Текст книги "Гений зла Гитлер"

Разговоры в Вольфшанце осенью 1941-го

I

Геббельс приехал в Ставку фюрера 23 сентября 1941 года и был удостоен беседы наедине. Адольф Гитлер просто светился от счастья – русский Юго-Западный фронт совершенно развалился, Киев был уже несколько дней как взят, вермахту досталась небывалая добыча. Скажем, одних только пушек было захвачено больше трех тысяч, в плену оказались 665 тысяч человек – и все это только благодаря решению Гитлера повернуть на юг танковую группу Гудериана, в принципе подчиненную группе армий «Центр». Гудериан, правда, бурно протестовал. Протестовал и генерал Гальдер, начальник Генштаба сухопутных сил вермахта.

Но как уже неоднократно Адольфу Гитлеру приходилось отмечать:

«Что понимают мои генералы?»

Они твердили ему, что никакие импровизации, связанные с детально разработанными планами, совершенно недопустимы, что у всякого стратегического замысла должна быть единая цель, что целью операции «Барбаросса» было взятие Москвы, что нельзя прерывать успешно идущую кампанию, что Москва – центр всех коммуникаций Европейской части России и ее взятие разорвет страну пополам, – но нет, Адольф Гитлер их не слушал.

Он знал, что их окостеневшие в традициях прусской военной касты мозги не в силах понять то, что ясно ему, – значение имеют только две вещи: уничтожение живой силы противника и захват его промышленных и сырьевых центров.

И вот он оказался прав. Одержана огромная победа, самая крупная из всех, какие только известны истории.

Геббельс был поражен.

Он видел гения, он видел великий дух в его свершениях. Теперь-то дела пойдут так, как им уже давно и полагалось идти, новые победы, небывалые доселе, будут одержаны в следующие три-четыре недели. Следующим будет Харьков, за ним – Сталинград, и большевики будут отрезаны от источников угля и нефти.

Что до Ленинграда, то, по мнению фюрера, его надо будет снести.

Прокормить его 5 миллионов населения невозможно – следовательно, их надо уморить голодом, а город разрушить – дом за домом, улица за улицей, и освободившаяся земля должна быть распахана. Для места, где родился большевизм, никакая другая участь не подходит.

И может быть, та же судьба постигнет и Москву.

Военные операции по окружению столицы начнутся примерно через месяц, к середине октября. Это может подождать – сначала надо занять индустриальные центры Украины. Генералы, конечно, твердят ему другое, но что они, в конце концов, понимают?

Гитлер совершенно уверен, что с падением Москвы и после того, как германские войска подойдут к Кавказу, Сталин попросит его о мире. И кто знает – может быть, Адольф Гитлер и согласится на это предложение. Большевизм с его сломленной военной мощью будет уже не опасен, а Сталин очень способный человек, он умеет держать русских в руках.

Когда против России выступит и Япония, Англия увидит наконец, что у нее больше нет надежды. Подводные лодки Рейха все усиливают удары по английскому судоходству, в стране нарастает голод – и рано или поздно Черчилль будет свергнут. Рейх предложит Англии щедрые условия мира – пусть Британская империя живет себе и дальше, но англичане должны перестать совать нос в европейские дела.

Европа принадлежит Германии.

II

В Лондоне сейчас любой турист может посмотреть штаб-квартиру Черчилля военных годов – это не слишком глубокий подвал под домом номер 10 на Даунинг-стрит – резиденция британских премьер-министров c очень давних времен [1].

Сталин во время войны Кремля не покидал.

Положим, в его штаб-квартиру времен войны туристов не водят, и можно только предполагать, что она скрыта где-то под землей, на уровне очень заглубленного в центре Москвы метрополитена или еще глубже, но во всяком случае никаких «шалашей» Сталин себе не устраивал.

А вот Адольф Гитлер примеру своих «коллег» не последовал.

Ему была устроена специальная резиденция, упрятанная в Восточной Пруссии, в лесу Гёрлиц, в 8 километрах от города Растенбурга, и названная Вольфшанце – «Волчье логово» [2].

Это был целый комплекс, в котором размещались бункеры самого Гитлера и помещения для его секретарей и сотрудников OKW – Верховного командования [всего] вермахта, ну и конечно, для связистов, охраны и прочего, что неизбежно входит в структуру Ставки Верховного командования.

Все это было упрятано посреди густого леса, на тщательнейшим образом охраняемой территории в 250 гектаров, оцепленной несколькими кольцами защитных полос из колючей проволоки, наблюдательных вышек, минных полей, со скрытыми позициями зенитных орудий и пулеметных гнезд. Поблизости имелись небольшой аэродром и железнодорожная станция, была связь с Берлином по прямому кабелю.

Размещение персонала было устроено самым спартанским образом – пример подавал сам фюрер.

У него была идея, что он – всего лишь первый солдат Рейха и соответственно жить должен по-солдатски. Отсюда, по-видимому, и возникла сама идея об устройстве Ставки Верховного командования не в Берлине, а в Восточной Пруссии, в лесу. Считалось, что таким образом фюрер разделяет с солдатами тяготы фронтовой жизни – поэтому сотрудникам Ставки следовало спать на койках вроде тех, которые имеются в купе вагонов второго класса.

Общая обстановка напоминала монастырь.

Имелось что-то вроде расписания. Главным событием дня было «обсуждение текущей ситуации», состоявшее в том, что Йодль и Кейтель докладывали фюреру об общем ходе дел. С командующими сухопутными силами Рейха фон Браухичем и Гальдером Гитлер встречался не чаще одного-двух раз в неделю – он не любил людей, которые относились к нему не так восторженно, как следовало бы.

Обед довольно пунктуально подавался в 2:00 часа дня.

Поскольку Гитлер держался строго вегетарианской диеты и был единственным, кто и задавал тему беседы, и говорил на эту тему, обеды в Ставке были очень скучные.

В 5:00 секретарши подавали кофе.

Второй военный отчет о положении на фронте проходил в 6:00 вечера. Как правило, его делал Йодль и укладывался в один час, потому что в 7:30 работа прекращалась, начинался ужин, после которого прокручивали какое-нибудь кино из тех, что нравились фюреру.

Что-нибудь легкое…

Уже поздним вечером за чайным столом собирались секретари, адъютанты и прочий обслуживающий персонал, кто имел привилегию видеть фюрера в неофициальной обстановке. Гитлер опять был единственным, кто говорил за столом, и его монологи затягивались до поздней ночи – фюрер любил послушать самого себя. Так что все, кто только мог, старались выспаться заранее, в дневное время.

Зевнуть во время монолога вождя Рейха было бы верхом неприличия.

III

Темы для монологов Гитлера могли быть разные, но превалировал Советский Союз. На стене и в Вольфшанце, и в его обычной резиденции в Бергхофе всегда была повешена карта СССР, и при малейшем поводе, а часто и без всякого повода, фюрер разражался речью часа эдак на полтора, в которой доказывал, что большевизм представляет собой смертельную угрозу для всей европейской цивилизации и что начало войны было своевременным, а иначе было бы слишком поздно.

Кто знает – может быть, Гитлер уговаривал в этом сам себя?

Он говорил, что через четыре недели все будет кончено.

Даты смещались, но Гитлер, по-видимому, этого не замечал. Раз за разом повторял, что Москва должна быть стерта с лица земли – это говорилось им даже секретаршам. Одной из них, когда она искала фонарик, он шутливо сказал, чтобы она не вздумала обвинять в краже фонарика его – он если и крадет, то целые страны [3].

Его любимой темой было то, как удачно обернулось размещение основной массы войск Красной Армии у самой границы – они не сумели отступить в глубь России, и таким образом, не пришлось гнаться за ними по плохим дорогам, с неизбежными проблемами в доставке снабжения.

То, что тезис об «отсутствии необходимости заходить вглубь России» противоречил тезису о «победе, одержанной в глубине российский территории», под Киевом, ему в голову не приходило.

Геббельсу он рассказывал, что две трети русских армий уже уничтожены – как, впрочем, и пять шестых их военной техники: танков, самолетов и артиллерии. Разговор состоялся 8 июля 1941 года, примерно через две недели после начала войны.

Гитлер сказал, что война, по сути, уже выиграна.

Что интересно, на тот момент с ним был полностью согласен обычно скептически настроенный Франц Гальдер. Он в своем дневнике тоже говорил, что «кампания на Востоке» в принципе уже выиграна и что произошло это в первые две недели войны.

Дальше у него оптимизма поубавилось. Он отметил, что разведка сообщала о паре сотен русских дивизий, а сейчас уже выявлено больше трехсот, и все время появляются новые формирования.

Русские резервы казались неисчерпаемыми – и потому-то Гальдер так негодовал на постоянные «директивы фюрера», вмешивающегося даже в тактические соображения своих генералов.

Гальдер был уверен, что в битве с колоссом удар надо наносить в голову – целью должна быть Москва, а вовсе не массы советских войск на Украине. Русским так или иначе придется собрать свои лучшие войска на защиту своей столицы – и тут-то их и можно будет наконец разгромить.

И Гальдер, можно сказать, «двигал небо и землю», пытаясь возобновить наступление на Москву как можно раньше.

Ему удалось это сделать только в октябре.

IV

Геббельс приезжал в Вольфшанце не просто так – у него была надежда уговорить фюрера выступить в Берлине. И во время их встречи 23 сентября он детально описал Гитлеру ситуацию: в настоящее время происходит серьезный тест психологического состояния (Belastungsprobe) немецкого народа.

Моральное состояние Германии не так хорошо, как это было раньше, людей надо поддержать.

В конце концов, они не видели фюрера с 4 мая 1941 года, когда он обратился к нации после победоносной Балканской кампании.

Так нельзя ли надеяться, что Гитлер покажется в Берлине?

Нет сомнений, что фюрер вновь, как и прежде, поднимет дух Германии и укажет ей правильный путь. Гитлер колебался. В конце концов Геббельсу удалось его убедить, но до последней минуты имелись сомнения с датой выступления. Его назначили на 3 октября 1941 года, но подтверждение того, что оно состоится, пришло к Геббельсу в Берлин только вечером 2 октября. B этот день началась операция «Тайфун» – группа армий «Центр» возобновила наступление на Москву.

И новости с фронта приходили очень обнадеживающие.

Так что с точки зрения Геббельса «сцена была подготовлена», и ему как режиссеру спектакля оставалось только надеяться, что не подкачает и самая яркая за последние 100 лет «звезда» политического театра Германии.

Специальный поезд фюрера прибыл в Берлин из Вольфшанце 3 октября 1941 года в час дня.

Геббельс встретил своего кумира в Рейхсканцелярии – надо было поговорить о тексте выступления. С общими тезисами министр пропаганды был уже знаком – они содержались в воззвании Гитлера к войскам на Восточном фронте. Там говорилось о том, что большевизм – худшая из форм капитализма, и что и большевизм, и капитализм приносят только бедность и разорение, и что это два щупальца одного и того же спрута – мирового еврейства.

Каждый солдат должен знать: надо закончить войну до наступления зимы, а время не ждет. Геббельс был уверен, что примерно в этом духе и будет построена речь вождя.

И он, в общем, не ошибся.

V

Кортеж фюрера встречали так, как это было в самые первые дни великой национальной революции 1933 года – вдоль улиц Берлина выстроились восторженные толпы. Так что настроение было задано сразу – и появление Гитлера на трибуне Дворца спорта встретили самой восторженной бурной овацией. У него всегда был дар – подзаряжаться от энергии верящей в него аудитории, и 3 октября 1941 года Адольф Гитлер превзошел самого себя.

Как ни странно, речь свою он начал с Англии.

Гитлер сказал, что мира нет только потому, что в Англии правит «клика поджигателей войны, подпираемая мировым еврейством». Нападение Германии на СССР он объяснил как превентивную меру самозащиты. Единственное, что в этом решении оказалось неверным, так это то, что никто и представить себе не мог, какие горы оружия были запасены в России против Германии, да и вообще против всей Европы:

«…мы были только на волоске от второго монгольского вторжения, как при Чингисхане, но теперь опасность устранена, враг разгромлен».

Дальше вермахт был превознесен до небес, усилия тыла были отмечены как превосходные, на Англию снова было вылито ведро сарказма – и под несмолкающие овации речь была завершена.

Геббельс был в полном восторге, проводил фюрера на поезд и вернулся к своим обязанностям министра пропаганды. У него на руках были крупные козыри – речь фюрера и превосходные новости с фронта.

Гальдер сообщил, что наступление группы армий «Центр» идет самым успешным образом.

78 дивизий вермахта, действуя в тесной координации с Люфтваффе, нанесли тяжелое поражение силам маршала Тимошенко в грандиозном двойном сражении под Брянском и Вязьмой. Число взятых пленных превосходило воображение, было захвачено гигантское количество всевозможного военного снаряжения.

Генерал Йодль полагал, что сейчас враг наконец-то будет сломлен.

8 октября 1941 года Гитлер в Вольфшанце предсказал, что полный коллапс русского фронта окажет целительное воздействие и на позицию Англии: Черчилль возлагал все свои надежды на эту карту – и проиграл.

Фюрер был в таком восторге, что даже навестил фон Браухича в штаб-квартире командования сухопутных сил вермахта и поздравил его с 60-летием. Жест был очень необычным – как правило, Гитлер осыпал его упреками в недостаточной твердости и эффективности.

13 октября в Вольфшанце прибыл министр экономики Рейха Вальтер Функ.

Он поделился с фюрером мыслью, что уж теперь, после завоевания жизненного пространства на Востоке, безработице в Германии придет конец. Это полностью соответствовало и мыслям национального лидера. Он считал, что Германии не нужны обширные колонии – ей нужен разве что Камерун да еще часть Бельгийского Конго. Все остальное она найдет на Востоке, и никакая река Нигер в Африке ей не нужна:

«…нашей Миссисипи станет Волга».

Гиммлер высказал свои заботы – он считал, что завоеванное пространство надо очистить от «излишков населения».

На этот счет уже имелся план Герберта Бакке.

Но если Бакке считал достаточным убрать половину «туземцев» – 25–30 миллионов человек, то Генрих Гиммлер считал это недостаточным. Излишками он считал где-то около 80–90 % населения, a более точные цифры следовало получить «методом обьективного научного анализа».

Гитлер сказал, что это все – вопрос будущего, и перевел разговор на то, что его в данный момент действительно интересовало, а именно на варварский саксонский акцент. Да и вообще, следовало бы обратить больше внимания на диалекты немецкого языка. Они затрудняют его изучение иностранцами.

А следует думать о будущем.

Примечания

1. С 1735 года дом время от времени, а с 1902-го постоянно является резиденцией премьер-министров. Изначально номер дома был 5. Первый британский премьер-министр Роберт Уолпол поручил архитектору У. Кенту объединить воедино три выделенных для его нужд здания XVI–XVII вв.

2. «Волчье логово», «Вольфшанце» (нем. Wolfsschanze) – Главная ставка фюрера (нем. Führerhauptquartier – FHQ) и командный комплекс Верховного командования Вооруженных сил Германии.

3. У Гитлера в Вольфшанце было две секретарши – Криста Шредер и Герда Дарановски. Шутка была обращена к Кристе Шредер, а весь эпизод описан в книге: Ian Kershaw. Hitler. P. 397.

Кризис в декабре

I

Обеспечение безопасности главы государства и вообще нелегкое дело – а уж во время войны, да еще во время его полета из Ставки в район расположения войск – это и вовсе головоломная задача. Но Люфтваффе все было по плечу – и визит фюрера в штаб-квартиру группы армий «Юг» прошел без сучка и задоринки. 2 декабря 1941 года специальный транспортный самолет в сопровождении эскорта истребителей благополучно доставил Адольфа Гитлера на место.

Там его встретил командующий, генерал-фельдмаршал Вальтер фон Рейхенау.

Он только три дня как вступил в должность. Его предшественник, генерал-фельдмаршал Герд фон Рундштедт, 29 ноября был отправлен в отставку за «неподчинение приказу фюрера».

Вообще-то тут вышло скорее недоразумение.

В Вольфшанце пришли новости о том, что русские отбили у вермахта Ростов. Поэтому Клейст хотел отвести свою танковую армию несколько назад, на надежную оборонительную позицию за рекой Бахмут, и уже получил на это разрешение от командующего группой армий «Юг» генерал-фельдмаршала Герда фон Рундштедта.

Гитлер запретил это делать, вызвал к себе главнокомандующего сухопутными силами Рейха фон Браухича, накричал на него и велел передать категорический приказ в штаб группы армий «Юг» – «Ни шагу назад!»

Тот так и сделал, но забыл присовокупить разъяснение, что приказ исходит от самого фюрера.

У Вальтера фон Браухича положение было трудное, хуже не придумаешь.

На него сверху давил Гитлер, который логические доводы не то что не воспринимал, а просто не слушал. А командующие группами армий, люди, теоретически подчиненные фон Браухичу, но равные ему по рангу и превосходящие его по опыту, по отношению к своему командующему держались холодно и отдаваемые им приказы считали абсурдом.

В этом отношении особенно отличался Герд фон Рундштедт, так что когда он получил из Ставки приказ фон Браухича, то ответил, что выполнить его не может и что либо приказ должен быть отменен, либо он, командующий группой армий «Юг», должен быть отстранен от должности.

Гитлер сместил его немедленно и назначил командующим фон Рейхенау.

Тот прибыл на место, ознакомился с делами, по телефону сообщил в Вольфшанце, что позиция, указанная Клейсту для «удержания любой ценой», уже потеряна, и запросил разрешения отвести войска на линию, уже определенную фон Рундштедтом, его предшественником.

Разрешение было дано, но Гитлер самолично вылетел на место «для инспекции».

Он все осмотрел, все одобрил, простил провинившегося Клейста, выразил Вальтеру фон Рейхенау свое благоволение, но фон Рундштедта в армию не вернул, тот так и остался «в резерве».

Адольф Гитлер, что называется, сохранил лицо.

Он, по-видимому, осознал, что сделал ошибку, что уволенный им фельдмаршал был прав, но Гитлеру было важно продемонстрировать, что ситуация в полосе наступления группы армий «Юг» теперь под контролем и положение выправлено вмешательством фюрера.

Он вернулся в Вольфшанце в тот же день, 2 декабря 1941 года.

А в ночь с 5 на 6 декабря русские начали наступление против группы армий «Центр».

II

Что и говорить – 3 октября, когда Гитлер произносил свою громовую речь в Берлине, все выглядело хорошо. Наступление вермахта шло успешно, уже 15 октября был взят Можайск.

До Москвы оставалось чуть больше сотни километров. Захват русской столицы выглядел вполне вероятным, и Гальдер строил свои планы с учетом удара по главной цели. Главный удар наносила группа армий «Центр», все основные усилия предполагалось сконцентрировать в полосе ее наступления.

Все танковые группы должны были быть направлены на Москву.

А что касается двух групп армий, «Север» и «Юг», действовавших по флангам русского фронта, то по плану они должны были остановиться, перейти к обороне и ограничиться удержанием захваченных территорий.

Дальше, однако, вмешался фюрер.

Он приказал начать наступление по всему фронту, наметив при этом три географически расходящихся направления. Группа армий «Север» под командованием фон Лееба должна была взять Ленинград, соединиться с войсками Финляндии и продолжать наступление в сторону Мурманска.

Группа армий «Юг», находившаяся в то время под командованием фон Рундштедта, должна была дойти до берегов Черного моря, оставить в тылу уже взятый Ростов и продолжать наступление дальше, в сторону Кавказа. Говорили, что Герд фон Рундштедт, получив такое распоряжение, смеялся до слез.

Оно показалось ему столь же комичным, как если бы ему было велено взять Луну.

Ну, а фон Бок, командующий группой армий «Центр», так уж и быть, должен был двигаться себе вперед и взять Москву.

Результатом распоряжений фюрера длина фронта почти удваивалась, а имеющиеся силы не сосредотачивались в единый мощный кулак, а разделялись на три растопыренных пальца. Гитлер почему-то считал, что все уже сделано, «гнилая конструкция СССР» скоро рухнет – надо только пнуть ее хорошенько.

То, что конструкция не падает, он не замечал.

Гальдер видел это совершенно по-иному. Сначала, как мы знаем, ему тоже казалось, что Красная Армия сломлена. Но нет – раз за разом появлялись все новые и новые резервы, они казались неисчерпаемыми, и воля противника сражаться совсем не исчезла. Наоборот – сопротивление становилось все более и более ожесточенным.

Франц Гальдер при всем своем уме был все-таки не политик, а солдат. Он в философские глубины не вдавался, а хотел решить проблему средствами сугубо профессиональными. Концентрация усилий вермахта на взятии Москвы могла дать результаты. Если бы Гитлер не распылил свои силы – весьма вероятно, что «столица мирового большевизма» была бы взята.

Но войны это, безусловно, не окончило бы.

Советское правительство еще с октября 1941 года начало определенные мероприятия по переносу своей деятельности дальше на восток, в Куйбышев. То есть на вещи смотрели довольно трезво и были готовы к худшему. Но контроль над страной не был потерян, и солдаты продолжали сражаться. План Герберта Бакке по избавлению от излишков населения, опробованный на беспомощных пленных, очень повлиял на обстановку. В Прибалтике да и на Западной Украине немцев воспринимали как освободителей. В пределах «старых границ» СССР – как новую Орду, только что не с Востока, а с Запада.

Биться с ней следовало насмерть…

III

К концу ноября ситуация на Восточном фронте ухудшилась настолько, что дрогнул даже обычно склонный к оптимизму Гудериан. В письме от 21 ноября 1941 года он писал, что его танковая группа дошла уже до предела того, что способны перенести и люди, и машины. Убийственный холод, нехватка укрытий от непогоды, непрерывные поломки танков и грузовиков, почти полное отсутствие запчастей и топлива, отставшие ремонтные мастерские – и все это перед лицом все новых и новых подкреплений, подходивших к Москве из глубины страны.

Декабрь 1941-го явно начинался нехорошо.

Геббельс записал, что дух его поднимает только одно – оптимизм фюрера.

Адольф Гитлер в разговоре со своим министром пропаганды признавал, что у вермахта нет хорошего противотанкового оружия, способного останавливать новые русские танки. Да, русское командование стало использовать свою бронетехнику более грамотно, и оно не жалеет своих людей и бросает их в атаки, не считаясь с потерями, но доблесть германского солдата способна превозмочь все.

Ни шагу назад – и все наладится.

А если Гудериан ворчит, что «в промерзшей земле не вырыть даже и окопа», то есть взрывчатка и есть саперы, и этого достаточно для того, чтобы можно было устроить оборонительные сооружения.

Сила воли превозмогает все.

А тем временем следует позаботиться о настроениях в тылу.

Гауляйтерам НСДАП 12 декабря 1941 года было отправлено послание, в котором объяснялась истинная военная ситуация, а не такая, какой ее видели безответственные паникеры.

Следовало принимать во внимание важнейший положительный факт, в корне меняющий политическую ситуацию в пользу Рейха: 7 декабря 1941 года японцы атаковали Перл-Харбор, Япония вступила в войну с США.

Черчилль объявил Японии войну, но это был только жест.

Гораздо важнее то, что Германия вновь обрела стратегическую инициативу. Рейх объявляет Америке войну. Теперь подводные лодки Германии обретут наконец свободу действий в Атлантике, и никакие припасы не смогут достигать английских берегов, и американские суда, прикрывавшиеся флагом фальшивого нейтралитета, пойдут ко дну.

Жаль, что происки Черчилля и его приспешников вынудили Германию сражаться против англосаксов, да еще и вместе с азиатами, но идет война не на жизнь, а на смерть, и Рейху следует придерживаться самого сурового прагматизма.

Адольф Гитлер заверял верных членов партии, что его намерение – покончить с большевизмом в следующем, 1942 году. И тогда, после победы, в Германии будет развернута широкая программа социальных преобразований, которая даст всем немцам полное материальное благосостояние. Огромные российские просторы, дешевое сырье и еще более дешевая рабочая сила послужат надежной основой для этой программы.

Но к 16 декабря стало ясно, что получили не «дешевое сырье», а тяжелый кризис.

IV

Гудериан рекомендовал немедленное отступление. Красной Армии удалось вбить широкий клин между 3-й и 4-й армиями, и общая ситуация по всему фронту группы армий «Центр» ухудшалась чуть ли не с каждым часом. Гитлер отреагировал немедленно, и не через фон Браухича или Гальдера, а действуя через их голову и обращаясь непосредственно к командующим армиями. Было приказано – держаться до последнего, отступления ни в коем случае не начинать, подкрепления идут на выручку, они уже в пути.

Генерал Фромм, командующий так называемой Резервной армией, был вызван в Ставку и получил приказ – собрать все, что только можно, и немедленно направить на Восточный фронт. Фромму удалось наскрести четыре с половиной дивизии, которые со всей возможной скоростью начали перебрасывать из Германии в Россию.

Ведал этим лично глава транспортных войск вермахта генерал Рудольф Герке.

Еще девять дивизий удалось освободить от гарнизонных обязанностей во Франции и на Балканах. 15 декабря генерал-фельдмаршал фон Бок, командующий группой армий «Центр», был освобожден от активной службы по его просьбе и по состоянию здоровья и переведен в резерв. 19 декабря за ним последовал фон Браухич. Фон Бока заменил командующий 4-й армией генерал Клюге.

Его отставку ожидали уже давно.

Гальдер говорил, что столь бесхарактерный человек, как Вальтер фон Браухич, позволил свести свою роль командующего сухопутными войсками Рейха до функции передаточной инстанции между Ставкой фюрера и штабами армий, и задавал риторический вопрос: чем он, собственно, отличается от почтальона?

Было, конечно, много разговоров по поводу того, кто же заменит фон Браухича.

Называли кандидатуры Гальдера, Манштейна и, как ни странно, Кессельринга. Странность тут была в том, что Кессельринг был генерал-фельдмаршалом от Люфтваффе.

Но Гитлер решил иначе.

Гальдера он не любил, однако признавал его высокий профессионализм и до поры оставил на месте начальника Генштаба. Манштейн, по мнению фюрера, был хорош, но заслуг у него было все-таки недостаточно. Способности Кессельринга признавали решительно все, но Гитлеру не хотелось назначать на высший пост в армии человека, очень уж обязанного Герингу.

Поэтому он отправил Кессельринга на Запад, на Средиземное море, а функции ушедшего в отставку генерал-фельдмаршала Вальтера фон Браухича возложил на себя.

19 декабря 1941 года Адольф Гитлер стал командующим сухопутными войсками Рейха.