Всем им была свойственна общая для русских людей готовность взять на себя часть ноши общего Креста Православия, Отечества и Славянства, готовность откликаться делом на страдания братьев по вере и крови – качество, значение которого проявляется в коллизиях, конфликтах и трагедиях славянских народов конца XX – начала XXI столетия.

Неприятие войны, противопоставление ей любви христиан друг к другу и к удивительному миру Творения является исходным принципом мировоззрения Хомякова. Герценовское «бретер диалектики» зафиксировало не только типичное состояние личности незаурядного мыслителя и страстного спорщика, но и его готовность в поисках истины к бесчисленным рискам, к неприятию «спокойных» общих мест и банальной болтовни на общие темы.

В идеологии и практике глобализации представлен, как известно, ряд явлений распада морали и человечности. Это прежде всего философия «золотого миллиарда», которая несет в себе проклятие тем, кто должен родиться в слаборазвитых странах в ближайшие десятилетия, и которая по существу своему является оправданием «тихого» геноцида.

Сведение всего комплекса человеческих возможностей к созданию, внедрению и освоению технических достижений как к показателям «продвинутости» – проявление ограниченности воображения, известной еще по суждениям «физиков» начала 1960-х годов.

Упоенность первоначальным многообразием стандартов, предлагаемых современными СМИ (в Ираке по спутниковому телевидению можно принимать до 200 каналов), сменяется состоянием беспамятного манкурта и неутоляемой жаждой потребления впечатлений. Череда экранных убийств создает первоначально потоки болезненно-ярких впечатлений; затем формируется стремление перевести виртуальные ситуации в шаблоны повседневного поведения. Эти порождения глобализации несут с собой культурное и нравственное одичание. Духовное наследие А. С. Хомякова противостоит им самим фактом своего существования. В нем помимо нравственно-религиозного и общекультурного потенциала опыта мыслителя и поэта содержится ряд позиций, позволяющих обратиться к тем идеологам и сторонникам глобализации, в душах которых не угасло беспокойство за перспективы и конечные результаты преобразований, к людям, не утратившим совести и отзывчивости.

Современный историк русской философии В. Г. Щукин провел сравнение ключевых социокультурных понятий славянофилов и западников:

³ Щукин В. Г. Семейная разладица или непримиримая распря? Западничество и славянофильство в культурологической перспективе // Вопросы философии. 2003. № 5. С. 103– 123

На первый взгляд, позиции славянофилов выглядят здесь ностальгически-утопическими, безнадежно устаревшими. Однако в них представлены акценты, задуматься над которыми заставляет опыт российской истории последних полутора веков.

«Безразмерность» антропоцентризма давно обратилась в апологетику самовластья по отношению к собственно человеческой и окружающей природе, в культ тела и чувственности, в принципиальный отказ от следования самодисциплине и соблюдению умеренности в потреблении земных удовольствий, проповедь общечеловеческих начал в идеологию космополитизма, исповедуемую «золотым миллиардом» в откровенно эгоистических целях.

Индивидуализм послужил обоснованием циничной беспринципности и утверждения благополучия «новых русских» за счет обделенности десятков миллионов детей и сверхбедности тех, кто вынужден жить на государственные пенсии. Утверждение идей гипердинамизма простимулировало погоню за западной модой в любых ее ипостасях. В итоге – разрушение отечественного производства, науки, образования и культуры, утверждение компрадорских формирований, проводящих откровенно антироссийскую и уж тем более антирусскую политику, поскольку, как известно, русские по-прежнему все еще составляют – демографически, социально и культурно – базовое основание государственных отношений в России.

В связи с этим позиции славянофилов, сложившиеся в значительной мере под влиянием идей А. С. Хомякова, сохраняют значение некоторых лимитов и ориентиров в современной религиозной, общественной и государственной жизни России. Как векторы духовно-культурной и социально-государственной ориентации, они могут выступать в функции корректировки антинационального и антигосударственного содержания глобализационных процессов.

Утверждение А. С. Хомякова, что «вещество, или материя, перед мыслью утрачивает самостоятельность»[320]320
  Хомяков А. С. Собр. соч. М., 1914. Т. 1. С. 321.


[Закрыть], сохраняет свое значение и для наших дней. Данная четкая максима методологически действенна по отношению и феномену НТР, когда возникают вопросы: В чем приоритет? В технике? В удовлетворении элементарных потребностей? В беспробудном пребывании в виртуальных измерениях? Или же в содержательном, последовательном и взвешенном творчестве? Как организовать будущее человечества по разумной (истинной) мысли?

Поиск ответов на подобные вопросы в наши дни труден и сложен. Некоторую помощь может оказать онтологизация истины, которая, по Хомякову, представляет собой синтез учения Церкви и веры в нее. Она, согласно учению мыслителя, единственна, как и Церковь («Церковь одна»). С этих позиций объектом критики становится религиозный, нравственный и научный релятивизм. Учение Хомякова не приемлет ни плюрализма, ни полипарадигмальности, столь популярных в постмодернистской социологии. Мыслитель захвачен состоянием «крайней озабоченности» (П. Тиллих) относительно истинности своих исходных позиций и принципов, устремлен к постоянному выявлению опасностей их возможных ложных направлений и толкований. В это служение истине включено ее непосредственное переживание личностью, соучастие этого переживания как критерия истинности. В моральных, художественных и философско-религиозных вопросах это соучастие, несомненно, значимо. Его роль рельефно выразил Л. Н. Толстой во «Власти тьмы» устами старого крестьянина Акима. Тот отличает ложь от правды своим противопоставлением оценок «Тае» и «Не тае». Но всем читателям и театральным зрителям понятно, что старик бескомпромиссен в следовании нравственной правде. Нравственная ответственность за служение истине и за следование лжи – значимый принцип нашего времени. Его вариант выразил А. И. Солженицын: «Жить не по лжи!».

Для Хомякова, как и для Сократа, существует только одна истина. Он чувствует себя ее служителем, но, в отличие от Сократа, одним из многих, т. е. сослужителем в соборном опыте, который для него невозможен вне Церкви. Онтологически заданная, принципиальная нерасчленяемость истины предполагает включенность в нее всей полноты человеческого опыта, открывающейся лишь в учении Православия. От нее уклоняет, согласно Хомякову, догматика католицизма и протестантизма, равно как и внешнее соблюдение православной обрядности. Они уводят человечество от нравственного императива христианской любви в дебри бесчисленных частностей и, следовательно, заблуждений. Подменой этого императива, по природе своей эмоционально-волевого (в отличие от кантовского), является альтернатива рационалистической метафизики. Противостоянием ее принципам, образу мысли и действия является, по Хомякову, «иранство».

Параллельно А. С. Хомяков отвергает попытки использования религиозного христианского умонастроения в повседневных политических и житейских расчетах; духовный потенциал Православия отвергает как погоню за мелочными выгодами, так и все разновидности братоубийства.

Будучи онтологичным не только по своему объекту, но и по собственной природе, познание в своем соборном содержании выступает как «живознание» и направлено против индивидуализма в гносеологии, морали и творчестве, равно как и против односторонней логики рационализма, которой противостоит «образный априоризм» (Г. Гачев), определяющий синтетичность восприятия мира в противоположность синкретичности. Речь идет о целостности мира на основе соборности, братской любви и веры. Верность Преданию в этой логике сочетается с полной открытостью культурной и интеллектуальной новизне.

В наследии и духовном опыте А. С. Хомякова значительное место отводится осознанию целостности, взаимосвязи и взаимодействия всех сторон жизни общества. В этом качестве в «Заметках о всемирной истории» («Семирамиде») выступает нерасчлененность исторического процесса как целостности, единого образования. При этом хомяковское видение истории включает внутреннюю целостность и неповторимую конкретность каждого из ее компонентов. В данном качестве оно оппозиционно идее «мондиализации» как унифицирующему итогу всемирно-исторического развития и предполагает соучастие каждого индивида в делах человечества собственной мерой и неповторимыми собственными усилиями.

Духовная деятельность Хомякова не была подчинена сколько-нибудь четкому плану логической системы. Вопросы, о которых он рассуждает, начинаются, как кажется на первый взгляд, с любой точки. В его построениях отсутствует, как правило, жесткая обязательность. Он был способен привести любую тему, любой спор к той грани, которая интересовала его как значимая в данный момент, в данных конкретных обстоятельствах, для выяснения совпадений своих взглядов с мнениями единомышленника и оппонента, для определения рамок и перспектив духовного сотрудничества. Думается, что будущее развитие человечества создаст множество ветвей и «точек отсчета», каждая из которых получит в определенных обстоятельствах доминантное значение. Периодическое смещение центра значений (при обеспечении целостности социума) будет напоминать метод А. С. Хомякова, т. е. сохранение верности принципам при творческом развитии каждого из компонентов целого.

В какой-то мере образ жизни Хомякова – при очевидных различиях —напоминает нам о Сократе – мудреце, захватывавшем внимание и мысль собеседников, буквально «вцеплявшемся» в их ход и достаточно энергично менявшем их первоначальные установки. Не случайно А. И. Герцен, последовательный идейный оппонент Хомякова, говорил, что несогласие с этим спорщиком «дорогого стоит».

В творчестве Хомякова авторская интуиция занимала ключевые позиции. Отсюда идут оценки современниками его как гениального дилетанта, хотя эти упреки в «дилетантизме», т. е. в хронической поверхностности, в ряде случаев несправедливы. Широта образования Хомякова устремлена к энциклопедичности и сочетается с глубиной постижения. В ходе его общения с собеседниками, при работе с рукописью появлялись, как из рога изобилия, самые неожиданные мысли, подходы, оценки. Их предпосылка – система творческих и многоплановых доминант, определявших внутреннюю структуру этой личности. Озвучивалась и письменно фиксировалась лишь часть таких доминант. Видимо, он разделял идею Сократа: «Письмена мертвы». Сама же его личность находилась в непрерывном процессе генерирования все новых положений, развертывавшихся как во внутренних спорах с самим собой, так и в дискуссиях с единомышленниками и с оппонентами, занимавшими иные философские, религиозные, эстетические и научные позиции. «Поток сознания» А. С. Хомякова, разбивавшийся на ряд связанных друг с другом русел, был выражением тех сменявшихся внутренних состояний, которые развертывались в контекстах его детства, отрочества, юности, зрелости, вплоть до 1860 года. Эта духовная работа сознательно не претендовала на законченность, завершенность. Она была свободна от давления внешних условностей, авторитета зарубежных классиков-системосозидателей (прежде всего Шеллинга и Гегеля), мелочной самоцензуры и при всем внешнем разнообразии и в определенных местах калейдоскопической пестроте сохраняля верность нескольким принципам, имплицитно заложенным в нее: целостности, сочетанию рационального с интуитивным восприятием мира, гуманистической направленности, любви к человечеству, реализуемой в системе конкретных действий, готовность быть гибким в мысли и в поведении при следовании религиозно-нравственным императивам. Такая готовность особенно важна для креативной личности, озабоченной перспективами человеческого будущего. Теоретическую и прогностическую «работоспособность» этих принципов приходится учитывать в оценках феномена глобализации.

В. Н. Холодный на основе изучения наследия А. С. Хомякова выявил последовательность этапов возможного движения человечества. Она выглядит так: потенциальные соборные этносы → молитвенное и общинное единомыслие → дорефлексивный свободный человек → возможная рефлексивно-свободная личность → возможная рефлексивно-свободная цивилизация[321]321
  Холодный В. Н. А. С. Хомяков – дилетант и провидец постхристианского «завета» // Вопросы философии. 2001. № 8. С. 153.


[Закрыть]. Здесь сохраняется, с одной стороны, приоритет духовного состояния (и рефлексии в его составе), а с другой, выделены характеристики каждой из возможных стадий. Хотя схема и выглядит абстрактно, из нее тем не менее следует, что путь человечества к совершенству достаточно долог и предполагает структурные изменения в его сознании от этапа к этапу. В каждой стадии необходимо следовать истине и вместе с тем свободе выбора, неотъемлемой от нее, всегда представленной в ней. Соборность призвана обеспечить «совмещение провиденциализма с активностью человеческой»[322]322
  Хомяков А. С. Полн. собр. соч.: В 8 т. Т. 8. М., 1906. С. 136.


[Закрыть]. В данной связи особую актуальность приобретает проблема свободы.

«Хомяков и Достоевский, – писал Н. А. Бердяев, – были у нас главными глашатаями христианской свободы. Все богословствование Хомякова есть гимн христианской свободе. Для него не только церковная иерархия, не только Церковь не есть авторитет, но не есть авторитет и сам Бог. Категория авторитета применима лишь к низшему плану бытия. Она унижает величие Бога. Бог есть свобода, и в свободе лишь может он раскрываться»[323]323
  Бердяев Н. А. О характере русской религиозной мысли XIX века // Н. Бердяев о русской философии. Свердловск, 1991. Ч. 2. С. 12.


[Закрыть]. Свобода в даном случае, разумеется, не является переходом к вседозволенности. Она мыслится как путь к развертыванию онтологии Всего, то есть Бога, как служение истине и любви, включающее соучастие разумности и воли. Верующий христианин, отвергая решающую роль внешнего авторитета, активный участник исторического процесса, определяемого всей совокупностью действий свободных личностей и складывающейся из нее всемирной (максимально широко ориентированной) воли. Таким образом открываются возможности саморазвития социума и истории при условии преодоления всех препятствий на пути к истине, любви и воли, т. е. снятия своекорыстных, изначально частно-корпоративных (а потому ограниченных в своем содержании и направленности) импульсов человеческого общежития. Кажущаяся утопичность подобной программы развертывания общественного целого не может отменить серьезности ее основных устоев: им просто нет альтернативы в мире общества риска ( У. Бек), в тупиковых и противоестественных планах «золотого миллиарда» и рыночного прочтения возможностей глобализации.

Рыночный же этап глобализации не может быть бесконечным. На смену ему придет, по всей видимости, сознательное и целенаправленное введение мер социальной защиты и обеспечения (по схеме, например, «шведского социализма»). Коррективы безбрежных позиций рынка, их блокирование – условие нейтрализации быстро надвигающейся катастрофы. Уже в наши дни появляется множество исключений из логики рыночной стихии. Возникают зоны союзных отношений, взаимной поддержки на уровне государств и их лидеров, ограничивающих эту стихию. На сколько-нибудь значительных отрезках истории рынок всегда сочетался с общественным и государственным его регулированием. Свобода здесь состоит в выборе времени, средств и в наращивании достаточных усилий (т. е. воля), чтобы подчинить стихию целесообразности (истина) в интересах процветания человечества (любовь деятельная). Мистика хомяковских интуиций обнаруживает внутреннюю логику, служащую ныне насущной задаче обуздания глобализации.

В своих исканиях А. С. Хомяков предстает гармонически развитой личностью, непрерывно реализующей свой творческий потенциал в различных сферах: науке, технике, философии, филологии, истории, фольклористике, медицине. Новой цивилизации, рождающейся в муках глобализации, будут крайне необходимы люди такого типа.