Текст книги "Клинки императора"

33

Он очнулся, сидя на жестком деревянном стуле, в окружении каменных стен. Перед ним горело несколько свечей, и когда он попытался открыть глаза, свет пронзил его голову спицей мучительной боли. Каден застонал и снова закрыл их. Он не знал, где находится, но когда к нему вернулось воспоминание о совершенном на него нападении, он напрягся, готовясь бежать или драться. Его руки и ноги не были связаны, и сквозь щелочки между веками он попытался определить, где дверь. Вряд ли его могли унести далеко. Он по-прежнему находился в Ашк-лане – доказательством тому были неровные гранитные стены. Может быть, если он…

– Нам пришлось потрудиться, чтобы принести тебя сюда без шума. Прошу, веди себя тихо, иначе все наши усилия пойдут насмарку.

Этот голос, сухой и жесткий, как дубленая кожа, был ему знаком, хотя в первые мгновения ему не удалось понять, откуда.

– Ума не приложу, что такого сложного в послушании, что оно с таким трудом дается молодым? – продолжал голос.

«Настоятель!» – вздрогнув, понял Каден и, невзирая на боль, попытался снова открыть глаза.

Он сидел посередине кельи Шьял Нина – скромной однокомнатной хижины, в которой Нин с Таном несколькими неделями раньше раскрыли ему тайну «кента». Нин спал в келье в спальном корпусе, как и остальные монахи, однако было известно, что он часто засиживался допоздна в своей келье, когда был занят важными делами. Как правило, приглашение в келью настоятеля не предвещало ничего хорошего, а сейчас их встреча начиналась в гораздо худших обстоятельствах, чем обычно. Впрочем, у Кадена так сильно болела голова, что он едва мог соображать, что происходит.

В очаге теплился слабый огонек, но это было единственной приветливой деталью в комнате. Нин сидел за пустым деревянным столом, подперев подбородок сложенными домиком пальцами и устремив на него пристальный взгляд своих темных глаз, словно Каден был каким-то доселе невиданным экземпляром белки, попавшимся в одну из его ловушек. В нескольких шагах от стола стоял Рампури Тан, уставившись в ночь сквозь маленькое окошко. Он пока что не произнес ни слова, даже не посмотрел на своего ученика, и Каден почувствовал, как его живот сжимается в комок, – неприятное ощущение, учитывая, что в голове по-прежнему грохотало, а ноги словно превратились в воду. Он снова застонал, но тут же подавил стон, повинуясь силе привычки: это не принесло бы ему сочувствия со стороны старших монахов.

– Акйил… – слабо проговорил он, тут же обнаружив, что его рот словно бы продраили суровым сукном. Его друга в комнате не было. – Где Акйил?

– Его здесь нет, – ровным тоном отозвался настоятель.

В обычных обстоятельствах Каден заскрипел бы зубами, молчаливо негодуя на такой ответ, но тут в его памяти всплыли найденные ими ножи, а затем и воспоминание о руке, зажавшей ему рот, не давая дышать…

– Торговцы! – вымолвил он. – Они…

«Что они? – спросил он себя. – Привезли с собой ножи?» Как он собирался объяснить тот факт, что они с Акйилом рылись в личном имуществе приезжих?

– Кто пытался нас убить? – спросил он вместо этого. – Вы их поймали?

Настоятель отвел глаза и принялся смотреть на неизвестную точку над левым плечом Кадена. Рампури Тан, не поворачиваясь от окна, тряхнул головой. Каден переводил взгляд с одного на другого, однако ни один из них, по-видимому, не собирался ничего говорить.

– Вы ведь их поймали, правда? – снова спросил он.

Он попытался встать, но ноги не держали, и он плюхнулся обратно на свой стул. Молчание протянулось перед ними, холодное и гнетущее, словно ночное небо.

Когда настоятель наконец заговорил, его слова были обращены не к Кадену.

– Ты говорил, что он делает успехи.

Тан хмыкнул.

– Я не вижу никаких успехов, – продолжал Нин. – Я вижу слепого, импульсивного мальчишку, привязанного к себе настолько крепко, что он едва может двигаться.

В обычное время Каден вскинулся бы, услышав подобный отзыв о себе, тем более высказанный таким ровным, безразличным тоном. Однако воспоминание о нападавших и беспокойство за Акйила не оставили в нем места для уязвленной гордости. Каден постарался снизить давление крови в своих сосудах и сделать так, чтобы его голос звучал здраво, без примеси эмоций.

– Настоятель, – негромко начал он, сам удивляясь тому, насколько ровно ему удавалось говорить, ведь внутри него все тряслось и вопило. – Очевидно, вы уже это знаете, поскольку вы вызволили меня, но эти торговцы не те, кем они прикидываются. Один из них, или оба вместе, поймали нас с Акйилом…

Настоятель прервал его, подняв руку.

– Как долго Тан был твоим умиалом?

– Какое отношение Тан имеет…

– Как долго? – оборвал его настоятель, не повышая голоса.

– Два месяца, – ответил Каден, сдержав свое нетерпение.

– И спустя два месяца ты по-прежнему не можешь узнать своего собственного учителя, даже когда он подходит настолько близко, что может тебя убить?

Каден в смятении перевел взгляд с настоятеля на Тана, который повернулся к ним от окна. Его глаза, как всегда, были непроницаемыми.

– Я пришел в амбар проверить, как у тебя дела, – пояснил монах. – Не обнаружив тебя там, я выследил тебя и принес сюда. Акйил не пострадал.

Каден открыл рот.

– Так это вы меня сюда принесли! Как вы меня выследили?

– Бешра-ан. Твой ум весьма несложен, хотя и чересчур загроможден, чтобы в него было удобно заглядывать.

Каден проигнорировал новое оскорбление.

– А что с торговцами? Почему вы просто не попросили меня пойти с вами? Зачем было на меня нападать?

– Ты мог начать спорить, – коротко отозвался Тан. – Тем временем женщина была уже близко. У меня не было времени.

Каден принудил себя совладать со своими эмоциями. Он был в сознании уже несколько минут, однако по-прежнему ничего не понимал. Исполненный решимости больше не выставлять себя дураком, он помолчал, обдумывая услышанное. Тан вернулся к своей позиции у окна, словно больше было нечего обсуждать, однако настоятель продолжал мерить его внимательным взглядом.

– Вы послали меня в глиняный амбар не потому, что хотели за что-то наказать, – заключил Каден спустя какое-то время.

– Могло быть и так, – отозвался Тан. – Учитывая, насколько жалко ты себя проявлял.

– Однако дело было не в этом, – упрямо продолжал Каден. – Иначе вам не было бы нужды нападать на меня в темноте, не было бы необходимости в этой полуночной беседе. Найдя меня в сухом русле, вы просто отправили бы меня всю ночь таскать воду или сидеть до рассвета на Когте. Но в таком случае мы наткнулись бы на торговцев.

Он понемногу начинал понимать.

– Вы не пытались сделать так, чтобы я их не увидел, – проговорил он. – Вы не хотели, чтобы они увидели меня!

Он поежился под балахоном. На протяжении лет, проведенных в Ашк-лане, интриги и хитросплетения вокруг императорского трона почти изгладились из его памяти. На самом деле Каден часто думал о том, что, возможно, его послали в монастырь не получать какое-то особенное образование, а попросту чтобы обеспечить ему безопасность до тех пор, пока он не повзрослеет. Могло ли быть так, что аннурская политика настигла его даже здесь?

– Это как-то касается моего отца, – заключил он, почувствовав истинность сказанного в тот самый момент, когда слова слетели с его губ.

– Почему, – медленно отозвался настоятель, – ты думаешь, что с твоим отцом что-то не так? Пирр Лакатур сказала, что император силен, как прежде. И Хакин подтвердил ее слова.

– Знаю, – ответил Каден.

Он медленно вдохнул и выдохнул. То, что он собирался им открыть, должно было навлечь на него еще более суровое наказание, чем прежде, однако вокруг него все равно уже полыхало вовсю. Он должен был узнать правду.

– В этой Пирр есть что-то не то, в них обоих. Вы, очевидно, уже знаете про ножи и арбалет, но это еще не все. В ту первую ночь, когда все собрались в трапезной, я подсматривал из голубятни.

Лицо Тана окаменело, но он не издал ни звука. Настоятель приподнял бровь.

– Пирр не смотрела на вас, когда она вошла в трапезную, – продолжал Каден. – И потом, когда она отвечала на вопрос про моего отца, что-то…

Он замолчал. Та сцена снова отчетливо встала перед его мысленным взором. Он в сотый раз внимательно рассмотрел лица: беззаботную улыбку женщины, небрежный взмах ее руки, наклон ее головы, когда она смотрела вдоль стола на собравшихся монахов. Все казалось вполне естественным.

Каден выдохнул воздух, который все это время задерживал в легких.

– Что-то было… неправильно, – неловко закончил он.

Несколько мгновений настоятель пристально разглядывал его, после чего обратился к Тану:

– Беру свои слова назад, друг мой. Мальчик действительно далеко зашел.

– Недостаточно далеко, – ответил Тан, не оборачиваясь.

Настоятель вытянул в сторону Кадена костлявый палец.

– Как много людей на земле смогли бы увидеть то, что увидел он, пускай даже он не сумел распознать увиденное? Несколько десятков?

– Больше, – пренебрежительно бросил Тан. – Верховные жрецы Мешкента. Большинство эмоциональных личей. Любой из кшештрим…

Настоятель мягко рассмеялся.

– Друг мой, я говорю о человеческих существах. Да, я знаю, что ты снова принялся точить свой старый клинок, но суть дела в том, что кшештрим никто не видел на земле на протяжении тысячелетий.

Настоятель окинул Тана долгим испытующим взглядом, под которым Каден начал бы корчиться на своем стуле. Его умиал, однако, лишь пожал плечами.

– Во всем Аннуре осталась, наверное, горстка эмоциональных личей, – продолжал Нин, – но не более чем горстка. Сомневаюсь, что даже из них многие смогли бы увидеть то, что увидел мальчик.

Тан открыл рот, но настоятель продолжил, предупреждая любое возражение:

– Обучение хин пристальному, тщательному наблюдению начинается с момента их прибытия в монастырь, однако кто заметил промашку, допущенную Пирр Лакатур? Ты и я; может быть, один или двое из старших братьев. – Он посмотрел на Кадена почти с сожалением. – Из мальчика мог бы получиться отличный монах.

– Какую промашку? – не выдержал Каден. – Что я такого заметил?

– Быть монахом подразумевает нечто большее, чем догадки и подозрения, – сказал Тан.

– Он не гадал. Он наблюдал.

– Да что я наблюдал-то? – вновь спросил Каден.

Тан резко тряхнул головой.

– Он находится в опасном положении. Он видит достаточно, чтобы задавать вопросы, но недостаточно, чтобы знать, когда следует воздержаться от них.

– Я понимаю, что вы хотите, чтобы я перестал спрашивать, – сказал Каден, подавляя свое нетерпение, – но я не собираюсь переставать. Что именно я увидел?

– Крошечную заминку, – ответил настоятель, игнорируя его вспышку. – На несколько мгновений длиннее, чем было бы естественно. Легчайшее напряжение в углу ее рта.

Он пренебрежительно махнул рукой.

– Сами по себе эти признаки ничего не значат.

– Взятые вместе, они могут также ничего не значить, – вставил Тан.

– Но вы так не считаете, – прервал Каден с ужасом. – Вы думаете, что Пирр о чем-то умалчивает. Почему мы не можем спросить ее напрямую? Потребовать, чтобы она рассказала про оружие. Чтобы она рассказала про моего отца.

Он осекся и замолчал, увидев, что Тан повернулся к нему от окна.

– Если бы я тебя не отыскал, ты мог бы быть сейчас мертв, а не хныкал бы как ребенок в келье настоятеля.

Каден недоверчиво уставился на него.

– Ложь, – продолжал его умиал. – Обман. Это не столь уж редкие явления среди людей. Они еще менее редки среди тех, кто зарабатывает себе на жизнь, продавая и покупая. Что примечательно в Пирр Лакатур, так это то, насколько хорошо она лжет. Насколько искусно обманывает.

Огромного роста монах подошел к своему ученику, нависнув над ним.

– Цены на шелк и управление повозкой – далеко не все, чему обучалась эта женщина. Где-то ее натренировали подавлять фундаментальные функции своего тела. Ты можешь спросить себя, когда закончишь изображать капризного принца, почему женщина, обладающая столь совершенными навыками, вдруг объявляется здесь, на краю света, одетая торговкой? На протяжении последующих дней, пока ты будешь копать погреб под медитационным залом, попробуй подумать над тем, какие цели может ставить перед собой такая женщина? Зачем она сюда явилась? А точнее за кем она сюда явилась?

34

Несмотря на некоторое настороженное доверие, которого Валину удалось добиться в отношениях с Талалом, в ходе их повседневных тренировок ничего не поменялось. Испытательный период, отведенный их крылу, наполовину прошел, еще немного – и оно должно будет вылететь на первое настоящее задание, а им до сих пор не удалось выиграть хотя бы в одном состязании. «Не удивлюсь, если командование поставит нас охранять овощные лавки, – мрачно думал Валин, ворочаясь на своей койке в беспокойной предрассветной темноте, – не говоря уже о том, что никто не позволит мне лететь в северо-восточный Вашш разыскивать Кадена».

И ведь нельзя сказать, чтобы отдельные члены крыла были некомпетентны. На самом деле, действуя поодиночке, каждый из них показывал результаты, близкие к гениальности. Гвенна при лунном свете начинила взрывчаткой и подорвала целый мост меньше чем за час. Талал переплыл под водой Акинский пролив от берега до берега. А Анник, разумеется, не давала промашки ни по одной мишени, независимо от расстояния, погодных условий и времени суток.

Однако, невзирая на эти успехи, они попросту не могли перестать путаться друг у друга под ногами. Гвенна взорвала мост, когда Лейт с Валином еще не успели его перейти, в результате чего их одежда наполовину сгорела, а сами они оказались в воде. Талал, вынырнув из пролива, тотчас получил в затылок одну из Анниковых глушилок. А сама Анник в результате своей великолепной стрельбы лишь исполнялась большего презрения к остальным членам крыла, словно она была единственным профессионалом среди группы детишек.

Валин перевернулся на спину. Снаружи было по-прежнему черным-черно, первый колокол еще не прозвонил, и тем не менее спустя несколько часов беспокойной полудремоты он проснулся и лежал, уставившись на изнанку верхней койки. Он мог до синевы анализировать и осуждать ошибки своих собратьев по крылу, но правда заключалась в том, что это он подводил их. Это была его компетенция – четко сформулировать план предстоящего задания; его работа – проследить за тем, чтобы каждый из подчиненных понимал свою роль; и именно он должен был разобраться с их личными проблемами, прежде чем они начнут представлять угрозу для слаженной работы группы. Пока что он не справлялся с задачами по всем фронтам.

Его мысли незаметно перетекли к Ха Лин – он вспоминал их совместные шутки и дружеские подначки, легкие товарищеские взаимоотношения, ощущение тихой спокойной уверенности, когда она была рядом или сидела напротив за столом. Все эти годы он не осознавал, сколько силы черпал от нее, насколько полагался на то, что она всегда будет поблизости, чтобы его поддержать. Рисуя себе, как он будет командовать крылом, Валин представлял в нем Лин – спорящую по поводу его отдельных решений, но никогда не сомневающуюся в нем по-крупному. Он всегда бессознательно рассчитывал на то, что она будет за его спиной. И, разумеется, в тот момент, когда поддержка потребовалась от него, он ее подвел.

Гулкие удары утреннего колокола прервали эти унылые размышления, и Валин коснулся ногами пола еще до того, как последний звук затих в воздухе. Судя по прошедшим неделям, начинающийся день предвещал очередной провал; однако все что угодно было лучше, чем лежать на своей койке, уставившись в обвиняющую темноту и мучаясь от того, что у него ничего не получается, от того, что пока он здесь не справляется с командованием, стремительная, но неведомая опасность подбирается все ближе и ближе к Кадену. Его брату. Императору.

– Проснись и пой! – скомандовал Валин, всовывая ноги в ботинки и выхватывая из очага тлеющий уголек, чтобы зажечь лампу.

С верхней койки послышались ругательства Гвенны, однако она явно не собиралась вставать и тем более петь.

Натянув на себя рубашку и открыв плечом дверь в переднюю комнату, Валин обнаружил в ней Анник, уже проснувшуюся и сидевшую за большим столом. Она была полностью одета и длинными плавными движениями смазывала свой лук. В сотый раз Валин попытался угадать, что происходит за этими холодными как лед глазами. У него не было возможности поговорить с ней наедине с того момента перед Пробой, когда она пришла к нему в лазарет. Когда бы он ни начинал искать ее глазами, чтобы перемолвиться словом, либо вокруг были другие люди, либо она сама загадочным образом растворялась в пространстве. Анник убедила его, что не пыталась его убить во время снайперского состязания, однако в ней таилась загадка, а любая загадка означала опасность. Валин поежился, осознав, что она умудрилась встать, одеться и приступить к работе над своим луком в каких-то нескольких футах от него, не издав ни звука, в кромешной темноте. «Почему Эми хотела встретиться с тобой? – в сотый раз подумал он. – Что ты скрываешь?»

Талал спустил ноги на пол и принялся напяливать на себя униформу. Гвенна, с ворчанием и стонами, наконец умудрилась наполовину выползти из своей койки. Лейт лежал бревном, отказываясь шевелиться.

– Совещание в десять! – объявил Валин, снова шагнув в спальню и пиная стойку кровати в надежде, что встряска пробудит в пилоте искорку жизни.

– Сосущие шлюхи Шаэля сладчайшего! – выругался Лейт, отворачиваясь от света. – Почему бы тебе не избить меня в кровь и не поджечь прямо здесь? Зачем беспокоить другие крылья?

– Я бы с радостью тебя подожгла! – прорычала Гвенна.

Она сидела на краю своей койки, свесив ноги и расчесывая пальцами спутанные пряди своей огненной гривы. Легкая ночная рубашка, в которой она спала, ничуть не скрывала волнующие изгибы ее грудей, и Валин смущенно отвел взгляд. Для кеттрал в женском теле не было никакой тайны. Они восемь лет ели, спали, плавали и сидели на толчке рядом друг с другом. «Лучше привыкайте сразу, – наставлял их Фейн. – От вас будет мало проку в бою, если вы будете пялиться на задницу соседнего солдата». И Валин действительно привык, однако с момента своего прибытия на острова он все-таки жил в мужском бараке, и теперь его несколько отвлекало, когда, входя в спальную комнату, заставал там Гвенну или Анник без штанов или полуодетыми. Он зажмурился и поднес руку ко лбу, надеясь, что Гвенна ничего не заметила. Если он станет глазеть на ее груди, это ничуть не поможет его крылу, и кроме того, в этом было некоторое предательство по отношению к Ха Лин.

«Идиот! – ругнул он себя. – У тебя с Лин почти ничего и не было, а Гвенна скорее выпустит тебе кишки, чем поцелует».

Все это было верно, однако он чувствовал себя виноватым.

Гвенна тем временем продолжала допекать Лейта:

– Может быть, наш царственный предводитель поручит мне сегодня заправить твою кроватку? Ручаюсь, я смогла бы придумать что-нибудь такое, что точно поднимет тебя с утра!

– Какая же ты злая сука! – простонал Лейт, переваливаясь на спину. – И почему Раллен не назначил в наше крыло Гента?

– Потому что Гент способен на что-либо не больше чем сифилитическая шлюха! По крайней мере, если тебя взорву я, ты можешь быть уверен, что я действительно хотела это сделать!

– Что-что? – переспросил пилот. – В смысле, как в прошлый раз?

– В прошлый раз тебя не должно было быть на мосту, идиот!

– Ваши препирательства нисколько не помогают делу, – тихо заметил Талал. Он сидел на своей койке, зашнуровывая ботинки.

– Какому делу? – парировал Лейт. – Моему сну они точно не помогают!

– И хорошо, – вмешался Валин, не дожидаясь, пока их свара разгорится снова. – Нам сегодня многое предстоит сделать, а времени у нас в обрез.

Строго говоря, ему следовало придержать эту информацию до совещания, но они все равно ничего не делали по расписанию. «Почему бы не начать прямо сейчас?» – подумал он.

– Что именно? – спросила Анник.

Она уже отложила лук в сторону и теперь рассматривала оперение своих стрел. И не потрудилась поднять голову, когда Валин повернулся к ней.

– Сброс бочонка, – ответил он.

– О, помилуй Шаэль! – простонала Гвенна. – Опять?

– Ну-ну, – сказал Лейт, наконец-то садясь на кровати и рассеянно ковыряясь пальцем в зубах. – Похоже, я обойдусь сегодня без синяков.

– Тебе хорошо, – отозвалась Гвенна. – Тем, кого сбрасывают, приходится хуже, чем тому, кто летает.

– Другие крылья прекратили отрабатывать сброс бочонка неделю назад, – бесстрастно заметила Анник.

– Ну, а мы не прекратили, – ответил Валин с большей горячностью, чем намеревался.

– Кто руководитель? – спросил Талал.

– Только не Фейн! – простонал Лейт со своей койки. – Пускай на этот раз будет не Фейн!

– Сегодняшней тренировкой будет руководить Блоха, – сообщил Валин, стараясь говорить ровным тоном.

В комнате воцарилось молчание. Солдаты настороженно переглядывались.

– Ну что ж, – в конце концов хмыкнула Гвенна, спрыгивая с кровати и устремляя на Валина взгляд своих зеленых глаз. – Сегодня, о наш прославленный командир, нам предоставляется хороший повод наконец начать делать все как надо.

* * *

«По крайней мере сегодня солнечно», – подумал Валин, закрывая глаза и откидываясь назад в своей кожаной упряжи. Ветер трепал его волосы и одежду; казалось, еще чуть-чуть – и он оторвет его от когтей Суант-ры, а волны воздуха от медленных, могучих взмахов огромных крыльев птицы мягко, но сильно обдавали его сверху.

Проведя восемь лет на островах, Валин до сих пор изумлялся мощи и грации кеттралов. Если бы не было кеттралов, не было бы и кеттрал. Эти создания могли покрывать расстояния быстрее, чем любая лошадь, быстрее, чем трехсотвесельная галера, взмывать над неприступными стенами, как если бы они были всего лишь черточками, нацарапанными на земле, приземляться на башни и отрываться от любой погони за считаные минуты. При необходимости птица и сама могла драться, разрывая когтями и клювом плоть и доспехи противника, словно гнилые тряпки.

По всему Вашшу и Эридрое в тавернах рассказывали истории о могучих птицах. Шептались, что их кормят человеческим мясом. Большинство рассказчиков, разумеется, никогда не видели птиц собственными глазами; впрочем, если бы им довелось взглянуть на Суант-ру, это вряд ли успокоило бы их. Можно было сразу сказать, что это хищник; все отличительные признаки ее более мелких сотоварищей бросались в глаза: изогнутый, острый как бритва клюв и стальные когти, длинные упругие крылья, черные как смоль с белыми проблесками, позволявшие ей парить на восходящих потоках или срываться вниз с такой скоростью, что глаза наездника вдавливались в затылок. О да, это несомненно были хищники, а хищная птица с семидесятифутовым размахом крыльев представляет собой устрашающее зрелище.

Летать на них, наслаждаясь обдувающим ветерком, было, конечно, приятно, но от этого было мало проку, если ты не умел быстро пристегиваться к когтям и так же быстро спрыгивать с них. Кеттрал часто приземлялись на зорко патрулируемых территориях, и несколько лишних секунд на возню с ремнями и пряжками могли означать разницу между жизнью и смертью. «Сбросами бочонка» назывались тренировки крыльев по посадке на воду. Звучало все достаточно просто: подлетаешь на бреющем полете, отстегиваешь страховочные ремни, отвязываешь бочонок с оружием и снаряжением (по которому и была названа тренировка) и ныряешь в воду. На практике, однако, сброс бочонка можно было определить как нечто среднее между кромешным ужасом и смертельным трюком.

Начать с того, что кеттралы летали гораздо быстрее, чем лошадь на полном скаку. Когда ты на такой скорости врезаешься в волны, то скорее это похоже на удар о кирпичную стену, а не о воду. Во-вторых, в игре участвовали четыре человеческих тела да десяток-другой ремней и пряжек, столкновение с которыми запросто могло закончиться ушибленным ребром или разодранной щекой. Ну и затем, конечно же, имелся сам бочонок. Некоторые ситуации не требовали дополнительного оборудования, и крыло часто высаживалось лишь с тем оружием и одеждой, которое люди имели на себе. Однако для многих более сложных заданий были необходимы маскировочные материалы, боеприпасы (которые следовало держать сухими) и даже пища, если команде предстояло оставаться на задании несколько дней. Все это упаковывалось в бочонок, который мог весить более пятидесяти фунтов и врезался в воду, словно валун, сорвавшийся с крутого откоса. При сбросах бочонка порой бывали смертельные случаи, и Валин начинал думать, что следующим погибшим будет кто-нибудь из его крыла.

Главная проблема заключалась в Лейте. В отличие от четырех других членов крыла, которые ютились на когтях птицы, пилот, пристегнутый специальной упряжью, располагался на спине кеттрала, сразу за головой. Такая позиция предоставляла лучший обзор, и оттуда Лейт мог управлять Суант-рой с гораздо большей легкостью, чем если бы сидел внизу. В результате пилот ощущал себя хозяином положения примерно настолько же, насколько человек, сидящий на спине лошади. Остальные члены крыла, с другой стороны, чувствовали себя грузом. За годы своего кадетского обучения Лейт завоевал репутацию бесстрашного летчика, способного заставить себя и своих птиц достигать и переступать границы физических возможностей. Суант-ра была его созданием, он воспитал и обучил ее, и порой казалось, что они способны читать мысли друг друга. Благодаря этому они могли показывать фигуры высшего пилотажа, весьма впечатляющие, если смотреть на них с земли – невероятные петли, перевороты и штопоры. К несчастью, все это не очень-то способствовало перевозке пассажиров. Кеттралов обучали летать, опустив когти вниз, и Суант-ра справлялась с этим весьма неплохо, но Лейта, по-видимому, нисколько не волновало, есть ли кто-нибудь на этих когтях.

Желудок Валина, подпрыгнув, оказался где-то в грудной клетке, когда пилот резко направил птицу вниз в начале пике. Валин бросил взгляд на Гвенну, с мрачным видом ухватившуюся покрепче за ременную петлю, привязанную высоко к когтю птицы. «Может быть, сегодня мы наконец сделаем все как надо», – подумал он, пока Суант-ра набирала скорость, несясь по наклонной и готовясь камнем упасть вниз. Ярко-синий океан встал перед ним на дыбы, заполнив весь обзор. «А может быть, и нет», – добавил он про себя, когда ветер набросился на него, угрожая сорвать с тела одежду.

Все пилоты старались заходить на сброс бочонка побыстрее – чем меньше времени потрачено на подход и отступление, тем меньше времени получает противник на обнаружение цели; однако, как и везде, здесь существовал стандартный протокол, определенный угол атаки, отточенный за многие годы и передаваемый от старших крыльев к младшим, который был призван обеспечить наилучший компромисс между скоростью и безопасностью. Лейта протокол не особенно заботил, и ему было глубоко наплевать на любые компромиссы. Фактически он действовал так, словно твердо вознамерился сокрушить свое крыло о стремительно приближающиеся волны. Птица камнем падала вниз, и Валин внезапно почувствовал, что его нога соскальзывает с когтя. Еще несколько мгновений – и он уже болтался в воздухе, удерживаемый лишь ремнями безопасности и страховочной петлей, за которую схватился одной рукой. Если у него из глотки и вырвался крик, он был тотчас унесен ветром, свистящим у него в ушах, и заглушен пронзительным воплем Суант-ры.

Талал первым заметил затруднительное положение Валина и протянул ему руку, чтобы попытаться втащить его обратно. Однако на такой скорости, когда ветер хлестал их со всех сторон, а ослепительная синева океана стремительно приближалась снизу, попытка оказалась тщетной.

– Отстегивайтесь! – завопил Валин, яростно жестикулируя. Напряжение в плече, вывернутом из сустава, было невыносимым, но сейчас он ничего не мог с этим поделать. Если другие сумеют выполнить свои части задания, возможно, Валину удастся как-нибудь высвободиться позже. – Прыгайте без меня!

Гвенна уже отвязывала болтающийся бочонок от когтей Суант-ры. Последний яростный рывок, последний узел развязан – и бочонок со всей дури врезался прямиком в плечо Валина. Тот взвыл, чувствуя, как мышцы плеча рвутся от напряжения, и тут же прикусил себе язык, поскольку Лейт рывком выровнял птицу в нескольких футах над плещущейся зыбью.

Анник вошла в воду первой, один раз отрикошетив от поверхности и затем плавно нырнув в волну. Талал прыгнул следом – а потом Гвенна, очевидно, все еще разгоряченная своими попытками высвободить бочонок, поторопилась последовать за ним, и они налетели друг на друга при входе в воду, образовав клубок отчаянно мельтешащих конечностей.

Оставался Валин. Лейт летел так низко, что ботинки Валина бились о гребни волн, причем каждый удар отдавался яростной вспышкой боли в плече. Теперь, когда птица выровнялась, казалось, ему будет проще вскарабкаться обратно на коготь, однако он не мог нормально работать левой рукой, а море продолжало тянуть вниз за ботинки. Используя свободную руку, он попытался отстегнуть пряжку поясного ремня, но Шаэлем клятая штуковина накрепко затянулась под его весом и отказывалась высвобождаться, как бы он ни дергал. Валин заскрипел зубами. Едва начавшись, тренировка уже катилась псу под хвост. Талал и Гвенна, наверное, были все в синяках после своего столкновения в воде, одна лишь Эйе знала, куда запропастился бочонок, а самого Валина, командира крыла, с каждым мгновением утаскивало все дальше и дальше от его людей. Он висел и смотрел, как океан под его ногами начинает понемногу отдаляться: Лейт направил птицу в неспешный уверенный подъем, понятия не имея, что Валин по-прежнему болтается внизу, запутавшись в стропах.

Они снова провалили задание. Точнее, он провалил. Теперь ему больше ничего не оставалось, кроме как отпустить петлю на запястье, сняв невыносимую тяжесть с плеча, расслабиться в страховочных ремнях и ждать, пока Лейт развернется, чтобы подобрать остальных членов команды. Это был единственный разумный образ действий.

За исключением того, что они, как предполагалось, тренировались для полетов на настоящие боевые задания, а на настоящем задании ему следовало бы собрать вместе свое крыло, невзирая на любые обстоятельства. Валин бросил взгляд вниз между своими ногами и судорожно сглотнул. Суант-ра набирала высоту не так быстро, как пикировала, но они уже успели подняться на добрых сорок футов над поверхностью воды, и продолжали подниматься с каждой секундой. Валин вытащил нож у себя из-за пояса и засомневался. Он получит встрепку от Шар из амуничной мастерской за то, что изрезал свою упряжь. К тому же при неконтролируемом прыжке он врежется в воду словно камень, и от сотрясения его и без того уже измученное плечо может вообще оторваться.

– А, Шаэль с ним со всем, – пробормотал он, одним взмахом лезвия разрубая толстый брезент и кувырком устремляясь в направлении убийственных волн внизу. – По крайней мере, если я сдохну, мне не придется делать это снова.