Текст книги "Ближе, чем ты думаешь"

Глава 51

Звонок раздался в пятницу перед обедом. Но вряд ли Эми Кайе удалось бы пообедать в тот день.

Из всего запланированного на неделю ей удалось выполнить едва ли половину, а все намеченное было чрезвычайно важно, тем более что весь следующий понедельник будет посвящен разбирательству дела Мелани Баррик о хранении наркотиков.

Эми нахмурилась. Если это был Аарон Дэнсби, звонивший со своего заднего двора, поскольку для него выходные уже начались, она бы предоставила ему наслаждаться услугами голосовой почты. Затем она узнала основной номер государственной лаборатории в Роаноке и быстро схватила трубку.

– Эми Кайе.

– Чап Берлсон, – прозвучало в ответ.

Это имя снова пробудило в ней воспоминания об Уоррене Плотце и связанном с ним конфузе. Она почти радовалась, что собеседник на другом конце линии не видел, как ее щеки слегка покраснели.

– Привет, – сказала она.

– Я тут подумал: может быть, вы поблагодарите меня, если я сообщу кое-что новое насчет Ричарда Кодури, – сказал он. – Правда, отчет еще не оформлен, но кое-что я могу рассказать вам прямо сейчас. Есть минутка?

– Разумеется. Большое вам спасибо, – ответила Эми, вытаскивая блокнот, в который она заносила все свои наблюдения и выводы по этому делу.

– Первый факт вряд ли вас удивит. Кодури был под завязку напичкан кокаином, когда его убили. В крови его было столько, что он наверняка перед смертью летал где-то в стратосфере.

– Да, меня это не удивляет. А каков второй факт?

– Он-то и есть главная причина, по которой я вам звоню. Я читал в газете, что ваш шериф за это преступление арестовал женщину, так?

– Да. Мелани Баррик.

– В общем, я не знаю точно, кем был убийца, но это явно была не женщина.

– Что вы имеете в виду?

– Под правым указательным пальцем жертвы оказалось предостаточно чужих кожных клеток. Судмедэксперт пришел к выводу, что Кодури сумел поцарапать преступника. У нас имеется прекрасный образец. А раз речь идет об убийстве, мы слегка сменили свои приоритеты, так что один из наших парней сегодня занимается этим вплотную. И он сказал мне, что кожа явно принадлежит мужчине.

– Вы уверены?

– Знаете, игрек-хромосому довольно трудно пропустить.

– Понятно. Но если это была не Мелани Баррик, то кто?

– Мы еще до этого не докопались, – сказал Берлсон. – Похоже, еще неделю или две придется проверять соответствия. Но если некая женщина за это арестована, вам лучше бы пересмотреть ваши теории насчет этого преступления.

– Заказное убийство? – спросила Эми.

– Очень может быть, – ответил Берлсон. – Вам виднее, это же ваша епархия. Мы тут занимаемся исключительно наукой.

На этом разговор и закончился. Поставив телефон в зарядную рамку, Эми глубоко вздохнула. Заказные убийства – хитрая штука для правосудия. Первое, что пришло ей в голову: продавец и покупатель наркотиков имели общие денежные интересы, хотя наркодилер, скорее всего, запасся наличкой, чтобы иметь возможность приобретать новые партии товара.

Нужно сказать, что Эми до сих пор так и не удосужилась уточнить финансовое положение Мелани Баррик. Единственное, что она знала – в ходе проведенного шерифом рейда было изъято почти четыре тысячи долларов наличными.

Но денег могло быть гораздо больше. Вопрос упирался только в то, где Баррик могла их хранить. Но, по словам представителей шерифа, обыск был проведен тщательно – к тому располагал суровый ордер – поэтому Эми не считала, что у Баррик оставалась приличная сумма.

Впрочем, всегда была надежда на то, что результаты даст проверка банковских счетов. Хотя толковый дилер всегда может придать своим доходам законный вид.

Эми посмотрела список дел, с которыми она на тот момент работала. Ей было понятно, что до выходных она ими не займется.

В детективных сериалах всегда найдется кто-нибудь, кто крикнет: «А разберитесь-ка с ее (или его) финансами!» – и вуаля: через несколько минут на столе у главного сыщика лежит полный список всех банковских операций, которые подсудимый совершил чуть ли не с детства, причем там обязательно обнаружится крупная выдача наличных, совершенная за день до преступления.

В реальности все было гораздо сложнее. Эми могла оформить через суд повестку, которая даст ей доступ к банковским отчетам Мелани Баррик, это да. Но для начала ей придется выяснить, услугами какого банка пользовалась эта Баррик. Нельзя же вызвать в суд представителей каждого банка, расположенного в этом районе, надеясь, что вдруг да повезет. Это будет похоже не на следствие, а скорее на рыбалку, что судьям наверняка не понравится. Ей было необходимо точно знать, каким именно банком пользовалась Мелани Баррик.

Было два способа сделать это. Запрос в IRS[31]31
  Центральная налоговая служба США.


[Закрыть] позволил бы Эми увидеть, сообщала ли Баррик о процентном доходе из каких-либо финансовых структур в своей последней налоговой декларации. Но потребуется минимум десять недель, чтобы получить результат.

Или…

Вскоре Эми поднялась из-за стола и направилась к стоянке. Деспер Холлоу была менее чем в десяти минутах езды. Ей даже не нужно было искать адрес.

Вскоре Эми ехала под железнодорожными путями, мимо трейлера, принадлежащего одному небезызвестному энтузиасту истории Конфедерации, по подъездной дороге к шоссе 104, в народе известному как Деспер-Холлоу-роуд.

Вот бы ей прямо на обочине попалась мусорная корзина, доверху набитая выписками по банковским депозитам и кредитным картам. Юристы придерживаются того мнения, что обвиняемые, как правило, не особо беспокоятся о неприкосновенности их частной жизни, когда речь идет о мусоре, который считается хоть и собственностью, но брошенной. Так что, находись мусорный бак на обочине, Эми, копаясь в нем, ничего не нарушит. И останется совершенно чиста.

Правда, была одна заковыка: Мелани Баррик последние две недели провела в тюрьме. Так что, Эми не думала, что она сорвет джек-пот, роясь в мусоре.

Был, однако, еще один сценарий, который мог дать даже лучшие результаты.

Почтовый ящик.

Подделка чьей-либо почты была федеральным преступлением. Аналогичным образом, изъятие содержимого почтового ящика ответчика было явным нарушением четвертой поправки.

Но что, если почтовый ящик оказался бы открыт? А? Бывает же подобное.

Допустим, Эми просто прогуливалась и вдруг увидела банковскую выписку, лежащую у всех на виду. Вот и все. Поэтому она и насторожилась.

Эми остановила машину и вышла. Твердо прошагав по принадлежащей графству Огаста Деспер Холлоу-роуд, она извлекла из кармана авторучку, вставила ее под рукоятку почтового ящика и потянула.

– Опаньки, – сказала она, когда крышка открылась.

Она заглянула внутрь. Ящик был набит почти под завязку. Снова воспользовавшись ручкой, – если что, она с чистой совестью сможет сказать, что руками ничего не трогала – она начала перерывать бумажную груду. Большинство из содержимого ящика было полной ерундой. Впрочем, попадались и счета.

И вот, перекопав уже половину, она наткнулась на небольшой конверт от Кредитного союза Шенандоа, адресованный Мелани А. Баррик. Эми сразу же узнала кредитную выписку, едва взглянув на письмо.

В конце концов она дорылась до самого дна. Но – ничего больше.

Вполне возможно, потом в этот ящик попадут и другие интересующие ее бумаги: очередные банковские выписки или счета, еще не отправленные в текущем месяце. Но для начала и так неплохо.

Эми вернулась в офис и вскоре оформила ходатайство о вызове в суд представителя Общественного кредитного союза Шенандоа, корпоративные офисы которого были и в Стонтоне. А главное – Эми была знакома с юристом этого союза.

К двум часам она нажала кнопку «Отправить» на письме в электронной почте. Ровно в 3:17 зазвонил ее телефон. Это и был тот самый адвокат: теперь Эми владела актуальной информацией по интересующим ее счетам на прошлую пятницу.

В 4:36 у Эми под рукой уже были банковские выписки за четыре месяца по счету Мелани А. Баррик.

В настоящее время там находилось семьсот тридцать три доллара двадцать восемь центов. В прошлый четверг – это была последняя операция – поступил перевод на сумму $278,17 от какой-то «Хокай Ассошиэйтс». Эми погуглила: выяснилось, что в их районе это было нечто под названием «Дом вафель».

«Дом вафель»? Самая известная торговка кокаином долины Шенандоа работала в вафельной? Вот тебе и на.

За последнее время с этого счета не снимали серьезных сумм, переводов тоже не было. Самыми крупными поступлениями были еженедельные выплаты от «Даймонд Тракинг Инкорпорейтед», но самый крупный из них не превышал 600 долларов, тем более что они прекратились в начале марта. В расходных операциях наиболее значительные суммы выплачивались по ипотечному кредиту; также еженедельно отправлялся чек на 250 долларов на имя некоей Иды Фернклифф, но и эти выплаты прекратились месяц назад. Как догадывалась Эми, это были расходы на воспитателя, ухаживающего за ребенком.

Что еще? Энергетическая компания. Телефонная служба. Страховщики. Разве это выглядит как расходы подозреваемой в крупном деле, которая, похоже, жила от зарплаты до зарплаты?

По дебетовой карте Баррик приобретала продукты. Но в последнее время аппетит у нее, похоже, сильно упал. Самая большая сумма снятия наличных в местном банкомате равнялась 20 долларам.

Так что, если эта Баррик действительно была вольной наркодилершей, свой банковский счет она при этом не использовала. Если верить тому, что узнала Эми, Коко-мама балансировала между самой скромной жизнью и угрозой потерять жилье.

Наверняка эта Мелани Баррик что-то умело скрывала. Эми просто пока ничего не обнаружила. И должна была продолжать поиски.

Глава 52

Не могу сказать, что прошедшая неделя пролетела незаметно: в карцере жизнь замедляется настолько, насколько это возможно.

Мистер Ханиуэлл молчал, что весьма тревожило меня: он не звонил и не приходил. В единственной записке, которую я получила от него, говорилось, что подготовка к суду идет хорошо и что ему удалось связаться с Беном. О чем именно был их разговор, в записке не упоминалось. Мне даже в голову не приходило, что бы мог в данном случае предпринять Бен, особенно если он находился сейчас в Нью-Джерси или куда там еще он удрал.

Записка заканчивалась ободряющими словами – видимо, адвокат хотел поддержать мое настроение.

Ну, конечно. Ему-то легко было говорить.

Не найдя, чем заняться, кроме как прокручивать в уме все произошедшее, я вспомнила наш последний разговор с мистером Ханиуэллом. Как изменился его взгляд, когда он взирал на меня в офисе шерифа. Словно мое дело стало окончательно пропащим. Словно я уже не была невиновной, как он до последнего момента считал. Словно теперь я стала одной из тех его подзащитных, благодаря которым он не спал по ночам.

И я ничего не могла с этим поделать. Даже не могла ответить ему и сказать: «Чтобы сохранить хотя бы остатки рассудка, я расскажу своему защитнику все, что только смогу вспомнить». Почтовых марок у меня не было. Даже охранники не могли одолжить мне хотя бы одну: передача предметов от охранников заключенным была строго запрещена тюремными правилами.

Воскресенье 8-го апреля – за день до моего суда – почти ничем не отличалось от других дней, разве что пошел дождь. Во второй половине дня, когда меня выводили на прогулку, охранник, как всегда, для проформы спросил, желаю ли воспользоваться своими конституционными правами. И явно удивился, когда я сказала да.

Затем в очередной раз повторилась процедура с надеванием наручников и препровождением меня в клетку. Когда меня ввели внутрь, то сняли браслеты и оставили, так сказать, свободной – забавное словцо, особенно если учесть, что вся моя свобода заключалась в том, чтобы мерить шагами жалкое пространство камеры размером 15 на 15 футов.

Лил теплый дождь, дававший жизнь урожаю и цветам. Не ливень, но почти. Вода заливала бетонные плиты двора, на них растекались лужи, в которых танцевали падающие капли.

Через несколько минут залило и меня. Ну и что – зато меня не поливали из тюремных шлангов, так что я не имела ничего против того, чтобы промокнуть. В любом случае под дождем было великолепно.

Я настаивала на выходе главным образом потому, что хотела как следует выспаться в ту ночь. Рассчитывала, что свежий воздух мне поможет. Спортивные упражнения – тоже. Я начала с пробежек по клетке, затем занялась отжиманиями.

Я стала сильнее. Можно даже сказать – мощнее. Я похудела, и теперь мой вес был на пять фунтов меньше положенной диетологами нормы. Кожа плотно облегала ребра. Мышцы послушно повиновались мне, когда я двигалась. Казалось, я могу сделать что угодно. И я прыгнула на забор, словно пытаясь перелететь его.

Меня отбросило на землю. Ноги, удовлетворенно чавкнув, приземлились рядом. Но я все равно поднялась и снова начала упражняться. Потом несколько раз присела. И все по той же причине.

Занятия всем этим пробуждали во мне странное волнение. Может быть, из-за того, что мое тело, которому судом было отказано во всем, в чем только можно, даже под стражей все еще оставалось моим.

Несмотря на окружающий меня бетон я чувствовала, каким острым, пьянящим, живым был воздух вокруг меня.

Дождь пошел еще сильнее. Вместе с ним я увеличивала нагрузки, с маниакальной свирепостью переходя от одного упражнения к другому, бегая по мизерному пространству камеры до тех пор, пока мою грудь не начало разрывать от слишком большого количества кислорода.

Но именно этого, естественно, мне и хотелось.

Почувствовать себя живой.

По окончании серии этих так называемых упражнений я была полностью вымотана и лежала посреди клетки, раскинув руки, позволяя дождевым каплям стучать по моему распростертому телу.

Я думала об Алексе. Но это не были привычные воспоминания, которым я так любила предаваться. Впервые с начала всей этой катавасии я позволила себе думать о будущем. Я старалась визуализировать то, как соцслужбы долины Шенандоа вернут его мне. Я представила, как специалист по семейным делам Тина Андерсон передает моего ребенка мне на руки. Я думала о том, как он обрадуется, о том, что я вновь увижу эти прекрасные глаза и ослепительную улыбку.

Опасные это были мысли.

Но я продолжала цепляться за них изо всех сил.

Глава 53

Дождь всегда делал день тяжелее.

Если шел дождь, это значило, что на улице с ребенком ей не погулять. Идет дождь – значит, придется сидеть дома, пытаясь придумать новые способы его развлечь.

А это было уже не так просто, как раньше. Когда он только-только оказался у них, то бодрствовал не более часа или двух за раз. В книгах говорилось, что в этот период он вел себя почти так же, как во время так называемого четвертого триместра, словно еще находился в материнской утробе. Когда он не ел и не какал, он спал.

Теперь было уже по-другому. Периоды его сна становились реже и короче. А просыпаясь, он горел желанием исследовать окружающий мир.

Она пыталась примириться с этим. По крайней мере если дело происходило днем. Они купили «Бэби Бампо» – изумительное маленькое кресло из мягкого полиуретана, в котором он чаще всего сидел; ходунки «Джонни-попрыгунчик», которые они прикрепили к дверной коробке: в них он мог работать своими ножонками; развивающий коврик с дугами, с которых свисали маленькие игрушки-зверюшки. Как правило, на одном занятии ребенок сосредотачивался не более чем на пятнадцать минут, потому что был просто переполнен энергией и жаждал все новых и новых ее применений.

Ночью же все было иначе. К ночи она всегда уставала. Ведь, в отличие от биологической матери, у которой все тело переполнено всевозможными гормонами, предназначенными именно для такого периода, она страшно уставала.

Но для ребенка это не имело ни малейшего значения. Иногда по ночам – особенно если не было возможности прогуляться по улице в течение дня – он просыпался от голода, а потом начал просыпаться и просто так.

Вот и наступила одна из таких ночей. Дождливый день однозначно предвещал: до утра спокойствия не будет. Мальчик проснулся в одиннадцать часов вечера и не спал до часу ночи: откуда только в нем бралась неутомимая жажда игр и развлечений? В итоге ей, уставшей донельзя, потребовался лишний час, чтобы заснуть.

Было четыре часа утра, когда он снова проснулся. Она перевернулась на бок, услышав его. Подумала, может, толкнуть мужа и сказать: «Твоя очередь». Но он крепко спал, а она ведь нет…

В итоге она сама отправилась в детскую. Сейчас она быстро покормит его и снова положит спать.

Во всяком случае, она так думала. Но, оказалось, ребенок был совсем не голоден. Ему хотелось играть и еще раз играть. И началась битва характеров, в которой она была заведомо обречена на поражение. Чем старательнее она пыталась успокоить его, чтобы он заснул, тем активнее он себя вел.

Когда она уже почти отчаялась, в детскую вошел ее муж.

– Что тут происходит? – непонимающе спросил он.

– А на что, по-твоему, это похоже? – огрызнулась она, подняв ребенка так, чтобы он увидел: глаза его были широко открыты.

– Ладно, ладно. Может, ты отдохнешь, а я тут все улажу? – проговорил он, пытаясь взять у нее ребенка.

– Нет, – сказала она и отвернулась. – Я в порядке. Иди спать.

– Да ни в каком ты не в порядке. Ты устала. Ничего страшного, дай мне его.

– Говорю же: со мной все нормально! – завизжала она.

От этого ребенок заплакал. Она взглянула на него, и слезы потекли и из ее глаз.

Мужчина подошел ближе, деликатно, но настойчиво отнял у нее ребенка, а потом обнял жену, которая была явно в расстроенных чувствах.

– Тсс… Все будет хорошо.

Слова утешения он произнес шепотом.

Глава 54

Медленно тянулась ночь. Хотя я изо всех сил старалась вымотать свое тело, разум все еще бурлил, словно кипящий котел. Так что спать было просто невозможно.

Первым юридическим препоном, с которым мне пришлось столкнуться, стал судебный процесс по делу о хранении наркотиков, слушание по делу об убийстве еще не проводилось, а между этими Сциллой и Харибдой затесались и претензии социальных служб.

Горькая правда состояла в том, что я не могла опровергнуть первое обвинение. Все остальное было весьма спорным. Проиграть же вопрос с наркотой автоматически означало потерю Алекса. В чьих бы руках ни находился ребенок, закон был на их стороне.

Что могло быть для меня важнее в этот момент? Для чего мне теперь жить? Пусть уж лучше меня казнят.

Возможно, подобные мысли покажутся слишком мрачными. Но если ты находишься в карцере, а время – два часа ночи, у тебя пропадает молоко, и весь мир считает тебя виновной во всех смертных грехах, какой уж тут может быть оптимизм.

Я едва шевельнулась, когда включился верхний свет. Наступило шесть часов. Я сразу же поднялась, словно в моей комнате вдруг запустили фейерверк, и сердце гулко заколотилось в груди. Я подошла к двери и подождала, пока подойдет охранник: в это время они часто проходили мимо моей камеры.

– Эй, ребята, знаете, у меня ведь сегодня суд, верно? – сказала я.

– Знаем, Баррик, – ответил тот. – Попозже мы за тобой зайдем.

Я слишком нервничала, чтобы съесть завтрак, который, впрочем, и без того выглядел не особо аппетитно… Вскоре после того, как поднос забрали, явились два сотрудника этого заведения. Под их конвоем я в итоге была передана в руки двух заместителей шерифа, которые и отвезли меня в здание суда.

Когда меня привели в камеру предварительного содержания, смежную с залом заседаний, я с удивлением обнаружила, что на спинке койки висит платье – скорее всего, оно оказалось здесь стараниями мистера Ханиуэлла. Это было то самое платье, в котором я якобы выглядела как Кейт Миддлтон, и оно, насколько я помню, ему очень понравилось. Рядом в пластиковом пакете лежали туфли на каблуках. Интересно, как он попал в мой дом, чтобы забрать все это?

К платью оказался пришпилен конверт с моим именем. Внутри его я обнаружила копию старого фотоснимка. На нем была изображена молодая пара, мужчина и женщина, явно влюбленные друг в друга. Судя по прическам и одежде – не говоря уже о блеклых цветах – я бы сказала, что снимок этот был сделан где-то в 1975 году. Я почти слышала звуки – «Лихорадки субботнего вечера»[32]32
  Американский музыкальный художественный фильм.


[Закрыть] на заднем плане.

Присмотревшись, я сделала маленькое открытие. Броско выглядевшим молодым человеком на фотографии оказался мистер Ханиуэлл: был он намного моложе, гораздо стройнее, значительно менее сутулый и довольно суровый. На нем была рубашка с широким воротником и клетчатый костюм, что придавало ему весьма импозантный вид. Глаза были ясными, под ними не было и тени мешков. Взгляд этих глаз, казалось, просто пронизывал насквозь.

Короче говоря, он был красив. Более того, он был счастлив.

И я сразу поняла почему. Достаточно было взглянуть на то, как стоявшая рядом женщина смотрела на него. Она явно обожала его, это можно было сказать, не раздумывая. Любой мужчина, на которого женщина бросала хоть один подобный взгляд, наверняка захотел бы оказаться на месте мистера Ханиуэлла.

Была она его подружкой или…?

А вот и нет, она была его женой. У обоих на пальцах были обручальные кольца.

Я повнимательнее всмотрелась в снимок. Темные волосы, подстриженные почти как у меня. Темные глаза, тоже очень напоминающие мои. Сложена стройно, как и я. Она была одета в платье с поясом, сильно напоминавшее мое, но сшитое по моде сорокалетней давности.

Она выглядела так, будто могла быть моей сестрой или матерью. Я, конечно, понимала, что это было не так. Но сходство было настолько поразительным, что я долгое время просто не могла оторвать взгляда от этого снимка.

Затем из дальнего конца зоны ожидания раздался голос мистера Ханиуэлла:

– Меня прямо затрясло, когда я впервые увидел вас, – сказал он. – Мне показалось, что передо мной призрак.

Тихо присев напротив, он наблюдал, как я рассматриваю его прошлое.

– Значит, это была… ваша жена? – спросила я, все еще держа в руках снимок.

– Ее звали Барбара.

– Не сочтите за нескромность, но могу я спросить, что с ней случилось?

Какое-то время он молчал.

– Как бы это сказать… Нам не повезло. Неудачное стечение обстоятельств плюс невнимательность за рулем. Мы были женаты около года. Она была беременна. И срок был довольно большой. Мы были так счастливы, словно пара детишек, играющих в свадьбу. Как-то раз мы решили покататься по округе. Без определенной цели, просто покататься. У меня был Pontiac GTO, зверь-машина. Я любил круто разворачиваться, так, чтобы двигатель аж ревел. А она смеялась. У нее, у Барбары, был замечательный смех. Чистый и звонкий.

На какое-то время он задумался, а затем продолжил.

– Мы сделали резкий поворот, и там, прямо посреди этой чертовой дороги, со скоростью меньше пяти миль в час плелся фермерский трактор без включенных габаритов и прочего. Что, черт возьми, он там делал после наступления темноты? Не имею ни малейшего представления. Я крутанул руль, чтобы обогнуть его, и потерял управление контроль над машиной. Мы врезались в дерево. Удар пришелся на пассажирскую сторону. Ремни безопасности мы никогда не пристегивали. Так ведь в те времена никто этого не делал.

Он умолк.

– Тогда вы получили свою хромоту? – спросила я.

Он кивнул.

– Хотя внутренностям досталось гораздо сильнее, чем это видно снаружи.

– А Барбара? – спросила я.

Он только покачал головой.

– Вы так больше никогда и не женились?

– Даже ни с кем не встречался. Все эти годы я либо слишком ненавидел, либо слишком жалел себя, чтобы показаться женщинам привлекательным.

Он поднялся со скамейки и подошел к моей камере. И каким же грустным был взгляд этих выпуклых глаз.

– Я подвел ее, – сказал он. – И не хочу подвести вас.

Я торжественно кивнула.

– Спасибо, – сказала я.

– Что ж, – сказал он, – переодевайтесь. Увидимся в зале.

Когда он ушел, я отложила фотографию и переоделась в платье. Оказалось, что теперь пояс нужно затягивать на две дырочки дальше, чем мне приходилось делать до этого.

Через десять-пятнадцать минут вошел заместитель шерифа, чтобы сопроводить меня. Он сковал лодыжки ножными кандалами – мои руки почему-то остались свободными – и повел меня по коридору к двери, над которой была надпись «Зал суда № 2».

Идти мне было трудно, слишком коротка была цепь, так что мне потребовалось все внимание, чтобы не споткнуться. Так что, даже входя в зал суда, я продолжала смотреть вниз.

Периферическим зрением я могла разглядеть округлую фигуру мистера Ханиуэлла, который сидел за столом, предназначенным для защитника. Только подойдя к нему и немного успокоившись, я смогла вновь поднять голову.

Первое, на что упал мой взгляд, был стол обвинителя. По одну его сторону сидела Эми Кайе, прямая, словно шомпол проглотила. Какой-то незнакомый мне человек говорил с ней, хотя его слов я расслышать не могла. Было в нем что-то такое, отчего я сразу почувствовала к нему неприязнь. Может, из-за его галстука-бабочки.

Я продолжала осматривать собравшихся. В глубине зала сидели скучного вида мужчина и женщина, сжимавшие в руках блокноты. Похоже, это были репортеры.

Чуть дальше, в третьем ряду, сидел Тедди со своей верной оруженосицей Венди.

Мои родители были во втором ряду. Меня по-прежнему шокировало, как они постарели. Мама нервно улыбнулась мне. Отец опустил голову и снова поднял ее. Внезапно, неожиданно для самой себя, я подняла руку, чтобы помахать им.

Но долго их рассматривать мне не пришлось. Приведший меня сюда заместитель шерифа осторожно, но крепко взял меня за локоть.

– Мэм, – сказал он. – Сейчас появится судья. Будет лучше, если вы встретите его прямым взглядом.

Эта фраза прямо подкосила меня. Я заняла место рядом с мистером Ханиуэллом.

Потом взглянула на судейский стол. Он был пуст, но тем не менее возвышался над всем залом, не оставляя никаких сомнений в том, кто здесь главный. Все мое внимание – каждая частичка кармы, собравшейся во мне за мою недолгую жизнь – теперь было направлено на этот стол, на место, где появится человек, который скоро будет восседать за ним.

Содружество против Баррик, процесс-однодневка, который определит всю траекторию остававшейся у меня жизни, вот-вот должен был начаться.