Текст книги "Звёздные Войны. Последствия"

Интерлюдия
Ютер

– У нас проблема, – сообщает водитель.

Юный Пэйд замечает дым над холмами задолго до того, как видит его источник, хотя он вполне очевиден.

Парень смотрит на других новобранцев – или, по крайней мере, потенциальных новобранцев. Все они перешептываются, открывая окна и выглядывая наружу.

Водитель репульсорного автобуса – усатый нимбанел с округлой мордой – оглядывается, сверкая глазами-бусинками из-под огромного лба.

– Скажите… скажите им, – обращается нимбанел к Пэйду и другим ребятам. – Скажите им, что я не работаю на Империю. Я всего лишь водитель! Вы же сами знаете, верно?

– Езжайте, – отвечает парень. – Разворачивайтесь и везите нас куда положено.

Нимбанел что-то злобно бормочет себе под нос.

Кто-то из ребят – толстяк с черными жесткими волосами и родинками на щеках – поворачивается и смотрит через спинку сиденья на Пэйда.

– Думаешь, дела плохи?

– Понятия не имею, – пожимает плечами Пэйд. – Увидим.

Он старается выглядеть невозмутимым, хотя ему тоже страшно.

Автобус едет дальше по разбитым улицам Ютера. По обеим сторонам высятся холмы, поросшие когда-то зеленой, а теперь выцветшей травой. Вскоре показывается здание имперской академии штурмовиков.

Оно горит. Вернее, догорает. Половина уже превратилась в руины, из которых поднимается черный дым.

На земле лежит десяток мертвых штурмовиков.

Среди них ходят другие мужчины и женщины, не имперцы, в простых жилетах, с поясными сумками, винтовками и бластерами. Ребята таращатся на них из автобуса – они, как и Пэйд, никогда не видели оружия вблизи. Только вилы, гаечные ключи, разные тупые орудия. В основном это простые парни с фермы, местные с окраин. Некоторых призвали офицеры.

Некоторых, как Пэйда, просто… отослали прочь.

Отослали сюда.

Сюда, где ничего не осталось.

Один из мужчин – «один из повстанцев», – думает Пэйд – преграждает автобусу дорогу, и тот останавливается. Дверь открывается, и нимбанел выходит наружу. Ребята остаются на своих местах, не зная толком, что делать.

Пэйд решает проявить отвагу и тоже выходит.

Водитель и повстанец, мужчина с неряшливой бородой и шрамом на шее, о чем-то спорят.

– Нет-нет, за этих ребят я не отвечаю, – машет руками нимбанел. – Нет, я не повезу их назад. Мне за это не платили…

– Сэр, – отвечает повстанец, – как вы сами видите, имперская академия закрыта. Теперь здесь не место для детей…

Внезапно он замечает Пэйда.

– Мистер… – начинает тот.

– Сынок, – отвечает мужчина, – мы посадим тебя обратно в автобус, и не успеет нерф дважды хвостом взмахнуть, как ты уже будешь дома…

– Я не хочу домой.

– Здесь тоже не твой дом.

– Значит, у меня его вообще нет. Родители выгнали меня на улицу и переехали. Мне некуда податься – или в имперскую академию, или вообще никуда.

Повстанец переваривает услышанное, глядя на холмы, затем переводит взгляд на нимбанела, на автобус и снова на Пэйда.

– И что ты собираешься делать?

– Я же сказал – мне некуда идти. – Пэйд наклоняется к нему и тихо спрашивает: – Вы убьете ребят из той академии? Которые должны были стать маленькими штурмовиками?

– Что? Во имя звезд, нет, конечно.

– Тогда как вы с ними поступите?

– Тебе не кажется, что ты суешь нос не в свое дело, малыш?

– Может, потому родители и решили от меня избавиться?

Мужчина вздыхает и приседает.

– Некоторые отправятся домой. Некоторые – в Новую Академию на Чандриле. Если они подходят по возрасту, мы будем готовить из них солдат – если они захотят к нам присоединиться. Иначе – обратно к родителям. Или в приюты.

Пэйд высоко поднимает голову.

– Тогда я тоже хотел бы туда. В Новую Академию.

– Гм… – Мужчина прищуривается. – Ладно. Держи. – Он шарит в карманах, достает горсть кредитов и сует их в ладонь нимбанела, затем говорит Пэйду: – Центр города все еще в руках Империи, так что проследи, чтобы он довез тебя до Речного Волнолома. Оттуда утром отправляется челнок до Ханны. Не опаздывай.

– Спасибо, мистер, – кивает Пэйд.

– Другие тоже могут полететь с тобой. Передай им.

– Передам. – Пэйд поворачивается, затем бросает через плечо: – Спасибо. Да пребудет с вами Сила, мистер.

– И с тобой, малыш. И с тобой.

Глава тринадцатая

Странное дело – быть родителем. Родители воспитывают ребенка, считая, что их задача – научить свое дитя… в общем, всему. Есть, жить, дышать, работать, играть, существовать. Мать советует сыну, как вести себя с задирами в академии, какие улицы безопасны, а какие нет, как ездить на бала-бала, не врезаясь в стены. Без всего того, чему учат родители, ребенку не выжить. Естественно, в том нет его вины. Новорожденный – чистая доска, и мать с отцом должны сделать на ней запись, которая послужит в дальнейшем инструкцией по применению. Сделать так, чтобы ребенок не умер, пытаясь понять, как следует жить.

Выключить режим родителя очень нелегко. Не так-то просто почувствовать, что ребенок сбросил мантию невежества и сам решает, как следует поступать.

Или – просто – как жить.

Вот только сейчас Норра этого не чувствует.

Потому что ее сын собирается убить их обоих.

Она вскакивает на мотоспидер, и Теммин вылетает из люка «Мотылька», словно джоганская летучая мышь с подожженными крыльями. Норра тянет его за руку, показывая в сторону джунглей, – в густом дождевом лесу легко затеряться. У штурмовиков нет соответствующей подготовки, и они не самые лучшие водители спидеров. Теммин и Норра легко смогут скрыться среди джунглей и лиан, может быть, даже в каньоне.

Но Теммин не обращает на нее внимания.

Похоже, это больше не в его привычке, хотя раньше он ее слушался. Хороший мальчик. Да, всегда себе на уме, но он считался с матерью и делал то, что она ему говорила.

Что-то определенно изменилось. Она говорит ему, чтобы он ехал в джунгли, а он направляется в противоположную сторону – обратно в город.

Но ведь улицы слишком узкие! Конечно, они могут выбрать какую-нибудь из главных дорог, свернув в сторону центрального делового района или шоссе номер 66, но первый будет запружен народом, а второе – машинами и стадами животных. Норра снова пытается кричать сыну, чтобы тот развернулся и ехал в джунгли, но он отмахивается…

В то же мгновение лазерные разряды вгрызаются в грязь и камни рядом с ними.

Оглянувшись, она видит два быстро нагоняющих их мотоспидера.

Штурмовики, сгорбившиеся над рулями, мчатся на максимальной скорости. Из-под носовых лопастей машин вырываются красные лучи бластерных выстрелов.

– У нас гости! – кричит она в ухо Теммину.

Быстро кивнув, он резко сворачивает вправо, перескочив через обочину, а затем под ними оказывается разбитый пластокрит, ведущий прямо в извилистый переулок.

По обеим сторонам проносятся стены. У Норры перехватывает дыхание. Пара сантиметров туда или сюда – и им конец. Если она хоть чуть-чуть пошевелится, стена обдерет ей колено или локоть, словно крупный наждак, и это тоже станет концом для них обоих. Внезапно спидер подпрыгивает и перелетает через пересекающее переулок проволочное заграждение.

Позади них совершают такой же прыжок машины преследователей. Теперь они летят друг за другом, а не рядом, – соответственно, стрелять может только один. Что ж, ее сыну в сообразительности не откажешь. Может быть.

Пока они не разобьются, совершив слишком крутой поворот.

Теммин действительно резко сворачивает, огибая восьмиугольное здание. Кажется, это старый банк, а значит, они направляются в сторону рынков и делового района. Там просторнее, но и опаснее. Народу там как астероидов в открытом космосе, а ей меньше всего хочется увидеть, как превращается в красные брызги какой-нибудь несчастный торговец космическими кораблями или продавец листьев квилка.

Впереди, между штабелями ящиков – дорога к деловому району.

Ящики подпрыгивают и содрогаются от попадающих в них бластерных выстрелов.

Приближается поворот…

Но Теммин пропускает его.

Он продолжает ехать прямо.

Впереди – низкая стена. Тупик. Обычная груда мусора: мотки проволоки, еще ящики, куски гофрированного алюминия.

– Теммин! Теммин! – кричит Норра, но он лишь показывает ей большой палец.

– Поверь мне! – кричит он в ответ.

Поверить сыну.

Поверить, что он примет верное решение.

Поверить, что он не убьет себя, ее и висящих у них на хвосте двоих штурмовиков.

Только теперь она понимает: он не собирается ехать вперед.

Он собирается прыгнуть вверх.

Один быстрый выстрел из носового бластера – и алюминий соскальзывает влево, превращаясь в пологий пандус. Теммин слегка разворачивает спидер, и в следующее мгновение Норре кажется, будто ее желудок остался где-то в трех метрах позади, на земле.

Мать чувствует, как напрягается ее сын, а затем турбоускорители резко бросают машину вперед.

Спидер взмывает по пандусу над ящиками, затем мчится вдоль верха короткой стены, подпрыгивая на неровностях, словно лодка на волнах. Машину бросает вверх и вниз, и Норра еще крепче вцепляется в пояс сына.

За их спинами один из штурмовиков пытается совершить тот же маневр.

Нос спидера цепляется за край стены, и его задняя часть взмывает вверх. Штурмовик с криком летит вперед, а затем на него всей массой обрушивается спидер, взрываясь огненным шаром.

Второй машине прыжок удается, и она проносится сквозь пылающие останки первой, стреляя очередями. Воздух со свистом пронзают лазерные заряды.

Теммин сворачивает вправо, перелетая по балке наискосок с низкой стены на другую, повыше – это дом с заброшенным садом на крыше. Они проносятся мимо небритого лутриллианина с отвисшим животом, который сидит в полуразвалившемся шезлонге, держа в руке какое-то недоеденное земноводное. Тот даже не успевает удивиться.

Норра понимает, что Теммин вовсе не собирается спускаться вниз. Крыши – его стихия. Большинство передвигаются по Мирре по улицам, но Теммин с друзьями постоянно использовали для этой цели крыши, совершая прыжки со здания на здание, от которых лодыжка Норры сломалась бы, словно кусок сухой древесины. Теммин с ребятами понаставили везде досок и жестяных листов, а также шестов и веревок.

Он прекрасный знаток городских крыш.

И тут ей приходит в голову, что на мотоспидере он поднимается на крышу тоже не впервые.

Ее сын – превосходный пилот.

«Столь же безрассудный, как и ты», – ворчит внутренний голос.

Внезапно позади дождем разлетаются искры, и задняя часть спидера вздрагивает от попадания. Машину заносит и качает – как раз в тот момент, когда они перелетают по очередному ряду досок на еще более высокую крышу. Но Теммину удается удержать спидер.

Схватив мать за руки, он тянет вперед, кладя обе ее ладони на руль.

– Твоя очередь! – орет он и начинает пролезать под ее рукой.

– Что? – в панике вскрикивает она.

Впереди из теплицы торчит под углом сорок пять градусов металлический шест.

– Встретимся у тети Эсмелль! – кричит сын, пробираясь назад и оставляя ее за рулем.

«Теммин, нет!»

Он соскакивает со спидера.

Норра продолжает мчаться вперед, к соединяющему две крыши импровизированному металлическому помосту. Может, затормозить? Но она уже слишком разогналась и, скорее всего, просто вылетит за край крыши вместе со спидером.

Ей больше ничего не остается, кроме как прибавить скорость.

Она видит, как за ее спиной сын крутится вокруг металлического шеста, словно циркач, – где он только успел этому научиться? А затем он спрыгивает, приземлившись прямо позади штурмовика на имперском спидере.

Норра перелетает на соседнюю крышу и изо всех сил жмет на тормоза.

Спидер протестует против столь резкой остановки, его заносит параллельно краю крыши…

Норра смотрит туда, где только что были они с Теммином, и у нее замирает сердце.

На крыше неподвижно лежит навзничь штурмовик.

А в той стороне, откуда они прибыли, исчезает новый спидер Теммина.

Заскрежетав зубами, Норра снова разворачивает машину, но она уже несколько лет не водила спидер. Когда ей наконец удается тронуться с места, ее вдруг поражает простая и короткая мысль, подобная удару под дых:

«Я его потеряла».

Глава четырнадцатая

В небе над Миррой грохочет гром, меж черными тучами мелькают похожие на язык рососпинника молнии. Наступила темнота, и вместе с ней пришли дожди. Норра смотрит в круглое окно, по которому стекают водяные струи. Она вздрагивает от каждого раската грома и каждой вспышки молнии.

– Уверена, с ним все в порядке, – успокаивает ее сестра. Эсмелль намного старше Норры – когда та только родилась, сестра уже бегала по городу с бандой хулиганов, будучи полностью самостоятельной. С тех пор бунтарства в ней основательно поубавилось, и она превратилась в домоседку, которую вполне устраивает жизнь в доме на Садовом холме, словно в ожидании смерти и своего места в одной из могил под плодовыми деревьями дальше по дороге. «ЗДЕСЬ МЫ МОЖЕМ ВКУСИТЬ ТЕХ, КОГО ПОТЕРЯЛИ, И ВСПОМНИТЬ О НИХ» – гласит табличка на воротах сада. Подобная мысль всегда вызывала у Норры тошноту.

Норра поворачивается к Эсмелль и изо всех сил пытается не дать гневу вырваться из бутылки. Но нервы ее не выдерживают, и бутылочное стекло трескается.

– В самом деле? С чего бы?

– С ним всегда все было в порядке, – безмятежно улыбается Эсмелль.

– Ну да, конечно. В полном порядке. Не важно, что он с тобой не живет, но ты позволила ему остаться в нашем старом доме. Ты спокойно смотрела, как он превращает его в личный черный рынок, где ему угрожают преступники, где он крадет и продает одним звездам ведомо что, где…

Продолжая улыбаться, Эсмелль похлопывает младшую сестру по плечу:

– Норра, милая, ты должна им гордиться. Ты воспитала его умным и независимым. Как ты можешь злиться на него за то, чему сама научила?

Норра горько смеется:

– Я злюсь не на него, Эсме, а на тебя. Я вверила его твоей заботе. Ты должна была стать ему второй матерью. А теперь оказывается, что ты меня подвела. Ты вообще хотя бы пыталась?

– Пыталась ли я? – Улыбка исчезает с лица Эсмелль, словно последний лист с сотрясаемого бурей дерева, и она, прищурившись, смотрит на сестру. «Вот и хорошо, – думает Норра. – Лучше побыстрее с этим покончить». – Напомнить тебе, дорогая Норра, что ты улетела, оставив ребенка? Мне бы в голову не пришло отправиться в какой-то дурацкий крестовый поход на другой конец Галактики, решив, что судьба незнакомцев важнее судьбы родного сына. – Эсмелль возмущенно фыркает. – И ты еще удивляешься, почему мальчик обожает якшаться с преступниками? Напомнить тебе, что твой собственный муж…

– Не надо, – поднимает руку Норра.

Эсмелль моргает и сглатывает слюну, словно понимая, что ступила на край обрыва, который теперь осыпается у нее под ногами.

– Я просто хотела сказать: последнее, что запомнил мальчик об отце, – как за ним пришли и выволокли на улицу, будто обычного вора.

– Брентин был хорошим человеком. Он доставлял сообщения повстанцам еще до начала Восстания. Более того – теперь наступает новая заря, новый день, Новая Республика. Отчасти благодаря таким, как он.

– Ну да, как же, – усмехается Эсмелль. – Полагаю, ты тоже считаешь себя таким же героем. Ты спасла Галактику, но потеряла сына. Стоило ли оно того, дорогая сестрица?

«Ах ты… ядовитая каньонная гадюка…»

Входит жена Эсмелль, Шайрин. Она берет Эсмелль под локоть и целует ее в щеку.

– Эсме, как насчет горячего чая? Я оставила термокружку на плите.

– Да, да, конечно. Я… я выпью чаю.

Эсмелль натянуто улыбается и семенит на кухню.

Шайрин вздыхает. Она разительно отличается от Эсмелль – та худая и хрупкая, бледная, словно привидение, Шайрин же упитанная и мягкая, с темной, как земля, кожей. Волосы у нее короткие и вьющиеся, в отличие от Эсмелль, у которой они серебристой волной падают на спину.

– Шайрин, ты тут вовсе ни при чем…

Та цокает языком:

– Успокойся, Норра. Я как раз при чем. Я люблю Теммина как собственного сына. Но ты должна понять, что он не наш сын. – Норра пытается возражать, но Шайрин обладает магической способностью мягко, но решительно прекращать любой спор. – Не пойми меня превратно. Я просто имела в виду, что мы не были к этому готовы. В нем – твоя искра. Твоя и Брентина. Да, он ведет себя вызывающе, но лишь потому, что умен, словно хлыстозмей, и сообразителен, словно птица-парусник. Прости Эсмелль. Прости меня. Мы просто не были готовы. А поскольку ты улетела, что нам еще оставалось?

– Я должна была улететь. Чтобы сражаться.

– Знаю. И мне очень жаль, что ты так и не нашла Брентина.

Норра вздрагивает, словно от удара. Шайрин явно не имела в виду ничего дурного – судя по ее лицу, слова ее совершенно искренни, а вовсе не попытка хлестнуть побольнее. Но от этого все равно не легче.

– Он не был преступником.

– Знаю. И Эсмелль тоже знает.

За окном небо раскалывается от очередного раската грома. По стене дома хлещет ливень. Обычное дело для этого времени года – грозы-маусимы уже пришли и ушли, уступив место сезону дождей.

– На самом деле все не так, как ты думаешь, – говорит Шайрин. – Теммин заботится о нас больше, чем мы о нем. Он помогает нам оплачивать счета, появляется в начале каждой недели с корзиной фруктов и хлеба, иногда приносит вяленое мясо вирга или пряную аргезскую колбасу. Если у нас ломается испаритель или насос, он приходит с запчастями и инструментами и все чинит. Мы пара старых клуш, и он хорошо о нас заботится. Нам будет его не хватать.

– Вы можете отправиться с нами. Предложение остается в силе…

– Норра, к счастью или к сожалению, но мы пустили тут корни. Мы так же вросли в этот холм, как и сад на дороге, как и кости в земле. А ты забирай своего мальчика туда, где вам будет лучше.

– Непохоже, что он сам этого хочет, – вздыхает Норра.

– Что ж, у него тут своя жизнь. Та его лавка…

«Та его лавка».

Норру внезапно осеняет.

– Вот куда он отправился, – хмуро говорит она. – Теммин даже не собирался сюда приходить. Он вернулся в свою лавку.

«Мне вообще не следовало его оттуда забирать», – думает Норра.

– Что ж, тогда, вероятно, с ним все в порядке…

– Ничего не в порядке. Помнишь преступников, которых я упоминала? Они будут его искать. Проклятье! И как я раньше не догадалась? Его вовсе не схватили штурмовики, он просто сбежал. – Вздохнув, она прижимает ладони к глазам, столь крепко, что под веками вспыхивают и тают звезды. – Мне придется позаимствовать ваш бала-бала.

– Конечно, Норра, – грустно улыбается Шайрин. – Все, что пожелаешь.

«Проклятый дождь!» – думает Теммин. Он лежит на животе на крыше магазинчика мастера Хайор-ка, торговца горячими булочками дао-бен, прямо напротив своей собственной лавки. Хоть он и накрылся брезентом, но все равно промок, словно красноглазая иловая крыса, свалившаяся в бак с водой. Дождь не дает ему двинуться с места, будто удерживая божественной дланью.

Он снова подносит к глазам макробинокль и переключает его в режим ночного видения.

Двое прихвостней Сурата Нуата – пузатый абеднедо и герглик с маслянистой кожей – продолжают заниматься тем же, чем занимались весь последний час: с лязгом, грохотом и плеском вытаскивают на улицу барахло из лавки Теммина. А с крыши поблизости то и дело спускается парочка ковакианских обезьящеров, которые выхватывают из груды блестящие кусочки металла и вновь убегают прочь, пронзительно гогоча, словно маленькие сморщенные безумцы.

Изнутри доносятся грохот, звуки сверла, крики.

Негодяи пытаются понять, как проникнуть в подвал. Им нужно то, что он украл у Сурата.

Вот только Теммин сам не знает, что именно он украл.

Наверняка какое-то оружие.

И в любом случае оно теперь принадлежит ему, а не этому пустоголовому салластанину.

Когда открывается дверь, он успевает заглянуть внутрь – и видит знакомые остроконечные ступни его личного телохранителя, боевого дроида В1 по имени Костик. Ступни неподвижны и прижаты к ногам, а это означает, что дроид находится в сложенном состоянии – в транспортировочном режиме. Хуже того, Теммин замечает окутывающее металл голубоватое свечение.

Судя по всему, это свечение ионного ограничителя. Теперь ясно, почему Костик не отвечал на его вызовы по комлинку – дроида обездвижили и заключили в ионное поле.

Умно.

У Теммина остается на один вариант действий меньше, чем до этого. С помощью Костика он мог быстро вернуть лавку в свое распоряжение, хотя бы временно. Достаточно было натравить на врагов модифицированного дроида, а самому пробраться в подвал и надежно защитить свое добро.

Но поскольку этот вариант теперь отпадает, придется пойти более трудным путем: отыскать один из входов в старые катакомбы под городом и уже оттуда пробраться к себе в лавку. Дорогу он знает, но она отнимет время, так что лучше сразу браться за дело. И надеяться, что он успеет добраться раньше, чем громилы Сурата сообразят, как войти в подвал.

Теммин убирает бинокль…

Справа раздается пронзительное хихиканье.

Ему знаком этот звук.

Молниеносным движением обезьящер выхватывает прибор из его рук. Маленький демон шипит и плюется, а когда Теммин пытается вырвать бинокль, кусает его за пальцы.

– Отдай! – рычит Теммин.

Внезапно кто-то прыгает ему на спину.

Еще один обезьящер.

Не переставая смеяться, он дерет когтями его уши и вырывает клочья волос. Этого вполне хватает, чтобы бинокль выскользнул из руки, и обезьящер скачками уносится прочь, радуясь добыче.

Теммин вскакивает и бросается следом…

Второй обезьящер сваливается с его спины и кидается прямо под ноги, обвивая их своим хвостом. В следующее мгновение Теммин уже кувырком летит с крыши. Ударившись о навес дао-бенового магазинчика, он скатывается на землю, с плеском приземляясь в глубокую лужу.

Отплевываясь, он поднимается на ноги. Вода стекает с него словно маленький грязный водопад, волосы липнут к глазам. Теммин отбрасывает их со лба…

Изогнутый конец лезвия гигантского топора цепляет его за ноздрю, рывком заставляя поднять голову. Ой-ой-ой! Перед ним, оскалившись в зловещей ухмылке, стоит герглик. Ряды острых зубов скрежещут друг о друга, словно рашпиль о древесину.

– Мы поймали мальчишку! – кричит герглик.

Наверху весело гогочут обезьящеры.

Синджир с трудом бредет через догорающий лес. Тлеют кусты. Неподалеку – обугленный и наполовину расплавившийся шлем штурмовика. Рядом небольшой пожар. Вдали – остов шагохода АТ-АТ. Верхняя часть его раскрылась от взрыва, словно металлический цветок. Он тоже горит.

Вокруг – трупы.

Некоторые из них безлики и безымянны – по крайней мере, для него. Но других он знает… или знал. Вот молодой офицер, Керк Лормин. Хороший парень, всегда был готов угодить. Стал служить Империи вовсе не из-за убеждений, а вынужденно. Чуть дальше – капитан Блевинс. Этот точно был имперцем до мозга костей, а заодно неисправимым хвастуном и задирой. Лицо его превратилось в кровавую маску. Синджир рад, что он мертв. Рядом молодая женщина – он встречал ее в столовой, но не знает имени, а ранговая планка на ее груди залита кровью. Кем бы она ни была, теперь она никто. Лесной перегной. Еда для туземцев-эвоков. Всего лишь звездная пыль и ничто.

«Мы все – звездная пыль и ничто», – думает он.

Абсурдная мысль. Но не менее абсурдная, чем последующая:

«Мы сами сделали это с собой».

Он должен винить во всем их – повстанцев. Даже сейчас слышны их аплодисменты, бластерные выстрелы в воздух. Деревенщины. Мальчишки с фермы, ставшие воинами, и сантехники, ставшие пилотами.

«Пусть, – думает он. – Они заслужили свое торжество.

Так же, как и мы заслужили наши могилы».

Его будит камешек, который отскакивает от его головы – она трещит так, словно на нее наступил имперский шагоход, – и откатывается к небольшой кучке других таких же.

Синджир со стоном пытается подняться.

Пол под ним движется и раскачивается, и внезапно ему кажется, будто он падает. У него кружится голова.

Моргнув, он пытается сориентироваться.

Он находится в ржавой клетке, по форме похожей на птичью, но человеческих – или почти человеческих – размеров. Клетка висит на толстой прочной цепи, которая спускается с иззубреннных мокрых камней наверху в глубокий темный колодец. Внизу…

Внизу ничего нет.

Гигантская трещина, черное ущелье между скалистыми влажными стенами. В тусклом свете жаровен на дальней стене видны тянущиеся вдоль нее металлические мостки, вделанные в блестящий камень.

По ним кто-то идет. Судя по лысому черепу и черной коже – сакианин. Охранник держит в руке поводок, обмотанный вокруг запястья до самого локтя. На другом конце поводка – красноглазый зверь с вытянутым телом, столь же грубой, как и стена, шкурой и узкой пастью с множеством зубов. Отвисшее брюхо волочится по земле.

– Очнулся? – слышится голос за его спиной.

Синджир испуганно вздрагивает. Клетка раскачивается, и у него сильнее начинает стучать в висках. Ему кажется, что его сейчас стошнит.

Позади него – еще полдесятка таких же клеток.

Заняты только две из них.

В одной – скелет. Не человеческий, хотя и человекообразный, – какого-то существа с рогом на голове. Остатки кожи на костях напоминают рваные лохмотья.

В другой – та самая женщина-забрак. Охотница за головами.

К счастью, к нему обращалась она, а не скелет.

– Это ты кидалась в меня камнями? – со стоном спрашивает Синджир.

– Да, я. Та, которую ты пытался купить.

– Все совсем не так… не так, как ты думаешь.

– А как?

Он прижимается головой к холодному железу. Пробежав по лбу, на кончике его носа повисает капля воды, и на него тут же накатывает воспоминание из прошлого – только там была капля крови.

– Ты в самом деле меня не помнишь?

– Нет.

Синджир разочарованно вздыхает:

– Мне казалось, мы встречались.

– Видимо, нет.

– На Эндоре, – говорит он. – После того, как все закончилось. После победы повстанцев. Я… мы тогда видели друг друга.

Она колеблется.

– Ах да…

– Значит, помнишь?

– Пожалуй.

– Ну так как? Тебе не кажется, что это что-то значит? В космическом масштабе? Не пытается ли сама Галактика что-то нам сказать? Какова вероятность нашей повторной встречи?

– У меня нет дроида, который мог бы мне ее сообщить, – фыркает она.

– Будем просто считать, что она астрономически мала.

– И что это означает?

– Не знаю. Но что-то наверняка должно означать. – Внезапно из полутьмы вылетает камешек и снова попадает ему по голове. – Ой! Может, хватит? Я уже очнулся.

– Все что-то означает, но не все имеет значение. Я не верю в космическое провидение. Я не верю в магию, Силу или в монетку, брошенную в фонтан на счастье. Я верю в то, что могу видеть, ощущать на вкус и запах, и самое главное – в то, что я могу сделать. Ты ничего для меня не значишь, пока ничего не делаешь. Ты повстанец?

– Да… – Он прикусывает губу.

– Как ты тут оказался?

– Мне нужно было увидеться с Суратом, чтобы выбраться с этой промозглой планеты. Кстати, не видела, что случилось с моим другом? С хвостоголовым?

– Его тело унесли сразу же после того, как уволокли тебя.

– Он?..

– Да, мертв.

Синджир закрывает глаза и произносит короткую, ничего не значащую молитву за упокой души восторженного олуха. Как там его звали? «Оргадоми, Орлагуммо, Орги-Борги, кем бы ты ни был, ты не заслужил такой участи».

– А ты как тут оказалась? – спрашивает он.

Охотница игнорирует его вопрос, глядя куда-то в сторону.

Проследив за ее взглядом, Синджир видит, как охранник вместе со своей тварью на поводке исчезают в туннеле.

– Я намерена отсюда выбраться, – говорит она.

– Ну что ж, рад за тебя. А мне можно с тобой?

Она поднимает руку и возится у себя на голове. Пальцы ее скользят вдоль образующих подобие короны шипастых рогов. Поморщившись, она с громким треском ломает один из них.

– Больно, наверное? – замечает Синджир.

– Вовсе нет. Он не настоящий.

Она извлекает из рога нечто металлическое, похожее на ключ, и начинает ковыряться в замке.

Отмычка.

Хитро.

– Можешь пойти со мной, если от тебя будет польза, – бросает она.

– От меня очень много пользы. Я в самом деле крайне полезный повстанец.

Замок щелкает, и дверь клетки открывается.

– Пока этому не было никаких подтверждений.

Она выпрыгивает из клетки спиной вперед, хватаясь руками за край. Клетка раскачивается туда-сюда. Девушка тоже раскачивается, после чего выгибает спину так, что Синджиру кажется, будто ее позвоночник сейчас сломается, словно сосулька. Ноги ее взмывают ввысь, смыкаясь вокруг верха клетки, после чего она отпускает руки и, взмахнув ими, взлетает вверх.

– Да ты настоящий акробат, – замечает он.

– А от тебя, похоже, никакой пользы. Сочувствую.

Она быстро взбирается по цепи над клеткой, исчезая в пустоте. Нет, только не это! Она – его единственный шанс! Он же сам оказался в клетке потому, что пытался ее спасти!

– Погоди! – кричит он. – Я не повстанец! Я имперец! Бывший офицер службы безопасности Империи! Я украл одежду повстанца на Эндоре! И его… – но она уже исчезла, даже ее клетка перестала раскачиваться, – документы.

«А также его жизнь, его корабль и, похоже, его моральный облик».

Ну вот и все.

Синджир громко стонет. К горлу снова подступает тошнота.

Но тут его клетка вздрагивает.

И на уровне его лица появляется перевернутая женская физиономия.

– Офицер службы безопасности? – Она хмуро смотрит на него. – Ты становишься интересен. И полезен. – Охотница за головами показывает отмычку. – Ты должен помочь мне поймать мою добычу. Если согласен – я открываю дверь. Если нет – Сурат, скорее всего, продаст тебя Империи, а они, я слышала, не очень любят дезертиров. Раньше тебя, возможно, отдали бы под трибунал, но теперь просто пристрелят на улице, словно ничтожную дворняжку.

– Согласен – если потом ты поможешь мне убраться с этой планеты.

Она на мгновение задумывается.

– Договорились. – Она начинает возиться с замком. – Меня зовут Джес Эмари.

– Синджир Рат-Велус.

– Приятно познакомиться. Решишь обмануть – кишки выпущу.

– Запомню.

Дверь с щелчком открывается, и Джес протягивает ему руку.

– Пошли.

Тумата Ри, или просто Тумс, бродит по лавке мальчишки. Остальные ушли – как только объявился сам мальчишка, все поиски тут же прекратились. Сурат сказал, что всю нужную информацию они и так добудут из парня, каким бы крутым тот себя ни считал. Все равно салага расколется и расскажет, как попасть в подвал этого заведения. И тогда они смогут забрать добычу Сурата и прочее добро, какое найдут.

Пошарив в кармане, Тумс достает баллончик с обезболивающим и несколько раз прыскает на покрытое синяками лицо. Боль тут же прячется под покровом анестезии.

Тот боевой дроид неплохо его отделал.

Боевой дроид! Кто бы мог подумать?

Парень, может, и салага, но талантом явно не обделен.

Впрочем, не важно. Тумс окидывает взглядом лавку. Может, удастся найти что-нибудь для его девушки, Луды. У них натянутые отношения (одна и та же канитель: «Ты слишком много работаешь, Тумата, я тебя не интересую, если тебе так нравится Сурат Нуат, почему бы вам не стать любовниками?»), так что небольшой подарок пришелся бы очень кстати. Но что тут можно найти? Детали дроидов, трубы, куски космических кораблей… Наверху – детали для испарителей. Ниже – запчасти для влагоуловителей. Дальше какие-то печатные платы в полусгнившем ящике. За ними – коробка старых термодетонаторов, которые годятся только как пресс-папье.