Текст книги "Гений зла Гитлер"

Часть VI

Прелюдия

I

Англичане, как уж не раз доводилось говорить, – люди тонкие. История с Рудольфом Гессом, конечно, понаделала много шума и сама по себе, но почему бы ее не использовать и для других целей, помимо пропаганды? По предложению Энтони Идена, министра иностранных дел в кабинете Черчилля, прессе были предоставлены только отрывочные сведения о полете, и сообщениям был придан несколько двусмысленный оттенок.

Английские власти после допросов Гесса полагали, что ничего, выходящего за рамки официальной линии, он не привез, но зачем сообщать об этом?

Возникла идея создать у Сталина сомнения: а не вздумают ли в Лондоне заключить мир между Англией и Германией? Расчет был на то, что это может побудить его напасть на Германию до того, как мир будет заключен – ведь в этом случае у СССР будет союзник.

С другой стороны, через посольство Великобритании в Москву передавались предупреждения о неминуемом нападении Германии на СССР.

Сообщения, кстати, были довольно правдивы.

Англичане умели читать немецкие шифрограммы, к апрелю 1940 года расшифровка делалась за 5 часов, в начале 1941-го это время было сокращено до нескольких минут [1], а к маю в Лондоне накопилось достаточно расшифрованных материалов, чтобы представлять себе, сколько немецких дивизий скопилось в Польше и в Румынии.

Скажем сразу – из попытки сыграть на паранойе И. В. Сталина ничего не вышло.

Он был очень недоверчивым человеком, все сообщения, поступавшие к нему, многократно проверялись по взаимно независимым источникам, – и предупреждения Лондона о готовящемся немецком нападении он отверг.

Слишком уж выгодны они были предупреждающей стороне…

Но меры предосторожности были приняты – сразу же после «полета Гесса» в западные военные округа были добавлены четыре армии, а за ними вскоре последовали и еще два десятка дивизий [2]. В существующих сейчас исследованиях можно найти весьма обоснованные предположения, что в СССР готовился превентивный удар по Германии.

Но время его, по-видимому, не было еще твердо определено.

II

В Германии тем временем делались последние приготовления к новой войне – 6 июня 1941 года до сведения командования сухопутных сил вермахта были доведены инструкции, так сказать, юридического характера.

В частности, был отдан так называемый «комиссарский» приказ – политработники Красной Армии не признавались военнопленными и должны были расстреливаться без суда и без всякого разбирательства.

Собственно, это было развитием идеи фюрера, высказанной им во время встречи с высшими офицерами вермахта в самом конце марта – он сказал тогда, что в «крестовом походе против большевизма», который следует рассматривать как «борьбу мировоззрений», уничтожение большевистских комиссаров будет неизбежным следствием самого характера будущей войны.

Поддержание порядка в тыловой зоне армии возлагалось на «полицейские части СС».

Рейнхард Гейдрих заблаговременно, еще в мае 1941 года, сформировал специальные группы для проведения расстрелов по образцу, уже опробованному в Польше. Они насчитывали от 600 до 1000 человек, набранных из различных «ветвей» полицейской системы Рейха, укреплены кадрами из Ваффен СС [3] и поставлены под команду надежных офицеров, на которых, по мнению Гейдриха, можно было положиться.

Он в этом смысле предпочитал интеллигенцию – среди командиров были юристы, государственные чиновники и так далее.

Был даже оперный певец и протестантский пастор [4].

Все, что относилось к операции «Барбаросса» – как стал называться план нападения на Россию, держалось в строгом секрете не то что от послов союзников Германии, но даже и от имперских министров.

Конечно, некоторых пришлось ввести в курс дела.

Геббельс, например, должен был обеспечить информационное прикрытие – газеты получили указание писать на тему «героического захвата Крита». Особо непонятливым читателям объясняли, что Крит – остров. И был, тем не менее, захвачен воздушным десантом.

Британия – тоже остров, только побольше…

В самом начале июня Гитлер встретился с Муссолини. Встреча состоялась на перевале Бреннер, на итало-германской границе, и беседовали дуче с фюрером добрых два часа. Говорил, конечно, главным образом Гитлер.

Он, в частности, упомянул имя Гесса, и по свидетельству Муссолини, «фюрер плакал».

Чиано, зять Муссолини, а заодно – еще и министр иностранных дел Италии, полагал, что столь сильная реакция была вызвана ущербом его престижу, а не утратой верного сподвижника в течение столь многих лет. Из разговора с Риббентропом, кстати, Чиано вынес впечатление, что накопление германских войск в Польше носит чисто оборонительный характер. Вообще-то, и Муссолини и его зять ожидали, что Гитлер потребует у них каких-то уступок в пользу Франции – режим Петена в Виши определенно вырос в глазах Берлина.

К их большому облегчению, Гитлер на эту тему с ними не заговаривал.

Вместо этого он поделился с ними своими надеждами на то, что Черчилль будет смещен и заменен кем-нибудь вроде Ллойд Джорджа, что Кипр следует оставить в покое, а вовсе не захватывать десантом с воздуха, и потом вдруг перешел к «еврейскому вопросу».

Гитлер сказал, что «евреев следует убрать из Европы» и что подходящим местом для их размещения ему кажется Мадагаскар. Это была неправда. МИД Рейха, конечно, не смог выдержать состязание с СС в решении «еврейского вопроса», Гиммлер одолел Риббентропа.

Детали были поручены заботам «специальных команд» Гейдриха.

III

12 июня Гитлер встретился в Мюнхене с Ионом Антонеску [5]. Тот срочно прилетел из Бухареста – и вот с ним-то Гитлер поговорил более откровенно. Как-никак румынские войска предположительно через 10 дней должны были участвовать в наступлении, а их командование и понятия об этом не имело.

Антонеску просить себя не заставил.

Он был готов предоставить в распоряжение фюрера и Рейха все, чем располагает Румыния. Возвращение отнятых Бессарабии и Буковины уже было достаточным стимулом, а в придачу к этому можно было получить и новые земли в Приднестровье.

Дату наступления, правда, Гитлер ему не сообщил, но было решено, что «румынские войска будут приведены в максимальную готовность». Антонеску сказал, что 1812 год никак не может служить предостережением, потому что современная война ведется моторизованными войсками.

Сравнение Наполеона с Гитлером подразумевалось – и не к выгоде французского императора.

14 июня 1941 года Гитлер провел совещание с высшим генералитетом. В этот раз, как ни странно, он был готов не только говорить, но и слушать – и каждый из командующих армиями получил возможность высказаться.

В сумме получалось, что все они знают о численном перевесе противника, но твердо уверены в победе, ибо качество командного состава вермахта и Красной Армии просто несравнимо.

Гитлер взял слово позднее и говорил примерно час.

Он перечислил причины, по которым начинает войну. Прежде всего разгром СССР вынудит Великобританию заключить мир с Рейхом – она утратит последнюю надежду найти в Европе армию, способную послужить «английской пехотой».

Гитлер подчеркнул, что начинающаяся кампания будет борьбой против большевизма.

Следует ожидать, что русские будут отчаянно сражаться и могут последовать тяжелые бомбежки. Но Люфтваффе расчистит путь наземным войскам Германии, и худшее будет позади уже через 5–6 недель. Каждый солдат должен знать – сказал фюрер – что он бьется за то, чтобы разрушить большевизм, угрожающий поглотить Европу.

О том, что война против Англии не закончена, Гитлер не упомянул.

Через два дня после совещания с генералами Гитлер встретился с Геббельсом. У него была определенная слабость к своему министру пропаганды – возможно, в той или иной форме он видел в нем ученика. Может быть, даже младшего коллегу.

И он поговорил с ним довольно подробно.

Был упомянут Наполеон – и было сказано, что никакого сравнения с его неудавшейся русской кампанией нет и быть не может. Было добавлено, что у русских стоит на границе от 180 до 200 дивизий и что это много, но не беда, ибо вермахт много лучше и 130 дивизий будет довольно для победы. Гитлер надеялся, что все будет закончено в течение 4 месяцев.

Геббельс посмел возразить и сказал, что нет, победа будет достигнута много раньше.

Фюрер продолжал перечислять выгоды, которые принесет сокрушение России. Главным он считал то, что победа позволит сократить наконец армию и переключить промышленность на производство морских и воздушных вооружений. Пакт Молотова – Риббентропа был пятном на чести национал-социализма – и теперь это пятно будет смыто кровью.

Геббельс вышел от фюрера окрыленным.

18 июня 1941 года 200 тысяч памфлетов были отпечатаны для раздачи в войсках. 21 июня Гитлер продиктовал письмо своему главному союзнику, Бенито Муссолини.

Там было написано в частности, следующее:

«…теперь, приняв решение, я снова чувствую себя духовно свободным. Партнерство с СССР, несмотря на полную искренность в наших усилиях добиться конечного взаимопонимания, шло против всего моего существа, истока моего существования, против моих концепций».

Все было устроено так, чтобы Чиано получил письмо для передачи своему тестю в 3:00 часа ночи с 21 на 22 июня – то есть примерно в то самое время, когда на советско-германской границе должны были грянуть первые выстрелы.

Кончалось письмо так:

«…я счастлив тем, что освободился от мучительных сомнений…»

Примечания

1. Все это было, разумеется, не так просто. Самые секретные сообщения передавались не по радио, а наземной связью, через телетайпы. «Энигма» постепенно усложнялась, и каждое усложнение создавало для службы дешифровок «периоды темноты». Наконец, имелись и внутренние коды, уже внутри самой шифровки. Тем не менее многое удавалось узнать заранее, например переброска войск из Англии на Ближний Восток была сделана на основе анализа радиоперехватов, а не на основе «интуиции Черчилля».

2. Сведения о раскрутке «дела Гесса» и о воинских перебросках в СССР можно найти в книге: Ian Kershaw. Hitler. Vol. 2. P. 380.

3. «Ваффен-СС» (нем. die Waffen-SS) – военные формирования СС, возникшие на основе так называемых «политических частей» и зондеркоманд СС, вначале назывались «резервные войска СС». Название «Ваффен-СС» (Войска СС) было впервые использовано зимой 1939/40 года.

4. Ian Kershaw. Hitler. Vol. 2. P. 382.

5. Ион Виктор Антонеску (рум. Ion Victor Antonescu) – румынский государственный и военный деятель, маршал, премьер-министр и кондукэтор (аналог фюрера или дуче, рум. conducătorul, conducător) Румынии с 1940 года.

Война на уничтожение

I

На рассвете 22 июня 1941 года германские войска перешли русскую границу. Геббельс в дневнике сделал пометку – дата начала войны с Россией день в день совпала с началом похода Наполеона, только со сдвигом на 129 лет, с 1812-го на 1941-й.

Время изменилось – изменились и масштабы.

Германская армия вторжения насчитывала около 3 миллионов человек, оснащенных танками, самолетами и шестью сотнями тысяч всевозможных моторизованных средств от мотоциклов и до бронетранспортеров. Даже и этого не хватало – как и войско Наполеона, вермахт задействовал гужевой транспорт. 625 тысяч лошадей тащили всевозможную поклажу, включая легкую полевую артиллерию пехотных дивизий.

Красная Армия к концу июня 1941 года развернула у западных границ СССР примерно такое же количество войск, но в технических средствах ведения современной войны имела огромное численное превосходство. Считается, что против 2500 самолетов Люфтваффе советские ВВС имели не менее 8–9 тысяч машин, а против 3600 танков вермахта в приграничных округах танковые войска Красной Армии располагали 14–15 тыс. танков, из которых добрых две тысячи составляли Т-34 и КВ.

У немцев не было ничего подобного вплоть до 1943 года, их танковый парк больше чем наполовину состоял из «учебных» моделей с легким вооружением и противопулевой броней. Из общего числа танков вермахта на Восточном фронте, по состоянию на 22 июня 1941 года составлявшего 3332 машины, 1156 относились к моделям Т-1 и Т-2 и танками считались только условно, а еще 776 были трофейными чешскими, которые тоже ни на кого особого впечатления не производили [1].

Тем не менее блицкриг на Востоке пошел теми же темпами, какими летом 1940 года проходил «блицкриг на Западе».

Почему так случилось, мы разбирать не будем.

Во-первых, это делалось уже сотни раз – и на официальном уровне, и в бесчисленных мемуарах советских военачальников той поры, и в книгах историков уже нашего времени. Самый достоверный разбор, по-видимому, был сделан М. Солониным в его книге «Бочка и обручи» [2].

А во-вторых, в России этот вопрос и по сей день не исторический, а политический.

На то есть множество причин. Война 1941–1945 годов неспроста называлась в СССР Отечественной и продолжает называться так в современной России. Страна понесла немыслимые жертвы – и победила, но победа не привела к попытке понять правду о том, что происходило в начале войны на самом деле.

Отечественная война, вне всяких сомнений, – крупнейшее событие во всей истории России за последнюю сотню лет; нет, наверное, ни одной семьи, в которой война не оставила бы свой скорбный след, и вместе с тем она по-прежнему засекречена.

Архивы закрыты – и получается так, что совершенно бесспорные цифры оспариваются из патриотических соображений так, как будто таблицы умножения не существует.

Участвовать в спорах мы не будем, а перейдем к предмету, который никем вроде бы не оспаривается: число солдат Красной Армии, оказавшихся в плену, следовало считать на миллионы.

Данные, конечно, отличаются друг от друга в зависимости от используемого источника.

Скажем, германское командование в официальных данных указывало цифру 5 млн 270 тыс. человек. А по современным данным Генштаба Вооруженных Сил Российской Федерации, потери пленными составили 4 млн 559 тыс. человек. Ho в любом случае, не меньше половины их – от 2 до 2 с половиной миллионов человек – оказались в плену в первые месяцы войны.

Что с ними произошло?

II

Еще до Первой мировой войны жила себе в пределах Российской империи почтенная немецкая семья Бакке. Отец семейства Альбрехт Бакке после отставки из прусской армии занялся бизнесом, увидел в России значительные возможности для развития своего дела и поселился в Батуми.

Женился он на дочери швабского предпринимателя.

Условно швабского, потому что его семья жила в Закавказье давно, еще с XIX века, и в принципе не очень-то отличалась от других «старых немцев», которые в российскую действительность вписались вполне органично. В конце концов, национальным героем России после Русско-японской войны был Николай Оттович фон Эссен.

Семейству Бакке повезло куда меньше. Революция 1905–1907 годов ее разорила, Альбрехт Бакке покончил с собой, а его вдова осталась с 5 детьми на руках и без особых средств.

Она переехала в Тифлис – ее сыну Герберту Бакке было тогда 11 лет, он родился в 1896-м.

Мальчик учился в тифлисской гимназии, и учился очень хорошо. Думал продолжать образование, но тут начались события, выходящие, так сказать, за пределы контроля частного лица. Началась Первая мировая война, а по отцу он считался германским подданным. Царская власть особых жестокостей не творила, но немцев и австрийцев, оказавшихся в российских пределах, все-таки интернировали и, как правило, высылали во «внутренние губернии».

Так Герберт Бакке оказался на Урале.

На его счастье Гражданская война в России его почти не коснулась – в 1919 году через посредство шведского Красного Креста Бакке умудрился выбраться в Германию. Денег у него не было никаких – он работал дренажным рабочим, делал что-то на патронном заводе и наконец сумел устроиться на место бухгалтера.

Взгляды у Герберта Бакке были вполне определенные – в 1922 году вступил в СА.

В Геттингенский университет он успел поступить еще раньше, в 1920-м, и проучился там до 1923 года – изучал сельское хозяйство. В НСДАП он вступил «в силу глубоких личных убеждений» в 1925-м, a в 1933 году попал и в СС.

Рейхсфюрер СС Генрих Гиммлер рассматривал свою организацию как элиту движения и талантливых образованных людей буквально коллекционировал.

А Герберт Бакке был человеком действительно способным и уже в 1928 году стал членом прусского ландтага. С приходом национал-социализма к власти для него нашлось место и в рейхстаге, а с 1935 года он стал начальником бюро по вопросам поселения в Главном управлении СС по вопросам расы и поселения.

Ну что сказать?

Главное управление СС по вопросам расы и поселения (нем. SS-Rasse– und Siedlungshauptamt, сокр. RuSHA) было мощнейшей организацией. При Гиммлере СС стала целой империей и занималась уже не только личной охраной фюрера, всей полицией Рейха, всеми концентрационными лагерями, но еще проверкой арийского происхождения кандидатов в СС и их родственников, а также и «вопросами переселения колонистов на оккупированные территории».

А поскольку официальной политикой было всяческое сближение партии и государства, то Герберт Бакке вдобавок к своей, так сказать, «партийной» должности имел и государственную – он был статс-секретарем Имперского министерства продовольствия и сельского хозяйства. Если мы учтем административный хаос, возникший в Германии при правлении Адольфа Гитлера, то не удивимся, когда узнаем, что Бакке ко всему прочему руководил еще и вопросами продовольствия и сельского хозяйства в еще одной организации – Управлении по 4-летнему плану.

А управление это было подчинено Герману Герингу.

И вот ему-то на рассмотрение Бакке и представил свой план обеспечения Германии продовольствием. Он сухо, как и подобает специалисту, сообщил рейхсмаршалу, что в России переизбыток населения до 20–30 миллионов человек. В процессе коллективизации и последовавшей за ней индустриализации множество людей оказались выведены из сельской жизни и получили занятие на промышленных предприятиях.

Поскольку оборудование этих предприятий предполагалось либо разрушить, либо вывезти в Рейх, эти люди были бесполезны для целей Великой Германии. Они не только не производили бы продовольствие, но еще его и потребляли бы. Это продовольствие могло быть использовано Рейхом более рационально – например, для нужд армии, если бы не эти лишние едоки.

Следовательно, их надо уморить голодом.

III

В первые же дни и недели «войны на Востоке» метод начали опробовать на пленных. Их попросту не кормили. Вопрос – а кто, собственно, пленный, – решался широко. В их число включались не только солдаты в военной форме, но те, кто форму не носил, но оказался в полосе наступления германских войск и по возрасту казался подходящим для военнослужащего. Иной раз в эту категорию включали вообще всех мужчин в возрасте от 16 и до 55–60.

Дальше начиналась сортировка.

Выявленных политработников расстреливали сразу же – на этот счет существовал приказ. Евреев могли пристрелить сразу, а могли и передать «полицейским службам безопасности», идущим вслед за армией. Тогда их тоже расстреливали, но теперь уже не солдаты вермахта, а эсэсовцы. Выявление и той, и другой категории пленных проводилось или по документам, или с помощью их товарищей, захваченных вместе с ними.

Сомнение, как правило, толковалось не в пользу обвиняемого.

Недели за три до войны в вермахт были переданы приказы насчет поведения немцев на Востоке, составленные статс-секретарем Гербертом Бакке. Из них следовало, что «лучше ошибочное решение, чем отсутствие решения» и что верить в России, «стране коррупции, доносов и низкопоклонства», нельзя никому.

Так что в силу полученных разъяснений с расстрелом заподозренных обычно не колебались.

Остальных гнали в тыл. Отстающих без разговоров пристреливали. При попытке выйти из колонны за початком кукурузы или за картошкой – расстреливали на месте. Тех, кто выдерживал такой марш, помещали в наскоро устроенных «лагерях». Как правило, это были неглубокие овраги с оцеплением поверху из колючей проволоки. Еды пленным по-прежнему не давали, и смертность составляла до 3 % в день.

То есть за месяц лагерь вымирал целиком.

Политику потом несколько поменяли, но считается, что с начала войны и до конца декабря 1941 года в немецком плену умерло от одного до двух миллионов пленных.

Точное число, по-видимому, останется неустановленным – споры о числе советских военнопленных идут и по сей день, и цифры отличаются друг от друга чуть ли не на миллион.

Но конечно, не следует думать, что гражданское население завоеванных территорий было оставлено без внимания – это не вязалось бы с установлением строгого порядка.

А его установлением занимались службы безопасности СС.

IV

Идея Бакке об использовании голода для устранения «нежелательных элементов» уже опробовалась в Польше [3]. Но смерть от голода требует двух непременных условий: во-первых, полной изоляции убиваемых от окружающего мира – иначе, глядишь, какое-то количество картофельных очисток они все же раздобудут, во-вторых, некоторого времени.

Но понятно, что в ходе войны, двигаясь сразу вслед за волной наступающих войск, можно действовать и посвободнее. Планы на этот счет в ведомстве Рейнхарда Гейдриха были разработаны еще в марте 1941 года.

Его айнзацгруппам была поставлена задача «обеспечения безопасности и умиротворения тыловой зоны» в полосе наступления вермахта – с разъяснением, что необходимо ликвидировать всех евреев СССР, находящихся на государственной или партийной должности.

На словах было еще сказано, что ударение следует делать не на словосочетании «всех, находящихся на государственной службе», а на слове «всех».

Так и делалось. В Луцке 3 июля было расстреляно 1160 евреев – а уж были они партийными функционерами или сапожниками, никого особенно не интересовало. В Каунасе 6 июля расстреляли 2514 евреев – все было педантично учтено, а выявление «виновных» делалось с помощью местных добровольцев.

Они, кстати, и сами не терялись – оружия у них было мало, но человека совсем не трудно убить и булыжником. Почему люди убивают своих соседей, с которыми вроде бы прекрасно ладили еще вчера, – это вопрос открытый.

Может быть, просто потому, что это можно.

Толпа много хуже отдельного человека, ее можно раскачать и завести, и для этого достаточно пары охотников до чужой крови и ощущения того, что убивать тех, кто «отмечен», – это хорошо и правильно. Для иллюстрации этого положения современному российскому читателю достаточно вспомнить то, что в последние дни СССР происходило в Сумгаите или в Баку – а ведь тогда власть всего-навсего не вмешивалась.

Ну а летом 1941 года новая власть и вмешивалась, и сама показывала такие примеры, что нервы не выдерживали даже у членов расстрельных команд.

Бедняг, конечно, следовало как-то поощрить.

Возможно, поэтому-то Генрих Мюллер, начальник отдела IV Главного управления имперской безопасности, шифровкой сообщил командирам айнзацгрупп, что об их тяжелой, но необходимой работе будет доложено самому фюреру. К такому сообщению, право же, стоило прислушаться. Потому что отдел, которым заведовал Мюллер, занимался важными делами.

И вне формальных бюрократических рамок назывался проще – гестапо.

V

Геббельс в Берлине выражал свою искреннюю радость в связи с таким удачным ходом событий. Особенно его вдохновляло участие местного населения в истреблении евреев. Гитлер в своей январской речи 1939 года сказал, что если мировое еврейство развяжет войну против Германии, то в ней оно и погибнет, и Геббельс видел в происходящем «исполнение пророчества фюрера».

Тем временем темп проведения расстрелов все возрастал.

Работы хватало – в Литве, например, одна из айнзацкоманд в августе убила в 9 раз больше людей, чем в июле, а в сентябре увеличила и этот показатель еще в полтора раза.

Если в первые дни июня так называемой «большой акцией» считался расстрел, число жертв которого превышало 1000 казненных, то в октябре в Киеве, согласно отчету, было убито 33 771 человек.

Сосчитанных, как мы видим, аккуратно, с точностью до одной жизни.

Были и другие изменения. В первые недели войны они касались главным образом мужчин, но уже через месяц это было сочтено «недопустимой слабостью». И результаты были отражены в статистике: по отчету айнзацкоманды номер 3 в июле 1941 года ею было уничтожено 4239 евреев, из которых женщин было только 135, но в сентябре эта же доблестная «полицейская команда» убила уже 56 459 евреев, из которых 26 243 были женщины и 15 112 – дети [4].

Все это было санкционировано сверху и при этом – без всяких документов.

А просто шеф СС Генрих Гиммлер посетил в середине июля 1941 года главу Германского рейха Адольфа Гитлера в его Ставке. О чем они говорили – неизвестно, и никакие протоколы во время их бесед не велись. Но зато Гиммлеру были вручены общие тезисы выступления фюрера во время совещания, проведенного им 16 июля с Герингом, Кейтелем, Борманом и Розенбергом.

Там говорилось о том, что занятые во время войны территории никогда не будут возвращены, Рейх остается на них навеки и что их надо очистить. А поскольку Сталин объявил ведение партизанской войны, то это дает возможность провести очистку радикально, не останавливаясь перед крутыми мерами.

Полномочия на указанную очистку были всецело вручены Гиммлеру, и он отбыл на Восток с целью проследить за выполнением директив фюрера. 15 августа 1941 года под Минском он даже лично поприсутствовал на акции уничтожения. Ему стало плохо. Но он всегда считал, что «нельзя рассматривать вещи, исходя из позиции маленького «я», – необходимо судить обо всем с учетом общегерманских интересов и требований. А это связано иногда и с самопожертвованием».

И Генрих Гиммлер справился со своими чувствами.

Примечания

1. Сведения о танковом оснащении вермахта взяты из книги: Matthew Cooper. The German Army, 1933–1945. Scarborough House Publishers, 1990. P. 276. Чешский танк: PzKw 38 (7) весил порядка 10 тонн, то есть по защищенности соответствовал устаревшей немецкой модели Т-2.

2. Бочка и обручи, или Когда началась Великая Отечественная война? – Дрогобыч: Видавнича фірма «Відродження», 2004. 448 с., или, в несколько другом варианте: 22 июня, или Когда началась Великая Отечественная война? – М.: Яуза, Эксмо, 2007.

3. К середине 1941 года в Польше немецкое население получало 2613 килокалорий в день, поляки – 699 килокалорий и евреи в гетто – 184 килокалории. Еврейский рацион составлял 7,5 % ежедневной потребности в пище, польский рацион – 26 %. Только рацион, выделенный немцам, содержал достаточное количество калорий.

4. Ian Kershaw. Hitler. Vol. 2. P. 468.