Текст книги "А. С. Хомяков – мыслитель, поэт, публицист. Т. 2"

В основе этого эффекта лежала глубокая связь высокого и низкого, логического и жизненно-эмоционального как в самом построении речевой коммуникации, так и во внутреннем их содержании. Эта связь потеряла бы свою значимость и духовный смысл, если бы подобное разнообразие («смесь») лишено было нравственного сообщения, нравственной связи журналистов, авторов текстов с читательской аудиторией. Сообщение происходит, когда коммуникация не нацеливается преимущественно на освещение развлекательных, сенсационно-разоблачительных или анекдотических тем и ситуаций. Против откровенной эксплуатации такого материала резко выступал автор и издатель А. С. Хомяков. Он понимал, что это особенно цинично и недопустимо, когда общество переживает период исторического перелома, социально-экономических реформ, пересмотра человеческих ценностей, становления национальной идеи в новых условиях.

Назрела необходимость изучения наследия создателя всеобъемлющей отечественной концепции диалога цивилизаций эстетико-публицистической системы славянофилов. Современная Россия занята поиском национальной идеи, но многие печатные и электронные издания строят свою коммуникацию с аудиторией преимущественно на западных примерах легкого, необязательного, щекочущего нервы диалога, не свойственной русской культуре греховной образности и непременной анекдотичности.

Важно подчеркнуть, что диалогичность высокого и низкого, глубоких общественно-политических, научных начал коммуникации и ее смеховых аспектов в книгах «Русской беседы» проявлялись двояко: с одной стороны, диалогичность структурная, по отношению к каждой книге журнала, а с другой – диалогичность внутри определенных текстов, помещенных в каждую книгу, определенная их перекличка, полифонизм.

Первая разновидность диалогичности проявляется во всех книгах «Русской беседы» (1856–1860). Об этом свидетельствует сама рубрикация издания, названия его разделов: «Наука», «Критика», «Обозрение», «Жизнеописания», непременная «Смесь». Функцию своеобразных поэтических «передовиц», задающих высокий тон разговора, выполняли, как правило, стихотворения самого А. С. Хомякова.

Характерными примерами второго вида диалогичности можно назвать «Разговор в Подмосковной», автором которого был А. С. Хомяков (опубликован во второй книге журнала за 1856 год), «Письмо к издателю А. И. Кошелеву» В. Даля (1856. Кн. III), «Голос заграничного продавца. Об устройстве русской книжной торговли» (письмо издателю А. И. Кошелеву)» (1858. Кн. IV), «О правде и искренности в искусстве. По поводу одного эстетического вопроса. Письмо к А. С. Х-ву» – автор А. Григорьев (1856. Кн. III).

Благодаря диалогичности журнальной коммуникации, организованной в форме писем в редакцию, спровоцированных диспутов в драматургических сценках, стихотворной полемики (А. Хомяков – К. Аксаков) журнал стал явлением в общественной жизни России середины XIX века. Многие поднятые в нем вопросы становления до– и послекрепостной России, опоры на самобытные традиции и православную веру актуальны до сих пор.

Высоким словом и активным деянием отвечал А. С. Хомяков на «вызовы» своего постдекабристского и предреформенного времени, предвосхищал пути решения многих проблем нашего поставгустовского и в который уже раз предреформенного часа.

Раздел 8
А. С. Хомяков в культурной памяти России

Н. И. Злыгостева
А. С. Хомяков и почвенническая традиция в русской культуре

В обширнейшем философском наследии А. С. Хомякова особое место занимает историософская публицистика. Проблемы, поднятые в ней, и сегодня живо волнуют и трогают тех, кому не безразлична судьба России. Более того, именно сейчас его размышления о Западе и России, о русской интеллигенции и о ее вине перед русским народом особенно актуальны. Именно славянофилы, прежде всего Хомяков, во многом определяли отношение к этим вопросам в русском обществе и литературе.

В статье «Несколько слов о философическом письме» А. С. Хомяков с горечью пишет о том, что П. Я. Чаадаев прав, утверждая, что наше общество составляет теперь разногласия понятий. Но при этом тот же Чаадаев не замечает, что эти понятия прививаются нашему обществу разномысленными воспитателями.

Хомяков обращает внимание на то, что в начале XIX века тревожило не только русских мыслителей, но и литераторов, а именно: заимствованные «понятия расстраивали нас с нашими собственными».

Чацкий, Онегин, Печорин – олицетворение той части русского юношества, которая была образована «не только в мыслях о Западе, но уже собственно в западных мыслях». Воспитанные вне традиционной строгой морали, без ясных и твердых воззрений, без нравственных убеждений, они становились вечными скитальцами, ищущими в смене идей и впечатлений обретения пусть и временной жизненной цели, но так и не находящими ее.

Трагедию русской интеллигенции Хомяков видит именно в ее беспочвенности, в отрыве от национальной религиозной основы, в бесплодном и разрушительном увлечении западными идеями. Для него, равно как и для К. С. Аксакова, очевидно то, что мы ничего не можем прибавить к общечеловеческому просвещению, если будем заботиться только о том, как нам догнать Европу. «Мы, русские, ничего не сделали для человечества именно потому, что у нас нет, не явилось, по крайней мере, русского воззрения».[928]928
  Аксаков К. С., Аксаков И. С. Литературная критика. М., 1981. С. 197–198.


[Закрыть]

Мысли А. С. Хомякова о трагизме русской беспочвенности нашли свое преломление в творчестве очень разных русских писателей: Ф. М. Достоевского и И. С. Тургенева. В тургеневских «Отцах и детях» конфликт Базарова и Кирсанова – это вовсе не конфликт поколений, а столкновение двух идей, противоречащих друг другу. Внешне между ними объединяющего больше, чем разъединяющего: оба западники, оба вполне равнодушны к религии и к своему народу, но они смертельно ненавидят друг друга.

Такая же глубочайшая идейная неприязнь разделяет сына и отца Верховенских в «Бесах» у Достоевского. Они, как и тургеневские герои, близки друг другу своей беспочвенностью и идейностью и так же ведут друг с другом бесконечную и бессмысленную борьбу, в которой нет и не может быть победителей. В отличие от Тургенева, у Достоевского Степан Верховенский находит в конце концов то истинное убеждение, в котором обретает утешение его душа, успокаиваются бесплодные притязания разума, – веру в Творца. Это именно то, о чем говорит в своей статье и А. С. Хомяков: «Истинное убеждение скромно удаляется от тех, которые его не понимают, не унижает себя раздором за мнения»[929]929
  Хомяков А. С. Соч.: В 2 т. Т. 1. М., 1994. С. 454.


[Закрыть]. Понимание Хомяковым Православия как основы русской почвенности разделяется многими его последователями не только в XIX, но и в XX веке. Так, русский философ Г. Федотов отмечал, что у русской интеллигенции идейность всегда замещала религию и этот отрыв от национальной духовной почвы неизбежно приводил к нигилизму, свойственному каждому поколению русской интеллигенции, в котором отрыв становился «срывом отчаянья, безверия от невыносимой тяжести взятого на себя бремени: когда идея, висящая в воздухе, уже не поддерживает падающего, уже не питает, не греет и становится, видимо, для всех призраком».[930]930
  Федотов Г. П. Соч.: В 2 т. Т. 1. СПб., 1991. С. 71.


[Закрыть]

Именно в духовном оскудении, в забвении национальных основ видел трагедию русской интеллигенции и русского народа и другой русский религиозный мыслитель П. Флоренский.

Тревожные вопросы, поставленные А. С. Хомяковым: «Зачем вершины нами открываются от подножий? Зачем они живут как гости на родине, не только говорят, пишут, но и мыслят не по-русски?»[931]931
  Хомяков А. С. Соч.: В 2 т. Т. 1. С. 452.


[Закрыть], – в русской литературе, следующей почвеннической традиции в XX веке, обрели новое звучание. Это было обусловлено прежде всего трагическими событиями 1917 года, позволившими многим русским интеллигентам понять, чем обернулась для России их борьба за торжество безбожных идей.

Трагедию всеобщего хаоса и разлада, возможно, никто не отразил с таким пониманием и глубиной, как великий русский писатель И. С. Шмелев. Столкновение идей разделило русское общество, восстановило людей друг против друга, привело к ужасающему взаимоистреблению. Возрождение России для писателя возможно лишь через возвращение к религиозным истокам, к идее Святой Руси. Только через веру возможно воцерковление, обретение утраченного духовного единения. Мысль очень близкая и многим нашим современным писателям, таким как В. И. Белов, В. Г. Распутин, В. Н. Крупин. В их прозе и публицистике все те же больные вопросы о будущем русского народа, о его нравственном бытии, о его духовных исканиях, которые еще в начале XIX века поставил перед русским сознанием А. С. Хомяков.

Н. В. Сомин
Хомяковская горка в Воздвиженске (Н. Н. Неплюев – продолжатель социальных идей А. С. Хомякова)

В 1886 году на хуторе Воздвиженск Глуховского уезда Черниговской губернии был установлен, по-видимому, единственный в России памятник Хомякову. Это была «Хомяковская горка» – довольно высокий искусственный холм. Винтовая лестница вела на вершину горки к резной беседке с куполом. У подножия горки на каменном пьедестале была установлена скульптура ангела и тут же – бронзовый горельеф Хомякова, под которым помещалась металлическая плита с надписью «Христианину-поэту и глубокому мыслителю Алексею Степановичу Хомякову». А чуть ниже стихотворная эпитафия:

 
Святым огнем душа твоя горела,
Могучий стих, как колокол, звучал.
Но искра Божия, что в бодром сердце тлела,
Погасла с жизнью. Презрительно толпа холодная смотрела,
И гордый ум призыву не внимал.
 

Чудеса, да и только. В маленьком украинском хуторе, затерянном среди степей, – вдруг памятник Хомякову. Да еще с интригующими стихами. Кто же поставил памятник и почему?

«Хомяковская горка» была устроена местным помещиком Николаем Николаевичем Неплюевым. Неплюев – личность замечательная даже для богатого на таланты конца XIX века. Утонченный аристократ, отпрыск старинного рода, Неплюев, служа дипломатом в Мюнхене, вдруг видит сон: «нахожусь в крестьянской избе, – писал Неплюев, – в обществе крестьянских детей, беседую с ними, и чувствую такую духовную отраду, какой с детства жаждала душа моя»[932]932
  Неплюев Н. Н. Трудовые братства. Могут ли долее обходиться без них церковь и христианское государство и как их осуществить. Лейпциг, 1893. С. 4.


[Закрыть]. Сон несколько раз повторяется, и Неплюев, бросив все, в 1880 году возвращается в свое имение и организует там начальную школу для сиротских детей. Переезд в Россию совпадает для Неплюева с духовным переворотом, в результате которого он глубоко укореняется в христианской вере. Окружающие скептически смотрят на затеи барина, но тот с исключительным рвением и самоотдачей продолжает свое дело. Чуть позже, в 1885 году Неплюев на свои средства создает сельскохозяйственную школу для мальчиков, затем – аналогичную школу для девочек. В школах, помимо солидного курса сельскохозяйственных дисциплин, преподается закон Божий, Новый Завет и основы литургики. Цель школы – научить крестьянских детей нелицемерной вере в Бога, братской любви, сознательной дисциплине, т. е. вырастить подлинных христиан, оснащенных, к тому же, современными агрономическими знаниями. Силами учеников мужской школы и была построена Хомяковская горка.

Далеко не так просто понять, что означают, казалось бы, не совсем уместные в эпитафии слова: «Презрительно толпа холодная смотрела, / И гордый ум призыву не внимал». Что понимается под «призывом» Хомякова и вообще почему этот памятник воздвигнут? Тем более, что у самого Неплюева замечания по этому поводу крайне скудны. Первое, что приходит на ум, – это активная, деятельная позиция и Хомякова, и Неплюева по отношению к крестьянам. Мы знаем, что Хомяков активно занимался хозяйством, вникал в нужды своих крестьян, заменил барщину оброком. Безусловно, в это смысле Хомяков – пример для Неплюева. Однако Неплюев, как мы видим, идет дальше. В соответствии с евангельской заповедью «Больший из вас да будет вам слуга» (Мф. 23, 12), Неплюев не просто сотрудничает с крестьянами, но служит им. И если разумные меры Хомякова были поддержаны крестьянами, то деятельность Неплюева у них вызывает недоумение и настороженность: «не может быть, чтобы он “за просто так” учил наших детей; уж какую-нибудь, да выгоду он имеет!».

Гораздо ближе к разгадке мы подойдем, если познакомимся с главным делом Неплюева. Первые выпуски школы дали несколько молодых людей, которые не захотели расставаться с новым образом жизни. Неплюев им дает землю, на которой они образуют трудовую общину, впоследствии получившую название Православного Крестовоздвиженского Трудового Братства. «Мне нечего было продумывать форму жизни, – пишет Неплюев, – наиболее соответствующую вере и пониманию жизни верующего христианина. Св. Апостолы <…> научили нас тому примером братских общин, этой единственной форме социального строя, вполне соответствующей братской любви»[933]933
  Там же. С. 7.


[Закрыть]. Цель Братства Неплюев формулирует так: «осуществить христианство в несравненно большей степени, чем оно осуществляется в окружающей жизни, основать отношения и труд на единой христианской основе братолюбия».[934]934
  Неплюев Н. Н. Отчеты блюстителя о религиозно-нравственной жизни братства // Полн. собр. соч. СПб., 1908. Т. V. С. 65.


[Закрыть] Крестовоздвиженский храм в Воздвиженске становится для братиков приходским. В Братстве вводятся общие утренние и вечерние молитвы, богослужения по воскресеньям и всем большим православным праздникам, говение в Великий пост, изучение Писания. Для желающих организуются дополнительные молитвенные собрания. Все по благословению епископа, строго православно, никакого сектантства.

Но Братство – это не только приход, но и трудовая коммуна. Братчики организованы в несколько «семей», т. е. артелей или групп по профессиональному признаку, названных в честь святых: семья Николая Чудотворца, семья Иоанна Богослова и т. д. В каждую такую «семью» входит несколько обычных семей и холостых. Вся «семья» живет в одном общежитии, имеет общую трапезу, воспитывает детей в собственном локальном детском саду. Все важные решения принимает Дума Братства (10–20 человек), работающая под председательством Блюстителя, которым пожизненно был избран Неплюев. Вся прибыль Братства, после отчислений в фонд развития, распределяется поровну между всеми братчиками, независимо от профессии и занимаемой должности.

В начале XX века Братство становится знаменитым. Множество любопытных едут в Воздвиженск, чтобы наяву посмотреть на жизнь братчиков. У Братства появляется масса поклонников. Но недоброжелателей оказывается куда больше. Однако Неплюев составляет Устав Братства и добивается его утверждения самим Александром III, что придает Брастству правовую устойчивость, причем настолько прочную, что недоброжелатели, среди которых, казалось бы, всесильные: обер-прокурор Победоносцев и первоприсутствующий в Синоде митрополит Антоний (Вадковский), запретить деятельность Братства не могут. Братство быстро растет: если в 1890 году там было лишь 9 человек, то к 1907 – уже около 500. Расцветает культурная жизнь: все братчики грамотны, читают книги и газеты, многие пишут стихи, рисуют, устраиваются театральные постановки.

Есть еще и третья сторона: Братство покупает самые современные машины, внедряется десятипольный севооборот, разводятся лучшие породы скота. Братчики работают в столярных и металлообрабатывающих мастерских. Позднее появляются трактора, электростанция, телефон. Строятся гостиница, больница, число школ увеличивается до пяти. Иначе говоря, создается высокоэффективное производство и прочная социальная инфраструктура.

Из сказанного становится ясно, какую мысль в наследии Хомякова особенно ценил Неплюев, – идею общинности, братской совместной жизни. И не только ценил, но и активно воплощал в жизни. Но и тут ученик пошел гораздо дальше учителя. Хомяков видит путь развития России через крестьянскую общину. Эта хомяковская идея в дальнейшем была подхвачена народниками. Неплюев же, не отрицая общины, указывает, что существует форма хозяйствования, гораздо более отвечающая христианскому братолюбию. Это – православные Трудовые братства, подобные Крестовоздвиженскому. И он пытается организовать грандиозный проект Всероссийского Братства, т. е. сети трудовых братств, разбросанных по всей России, и причем не только в сельском хозяйстве, но и в других отраслях хозяйства, науки и образования. Путь христианских трудовых общин – вот что предлагал Неплюев. Он считал этот путь единственной реальной альтернативой надвигающемуся атеистическому социализму. Вообще, чисто славянофильские мотивы (поддержка славян, противопоставление западной и славянской цивилизаций) у Неплюева слабы, впрочем, как и народническое влияние. По существу Неплюев – христианский социалист, хотя сам он использовать этот термин избегал. Но есть принцип, на котором и Хомяков, и Неплюев не только полностью сходятся, но и считают его основополагающим. Это принцип верховенства христианской любви. Хомяков писал: «Христианство в полноте своего божественного учения представляло идеи единства и свободы, неразрывно соединенные в нравственном законе взаимной любви»[935]935
  Хомяков А. С. По поводу Гумбольдта // О старом и новом: Статьи и очерки. М., 1988. С. 200.


[Закрыть]. На примате любви построено все богословие Хомякова, за что его не раз записывали в протестанты. По Хомякову, только любовь может разрешить вековые противоречия человечества, а потому именно ее следует полагать в основу общественного устройства. «Если прервана связь веры и любви, наступает раздор и борьба»[936]936
  Там же. С. 204.


[Закрыть], – предупреждал Хомяков. Все эти идеи Неплюев полностью поддерживает. Он провозглашает «верховный закон христианского откровения», состоящий в том, «чтобы вся жизнь стройно организовывалась на единой истинно-христианской основе – братской любви»[937]937
  Экземплярский В. И. Памяти Николая Николаевича Неплюева // Тр. Киевской Духовной академии. 1908. № 5. С. 155–169; № 6. С. 281–319; № 8. С. 579–628; С. 284.


[Закрыть]. Как и у Хомякова, богословие Неплюева имеет нравственную направленность, а его социальная философия основана на хомяковской мысли о невозможности без любви решить социальные проблемы. «Главная причина всего зла и всех страданий, – пишет Неплюев, – отсутствие смиренной любви и добровольной дисциплины любви по отношению к Хозяину мира – Богу Живому».[938]938
  Неплюев Н. Н. Отчеты блюстителя о религиозно-нравственной жизни братства. С. 65.


[Закрыть]

Теперь становится ясной и эпитафия на «Хомяковской горке»: «призыв» Хомякова – это призыв построить всю жизнь народа на основе христианской любви. Но, увы, «презрительно толпа холодная смотрела» – народ не внял этому призыву. Как тут не вспомнить хомяковскую «Исповедь русских»:

 
За сон умов, за хлад сердец,
За гордость темного незнанья,
За плен народа; наконец,
За то, что полные томленья,
В слепой терзания тоске,
Пошли просить вы исцеленья,
Не у Того, в Его ж руке
И блеск побед, и счастье мира,
И огнь любви, и свет умов,
Но у бездушного кумира,
У мертвых и слепых богов.[939]939
  Хомяков А. С. Стихотворения и драмы. Л., 1969. С. 124


[Закрыть]
 

Причем, по Неплюеву, верховный закон любви отверг весь народ: верхи и низы, светская власть и Церковь. И Неплюев предупреждает, что наказание Божие неминуемо. Увы, он оказался пророком – наказание в лице большевиков не замедлило последовать.

Действительно, «призыв» Хомякова для русского общества был утопией. Да и сейчас мы смотрим на дело точно так же. Неплюев же воспринимает этот призыв как руководство к действию и настойчиво стремится воплотить его в конкретных делах, и прежде всего – в Крестовоздвиженском Братстве. Хомяков писал: «Пусть богатый употребляет лишки своего богатства на помощь бедным (разумеется, не поощряя тунеядства) или на дело общей пользы и общего просвещения»[940]940
  Хомяков А. С. К сербам. Послание из Москвы // Хомяков А. С. О старом и новом: Статьи и очерки. С. 362


[Закрыть]. Неплюев же, буквально следуя этому, в 1901 году передает Братству большую часть своего состояния, и Братство, несмотря на все препятствия, продолжает успешно развиваться. Это поступательное движение не остановила даже смерть Неплюева, последовавшая в начале 1908 года. Братство переживает Мировую войну и революцию. В советское время оно стремится сохранить свой хозяйственный и религиозный строй, маскируясь под различными вывесками: коммуна, артель, совхоз. До поры до времени это удается, и в 1922 году о нем говорят как о лучшем аграрном хозяйстве России. Но в то же время братчики испытывают огромный административный нажим властей. В 1924 году начинаются репрессии. Сначала из артели удаляют сестер Нелюева – Марию и Ольгу, – которые стали во главе Братства. Затем арестовывается и получает большие срока верхушка Братства, включая священника Крестовоздвиженского храма о. Александра Секундова. Тогда же была сброшена фигура ангела и снята мемориальная доска у «Хомяковской горки». В 1927 году закрываются неплюевские школы. Наконец, в начале 30-х во время коллективизации бывших братчиков выселяют из Воздвиженска по разным местам проживания.

Между Хомяковым и Неплюевым имеется удивительный параллелизм. Оба – помещики из старинных дворянских родов, оба – богословы и социальные мыслители, будучи превосходными писателями, оба вынуждены издавать свои сочинения во Франции. Хомяков – поэт, а Неплюев – композитор, положивший на ноты семь стихотворений Хомякова. Есть и просто мистические совпадения: оба прожили 56 лет и 4 месяца, и оба умерли от неожиданной болезни. Продолжая этот ряд параллелей, можно высказать следующий тезис: Неплюев – фигура того же огромного масштаба, что и Хомяков. Вся беда в том, что этот масштаб не был распознан. Официальная церковь видела в Неплюеве протестанта и в некотором роде толстовца. И даже незабвенный о. Павел Флоренский, упоминая о Неплюеве как последователе Хомякова, вопрос о его церковности оставляет открытым[941]941
  Свящ. Павел Флоренский. Около Хомякова // Свящ. Павел Флоренский. Соч. М., 1995. Т. 2. С. 288


[Закрыть]. А для большевиков он был, хотя и коллективист, но совершенно иной – христианской направленности, а потому о нем просто не упоминали. Однако Неплюев – пророк, хотя, как водится, и непризнанный в своем отечестве. Его имя должно занять почетное место в ряду русских мыслителей. Деятельность Неплюева показала, какой громадный потенциал таится в социальных идеях Хомякова. И символом этого является Хомяковская горка в Возвиженске. Будем надеяться, что горка будет восстановлена. Причем – с теми же стихами, обличающими нас, потомков, за то, что мы, со своим «гордым умом», до сих пор не следуем призыву любви, провозглашенному двумя выдающимися сынами России.