Текст книги "Вечная жизнь Смерти"

Из другого коридора хлынули вооруженные до зубов десантники – большинство в темно-синих скафандрах, изготовленных еще до битвы Судного дня. Очевидно, солдаты прибыли с «Синего космоса». В руках они держали мощные лазерные винтовки.

Капитан Морович кивнул своим офицерам. Не говоря ни слова, они отбросили личное оружие в сторону. Экипаж «Синего космоса» был в десять раз больше, чем экипаж «Гравитации». В одном только подразделении десанта служило больше ста человек. Им не составит труда держать «Гравитацию» под контролем.

В мире не осталось ничего невозможного. «Синий космос» превратился в сверхъестественный боевой корабль, вооруженный магией. Астронавтов «Гравитации» вновь охватил ужас, подобный которому они испытали во время битвы Судного дня.

* * *

В середине огромного сферического ангара «Синего космоса» плавало в невесомости более тысячи четырехсот человек. Из них свыше тысячи двухсот служили на «Синем космосе». Шестьдесят лет назад офицеры и рядовые корабля точно так же выстроились, передавая командование Чжан Бэйхаю, и почти все они сейчас находились в этом зале. Для управления «Синим космосом» в обычном полете требовалось лишь несколько человек, так что члены экипажа постарели незначительно – в среднем на три-пять лет. Поэтому и обжигающее пламя сражений Тьмы, и пронизывающий холод космических похорон они помнили так, будто это случилось только вчера. Остальные сто человек служили на «Гравитации». Два экипажа – один большой и один маленький, одетые каждый в свою форму и с подозрением взирающие друг на друга, – собрались в две группы, сохраняющие между собой солидное расстояние.

Перед строем парила смешанная группа старших офицеров обоих кораблей. Вперед выступил капитан Чу Янь, командующий «Синим космосом». Ему было сорок три года, но выглядел он моложе. Чу Янь был образцом культурного военного. Его речь и манеры отличались спокойствием и изысканностью, иногда даже с оттенком застенчивости. Но на Земле Чу Янь уже вошел в легенды. Во время битвы Тьмы именно он отдал приказ стравить в космос атмосферу корабля и тем самым предотвратил гибель экипажа от инфразвуковых ядерных бомб. Даже в эти дни общество не пришло к единому мнению: одни считали, что действия «Синего космоса» в этой битве следует считать самозащитой, другие настаивали, что это убийство. Когда заработала система устрашения «темным лесом», Чу Янь не поддался давлению большинства на корабле и тянул с возвратом на Землю; это дало космолету время, чтобы сбежать, получив предупреждение с «Бронзового века». О капитане ходило множество слухов. Например, когда «Естественный отбор» принял решение дезертировать и избежать битвы Судного дня, Чу Янь стал единственным, кто вызвался отправиться в погоню. Кое-кто утверждал, что у капитана были свои намерения: захватить «Синий космос» и сбежать вместе с «Естественным отбором». Разумеется, это были всего лишь слухи.

– Здесь собраны экипажи обоих кораблей почти в полном составе, – начал Чу Янь. – Несмотря на наши разногласия, мы предпочитаем думать обо всех нас как о людях одного мира, состоящего из «Синего космоса» и «Гравитации». Но прежде чем задуматься о будущем нашего мира, надо заняться одной неотложной проблемой.

В воздухе загорелось большое голографическое инфоокно, изображавшее космос с редкими звездами. В середине картинки клубился легкий белый туман, прочерченный несколькими сотнями параллельных линий, выглядевших как волоски щетки. Кадр явно подвергся компьютерной обработке – линии были видны очень отчетливо. Люди двух последних веков прекрасно знали, что это за «щетка». Некоторые фирмы даже использовали ее в качестве логотипа.

– Эти следы были обнаружены восемь дней назад в облаке межзвездной пыли недалеко от Трисоляриса. Присмотритесь к видеозаписи.

Все сосредоточили взгляды на инфоокне. Без сомнения, следы в тумане росли.

– Во сколько раз ускорено воспроизведение? – спросил один из офицеров «Гравитации».

– Оно вообще не ускорено.

Толпа зашумела, словно лес, над которым внезапно пошел проливной дождь.

– По моим грубым прикидкам, эти корабли движутся почти со скоростью света, – невозмутимо проговорил капитан «Гравитации» Морович. За последние два дня он видел слишком много невероятного.

– Совершенно верно. Второй Трисолярианский флот движется к Земле со скоростью света и прибудет через четыре года. – Чу Янь сочувственно взглянул на экипаж «Гравитации», будто жалея, что принес плохие вести. – После вашего отлета Земля погрузилась в фантазии о всеобщем мире и процветании и упустила контроль над ситуацией. Трисолярис же терпеливо ждал – а теперь воспользовался шансом.

– Откуда нам знать, что это не подделка? – выкрикнул кто-то с «Гравитации».

– Я могу подтвердить! – заявил Гуань Ифань. Он был единственным гражданским в зависшей перед строем небольшой группе. – Моя обсерватория зарегистрировала эти же следы. Но я не обратил на них внимания, потому что сосредоточился на крупномасштабных космологических исследованиях. Теперь же я просмотрел записи. Солнечная система, система Трисоляриса и наши корабли образуют неравносторонний треугольник. Самая длинная его сторона – между Солнцем и Трисолярисом. А сторона между нами и Солнечной системой самая короткая. Другими словами, мы ближе к Трисолярису, чем Солнечная система. Через сорок дней следы увидят на Земле.

Вновь заговорил Чу Янь:

– Мы уверены, что на Земле уже произошли некие события. Если точнее, они случились около пяти часов назад, когда «капли» напали на наши корабли. По сведениям «Гравитации», на это самое время была назначена передача полномочий от Держателя Меча его преемнику. Трисолярис полвека дожидался этой возможности. Очевидно, «каплям» отдали приказ еще до входа в закрытую зону. Нападение планировали тщательно и задолго до нужного момента.

Мне ничего не остается, как заключить, что шаткий мир, основанный на устрашении «темным лесом», нарушен. Возможны только два варианта: либо всеобщая гравитационная передача была осуществлена, либо нет.

Чу Янь нажал на кнопку в воздухе и вызвал на голографический экран фотографию Чэн Синь, тоже найденную на «Гравитации». На снимке Чэн Синь стояла перед зданием Секретариата ООН, держа на руках ребенка. Ее изображение увеличили до размера «щетки» – до чего же разительный контраст! В космосе преобладали два цвета – черный и серебристый, бездна пространства и холодный свет звезд. А Чэн Синь была азиатской мадонной. И девушка, и младенец купались в теплом, золотистом свете. Собравшимся в ангаре показалось, что их самих озарили солнечные лучи, – они их не видели уже полвека.

– Мы полагаем, события разворачивались по второму сценарию, – сказал Чу Янь.

– Почему же они выбрали такого Держателя Меча? – спросил кто-то из экипажа «Синего космоса».

Ответил капитан Морович:

– Вы расстались с домом шестьдесят лет назад, мы – пятьдесят. На Земле все переменилось. В колыбели Устрашения комфортно, и пока человечество мирно дремало в ней, оно из взрослого превратилось в ребенка.

– Разве вы не знаете, что на Земле больше нет мужчин? – выкрикнул кто-то с «Гравитации».

– Люди Земли больше не могут устрашать «темным лесом», – сказал Чу Янь. – Мы собирались захватить «Гравитацию» и восстановить режим устрашения. Но только сейчас нам стало известно, что антенна – а с ней и весь гравитационный передатчик – скоро, через два месяца, выйдет из строя. Поверьте, это ужасный удар по всем нам. Остается только одно: немедленно осуществить всеобщую космическую передачу.

Собравшиеся взорвались криками. На одной фотографии – холодный космос со следами движущегося на световой скорости трисолярианского флота. С другой на них смотрела полная любви Чэн Синь. Эти фотографии олицетворяли выбор, который им предстоит сделать.

– Вы действительно готовы совершить мундицид? – сурово спросил капитан Морович.

Чу Янь не утратил спокойствия, несмотря на общий гвалт. Оставив вопрос коллеги без ответа, он обратился к толпе:

– Для нас самих передача не имеет значения. Ни Земля, ни Трисолярис нас не догонят.

Это понимали все. Софоны навсегда отрезаны от дома, «капли» обезврежены. Ни Земля, ни Трисолярис не смогут отследить их путь. В безграничном глубоком космосе за пределами облака Оорта даже трисолярианские корабли, способные летать со скоростью света, никогда не найдут две пылинки.

– Значит, вы хотите отомстить! – пришел к выводу один из офицеров «Гравитации».

– Это наше право. Они обязаны заплатить за свои преступления. На войне правомерно и справедливо уничтожать врагов. Если мои рассуждения верны, гравитационные передатчики человечества разрушены, а Земля под пятой оккупантов. Очень вероятно, что сейчас идет геноцид человеческой расы.

Всеобщая космическая передача даст Земле еще один, последний шанс. Если местонахождение Солнечной системы будет раскрыто, она станет бесполезной для Трисоляриса – в любой момент ее могут уничтожить. Тогда трисоляриане покинут Солнечную систему, а их световой флот свернет в сторону. Может быть, нам удастся спасти человеческую расу от немедленного уничтожения. Чтобы дать им больше времени, мы передадим только координаты Трисоляриса.

– Но это то же самое, что передать координаты Солнечной системы! Мы слишком близко!

– Мы все это понимаем, но надеемся, что Земля выиграет немного времени и больше людей успеет убежать. Воспользуются они этой передышкой или нет – решать им.

– Вы рассуждаете об уничтожении двух миров! – заявил капитан Морович. – И один из них – наша родина. Это Страшный суд. Такое решение нельзя принимать необдуманно.

– Совершенно согласен.

Рядом с двумя фотографиями появилась голографическая красная кнопка длиной в метр. Под ней горела цифра 0.

Чу Янь продолжил:

– Как я уже говорил, все мы здесь – один мир. И жители этого мира – самые обычные люди. Но волей судьбы нам предстоит стать присяжными на Страшном суде и вынести решение по двум цивилизациям. Оно будет принято, но не одним человеком и даже не кучкой людей. Решение примут всем миром, на референдуме. Итак, кто за передачу координат Трисоляриса во Вселенную – нажмите красную кнопку. Те, кто против или воздерживается, не делайте ничего.

В настоящий момент общее количество людей на борту «Синего космоса» и «Гравитации», включая присутствующих и тех, кто на дежурстве, составляет одну тысячу четыреста пятнадцать. Если голоса «за» достигнут или превысят две трети от этого количества – девятьсот сорок четыре, мы немедленно осуществим всеобщую космическую передачу. Если нет – мы никогда не воспользуемся передатчиком и дадим антенне выйти из строя. Начали.

Чу Янь повернулся к парящей в воздухе красной кнопке и нажал. Кнопка мигнула, и число под ней сменилось с 0 на 1. За ним то же сделали два вице-капитана «Синего космоса». Счет поднялся до 3. Затем голосовали остальные старшие офицеры «Синего космоса», потом младшие офицеры и рядовые – длинной чередой они пролетали мимо кнопки и один за другим нажимали ее.

Кнопка мигала, счет под ней рос. Сердце истории отбивало последние удары, отмеряло последние шаги к точке невозврата.

Когда число достигло 795, кнопку нажал Гуань Ифань. Он стал первым представителем «Гравитации», поддержавшим передачу. За ним последовали несколько офицеров и рядовых «Гравитации», они тоже нажали кнопку.

Наконец число достигло 943, и над кнопкой крупным шрифтом загорелись слова:

Следующий голос «за» активирует всеобщую космическую передачу.

Следующим должен был голосовать рядовой. За ним выстроилась длинная очередь. Рядовой приблизил ладонь к кнопке, но не нажал. Энсин, стоявший следующим, положил на его ладонь свою; затем множество других рук легло поверх.

– Подождите, – сказал капитан Морович. Он подплыл поближе и под пристальным взором собравшихся положил свою руку сверху.

И тогда десятки рук как одна нажали кнопку, и та мигнула в последний раз.

Триста пятнадцать лет прошло с того утра в XX веке, когда Е Вэньцзе нажала другую красную кнопку.

Началась гравитационная передача. Все ощутили сильную вибрацию. Казалось, что она исходит не снаружи, а изнутри тела, словно каждый человек стал дрожащей струной. Музыка этой цитры смерти звучала всего двенадцать секунд, а потом настала тишина.

За бортом корабля тонкая мембрана пространства-времени трепетала под напором гравитационных волн, как волнуется тихое озеро под порывами ночного ветра. Смертный приговор двум мирам полетел сквозь пространство со скоростью света.

Эра Пост-Устрашения, год 2-й
Утро после Великого переселения, Австралия

Окружавший ее шум затих, и Чэн Синь услышала голоса, доносящиеся из информационного окна над палаткой мэрии. Один определенно принадлежал Томоко, и еще два – кому-то другому. Чэн Синь находилась слишком далеко, чтобы разобрать, что именно они говорили. Она подумала, что эти голоса несут магию тишины – звуки вокруг девушки ослабли и наконец пропали. Казалось, замер весь мир.

А затем ее затопило цунами людских криков, и Чэн Синь задрожала. Она уже начала привыкать к слепоте, и картины реального мира в ее голове мало-помалу вытеснялись иллюзиями. Среди внезапно разразившегося бедлама ей показалось, что Тихий океан поднялся и поглотил Австралию.

Через несколько секунд Чэн Синь поняла, что толпа ликует. «Чему тут радоваться? Они что, с ума посходили?» Галдеж не убывал, но понемногу возгласы перешли в слова. Одновременно говорило такое множество людей, что картина океана, затопившего Австралию, тут же дополнилась бушующим на нем штормом. В этой суматохе девушка была не в состоянии разобрать что-либо.

Но несколько раз она выхватывала из общего гвалта названия «Синий космос» и «Гравитация».

Постепенно слух Чэн Синь пришел в норму, и она уловила среди шума и гама легкий звук – шаги прямо перед ней. Кто-то остановился возле нее.

– Доктор Чэн Синь, что у вас с глазами? Вы не видите меня? – Чэн Синь почувствовала колыхание воздуха. Наверное, подошедший махал руками перед ее лицом. – Мэр послал меня за вами. Мы возвращаемся домой, в Китай.

– У меня нет дома, – ответила Чэн Синь. Слово кольнуло словно ножом, и ее сердце, потерявшее чувствительность от мучительной боли, тем не менее дрогнуло еще раз. Она вспомнила ту ночь три века назад, когда она покинула родной дом; вспомнила, как встретила рассвет под окнами родителей… Мама с папой умерли еще до Великой пади. Они и представить себе не могли, куда бури времени и судьбы забросят их дочь.

– Ну что вы! Все готовятся к отъезду. Мы покидаем Австралию и возвращаемся туда, откуда прибыли.

Чэн Синь подняла голову. Она никак не могла привыкнуть к этой упрямой тьме, стоящей перед широко раскрытыми глазами. Девушка попыталась увидеть хоть что-нибудь.

– Что?

– «Гравитация» произвела всеобщую передачу.

«Но как такое может быть?»

– Разглашены координаты Трисоляриса. Разумеется, это значит, что Солнечная система тоже под угрозой. Трисоляриане уносят ноги. Второй флот поменял курс и мчится прочь от Солнечной системы. Все «капли» исчезли. Томоко объяснила, что больше незачем беспокоиться о вторжении. Мы, как и система Трисоляриса, стали смертельно опасным местом, от которого кто угодно захочет держаться подальше.

«Но каким образом?!»

– Мы возвращаемся домой. Томоко приказала Силам Безопасности Земли оказать всяческое содействие реэвакуации из Австралии. Постепенно процесс наберет ход, но вывоз всех беженцев с континента займет от трех до шести месяцев. Вы можете уехать первой. Мэр хочет, чтобы я отвез вас в правительство провинции.

– Это был «Синий космос»?

– Подробностей никто не знает, даже Томоко. Но всеобщую передачу приняли на Трисолярисе, а провели ее год назад, после провала Устрашения.

– Не могли бы вы ненадолго оставить меня одну?

– Хорошо, доктор Чэн. Но вам следовало бы радоваться. Они исполнили то, что должны были сделать вы.

Чиновник замолчал, но Чэн Синь по-прежнему ощущала его присутствие. Голоса вокруг нее постепенно умолкли и сменились топотом шагов. Вскоре шаги стали звучать реже и реже – люди покидали палатку мэрии, чтобы заняться своими делами. Чэн Синь показалось, что океан отступает от нее и обнажается прочная земля. Девушка стояла в центре пустого континента – единственная, кто пережил Потоп. Она ощутила легкое тепло на лице: это всходило солнце.

Эра Пост-Устрашения, дни с первого по пятый,
«Гравитация» и «Синий космос», далеко за пределами облака Оорта

– Точки прокола можно увидеть даже невооруженным глазом, – объяснял Чу Янь. – Но проще всего находить их по электромагнитному излучению. Оно слабое, но спектр у него необычный. Стандартные датчики корабля способны его засечь. Обычно в таком объеме, как наш корабль, в этой области пространства можно найти одну или две точки, но однажды нам попалось сразу двенадцать. Ну вот, сейчас прослеживаются три.

Чу Янь, Морович и Гуань Ифань плыли по длинному коридору «Синего космоса». Перед ними двигалось инфоокно с планом корабля. На плане загорелись три красные точки – группа приближалась к одной из них.

– Вон там! – Гуань указал перед собой.

В переборке зияла круглая дыра диаметром около метра. Ее края были гладкими, словно зеркало. В отверстии виднелись трубки разного размера. У нескольких трубок недоставало участков в середине. Люди видели, как по трубкам потолще течет жидкость – выходит из одного обрезка, исчезает, а потом появляется у другого края разреза. Пропавшие сегменты трубок различались по длине, но вписывались в некую сферу, и часть этого невидимого пузыря выдавалась в коридор. Морович и Гуань старались не приближаться к пузырю.

Чу Янь беззаботно сунул руку в невидимую сферу, и половина руки исчезла. Стоя сбоку, Гуань Ифань увидел срез руки капитана; ранее младшему лейтенанту Айку довелось увидеть на «Гравитации» такой же срез ног Веры. Чу Янь извлек руку, продемонстрировал потрясенным спутникам, что с ней ничего не случилось, и предложил попробовать самим. Те осторожно коснулись невидимого пузыря, увидели, как исчезают их кисти рук и предплечья, но ничего не почувствовали.

– А теперь войдем внутрь, – заявил Чу Янь и прыгнул в пузырь ласточкой, словно в бассейн. Морович и Гуань испуганно смотрели, как исчезает капитан Чу – сначала голова, потом плечи и все остальное, вплоть до ног. Лишь стремительно менял форму срез его тела на границе невидимого пузыря, а зеркальные края отверстия отбрасывали на стены коридора блики, словно рябь на воде.

Пока Морович и Гуань переглядывались, из сферы высунулись две руки и зависли в воздухе. Затем руки ухватили нерешительных исследователей и затянули в четырехмерное пространство.

Все, кто там бывал, уверяют: рассказать о возникающих ощущениях невозможно. Говорят даже, что это пока единственное, чего человек не способен выразить словами.

Часто прибегают к такой аналогии: представьте себе плоских человечков, живущих в двумерной картине. Какой бы насыщенной и многоцветной ни была эта картина, человечки видят только контуры окружающего их мира. Перед их глазами предстают лишь линии разной длины. Только когда такое двумерное существо поднимут в трехмерном пространстве, оно сможет посмотреть вниз и увидеть всю картину целиком.

Эта аналогия всего лишь поясняет, почему невозможно рассказать, что́ ощущается в четырехмерном пространстве.

Человек, впервые посмотревший на трехмерное пространство из четырехмерного, сразу понимал: живя в трехмерном мире, он его никогда не видел. По аналогии с двумерной картиной его взору был доступен лишь вид сбоку, подобно линии, которую видят плоские человечки. Весь пейзаж целиком можно увидеть только из четырехмерного пространства. Наш новичок излагал бы это так: ничто ничего не загораживает, можно заглянуть даже в наглухо запечатанные комнаты. Кажется, что это незначительная перемена, но когда смотришь на целый мир, возникает ошеломляющий эффект. Когда стенки и перегородки больше не являются преградой и все выставлено напоказ, в глаза человека поступает поток визуальной информации в сотни миллионов раз больший, чем в трехмерном мире. Мозг не способен мгновенно обработать так много данных.

В глазах Моровича и Гуаня «Синий космос» предстал величественным, огромным живописным полотном, которое только что развернули. Они видели весь корабль от кормы до носа, обстановку каждой каюты и груз в каждом контейнере. Они видели, как по лабиринтам трубок текут жидкости, как пылает клубок термоядерного огня в реакторе на корме… Разумеется, законы перспективы продолжали действовать, и удаленные объекты казались меньше, но все они были на виду.

Из этого описания те, кто никогда не бывал в четырехмерном пространстве, могут ошибочно понять, что обшивка корабля стала прозрачной. Но это не так. Никто не смотрел «сквозь» предметы – просто все они были выставлены на обозрение. Когда мы рисуем на листе бумаги круг, мы можем заглянуть внутрь окружности, и при этом нам не надо смотреть «сквозь» что-то. И так везде – открыты все уровни. Труднее всего рассказать, какими предстают сплошные предметы, такие как переборка, металлическая балка или кусок камня. Они видны и снаружи, и изнутри, и во всех сечениях сразу! Морович и Гуань тонули в лавине информации – все мельчайшие подробности окружающей их Вселенной настойчиво боролись за внимание наблюдателя.

Моровичу и Гуаню пришлось привыкать к новому для них зрительному эффекту: неограниченному уровню детализации. В трехмерном пространстве перед глазами человека предстает картинка с конечными подробностями. Даже в самых сложных сценах с самыми сложными объектами количество визуальных элементов ограниченно. За какое-то время их все можно рассмотреть один за другим. Но при наблюдении из четырехмерного пространства одновременно становятся видимыми все ранее скрытые элементы изображения. Возьмем для примера запечатанный контейнер: видно не только то, что в нем лежит, но и то, что находится внутри хранящихся в контейнере предметов. Такая бесконечная открытость и создает неограниченную детальность.

Перед Моровичем и Гуанем развернулся корабль во всей своей красе. Но даже если ограничиться одним предметом, например, кружкой или авторучкой, все равно перед глазами представало бессчетное количество деталей. Целой жизни не хватит, чтобы изучить любой из этих предметов в четырехмерном пространстве. У наблюдателя возникало головокружительное ощущение глубины. Каждая вещь казалась чем-то вроде набора русских матрешек, который никогда не кончается. Выражение «замкнуться в ореховой скорлупе и считать себя царем бесконечного пространства[35]35
  Уильям Шекспир, «Гамлет», акт II, сцена II (перев. М. Лозинского). – Прим. перев.


[Закрыть]» переставало быть просто метафорой.

Морович и Гуань переглянулись, потом повернулись к Чу Яню. Их тела тоже оказались открыты взору в мельчайших параллельных подробностях. Исследователи увидели кости и костный мозг внутри, органы, кровь, текущую по предсердиям и желудочкам сердца, открывающиеся и закрывающиеся сердечные клапаны. Глядя друг другу в глаза, они видели, как устроены хрусталики…

Слово «параллельный» тоже может привести к неверному пониманию. Органы тела оставались на своих местах, кожа по-прежнему окружала кости и внутренности, и привычный трехмерный вид человека никуда не исчез. Но теперь это был один вид из бесконечного набора видов, наблюдаемых независимо и одновременно.

– Следите за своими руками, – посоветовал Чу Янь, – а то случайно ткнете пальцем в чей-нибудь или даже свой собственный внутренний орган. Ну, если не слишком сильно, то особого вреда не будет – почувствуете легкую боль или тошноту; есть, правда, опасность занести инфекцию. Кроме того, не трогайте и не двигайте ничего, если не знаете в точности, что это такое. Изоляции вокруг механизмов корабля здесь нет; вы можете прикоснуться к высоковольтному кабелю, потоку горячего пара или к микросхеме и что-нибудь сломаете. В общем, в трехмерном мире вы словно боги, но надо привыкнуть к четырехмерному пространству, прежде чем вы освоитесь с новыми возможностями.

Морович и Гуань быстро научились избегать прикосновений к внутренним органам. Двигаясь в определенном направлении, они могли взять человека за руку, а не за кости внутри нее. Чтобы коснуться костей или органов, требовалось двигаться в другом направлении – в том, которого не существует в трехмерном пространстве.

Затем Морович и Гуань сделали еще одно восхитительное открытие – они могут видеть звезды, куда бы ни посмотрели! Перед ними на фоне вечной ночи Вселенной ярко светился Млечный Путь. Они понимали, что находятся внутри «Синего космоса» – они не носили скафандры и дышали воздухом корабля, – но в четвертом измерении перед ними расстилалось безграничное космическое пространство. Все трое были ветеранами флота и много раз работали за пределами корабля, но до сих пор ни разу не ощущали такого единения с космосом. Раньше между человеком и космосом находился материал скафандра; теперь же ничто их не разделяло. Даже развернутый перед ними корабль не отгораживал их от космического пространства – в четвертом измерении они просто сосуществовали.

Человеческий мозг, с рождения привыкший воспринимать трехмерное пространство, не справлялся с потоком информации, насыщенным бесконечными подробностями. Поначалу казалось, что он остановится из-за перегрузки. Но понемногу мозг освоился в четырехмерном мире и научился подсознательно отбрасывать лишнее, оставляя лишь контуры предметов.

Морович и Гуань побороли возникшее поначалу головокружение, но тотчас же получили очередной шок, сильнее предыдущего. Как только они перестали думать о бесконечной детальности окружающего мира, они начали ощущать само пространство, его четвертое измерение. Впоследствии этот эффект назовут «восприятием пространства высших измерений». Те, кто его испытал, затрудняются выразить свои чувства словами. Зачастую люди объясняли его следующим образом: то, что в трехмерном мире звалось бы «бескрайность» или «необъятность», в четырехмерном множилось бесчисленное количество раз в направлении, которого нет в трехмерном мире. Нередко прибегали к аналогии с двумя параллельными зеркалами: в каждом из них виден нескончаемый ряд отражений, и такой зеркальный коридор тянется в бесконечность. Здесь же каждое зеркало в коридоре было трехмерным объемом. Другими словами, многообразие объектов, наблюдаемое в трехмерном пространстве, представляло собой лишь сечение многообразия четырехмерного мира. Восприятие высших измерений трудно объяснить потому, что с точки зрения наблюдателя, находящегося в четвертом измерении, зона видимого была пустой и однородной, но обладала глубиной, которую не описать словами. Эта глубина не зависела от расстояния, она была присуща каждой точке пространства. Восклицание Гуань Ифаня впоследствии стало крылатым выражением:

«В каждом дюйме скрыта бездонная пропасть».

Пережитый исследователями опыт пребывания в четырехмерном мире стал для них духовным крещением. В один миг такие понятия, как «свобода», «открытость», «глубина», «бесконечность», обрели новый смысл.

– Пора возвращаться, – сказал Чу Янь. – Точки прокола недолго остаются стабильными; потом они отплывают в сторону или исчезают. Чтобы найти новую, нужно перемещаться в четырехмерном пространстве. Для новичков вроде вас это опасно.

– А как ищут точки прокола, находясь в четвертом измерении? – спросил Морович.

– Элементарно. Такая точка обычно имеет сферическую форму. Свет в ней преломляется, объекты внутри выглядят надломленными, и такое искажение несложно заметить. Разумеется, это всего лишь оптический эффект в четырехмерном пространстве, на самом деле форма объектов не меняется. Взгляните-ка…

Чу Янь указал в направлении, откуда они пришли. Морович и Гуань снова увидели трубки: теперь были видны полностью и они, и циркулирующая по ним жидкость. Внутри сферы трубки изгибались и искажались, а сфера казалась росинкой на паутине. Из трехмерного пространства она выглядела совсем не так. Там она не преломляла лучи света и потому была невидимой. Ее присутствие можно было обнаружить только по исчезновению предметов, оказавшихся внутри пузыря.

– В следующий раз обязательно наденьте скафандры. Новички с трудом ориентируются; если вы найдете новую точку прокола, чтобы вернуться, то в трехмерном пространстве можете оказаться за бортом корабля.

Чу Янь предложил спутникам следовать за ним и шагнул в пузырек-росинку. В тот же миг они оказались в трехмерном мире, в коридоре корабля, точно там же, откуда десять минут назад перенеслись в четырехмерное пространство. По сути, исследователи никуда не перемещались – просто место, где они находились, приобрело дополнительное измерение. Круглая дыра в переборке оставалась там же, и они по-прежнему видели «разорванные» трубки.

Вот только Моровичу и Гуаню этот мир уже не был привычен. Трехмерная реальность душила и сковывала их. Гуань переносил этот эффект немного легче – он уже бывал в четырехмерном пространстве, хоть и в полусне. Но Морович страдал от клаустрофобии, ему казалось, что он задыхается.

– Ничего особенного. Схо́дите несколько раз – привыкнете, – засмеялся Чу Янь. – Теперь вы знаете, что такое настоящий простор. Будете чувствовать себя стесненными, даже если наденете скафандр и выйдете в открытый космос.

– Как все это случилось? – Морович рванул на себе воротник, жадно глотая воздух.

– Мы вошли в область космоса, в которой пространство имеет четыре измерения. Вот и все. Мы назвали эту область четырехмерным фрагментом.

– Но мы сейчас находимся в трехмерном пространстве!

– Четырехмерное пространство включает в себя трехмерное точно так же, как трехмерное включает в себя двумерное. Если воспользоваться аналогией, мы находимся на трехмерном листе бумаги, подшитом в четырехмерную книгу.

– Позвольте мне предложить модель, – взволнованно заговорил Гуань. – Все наше трехмерное пространство – это большой, тонкий лист бумаги размером шестнадцать миллиардов световых лет в поперечнике. Где-то на этом листе лежит крохотный четырехмерный мыльный пузырь.

– Великолепно, доктор Гуань! – Чу Янь хлопнул астронома по плечу, отчего тот закружился в невесомости. – Я давно уже подыскивал хорошую аналогию, а вы предложили ее с первой попытки. Вот почему нам нужен космолог! Вы совершенно правы. Мы ползли по поверхности трехмерного бумажного листа, а потом угодили в этот мыльный пузырь. Через точку прокола мы можем всплыть над листом и попасть внутрь пузыря.

– Мы только что побывали в четырехмерном пространстве, но наши тела так и остались трехмерными, – заметил Морович.

– Совершенно верно. Мы были плоскими трехмерными фигурками, плавающими в четырехмерном объеме. Не вполне ясно, каким образом нам удается уцелеть в четырехмерном пространстве, ведь там, скорее всего, действуют иные законы физики. Подобных вопросов много.