Текст книги "Ближе, чем ты думаешь"

Глава 41

Слова Эми удивили больше ее саму, чем Мелани Баррик.

Я не забыла, что с вами тогда случилось.

Эми не стала обращаться к судье Роббинсу, поскольку не надеялась, что тот ей хоть что-то расскажет. Мелани Баррик была ответчиком по делу о наркотиках. Да, иногда случалось так, что те, кого уличали в одном преступлении, сами оказывались жертвами другого. Но для Эми, как правило, разница между первыми и вторыми была совершенно очевидна.

И в самом деле, откуда взялись эти слова? Неужели она произнесла их только потому, что Роббинс – известный вольный стрелок закона и порядка – стал ей угрожать?

А может, это ее кара за то, что она несправедливо обвинила Уоррена Плотца?

Или за то, что она, жертвуя своим досугом, сначала составляла, а потом глазела на утыканную булавками карту у себя дома?

Она все еще не могла определиться, как ей поступать дальше. Может быть, вообще не стоит ничего предпринимать. Ведь вполне возможно, что насильник из осторожности залег на дно. Ведь Стонтон был городом небольшим, но все же городом. Он был более населен, чем округ, и это означало большее количество обывателей, способных что-то увидеть, больше копов на квадратную милю, а у преступников – больше шансов быть пойманными. Так что у нашего подозреваемого были весьма солидные резоны, чтобы избегать лишнего внимания.

Но, может быть, главную роль здесь играл тот факт, что он сосредоточил свое внимание на округе Огаста? Человеческий мозг пронизан горячим желанием осмысливать мир, создавать причинно-следственные связи, которых, может, на деле и вовсе не существует. Рационально мыслящий человек мог бы сказать, что в общей картине просто чего-то недостает. А наших далеких предков та же причина заставляла исполнять ритуальные танцы, чтобы, например, вызвать дождь. Современных же параноиков подобное заставляло поверить в то, что вакцинация вызывает аутизм.

От подобного образа мыслей Эми и старалась защитить себя. Тем более совсем недавно случилась пара событий, которые ее мозг так жаждал связать. Первым были пропавшие наркотики, которые были похищены из (предположительно) безопасной камеры в офисе шерифа округа Огаста. Вторым – ее карта со всеми этими булавками, каждая из которых обозначала место в пределах юрисдикции… офиса шерифа того же округа Огаста.

Это подталкивало ее к выводу, который она поначалу всячески отвергала. Она думала о Скипе Кемпе, о Джейсоне Пауэрсе. Описание насильника, достаточно общее, тем не менее прекрасно подходило им – белым мужчинам среднего роста и возрастом в пределах пятидесяти лет.

Но ведь она хорошо знала этих людей, не так ли? Они были глубоко преданными своему делу законниками. Она вспомнила голос Пауэрса, когда он рассказывал ей о Лилли Притчетт, и то, как он волновался, когда обнаружил те отпечатки на месте преступления. Она подумала о Кемпе, читавшем Олдоса Хаксли, и о том, как терпеливо он давал показания на судебных процессах.

Конечно, виновен не был ни один из этих двоих.

Зато им запросто мог оказаться кто-то из офиса шерифа.

И теперь, когда она возвращалась в свой кабинет из зала суда, произошло еще кое-что, благодаря чему она могла заарканить настоящего преступника: ей, кажется, стала проясняться подоплека дела по обвинению Мелани Баррик в хранении наркотиков.

Ведь, если рассуждать непредвзято, эта самая Баррик – просто находка: образованная женщина, замужняя мать, никаких судимостей. И вдруг такая женщина начинает торговать наркотой в тридцать один год. Эми не допускала и мысли об ее невиновности хотя бы потому, что не возникало никаких сомнений в том, что наркотики были обнаружены именно в ее доме.

Но если вспомнить о том, кем они были обнаружены? А ведь это были представители шерифа округа Огаста. И ведущим следователем тогда был Кемпе. Главным же боссом был сам шериф Пауэрс.

Но это же просто смешно. Нельзя считать возникшую в мозгу корреляцию причинно-следственной связью. Вспомним про ритуальные танцульки, которые должны приводить к дождю. Ведь – и очень даже может быть – нападения совершались не только в Стонтоне, но и в его окрестностях, а она просто не знала об этом. Похоже, ей надо было ненадолго абстрагироваться от этого дела, сделать небольшой перерыв.

Так возьми и перепроверь все. И возможность для этого у тебя уже была: как раз тогда ты получила отпечатки пальцев. Теперь она отправит их в лабораторию в Роаноке и будет терпеливо ждать результатов. Если бы она продолжала канонично следовать процедуре уголовного процесса – ведь с Плотцем она поторопила события – может, настоящий преступник был бы уже в ее руках.

И что насчет Мелани Баррик? Да, она по-прежнему (хотя теперь это уже выглядело маловероятным) подозревалась в торговле наркотиками. Но Эми решительно изгнала из своих мыслей все то, что походило на теории заговора. Как прокурор, она должна была оперировать фактами, которые не оставляли сомнений, вместо того чтобы предаваться играм разума.

По-настоящему разумный человек должен был опираться именно на факты – в этом сомневаться не приходилось.

Эми вернулась в свой офис, где обнаружила записку от Аарона Дэнсби с просьбой зайти к нему.

Она уже проигнорировала одну такую записку во вторник днем, поэтому решила раз и навсегда покончить с этим. Пройдя короткий марш по коридору, она в очередной раз попала на страницы «Южной жизни».

На Дэнсби был один из его лучших костюмов и галстук-бабочка. Клер наносит очередной удар, значит.

– Привет, – сказал он, увидев ее в дверях. – Присаживайся. Я просто хотел узнать последние новости. Что нового по поводу Муки? Пауэрс уже нашел те наркотики?

– Извини, нет, – сказала Эми, садясь. – И, похоже, нам пора привыкать к факту, что их никогда и не найдут.

Дэнсби постучал по столу торцом авторучки.

– Вот и займись этим для меня. Когда будут первые результаты?

– Если тебя это так сильно интересует, то не раньше середины апреля, – ответила Эми. – Я даже пока не подала запрос. На это потребуется несколько недель. Затем Апелляционный суд рассмотрит устные аргументы. Но результата этого рассмотрения опять же придется ждать не один месяц. Потом они примут решение, что займет еще какое-то время. После, если это решение будет против нас, его снова перенаправят в окружной суд, а потом состоится еще один процесс. Так что я уверена: раньше ноября на эту тему нам ничего не светит.

– Да неужели? – спросил он, весь прямо лучась. – Думаешь, всю эту богадельню можно так надолго притормозить?

– Так ведь я ничего и не торможу. Просто говорю, что на это уйдет прорва времени.

– Что ж, отличные новости, – сказал он.

Если бы Эми не была так сильно удивлена, то, скорее всего, разозлилась бы. Выходит, Дэнсби совершенно не беспокоился об окончательном вынесении обвинительного приговора, раз к той поре уже победит на выборах.

– В любом случае, – продолжил он, – я скоро отправлюсь в «Ротари»[27]27
  «Ротари Интернэшнл» – международная неправительственная ассоциация, объединяющая «Ротари-клубы» по всему миру. Последние позиционируют себя как нерелигиозные и неполитические благотворительные организации, открытые для всех стран, вне зависимости от национальной и расовой принадлежности, вероисповедания и политических взглядов.


[Закрыть], и мне нужно поделиться с ребятами хорошими новостями. Что там с Коко-мамой?

Эми не стала говорить, что «Ротари-клаб» и уличная толпа – практически одно и то же и какое политическое будущее у Дэнсби из этого вытекает.

– На следующую пятницу у нас намечено предварительна слушание, – сказала она.

– Что еще за слушание?

– Защита оспаривает выданный ордер на обыск. И пытается доказать, что К.И., дававший показания представителям шерифа, все выдумал.

– Чего? – Дэнсби выпрямился в своем кресле. – Это правда?

– Я лично в этом сомневаюсь. Кемпе говорил, что это надежный парень.

Дэнсби кивнул, но по его лицу Эми понимала: он пытается что-то обмозговать.

– Значит, слушание будет базироваться на показаниях Кемпе? – спросил он.

– Его и К.И., точно так.

– Свидетельские показания будет давать информатор?

– Ага.

– Выходит, конфиденциальный информатор раскроет свою конфиденциальность? Как-то не клеится. Разве мы не можем воспротивиться этому?

– Мы уже пробовали, – сказала Эми. – Если защита настаивает на подобном, представителям шерифа так или иначе придется раскрыть свои карты. А Мелани Баррик имеет право предстать перед обвинителем.

– Ты собираешься привести этого информатора к присяге?

– Технически мне просто необходимо это сделать. В свете этого дела информатор – фактически свидетель. Так же, как и Кемпе. И хотя защите будет сложнее работать в таких обстоятельствах, не будет же адвокат сидеть сложа руки и только кивать, как обычно. Он попытается использовать слова информатора как доказательства.

– Да, но вдруг информатор не выдержит давления или просто собьется с мысли? Ты же в курсе, что хороший адвокат может запутать кого угодно.

– Значит, реабилитироваться он сможет только после того, как его распутают, – парировала Эми.

– Но если все действительно так плохо, то мне кажется… Ведь эти К.И., как правило, бездельники и наркоманы, так? И если этот парень начнет невесть что болтать под присягой, что тогда?

– Теоретически? Нам придется признать незаконность выданного ордера на обыск. И если такое произойдет, мы проиграем процесс. Но ничего такого не случится. Только не тогда, когда дело ведет Роббинс. Если бы ты только слышал его сегодня. Я находилась в двух шагах, когда он вкручивал Мелани Баррик, что за кары небесные ждут ее, если с К.И. вдруг произойдет какая-нибудь неприятность, прежде чем он даст показания. И пообещал, что лично позаботится о том, чтобы ей сделали смертельную инъекцию.

Эми покачала головой.

Дэнсби улыбнулся.

– Мне всегда нравился этот парень.

– Надеюсь, он сумеет устроить все так, чтобы ордер не признали незаконным, – сказала Эми.

– Да нормально все. Значит, в «Ротари» я могу сказать, что дело близится к вынесению приговора?

Эми вновь подумала, что это сомнительно. Опять «танцы для вызова дождя».

– Совершенно верно, – сказала она. – Так оно и есть.

Глава 42

Так называемый сон в ночь на среду стал для меня очередной серией пыток. Мои мысли метались от одной ужасной картины к другой.

Алекс вместе с теми, кто забрал его, и тем, как они обращались с ним: любили ли они его, заботились ли, – вспоминался в первую очередь.

На фоне этих воспоминаний звучали угрозы судьи Роббинса.

Кое-как наконец заснув в среду, я заработала на весь четверг страшный отек лодыжек. Когда я добралась из «Дома вафель» к себе, боль распространилась уже до колен.

По крайней мере эта боль была не совсем напрасной: мне удалось заработать $81,77, спасибо туристическому автобусу и его пассажирам с кучей багажа, остановившемуся рядом с нашим заведением во время обеда.

Прежде чем свернуть на подъездную дорожку, я проверила свой почтовый ящик и опять же не нашла никаких записок от родителей. Там был только счет по кредитке и всякая, не стоящая внимания чушь.

Войдя в дом, я взглянула на счет. И ахнула. Я пыталась не злоупотреблять кредитной картой даже в обычных обстоятельствах, а в последнее время была с ней особенно осторожна, принимая во внимание свое бедственное финансовое положение.

Хотя я и запаниковала, все же сразу решила, что указанная сумма неверна. Она была по меньшей мере на 700 долларов больше, чем я ожидала; тем более, эти 700 долларов я собиралась использовать как ипотечный платеж за апрель.

Паника нарастала, когда я начала читать сопроводительную записку. Первый расход, о котором я понятия не имела, был совершен на заправке где-то в Пенсильвании. Потом – Нью-Джерси: оплата гостиниц, покупка фаст-фуда и обслуживание на заправках. А я даже и близко не подъезжала к этому штату.

Зато Бен там был, однозначно.

С 10 по 12 марта мой беглец-муж ночевал в одном из отелей Кэмдена. 13 и 14 – уже в Элизабет-тауне. Куда он отправился дальше, я уже не знала. 14 марта был последний день, когда выставлялись счета.

Его ночевки в Кэмдене имели смысл, поскольку этот город находился по другую сторону реки от Филадельфии. Может, он подыскивал ночлег подешевле, пока договаривался с профессором Кремером о трудоустройстве в Темпл.

Но если этот домысел и был верен, то что он делал в Элизабет-тауне? Я достала телефон, чтобы проверить, и выяснила, что этот город находится в полутора часах езды к северу от Филадельфии. Есть ли другой колледж или университет в этом районе?

Как оказалось, их было даже несколько. В нескольких минутах езды находились университет Кина, Сетон Холл, Рутгерс-Ньюарк и многие другие. Я, конечно, могла бы позвонить ему, чтобы расспросить обо всем, но мне совершенно не хотелось общаться с этим человеком. И, скорее всего, если бы позвонила, то в итоге просто накричала бы на него.

Поэтому поступила так: набрала номер компании, выпустившей мою кредитную карту, объяснила ситуацию и вынудила их закрыть счет. Я вела себя пассивно-агрессивно? Разумеется. Была ли я этим довольна? Конечно.

Когда я покончила с этим, то отправилась в детскую. Настало время отцеживать молоко. Мистер Снуггс был там, словно ожидая меня. Я взглянула в его стеклянные глазки.

– Ты бы никогда не выставил мне счет по кредитке? – спросила я его.

Мистер Снуггс молчал.

– И где же мне взять эти семьсот долбаных долларов?

Мистер Снуггс снова ничего не ответил.

Потом зазвонил мой телефон. Это был Маркус.

– Привет, – сказала я.

– Ты чем занимаешься?

– Разговариваю с плюшевым мишкой и спрашиваю себя, не сошла ли я с ума.

– Хочешь, я загляну? Принесу тайской еды. Келли опять работает допоздна, так что поедим вдвоем.

– Звучит неплохо, но… Честно говоря, я совершенно вымотана. И почти не спала прошлой ночью.

– Понимаю, – сказал он. – Но в целом ты хоть в порядке? У тебя такой голос… Что-то случилось сегодня?

Счет, который я в сердцах отбросила, валялся у моих ног. Я взглянула на него. Наверняка у Маркуса найдется семьсот долларов. Если бы я попросила его занять мне их, он наверняка бы согласился. Причем без колебаний.

Но я не могла. И так должна была ему слишком много.

– Да нет, просто сильно устала, – сказала я.

– Ну ладно, – ответил он. – Ты же знаешь: все, что тебе нужно – это попросить, так?

Он словно читал мои мысли. Наверное, такое доступно только лучшим друзьям.

– Да, конечно. Спасибо, Маркус. Ты настоящий друг.

– Хорошо, – сказал он. – Я позвоню позже, ладно?

– Спокойной ночи.

– И тебе.

Я в последний раз взглянула на мистера Снуггса. Он упал и лежал на боку, поэтому я усадила его поровнее, а затем ласково похлопала, прежде чем вновь собраться с силами и начать пахать как лошадь.

Глава 43

Денег у Ричарда Кодури становилось все меньше. Равно как и его заначки с коксом.

Ему уже было глубоко плевать на то, что надо себя сдерживать в дозе. Единственное, что его пока еще хоть как-то тормозило, было постоянное кровотечение из носа. Теперь вместе с кокаином ему приходилось вдыхать и собственную кровь.

Вечеринка подходила к концу.

Если только он не найдет способ ее продлить.

С этой мыслью в голове он снова позвонил тому мужику и сказал, что хочет еще денег. Тот послал его. Кодури злился как черт, но что он мог поделать?

Затем в комнате 307 отеля «Говард Джонсон» ему вручили повестку. Откуда копам было известно, что он там, у него не было ни малейшего представления.

Поэтому он еще раз позвонил тому типу. На сей раз он оставил ему сообщение. Может быть, излишне угрожающее. Он сказал что-то вроде: «Эй, это Слэш, меня вызвали в суд. Давай еще бабла, или я всем растрезвоню, чем занимался для тебя».

Или что-то в подобном духе.

Тот мужик перезвонил и был при этом в бешенстве. Он напомнил, что сделке конец, что Кодури и так получил сполна за то, что сделал. Мужик также напомнил Кодури, что тот сядет, если дело получит огласку. А еще напомнил, что Кодури не знает его имени и что же в таком случае он собирается сообщить властям? Что кто-то заплатил ему, чтобы он подбросил наркоту в дом какой-то бабы? Ты серьезно, парень?

Кодури сказал, что ему все равно. Он сказал, что в тюрьме ему понравилось.

Ясное дело, он блефовал. За решетку Кодури не собирался возвращаться ни за какие коврижки.

Но мужик-то этого не знал. Он, конечно, крыл его на чем свет стоит, сто раз сказал, чтобы Кодури больше не смел ему звонить и все такое. Ну и плевать. Кодури знал, что этот тип спасует. В игре с крупными ставками всегда побеждает тот, кто меньше проигрывает.

Так что на физиономии Кодури разлилась широченная улыбка, когда он увидел всплывший на экране телефона номер. Был не то конец ночи четверга, не то начало утра пятницы – Кодури точно не знал, его штырило по полной программе.

Его блеф сработал. Вскоре он снова разбогатеет. Но это будет, блин, точно в последний раз.

– Але, это Слэш.

– Я подумал над тем, что ты сказал, – раздался в трубке мужской голос.

– Да ну? И что надумал?

– Дам я тебе денег. Но ты должен будешь еще кое-что для меня сделать.

– Типа как в прошлый раз?

– Типа. Клиент, понятное дело, другой.

– И за ту же сумму?

– Да.

Теперь Кодури улыбался так широко, что наружу вылезли все немногие остававшиеся у него зубы.

– Лады, – сказал он. – И кого мне нужно сделать?

– Не будем об этом по телефону, – сказал мужской голос. – Ты все еще в «Говард Джонсон»? Комната 307?

– Да.

– Я буду там через пятнадцать минут.

Но прошло почти тридцать, прежде чем Кодури услышал стук в дверь.

Он быстро взглянул в глазок. На мужике была приземистая шляпа и солнцезащитные очки. Как в прошлый раз.

Но теперь он напялил на себя куртку с поднятым воротником. Вдобавок на куртке была куча карманов. Его руки как раз и были засунуты в два кармана, а еще на одном, похоже, была заметная выпуклость. Это Кодури очень не понравилось.

Он молча сорвал с двери цепочку. Затем одним быстрым движением открыл дверь, схватил мужика за лацканы и вбросил его в комнату. Тот полетел, спотыкаясь и пытаясь схватиться за комод, чтобы не упасть.

Когда он обернулся, Кодури уже сидел на нем, хлопая по карманам его куртки. Слэша, вашу мать, не так просто вздрючить.

– Может, хватит? – сказал мужик, пока Кодури продолжал его ощупывать.

Его карманы были пусты. А той выпуклостью, похоже, был просто воздух.

– Просто хотел понять, что ты без ствола, – сказал Кодури, отступая. Мужик между тем поправлял одежду, причем шляпу опять натянул на самые уши.

– Конечно без. Господи, ты что, совсем удолбался коксом?

– Тебе какое дело. Что у нас за план? Где мои деньги? Где марафет?

– Расслабься. Мне же нужно было все припрятать, – сказал мужик. – А то моя жена целыми днями лазит взад-вперед по дому.

– Ну.

– Надо кое-куда прогуляться, – сказал мужик.

– Куда?

– Увидишь. Пошли.

Кодури быстро шел следом, уставившись глазами в спину этого типа, который чуть ли не бежал, опустив голову. Они шли мимо темных домов и закрытых витрин. Всякий раз, когда Кодури о чем-то заикался, мужик обрывал его на полуслове и приказывал идти дальше.

В конце концов они достигли железных ворот на углу кладбища Торнроуз. Мужик прошел мимо них, а затем перепрыгнул через низкую каменную стену, которая начиналась за ними.

Кодури остановился.

– Ты куда это? – спросил он.

– Ничего, это по пути.

– Я туда не полезу.

– Полезешь, если хочешь заработать.

– Какого хрена ты несешь? – спросил Кодури.

– Я спрятал все в склепе моей семьи. Это единственное знакомое мне безопасное место. И ключ есть только у меня.

Кодури не двигался. Он понимал, что ни к чему бояться кладбища, но отчего-то ему все равно было жутко.

– Ты что, старых надгробий боишься? – мужик уже уговаривал его. – Тебе твоя дрянь нужна или как?

– Ага. Без базара, – сказал Кодури и шлепнулся позади мужика, который уже двигался куда-то в сторону от холма.

– Нам туда, – сказал он.

Они прошли далеко в глубь кладбища. Единственным источником света теперь оставался крохотный месяц – они далеко ушли от уличных фонарей. Мужик наконец снял свои солнцезащитные очки.

Кодури не понравилось внезапно возникшее в нем чувство. Может, его просто мандражит? Но еще круче ему придется тогда, когда его начнет ломать из-за отсутствия очередной дорожки кокса.

Словом, вечеринка должна была продолжаться.

– Пришли, – наконец сказал мужик.

Он остановился под большим мавзолеем из известняка с памятником перед входом. Кодури мог разглядеть, что на нем были выгравированы имена каких-то Иколов.

Икол? Это что, фамилия этого парня?

Мужик прошел еще несколько шагов вперед, а затем наклонился, словно что-то поднимая.

– Фонарик тут оставил, – сказал он. – Да и ключ что-то не лезет. Может, подержишь, а?

– Да не вопрос.

Мужик направил на него фонарик, прямо в лицо, отчего Кодури на мгновение ослеп. Он морщился от света, щурясь и прикрывая глаза.

Поэтому он и не увидел летящую к нему бейсбольную биту. В тот момент это ничего не означало по сравнению с ломкой от отсутствия очередной дозы.

Кодури пошатнулся, но не упал. В его теле было столько кокаина, что потребовалось бы нечто гораздо большее, чем один удар, чтобы остановить его.

Он набросился на этого мужика, все еще ослепленный. Кодури старался вцепиться ему в глаза, чтобы этот хмырь тоже ослеп. Но промахнулся, оставив на его шее в лучшем случае царапину.

Мужик уже успел выключить фонарик. Теперь он пустил в ход обе руки.

И его свинг[28]28
  Свинг – боковой удар в боксе с дальнего расстояния.


[Закрыть] поверг Кодури наземь. А второй свинг окончательно выбил из него дух.