Текст книги "Дюна: Дом Харконненов"

Вселенная есть место недоступное, непостижимое, совершенно абсурдное; место, от которого жизнь – в особенности жизнь разумная – совершенно отчуждена. Здесь нет места безопасности или основополагающему принципу, на котором покоилась бы организация вселенной. Есть только преходящие, замаскированные отношения, ограниченные конечными измерениями и обреченные на неизбежные изменения.

Буддисламский текст медитации из Бифроста Эйри

Избиение Раббаном меховых китов в Тула-Фьорде было только первым в цепи несчастий, обрушившихся на Абульурда Харконнена.

В один солнечный весенний день, когда после суровой зимы начали таять снег и лед, мощная лавина похоронила под собой Бифрост Эйри, самое большое убежище, построенное в горах буддисламскими монахами-затворниками. Кроме того, этот населенный пункт был родовым имением Дома Раббанов.

Снежный обвал спустился с гор, как громадный белый молот, сметая все на своем пути. Лавина сокрушила дома и погребла под собой тысячи отшельников. Отец Эмми, Онир Раута-Раббан, послал просьбу о помощи прямо в резиденцию правителя, на имя Абульурда.

Придя в смятение, Абульурд и Эмми сели в орнитоптер и возглавили колонну транспортных машин, на которых находились отряды добровольцев. Одной рукой Абульурд правил орнитоптером, а другой ободряюще сжимал холодные как лед пальцы жены. Время от времени он бросал испытующий взгляд на сильный профиль Эмми, на ее длинные черные волосы. Хотя она не была красавицей в классическом смысле этого слова, Абульурд никогда не уставал любоваться ею и быть рядом с супругой.

Они летели вдоль изрезанного бухтами берега, а потом свернули в сторону зубчатых горных хребтов. Ко многим монашеским убежищам нельзя было добраться по суше, потому что к ним не вели дороги. Поселения монахов прятались среди высоких утесов и скал. Все сырье, которое добывалось в горах, все припасы и люди доставлялись сюда только орнитоптерами.

Четыре поколения назад слабеющий Дом Раббанов уступил финансовые и промышленные права на планету Дому Харконненов на том условии, что представителей Дома Раббанов оставят в покое и позволят жить на Ланкивейле. Религиозные ордена построили в скалах монастыри, где принялись за углубленное изучение писания и сутр, чтобы постичь глубины богословия, вникнув в его тончайшие нюансы. Дому Харконненов нельзя было желать лучшего.

Бифрост Эйри был первым городом, построенным как воплощение мечты о Шангри-Ла на высоких хребтах ланкивейльских гор. Высеченные в камне здания располагались выше облаков, вечно окутывавших планету. С балконов, на которых медитировали монахи, пики гор выглядели, как утесы среди бескрайнего моря вечных туч. Башни и минареты были отделаны золотом, с большим трудом добытым в отдаленных шахтах. Каждая стена была покрыта резными фризами и картинами древних саг, побуждающими к правильному моральному выбору.

Абульурд и Эмми часто посещали Бифрост Эйри, навещая ее отца и просто для того, чтобы отдохнуть в монастыре от мирских забот. После семилетнего пребывания на жарком и пыльном Арракисе супруги провели в Бифрост Эйри целый месяц для того, чтобы очистить свой дух.

И вот теперь внезапный обвал уничтожил этот монументальный реликт древнего духа. Абульурд не знал, хватит ли у него сил вынести такое раздирающее душу зрелище.

Они сидели, тесно прижавшись друг к другу, пока орнитоптер забирался все выше и выше, минуя зыбкие воздушные потоки. Поскольку внизу не было никаких ориентиров, Абульурд руководствовался координатами, внесенными в бортовую навигационную систему орнитоптера. Воздушное судно пролетело мимо острого как бритва хребта, миновало ледниковую впадину, а потом стало подниматься вдоль изрезанного ущельями черного склона, где совсем недавно стоял город. Нестерпимый солнечный свет слепил глаза.

Эмми не отрываясь смотрела вперед своими яшмовыми глазами, считая вершины и ориентируясь по одной ей ведомым признакам. Вдруг она встрепенулась и, не выпуская руку мужа, показала вниз. Абульурд узнал несколько сверкающих золотых завитков и молочно-белые камни, на которых некогда покоились самые величественные сооружения Бифрост Эйри. Почти треть города была сметена и перестала существовать, словно гигантская снежная метла снесла на своем пути все, будь то скала, храм или возносящий молитву монах.

Орнитоптер приземлился на том месте, где находилась центральная площадь, на которой сейчас толпились добровольцы, вооруженные спасательной техникой. На громадном снежном поле собрались уцелевшие монахи и прилетевшие их спасать люди. Одетые в черное монахи с помощью подручных средств пытались выкопать из-под снега выживших, но чаще находили под плотным настом лишь окоченевшие тела.

Абульурд вышел из орнитоптера и помог выйти жене, боясь, что у нее подкосятся ноги. Он и сам едва устоял на ногах, почувствовав слабость в коленях при виде такого неслыханного бедствия. Хотя сильный ветер швырял в лицо мелкую ледяную крошку, слезы, которые потекли из светлых глаз Абульурда, были вызваны не холодным ветром.

Заметив, что прибыли высокие гости, похожий на медведя бургомистр Онир Раута-Раббан направился к ним. Его рот открывался и закрывался над бородой, закрывавшей половину лица, но слов не было, старый Онир потерял дар речи. Выбросив вперед свои могучие руки, он прижал к себе дочь. Потом Абульурд обнялся со своим тестем.

Бифрост Эйри славился своей архитектурой, домами с призматическими хрустальными окнами, отражавшими радужный свет на склоны гор. Люди, жившие здесь, были искусными ремесленниками, изготовлявшими ценности, отвечавшие вкусам самых богатых и придирчивых покупателей. Больше всего были известны уникальные книги, выполненные каллиграфическими шрифтами, и иллюстрированные светящиеся рукописные экземпляры подарочных копий Оранжевой Католической Библии. Лишь богатейшим из Великих Домов были доступны эти инкунабулы, вручную сделанные монахами Ланкивейля.

Самыми интересными, однако, были поющие статуи, составленные из кварцевых кристаллов, имевших определенные резонансные частоты. Если ударить по одному кристаллу, то он начинал звучать, вызывая звучание соседних кристаллов, и так до тех пор, пока не начинала петь вся статуя, исторгая неслыханную нигде в империи музыку…

– Скоро сюда прибудут рабочие команды и транспорты с оборудованием, – сказал Абульурд Ониру Раута-Раббану. – Они привезут с собой строительные материалы и средства первой помощи.

– Мы видим здесь лишь скорбь и трагедию, – сказала Эмми. – Я понимаю, что сейчас ты не можешь ясно мыслить, отец, но если мы можем сделать что-то еще, то…

Огромный человек с квадратными плечами кивнул в ответ на слова дочери.

– Можете, дочка.

С этими словами Онир посмотрел в глаза Абульурда.

– В следующем месяце мы должны выплатить свою десятину Дому Харконненов. Мы сумели продать достаточно хрусталя, ковров и рукописных книг, выручив много соляри. Но теперь, – он жестом указал на место бедствия, – все это оказалось погребенным под снегом, и мы не знаем, где взять деньги, чтобы уплатить долг.

При заключении исходного соглашения между Домом Раббанов и Домом Харконненов было оговорено, что религиозные города Ланкивейля будут платить каждый год в казну Харконненов определенную сумму, после чего последние не будут иметь к общинам никаких финансовых претензий. Абульурд поднял руку.

– Об этом вам не надо беспокоиться, – сказал он тестю.

Несмотря на традиционную жестокость Дома Харконненов, Абульурд, для того чтобы нормально жить со своими подданными, всегда старался обходиться с людьми с тем уважением, которого те заслуживали. Однако с тех пор, как его сын своей бессмысленной и жестокой охотой лишил пропитания все население Тула-Фьорда, Абульурд почувствовал, что пал в черную пропасть одиночества. Только любовь Эмми поддерживала его среди тьмы отчаяния, придавая силы и оптимизм.

– Вы получите все, в чем нуждаетесь. Сейчас же самое важное – отыскать всех уцелевших и восстановить город.

Онир Раута-Раббан был настолько опустошен трагедией, что потерял способность плакать. Сухими глазами смотрел он на людей, взбиравшихся вверх по склону горы. С ясного синего неба светило яркое солнце. Лавина окрасила мир в девственно-белый цвет, скрыв под ослепительным покрывалом черноту причиненного ею горя.

В своем личном кабинете на Гьеди Первой, где он часто совещался с ментатом и племянником, барон Харконнен отреагировал на происшедшее с соответствующим случаю негодованием. Бурно обсуждая происшедшее, барон, приплясывая на подвесках, перемещался по кабинету, в то время как двое других собеседников сидели в креслах-собаках. Новая декоративная трость стояла у свободного кресла, предназначенная не для того, чтобы опираться на нее при ходьбе, а для того, чтобы при случае ударить провинившегося. Набалдашник трости был выполнен не в виде головы песчаного червя, как прежний, украшавший выброшенную трость, а в виде грифона – герба рода Харконненов.

В углах помещения высились декоративные колонны, придавая кабинету вульгарный вид. В одном из углов располагался сухой фонтан. В комнате не было окон: барон не любил рассматривать промышленные пейзажи. Пол был выложен плитками, прохладной поверхности которых, с помощью подвесок, едва касались босые ноги барона. В углу напротив фонтана был виден небрежно прислоненный к стене флаг. За много лет никто не удосужился поставить его прямо.

Барон вперил пылающий взгляд в Глоссу Раббана.

– Твой отец снова проявил мягкотелость и малодушие.

Раббан отпрянул, испугавшись, что дядя снова отправит его на Ланкивейль увещевать Абульурда. На Раббане был надет жилет цвета морской волны, обнажавший толстые мускулистые руки. Коротко подстриженные рыжеватые волосы были прилизаны из-за того, что Раббан часто носил каску.

– Я не хочу, чтобы вы напоминали мне, что он – мой отец, – произнес Раббан, стараясь смягчить гнев барона.

– На протяжении четырех поколений поток платежей от монастырей Ланкивейля не иссякал. Таково было наше соглашение с Домом Раббанов. Они всегда платят, понимая, что условия надо соблюдать. А теперь, из-за какого-то ничтожного, – барон фыркнул, – снегопада они хотят уклониться от платежа десятины? Как может Абульурд весело махнуть рукой и освободить своих подданных от уплаты законных налогов? Он правитель планеты и несет ответственность за состояние дел на ней.

– Мы всегда можем заставить другие города платить больше, – предложил Питер де Фриз, прокручивая в мозгу дополнительные возможности. Встав с кресла-собаки, он приблизился к барону. Свободная накидка развевалась вокруг его худого тела, придавая ментату вид зловещего, грациозно передвигающегося призрака.

– Я не согласен с такой постановкой вопроса, – сказал барон. – Предпочитаю, чтобы в наших финансовых делах царил абсолютный порядок, а Ланкивейль до сих пор умел платить, оставаясь чистым перед нами.

Владимир Харконнен протянул руку к столику и налил себе рюмку киранского коньяка. Он отхлебнул пахнувшую дымом жидкость, надеясь, что она выжжет боль из его суставов. С тех пор как он начал пользоваться механическим поясом, тело барона от отсутствия физических нагрузок стало еще тяжелее, повиснув тяжким бременем на его костях.

Кожа барона источала запахи эвкалипта и чеснока, которые он добавлял в ванны. Мальчики втирали глубоко в кожу ароматические мази, но самочувствие барона, несмотря на это, продолжало ухудшаться.

– Если мы сделаем послабление для одного города, оно повлечет за собой эпидемию техногенных катастроф и неплатежей под разными благовидными предлогами. – Он поджал свои полные губы и вперил в Раббана взгляд свои черных паучьих глаз.

– Я понимаю, чем вы раздражены, дядя. Мой отец непроходимо глуп.

Де Фриз поднял свой длинный костлявый палец.

– Могу ли я высказаться по существу дела, если позволит мой барон? Так вот, Ланкивейль выгоден для нас в первую очередь благодаря добыче китового меха. Практически весь доход от этой планеты определяется именно этим промыслом. Несколько безделушек и сувениров из монастырей продаются за очень хорошую цену, да, это так, но в целом это мизерная статья дохода, не имеющая для нас никакого практического значения. Исходя из общих соображений, мы требуем, чтобы все платили, но мы не нуждаемся в этих платежах. – Ментат замолчал.

– И в чем же заключается твоя точка зрения?

Ментат вскинул свои кустистые брови.

– Моя точка зрения, мой барон, в данном конкретном случае, заключается в том, чтобы… если можно так выразиться, войти в положение.

Раббан разразился громовым смехом, так похожим на хохот дяди. Изгнание на Ланкивейль все еще отзывалось болью, как гноящаяся рана.

– Дом Харконненов управляет леном Раббанов на Ланкивейле, – сказал барон. – Учитывая колебания цен на рынке пряности, мы должны быть уверены во всех источниках поступления денежных средств. Видимо, мы ослабили внимание, перестав пристально наблюдать за действиями моего сводного брата. Наверное, он подумал, что может быть снисходительным, а мы не станем обращать на это никакого внимания. Надо в корне пресечь такой образ мыслей.

– Что вы собираетесь предпринять, дядя? – прищурившись и подавшись вперед всем телом, спросил Раббан.

– Предпринимать будешь ты. Мне нужен человек, знакомый с местными условиями Ланкивейля и понимающий, что такое власть.

Раббан, поняв, что последует дальше, от нетерпения судорожно сглотнул слюну.

– Ты возвращаешься на Ланкивейль, – распорядился барон. – Но на этот раз не в виде наказания. Теперь ты займешься там важным делом.

Сестры Бене Гессерит не лгут. Правда служит нам лучше.

Кодекс Бене Гессерит

Одним хмурым утром герцог Лето в одиночестве сидел за столом, накрытым во дворе каладанского замка, глядя на нетронутый завтрак: копченую рыбу с яйцами. На правой ладони Лето лежала папка с документами, напечатанными на армированной металлом бумаге. Кайлея где-то занималась делами. Так много работы, и вся она не представляет никакого интереса.

На столе остывали остатки завтрака Туфира Гавата; ментат торопился на важные объекты, безопасность которых требовала неусыпного надзора. Мысли Лето невольно вращались вокруг лайнера, с которого на Каладан скоро прибудет челнок.

Чего хочет от меня Орден Бене Гессерит? Зачем они прислали сюда свою делегацию? Он не имел дела с Общиной Сестер с тех пор, как побывал на Валлахе с Ромбуром, чтобы выбрать для того постоянную наложницу. Представители Ордена желали поговорить о деле чрезвычайной важности, но отказались сообщить подробности.

Лето сильно нервничал. Сегодня ночью он почти не смыкал глаз. Безумие усобицы между Эказом и Моритани давило тяжким грузом. Получив мандат Ландсраада на дипломатическое посредничество в конфликте, Лето не жалел никаких усилий и был ужасно огорчен недавним известием о похищении и казни членов семьи эрцгерцога. Лето был знаком с дочерью Арманда Эказа Санией, находил ее привлекательной и раздумывал о возможности брака с ней. Но грумманские головорезы убили Санию.

Он понимал, что этот узел невозможно разрубить без кровопролития.

Над букетом цветов, поставленным посреди стола, закружилась оранжево-желтая бабочка. Красивое насекомое на мгновение развлекло Лето, но потом мысли его вернулись в прежнее русло.

Много лет назад, во время конфискационного суда, Община Сестер предложила ему свою помощь, но Лето понял еще тогда, что это была отнюдь не бескорыстная щедрость. Да и Туфир Гават предупреждал о том же:

– Сестры Бене Гессерит – не девочки на побегушках. Они сделали предложение, потому что хотели этого, потому что это зачем-то было нужно им самим.

Конечно, Гават был, как всегда, прав. Сестры Бене Гессерит были непревзойденными мастерами хранения тайн, власти и упрочения своих позиций. Преподобная Мать тайного ранга стала супругой императора; Шаддам постоянно держал при себе древнюю Вещающую Истину, женой имперского министра по делам пряности Хазимира Фенринга тоже была Сестра Бене Гессерит.

Почему они проявляют ко мне такой интерес? – недоумевал Лето.

Бабочка уселась на папку с документами и развернула крылышки, покрытые великолепным узором. Даже Туфир Гават, обладая незаурядными способностями ментата, не мог выдать какой-нибудь мало-мальски полезной проекции о возможных мотивах Сестер. Может быть, стоило спросить об этом Тессию, наложницу Ромбура. Женщина обычно давала недвусмысленные ответы на прямо поставленные вопросы. Но хотя Тессия и была теперь членом Дома Атрейдесов, она сохранила верность Общине, а ни одна организация не умеет так хранить тайны, как Орден Бене Гессерит.

Подхваченная потоком воздуха, пестрая бабочка заплясала перед глазами Лето. Он протянул вперед руку ладонью вверх, и к его удивлению крошечное насекомое без страха село на подставленную площадку. Бабочка была так легка, что Лето не чувствовал ее веса.

– Ты знаешь ответы на мои вопросы? Хочешь заговорить со мной?

Бабочка без колебаний доверила Лето свою жизнь, словно знала, что он не причинит ей вреда. Так же доверяли ему простые люди Каладана. Бабочка вспорхнула с ладони герцога и спустилась на землю искать росу в тени обеденного стола.

Внезапно во дворе появился слуга.

– Мой герцог, делегация прибыла. Она уже в космопорту!

Лето резко встал, смахнув со стола тяжелую металлическую папку, которая с грохотом упала на каменные плиты двора. Слуга поспешно наклонился, чтобы поднять папку, но Лето отстранил его. Тяжелый предмет упал на бабочку и убил ее. Его небрежность стоила жизни невинному созданию. Лето опустился на колени рядом с мертвым насекомым и неподвижно простоял несколько секунд.

– Вы хорошо себя чувствуете, мой герцог? – обеспокоенно спросил слуга.

Лето выпрямился и ногой отодвинул папку в сторону. Лицо его приняло стоическое выражение.

– Сообщите делегации, что я приму ее в своем кабинете, а не в космопорту, как было оговорено ранее.

Слуга поспешил выполнять приказание, а Лето, наклонившись, поднял мертвую бабочку и осторожно положил ее между листами папки. Тяжелый металл раздавил тело насекомого, но крылья сохранили свое великолепие. Лето решил поместить бабочку в футляр из прозрачного плаза и поставить в своем кабинете, чтобы всегда помнить, как легко истребить красоту, проявив минутную небрежность…

Лето, одетый в черную форму и зеленый головной убор, украшенный знаками герцогского достоинства, поднялся из-за деревянного письменного стола. Он поклонился вошедшим пятерым женщинам в черных накидках, ведомым пожилой седой дамой с суровым лицом, впалыми щеками и ясными живыми глазами. Взгляд Лето невольно задержался на идущей следом юной бронзоволосой красавице. Потом герцог снова посмотрел на предводительницу.

– Я Преподобная Мать Элен Гайус Мохиам. – В лице женщины не было враждебности, но она не улыбалась. – Благодарю вас за разрешение говорить с вами, герцог Лето Атрейдес.

– Обычно я не соглашаюсь на встречи без заранее проведенных переговоров, но поскольку вы редко обращаетесь ко мне с подобными просьбами, я решил сделать исключение. – По совету Туфира Гавата Лето решил с самого начала вывести членов делегации из равновесия.

Слуга затворил дверь личного кабинета, и Лето жестом указал гостьям на ментата.

– Преподобная Мать, позвольте представить вам начальника моей охраны Туфира Гавата.

– А, это знаменитый мастер убийств, – произнесла Мохиам, посмотрев в глаза Гавату.

– Это всего лишь неофициальный титул. – Полный неприятных подозрений, Гават коротко склонил голову. В воздухе повисла напряженность, и Лето не знал, как с ней справиться.

Женщины расселись по предложенным креслам, и Лето поймал себя на том, что не может отвести взгляд от молодой красавицы, которая осталась стоять. На вид ей можно было дать не больше семнадцати лет; широко посаженные глаза на овальном лице, слегка вздернутый нос и полные чувственные губы. Вела она себя с царственным достоинством. Видел ли он ее раньше? Лето не мог с уверенностью ответить на этот вопрос.

Мохиам посмотрела на девушку, которая напряженно стояла посреди комнаты, и они обменялись серьезными, полными скрытого смысла взглядами.

– Это Сестра Джессика, талантливая послушница, обученная очень многим вещам. Мы хотим представить ее вашему Дому и дать ей наши рекомендации.

– Представить ее нам? – В голосе Гавата прозвучали резкие нотки. – Как слугу или как вашего шпиона?

Девушка зло посмотрела на него, но тотчас же снова потупила взор, скрыв свое возмущение.

– Она может быть супругой или настоящим генератором идей. Это решать герцогу. – Мохиам намеренно не обратила внимания на обвиняющие интонации ментата. – Сестры Бене Гессерит доказали свою способность быть хорошими советниками для многих Домов, включая Дом Коррино.

Она смотрела в глаза Лето, не упуская из виду маневры Гавата.

– Сестра может наблюдать и делать свои выводы и умозаключения… но это не делает ее шпионкой. Многие аристократы считают наших женщин прекрасными спутницами – умными, красивыми, сведущими в искусстве…

Лето перебил женщину:

– У меня уже есть наложница, которая к тому же мать моего ребенка.

Он взглянул на Гавата и понял, что ментат быстро обрабатывает новые данные.

Мохиам понимающе улыбнулась.

– Такой важный человек, как вы, может иметь больше, чем одну женщину, герцог Атрейдес. Вы ведь еще не выбрали себе жену.

– В отличие от императора я не держу гарем.

Другие сестры начали выражать нетерпение, и Мохиам тяжело вздохнула.

– В традиционное понимание слова «гарем», герцог Лето, включаются все женщины, за которых несет ответственность мужчина. Это и сестры, и мать, и наложницы, и жены. Слово «гарем» не имеет сексуального смысла.

– Словесная игра! – прорычал Лето.

– Вы хотите играть в эти игры или желаете заключить сделку, герцог Лето? – Мохиам оглянулась на ментата, словно решая, насколько откровенной можно быть в его присутствии. – Мы внимательно следим за положением дел в Доме Атрейдесов. От нашего внимания не ускользнул также и заговор, составленный против вас много лет назад.

Едва заметным движением Гават привлек внимание Лето. Герцог подался вперед.

– Какой заговор, Преподобная Мать?

– Прежде чем мы откроем эту жизненно важную информацию, нам с вами следует прийти к взаимопониманию. – Лето нисколько не был удивлен таким поворотом дела. – Не слишком ли много мы просим взамен?

Ситуация требовала немедленного разрешения, и Мохиам решила было применить Голос, но потом воздержалась, поняв, что это не удастся скрыть от ментата. Джессика продолжала стоять в центре кабинета, будто выставленная на всеобщее обозрение.

– Любой другой аристократ был бы рад иметь такую красивую девушку у себя… в любом качестве.

Мысли Лето смешались. Ясно, что они хотят иметь на Каладане своего человека. Но для какой цели? Просто для распространения своего влияния? Но зачем им так беспокоиться? Тессия уже здесь, если уж им так нужен шпион. Дом Атрейдесов пользуется влиянием и уважением, но все же мы не имеем большой власти в Ландсрааде.

Почему именно я попал в сферу их интересов?

И почему мне так усиленно показывают именно эту девушку?

Лето встал, обошел вокруг стола и протянул руку в сторону Джессики.

– Подойди ко мне.

Грациозным шагом девушка пересекла кабинет и подошла. Она была на голову ниже герцога, безупречно чистая кожа излучала здоровье. Остановившись, Джессика, не мигая, стала смотреть в глаза Лето.

– Я слышал, что все Сестры Бене Гессерит – ведьмы, – сказал герцог, проведя пальцем по бронзовым шелковистым волосам Джессики.

Она выдержала его взгляд и произнесла тихим нежным голосом:

– Но у нас тоже есть душа и тело. – Губы ее были чувственными и зовущими.

– И чему же научили вашу душу и тело?

Она отразила его провокационный вопрос с безмятежным спокойствием:

– Нас научили хранить верность… давать наслаждение в любви… рожать детей.

Лето посмотрел на Туфира Гавата. Старый воин уже вышел из транса и согласно кивнул, давая понять, что не возражает против сделки с Бене Гессерит. Однако, обсуждая план проведения встречи, они договорились вести себя агрессивно, чтобы посмотреть, как Сестры Бене Гессерит поведут себя, испытывая психологический прессинг. Их надо было вывести из равновесия, чтобы ментату было легче наблюдать за ними. Кажется, сейчас появилась такая возможность.

– Я не верю, что Бене Гессерит может что-то дать, не требуя ничего взамен, – рявкнул герцог, неожиданно приходя в ярость.

– Но, милорд… – Джессика не успела закончить фразу, потому что Лето, выхватив свой украшенный драгоценными камнями кинжал, приставил его острие к горлу девушки и притянул к себе Джессику.

Сестры Бене Гессерит не двинулись с места. Они смотрели на Лето с раздражающим спокойствием, понимая, что Джессика в любой момент может убить его, если захочет. Мохиам следила за сценой своими непроницаемыми птичьими глазами.

Джессика откинула назад голову, еще больше открывая нежное горло. Так поступают волки. В минуту опасности они показывают нападающему самое уязвимое место, и агрессия гаснет.

Лето еще больше надавил лезвием на кожу Джессики, не настолько, правда, сильно, чтобы потекла кровь.

– Я не доверяю вашим предложениям.

Джессика припомнила приказ, который отдала ей Мохиам, когда они сошли на землю в космопорту.

– Пусть падут все цепи, – сказала суровая учительница. – Ты должна родить от него младенца женского пола.

Джессике не сказали, какое место занимает она в селекционной программе, и в ее положении она не имела права спрашивать об этом. Многие молодые девушки Ордена становились наложницами в разных Великих Домах, а у нее не было оснований полагать, что она чем-то отличается от других. Она испытывала почтение к старшим и не скрывала этого, усердно стараясь снискать их расположение, но иногда прямолинейные манеры Мохиам раздражали Джессику. По пути на Каладан они повздорили, и следы этой размолвки до сих пор давали себя знать.

Лето шепнул на ухо Джесссике:

– Сейчас я могу тебя убить.

Однако Лето не мог скрыть ни от Джессики, ни от других Сестер, что его гнев наигран. Много лет назад она, сдавая экзамен, изучила психику этого темноволосого мужчины, когда пряталась на балконе Школы на Валлахе.

Она прижалась горлом к острию кинжала:

– Вы не убийца, Лето Атрейдес.

Он убрал оружие, но продолжал держать девушку за талию.

– Вам не надо опасаться меня, – сказала Джессика.

– Так мы заключаем сделку, герцог Лето? – невозмутимо спросила Мохиам. Выходка герцога не произвела на нее ни малейшего впечатления.

Лето не любил, когда его загоняли в угол, но отошел от Джессики.

– Итак, вы говорите, что против меня существовал заговор?

Улыбка тронула морщинистые губы Преподобной Матери Мохиам.

– Сначала вы дадите согласие на контракт. Джессика остается здесь, и вы обязуетесь обращаться с ней со всем должным уважением.

Лето и его воин-ментат обменялись быстрыми взглядами.

– Она может оставаться на Каладане и жить здесь, – сказал он. – Но я не даю согласия ложиться с ней в постель.

Мохиам равнодушно пожала плечами.

– Пользуйтесь ею, как считаете нужным. Джессика очень умна и обладает незаурядным творческим потенциалом, так что не стоит бросаться такими талантами.

Биология со временем возьмет свое.

– Преподобная Мать, в чем заключается жизненно важная для нас информация? – спросил Гават.

Откашлявшись, Мохиам начала отвечать:

– Я говорю об инциденте, происшедшем несколько лет назад, после которого вы были несправедливо обвинены в нападении на два тлейлаксианских корабля. Мы узнали, что в этом деле замешаны Харконнены.

Лето и Гават, услышав это, оцепенели.

– У вас есть доказательства? – спросил Лето.

– Они использовали корабль-невидимку, для того чтобы обстрелять те корабли, имитировать ваше участие в этом нападении и спровоцировать войну между Тлейлаксом и Домом Атрейдесов. В нашем распоряжении находятся остатки корабля-невидимки.

– Невидимый корабль? Я никогда не слышал о таких.

– Тем не менее он существует. У нас есть прототип. Единственный экземпляр такого рода. К счастью, у Харконненов возникли технические проблемы, и их корабль потерпел крушение прямо у стен нашей Школы на Валлахе. Кроме того, мы установили, что Харконнены самостоятельно не способны создать новый корабль-невидимку.

Ментат внимательно смотрел на Мохиам, изучая старую Преподобную Мать.

– Вы проанализировали технологию создания таких кораблей?

– Мы не можем открыть то, что нам удалось узнать. Такое мощное оружие может причинить катастрофический вред империи.

Лето коротко хохотнул, испытывая воодушевление от того, что наконец узнал ответ на мучивший его пятнадцать лет вопрос.

– Туфир, мы обратимся с этой информацией в Ландсраад и раз и навсегда очистим от грязи подозрения мое честное имя. Преподобная Мать представит нам все необходимые доказательства и документы…

Мохиам отрицательно покачала головой.

– Это не является частью нашей сделки. Гроза миновала, Лето Атрейдес. Конфискационный суд закончен, обвинения с вас сняты.

– Но я не очистился от подозрения. Главы многих Великих Домов считают, что я виновник нападения, а вы можете представить доказательства моей невиновности.

– Неужели это так много значит для вас, Лето Атрейдес? – От удивления брови Мохиам взлетели вверх. – Может быть, вы найдете более эффективный способ использовать такую козырную карту. Община Сестер не представит вам никаких документов только для того, чтобы потешить вашу гордость или успокоить вашу совесть.

Лето почувствовал себя зеленым и беспомощным перед лицом этой старой женщины со строгим взглядом.

– Как вы могли рассчитывать на то, что, получив такую информацию, я не стану немедленно действовать? Если же у меня не будет доказательств того, что вы только что сказали, то ваша информация не имеет никакого смысла.

Мохиам нахмурилась, ее темные глаза сверкнули.

– Так-так, герцог Лето. Значит, Дом Атрейдесов интересуется только побрякушками и документами? Я думала, что вам нужна истина как таковая. Я поделилась с вами истиной.

– Вы так говорите, – холодно заметил Гават.

– Мудрый правитель проявляет терпение. – Мохиам сделала знак своим спутницам, что пора уходить. – Настанет день, когда вы поймете, в чем заключается наилучший способ использования знаний. Но наберитесь мужества. Просто постарайтесь понять, что само знание того, что произошло тогда на борту лайнера, уже представляет для вас большую ценность, герцог Лето Атрейдес.

Гават хотел возразить, но Лето остановил его движением руки.

– Она права, Туфир. Эти ответы очень ценны для меня. – Он посмотрел на девушку с бронзовыми волосами. – Джессика может остаться здесь.