Текст книги "Последние узы смерти"

21

– Послушай, Гвенна, – тихо сказал Джак. – Я знаю, ты не хотела меня брать.

Она глубоко вздохнула. От Джака, как всегда, пахло оголенными нервами – словно с него содрали кожу, открыв живую плоть соленому воздуху. Она закрыла глаза в надежде отгородиться темнотой, но все равно слышала, как он теребит заусенцы – быстрым бессознательным движением в такт частому дыханию и колотящемуся сердцу. Снова подняв веки, она сквозь листву мангровых деревьев взглянула на собирающиеся с юго-востока кучевые облака. Будет дождь. Может, и с грозой. Хорошо было бы осмотреть небо в трубу, но солнце еще слишком низко. Линзы сейчас будут видны из скороспелой крепости Раллена не хуже сигнального зеркальца. Оставалось только лежать смирно, дожидаясь, когда солнце поднимется выше, и не замечать, как Быстрого Джака с каждым ударом сердца все сильнее скручивает страх.

Она думала, не поспать ли пару часов. С той минуты, как «Вдовья мечта» ушла под воду, вся ее жизнь состояла из плавания и драк, и мышцы отяжелели, да и в голове мутилось. Но какой там сон, когда рядом Быстрый Джак обгрызает ногти до мяса, а если его не отвлекать, совсем развалится. А им ведь еще плыть обратно.

«Надо было отправить его с Талалом», – подумалось ей.

Лич для каждого находил нужные слова, даже для отсева, но Талал сейчас с Кворой и Анник забился в другую расщелину загаженных птицами скал – на милю восточнее, чтобы рассмотреть крепость Раллена под новым углом. Значит, говорить придется ей. Она набрала в грудь воздуха.

– Против тебя лично я ничего не имею, – сказала она, надеясь, что этого хватит и оба смогут помолчать и вздремнуть.

Вместо этого она услышала, как Быстрый Джак поворачивается к ней:

– Я знаю, в чем дело, Гвенна. Ты видела меня на Крючке. Видела, как я слинял от боя.

– Ты и боя не дождался, – проговорила она и тут же пожалела о своих словах.

Она думала получить в ответ озлобленность или гнев, а в его голосе услышала только смирение:

– Знаю. Просто… Забудь.

Она полежала неподвижно, не открывая глаз.

«Забудь» – приличный случай закончить разговор, поставить точку.

Может, если бы она удержала язык за зубами, на том бы и кончилось. В нескольких шагах шуршали о камни волны, мягкими неуловимыми пальцами трогали берег.

«Никогда я не умела смолчать», – подумала Гвенна и, перевернувшись на локти, раздраженно уставилась в лицо пилоту.

– Беда в том, – сказала она, не умея притупить острый взгляд, – что мне не забыть.

Он не отвернулся, но быстро, тяжело сглотнул, словно ему пришлось напрячь всю волю, выдерживая ее взгляд. Такое жалкое зрелище, что зло берет. Быстрый Джак не походил на труса; он, как никто на Островах, походил на кеттрал. Выбритая голова, каменные плиты мышц на груди и плечах, шрамы на предплечьях – след неудачных тренировок… Он выглядел совершенно своим, а как плавал!..

От пещеры на Ирске до скалистого Скарна, где Раллен возвел свою крепость, было две мили открытого моря, ни рифами, ни береговой линией не отгороженного от океанских волн. Кеттрал легко могли их проплыть, но Джак был не кеттрал. Гвенна видела, как его приморозило на Крючке, и заранее готовилась на себе тащить перепуганного бьющегося неудачника до самого Скарна и обратно. Напрасно волновалась. Джак двигался чистыми плавными гребками. Со стороны они казались ленивыми. Он был силен, как Хал, и просто здорово плавал. Очень скоро выяснилось, что Гвенне трудно за ним угнаться: она скрипела зубами, стараясь не сбить дыхания, между тем как Джак легко резал волны, лишь на каждом шестом гребке поворачивая голову для вдоха.

«Гонит, – подумала она тогда. – Хочет мне что-то доказать».

Но и на полпути до Скарна Джак не подумал сбавить скорость, и она поневоле признала: то, что для нее гонка, ему не стоит ни малейшего усилия. Если он и трус, то охрененно сильный трус.

Она продержалась еще несколько сотен гребков, взбираясь на крутые волны и стараясь выжать все, что можно, на пологом спуске с волны, которую гнал под нее океан. И уже готова была его окликнуть – хотя он мог и не услышать, – когда Джак наконец задержался, обернулся к ней и, держась на воде, дал себя догнать. У него даже дыхание не сбилось!

– Трудный заплыв, – сказал он.

У Гвенны уже сжались зубы, но в его голосе не было ни намека на самодовольство. Ни следа торжества.

– Поперечная зыбь… – он кивнул на северо-восток, – здорово мешает.

Помявшись, он кивнул на надутый пузырь, который тянула за собой Гвенна:

– Я охотно его возьму. Если хочешь.

Она готова была отказаться. Джак тоже тянул пузырь с сухой одеждой, оружием и подзорной трубой. Гвенна привыкла сама таскать свое барахло. У нее уже рвались с языка слова, что она как-нибудь сама о себе позаботится, без помощи отсеянных, но Джак ее опередил.

– Хоть это я умею, – сказал он. – Хоть здесь могу быть полезен.

Она с трудом, но проглотила гордость и раздражение. Пусть пилот и отсев, и трус, но он здесь, посреди Кентом драного океана, плывет к крепости, из которой на него месяцами вели охоту. Это чего-то да стоит. И еще что-то в его голосе, знакомое, хотя она и не знала подходящего слова, помешало ей огрызнуться. С тех пор как покинула Гнездо, Гвенна чувствовала себя растерянной, оглушенной, в деле, которое ей не по плечу. Она знала, что значит желать – отчаянно желать дела, в котором что-то понимаешь, задачи, которую обучен решать. Увереннее всего она чувствовала себя, когда подныривала под затор бревен в Андт-Киле с запаленной «звездочкой» в руке. Она не сомневалась, что идет на смерть, она предчувствовала смерть каждой жилкой, зато и не сомневалась, что сумеет взорвать мост, что хотя бы одну задачу сумеет решить.

– Спасибо, – буркнула она, распустила обвязку на поясе и передала ему конец веревки.

И удивилась, увидев в звездном свете его улыбку.

Когда они выползли наконец на камни, опоясавшие маленький атолл в нескольких сотнях саженей западнее Скарна, он без единого слова развязал узел, отдал ей мешок и занялся своим, выуживая сухую одежду. Плыли они нагишом (нет смысла мочить форму, если есть плавучий мешок), и Гвенна, пока Джак возился с вещами, тайком косилась на него. Дышал он глубже, чем в начале плавания, крылья наколотого на спине кеттрала поднимались и опускались при каждом вдохе. Когда Джак оглянулся через плечо, Гвенна поспешно отвела глаза, обругав себя за любопытство. Как будто впервые видит голого мужчину! В тропиках жарко, вода мокрая. Кеттрал, конечно, учили плавать в полной амуниции, но плавать голым почти круглый год было разумнее и удобнее. Шлепающие по ляжкам члены и голые задницы были такой же частью их ремесла, как вид крови. А она тут подглядывает и краснеет, как кадет-первогодок.

Она выпрямилась, не стесняясь собственной наготы, и открыто стала разглядывать Джака.

– Где ты выучился так плавать?

Он взглянул ей в лицо и отвернулся, слабо пожав плечами:

– Хоть какое-то занятие. На Ариме.

– Я думала, вас не выпускали с острова, – нахмурилась Гвенна.

– Плавать можно.

Джак натянул штаны.

– Можно было, – поправился он, туго затягивая пояс. – До пятисот шагов от берега. Я каждый день оплывал остров – раз утром и раз вечером.

Гвенна вылупила глаза:

– Это сколько же получается, десять миль в день?

Он кивнул:

– Чуть меньше.

– Зачем?

– В каком смысле – зачем?

– В таком, что ты не кеттрал. Летать на задания тебе не приходилось. Никто бы не умер оттого, что ты слишком медленно плаваешь. Какая муха тебя укусила – по полдня накручивать круги вокруг этого помоечного Арима?

Он внимательно смотрел на нее. Рассвет уже тронул небо на востоке, но по волнам бежал студеный ночной ветер, холодил ей влажную кожу. Гвенну пробрала дрожь.

Наконец он повел плечом:

– Хоть какое-то занятие. – Голос его был немногим громче шума волн. – Помогало забыть, что живу взаперти.

– Если тебе не нравилось на Ариме, – выплеснулось из нее быстрее, чем она успела проглотить слова, – почему ты сдался?

Джак еще миг смотрел на нее, а потом молча отвернулся, через голову натягивая черную рубаху. От него пахнуло стыдом – теплая липкая струя в прохладном бризе, и Гвенна тоже отвернулась, принялась, сердясь неизвестно на что, натягивать одежду.

Еще до рассвета они заняли позицию на краю корявых мангровых зарослей, забились в зелень, выложили трубы, которые Гвенна думала пустить в дело попозже, и оружие, которое она применять не собиралась, и стали смотреть, как восходит солнце. Все это без единого слова. Ей почти удалось забыть разговор на камнях, она почти загнала мечущееся сознание в подобие дремоты и снова вскинулась, вспомнив эту дурь насчет «не хотела брать». Ну-ну, хочет поговорить – поговорим.

– Ты прав, – горячее, чем хотелось, сказала она. – Я тебя брать не хотела – не потому, что ты мне не нравишься, а потому, что я в тебе не уверена.

– Ты ничего обо мне не знаешь, Гвенна.

– Знаю, что ты отсеялся на Пробе, – заметила она, подняв вверх палец. – Знаю, что ты слинял из того переулка на Крючке и что от страха готов был оставить напарницу на смерть.

– Две минуты, – тихо ответил он, – за двадцать четыре года.

– Только эти минуты что-то и значат, Джак. Люди толкуют о жизни, но жизнь состоит из минут. Из наших решений – тех, что определяют, жить кому-то или умереть… – Она щелкнула пальцами. – Вот так, разом.

Ее накрыла мысль о первом убитом ею аннурском легионере – воспоминание и год спустя не потускнело, все так же больно жгло. Долго ли она колебалась, убивать ли его, долго ли решала, как убить, и убивала, вгоняя ему в глаз дурацкий прут под рев тысяч и тысяч ургулов? Одно мгновение. Может, два.

– Не важно, что ты делаешь между этими мгновениями, – говорила Гвенна, пробиваясь сквозь стену молчания. – Не важно, плаваешь ты целыми днями или заботишься о старушке-матери и прочее дерьмо. Если ты кеттрал, важно, что ты делаешь…

Она ткнула прямым пальцем в камень под собой:

– …прямо сейчас. Сейчас. Сейчас.

Джак еще посмотрел на нее и перевернулся на спину, уставив взгляд в листву:

– Думаешь, я этого не знаю?

– А что, знаешь?

– Конечно. Потому я и не кеттрал.

Гвенна сжала кулаки. С усилием расслабила пальцы и опустила затылок на камень.

– Прекрасно, – сказала она. – Просто прекрасно. Если я сильно не лопухнулась, драться нам сегодня не придется. Поглядим на птиц, прикинем, что можно сделать с тем, что у них тут есть, и как нам это заполучить.

Она потому и взяла Джака. Он разбирался в кеттралах, понимал их, как никто из оставшихся на Островах. Гвенна сумела бы пересчитать птиц, поцелуй их Кент, возможно, смогла бы отличить здоровых от тяжело раненных, но на этом все. Для чего-то мало-мальски похожего на план ей требовалось большее: какие птицы быстрее других? Какие старше и опытнее? Какие, если дойдет до драки, выйдут победителями?

Все сходились в том, что Быстрый Джак – гений по части птиц. Лейт называл его лучшим из известных ему пилотов, а Лейт никого не признавал лучше самого себя, Лейта. Возможно, так оно и было, а если и нет, у нее не оставалось выбора. Каждый должен внести свой вклад – в этом суть работы в команде. И пилот из отсева мог оказаться полезен и даже необходим. Гвенне только надо было не допускать его до боевых действий, когда, скованный страхом, парень мог привести кого-то к смерти.

До времени, когда высота солнца позволила рассмотреть остров, не просигналив Раллену отблесками линз, Джак несколько часов молча провалялся на спине, уставившись в кроны над собой. Гвенне заснуть так и не удалось. Обычно она отрубалась, стоило закрыть глаза. И плавание ее, конечно, утомило. А вот случившийся утром разговор разозлил. Она снова и снова перебирала слова Джака, пытаясь понять, как сильный телом и умом человек мог оказаться таким бесполезным и так равнодушно принимать свою бесполезность. Оттого что он начинал ей нравиться, делалось еще тяжелее. Она его толком не знала, а уже чувствовала себя преданной и потому, когда пришло время, перевернулась на живот со вздохом облечения, раздвинула деревянную трубку и приступила к делу, ради которого сюда добиралась.

Штабные здания, казармы, учебные плацы, гавань с причалами и складами, столовая, улица Драных Везунчиков – почти все необходимое для будничной жизни кеттрал располагалось на лежавшем много дальше к юго-западу Карше. Но Раллен переместил свою базу на этот островок. И нетрудно понять почему. Карш был крупнейшим островом архипелага (в самом широком месте до трех миль) и самым уютным. Вместо обрывающихся к морю известняковых утесов бухты с пляжами – мангры и полоса рифов, разбивавшая набегающие волны. Для жизни отличное место, а вот оборонять его и в кошмаре не приснится. Конечно, пока Гнездо не вспороло себе брюхо, об обороне речь не заходила. Атаковать его могли только извне, а чужаков кеттральские дозоры высмотрели бы за два дня пути.

Но у Раллена была другая война. Его враги были уже здесь: прятались в погребах на Крючке, таились в джунглях, забивались в бесконечные лабиринты Халовой Дыры. К тому же изменилось соотношение сил. Когда Гвенна с крылом Валина бежала с Островов, там оставались сотни боеспособных кеттрал, вдвое меньше кадет и по крайней мере столько же доживающих свое ветеранов – более чем достаточно для постоянной охраны. А у Раллена, если Манта с Хоббом не ошибались, было в распоряжении лишь тридцать-сорок солдат – явно недостаточно для цепи часовых по всему периметру Карша.

Поэтому он засел здесь. Гвенна покрутила трубу, наводя ее на островок полумилей восточнее. Скарн. Вряд ли это название было как-то связано с обитавшими в Дыре тварями, но все равно резало слух и выводило из себя. Как и разведанная местность.

– Да, неудачно, – проговорила она, озирая встающие из воды скалы.

– Ты раньше не видела остров? – спросил Джак.

– Видела, конечно. Просто никогда не примеривалась его штурмовать.

По правде сказать, она никогда не обращала особого внимания на этот островок. Он лежал в отдалении от Карша и Крючка, ни пловцы, ни лодки к нему обычно не сворачивали, хотя Гвенна десятки раз проплывала мимо, а пролетала и того больше. Постоянно бывали на острове только пилоты – и действующие, и отставные. Пилоты и сами птицы.

Кеттралы гнездились и растили птенцов на восточном, сравнительно плоском конце Карша. Но, повзрослев, они, ведомые непонятным инстинктом, расправляли крылья и покидали ласковый остров в поисках, как видно, чего-то… покруче. Среди всех островов не было ни одного круче Скарна.

– Там что, ни единой бухты с низким берегом? – спросила Гвенна, водя трубой вдоль нависающих утесов.

– Таких нет, – покачал головой Джак. – Выбраться кое-как можно только на скалистый мысок на дальней стороне. Хотя в высокий прилив его покрывает водой.

– А с него на утес подняться можно?

– Нет.

– Как же Раллен снабжает свое Кентом драное заведение?

Она рассматривала крепость – вернее, ту часть, что была ей видна. На ровной местности укрепления Раллена вряд ли сошли бы за таковые. Скорее ряд конюшен, выстроенных вдоль большого каменного амбара, и все постройки соединяет стенка в два роста Гвенны, не больше. Беда в том, что стояло все это не на равнине, а над самым обрывом. Известняковый утес под крепостью был и крутым, и высоким – не менее сорока шагов, а в нижней трети еще и нависающим, – так что рядом с ним жалкая стенка выглядела до смешного бесполезной. Как будто строители, разбросав здания как попало, сочли за должное поставить какую-то ограду, хоть и понимали всю ее бессмысленность.

– Камень для строительства, – ответил Джак, – ломали прямо на острове. Тяжелые грузы поднимали лебедкой: приспособили старую корабельную мачту с блоком на конце. Так поднимали и балки для стропил, и прочее. Когда закончили, Раллен ее снес.

– Ради Хала, – вслух изумилась Гвенна, – зачем ломать свое единственное средство снабжения?

– Из осторожности. Лебедка была слабым местом. Открывала вход.

Гвенна оторвалась от трубы и уставилась на него:

– Да ведь достаточно было подтягивать наверх канат?

Впрочем, она, не договорив, уже прикидывала, как бы воспользовалась приспособленной под подъемник мачтой. Анник могла бы перекинуть через нее стрелу с легкой веревкой – например, лиранской, неплетеной, – а по ней подтянуть более прочную. Это всего лишь вопрос…

– Он, какой ни есть, а кеттрал, – кивнул Джак, словно прочитав ее мысли. – Он прожил на Островах не меньше сорока лет и знает, на что способны кеттрал.

– Но кеттрал же не осталось.

Джак взглянул ей в глаза:

– Отсев тоже чему-то учили. С настоящими не сравнить, и Раллен это понимает, но и мы кое-что можем.

Гвенна медленно кивнула и снова навела трубу на крепость.

– Стало быть, маленькие постройки – это склады и казармы, большая, кривобокая, похожая на попытку крестьянина сложить амбар, – столовая и штаб?

– Не знаю, – покачал головой Джак. – Я там никогда не бывал. В первый раз вижу.

– А кто видел?

– Из нас никто. Изнутри никто. Когда Раллен явился на Арим предложить нам второй шанс, мы лодками переправились на Карш. Устроились там в казармах.

– Не могли же вы не знать, что он тут крепость возводит.

– Знали. Он сказал, это первый шаг в ряду укреплений для защиты и безопасности Островов. Птицами доставил с Крючка нескольких мастеров.

– Мастеров… – фыркнула Гвенна, снова вглядываясь через трубу. – Слишком громко сказано для любого обитателя Крючка. Где они теперь? Можно с ними поговорить?

– Мертвы, – тихо ответил Джак. – Когда закончили строительство, Раллен связал их по рукам и ногам и скинул с утеса.

– Больной ублюдок, – покачала головой Гвенна.

– Понимаешь, почему его надо остановить? – спросил Джак.

– Чего я не понимаю – это почему вы вообще за ним пошли.

– Он был кеттрал.

– Слышала, – отмахнулась Гвенна. – Он явился, он предложил вам вторую попытку. Прекрасно. Но когда он начал сбрасывать мирных жителей со скал, вы не заподозрили, что он не аннурское правосудие отправляет?

– Заподозрили, конечно.

Уловив новую нотку в голосе Джака, Гвенна отложила трубу. Оглянувшись, она увидела, что он до белизны костяшек стиснул кулаки, будто сжимал чью-то глотку.

«Наконец-то я его разозлила, – подумала она. – Давно пора».

– Конечно, мы все понимали, – повторил Джак. – Многие уже тогда задумались, как его остановить или хотя бы больше ему не помогать. Потому на следующий день и отказались ему присягнуть.

Его гнев скукоживался на глазах. Взгляд стал далеким, пилот расширенными глазами вглядывался в прошлое.

– Тогда он начал вас убивать, – подхватила Гвенна.

Джак кивнул:

– Мы не знали, что он заранее заложил заряды. У него были взрывчатка, верные подручные…

– И птицы, – негромко договорила она.

Джак снова кивнул, поглощенный воспоминанием. Такая одержимость устроенной Ралленом «чисткой» была едва ли не опаснее крепости на утесах. Пилот казался ей слишком хрупким, не способным вынести груз воплей и крови в памяти. Чтобы выжить, ему надо было смотреть вперед, а не назад. Гвенне он требовался живым.

– Где же они? – спросила она, махнув рукой на утес. – Где птицы?

Он отозвался не сразу. Потом его глаза снова стали зрячими, нашли ее лицо. От него и сейчас пахло страхом, но не только – что-то было в стиснутых кулаках и сжатых челюстях.

«Упрямство, – подумалось ей. – Это еще не отвага, далеко не отвага, но с этим уже можно иметь дело».

– Там, – показал Джак. – И там, и там. Большей частью в неглубоких гротах.

Гвенна присмотрелась. Она различала впадины в скале, большие дыры, выбитые в камне веками дождей и ветров. Но солнце стояло высоко, слепило и не позволяло заглянуть внутрь. Гвенна приставила трубу к глазу, всмотрелась в самые широкие пещеры. Так ей были видны каменные глыбы в глубине, но птиц она не разглядела.

– Там пусто.

– Днем пусто, – согласился Джак. – Они на заданиях или охотятся.

Охотятся… Такое раз увидишь, не забудешь. В начале обучения каждый набор кадет вывозили на Квел – один из немногих островов, где имелись пастбища для скота. Овцы, козы, коровы щипали жесткую траву – сотни животных на несколько квадратных миль. Довольно приятное зрелище: жаркий тропический вариант пасторали, какую можно встретить почти в любых краях от Сиа до северной части Перешейка. А потом прилетели кеттралы.

Невозможно было понять птиц, представить, на что они способны, пока не увидишь, как они с высоты в сотни шагов падают на взрослую телку оперенной молнией. Гвенна в первый раз едва не заблевала себе форму от этого зрелища. Она с детства знала коршунов и соколов, видела, как они выхватывают мышь из травы или белку из гущи ветвей. Но при виде кеттрала, раздирающего на ленточки целую корову, весившую в десять раз больше девочки… Десять лет после того при каждом вылете она гнала из памяти эту картину.

– Время подходящее, – говорил Джак, и по голосу слышалось, что он вернулся к настоящему. – Птицы просыпаются голодными. С утра обычно охотятся, потом переваривают добычу, лениво кружа на восходящих потоках, а уж после возвращаются сюда поиграть.

– Я думала, охота для них и есть забава, – сказала Гвенна, вспоминая овцу, разорванную надвое поперек тулова, словно по ней пришелся удар тяжелого топора.

– Убить беззащитную корову? – покачал головой Джак. – Это для них – как для кеттрал вскрыть кокос ударом клинка. Играют они друг с другом.

При этих словах он указал на юг. Кеттралы парили в небе, каждый на своей воздушной струе, расправив широкие крылья и давая ветру беззвучно перебирать маховые перья. Сейчас, когда Гвенна могла бы заслонить их пальцем вытянутой руки, их можно было принять за обычных птиц – если забыть о милях расстояния и сотнях футов высоты; забыть, что их размер – это обман зрения, заблуждение не учитывающего дальности ума, ложь, позволяющая на время поверить своим глазам.

– Всего пять? – удивилась Гвенна.

– Шесть. – Джак указал на птицу, накручивавшую восходящую спираль над островом. – Раллен хотя бы одну постоянно держит в небе. Летучий часовой над крепостью.

Гвенна бросила взгляд вверх и снова перевела на подлетающих птиц.

– Пусть даже и шесть. Год назад их был не один десяток…

– Восемьдесят семь, – сказал Джак. – Восемьдесят семь было, пока их не убило Гнездо.

Простые, скорбные слова. Гвенна почуяла его горе. И взбесилась.

– Ты не забыл, что там и людей убивали? – запрещая себе повышать голос, спросила она. – На птицах летали крылья кеттрал.

– Людей еще много осталось, – угрюмо возразил Джак. – Людей более чем достаточно. Из кеттралов, насколько известно, эти последние.

Он кивнул на приближавшихся птиц. Гвенна уставилась на него. Об этом она раньше не думала. Гибель Гнезда – всех, кого она по-настоящему знала, затмила для нее остальное. Птицы были важны, но важны наравне с боеприпасами: ценное оружие, которое надо добыть, вырвать из недобрых рук. Она не задумывалась о гибели самих кеттралов, не сознавала, что жестокая битва на Островах могла лишить мир этих созданий.

– Вот там… – Джак указал на двух передовых птиц, – Сенте-рил и Сенте-ра. Младшие из одного выводка. Мы их и раньше видели в дозоре.

Гвенна кинула взгляд на пару птиц и перевела дальше, на трех приотставших. Ее привлекла средняя, пестрая самка, чуть неровно взмахивавшая крыльями.

– Святой Хал! – выдохнула она. – Добралась! Из всех из нас она первая вернулась.

Джак оглянулся на нее и понял:

– Ваша птица?

– Суант-ра, – кивнула Гвенна.

– Помню ее, – сказал пилот. – Она только вылупилась, когда я… попал на Арим.

– Ее вырастил Лейт, – сказала Гвенна, память о погибшем пилоте резала ее осколком стекла. – И обучил.

– И его помню, – медленно проговорил Джак. – Хороший пилот. Бесстрашный.

Гвенна натужно хмыкнула:

– Да уж, точно, что бесстрашный. – Она тряхнула головой, как будто могла выбросить из нее воспоминание о смерти друга. – Всегда думала, его ничто не возьмет. Во всяком случае, пока он сидел на Ра.

– Что с ним случилось?

– Погиб, – без всякого выражения ответила Гвенна. – Глупо.

Джак бросил на нее быстрый взгляд и отвел глаза, отвернулся к подлетающим кеттралам.

– А с ней? – показал он.

– Ее ранила птица Блохи в Костистых горах. Что-то с крылом. Лейт сказал, тяжелая рана. Она не могла нас нести и среди степей превратилась в огромную мишень, поэтому Валин отослал ее на юг.

И Валина нет. Еще один никогда не вернется на Острова.

Джак недолго смотрел в трубу, потом опять кивнул:

– Похоже, был порван патагиум. Повезло, что она может летать.

Гвенна снова вгляделась в Ра. Та почти не сбивалась в полете, а ведь она помнила, как Лейт чуть не полдня ощупывал ей крыло, прежде чем вынести тот же диагноз.

– Ты на таком расстоянии определил? – спросила она.

Джак рассеянно кивнул, рассматривая других птиц.

– Я все это хорошо умел, – чуть слышно сказал он. – Если бы не страх…

Гвенна неловко заерзала на камне. Быть трусом и так достаточно плохо, а еще признавать это… Мог бы вслух не говорить.

– А остальные? – спросила она.

– Кей-та и Шура-ка, – назвал он, почти не раздумывая. – Этих я с дозором не видел.

– Почему? – спросила Гвенна. – Зачем Раллену держать их в резерве?

– Вероятно, он и не держит. Мы большей частью сидим в Дыре. Может, они летают каждый второй день, просто мне на глаза не попались. – Он покачал головой. – Хорошо, что я здесь. Это надо исправить.

Гвенна обернулась на непривычную твердую ноту в его голосе:

– Как именно?

– У нас самое большее трое пилотов, – сказал Джак, нахмурившись.

– Считая тебя.

– Да. – Он встретил ее взгляд. – Считая меня. У нас будет всего одна попытка, и увести всех птиц не выйдет. Значит, нужна уверенность, что берем лучших – лучших летунов.

– Лучших?

– Одни птицы летают лучше, другие хуже, – кивнул он. – Как солдаты. Бывают быстрее других, сильнее… Осторожнее.

Гвенна задумчиво покивала. В свое время она наслушалась разговоров в солдатской столовой: пилоты сравнивали кеттралов, без конца обсуждали скорость, длину когтей, силу удара клювом. Сама она тогда не придавала этому значения. Для летящего на птице против того, у кого птицы нет, само ее наличие решает дело, независимо от небольшой разницы в длине когтя. Ей всегда казалось: это все равно что обсуждать водоизмещение кораблей своего флота, выступая против страны, где представление о морских сражениях сводится к драке купающихся мальчишек.

Но теперь было не то. Если она придумает способ попасть на остров, если сумеет поднять отсев в воздух, война будет – птицы против птиц. И даже небольшая разница вдруг обретет значение.

Джак все следил за кеттралами, переводил трубу от одного к другому, иногда отнимал ее от глаз, чтобы увидеть широкий строй целиком. А потом, словно отозвавшись на неслышный отклик, резко повернулся к югу, напрягся всем телом, уставившись в деревянную трубу. Гвенна взглянула туда же, но без линз ничего не увидела.

– Что там? – спросила она.

– Святой Хал, – не слушая, выдохнул Джак.

– Джак! – рявкнула она, потянувшись к висевшему на боку луку.

– Живой, – сказал пилот.

Он наконец опустил трубу и ответил на ее взгляд. У него в глазах стояли слезы.

– Аллар-ра.

Гвенна снова повернулась к югу и на этот раз высмотрела золотую блестку в солнечном сиянии.

– Еще одна птица? – Она покачала головой.

– Моя птица, – медленно кивнул Джак. – Я ее тренировал.

Он протянул ей трубу, но Гвенна отмахнулась. Птица по меньшей мере на милю отстала от остальных, но стремительно нагоняла. Гвенна уже видела ее и так.

– Не слыхала о птицах с золотым оперением.

– Командование его не одобряло, – ответил Джак. – Сказали, он проклят Халом. Слишком заметен, особенно ночью. Другие кадеты отказались его учить, а я взялся. Назвал Королем Рассвета.

«Замечательно, – подумала Гвенна. – Король Рассвета. Птица почти такая же кривая, как ее пилот».

Но Аллар-ра приближался и вовсе не выглядел кривым. Прежде всего он был крупнее остальных, заметно крупнее, и Гвенна, как ни мало понимала в птичьем полете, заметила, что взмахи его крыльев отличаются ужасающей силой и плавностью. Аллар-ра в считаные минуты настиг остальных, и когда вся стая прошла у них прямо над головами, Гвенна вздрогнула под скользнувшими по земле тенями – темными и такими быстрыми. Что-то в ней еще помнило времена, когда она была белкой или мышью, пряталась в густой траве, мечтая, чтобы сердце не выдало ее стуком, и не смея взглянуть на бесшумную крылатую смерть.

На подлете к скалистому острову золотая птица вдруг ударила крыльями, и несколько мощных взмахов унесли ее на сотню футов вперед и выше других.

– Он нам нужен, – просто сказал Джак.

– А как же броское оперение? – буркнула Гвенна.

– У каждого свои недостатки.

– Это верно, но лишних мне не надо бы.

– Он нам нужен, – повторил Джак. – Ты уж мне поверь. Я его учил.

Учил… На взгляд Гвенны, с тем же успехом можно было бы учить скалистого льва или бешеного пятнистого медведя. Даже в бесшумном парении Король Рассвета выглядел диким, хищным, неукротимым. А потом он расправил крылья, раскрыл клюв, и небо расколол клич, в котором наравне смешались вызов и ярость. Две птицы поменьше, брат и сестра Сенте-рил и Сенте-ра, разошлись в небе, криками отвечая на вызов.

– Вот так они играют, – с трепетом шепнул Джак.

Схватка сперва показалась Гвенне ужасно неравной. Сенте-рил и Сенте-ра разом подступили к Королю с двух сторон, выставили вперед когтистые лапы, хватая и терзая воздух. Большой птице, несмотря на преимущество в высоте, некуда было податься. С двумя сразу Король схватиться не мог, а стоило ему развернуться к одной, его бы достала вторая. Гвенна видела прежде, как состязаются птицы с пилотами на спинах: каждая старалась зайти сзади и сверху, позволяя закрепившимся на когтях кеттрал обстрелять противника из луков.

Здесь вышло совсем иначе.

Рил и Ра уже смыкались с боков, когда Король сложил огромные крылья и… перевернулся.

– Что?.. – захлебнулась Гвенна.

– Редкая птица готова сражаться на такой высоте, – не скрывая гордости, ответил Джак, – а он может.

Огромный кеттрал, оказавшись вдруг под противниками и брюхом кверху, тоже растопырил когти. Он скогтил одного из пары и, коварно извернувшись в воздухе, швырнул его на второго. Сенте-рил и Сенте-ра забились, а Король, вырвавшись из клещей, выправился в полете над падающими в волны противниками. Те подхватились в последнее мгновение и понеслись прочь, не только отказавшись от вызова, но даже не оглядываясь.

– Он даст им уйти? – спросила Гвенна.

– Это состязание, – ответил Джак. – Он и не хотел их убивать.

– Как драка до первой крови на арене, – припомнила она.

– Куда благороднее.

– Не вижу тут благородства.

– Увидишь, если поймешь, где искать.

Вторая схватка оказалась продолжительней первой. Тут уже было не двое на одного: Суант-ра, Кей-та и Шура-ка схватились друг с другом. Явного преимущества, казалось, ни за кем не было, и воздушная драка затянулась – жестокие удары когтями и клювами, бешено бьющие крылья, сомкнувшиеся могучие тела, падающие и расцепляющиеся в падении. Где-то на середине сражения отвалилась меньшая птица. Кей-та выбралась из бучи и устроилась на каменном уступе. Вскоре после того Шура-ка ухватила Ра за крыло, впилась когтями, удерживая противницу крепко, но не настолько, чтобы порвать или сломать кость. Ра, извернувшись, испустила страдальческий крик. Шура-ка ее выпустила.