Текст книги "Убийца Войн"

Сири молчала.

– Я не лгал, – сказал Жаворонок. – Увеселитель, бог смеха. Если кто-то соответствует должности меньше, чем я, то это он.

– Я вас не понимаю, – сказала Сири. – Как и очень многого в этом городе.

«Эта женщина не фальшивка, – подумал Жаворонок, глядя в юные смущенные глаза. – А если иначе, то лучшей актрисы я не встречал».

Это что-то да значило. Нечто важное. Возможно, имелись обыденные причины, по которым девушку прислали вместо сестры. Быть может, старшая захворала. Но Жаворонок на это не купился. Она была частью чего-то. Заговора, а то и нескольких. И в чем бы ни заключалась причина, она ее не знала.

«Призраки Калада! – выругался про себя Жаворонок. – Это дитя разорвут в клочья и скормят волкам!»

Но чем он мог помочь? Со вздохом он встал, и его жрецы принялись паковать вещи. Девушка смутилась, когда он кивнул и слегка улыбнулся, прощаясь. Она встала и чуть присела, хотя, наверное, не должна была это делать. Она была его королевой, даже не будучи возвращенной сама.

Готовый уйти, Жаворонок поворотился, но замер, вспомнив свои первые месяцы при дворе и пережитое смятение. Он ласково положил ей на плечо руку.

– Не давайся им, деточка, – прошептал он.

И с тем удалился.

17

Вивенна возвращалась к дому Лемекса, по косточкам разбирая аргументы, услышанные при Дворе богов. Наставники уведомили ее, что на придворных ассамблеях дискуссии не всегда ведут к действиям. Разговоры о войне не означали, что та разразится.

Однако нынешние прения, похоже, значили больше. Они были слишком страстными, с избытком голосов за одно решение. Это показывало, что отец прав, а война неизбежна.

С поникшей головой шла она по малолюдной улице. Она уже поняла, что можно избегать бурлящих масс, шагая через жилые кварталы. Похоже, т’телирцам вообще нравилось общество как таковое.

Улица находилась в зажиточном округе. Идти по плиточному тротуару было приятно. Парлин шел рядом, время от времени останавливаясь взглянуть на папоротники и пальмы. Халландренцы любили растения; большинство их домов утопало в тени деревьев, виноградников и экзотических цветущих кустов. В Идрисе любой большой дом считался особняком, но здесь они были лишь среднего размера – наверное, жилища торговцев.

«Мне нужно оставаться собранной, – подумала Вивенна. – Что, если Халландрен нападет в ближайшее время? Или это только прелюдия, которая затянется на месяцы, а то и годы?»

Конкретных действий не будет, пока не проголосуют боги, и Вивенна не знала, что подтолкнет их к решению. Она встряхнула головой. Всего один день в Т’Телире, а уже понятно, что зря она положилась на уроки и тренировки.

Ей показалось, что она ничего не знает, и это породило в ней чувство сокрушительного поражения. Она не была той уверенной, сведущей женщиной, которой себя считала. Пугающая правда заключалась в том, что, если бы к Богу-королю направили ее, она оказалась бы такой же растерянной пустышкой, какой, без сомнения, была бедная Сири.

Они свернули за угол. Вивенна доверилась Парлину, который прекрасно ориентировался в едва знакомых местах, и они прошли под безмолвным взглядом статуи Д’Денира. Гордый воин в доспехах стоял с мечом, воздетым над каменной головой, а на шею был повязан красный платок, колыхавшийся на ветру. Боец выглядел суровым, как будто во славе отправлялся на войну. Вскоре они подошли к крыльцу дома Лемекса. И Вивенна обмерла – дверь болталась на одной петле. Нижняя часть была разломана, как от сильнейшего пинка.

Парлин остановился подле нее, затем шикнул и поднял руку, приказывая молчать. Он огляделся, и рука потянулась к длинному охотничьему ножу на поясе. Вивенна отступила, ей хотелось бежать. Но куда? Наемники – ее единственные связные в городе. Ведь Дент и Тонк Фах сумели отразить атаку?

С другой стороны двери кто-то приблизился – об этом ее предупредили биохроматические чувства. Она положила ладонь Парлину на плечо, готовая задать стрекача.

Дент открыл сломанную дверь настежь, высунулся.

– О, – сказал он. – Это вы.

– Что стряслось? – спросила она. – На вас напали?

Дент глянул на створку и усмехнулся.

– Не, – ответил он, толкнул дверь сильнее и махнул: – Заходите.

Сквозь раскуроченный вход Вивенна увидела, что мебель разрублена, в стенах – дыры, а картины рассечены и разломаны. Дент побрел внутрь, пиная подушечную набивку и пробираясь к лестнице. Несколько ступеней разрушились.

Он оглянулся, отмечая ее смятение.

– Ведь мы же сказали, принцесса, что обыщем дом. Решили, что это будет полезное дело.

* * *

Вивенна села крайне осторожно, готовая к тому, что кресло развалится. Тонк Фах и Дент провели обыск исключительно добросовестно, – похоже, они разломали в доме все деревянное, включая ножки стульев. К счастью, ее кресло благоразумно укрепили, и оно выдержало нагрузку.

Письменный стол Лемекса разнесли в щепки. Ящики выдернули, и за ними открылась фальшивая задняя стенка с пустым потайным отделением. На столешнице лежали пачки бумаг и несколько мешков.

– Это все, – сообщил Дент, снова приваливаясь к косяку.

Тонк Фах разлегся на сломанной кушетке, где отовсюду уродливо торчала набивка.

– Неужели пришлось так много переломать? – спросила Вивенна.

– Для надежности, – пожал плечами Дент. – Вы удивились бы, знай, где прячут добро.

– Внутри входной двери? – бесстрастно осведомилась Вивенна.

– Вот вы бы туда заглянули?

– Конечно нет.

– Тогда она мне видится отличным тайником. Мы простучали ее и заподозрили, что внутри полость. Оказалось, это лишь фрагмент из другой древесины, но важно было проверить.

– Народ чертовски умнеет, когда приходится прятать что-то серьезное, – с зевком заметил Тонк Фах.

– Знаете, чего я больше всего не терплю в наемничестве? – поднял руку Дент.

Вивенна вскинула бровь.

– Занозы, – ответил он, поиграв красными пальцами.

– За них никакой надбавки, – добавил Тонк Фах.

– Ох, теперь вы просто валяете дурака, – сказала Вивенна, роясь в вещах на столе.

Одна сумка призывно звякнула. Вивенна развязала шнурок и распахнула ее.

Внутри блестело золото. Много.

– Там чуть больше пяти тысяч марок, – лениво сообщил Дент. – Лемекс рассовал их по всему дому. Один нашелся в перекладине ножки вашего кресла.

– Стало проще, когда мы отыскали бумаги, в которых он записал, куда все попрятал, – заметил Тонк Фах.

– Пять тысяч марок? – переспросила Вивенна, чувствуя, как волосы светлеют от потрясения.

– Похоже, что старый Лемекс сделал маленькую заначку, – хохотнул Дент. – Это плюс число его дохов… должно быть, он выдоил из Идриса даже больше, чем я предполагал.

Вивенна таращилась на мешок. Потом подняла взгляд на Дента:

– Вы… отдаете это мне. Могли бы забрать и потратить!

– Вообще-то, мы так и сделали, – сказал Дент. – Утянули примерно десятку на завтрак. Мы ведь должны были находиться здесь постоянно.

Вивенна встретилась с ним взглядом.

– Ну что, Тонк, я об этом и говорю, а? – заметил Дент, посмотрев на громилу. – Будь я, допустим, лакеем, разве она взирала бы на меня так? Лишь потому, что не забрал деньги и не смылся? Почему все ждут, что наемники их ограбят?

Тонк Фах хрюкнул, вытянувшись опять.

– Просмотрите эти бумаги, принцесса, – посоветовал Дент, пнув кушетку Тонка Фаха и кивнув на дверь. – Мы подождем внизу.

Вивенна проводила их взглядом. Тонк Фах заворчал, вставая, к его спине прилипли клочья набивки. Они протопали вниз по лестнице, и вскоре донесся звон посуды. Очевидно, они послали за едой уличного мальчишку из местного ресторана – такие время от времени проходили мимо и зычно предлагал доставку на дом.

Вивенна не шелохнулась. Она все хуже понимала цель своего пребывания в городе. Но у нее были Дент и Тонк Фах – удивительно, но она все сильнее привязывалась к ним. Много ли солдат из отцовского войска – все сплошь хорошие люди – удержались бы от бегства с пятью тысячами марок? Эти наемники были не такими заурядными, какими хотели предстать.

Она занялась лежавшими на столе книгами, письмами и бумагами.

* * *

Спустя несколько часов Вивенна все еще сидела при свете одинокой свечи, с которой на расколотый угол стола капал воск. Она давно закончила чтение. У двери стояла нетронутая тарелка с едой, чуть раньше принесенная Парлином.

Развернутые письма покоились перед ней. Понадобилось время, чтобы привести их в порядок. Большинство было написано знакомым отцовским почерком. Не рукой его писца. Отцом собственноручно. Это стало для нее первым знаком. Сам он писал лишь глубоко личные или самые секретные послания.

Вивенна держала волосы под контролем. Она сосредоточенно вдыхала и выдыхала. Она не смотрела в темное окно на огни города, который, верно, уже уснул. Просто сидела.

В оцепенении.

Стопку увенчивало последнее перед кончиной Лемекса письмо. Оно пришло всего несколько недель назад.

«Друг мой, – было начертано отцовской рукой, – наши беседы встревожили меня больше, чем я хочу признать. Я долго говорил с Ярдой. Мы не видим решения.

Война подступает. Теперь это ясно всем. Все более энергичные споры при Дворе богов указывают на тревожную тенденцию. Деньги, посланные нами тебе, чтобы ты приобрел достаточно дохов для посещения этих сборищ, – я в жизни не тратился так удачно.

Все признаки указывают на неизбежность вторжения в наши горы халландренских безжизненных. Поэтому я поручаю тебе действовать, как мы условились. Нам сильно помогут беспорядки, которые ты устроишь в городе, любые отсрочки. Запрошенные тобой дополнительные средства должны уже прибыть.

Друг мой, я вынужден признать мою слабость. Я никогда бы не смог отправить Вивенну заложницей в драконье гнездо – то есть убить ее, – я не в силах это сделать. Даже притом, что считаю сей шаг лучшим выходом для Идриса.

Я пока не уверен, как поступлю. Я не расстанусь с ней, потому что слишком люблю. Однако нарушение договора еще вернее навлечет на мой народ гнев Халландрена. Боюсь, что в ближайшие дни мне предстоит принять очень нелегкое решение.

Но в этом суть королевского долга.

До связи.

Деделин, твой господин и товарищ».

Вивенна отвернулась от письма. В комнате было слишком тихо. Ей хотелось орать на письмо и отца, который сейчас так далеко. И все же она не могла сорваться. Ее воспитали в лучших традициях. Истерики – бессмысленная вычурность.

Не привлекать к себе внимания. Не ставить себя выше других. Того, кто слишком возвышается, однажды низвергнут. Но как быть с человеком, который убивает одну дочь, чтобы спасти другую? Кто он, если заявляет тебе в лицо, что замена была связана с другой причиной? Что это делалось для блага Идриса? Что это вовсе не протекционизм?

Как отнестись к королю, который попрал высшие догмы своей религии, приобретая дохи для шпиона?

Вивенна сморгнула слезу и сжала зубы, обозленная на себя и весь мир. Ее отец слыл хорошим человеком. Идеальным королем. Мудрым и сведущим, всегда уверенным в себе и неизменно правым.

Тот же, кого она узрела в письмах, оказался намного человечнее. Почему это так ужаснуло?

«Не играет роли, – подумала она. – Ничто из этого не важно». Фракции в халландренском правительстве толкали страну к войне. Читая искренние отцовские слова, она наконец поверила ему полностью. До конца года халландренские полчища двинутся на ее родину. А дальше Халландрен – столь красочный, но такой коварный – оставит Сири заложницей и будет угрожать ее убийством, пока Деделин не сдастся.

Отец не отдаст королевства. Сири казнят.

«А вдруг я здесь именно для того, чтобы это остановить?» – подумала Вивенна. Она вцепилась в край столешницы, челюсти сжались. Она смахнула предательскую слезу. Ее научили быть сильной даже в чужом городе среди незнакомцев. Ей предстояла работа.

Она поднялась, оставив на столе письма, мешок с монетами и дневник Лемекса. Избегая сломанных ступенек, спустилась по лестнице туда, где наемники учили Парлина игре в деревянные карты. Все трое подняли глаза, когда Вивенна приблизилась. Она осторожно уселась на пол, подобрав под себя ноги.

Произнося речь, она старалась каждому посмотреть в глаза.

– Я знаю, откуда взялась у Лемекса часть его денег, – сообщила она. – Между Идрисом и Халландреном скоро начнется война. Страшась этого, отец выделил Лемексу намного больше средств, чем я думала. Он прислал ему достаточно денег, чтобы Лемекс купил пятьдесят дохов и вошел во двор, откуда слал бы донесения о тамошних собраниях. Очевидно, отец не знал, что Лемекс уже обзавелся изрядным количеством дохов.

Тройка мужчин молчала. Тонк Фах бросил взгляд на Дента, который сел обратно, привалившись к перевернутому, изувеченному стулу.

– Я думаю, что Лемекс остался верен Идрису, – продолжила Вивенна. – Это относительно ясно из его личных записей. Он был не изменник, а просто жадина. Ему хотелось приобрести как можно больше дохов – они якобы продлевают жизнь. Лемекс с моим отцом планировали воспрепятствовать военной подготовке изнутри, из самого Халландрена. Лемекс пообещал, что придумает, как привести войска безжизненных к саботажу, испортить городские припасы и в целом подорвать их боеспособность. Для этого отец послал ему крупную сумму.

– Около пяти тысяч марок? – спросил Дент, почесывая подбородок.

– Меньше, – ответила Вивенна. – Но все равно немало. По-моему, вы правы насчет Лемекса, Дент. Какое-то время он обворовывал Корону.

Она умолкла. Парлин смутился, что не было редкостью. Однако наемники не выглядели удивленными.

– Не знаю, собирался ли Лемекс поступить, как просил отец, – ровным голосом произнесла Вивенна. – То, как он спрятал деньги, кое-что из его заметок… не исключено, что в итоге он намеревался предать и бежать. Мы не узнаем его окончательного решения. Однако нам в общих чертах известны цели, которые он собирался достичь. Эти планы были достаточно убедительны для моего отца, а императивность его писем убедила меня. Мы продолжим дело Лемекса и подорвем способность Халландрена вести войну.

В помещении воцарилась тишина.

– А… ваша сестра? – наконец спросил Парлин.

– Мы ее вызволим, – твердо заявила Вивенна. – Наша первоочередная задача – ее спасение и безопасность.

– Все это проще обсудить, чем сделать, принцесса, – заметил Дент.

– Я понимаю.

Наемники обменялись взглядами.

– Хорошо, – сказал в конце концов Дент, вставая. – Тогда нам лучше вернуться к работе. – Он кивнул Тонку Фаху, который вздохнул и, кряхтя, поднялся.

– Погодите, – нахмурилась Вивенна. – Что такое?

– Коль скоро вы прочли те бумаги, я заключил, что вам захочется продолжить, – объяснил Дент, потягиваясь. – Теперь, выяснив, что было у него на уме, я могу собрать все в единое целое и объяснить, почему он принудил нас к известным действиям. Например, связываться и поддерживать здесь, в городе, отдельные мятежные группировки, включая ту, что ликвидировали несколько недель назад. Недовольство сосредоточилось на типе по имени Вахр.

– Всегда удивлялся, почему Лемекс его поддерживал, – буркнул Тонк Фах.

– Эта группировка мертва, – сказал Дент, – как и сам Вахр. Но у него осталось много последователей. Ждут не дождутся неприятностей на свои задницы. Можно связаться с ними. Есть еще несколько наводок, с которыми я, наверно, разберусь. Лемекс не объяснял конкретно, но я справлюсь.

– А… вы в состоянии заниматься такими вещами? – спросила Вивенна. – Минутой раньше вы заявили, что это нелегко.

Дент пожал плечами.

– И не будет легко. Но если вы еще не уразумели, то Лемекс нанял нас как раз для такого рода дел. Команду из троих высокооплачиваемых наемников-специалистов не чай подавать приглашают.

– Если только вы не желаете, чтобы чай оказался в каком-нибудь неудобном месте, – заметил Тонк Фах.

«Трое наемников? – подумала Вивенна. – Точно. Есть кто-то еще. Женщина».

– Где же третий член вашей бригады?

– Брюлики? – спросил Дент. – Вы познакомитесь довольно скоро.

– К сожалению, – чуть слышно произнес Тонк Фах.

Дент пихнул товарища локтем.

– Пока же позвольте нам уйти и проверить, как обстоят дела с нашими задумками. Заберите, что хотите, из дома. Выдвигаемся завтра.

– Выдвигаемся?

– Если не желаете спать на матраце, который Тонк Фах разорвал на пять кусков, – заметил Дент. – У него пунктик насчет матрацев.

– И кресел, – жизнерадостно подхватил Тонк Фах, – и столов, дверей, стен. О, и людей.

– Так или иначе, принцесса, – сказал Дент, – это здание хорошо знали люди, сотрудничавшие с Лемексом. Как вы обнаружили, он был не самым честным малым. Вряд ли вам хочется, чтобы прибывшую в город девицу увязали с ним.

– Лучше перебраться в другой дом, – согласился Тонк Фах.

– Следующий мы постараемся не разрушать до основания, – сказал Дент.

– Но и не обещаем, – подмигнул Тонк Фах.

И с этими словами оба ушли.

18

Нервно переминаясь, Сири остановилась у двери мужниной опочивальни. Синепалый, как всегда, встал рядом – единственный посторонний в коридоре. Он царапал в своем блокноте, не объясняя, откуда неизменно знал, когда ей входить.

Сири, хоть и нервничала, не огорчилась из-за задержки. Напротив, оная дала ей больше времени на обдумывание предстоящих действий. Дневные события еще бурлили в памяти: Треледиз, говоривший о надобности произвести на свет наследника. Жаворонок Отважный, изъяснявшийся обиняками, а затем покинувший ее, сердечно, как ей почудилось, простившись. Ее король и муж, восседавший на троне и распространявший сияние. Жрецы, спорившие внизу, нападать ли на ее родину.

Масса людей толкала ее в разные стороны, однако никто не удосужился откровенно сказать, как выполнить необходимое, а некоторые даже не потрудились объяснить, что же им нужно. Они добились только одного: привели ее в бешенство. Она не была прелестницей. Она понятия не имела, как заставить Бога-короля ее возжелать – отчасти потому, что ее ужасала перспектива успеха.

Первосвященник Треледиз отдал ей приказ. И она намеревалась показать ему, как отзывается на приказы, особенно если те сопровождаются угрозами. Сегодня она войдет в королевскую опочивальню, сядет на пол и откажется раздеться. Она воспротивится Богу-королю. Он не хотел ее. Что ж, ей надоели еженощные гляделки.

Она собралась все это ясно и доходчиво ему объяснить. Если он снова захочет увидеть ее обнаженной, ему придется приказать слугам ее раздеть. Она сомневалась, что он так поступит. Он не сделал ни шага к ней и, возвышаясь над ареной, где шли дебаты, сидел и смотрел в никуда. У нее складывалось новое впечатление о Боге-короле. Он, обладавший столь необъятной властью, обленился. У него было все, а потому его ничто не заботило. Он все переложил на других. Такие люди раздражали Сири. Ей вспомнился капитан гвардии в Идрисе, который привлекал своих людей к тяжелому труду, а сам дни напролет резался в карты.

Пробил час, когда Бог-король будет сражен. Более того, его жрецам внушат, что ее нельзя донимать. Она устала быть орудием. Так она решила. И потому нервничала, цвета ее побери.

Сири уставилась на Синепалого и в итоге перехватила его взгляд.

– За мной и правда каждую ночь наблюдают? – шепнула она, подавшись к нему.

Он помолчал, слегка побледнев. Огляделся и помотал головой.

Сири нахмурилась. «Но Треледиз знал, что я ни разу не возлегла с Богом-королем».

Синепалый поднял палец, показал на свои глаза, потом качнул головой. Затем – на уши и кивнул. Он указал на портал в коридоре.

«Они слушают», – подумала Сири.

Синепалый придвинулся ближе.

– Они никогда не глядят, Сосуд, – шепнул он. – Помните, что Бог-король – святейшее из божеств. Видеть его обнаженным, с женой… нет, они не посмеют. Но слушать – не предел дерзости.

Она кивнула.

– Они крайне озабочены наследником.

Синепалый нервно огляделся.

– Мне правда грозит опасность от них? – спросила Сири.

Он посмотрел ей в глаза и тоже отрывисто кивнул.

– Большая, чем вам кажется, Сосуд. – Затем он отступил, махнув в сторону портала.

«Вы обязаны мне помочь!» – беззвучно возопила она одними губами.

Он покачал головой, вскинув руки. «Не могу. Не сейчас». После чего толкнул дверь, поклонился и поспешил прочь, заполошно оглядываясь через плечо.

Сири недобро уставилась на него. Стремительно близилось время, когда ей придется припереть его к стенке и выяснить, что он действительно знает. До тех же пор она займется другими. Она всмотрелась в темную комнату. Беспокойство вернулось.

«Разумно ли это?» Раньше воинственность ей ничуть не мешала. И все же… ее жизнь не походила на прежнюю. Страх Синепалого еще сильнее ее взвинтил.

Неповиновение. Она всегда привлекала внимание именно непослушанием. Она не упрямилась назло – не в силах сравняться с Вивенной, она делала прямо противоположное тому, чего от нее ждали. Ее непокорство срабатывало в прошлом. Или нет? Отец постоянно злился на нее, а Вивенна всегда обращалась с ней как с малым ребенком. Горожане любили ее, но это была любовь с горечью.

«Нет, – вдруг подумала Сири. – Браться за старое нельзя. Люди в этом дворце – при этом дворе – не таковы, что их можно ослушаться из простого каприза». Отшей она придворных жрецов – они не станут ворчать, как отец. Они покажут ей, кто хозяин.

Но как тогда быть? Не могла же она и впредь раздеваться и становиться, голая, на колени?

В смятении и немного злясь на себя, она шагнула в темную комнату и притворила дверь. Бог-король ждал в своем углу – как всегда, укрывшись в тени. Сири взглянула на него, всматриваясь в невозмутимый лик. Она знала, что должна раздеться и преклонить колени, но не сделала этого.

Не из строптивости. И даже не от злости или дерзости. Она устала гадать, кто этот человек, который правил богами и силой биохромы искривлял свет? Был ли он так уж испорчен и ленив?

Он ответил ей пристальным взглядом, как и раньше, не гневаясь на ее наглость. Следя за ним, Сири потянула тесемки на платье и сбросила на пол громоздкий наряд. Она потянулась к бретелькам лифа, но остановилась.

«Нет, – подумала она. – Так тоже неправильно».

Сири глянула на свое белье: кромки белого одеяния распушились, белое искривилось в цветное. Она опять посмотрела на бесстрастное лицо Бога-короля.

Затем, стиснув зубы от нервного напряжения, шагнула вперед.

Он напрягся. Это было видно по уголкам его глаз и губ. Она шагнула дальше, и белое облачение еще пуще окрасилось в призматические цвета. Бог-король ничего не предпринял. Он просто следил за ее приближением.

Она остановилась перед ним. Затем отвернулась и взобралась на мягкую постель. Матрац просел, когда она доползла до середины. Она устроилась на коленях, рассматривая черную мраморную стену. По ту сторону затаились жрецы Бога-короля, вслушиваясь в то, что их ничуть не касалось.

«Это, – с глубоким вздохом подумала Сири, – будет совершенный позор». Но ей пришлось больше недели простираться перед Богом-королем нагишом. Не пора ли довериться интуиции?

Она принялась раскачиваться на постели взад и вперед, так что скрипели пружины. Затем, слегка поморщившись, застонала.

Она надеялась, что получилось убедительно. На самом деле ей было невдомек, на что похожи звуки соития. И долго ли обычно продолжается процесс? Она постаралась расстонаться вовсю, раскачиваясь все яростнее – столько, сколько сочла подобающим. Затем резко остановилась, издала заключительный стон и повалилась на постель.

Вокруг было тихо. Она посмотрела вверх, изучая Бога-короля. Его маска слегка смягчилась, а вид стал совершенно человеческий – смущенный. Сири едва не расхохоталась от его замешательства. И все же сдержалась, лишь заглянула ему в глаза и покачала головой. Затем, с колотящимся сердцем и чуть взмыленная, удобно устроилась в постели.

Уставшая от дневных событий и интриг, она вскоре обнаружила, что завернулась в роскошный плед и успокоилась. Бог-король оставил ее в одиночестве. Он заметно напрягся при ее приближении и выглядел встревоженным, даже напуганным.

Такого не могло быть. Он – Бог и король Халландрена, а она всего-навсего глупая девчонка, заплывшая на немалую глубину. Нет, он не испугался. Мысли об этом хватило, чтобы она снова развеселилась. Но Сири обуздала себя, сохраняя у подслушивавших жрецов иллюзию, будто она отключилась в роскошной и уютной постели.

* * *

На следующее утро Жаворонок не встал.

Его слуги выстроились по периметру комнаты, подобно стае птиц в ожидании корма. К полудню они принялись неловко переминаться и переглядываться.

Он же лежал, созерцая узорный красный балдахин. Приблизились слуги, они поставили на прикроватный столик поднос с едой. К ней Жаворонок не притронулся.

Ему снова приснилась война.

Наконец к постели подошел человек. Широкий в талии и облаченный в жреческие одежды, Лларимар свысока посмотрел на своего бога. Он ничем не выказал раздражения, которое, как был уверен Жаворонок, сейчас бурлило в нем.

– Прошу нас оставить, – обратился Лларимар к слугам.

Те неуверенно замешкались. Когда это бог оставался без слуг?

– Пожалуйста, – повторил Лларимар, хотя дал тоном понять, что это не просьба.

Слуги медленно потянулись из комнаты. Лларимар подвинул поднос с едой, сел на край низкого столика и задумчиво посмотрел Жаворонка.

«Что же я натворил, чем заслужил такого жреца?» – подумал Жаворонок.

Он знал многих первосвященников других возвращенных, и большинство было в той или иной степени невыносимо. Одни оказывались скоры на гнев, другие спешили указать на некое прегрешение, а остальные так пресмыкались перед хозяевами, что окончательно сводили их с ума. Треледиз, личный первосвященник Бога-короля, держался настолько чванливо, что перед ним даже боги меркли.

И еще Лларимар. Терпеливый, понимающий. Он заслуживал лучшего господина.

– Все в порядке, ваша милость, – сказал Лларимар. – Что на этот раз?

– Я болен, – ответил Жаворонок.

– Вы не можете заболеть, ваша милость.

Жаворонок слабо кашлянул, в ответ Лларимар лишь закатил глаза.

– Ох, да ладно тебе, Шныра, – сказал Жаворонок. – Неужто нельзя разок чуть-чуть подыграть?

– Подыграть вашей болезни? – спросил Лларимар с налетом веселости. – Ваша милость, это значит притвориться, что вы не бог. По-моему, не лучший прецедент для вашего первосвященника.

– Так и есть, – шепнул Жаворонок. – Я не бог.

Лларимар вновь не выказал ни досады, ни гнева. Он только нагнулся.

– Пожалуйста, не говорите таких вещей, ваша милость. Нельзя этого делать, даже если сами не веруете.

– Почему нельзя?

– Ради тех многих, кто верует.

– Значит, мне их и дальше обманывать?

Лларимар покачал головой:

– Это не обман. Люди довольно часто верят в кого-то большего, чем они сами.

– И тебе не колется, что в моем случае это довольно странно?

Лларимар улыбнулся:

– Без знания вашего нрава – нет. Итак, чем это вызвано?

Жаворонок, отвернувшись, снова уставился в потолок.

– Рдянке нужны мои кодовые слова для безжизненных.

– Да.

– Она уничтожит новую королеву, – сказал Жаворонок. – Рдянка уверена, что идрийцы нацелились на халландренский трон и разыгрывают спектакль.

– Вы не согласны?

Жаворонок мотнул головой:

– Нет. Может быть, и нацелились. Но я не считаю, что эта девчонка – королева – знает о своем участии в чем-то большем. Боюсь, Рдянка раздавит ребенка из чистого страха. Меня беспокоит, что она будет делаться все агрессивнее и втянет нас в войну, а я пока не знаю, правильно ли так поступать.

– Похоже, вы уже неплохо во всем разобрались, ваша милость, – заметил Лларимар.

– Я не хочу в этом участвовать, Шныра, – отозвался Жаворонок. – Но я чувствую, что меня так и затягивает.

– Ваш долг – как раз участвовать, чтобы вести за собой королевство. Вам не отделаться от политики.

– Отделаюсь, если не вылезу из постели.

Лларимар вскинул бровь:

– Ваша милость, вы же не верите в это искренне?

Жаворонок вздохнул:

– Ты же не будешь выговаривать мне за то, что даже бездействие имеет политические последствия?

Лларимар замялся.

– Возможно. Нравится вам это или нет, вы – часть внутреннего механизма этого королевства и действуете, даже оставаясь в постели. Если вы ничего не делаете, а беды случаются, ваша вина будет не меньше.

– Нет, – возразил Жаворонок. – Ты не прав. Если я ничего делаю, то как минимум ничего не разрушаю. Конечно, я могу позволять злодейство другим, но это разные вещи. А что скажут люди – поистине не имеет значения.

– А если, действуя, вы сможете улучшить положение?

Жаворонок покачал головой.

– Ничего не выйдет. Ты хорошо меня знаешь.

– Знаю, ваша милость, – сказал Лларимар. – Быть может, лучше, чем думаете. Вы всегда были в числе прекраснейших людей, каких я знал.

Жаворонок закатил глаза, но осекся, увидев выражение лица Лларимара.

«В числе прекраснейших людей, каких я знал…»

Жаворонок сел.

– Ты знал меня! – бросил он обвинение. – Вот почему стал моим первосвященником. Ты знал меня раньше! До моей смерти!

Лларимар промолчал.

– Кем я был? – спросил Жаворонок. – Ты утверждаешь, что хорошим человеком. Чем я это заслужил?

– Ваша милость, я ничего не могу сказать.

– Ты уже кое о чем проболтался, – поднял палец Жаворонок. – Можешь с тем же успехом продолжить. Пути назад нет.

– Я и так сказал слишком много.

– Давай же, – подбодрил его Жаворонок. – Самую малость. Я из Т’Телира? Как я умер?

«Кто она, женщина, которую я вижу во снах?»

Лларимар ничего не ответил.

– Я могу приказать тебе говорить…

– Нет, не можете, – парировал Лларимар, с улыбкой вставая. – Это как дождь, ваша милость. Сказать-то погоде перемениться вы можете, но в глубине души не верите в успех. Она не послушается – не подчинюсь и я.

«Удобный теологический пассаж, – подумал Жаворонок. – Особенно когда хочешь что-нибудь скрыть от своих богов».

Лларимар повернулся к выходу.

– Ваша милость, картины ждут оценки. Я предложу вашим слугам выкупать и одеть вас, а потом мы перейдем к ежедневным трудам.

Потянувшись, Жаворонок вздохнул. «Как же ему удалось это со мной провернуть?» – удивился он. Лларимар даже и не открыл ничего, но Жаворонок справился с меланхолией. Он взглядом проводил Лларимара до двери, где жрец махнул слугам, чтобы заходили. Возможно, в его должностные обязанности входила обработка угрюмых божеств.

«Но… он знал меня раньше, – подумал Жаворонок. – А теперь он мой жрец. Как это случилось?»

– Шныра, – позвал Жаворонок.

Лларимар настороженно обернулся, ожидая, что бог продолжит выведывать прошлое.

– Что мне делать? – спросил Жаворонок. – С Рдянкой и королевой?

– Я не могу вам сказать, ваша милость, – произнес Лларимар. – Видите ли, это мы учимся на ваших поступках. Если я дам совет, мы ничего не приобретем.

– Разве что жизнь девчонки, которую превратили в пешку.

Лларимар выдержал паузу.

– Сделайте все наилучшим образом, ваша милость, – сказал он. – Это все, что я могу предложить.

«Замечательно», – оценил Жаворонок, поднявшись. Он ничего не знал о своем «наилучшем» образе действий.

По правде сказать, никогда и не пытался выяснить.