Текст книги "А. С. Хомяков – мыслитель, поэт, публицист. Т. 2"

В. К. Петров
Православное и протестантское отношение к хозяйственной деятельности в историческом контексте

Изучая российскую историю с конца Московской Руси и начала петербургской России, приходишь к весьма неутешительному выводу о том, что Россия никак не может выйти из порочного круга реформ, ведущих к революциям, и революций, требующих глубоких реформ. При этом возникает ощущение, что история дана, чтобы не извлекать из нее никаких уроков. Каждый раз на историческом переломе начинаем все как бы с чистого листа, напрочь отвергая все предшествующее историческое движение, и платим за это всегда очень высокую цену. В экономическом плане, несколько упрощая, основной вопрос можно свести к следующему: что мешает развитию капитализма в России? А более глобально – есть ли Россия особый, отличный от Запада, мир со своей национальной траекторией исторического движения, или она просто вынуждена в ускоренном темпе повторять западный путь в силу своей отсталости? Это собственно те же вопросы, которые еще в первой половине XIX века волновали и разделяли славянофилов и западников.

Виднейший славянофил А. С. Хомяков (1804–1860), можно сказать смело, вслед за А. С. Пушкиным дает взвешенную оценку российской истории и понимание коренных отличий России от Запада. Острый ум, любовь к Родине, твердые религиозные принципы дали ему возможность глубоко прочувствовать родную почву и растущую отчужденность Запада от России. В 1850 году он писал: «Итак, воспитание, чтобы быть русским, должно быть согласно с началами не богобоязнености вообще и не христианства вообще, но с началами Православия, которое есть единственно истинное христианство»[301]301
  Хомяков А. С. Об общественном воспитании в России // Быть России в благоденствии и славе. М., 2002. С. 359.


[Закрыть]. Как тут не вспомнить А. С. Пушкина, который также видел в Православии определяющую черту русского народа: «<…> ибо греческое вероисповедание, отдельное от всех прочих, дает нам особенный национальный характер. <…> Мы обязаны монахам нашей историею, следственно, и просвещением».[302]302
  Пушкин А. С. Полн. собр. соч. М., 1935. Т. 6. С. 23.


[Закрыть]

Оба выдающихся деятеля российской культуры стояли на единой позиции провиденциального, религиозного понимания истории: история – это движение человеческого духа, значит, она заканчивается на христианстве, которое одно только и может обеспечить беспредельный прогресс в самом широком смысле. Дохристианские цивилизации гибли или погружались в вековой застой, выполнив свою провиденциальную функцию подготовки почвы как материальной, так и духовной для принятия христианства. Вне истинной духовности не может быть правильного развития, но внутри христианства в истории происходит раскол, отделение Рима, затем Реформация и религиозные войны. К началу XIX века Россия остается единственной независимой православной страной, и Хомяков утверждает: «По милости Божией, наша родина основана на началах высших, чем другие государства Европы, не исключая даже Англии: ими она живет, ими она крепка»[303]303
  Хомяков А. С. Об общественном воспитании в России. С. 372.


[Закрыть].

Все это означает, что Алексей Степанович рассматривает, в частности, протестантизм в духовно-религиозном плане как шаг назад от истинного христианства, то есть как религиозную ересь. В мягкой форме он выражал свою оценку следующим образом: «Я не вхожу в рассмотрение сравнительного достоинства вероисповеданий, не рассматриваю вопроса о том, верен ли путь, избранный новыми учителями, или, увлеченный в борьбу и сделавшись реформатором, не впал ли Лютер в односторонность, враждебную истине»[304]304
  Хомяков А. С. Соч.: В 2 т. Т. 1. М., 1994. С. 115.


[Закрыть]. С другой стороны, А. С. Пушкин в полемике с Чаадаевым тонко прочувствовал роль Реформации, считая ее общим проявлением христианского духа.

С православной точки зрения, в истории действует Божий Промысл («объективный фактор») и свободная воля человека («субъективный фактор»). Если воля человека совпадает с волей Бога (синергия), то это ведет к добру и полноте человеческого бытия. Если нет, что и происходит в целом в истории как апостасийная тенденция (то есть отпадение человека от Бога), то мир идет от одного кризиса к другому, все более увеличивая вероятность конца истории. В этом проявляется детерминизм исторического процесса: Божественный Промысл ведет историю, однако не автоматически, а через свободную человеческую волю, которая постоянно подвергается воздействию онтологического зла (отпавших от Бога духовных сил), будучи искаженной уже первородным грехопадением.

Таким образом, Бог определяет ход истории, сатана и его воинство через человеческую волю ее искажают («тайна беззакония» в действии). Массовая секуляризация за последние столетия ведет человечество к апостасии, что делает его беззащитным перед онтологическим злом. Поэтому никакие социальные революции и «научный коммунизм» не смогли и никогда не смогут реализовать вековую мечту человечества о справедливом и совершенном обществе. Что касается протестантизма, то в нем также были как объективные, так и субъективные моменты. То же было и в историческом Православии и в судьбе России, историю которой можно рассматривать с двух точек зрения: провиденциально мессианской и историко-эмпирической.

В целом история России и ее экономическое развитие имеют ряд специфических черт, не присущих Западу. Это прежде всего связано с двумя «видимыми» в эмпирической истории факторами: русской духовностью, трансформировавшейся в той или иной степени в массовое сознание, и особой ролью государства, – которые в основном и «мешают» развитию капитализма в России, возникшем на Западе на идеологической основе протестантской этики и либеральных принципов хозяйствования.

По истинному христианскому вероучению, человек принадлежит двум мирам – видимому (феноменальному) и невидимому (духовному), причем первичен и более важен мир духовный, куда возвращается после физической смерти душа человека. Поэтому так важен призыв Христа: «Ищите же прежде Царства Божия и правды Его, и это все приложится вам» (Мф. 6, 33). Таким образом, хозяйственная деятельность человека вторична и не является самоцелью, а лишь служит средством поддержания жизни физической и облегчению материальной жизни человека для реализации его духовного предназначения.

Основы разумной и богоугодной хозяйственной деятельности были даны Творцом еще в древнебиблейские времена Моисею. Воплощение и распятие Христа-Спасителя указало путь личного спасения человека, при этом его участие в хозяйстве не должно противоречить этому пути. Иными словами, в основу экономической деятельности были положены духовно-нравственные критерии.

Структурно человека можно представить в следующем виде: тело – душа – дух: «<…> и ваш дух и душа и тело во всей целости да сохранится без порока в пришествие Господа нашего Иисуса Христа» (1 Фес. 5, 23). Душа человека – это совокупность органических и чувственных восприятий, воспоминаний, мыслей, чувств и волевых актов. Органические и чувственные восприятия заканчиваются по физической смерти человека.[305]305
  Подробнее см.: Лука (Войко-Ясенецкий), свт. Наука и религия. Ростов н/Д, 2001. С. 149–244.


[Закрыть]

Именно наполнение души, которое происходит всю земную жизнь человека, и определяет состояние его духа и характер личности, которая в духе покидает тело после физической смерти, является бессмертной и подлежит Суду Христову за прожитую жизнь.

Таким образом, при жизни человека дух и душа составляют как бы единую сущность – просто душу, а духовность есть ее высшее выражение и наполнение: «Сеется тело душевное, восстает тело духовное. Есть тело душевное, есть тело и духовное. <…> Но не духовное прежде, а душевное, потом духовное» (1 Кор. 15, 44, 46).

Итак, Бог создал человека по образу и подобию Своему с возможностью богообщения, даже после первородного грехопадения. Это означает, что личность есть у каждого человека, но ее наполнение (реализованная природа) к концу жизни у всех людей будет разным. При этом свободная воля позволяет личности не только реализовывать свою человеческую природу, но и открыть возможность действия в ней природы вечной – божественной: «Ибо вот, Царство Божие внутри вас есть» (Лк. 17, 21). Поэтому христианину необходимо регулярно посещать церковь, проходить таинства и соединять свою человеческую природу с природой божественной, так как есть реальная возможность обожения человека. В этом и смысл таинства покаяния перед евхаристией. Человек сначала должен очистить душу свою от всей скверны грехов, им содеянных, чтобы потом принять участие в евхаристическом соединении со Христом. Поэтому апостол Павел мог сказать: «Всегда носим в теле мертвость Господа Иисуса, чтобы и жизнь Иисусова открылась в теле нашем. <…> Посему мы не унываем; но если внешний наш человек и тлеет, то внутренний со дня на день обновляется» (2 Кор. 4, 10, 16).

Отсюда очевидно, что в каждом из нас есть как внешний, так и внутренний человек и наша личность имеет возможность выбирать жизнь праведную по Закону Божьему или грешную по искушениям мира сего. Если человек не верит в бессмертие своей личности, то есть живет, зная только о смерти внешнего человека (то, что называется индивидом), то он своими руками уготавливает вечные мучения своему внутреннему человеку, потому что, по промыслу Божьему, ипостась (личность) бессмертна независимо от своих качественных характеристик, отсюда возможность ада – вечного существования, лишенного богообщения. На Суд Христов в этом случае предстанет «пустая личность», так и не реализовавшая своего потенциала, заложенной в ней природы и поэтому недостойная вечной жизни на преображенной земле в Царстве Славы.

При этом историческая реальность подтверждает правоту христианского положения о том, что «худые сообщества развращают добрые нравы» (1 Кор. 15, 33). Отсюда, видимо, проистекает необходимость создания системы общественного бытия, включая хозяйственную подсистему, способствующей как индивидуальному, так и коллективному спасению. Россия как последняя православная страна и должна была, видимо, по промыслу Божьему, стать таким сообществом. Однако в историко-эмпирическом плане в Божий замысел вмешивается человеческая воля, которая может его нарушить.

Освобождение от монголо-татарского ига и создание фактически первого национального государства потребовали больших усилий в национальном масштабе: «Политический порядок в Московском государстве основан был на разверстке между всеми классами только обязанностей, не соединенных с правами. Правда, обязанности соединены были с неодинаковыми выгодами, но эти выгоды не были сословными правами, а только экономическими пособиями для несения обязанностей»[306]306
  Ключевский В. О. История сословий в России. Пг, 1918. С. 120–121.


[Закрыть]. Все силы молодого государства были направлены на внешнюю борьбу, для чего требовалось сплочение общества и полная ликвидация удельных порядков. По сути именно отсюда берет начало, в дополнение к религиозному, политический и социально-экономический водораздел между Россией и Западной Европой. На Западе, в отличие от России, образовались сильные сословия со своими частными интересами, которые были способны ограничить верховную власть и заложить основы будущей демократии. Москва, наученная горьким опытом раздробленности и доминирования частных интересов, позволить себе этого уже не могла: «Московское государство брало в свое распоряжение во имя общего блага все силы и средства общества, не оставляя простора частным интересам отдельных лиц и классов».[307]307
  Там же. С. 229.


[Закрыть]

В этот период приходит и первое осознание духовного предназначения русского народа, и соединение его с идеей мощной государственности для будущей реализации своей христианской миссии. Государство как единая семья с общими целями во главе с помазанником Божиим представлялось развитием идеи христианской общности, и сама верховная власть считалась ограниченной не формально-юридическими нормами, а сильным религиозно-нравственным началом. В такой системе отношения господства и подчинения зависели от выполняемых общественных функций. До Петра I, например, все общество делилось на две основные группы: «чины служилые» (бояре, думные дворяне) и «чины тяглые» (посадские, крестьяне).

Такие отношения воспринимаются как справедливые и естественные и при возможности перехода из одного сословия в другое нивелируют фактор наследственности. Все служат в меру своих способностей и по делам своим получают, во всяком случае доминирует чувство справедливости. Однако исторически христианство в России исказилось деспотизмом, что и предопределило ключевой российский конфликт между государством и обществом, отправной точкой которого были петровские реформы.

Петр I завершил разверстку обязанностей на все общество, и нетягловых сословий не осталось. Его реформы вывели Россию в число мировых держав, но окончательно раскололи российское общество (первый религиозный раскол произошел в ХVII веке). Сословные рамки затвердевают, крепостное право устанавливается в полном объеме – холопы и гулящие (свободные) люди сливаются с тягловым сословием крестьян в одно состояние крепостных людей.

Различия между сословиями начинают проявляться и во внешнем виде, образе жизни и даже в языке (дворянство европеизируется, надевает камзол и парики, переходит на французкий язык). Единственное, что еще связывает нацию «как единую семью» помимо религиозного верования, – это функциональная организация общества (все обязаны служить или пахать).

Однако после смерти Петра I начинается обратный процесс. Дворянство активно участвует в дворцовой борьбе за власть и добивается отмены обязательной службы при сохранении старых и даже приобретении новых прав. В 1762 году выходит указ «О вольности дворянству», в 1785 году дворянство получает подтверждение своих прав и расширения привилегий за счет других сословий, прежде всего крестьян. Функциональное господство перерастает в социальное (наследственное). Общество окончательно разбивается на враждебные классы, дворянство постепенно разлагается и утрачивает свое влияние в обществе и государстве, которое все больше бюрократизируется.

Естественно, идея народовластия во главе с царем-помазанником Божиим была окончательно похоронена, хотя с 1550 года существовал инструмент такой системы народного (сословного) представительства – земские соборы. Они оказывались весьма эффективными в преодолении возникавшей угрозы безвластия и анархии. На трех из них в очень напряженные времена выбирались московские цари: в 1598 году – Борис Годунов, в 1606 году – Василий Шуйский и в 1613 году – Михаил Романов. Духовной основой такого народовластия является православная соборность, ибо «во Христе нет ни раба, ни свободного», а все православные вместе несут «тягло Божие» государственного служения во главе с царем, соборно поставленным на царство. Царь становится первым административным лицом в государстве, но получает и мистическое освящение своего царства через таинство миропомазания, осуществляемого церковным священноначалием. Царское служение предполагает двойную ответственность – перед православным Собором и самим Христом.

Петр Великий олицетворял активное начало в русской истории, он создал империю, но его наследники оказались в конце концов не на уровне Божьего замысла и «промотали» наследство. Они не развили империю из геополитического в духовное измерение, не создали гармонии между внутренней и внешней свободой. Попытки дальнейшего заимствования западных образцов общественного устройства, включая экономические отношения капитализма, вызвали глубокий кризис в России.

Для капитализма в России не было глубоких духовных корней, богатство скорее порицалось, чем одухотворялось и оправдывалось: «От трудов праведных не наживешь палат каменных». Если капитализм в Западной Европе основывался на протестантской этике – новом мировоззрении индивидуального предопределения к спасению – и старом, как мир, личном интересе, лежавшем в основе торгового и ростовщического капитала еще доиндустриального общества, то в России доминировал личный интерес без религиозной основы, и капитализм получался глубоко вторичным и полным внутренних противоречий. Русское религиозное сознание не могло до конца принять идею благости личного обогащения, а политический режим самодержавия явно не сочетался с либеральными ценностями западноевропейского капитализма, что привело к последующим потрясениям.

К сожалению, апостасия не обошла стороной и Россию. С этим процессом в конечном счете связано падение самодержавия. Вот что писал об этом по горячим следам (25 февраля 1918) протоиерей Иоанн Восторгов:

Русская монархия, обвеянная верою и мистическим Божественным помазанием, подобно древнему Израилю, имела великие задачи, величайшее призвание Божие, величайшее религиозное предназначение, которое заставляло многих служить ей религиозно. Другой власти уж так служить нельзя. <…> Но признаемся в горькой правде, – она в своих носителях часто отходила от своего предназначения. <…> Народ часто обращался ею только в орудие властительства, ради целей земных и личных; одно сословие часто неправедно давило другие; «Церковь Божию приковала она к подножию власти суетной земной», духовное просвещение народа было в забвении; она часто заискивала перед врагами Христа. <…> И суд Божий свершился![308]308
  Цит. по: Россия перед вторым пришествием. Тифлис, 1995. С. 266–267.


[Закрыть]

В конечном итоге идея коммунизма в марксистской интерпретации была так чутко воспринята в России, потому что она в своей социальной части близка Православию, русской устремленности к социальной правде, неприятию «мира во зле лежащего». Однако эмпирический опыт показал, что в марксистской парадигме социальная правда не достигается и мир по-прежнему лежит во зле. Об этом предупреждал почти за 50 лет до Октября В. С. Соловьев:

Социализм является как сила, исторически оправданная, – хотя бы то была только правда вопроса или потребности. Осуществить свой замысел или идеал социализм не может и не сможет, пока останется движением мирским и только человеческим. Социализм своим требованием общественной правды и невозможностью осуществить ее на конечных природных основаниях логически приводит к признанию необходимости безусловного начала в жизни, т. е. к признанию религии.[309]309
  Цит. по: О России и русской философской культуре. М., 1990. С. 353.


[Закрыть]

Первоначально все христианство было эсхатологичным, ожидая второго пришествия Христа и наступления Царства Божьего. «Но Царство не наступало, и происходит приспособление христианства к царству этого мира. Но остается эсхатологическое ожидание, мессианское упование, и они сильнее в русском христианстве, чем в христианстве западном».[310]310
  Бердяев Н. А. Русская идея // О России и русской философской культуре. С. 216.


[Закрыть]

Христов импульс сохраняется в России именно в духовном, мистическом измерении, тогда как Римская церковь концентрируется на одном историческом моменте в начале нашего летоисчисления, а все дальнейшее возложила на Священное Писание и традицию, подчинив их церковному авторитету и управлению. В католичестве возрастает роль рационального начала, формальной логики, схоластики, а мистическое начало («чудо») отступает на второй план. Сама Римская церковь становится больше социальным и государственным институтом, а не мистическим «телом Господним». «Церковь, как социальный институт, как часть истории, греховна, способна к падению и к искажению вечной истины христианства, выдавая временное и человеческое за вечное и божественное».[311]311
  Бердяев Н. А. Истоки и смысл русского коммунизма. М., 1990. С. 140.


[Закрыть]

«Падение» римско-католической церкви вызвало религиозную Реформацию и мощный прорыв в общественном сознании в Западной Европе. В данном контексте следует кратко привести основные этические положения, воздействовавшие на экономическое поведение протестантов.

Центральный религиозный вопрос в христианстве заключается в способе спасения души и обретения жизни вечной, что и определяет посюстороннее поведение верующих. Протестанская же этика основана на следующих главных принципах :

– концепция предопределения и избранности (спасенные уже известны Богу, но неизвестны людям) – отсюда отрицание многих христианских таинств, особой роли священников (духовных посредников), духовное одиночество и индивидуалистическая направленость: «неравное распределение земных благ, так же как и предназначение к спасению лишь немногих – дело божественного провидения, преследующего тем самым тайные, нам неизвестные цели»[312]312
  Вебер М. Избр. произведения. М., 1990. С. 202.


[Закрыть];

– внутренняя установка – активное этическое действие: избранность должна найти свое подтверждение в постоянных усилиях в рамках своей профессиии (которую можно менять);

– доходность профессии – один из признаков ее богоугодности;

– как роскошь, так и нужда препятствуют воспитанию добродетели, бедность – порок, нищенство работоспособных – грех бездеятельности и нарушение завета любить ближнего своего;

– постоянный контроль за своими действиями посредством их нравственной самооценки (обращение к совести);

– рационализация всего уклада жизни;

– сдержанность в потребительстве, но оправданность приобретательства.

Протестантизм учит о том, что участие в мирских делах является неотъемлемым атрибутом религиозного служения. В результате протестанская этика освободила индивидуума от пассивного созерцания жизни и психологически подготовила его к активной хозяйственной деятельности. Важно также подчеркнуть, что протестанская этика дала новое в экономическом плане, а именно: презрение к роскоши, но возможность накопительства, что в производственных условиях означает накопление средств производства. А это в свою очередь обеспечивает процесс расширенного воспроизводства, что и составляет одну из основных характеристик капитализма.

Капиталистическая организация производства перевернула мир, и «по мере того как аскеза начала преобразовывать мир, оказывая на него все большее воздействие, внешние мирские блага все сильнее подчиняли себе людей и завоевали наконец такую власть, которой не знала вся предшествующая история человечества. В настоящее время дух аскезы – кто знает, навсегда ли? – ушел из этой мирской оболочки»[313]313
  Там же. С. 206.


[Закрыть]. Важное замечание делает и современный исследователь: «<…> по мере того, как религия утрачивала свое влияние в обществе, а принцип личного интереса начинал приобретать доминирующее значение, заколебалась моральная опора всей рыночной системы».[314]314
  Шлезингер Арт. М. Циклы американской истории. М., 1992. С. 351.


[Закрыть]

Здесь необходимо выделить два важных момента: 1) на смену аскетическому образу жизни ранних капиталистов с их честностью и добросовестностью пришло общество потребления с возможностью быстрого обогащения: «С биржевою и акционерною спекуляциею пропадает в среде буржуазии древняя буржуазная добродетель, основанная на бережливости, умеренности и труде; порождается общее стремление к быстрому обогащению; а так как это возможно не иначе, как посредством обмана и так называемого законного, а также и незаконного, но ловкого воровства, то необходимым образом должны исчезнуть старая филистерская честность и добросовестность»[315]315
  Бакунин М. Государственность и анархия. М., 1918. С. 314.


[Закрыть]; 2) происходит разрыв духовного и социального – протестантизм ведет к дальнейшей рационализации сознания и образа жизни, к деизму и фактически к «практическому атеизму», где духовная сфера уходит на задний план и жажда наживы начинает полностью доминировать. «Поэтому чем больше космос современного капиталистического хозяйства следовал своим имманентным закономерностям, тем невозможнее оказывалась какая бы то ни было мыслимая связь с этикой религиозного братства. И она становилась все более невозможной, чем рациональней и тем самым безличнее становился мир капиталистического хозяйства»[316]316
  Вебер М. Избр. произведения. С. 315.


[Закрыть]. Так произошло обезбоживание человека и общества на Западе.

Католицизм и протестантизм можно рассматривать как исторические формы апостасии. Именно в недостатке любви видел и А. С. Хомяков источник западной схизмы и потери на Западе подлинной соборности, вне которой нет подлинной свободы. Индивидуалистическая (протестантская) свобода, возникшая как протест против ложной католической соборности, ведет прямой дорогой к эгоистическому саморазрушению, заканчивающемуся духовным рабством. Отчуждение, эгоизм и саморазрушение могут быть преодолены только в подлинной соборности, где есть свобода в любви, «единство во множестве и непрерывность общей жизни» (Г. Флоровский), но никак не в мире капитала и буржуазных ценностей. Капитализм и Православие не совместимы. Для А. С. Хомякова соборность тоже есть нравственное единство в любви и свободе, преображенное Духом Божиим.

Типичный же человек буржуазного общества приучен к постоянной погоне за материальными богатствами и чувственными удовольствиями, и сдерживают его до поры до времени в этой бесконечной гонке, в первую очередь, закон и боязнь наказания. Он давно променял язык любви Нового Завета на ветхозаветный язык страха. Бог для такого человека превращается в великое Ничто, не имеющее практического отношения к его повседневной жизни. «Экономический человек» буржуазного общества лишен чувства полноценной любви, которое дается человеку только Творцом через обожение человека нетварными божественными энергиями, называемыми благодатью. Это сакральное действие происходит в Церкви через таинства покаяния и евхаристии. Лишенный благодати «экономический человек» принимает за любовь «основной инстинкт» и вместо лечения через церковное покаяние своего помраченного ума и больной совести регулярно посещает психоаналитиков.

В свое время апостасия в Западной Европе получила мощный толчок через ересь Варлаама Калабрийского (XIV век), который утверждал, что реальное соединение человека с Богом невозможно, так как нет проникновения божественных энергий в материальный мир человека. Фактически это означает полное разъединение духовного и физического миров, отделение Бога-Творца от Бога-Промыслителя, что в значительной степени послужило догматической базой последующих протестантских ересей и философского деизма. Происходит рационализация религии и секуляризация общества. Ренессансный человек «освобождается от Бога» и объявляется мерой вещей.

«Религией человека» становится гуманизм, антирелигиозный по своей природе и отвергающий в конце концов все ценности кроме человеческого блага. Гуманизм, несущий в себе частичную правду о человеке, оторванный от христианства, вырождается в полное презрение к человеческой жизни, подтвержденное в империалистическую эпоху двумя мировыми войнами и социальными революциями.

Либеральное рыночное хозяйство, созданное на Западе, имело и объективную основу, поскольку выявило огромные возможности, заложенные в человеке, которые он может использовать с пользой для себя и всего общества при создании материальной культуры.