Текст книги "Карибский реквием"

– Мой отец, – ответила Шарлотта, еще не оправившись от шока.

– MiCorazon[91]91
  Дорогая (исп.).


[Закрыть], ты, похоже, переутомилась.

– Он нашел его. Нашел моего отца, – объяснила она ему бесцветным голосом.

– И что? Ну давай, говори.

Он сел рядом с ней, влюбленный и уже готовый подписать чек для этого несчастного босяка.

– Что-что! Это он.

– Кто он?

– Детектив, кто же еще? Черт, ты что, не понимаешь?

– Детектив – твой отец? – повторил изумленный Васко.

– Ну да! – крикнула Шарлотта, резко поднимаясь. – Я дочь этого ублюдка, Дагобера Леруа!

– А чего тогда он заставил тебя платить, если искал самого себя?

– При чем здесь это? – прошипела Шарлотта. – Главное, что это ничтожество и есть мой отец.

– Не такое уж он ничтожество, раз нашел. Ты платишь, он находит: сделка есть сделка, – подытожил Васко, поднимаясь.

Эта история начала уже ему надоедать…

– Иногда я думаю, может, тебе сделали в детстве лоботомию?

– Лобо… что? Осторожно, Шарлотта, не думай, что если ты нашла отца, то теперь можешь делать из меня идиота.

Шарлотта пожала плечами и яростно ударила щеткой по телефонному аппарату.

– Он швырнул трубку. Представляешь, сказал мне, что я его дочь, и швырнул трубку.

– Не бери в голову, перезвонит. Папаши с дочками всегда собачатся, – философски заключил Васко. – Давай поторопись, а то опоздаем.

Он принялся одеваться, с удовольствием ощущая, как под маслянистой кожей перекатываются мускулы.

Шарлотта медленно массировала виски. Ах да, сегодня же суббота. По субботам у нас важный обед с этой важной особой по поводу важной сделки. Интересно, как Васко ее представит: «Вот дочь короля Дагобера»? Господи, ну что она такого сделала? За что ей такое невезение? Она тщательно накрасилась, с удовольствием отметив, что рука нисколько не дрожит. Ни в коем случае нельзя, чтобы эта история вывела ее из равновесия. Поначалу она едва не разрыдалась, но быстро с этим справилась.

Ну вот, как всегда безукоризненна: умело растрепанные волосы, хорошо продуманная естественность, осиная талия и твердые груди; в глазах Васко читалось восхищение: она была само совершенство. Да, вот только это украшение в виде папаши. Самое ужасное, что он с первого взгляда ей не понравился. Эта манера ласкать взглядом, лживые глаза… такой насмешливый, наглый. И тем не менее она, наверное, могла бы называть его папой. Могла бы свернуться калачиком в его руках. Нет, не думать сейчас об этом. Сосредоточиться на обеде. Улыбаться и вертеть задом ради благополучия банковского счета.

Фрэнки Вурт сыто откинулся на спинку стула, довольно облизывая толстые губы. Один официант наклонился, чтобы наполнить стакан ледяным шардонне, в то время как другой предлагал еще одну порцию жареного лангуста. Фрэнки почти соблазнился, но вспомнил, что и так уже набрал в тюрьме десяток лишних килограммов. Со вздохом сожаления он отказался. Яхта была почти неподвижна, море спокойно, как вода в бассейне, а женщина этого педика Пакирри очень и очень сексуальна. Он послал ей похотливый взгляд, и она кокетливо захлопала ресницами, прежде чем с преувеличенным вниманием углубилась в изучение содержимого своей тарелки. Ну да, пускай поиграет в застенчивую девочку, это еще больше его возбуждает. чтобы сконцентрироваться на том, что рассказывает Васко, ему пришлось сделать усилие и на время забыть о простых удовольствиях, таких как солнце, жратва и вино.

– … дело проще некуда. Только ты и я. Пятьдесят на пятьдесят. Рынок базуки должен быть перераспределен.

Базука, колумбийский крэк. Перераспределен. Это означало, что Дона Мораса придется устранить. А вот это уже не так просто. Вряд ли старик добровольно отойдет в сторонку, чтобы освободить им поле деятельности.

– И тогда в секторе мы останемся одни… будем как короли, – продолжал Васко с горящими глазами.

Фрэнки положил ладони на узорчатую скатерть. А если он уберет Пакирри? Что это ему даст? Надо было выбирать, в каком лагере оставаться. Старый Морас или молодой, горячий Васко. Он, как телохранитель Мораса, ни в коем случае не должен был принимать приглашение на этот обед. Строго говоря, он его уже предал. Но Морас болен, в его старых артериях скопилось отбросов больше, чем в Бронксе в дни забастовки мусорщиков. Он поймал устремленный на него взгляд девушки. Обещающий взгляд. Он еще вольготней развалился на стуле и положил руку на ширинку: этот жест могла увидеть только она. Девица стыдливо отвела глаза. Он почувствовал твердую уверенность, что она так же хотела его, как и он ее.

Шарлотта подавила гримасу отвращения: неужели этот кретин считает себя неотразимым? С его-то физиономией шел бы он куда подальше. До встречи с Васко она всегда представляла себе наемных убийц красивыми арийцами с ледяными глазами. Как же, как же: сборище недоделанных уродов, у-которых-воняет-изо-рта, которые-чешут-яйца-и-рыгают, в плохо сидящих костюмах из синтетики, с рожами стареющих бодрячков, страдающих несварением желудка, хвастливые юнцы с напомаженными волосами вроде Луиса Мариано. А теперь вот этот, с которым Васко хочет уделать старого Мораса: в усах застряли крошки лангуста, длинный острый нос блестит на солнце. Сексуальнее не бывает…

Незаметным жестом она дала понять метрдотелю, чтобы начинал убирать со стола. Что-что, а это она умела: руководить прислугой, организовывать приемы… Она с наслаждением погружалась в пособия по правилам хорошего тона, которые подсказывали, как не попасть впросак и с достоинством выпутаться из щекотливой ситуации вроде: «Если к вам на обед приглашены одновременно епископ и генерал, кто из них должен сидеть справа от хозяина дома?» Ей бы следовало руководить плантацией. Валяться до полудня в постели, потом облачаться в кринолин и предаваться безделью на роскошной веранде с колоннадой, «Особнячок Шарлотты». Ее сволочной папашка пусть бы в это время вкалывал на поле сахарного тростника с другими рабами, а засранцы вроде Фрэнки Вурта охаживали бы его плетью за малейшую провинность. Тогда она взяла бы старый револьвер уставного образца, что валялся на столике в библиотеке, и разнесла бы дурацкую башку Фрэнки Вурта, как перезрелый арбуз…

– … чашечку кофе?

Сладостные мечтания были так грубо прерваны, что она едва не подпрыгнула от неожиданности. Бесконечно долго мешая свой кофе, Вурт посасывал губу. Васко наблюдал за ним с холодным любопытством мальчишки, разглядывающего муху, которой собирается оторвать крылышки. Она ощутила озноб. Васко опасен. Придет день, он и ее раздавит, как муху. Она представила себе, как бьется в его сильных руках, как эти руки стискивают ее… и внезапно почувствовала, как ее непреодолимо влечет эта грубая чувственность.

Наконец Васко поднял голову. Он принял решение: Морас – это прошлое, Пакирри – настоящее. А он, Фрэнки, – будущее.

– Ну что? – спросил Васко, отбрасывая назад волосы. Неужели эта образина наконец-то решилась? Похоже на то. Вурт провел толстым языком по красным губам.

– Я сделаю все, что нужно.

– Когда?

– Я увижусь со стариком сегодня вечером.

Васко выразил молчаливое одобрение. Образина образиной, но быстрый, как гремучая змея. Не произнеся ни слова, они чокнулись, каждый спрашивал себя, как и когда он избавится от другого; Шарлота бессмысленно, как кукла, улыбалась в пустоту.

В тени старого обтрепанного тента, который нависал над криво стоявшим столиком, Даг без особого энтузиазма рассматривал у себя на тарелке дораду по-коринфски.

– Съешьте хоть кусочек, – терпеливо уговаривал его отец Леже. – Не зря же эта рыба умерла.

– Не пытайтесь переквалифицироваться в санитара, уговаривающего больного анорексией, – ответил Даг, отодвигая тарелку. – По правде сказать, я совсем не голоден, а на судьбу этой рыбы мне совершенно наплевать. Как и на судьбы всех рыб на свете. И на судьбы мира тоже.

– Похоже, в воздухе витает легкий аромат хандры, – улыбаясь, заметил священник.

– Во всяком случае, я рад видеть, что вас это веселит.

– Если меня что и «веселит», как вы изволили выразиться, дорогой месье Леруа, так это тот факт, что вы наказаны там, где грешили. Как бы то ни было, наша Шарлотта появилась на свет благодаря вашему семени. Abimopectore, вы бы сами не озлобились, если бы вам довелось провести детство в приюте после того, как вы нашли в петле свою мать?

– «Из глубины груди», как вы изволили выразиться, я не понимаю, зачем ей тереться собственной грудью о маслянистый торс Пакирри.

– Затем, что ей деньги нужны. А вы сами-то охотитесь на преступников ради своего душевного покоя или для пополнения банковского счета?

– На что это вы намекаете? Она что, похожа на меня?

Настойчивый телефонный звонок помешал отцу Леже ответить. Он потрусил к дому.

– Это вас, Дагобер, – позвал он из прихожей.

Его? Даг поднялся, поспешно схватил трубку, полагая, что это может быть Шарлотта, а он понятия не имеет, что ей сказать. Но звонил Лестер.

– Даг? Что происходит? Ты давно не подаешь признаков жизни. Ты уже чего-то добился или просто отдыхаешь за мой счет?

– Я нашел отца Шарлотты Дюма.

– Прекрасно! Я не сомневался, что ты найдешь этого кобеля. И что дальше?

– Я тебе все объясню, – пробормотал Даг.

– Ладно. Так ты возвращаешься сегодня вечером?

– Нет, у меня тут другое дело.

– Уже? Даг Леруа, тип, который решает больше загадок, чем его тень. Что за дело?

– Мать Шарлотты, Лоран Дюма… Она не покончила с собой, ее убили.

– Постой-постой, кто тебе за это платит? Шарлотта?

– Нет.

– Подожди-ка, эклер ты мой шоколадный, ты хочешь сказать, что сейчас ишачишь ради собственного удовольствия?

– Она была убита, Лестер, и не она одна. Тогда же были убиты еще несколько женщин, и твой приятель Фрэнсис Го об этом знал, ты улавливаешь?

– Я улавливаю, что у меня сейчас на столе десяток дел, а ты развлекаешься, разыскивая типа, который убивал женщин двадцать лет назад!

– Не просто убивал, Лестер, а насиловал вязальной спицей.

– Черт!

– Кстати, по поводу Го, этот тип тебя обманул. Я уверен, что он из бывших тонтон-макутов.

– Это действительно важно?

– Не знаю. Я останусь здесь еще ненадолго. Ты не беспокойся, это за мой счет.

– Ты не можешь так поступить со мной, Даг. Ты должен быть в Антигуа послезавтра, предстоит слежка по высшему разряду.

– Пошли Зоэ, пусть задницу порастрясет.

– Да пошел ты…

Улыбаясь, Даг повесил трубку. Ему доставляло огромное удовольствие позлить кого-нибудь. Он присоединился к отцу Леже в тесном дворике, царстве сорняков и ящериц, который владелец именовал садом.

– Я предупредил своего компаньона, что хочу продолжить расследование. Он был не слишком доволен. Там накопилось много работы.

– Может, вам все-таки стоит вернуться? В конце концов, actaestfibula.[92]92
  Пьеса сыграна (лат.) (фраза, знаменующая конец представления в античном театре).


[Закрыть]

– Но laborimprobusomniavincit[93]93
  Упорный труд должен быть доведен до конца (лат.).


[Закрыть]. Я хочу найти ублюдка, который убил мать моей дочери, и надрать ему задницу.

– Очень выразительно сказано. Но ведь Шарлотта для вас ничего не значит. Вы едва ее знаете, – коварно возразил отец Леже, придвигая к себе нетронутую тарелку Дага.

– Это вопрос принципа, – ответил Даг, отнимая свою тарелку. – Простите, но я только что осознал, что умираю от голода.

Глава 13

15.30. Даг раздраженно повесил трубку: Го попрежнему не было на месте. Отец Леже отправился в обход больничных палат, нагруженный конфетами и иллюстрированными журналами, которые он раздавал старикам. Луизу нельзя было увидеть до половины пятого. Возможно, отца Шарлотты он и нашел, но что касается остального, там полный тупик. У него не было никакого желания думать об отце Шарлотты. Он даже радовался, что приходится заниматься другими вещами. Он чувствовал, что решительно не способен стать отцом глупой двадцатипятилетней болтуньи, бессердечной и алчной. Прежде всего, он никогда в жизни не испытывал желания стать отцом: это свидетельствовало о его «незрелости», как мягко выражалась Элен. Да пошла она к дьяволу, занудная моралистка! Понятия «отец» и «Дагобер» категорически несовместимы. Ему слишком часто приходилось наблюдать запоздалые обретения, наполненные истерической радостью, которая пару месяцев спустя оборачивались нервной депрессией. Он не даст себя поиметь, вот уж нет. И все же, черт возьми, все… Он машинально повернул ручку радио, и навязчивый ритм gwoka заполнил темную комнату.

Если бы мать не умерла, Шарлотта была бы другой? А если бы она знала, что Даг ее отец? Если бы он забрал ее после возвращения из армии? Стоп, стоп, хватит идиотских вопросов, что сделано, то сделано, «нельзя дважды войти в одну и ту же реку». Тот человек, каким был он сейчас, не имел ничего общего с тем, каким он был в двадцать лет. И он не несет никакой ответственности за его поступки. Он их попросту забыл. Внезапно его пронзила ужасная мысль: «забыл». Он забыл лицо Франсуазы – Лоран. Интересно, а другие вещи сохранились в его памяти? В конце концов, в эпоху убийств он исходил эти острова вдоль и поперек. Возможно ли, что в этом деле он всего лишь следовал за собственной тенью? Сколько людей совершили зло, даже не ведая об этом? Сколько психопатов убеждены, что находятся в здравом уме? Но нет, это полный вздор: не мог же он, в самом деле, заказать профессиональной киллерше собственное убийство!

Лучше позвонить инспектору Даррасу, чем терять время на бессмысленные измышления. Чтобы получить его номер, он обратился в международную справочную службу, и служащая рассмеялась ему прямо в ухо, перед тем как повесить трубку: он что, считает, будто в Перигоре живет один-единственный Даррас?

Он раздраженно повернулся, чтобы уменьшить звук радио, и вдруг его рука буквально застыла в воздухе… «… Этим утром были выловлены тела двух утонувших детей. Дезире Жанин напрямую из Гран-Бурга. А вот и инспектор Камиль Дюбуа, которому поручено расследование. Инспектор! Инспектор, как так получилось, что до сих пор никто не заявил об их исчезновении? Неужели какой-нибудь турист мог уехать, забыв своих детей?» Сухой голос: «Без комментариев. Идет следствие». – «Есть ли уже результаты вскрытия?» – «Еще нет. Простите, в настоящий момент мне больше нечего добавить, но поверьте, мы сделаем все возможное, чтобы пролить свет на эту трагедию». – «Ну что ж, уважаемые слушатели, как вы видите, расследование продвигается. С вами была Дезире Жанин из Гран-Бурга… » Даг убрал звук. Дети, возможно, те самые, которых Анита Хуарес таскала с собой для прикрытия? Скорее всего именно так. И еще этот чертов Го не подает признаков жизни. Ладно, что толку вилять, именно с Го и надо начинать.

Через грязное стекло микроавтобуса, который мчался, сигналя во всю мощь, Даг смотрел на прохожих, не замечая их. Если Анита Хуарес направилась по его следу еще до того, как он ознакомился с делом Джонсон и выводами инспектора Дарраса, это означало одно: кое-кому очень не понравилось, что он стал интересоваться прошлым Шарлотты. А почему Васко взбесился, узнав, что Шарлотта наняла детектива для расследования той давней истории? Если дорогая его сердцу Анита Хуарес оказалась замешана в этих убийствах в компании с милейшим инспектором Го, это объясняло бы неожиданные смерти Мартинес и Родригеса и – на худой конец – смерть самого Дага.

Перед тем как явиться в отделение полиции, Даг завернул на центральный почтамт, чтобы поработать с электронной адресной книгой. Он углубился в юго-западные департаменты Франции и после какого-то получаса поиска – весьма, впрочем, дорогостоящего: 6,5 франка минута – оказался перед списком из десятка фамилий «Даррас Р.». Следовало попытать счастья прямо сейчас. На континенте сейчас лето, десять вечера: велика вероятность, что бывший инспектор дома и еще не лег спать. Он вошел в одну из кабинок и принялся названивать. Он почти уже отчаялся, когда, набрав номер восьмого по счету Дарраса, услышал любезный женский голос:

– Мой муж? Да, он был инспектором полиции в Гран-Бурге. Мы там прожили тридцать лет, а потом переехали, поближе к внукам…

Даг медленно выдохнул сквозь стиснутые зубы. Нашел наконец-то!

– Я могу с ним поговорить?

– Минуточку, он в саду, как раз сейчас поливает… Рене!

«В саду… » Он представил маленький кирпичный домик, густой газон с розами и пластмассовыми садовыми гномиками, величественный дуб… Смесь из виденных когда-то фильмов. Сам он никогда не был во Франции. Впрочем, как и вообще в Европе. Фотографии закутанных в пальто людей, огонь в камине и играющие в снежки дети не вызывали в его душе никакого отклика.

– Алло? – раздался в трубке недовольный старческий голос.

– Инспектор Даррас? Я звоню вам от Фрэнсиса Го, вашего бывшего подчиненного.

– Го? Да, помню. Чем могу служить?

Голос Дарраса звучал холодно. И настороженно.

– Меня интересуют расследования, которые вы вели в семидесятые – восьмидесятые годьь Убийства молодых женщин, замаскированные под самоубийства.

– Это было очень давно.

– Я уверен, что ваши выводы оказались верны и что в самом деле в те годы по Антильским островам перемещался убийца.

– Откуда вы звоните?

– Из Гран-Бурга.

– Вы мне звоните из Гран-Бурга, чтобы поговорить о делах двадцатилетней давности? Вы что, пишете диссертацию по криминологии?

– Нет, я частный детектив и разыскиваю убийцу Лоран Дюма, одной из тех молодых женщин; ее нашли повешенной в Сент-Мари в тысяча девятьсот семьдесят пятом году. Ассистент судмедэксперта связался с вами, чтобы сообщить о своих сомнениях по поводу самоубийства. Я читал ваше конфиденциальное письмо, адресованное начальству. Почему этому делу не дали ход?

– Послушайте, господин…

– Леруа.

– Леруа, все это было очень давно, я старый человек на пенсии и занимаюсь своими розами, я больше не помню никаких подробностей…

– Но тогда эти дела вас заинтересовали и обеспокоили!

– Возможно, но все это уже в прошлом. Сейчас меня интересует только одно: чтобы меня оставили в покое. Я не намерен говорить об этом. И прошу вас больше мне не звонить.

Он повесил трубку, оставив Дага в полнейшем недоумении. Почему он не захотел говорить? Действительно ли в его голосе слышался страх? Ему и в самом деле что-то известно? Возможно, он покинул Гран-Бург не только ради того, чтобы быть поближе к внукам, имелась и другая причина? Хватит нести вздор, приказал себе Даг, выходя из крошечной кабинки, старик просто-напросто на пенсии, ему все осточертело…

Но…

Взволнованный, он вошел в полицейское управление и спросил Го. Дежурный окликнул молодого инспектора в белой рубашке, который стоял к нему спиной:

– Эй, Камиль, Го на месте?

– Он вышел. Я могу вам помочь? – ответил молодой коп, обернувшись.

Даг тотчас же узнал инспектора, который рассказал ему про Дженифер Джонсон.

– Опять вы! – воскликнул тот с озабоченным видом. Камиль… Где Даг слышал это имя? Ну да, по радио.

Инспектор Камиль Дюбуа, которому поручено вести следствие по поводу двух утонувших детей… Как бы то ни было, он пришел сюда не зря.

– Извините за беспокойство, я могу с вами поговорить?

Дюбуа посмотрел на часы и обреченно вздохнул:

– Ладно, идемте.

Они отправились в его кабинет – крошечное помещение без окон, со стенами, цветом напоминающими мочу, с неприятным неоновым светом; там стояли потемневший от времени письменный стол и два деревянных стула. На столе царил неизменный компьютер. Даг рассматривал своего собеседника, который уселся за стол, нацепив на нос очки. У Дюбуа было круглое лицо с квадратными челюстями и искренний взгляд. Его безукоризненно белая рубашка и очень коротко остриженные волосы над оттопыренными ушами придавали ему вид офицера американского флота. Даг решил ему довериться и принялся рассказывать – впрочем, в сокращенном виде – о своих недавних приключениях. Дюбуа внимательно слушал, старательно делая записи. Писал он левой рукой, низко наклонясь над листом бумаги и внимательно вглядываясь в текст. Даг дошел до звонка инспектору Даррасу и замолчал. Жужжал вентилятор. Дюруа медленно перечел записи и поднял голову.

– Итак: молодая женщина, чья мать покончила с собой, обращается к вам с просьбой найти отца. Вы приходите к выводу, что ее мать не покончила с собой, а была убита. Совершенно случайно я обращаю ваше внимание на аналогичные случаи; следствие по ним вел инспектор Го, в ту пору работавший под руководством старшего инспектора Дарраса, ныне пребывающего на пенсии. В городе Вье-Фор вы знакомитесь с Луизой Родригес, отец которой был помощником доктора Джонса, судебного медика, производившего вскрытие тела Лоран Дюма и сделавшего заключение о самоубийстве, с каковым был не согласен вышеупомянутый Родригес. Луиза Родригес отдает вам письма отца, где тот приводит доказательства, что речь идет именно об убийстве. Спустя какое-то время Луиза Родригес подвергается нападению, но, к счастью, отделывается лишь сломанной лопаткой. Напавшего на нее человека она не разглядела. Затем вы обнаруживаете, что именно вы являетесь отцом вашей клиентки, и решаете продолжить свое расследование. Все верно?

– Верно. Именно поэтому мне нужно увидеть Го.

– Он в морге.

– В морге?

– Не в качестве клиента, – вздохнул Камиль, словно сожалея о том, что это не так. – В последнее время на нас столько всего свалилось, – продолжил он, рассматривая свои коротко остриженные ногти.

– Я слышал по радио, что в центре города убита женщина, а теперь еще в Гран-Гуфр выловили тела двух детей, – продолжал Даг самым непринужденным тоном.

– Не делайте такой невинный вид: вы похожи на охотничьего пса, взявшего след. Что вам об этом известно?

– Вы установили личность женщины?

– А вы?

– Это ведь вы коп, а не я, я всего-навсего охочусь за неверными женами и сбежавшими из дому детьми…

Дюбуа аккуратно свернул два листка, на которых записывал рассказ Дага, и засунул в карман рубашки.

– Вы и в самом деле хотите найти убийцу, совершившего все эти преступления двадцать лет назад?

– Да.

– Вам известно, что существует срок давности?

– Не для меня. И не для жертв. Я хочу знать, кто это делал. И почему.

– М-да. А на мне двое мертвых мальчишек. И еще застреленная в центре города женщина. Ее звали Анита Хуарес. Она была наемной убийцей.

Дюбуа направил авторучку на Дага, несомненно, он видел такой жест в десятке детективов.

– Первое: наемная убийца только что подстрелена в Гран-Бурге, а здесь далеко не Чикаго… Второе: некий частный детектив отправляется на поиски таинственного убийцы. Третье: молодая женщина едва не убита в городе Вье-Фор. Четвертое: в Гран-Гуфр нашли тела двух утонувших детей. Причем не просто утонувших, а утопленных умышленно. И все это меньше чем за неделю. Случайное совпадение?

Даг сделал вид, будто напряженно размышляет над услышанным. Бессмысленно признаваться этому славному Камилю, что это именно он убил – совершенно непреднамеренно – Аниту Хуарес. Он решился на контратаку и задал другой вопрос:

– Почему, по вашему мнению, инспектор Даррас отказывается мне помочь?

– Ну-ну, полегче! Вы что, никак предполагаете наличие международного заговора?

– Анита Хуарес, эта киллерша. Ей-то чего здесь было нужно?

– Насколько я могу судить, она в принципе могла бы оказаться вашим таинственным убийцей. Она начала свою… деятельность двадцать лет назад, вполне возможно, она и стала причиной смерти тех ваших женщин. У нее имелся сообщник, который их насиловал. Этакая парочка сумасшедших, вроде Генри Лукаса и Отиса Толя или Гитлера и Гейдриха. В нашем мире все возможно, приятель. Вот как все могло происходить: ей становится известно, что вы разыскиваете любовника Лоран Дюма; она боится, что все выплывет наружу, и возвращается в Гран-Бург, чтобы избавиться от своего сообщника, но ему удается добраться до нее первым. Вот так.

Даг вздохнул. Версия Дюбуа вполне его устраивала.

– Возможно, именно этот сообщник пытался убить и Луизу Родригес…

– Почему бы и нет? В такой истории, как ваша, возможно все. Лично я вижу, что наш мирный уголок внезапно оказался охвачен эпидемией безумия. И во всем этом борделе единственный общий знаменатель – это вы.

– Я? – очень убедительно удивился Даг.

– Вы. Вы, безусловно, напали на след предполагаемого убийцы. Вы – отец своей клиентки. Вы дружите с Луизой Родригес. Вы явились сюда в тот же день, что и Анита Хуарес. В конце концов, возможно, вы и есть тот самый таинственный убийца, – бесстрастно заключил Дюбуа.

– Я подумаю над этим. Нет, в самом деле, вы хотите мне помочь?

– Если вы ведете честную игру, то да. Если нет, то сразу предупреждаю: буду ставить вам палки в колеса. Вы знаете, как это бывает в детективах, когда тупые копы достают частного сыщика.

– А потом кусают себе локти, когда частный сыщик торжествует.

– Ну-ну, – улыбаясь, заметил Камиль. – А что если я прикажу вас арестовать за убийство Аниты Хуарес?

Даг пожал плечами:

– Полный бред! С чего это вдруг?

Дюбуа внезапно наклонился вперед, уставившись прямо на Дата.

– Анита Хуарес убила двух мальчишек, господин Леруа, и не двадцать лет назад, а вчера. Именно это меня интересует, а также то, что вы об этом думаете… Ну что, услуга за услугу?

Даг нервно сцепил пальцы, размышляя, как выпутаться из этой ситуации с минимальными потерями.

– Хуарес была знакома с Васко Пакирри.

– С этим наркодилером?

– Да. Пакирри – любовник моей клиентки.

– То есть вашей дочери? – уточнил Дюбуа, массируя кончик носа.

Пакирри любовник его дочери. Сформулированное таким образом, высказывание звучало крайне непристойно. Этот толстый боров в постели Шарлотты!

Даг продолжал:

– И я подумал, может, это Пакирри решил натравить ее на меня.

– Простите, не хотелось бы вас разочаровывать, но полагаю, вы недостаточно серьезная дичь.

– Я сказал то, что знаю.

– Ерунда. Вы убили ее, да или нет?

– Нет. Какого черта мне убивать женщину, с которой я и знаком-то не был? – возмутился Даг с убедительностью опытного лгуна.

Камиль Дюбуа задумался на мгновение, уставив глаза в пустоту. В дверь постучали, и какой-то полицейский в форме просунул в проем свою коричневую физиономию.

– Минутку, – бросил Дюбуа. – Ну что?

– Дайте мне сорок восемь часов.

– Сорок восемь часов? Вы что, принимаете себя за Майка Хаммера?

– Сорок восемь часов, чтобы попытаться все распутать. А вы, со своей стороны, наведете справки о моих убитых женщинах.

Дюбуа вздохнул, схватил со стола карандаш, посмотрел на него, словно решая, не разломить ли его пополам, потом осторожно положил на место и медленно произнес:

– Ладно. Сорок восемь часов. Я хочу знать, кто и почему.

Даг поднялся и протянул ему руку. Дюбуа долго ее тряс.

– Только не вздумайте меня обманывать, Леруа. Хотя я и произвожу впечатление простака, но я очень упорный.

– Можете на меня рассчитывать, – бросил Даг уже на пороге.

Он махнул рукой Дюбуа, который в ответ пожал плечами, и вышел на вольный воздух. И теплый. Как он сам, подумал он, насвистывая: Даг Леруа, человек вольный и теплый. Отец шлюшки, тоже вольной и горячей. У него сорок восемь часов, чтобы схватить убийцу, которым может оказаться он сам. И попытаться не попасться на мушку Васко Пакирри, Фрэнки Вурту или лично самому Джокеру.

17 часов. Никакого желания возвращаться во ВьеФор, чтобы запереться в доме священника и болтать с отцом Леже. Хочется немного проветриться. Просто так, ни на что убить два-три часа. Он подошел к афише, прибитой к деревянному щиту. В кинотеатре на углу шел «Стиратель» со Шварценеггером: «Он стирает ваше прошлое». Прекрасно. Именно то, что ему нужно.

Самолет Карибских авиалиний пошел на посадку в аэропорту Канефильд. Вурт расстегнул шелковый пиджак, чтобы незаметно для окружающих убедиться, что его верный пистолет по-прежнему находится у него за поясом. По примеру французских GIGN[94]94
  GIGN – Groupe d'intervention de la Gendarmerie Nationale – боевой отряд национальной жандармерии.


[Закрыть] и антитеррористического немецкого отделения «бритоголовых», он очень ценил этот малогабаритный автоматический пистолет, который можно было носить на предохранителе, не опасаясь непроизвольного выстрела.

– Месье, пристегните ремень! – взвизгнула стюардесса.

Ни слова не говоря, он так мрачно на нее посмотрел, что она осеклась и ретировалась в сторону другого пассажира, в то время как он продолжал медленно расстегивать пиджак.

Сидя за своим директорским столом, Дон Филип Морас уже в третий раз поднес руку к галстуку, чтобы убедиться, что узел завязан безукоризненно. Он не терпел небрежности ни в чем. Никаких внешних проявлений слабости, которые мгновенно стали бы ассоциироваться с признаками старческого маразма. В свои восемьдесят два года он по-прежнему держался прямо, как жердь, всегда был тщательно подстрижен и выбрит и, с тех пор как у него появились проблемы с сердцем, не употреблял ничего крепче йогуртов и апельсинового сока. Он взглянул на платиновый «Ролекс»: что этот слизняк Вурт себе позволяет? Он опаздывал уже на восемь минут. В молодости ему доводилось убивать за куда меньшие провинности, подумал он, рассеянно глядя на блестевшие под луной волны. Смотреть на море через герметично закрытые, бронированные стекла – какой бред!

– Не нервничай, Филип, – прошептала жена попортугальски, – это вредно для сердца.

Он вежливо ей улыбнулся. Пусть старая, уродливая и к тому же невыносимая святоша, Гризельда была его женой и матерью его сыновей. И в этом качестве имела право рассчитывать на самое большое уважение. Даже если ни одного из их мальчиков уже не было в живых. Он незаметно перекрестился, как и всегда, когда думал о них: Джон, названный так в честь Джона Кеннеди, благодаря которому Филип Морас получил благословенное американское гражданство. И это все для того, чтобы Джонни подох во Вьетнаме. Джеймс, названный в честь Джеймса Кани[95]95
  Джеймс Кани – американский киноактер.


[Закрыть], Джеймс, который загнулся от рака печени в сорок шесть лет… И наконец, Хуан, младший, свет его очей, перл его души, умер от передозировки рождественским вечером 1991 года. Сын компрадора оказался таким идиотом, что сам пробовал товар… Он почувствовал, как от гнева и печали стало сильнее биться сердце, и попытался успокоиться. Теперь они остались вдвоем, он и Гризельда. Старые и одинокие. Затерянные посреди океана на плоту своей старости, в окружении акул вроде Вурта и Пакирри. Если бы он захотел, то мог бы заказать бассейн из платины и плавать в жидком золоте, но сыновей у него больше нет. Нет никого, кто мог бы защитить его старые больные кости. И ничего, кроме старого, хитроумного мозга. И его денег. Пусть не надеются, он не позволит безропотно себя ободрать. Даже таким шакалам, как Вурт или Пакирри. Они у него задохнутся в собственном дерьме.

– Месье, Вурт пришел, – объявил Ив, метрдотельфранцуз, истинный бретонец родом из Сен-Барта.

– Пригласите, – проскрипел Дон Морас, сжавшись в своем кресле в стиле ампир.

Гризельда поднялась и вышла, топоча, как маленькая серая мышка. Каждый вечер она ходила молиться в пристроенную к дому часовню.

Вурт проскользнул в комнату своей расхлябанной походкой, приглаживая каштановые волосы. Растянутые на коленях брюки, майонезное пятно на галстуке. Даже шелковый пиджак казался на нем половой тряпкой. Дон Морас демонстративно взглянул на часы, но Вурт смотрел на него своими тусклыми глазами, явно не чувствуя никакой неловкости.