Текст книги "Дюна: Дом Харконненов"

Вода – квинтэссенция жизни. Мы вышли из воды, адаптировавшись к ее отсутствию и продолжаем адаптироваться.

Имперский планетолог Пардот Кинес

– Здесь, в пустыне, у нас, фрименов, нет тех удобств, к каким привыкли вы, леди Фенринг, – сказала Шадур Мапес, проворно шагая впереди маленькой группы на своих коротких ножках. Походка ее была такой ловкой, поступь такой выверенной, что из-под ног не взлетала пыль, усеявшая каменистое плато, освещенное лунным светом. По сравнению с влажным воздухом оранжереи атмосфера пустыни была сухой, не сохранившей никаких следов дневного зноя. – Вы не замерзли?

Она оглянулась и посмотрела на светловолосую хрупкую Марго, гордо выступавшую впереди рутийского жреца. На Мапес была надета джубба с капюшоном, на лице виднелась маска защитного костюма, в темных глазах отражался свет второй луны.

– Мне не холодно, – просто ответила Марго. Хотя на ней было надето лишь блестящее домашнее платье, Марго уже отрегулировала свой обмен веществ так, чтобы приспособиться к климату пустыни.

– А эти домашние шлепанцы на тонкой подметке, – укоризненно проговорил священник, – они совсем не подходят для путешествия по пустыне.

– Вы сами не дали мне времени переодеться. – Как у всех Преподобных Матерей, подошвы ступней Марго были тверды, как железо, – следствие ежедневных упражнений в боевых искусствах, которыми каждая Сестра была обязана заниматься ежедневно. – Если подошвы сотрутся, то я пойду босиком.

Оба фримена могли только посмеяться такой безмятежной отваге.

– Она хорошо держит темп, – признала Мапес, – не то что все эти разбухшие от воды бездельники.

– Я могу идти быстрее, – предложила Марго, – если вы этого хотите.

Приняв это заявление как вызов, Шадур Мапес пошла вперед воинским шагом, причем дыхание ее нисколько не участилось. Марго последовала за женщиной, на лбу ее выступила испарина. Над головой с пронзительным криком пролетела какая-то ночная птица.

Грунтовая дорога вела из Арракина к селению Рутии, расположенному среди бугристых подножий Защитного Вала. Избегая заходить в населенные пункты, Мапес сделала крюк и повела группу по тропинке, поднимавшейся по склону скал.

Вскоре перед ними возникла громада камня – Оконечность Западного Вала, служившего границей Защитного Вала. Маленькая группа начала восхождение на Вал, сначала подъем был довольно пологим, но потом тропинка стала круто уходить вверх, огибая скользкие обрывистые кручи.

Фримены продолжали идти, не снижая темпа, уверенно ставя ноги в едва видимые выбоины в камне. Несмотря на свою тренированность в поддержании равновесия и выносливость, Марго, которая до этого бывала в пустыне лишь дважды, несколько раз оскальзывалась, и провожатым приходилось поддерживать ее под руки. Это доставило фрименам видимое удовольствие.

Прошло больше двух часов с тех пор, как они оставили уют и комфорт Резиденции. Марго пришлось мобилизовать все свои внутренние резервы, но пока она не выказывала никаких признаков слабости. Неужели так же шли по пустыне наши пропавшие без вести Сестры?

Мапес и священник обменялись несколькими словами на странном языке, который Марго, призвав на помощь глубинную память, распознала как язык чакобса, наречие, на котором фримены говорят на протяжении тысячелетий, с тех пор как переселились на Арракис. Поняв одну из фраз, сказанных Шадур, Марго тоже заговорила:

– Воистину велика сила Бога.

От этой реплики священник пришел в необыкновенное волнение, но его приземистая попутчица мудро заметила:

– С ней будет говорить Сайаддина.

Тропинка начала разветвляться, и фрименка вела их то вверх, то круто сворачивала в сторону, то снова поднималась вверх. В застывшем на морозе свете луны Марго увидела, что они по нескольку раз проходили одно и то же место. Значит, Шадур водит ее кругами, чтобы сбить с толку и дезориентировать. Однако воспитанная в Школе Сестер женщина легко запомнила дорогу во всех подробностях и при необходимости смогла бы легко выбраться отсюда.

Сгорая от нетерпения, она хотела попенять фрименам за то, что они водят ее по кругу, но решила промолчать, скрывая до времени свои способности. После стольких лет ожидания они наконец ведут ее в свой тайный город, туда, куда не ступала до сих пор нога ни одного чужестранца. Верховная Мать Харишка потребует подробного отчета, и, кто знает, может быть, именно Марго выпадет удача получить ту информацию, за которой столько лет охотился Орден Бене Гессерит.

Остановившись на каменистом выступе, Мапес прижалась к скале и начала ощупывать ровную поверхность кончиками пальцев. Марго без колебаний последовала ее примеру. Далеко-далеко светили огни Арракина, внизу виднелись строения деревни Рутии.

Стоявшая в нескольких метрах от Марго Мапес внезапно исчезла в скале. Преподобная Мать увидела в гладкой поверхности узкий вход в пещеру, настолько узкий, что в него едва мог протиснуться один человек. Внутри пещера расширялась влево, и в тусклом свете Марго рассмотрела следы инструментов, которыми фримены рубили стены пещеры. В нос ударил запах множества немытых тел. Мапес поманила Марго за собой.

Когда к ним приблизился священник, Мапес сняла со створки запор и, толкнув замаскированную дверь, открыла ее внутрь. Стали слышны голоса, гудение машин и возня множества людей. Плавающие светильники, покачиваясь в потоках воздуха, отбрасывали на стены тусклый желтый свет.

Мапес прошла сквозь занавешенный проход в помещение, где на автоматических станках женщины ткали полотна из шерсти и пустынного хлопка. В душном влажном воздухе неподвижно висел мускусный запах человеческих испарений, смешанный с ароматами меланжевых курений. Все взгляды были направлены на царственную блондинку.

Из ткацкого цеха они вышли в другое помещение, где какой-то мужчина помешивал некое варево в металлическом котелке, подвешенном над огнем. Отблеск пламени заплясал на морщинистом лице Шадур, придавая звериное выражение ее синим глазам. Марго старательно приглядывалась к окружающему, пытаясь не упустить ни одну мелочь для своего донесения. Она не могла себе представить, что фримены могут иметь такую численность и создавать тайные поселения.

Наконец они вышли в большой зал с земляным полом, засаженный пустынными растениями и разделенный на секции тропинками. Марго узнала сугаро, дикий люцерн и нищую траву. Это же настоящая ботаническая станция!

– Подождите здесь, леди Фенринг. – Мапес пошла дальше в сопровождении священника. Оставшись одна, Марго принялась изучать флору, наклонившись к молодым светлым побегам кактуса. В соседней пещере раздались голоса и какое-то речитативное пение.

Марго подняла голову и увидела старую женщину в черной накидке. Эта странная женщина с морщинистым худым лицом, жилистая, как проволока шиги, неподвижно стояла на дорожке, скрестив на груди руки. На шее старухи виднелось ожерелье из сверкающих металлических колец, а темные глаза напоминали глубокие впадины в черепе.

Повадка женщины, ее присутствие напомнили Марго о Бене Гессерит. На Валлахе IX Верховная Мать Харишка готовилась отметить свой двухсотлетний юбилей, но эта женщина выглядела даже старше. Ее организм был до предела насыщен пряностью, кожа выглядела старой больше от жестокого климата, чем от возраста. Даже голос казался высушенным.

– Меня зовут Сайаддина Рамалло. Мы готовы провести церемонию семени. Присоединяйся к нам, если ты действительно та, за кого себя выдаешь.

Рамалло! Мне знакомо это имя. Марго сделала шаг вперед, с ее уст едва не сорвалась секретная шифрованная фраза, говорившая о ее причастности к работе Защитной Миссии. Женщина по имени Рамалло исчезла в песках Дюны ровно сто лет назад… это была последняя из пропавших без вести Преподобных Матерей.

– Сейчас не время для этого, дитя мое, – остановила ее Сайаддина. – Все ждут. Они, так же как и я, исполнены нетерпением и любопытством.

Вслед за Сайаддиной Марго вошла в огромный зал, заполненный тысячами и тысячами людей. Марго даже во сне не представляла себе, что в скале можно вырубить такое огромное помещение и при этом спрятать его от неусыпного ока Харконненов. Как фрименам это удалось? Ведь здесь был не какой-то жалкий поселок, а целый тайный город. У фрименов наверняка было больше тайн и больше секретных планов, чем подозревал ее супруг, граф Фенринг.

На обоняние обрушился шквал неприятных запахов. На некоторых фрименах были надеты запыленные плащи, другие были в защитных костюмах с отсоединенными дыхательными трубками. В стороне стоял священник, приведший Марго из Арракина.

Я уверена, что они не оставили никаких следов нашего ухода из Резиденции. Если они меня убьют, то никто никогда не узнает, что со мной случилось. Меня просто постигнет участь всех других Сестер. Марго мысленно улыбнулась. Нет, если мне причинят вред, то Хазимир найдет виновных. Фримены могут сколько угодно воображать, что умеют хранить тайны, но даже они не в состоянии соперничать с Фенрингом, если он решит сосредоточиться на поисках.

Фримены могут в этом сомневаться, но у Марго таких сомнений не было.

Когда последние люди пустыни вошли в пещеру из разных входов, Рамалло взяла руку Марго своими жилистыми пальцами.

– Идем со мной. – Высохшая Сайаддина повела ее по каменным ступеням на каменный помост, где они обе повернулись лицами к толпе.

Стояла неправдоподобная тишина, нарушаемая лишь шорохом одежды, похожим на шелест крыльев летучей мыши.

Испытывая внутренний трепет, Марго встала рядом со старухой. Я чувствую себя искупительной жертвой. Чтобы успокоиться, она выполнила несколько дыхательных упражнений. На нее, как волны, накатывали взгляды тысяч непроницаемых фрименских глаз.

– Шаи Хулуд смотрит на нас, – произнесла Рамалло. – Пусть войдут мастера воды.

Сквозь толпу к помосту прошли четверо мужчин, несших с собой два бурдюка. Подойдя к помосту, они поставили бурдюки к ногам Сайаддины.

– Это семя? – спросила Рамалло.

– Это семя, – в унисон ответили мужчины, повернулись и отошли.

Открыв один из бурдюков, Рамалло омочила руки в воде.

– Будь благословенна вода и семя ее. – Она вытянула вперед руки, любуясь каплями воды, словно драгоценными переливающимися сапфирами.

Слова и сам ритуал ошеломили Марго своей схожестью с принятой в Бене Гессерит церемонией испытания ядом, в процессе которой Сестра становилась полноправной Преподобной Матерью. Для того чтобы подвергнуть испытуемую проверке, применялись несколько веществ – смертельных ядов, в результате развивались мучительные боли и происходил душевный кризис. Это видоизмененный ритуал Защитной Миссии? Неужели пропавшие Сестры поделились с фрименами и этим секретом? Если так, то что еще знают люди пустыни о планах Общины Сестер?

Рамалло развязала горловину бурдюка и протянула бурдюк Марго. Не колеблясь больше ни секунды, она опустилась на колени и, взяв в руку трубку с мундштуком, на мгновение остановилась.

– Если ты воистину Преподобная Мать, – прошептала Рамалло, – то выпьешь этот настой дыхания Шаи Хулуда без всякого для себя вреда.

– Я воистину Преподобная Мать, – сказала Марго, – и мне случалось пить это раньше.

Фримены хранили почтительное молчание.

– Ты никогда не пила этого раньше, дитя мое, – произнесла старуха. – Тебя рассудит Шаи Хулуд.

Из бурдюка пахнуло знакомым запахом пряности, однако он отдавал какой-то горечью. Едкая голубая жидкость, казалось, источала смерть. Марго перенесла испытание, чтобы стать Преподобной Матерью, но едва не умерла во время ритуала.

Но она сделает это снова!

Стоя рядом с ней, Сайаддина раскрыла трубку второго бурдюка и сделала глоток. Глаза ее закатились.

Я не должна бояться, подумала Марго. Страх убивает разум… Мысленно она прочитала всю литанию против страха, потом высосала из трубки каплю жидкости. Малая капля коснулась кончика ее языка.

У жидкости оказался отвратительный вкус, едкий дурман ударил ей в затылок. Яд! Тело ее непроизвольно отпрянуло, но она заставила себя сосредоточиться на своей биохимии, изменив молекулу в одном месте, заменив пару радикалов в другом. Для этого потребовалось все ее искусство.

Марго выпустила трубку изо рта. Сознание ее начало блуждать, время прекратило свой вечный неостановимый бег. Марго дала волю своей подготовке, своим навыкам, позволив им взять верх над бренным телом. Надо изменить состав жидкости, уничтожить яд, надо превратить его во что-то полезное, создать катализатор, который преобразует жидкость в бурдюке…

Жидкость во рту стала сладкой.

Все поступки, которые совершила Марго в течение всей жизни, стали видны, словно изображенные на ленте, протянувшейся перед ее мысленным взором. Сестра Марго Рашино-Зеа, ныне леди Фенринг, исследовала себя в мельчайших деталях: клетку за клеткой, волокно за волокном, переживая заново каждую мысль, которая когда-либо приходила ей в голову. Наконец где-то в самой глубине своего существа Марго нашла темное запретное место, место, которое восхищало и ужасало одновременно. Туда мог заглянуть только давно ожидаемый Квисац Хадерах. Лисан аль-Гаиб.

Я переживу это, сказала себе Марго.

В голове отдавалось гулкое эхо. Она видела искаженный образ Сайаддины, которая мелькала перед ней. Вперед выступил мастер воды и, прижав трубку к губам Марго, снял с них каплю преобразованного яда и влил ее в бурдюк. Сайаддина выпустила из рук второй бурдюк, и мастер вылил туда часть содержимого первого бурдюка, чтобы запустить реакцию преобразования.

Люди бросились к бурдюкам, чтобы слизнуть с них капли преобразованного зелья, снимая драгоценную влагу с губ лихорадочными движениями языков. Рамалло произнесла фразу, эхом отдавшуюся в голове Марго.

– Ты помогла превратить яд в лекарство, полезное для них.

Странно, это было не похоже ни на что, испытанное Марго прежде… Хотя если подумать, то разница не слишком-то и велика.

Медленно, словно мечтатель, пребывавший в своих грезах, Марго начала возвращаться в настоящий мир. Она снова увидела каменные стены пещеры, память о прошлом снова стала размытой. Фримены касались пальцами бурдюков, слизывали капли и отходили в сторону, чтобы и другие могли подойти к заветному зелью. В подземелье начала царить всеобщая эйфория.

– Да, когда-то и я была Преподобной Матерью, – по прошествии некоторого времени сказала Рамалло. – Много лет назад я была знакома с вашей нынешней Верховной Матерью.

Все еще пребывая в тумане под действием мощного средства, Марго не смогла даже показать, насколько она потрясена. Старуха кивнула.

– Мы учились на одном курсе с Сестрой Харишкой… как же давно это было. Я вступила в Защитную Миссию и была послана сюда вместе с девятью другими Преподобными Матерями. Многие Сестры нашего Ордена исчезли здесь раньше, растворившись среди фрименов, некоторые просто умерли в пустыне. Жизнь на Дюне тяжела даже для тренированных Преподобных Матерей. Даже с меланжей, которой мы здесь научились пользоваться по-новому.

Марго заглянула в глаза Рамалло и увидела в них понимание.

– В твоем послании говорится о Лисане аль-Гаибе, – произнесла Рамалло дрожащим от волнения голосом. – Он уже близок, не так ли? После стольких тысячелетий.

Марго понизила голос, хотя фримены и без того вряд ли слышали ее, охваченные экстазом ритуала.

– Мы надеемся, что он явится через два поколения.

– Эти люди тоже долго ждут. – Сайаддина посмотрела на людей, впавших в совершеннейшую эйфорию. – Я могу открыть тебе кое-какие тайны Бене Гессерит, дитя мое, но у меня двойные обязательства. Я теперь фрименка и обязана соблюдать верность ценностям народа пустыни. Некоторые тайны нельзя открывать пришельцам. Настанет день, когда мне надо будет назначить преемницу, и, естественно, ею станет кто-то из местных женщин.

Рамалло наклонила голову.

– Тау-оргия сиетча – это пункт, где сливаются фримены и Бене Гессерит. Задолго до того, как здесь появились члены Защитной Миссии, эти люди уже знали, как пользоваться силой познания, которое придает пряность. Хотя делали они это примитивным, варварским способом.

Фримены тем временем разбрелись по уголкам большого подземного зала. Кто-то, одурманенный зельем, впал в транс, погрузившись в размышления, кто-то неистово совокуплялся с представителями противоположного пола. Размашисто изображенная ткань реальности опустилась на них, превращая тяжелую жизнь в светлый и веселый образ.

– В течение многих столетий такие Сестры, как я, вели их к принятию новых церемоний, и нам удалось приспособить старые фрименские обычаи к нашим целям.

– Вы совершили здесь великое дело, Мать. На Валлахе IX будут рады узнать об этом.

Фрименская оргия продолжалась, но Марго чувствовала себя какой-то оцепенелой, и ей казалось, что все это происходит в каком-то ином мире и другом измерении. Старуха подняла костлявую руку в благословении, чтобы вернуть молодую Преподобную Мать в реальный мир.

– Иди и отправь донесение Харишке. – Рамалло улыбнулась. – И передай ей этот подарок.

С этими словами Сайаддина извлекла из-под накидки переплетенную книжку. На титуле Марго прочла: «Учение о дружественной пустыне». Ниже мелкими буквами было напечатано: «Это место исполнено жизни. Здесь пребывают аят и бурхан жизни. Верьте, и аль-Лат никогда не сожжет вас».

– Это похоже на книгу Ажара, – воскликнула Марго, удивленная до глубины души при виде издания, адаптированного для фрименов. – Нашу книгу Великих Тайн.

– Передай мою освященную копию Харишке, это доставит ей удовольствие.

Исполненный благоговения по отношению к Марго, рутийский священник проводил ее обратно в арракинскую Резиденцию. Она вернулась домой перед рассветом, когда на востоке появились первые оранжевые блики, предвестники скорого восхода, и нырнула в постель. Никто в доме, за исключением, естественно, Мапес, не знал, что она уходила в пустыню. Взволнованная Марго несколько часов пролежала в кровати без сна.

Через несколько дней, решив задать Сайаддине множество появившихся у нее вопросов, Марго вышла из Резиденции и, руководствуясь своей безупречной памятью, направилась к сиетчу. При ярком свете полуденного солнца она взобралась на Оконечность Вала и по узкому выступу прошла к входу в сиетч. От жары движения ее были немного замедленными.

Проскользнув внутрь прохладной пещеры, Марго с удивлением обнаружила, что на дверях нет герметических заглушек. Она прошлась по помещениям. Везде было пусто. Ни ткацких станков, ни мебели, ни людей. Никаких доказательств ее пребывания здесь. Остались только запахи…

– Итак, ты все же не доверяешь мне до конца, Сайаддина, – громко крикнула Марго.

Марго надолго задержалась в пещере, где происходила оргия. Она опустилась на колени в том месте, где попробовала Воду Жизни, чувствуя, как в ее голове отдается эхо голосов людей, которые долго жили здесь, а теперь навсегда исчезли.

На следующий день в Резиденцию из инспекционной поездки в пустыню вернулся граф Хазимир Фенринг. За обедом, расслабившись в присутствии красавицы-жены, он спросил ее, что она делала в его отсутствие.

– Ничего, мой милый, – ответила она, небрежно отбросив на спину свои роскошные медовые волосы и пощекотав кончиком языка щеку мужа. – Занималась растениями в оранжерее.

Я принимаю священное обличье человека. Как я делаю сейчас, так и ты сделаешь это, когда придет срок. Я молюсь, чтобы это было так. Пусть будущее всегда остается неопределенным, чтобы быть полотном, на котором пишутся наши дерзновенные желания. Так условие быть человеком определяется постоянным противостоянием вечной tabula rasa. У нас нет ничего, кроме момента, который мы посвящаем разделяемому и творимому нами священному облику.

Благословение Бене Гессерит

– Так мы испытываем людей, девочка.

Сидевшая за своим столом Преподобная Мать Элен Гайус Мохиам выглядела чужой; лицо ее было каменным, в глазах застыло беспощадное выражение.

– Это испытание, альтернативой которого может быть только смерть.

Мгновенно напрягшись, Джессика встала перед Верховным Проктором. Голенастая девочка с длинными бронзовыми волосами, лицо которой обещало вскоре расцвести необычайной красотой. Послушница, приведшая ее в кабинет, тихо вышла, со зловещим щелчком затворив за собой дверь.

Какое испытание приготовила она для меня?

– Слушаю, Преподобная Мать. – Собрав все силы, Джессика постаралась придать своему голосу безмятежное спокойствие.

Получив недавно повышение, Мохиам приобрела новое звание – Верховный Проктор Школы Матерей на Валлахе IX. Теперь у Мохиам был свой кабинет с древними книгами, составленными в шкафу из прозрачного плаза, где поддерживалась постоянная влажность. На обширном столе стояли три подноса и на каждом геометрическая фигура: зеленый металлический куб, бриллиантовая красная пирамида и золотой шар. Предметы блестели от бликов отраженного света, и Джессика несколько долгих мгновений завороженно рассматривала этот танец света.

– Ты должна внимательно выслушать меня, девочка, не пропуская ни одного слова, не упуская ни одной интонации, ни одного нюанса. От этого зависит твоя жизнь.

Джессика свела брови, взглянув прямо в крошечные, как пуговицы, птичьи глаза пожилой женщины. Мохиам выглядела испуганной и явно нервничала. Но почему?

– Что это? – спросила Джессика, указав на необычные предметы.

– Не слишком ли ты любопытна?

В ответ девочка покорно наклонила голову.

– Они суть то, что ты о них думаешь. – Голос Мохиам был сух, как ветер пустыни.

Предметы на подносах синхронно вращались, и сквозь отверстия в них было видно, что эти предметы полые, и полости повторяют форму геометрических фигур. Джессика сосредоточила внимание на красной пирамиде с треугольным отверстием в одной из граней.

Пирамида начала двигаться к ней. Это реальность или иллюзия? Пораженная Джессика широко открыла глаза, как зачарованная глядя на приближающийся к ней странный предмет.

За пирамидой последовали два других предмета, и скоро все три фигуры плавали в воздухе перед лицом Джессики. Прозрачные лучи пересекались, отбрасывая радужные цветные блики в точках пересечения, производя едва слышные щелчки и шелест.

Любопытство Джессики смешалось со страхом.

Мохиам выждала несколько секунд, потом произнесла железным тоном:

– В чем заключается первый урок? Чему ты научилась с тех пор, как была еще совсем маленькой?

– Люди ни при каких условиях не должны подчиняться животным. – Джессика сознательно проговорила эти слова с нотками гнева и нетерпения, и Мохиам должна была это понять. – После всего того, чему вы меня научили, Верховный Проктор, как могли вы усомниться в том, что я – человек? Какой повод я дала вам…

– Молчать. Человеческие существа не всегда могут называться людьми. – Она обошла стол с грацией дикой кошки, вышедшей на охоту, и проницательно всмотрелась в лицо Джессики сквозь отблески, плясавшие между кубом и пирамидой.

Девочка почувствовала, что у нее в горле запершило от неясного предчувствия. Из опыта общения с Мохиам она знала, что все только начинается. Так и вышло.

– Много лет назад, во время великого Джихада, люди в большинстве своем были просто органическими автоматами, подчинявшимися командам мыслящих машин. Разгромленные и раздавленные бездушными машинами, они перестали сопротивляться, задавать вопросы и мыслить. С виду эти существа были людьми, но они потеряли искру, которая придавала им человеческую суть. Но лучшая часть людей взбунтовалась. Они начали сражаться, отказались подчиниться и, в конце концов, победили. Они одни вспомнили, что это значит – быть человеком. И мы не вправе забывать уроки того опасного времени.

Накидка Преподобной Матери прошелестела в воздухе, когда Мохиам отошла в сторону и вдруг с молниеносной быстротой выбросила вперед руку и приставила небольшую иглу, прикрепленную к кончику пальца, к щеке Джессики чуть ниже правого глаза.

Девочка не отшатнулась. Пергаментные щеки Мохиам сморщились в улыбке.

– Ты слышала об орудии гом-джаббар; этот враг убивает только животных, тех, кто в своем поведении следует не учению, а инстинктам. Кончик иглы пропитан мета-цианидом. Малейший укол, и ты умрешь.

Игла застыла в полной неподвижности, а Мохиам склонилась к самому уху девочки и тихо заговорила:

– Из этих трех предметов один содержит боль, второй – удовольствие, а третий – вечность. Община Сестер часто использует эти вещи в различных комбинациях. Для того чтобы пройти тест, ты должна выбрать предмет, который больше всего подходит тебе, и испытать его, если осмелишься. Других вопросов не будет, в этом заключается весь экзамен.

Не поворачивая головы, Джессика осмотрела фигуры, используя приобретенные в Школе навыки пристального наблюдения и что-то еще, что она сама не смогла бы определить словами, и поняла, что пирамида – это удовольствие, куб – боль, а шар – вечность. Джессике никогда не приходилось проходить подобные испытания, и, мало того, она о них никогда не слышала, но знала об орудии гом-джаббар – легендарной игле, созданной в незапамятные времена.

– Вот такой тест, – повторила Мохиам. – Если ты потерпишь неудачу, я уколю тебя.

В ответ Джессика проговорила не дрогнувшим голосом:

– И я умру.

* * *

Проктор склонилась над Джессикой, как хищная птица, наблюдая за каждым движением, за каждым жестом девочки. Мохиам не могла показать Джессике свои душевные муки и страх, но она знала, что Джессика должна пройти тест.

Ты не должна потерпеть неудачу, дочка.

Гайус Элен Мохиам учила Джессику с тех пор, когда та была еще совсем ребенком, но девочка ничего не знала о своей наследственности и своем предназначении, о своей важности для селекционной программы Общины Сестер. Она не знала и того, что Мохиам – ее родная мать.

Джессика тем временем побледнела от сосредоточенности. На гладком лбу заблестели капли пота. Мохиам вгляделась в формы геометрических фигур и увидела, что девочке еще предстоит пройти несколько ментальных уровней, прежде чем принять окончательное решение…

Дитя мое, ты должна выжить. Я не смогу сделать этого снова, ведь я так стара.

Первая дочь, зачатая бароном, оказалась, как и предвещал сон, больной и слабой. Мохиам собственноручно убила больное дитя, уверенная в том, что видение было истинным; она видела кульминацию тысячелетней селекционной программы Общины Сестер. Пользуясь мощным предзнанием, она провидела, что ожидает империю: распад и гибель, сожженные планеты и невиданный доселе геноцид. Если выполнение программы пойдет неверным путем. Если в следующем поколении родится негодный для продолжения рода ребенок.

Мохиам уже убила одну из своих дочерей и без колебаний принесет в жертву и Джессику. Если это окажется необходимым. Лучше убить свое дитя, чем допустить новый ужасный джихад.

Отравленный кончик серебряной иглы застыл в волоске от шелковистой кожи Джессики. Девочка задрожала.

Джессика изо всех сил пыталась сосредоточиться, уставив вперед невидящий взор и вспоминая литанию против страха. Я не должна бояться. Страх убивает разум. Страх – это маленькая смерть, которая несет с собой полное отупение.

Делая глубокий вдох, она подумала: Что мне выбрать? Если я приму неверное решение, то умру. Джессика поняла, что надо погружаться глубже, и в этот момент на нее снизошло озарение: геометрические фигуры выстроились в той последовательности, в какой переживает человек свой жизненный путь – боль рождения, удовольствия жизни и вечность смерти. Она должна выбрать самое глубокое, сказала Мохиам. Но только одно? Так с чего же начинать, если не сначала?

Сначала боль.

– Я вижу, что ты сделала выбор, – сказала Мохиам, глядя, как девочка поднимает правую руку.

Джессика осторожно вставила руку в отверстие зеленого куба. В тот же момент она ощутила нестерпимое жжение такой силы, словно ее кости погрузились в кипящую лаву. Ногти сморщились и отделились от плоти, не выдержав адского жара. Никогда в жизни Джессика не могла представить, что бывает такая мука. Боль между тем продолжала усиливаться.

Я встречу свой страх и позволю ему пройти надо мной и сквозь меня.

Неимоверным усилием воли она смирилась с потерей руки, блокировав свои нервы. Она сделает все, что требует от нее долг. Но логика взяла свое, девочка не перестала думать, несмотря на сильную боль. Что-то она не видела в Школе ни одной безрукой сестры, а ведь кто-то из них наверняка подвергался такому же испытанию…

Когда страх пройдет, то не останется ничего.

Аналитическая часть разума поняла, что она не чувствует запаха паленого мяса, не видит сероватого дыма и не слышит потрескивания кипящего и вспыхивающего жира своей плоти.

Останусь только я.

После отчаянной попытки блокировать чувствительные нервы Джессике удалось притупить боль. От кисти до локтя она теперь чувствовала только онемение; боль перестала существовать. Глубже, еще глубже. Несколько мгновений спустя Джессика утратила физическую форму, дух ее полностью отделился от тела.

Из отверстия куба, словно дымок курения, выполз легкий туман.

– Хорошо, хорошо, – шепотом подбодрила свою воспитанницу Мохиам.

Туман – свидетельство правильного понимания, проявленного Джессикой – перешел в отверстие пирамиды. Теперь девочку охватила волна наслаждения, настолько возбуждающая, что Джессика едва могла перенести ее. Она переходила от одного экстаза к другому, дрожала от восторга, растекалась от удовольствия и вновь восставала, словно громадная волна цунами в безбрежном просторе океана. Все выше и выше, вот она уже на гребне волны…

Но в этот момент дымка осознания перевалила через гребень и рухнула в пропасть, увлекая за собой Джессику.

Образы потускнели и исчезли. Джессика ощутила, что ее ноги обуты в матерчатые тапочки, что к материи прилипли ее потные пятки, и ощутила сквозь тонкие подошвы твердость пола. Ее правая рука… Она все еще не чувствовала ее, не могла ее видеть, и запястье отказывалось повиноваться – способность к движению сохранили только глаза.

Скосив глаза вправо, Джессика всмотрелась в приставленную к ее щеке отравленную иглу, за которой был виден золотой шар вечности. Мохиам твердо держала иглу гом-джаббара, и девочка сконцентрировала взгляд на серебряном острие, сверкавшем, как далекая звезда. Один укол, и Джессика духом и телом вступит в золотую сферу вечности, откуда нет возврата. Теперь девочка не чувствовала ни боли, ни наслаждения, только отупляющий покой. Она приняла решение.

Пришло понимание: Я – ничто.

– Боль, наслаждение, вечность – все интересует меня, – тихо произнесла Джессика, услышав свой голос как бы со стороны, – ибо что одно значит без остального?

Мохиам поняла, что девочка преодолела кризис и выдержала испытание. Животное не может взять верх над такой несгибаемой натурой. Джессика покачнулась, силы ее были на исходе. Мохиам убрала отравленную иглу.