Текст книги "Признание"

Но последующие события оставили во рту Ратлиджа горький привкус. Он понял, что повышение сделает его уязвимым для нападок в то время, когда он меньше всего может себе позволить сказать истинную правду о войне. Да, его наградили за храбрость, но он получил контузию, и позорное клеймо способно свести на нет все его заслуги.

Он понял, что кто-то стоит за дверью и ждет, когда освободится телефон, и вышел из отеля. Вначале он собирался прямо оттуда поехать в Эссекс, но потом все же заехал к себе домой и больше часа мерил шагами комнату. Хэмиш у него в голове не умолкал; его беспокоили перемены в Скотленд-Ярде и расследование, которое пока никуда не привело.

В деле чего-то недоставало, но он не знал, чего именно… Пока.

Почему Бен Уиллет, знавший, что скоро умрет, пришел в Скотленд-Ярд, назвался чужим именем и обвинил Уайата Рассела в убийстве, совершенном во время войны? Единственное, что объединяло Уиллета и Рассела, помимо реки, которая связывала «Берег» и деревню Фарнэм, – Синтия Фаррадей. Может быть, Уиллет догадывался о чувствах, которые Синтия питала к Фаулеру, и решил оказать ей услугу, положив конец ее сомнениям?

С таким же успехом, правда, Уиллет мог и пытаться оградить ее от полиции, наведя Скотленд-Ярд на ложный след. Но зачем привлекать внимание стражей порядка к тому, о чем они не знали?

И кто счел необходимым убить Бена Уиллета, когда он и так умирал? А может, убийца знал об этом? По словам майора Рассела, Уиллет сам хотел, чтобы его убили. Все что угодно, лишь бы не переживать долгих, унизительных страданий под конец… Хотя совсем не похоже, чтобы Уиллета убили из жалости. Было бы вполне достаточно просто застрелить его. Зачем убийца снял с трупа все, что могло бы помочь его опознанию, а само тело вдобавок бросил в Темзу? Бен Уиллет должен был исчезнуть навсегда. И даже если труп когда-нибудь всплывет, он будет настолько обезображен от долгого пребывания в воде и обглодан рыбами, что опознать его будет невозможно… Но тут от убийцы отвернулась удача.

Третья версия – кто-то узнал, что Уиллет ходил в Скотленд-Ярд. А может, он сам рассказал кому-то о своем визите. Но зачем все-таки привлекать внимание полиции к смерти Джастина Фаулера? Что побудило Уиллета сделать такое заявление? Похоже, он чувствовал себя чужим и в деревне, и в усадьбе «Берег». Никто, кроме сестры, не будет по нем горевать, никто, кроме той же сестры, которая жадно ждет вестей о младшем брате. Потом она будет надеяться, что полиция найдет его убийцу…

И все же… при чем здесь книги, написанные Уиллетом? Какую роль они сыграли во всем этом?

Гибсон может еще несколько дней выяснять все, что требуется выяснить. Ратлидж решил пока съездить в Колчестер и постараться как можно больше узнать лично. В конце концов, в Колчестере жили и умерли родители Фаулера.

Хэмиш спросил: «А как же гостиница в Фарнэме?»

– Хозяин только обрадуется, если я не вернусь, – вслух ответил Ратлидж, собирая саквояж.

Но до отъезда из Лондона у Ратлиджа оставалось еще одно дело. Он нанес визит доктору Бейкеру.

Доктор оказался пожилым человеком с почти белыми волосами и проницательными серыми глазами.

– Убит, говорите? Уиллет? В самом деле, поразительная новость! – Врач некоторое время задумчиво смотрел на Ратлиджа. – Но вы ведь хотите спросить меня о его болезни, а не об убийстве. Я сразу понял, что медицина тут бессильна. Можно было, конечно, сделать операцию, но рак зашел слишком далеко, и Уиллет это знал.

– Какое обезболивающее он принимал?

– Я выписал ему морфий, но, кажется, он принимал его нечасто. Он говорил, что должен перед смертью доделать одно дело, для которого ему нужна ясная голова.

– Зачем, как вы думаете, ему понадобилось приходить в Скотленд-Ярд, выдавать себя за другого и признаваться в убийстве от имени этого другого человека?

– Уиллет так поступил? Будь я проклят! С медицинской точки зрения ничего сказать не могу.

– Как он воспринял свой диагноз?

– Спокойно. Он не показался мне особенно религиозным, но я подслушал его замечание, когда он одевался после осмотра: Господь, мол, его наказывает. Он не сказал, чем навлек на себя гнев Всевышнего. Может быть, следовало спросить, но он говорил не со мной, и я с уважением отнесся к его тайне. А вы не думали, что весь маскарад был рассчитан на то, чтобы побудить Скотленд-Ярд к действию? Видимо, так и случилось?

– Возможно, – ровным голосом ответил Ратлидж. – Мог бы Уиллет заплатить кому-нибудь за то, чтобы тот прекратил его страдания? Или вы считаете, что он бы скорее покончил с собой?

– По-моему, нет. Разве что он не доделал то дело, ради которого отказывался от наркотиков, и боль стала нестерпимой. Да, скорее всего, так и произошло. Жаль, что я не могу дать вам более полный ответ. Я очень мало знал о его личной жизни, кроме того, что последнее время он жил в Париже и приехал на родину только ради того, чтобы показаться врачу.

Хэмиш напомнил ему о последнем вопросе. И Ратлидж задал его:

– Вы, конечно, осмотрели его. Не носил ли он, случайно, золотой медальон – вот такой? – Он достал медальон из кармана и протянул доктору Бейкеру.

– Красивый, верно? И довольно старый… Нет, я его никогда раньше не видел.

Ратлидж поблагодарил доктора и собрался уже уходить, когда Бейкер вдруг сказал:

– Вспомнил… Он спрашивал, нет ли у меня каких-либо сведений о чуме. Я дал ему почитать книгу, и он в свой последний визит вернул ее мне. Сказал, что нашел ее очень интересной. Я спросил, зачем ему понадобилось изучать такой предмет, и он ответил, что у него такое хобби.

– Хобби?

– Возможно, он заметил мою реакцию – должен признаться, я отреагировал примерно так же, как вы, – потому что он улыбнулся и сказал: «Испанку ведь тоже можно считать своего рода чумой, не правда ли? Она погубила тысячи человек». Я возразил: хотя результат эпидемии мог быть таким же – она захватывала страну за страной, – но симптомы болезней совершенно разные. Испанку разносили не крысы и не мухи. А он сказал: «Да, но, видите ли, другого сравнения у меня нет».

Когда-то на месте Колчестера находился лагерь римлян, столица римской Британии. Потом, во время восстания племени иценов, королева Боудикка сожгла его дотла. В Средние века Колчестер стал процветающим центром производства шерсти. Ратлидж добрался до него уже очень поздно. В городе было темно, тихо; на улицах почти не было пешеходов и машин. Первым делом Ратлидж заехал в городскую ратушу с красивой башней, а потом нашел полицейский участок. В нем горел свет, но он знал, что сейчас на работе лишь несколько человек из ночной смены. Ничего, он подождет до завтрашнего утра. Он снял номер в старинной гостинице под названием «Роза и корона» и заснул почти сразу же, как только его голова коснулась подушки. Хэмиш с самого отъезда из Лондона что-то бормотал у него в подсознании, и он рад был на время отгородиться от голоса с шотландским выговором.

На следующее утро, позавтракав в маленькой кабинке, на которые был поделен общий зал столовой, Ратлидж оставил машину во дворе гостиницы и направился в участок пешком. На улицах стало оживленно. Мужчины спешили на работу, женщины вели детей в школу, группка мальчишек постарше, смеясь, пинала камень. Лавочники только начали открывать двери, а зеленщик выкладывал овощи в витрину. Ратлиджу, который поравнялся с ним, зеленщик молча кивнул, зато к женщине, которая шла за ним, он обратился по имени и поздоровался. Солнце грело Ратлиджу спину; из-под колес проезжающих машин взметалась летняя грязь. Пылинки плясали на свету.

«В такой день не пристало говорить об убийстве», – подумал он, открывая дверь полицейского участка и оказываясь в полумраке.

Дежурный сержант поднял голову, когда он вошел, и спросил, по какому он делу. Ратлидж объяснил, что ему нужны сведения, какие имеются в местной полиции о семействе некоего Джастина Фаулера, который родился в Колчестере, но затем переехал в Эссекс.

Он заметил, как изменилось выражение лица сержанта, хотя тот ничего и не сказал.

– Скотленд-Ярд? – повторил он. – Наверное, сэр, вам лучше поговорить с инспектором Робинсоном. Сейчас узнаю, сможет ли он принять вас.

Робинсон пригласил Ратлиджа в свой кабинет и предложил сесть. Его письменный стол был завален бумагами, однако больше никакого беспорядка Ратлидж не заметил. Сам Робинсон оказался худощавым, опрятно одетым человеком. Он поинтересовался, зачем Ратлидж к ним приехал.

Ратлидж постарался все объяснить как можно лучше, учитывая скудость информации, имевшейся у него в распоряжении. Начал с того, что один человек пришел в Скотленд-Ярд и заявил, что во время войны был убит некий Джастин Фаулер. Хотя труп Фаулера никто не находил, из-за убийства, связанного с тем делом, Скотленд-Ярд хочет больше узнать о прошлом Фаулера.

Пока он говорил, Робинсон задумчиво смотрел на него.

– Значит, Джастин Фаулер умер?

– Мы точно не знаем. Человек, который рассказал нам об убийстве, вскоре сам умер насильственной смертью. И мы задаемся вопросом: не связаны ли между собой эти два события?

– Хм… Да. Что вам известно о семье Фаулера?

– Только то, что его родители умерли, когда ему было лет одиннадцать—двенадцать, а вскоре после того он перешел под опеку к миссис Элизабет Рассел и переехал в Эссекс, в усадьбу под названием «Берег». Миссис Рассел тоже умерла, а ее сын получил тяжелые травмы на войне. Никаких других сведений у нас нет.

– Ясно. – Робинсон подвинул бумаги, лежащие у него на столе, поднял голову и спросил: – Значит, вам не известно, что родителей Фаулера убили?

Глава 17

Робинсон пристально наблюдал за Ратлиджем. Видимо, хотел понять, как он отреагирует на подобную весть.

– Вижу, вы удивлены.

– Но ведь они, кажется, умерли в разные дни. Я наводил справки, ходил в Сомерсет-Хаус…

– Они действительно умерли не в один день. Отец Фаулера скончался на месте, а его мать – только через два дня. Сам молодой Фаулер полгода находился в больнице. Ему нанесли несколько ножевых ранений. Потом раны воспалились… В больнице он встретил и свой следующий день рождения. Когда его уже собирались выписать, адвокаты семьи Фаулер связались с миссис Рассел, и она согласилась взять мальчика под свою опеку. Принять его к себе выражали желание несколько человек, его все любили, но врачи решили: будет лучше, если он совсем уедет из Колчестера. Слишком много тягостных воспоминаний и так далее.

– А убийцу так и не нашли?

– У нас было очень мало улик, – ответил Робинсон, словно оправдываясь. – Миссис Фаулер скончалась, не приходя в сознание. Естественно, мы расспросили обо всем самого Джастина, как только смогли, но он спал, когда убивали его родителей. Проснулся он оттого, что в темноте над ним нависла чья-то фигура. Убийца несколько раз ударил его ножом и решил, что мальчик умер. Его родителей обнаружила горничная, которая утром принесла им чай. Она в истерике побежала на кухню. Экономка поднялась в хозяйскую спальню, чтобы во всем убедиться самой, послала другую горничную за врачом и за полицией, и только тогда ей хватило ума взглянуть на мальчика.

– Слуги не были замешаны в убийстве?

– Нет. Мы вполне уверены в том, что они ни при чем. Экономке было пятьдесят лет, трем горничным – за сорок, кухарке почти шестьдесят. Все они проработали у Фаулеров лет двадцать, а то и больше. Кроме того, окно в столовой оказалось разбито, на столбе ворот мы нашли окровавленный отпечаток руки. Рядом кого-то вырвало. Мы допросили прислугу, но они не знали никого, кто мог бы убить мистера или миссис Фаулер. Фаулер-старший был адвокатом. Мы поговорили с его партнером, и нас заверили, что убийства никак не могли иметь отношение к его роду занятий. В основном он занимался завещаниями, передачей прав и тому подобным. Сам партнер во время убийства находился в Суффолке на похоронах; его алиби подтвердили человек двадцать свидетелей.

Ратлидж сразу понял: Робинсону неприятно признаваться представителю столичной полиции в том, что убийцу так и не нашли. Естественно, и в то время, имея двоих убитых и одного тяжелораненого, не имея подозреваемых и не зная ответов на вопросы, местная полиция решила не извещать Скотленд-Ярд. Почему?

– Кто вел следствие? – спросил он у Робинсона.

– Инспектор Итон. Я тогда был констеблем и не мог ничего решать. Но могу вам сказать, что я побывал на месте преступления. Их буквально искололи ножом… До самой войны мне не приходилось видеть более кровавого зрелища.

– Итон до сих пор работает у вас?

– Умер во время эпидемии инфлюэнцы. По-моему, он перетрудился. Полицейский, исповедник, медсестра – он пытался все совмещать.

– А не могло случиться так, что Джастин Фаулер убил родителей, а потом ударил себя ножом?

– Боже правый, нет! Во-первых, орудия убийства так и не нашли, хотя мы обыскали его комнату, землю под его окнами и весь дом, в том числе простучали стены.

Кровь была только на его постельном белье, но не на полу, как получилось бы, если бы он ударил себя ножом, выбросил его куда-то и вернулся в постель. Более того, мальчик признался: он тогда так испугался, что не мог пошевелиться. Он думал, что убийца все еще в комнате, и вскоре потерял сознание от боли и потери крови.

– Ни отец, ни мать не могли совершить убийство?

– Судя по уликам, нет. Могу вас заверить, эту версию мы также отработали очень тщательно.

– Какой вердикт вынесли на дознании?

– «Убиты неустановленным лицом или лицами». Мы полгода отрабатывали все версии, даже попытку кражи со взломом, но за все время так и не выяснили ничего нового.

– Что сталось с прислугой?

– Они оставались в доме до тех пор, пока не определилось будущее Джастина Фаулера. А потом дом продали, слугам выплатили пенсию по завещанию миссис Фаулер – ведь она на два дня пережила мужа. Впрочем, распоряжения в обоих случаях были бы примерно одинаковыми. В завещании определенная сумма выделялась церкви и одной благотворительной школе в Лондоне; мистер Фаулер вносил деньги на счет той школы в течение многих лет. Впрочем, пожертвования были не настолько велики, чтобы убивать из-за наследства.

– Не было ли в их окружении обиженных чем-то слуг, клиентов или прочих, питавших вражду к Фаулеру или его родным?

– Ни единого человека. Такую возможность мы тоже предусмотрели.

– Старший Фаулер всегда жил в Колчестере?

– Нет. Очень недолго, три года, в ранней юности он провел в Лондоне. Насколько я помню, он служил там младшим партнером в адвокатской конторе, до того, как приехал сюда и открыл собственное дело.

Ратлидж вспомнил, что говорила Нэнси Бразерс: миссис Рассел перестала общаться с кузиной после того, как та вышла за Фаулера. По словам Нэнси, Фаулер не нравился миссис Рассел.

– В прошлом Фаулера не было ничего темного?

– Что значит «темного»?

– Ну, необычного. Неприятности с законом, скелеты в шкафу?

– Мы ничего не нашли. Фаулер, насколько я помню, был на несколько лет старше жены. У нас, в Колчестере, он пользовался безупречной репутацией; его считали настоящим столпом церкви. Я слышал, как другой констебль, человек пожилой, говорил о нем: Фаулер был такой правильный, что просто не знал, что такое неприятности. Его жена была красивой женщиной. Моя мать плакала, когда узнала, что с ними случилось.

– А может, его приняли за другого? Выбрали и убили не тех людей?

– Эту версию мы тоже отработали. Но ничто не указывало на такую вероятность.

И все же зачем кому-то понадобилось вламываться ночью в дом и убивать трех человек, спавших в двух разных комнатах? И как убийце удалось не побеспокоить слуг и незаметно скрыться?

Более того, похоже, что ни Синтии Фаррадей, ни Уайату Расселу не было известно о прошлом Джастина Фаулера. Как и Нэнси Бразерс. Что бы ни рассказал миссис Рассел семейный адвокат Фаулеров, она никому этого не передавала. И сам Джастин хранил свою тайну. Ничего удивительного, что все считали его тихоней и скрытным мальчиком. Его детство резко и трагически оборвалось.

Но какая здесь связь с признанием Бена Уиллета, будто Уайат Рассел убил Фаулера? Даже когда Ратлидж расспрашивал его, Уиллет отказывался сообщить, почему или как было совершено убийство. Может быть, он просто не знал никаких подробностей?

Ратлидж поблагодарил Робинсона за предоставленные сведения. Инспектор встал, чтобы проводить гостя, и на пороге участка сказал:

– Пожалуйста, непременно дайте мне знать, если узнаете что-нибудь, способное пролить свет на то дело!

– Обязательно. Пока я ничего еще не понимаю, но бывает, что следствие движется в непредвиденном направлении.

– Да. Я и сам знаю это по опыту. Счастливой охоты!

Ратлидж вышел на улицу и направился к своей машине.

Хэмиш сказал: «Да ведь пареньку было всего одиннадцать лет. Не мог он одолеть обоих родителей, даже если они спали».

«Вполне возможно. Да, думаю, Джастина не в чем подозревать».

И все же исключать пока ничего нельзя. Невольно напрашивалась еще одна версия произошедшего. Допустим, во время войны майор Рассел узнал о прошлом Джастина Фаулера и обвинил его в исчезновении миссис Рассел. Он мог прийти к поспешному выводу: раз Фаулер уже убил двух человек, к тому же собственных родителей, скорее всего, он убьет снова. Но как обо всем узнал Бен Уиллет?

Уже заведя мотор, он заглушил его, вернулся в полицейский участок и спросил фамилию адвоката Фаулеров. Робинсону не хотелось называть ее, не хотелось передавать Скотленд-Ярду свое дело, но Ратлидж вкрадчиво произнес:

– Возможно, у Фаулеров остались родственники, с которыми я мог бы поговорить.

– Мы наводили справки. У них никого не было.

– И тем не менее…

Робинсону не пришлось искать фамилию в документах. Получив нужные сведения, Ратлидж без труда разыскал адвокатскую контору «Биддл, Харрисон и Бейли».

Контора помещалась в здании викторианской эпохи с видом на Колчестерский замок; старший клерк сообщил Ратлиджу, что делами семьи Фаулер занимался мистер Харрисон.

Хотя голова у Харрисона поседела, лицо оставалось гладким, как будто годы его пощадили. И рукопожатие у него оказалось крепким. Затем Харрисон сказал:

– Из слов клерка я заключил, что вас интересует убийство Фаулеров. В деле появились какие-то новые сведения?

– К сожалению, пока нет. Но я уже некоторое время разыскиваю Джастина Фаулера. Насколько я понимаю, с войны он вернулся живым. Вы ведете также и его дела?

– Он написал нам, когда собрался записаться добровольцем. Хотел составить завещание – так в то время поступали многие молодые люди. То было первое письмо, что мы получили от него с тех пор, как он уехал жить к миссис Рассел. Так как он был несовершеннолетним, всеми его делами ведала она. Доверительный фонд, который основал для мальчика отец, выделял ему содержание, но основной капитал мог быть получен лишь по достижении им двадцати пяти лет. В завещании он все оставил мисс Синтии Фаррадей. В семнадцатом году, когда он достиг совершеннолетия, мы ничего о нем не знали. Правда, война продолжалась, и мы подумали: может быть, он решил подождать до конца войны и только потом вступить в права наследования. Его наследство было довольно значительным, но, как верно заметил в то время один из наших младших партнеров, в окопах крупные суммы денег ни к чему.

– Он связался с вами, когда закончилась война?

– Мы написали ему в «Берег», но письмо вернулось нераспечатанным. Мы написали майору Расселу, чтобы выяснить, остался ли Джастин Фаулер в живых, но майор ничего не мог нам сказать. В годы сражений их пути не пересекались. А военное министерство занесло его в списки пропавших без вести.

Вот это новость!

– Значит, имущество Фаулеров унаследовала мисс Фаррадей?

Черные брови мистера Харрисона, контрастирующие с его белоснежной сединой, удивленно поднялись.

– Мистер Ратлидж, мы – фирма солидная и соблюдаем традиции. Если человек пропал без вести, он еще не обязательно умер. Мы предпочитаем не действовать стремительно, а подождать и проверить, не помогут ли какие-то новые сведения что-то узнать о судьбе мистера Фаулера. Мы в ответе за его имущество, и наш долг убедиться в том, что он умер, перед тем как передавать его состояние другим лицам.

– Да, я вас понимаю. Вы связывались с мисс Фаррадей?

– Нет. То есть мы, конечно, наводили о ней справки. Выяснилось, что она живет в Лондоне и до сих пор не замужем. То есть ее фамилия осталась прежней. Поскольку она сама не пыталась связаться с нами, мы решили преждевременным писать ей.

– Вы сказали, что Фаулер считается пропавшим без вести. С каких пор?

– С начала тысяча девятьсот пятнадцатого года. Позже пришло сообщение, что он был ранен и отправлен домой на излечение. Мы попробовали все проверить, но нам это не удалось.

– Мне бы хотелось побольше узнать о Фаулере-старшем. По словам одной из горничных, служивших в усадьбе «Берег», миссис Рассел не нравился муж ее кузины. Вы не знаете почему?

– Он был лет на десять старше миссис Фаулер, однако они женились по любви, уверяю вас. Несколько раз мы с ними виделись на приемах, и было совершенно ясно, что они – счастливая семейная пара.

– Может быть, миссис Рассел не одобряла прошлого мистера Фаулера?

– Насколько я понял, он женился в очень молодом возрасте. Тогда он только окончил университет и был… так скажем, излишне доверчив. Со своей первой женой он познакомился в Лондоне и женился без ведома и согласия родителей. Когда та женщина узнала, что его лишат наследства, призналась, что у нее уже есть муж, и ушла. Тогда он видел ее в последний раз, и на этом основании брак был без шума аннулирован. Фаулер уехал из Лондона и вернулся в Колчестер. Он сам рассказал обо всем своей невесте до женитьбы. По нашему настоянию.

– А что стало с первой миссис Фаулер?

– Через несколько лет после того она умерла от чахотки. Перед смертью она написала мистеру Фаулеру – это было еще до того, как он познакомился со второй миссис Фаулер, – но он отказался встретиться с ней. Она просила у него прощения, но он не мог заставить себя простить ее.

Ратлидж подумал: вот вам и человек такой правильный, что не знает, что такое неприятности. Выходит, он все-таки напросился на неприятности, но вовремя выпутался из них. Выпутался ли? Ничего удивительного, что во втором браке он вел размеренную жизнь.

– Он оплатил уход, через наше посредничество, и мы получили извещение из туберкулезного санатория, когда она умерла. Ее похороны тоже прошли за его счет. Должен сказать, он поступил весьма великодушно. А мы больше о ней не говорили.

– И полиции не рассказали о его первом браке, который закончился катастрофой.

– Вначале мы хотели рассказать. Но его первая жена умерла, в чем мы убедились доподлинно. Не было никакой необходимости оживлять прошлое.

– Но ведь у нее, кажется, имелся муж? Или насчет его она тоже солгала?

– Ее муж сидел в тюрьме. Там и умер. Еще до убийств.

– В этом вы тоже уверены?

– Да. Тюремное управление его величества таких ошибок не совершает.

Тупик.

След возвращается к реке Хокинг.

Ратлидж поблагодарил мистера Харрисона за то, что тот уделил ему свое драгоценное время, и задал еще один вопрос:

– Как фамилия той женщины?

– Она умерла. Пусть покоится с миром.

– Я тоже так считаю. И все же мне хотелось бы узнать ее фамилию. Для полноты картины.

Такой довод адвокат понял.

– Да, вы правы… Ее звали Глэдис Митчел. Она похоронена на кладбище при церкви Святой Агнессы, при лечебнице, в которой умерла. Перед смертью она рассказала сиделкам, что ее отец был священником. Им показалось, что она попыталась приукрасить свое – возможно, неправедное – прошлое. Вначале она уверяла, что ее отец был адвокатом.

– Кем же он был на самом деле?

– Не знаю. Не мы вели ее дела. И нам ни к чему было наводить справки о ее прошлом.

– Детей у нее не было?

– По словам мистера Фаулера, когда она его бросила, она не была беременна.

– И родственников тоже?

– Сестра. К сожалению, ее фамилию я не знаю. Она была с Глэдис Митчел, когда та умерла. Именно сестра занималась организацией похорон.

– Вы знаете, где она сейчас?

– Если я не ошибаюсь, она умерла в тысяча девятьсот десятом году.

– Спасибо.

Старший клерк явился, как по волшебству, и проводил Ратлиджа к выходу, а затем почтительно попрощался с ним.

Хэмиш сказал: «Эта сестра не могла убить целую семью».

«Мы зашли в тупик. Совсем как следствие по делу о смерти Фаулеров».

Ратлидж забрал вещи из «Розы и короны», расплатился и выехал из Колчестера в южном направлении.

Добравшись до Фарнэма, Ратлидж первым делом отправился на ферму к Нэнси Бразерс.

Когда он постучал, она готовила ужин. Вытерев руки о передник, она впустила его в дом – правда, с явной неохотой.

– Муж скоро придет с пастбища, он там чинит сломанную ограду, и мне надо успеть приготовить ужин к его возвращению, – встревоженно пояснила она.

– Я вас не задержу, – успокоил ее Ратлидж. – У меня к вам всего два вопроса. Пожалуйста, вспомните, не рассказывала ли вам миссис Рассел о том, что случилось с родителями Джастина Фаулера?

– Она сказала, что он потерял обоих родителей, как и мисс Синтия. Я решила, что они оба умерли от какой-то болезни. Мне казалось, что у мистера Джастина чахотка – он был такой бледный и худой, когда приехал в «Берег». Я даже как-то заикнулась об этом при миссис Рассел, но она объяснила, что мальчик просто горюет по родителям. Должно быть, так оно и было, потому что за лето он поправился.

– А говорила ли вам миссис Рассел, почему она не одобряла брак кузины с мистером Фаулером?

– Нет, во всяком случае, напрямую, но я слышала, как она говорила мистеру Уайату, что он слишком стар для нее.

Все, что сказала Нэнси, вполне соответствовало сведениям, полученным им в Колчестере.

Поблагодарив Нэнси, Ратлидж вышел из дома и увидел мужа Нэнси. Бразерс возвращался с пастбища, ссутулившись от усталости. Лицо его раскраснелось от пота и было в грязи. Он увидел, как Ратлидж выезжает с его двора, и поднял руку в знак приветствия.

Нэнси Бразерс вышла замуж за хорошего человека.

Ратлидж уже собирался развернуться и снова въехать на ферму, так как кое-что забрезжило у него в подсознании, когда увидел, что навстречу ему на велосипеде едет констебль Нельсон.

– Ну как, нашлась пропавшая кобыла? – спросил он.

– Нашлась. На другой стороне от «Берега», милях в пяти по дороге. Я уже известил владельцев. А сейчас я искал вас. Абигейл Барбер очень расстроена. Она написала брату на адрес той семьи в Тетфорде, в которой он служил; попросила передать Бену, что отцу плохо. А потом снова написала и сообщила, что отец умер. Сейчас от тех людей пришло письмо, где они пишут, что не видели Бена с начала войны. Санди Барбер рвет и мечет; никак не может решить, сказать Абигейл про Бена или нет.

– Лучше всего сказать правду, – ответил Ратлидж. – Дольше уже невозможно скрывать от нее новость. Тем более что кое-кто из местных видел фотографию, которую я привез с собой.

– Ну да… Барбер хочет, чтобы вы приехали и поговорили с ней.

И объяснил заодно, почему раньше от нее все скрывали!

Следом за Нельсоном он поехал в Фарнэм и сразу отправился к дому Барбера.

Абигейл сидела в гостиной; она сама открыла ему дверь.

– Миссис Барбер? – с порога спросил Ратлидж.

Когда она ответила, он вошел. Констебль Нельсон оказался прав. Глаза у нее покраснели, лицо распухло от слез. Одной рукой она комкала мятый платок.

– Неужели ко мне прислали человека из самого Скотленд-Ярда? – спросила она, вскинув голову, когда он сел на предложенный ею стул. – Санди… сказал, что вы инспектор… Вряд ли у вас хорошие новости. – Говорила она хрипло, с трудом.

– К сожалению, да. Но сначала, по-моему, будет лучше, если я расскажу вам все, что мне известно о вашем брате. После войны он не вернулся в Тетфорд. Он боялся признаваться отцу, чем хочет заниматься на самом деле. Очевидно, судя по тому, что я узнал от мисс Фаррадей…

– Ах, от мисс Фаррадей? – Абигейл резко вскинула голову; ее глаза пылали гневом. – Это мисс Фаррадей вбила ему в голову мысль о том, чтобы пойти в услужение! Если бы не она, Бен ни за что бы не уехал из Фарнэма! Вышел бы в море, как его отец и дед, и у него бы в мыслях не было бросить семью! А она… Являлась в Фарнэм с шофером, словно королева с визитом. Она для меня была всегда как бельмо на глазу! И потом она как будто радовалась, что отняла у нас Бена! На что она подбила моего брата на этот раз?

– Вам не нравился ее шофер? – удивился Ратлидж. Со слов Нэнси Бразерс у него сложилось впечатление, что Финли считался хорошим и надежным работником. Кстати, его оставили присматривать за «Берегом», пока самого не призвали в армию.

– Он ведь слуга был, так? Ничем не лучше Бена. А вел себя как какой-нибудь знатный лорд! Стоял у своей автомашины прямой, как кочерга, и ни словом ни с кем не обменивался.

– Не думаю, что ваш брат выбрал себе занятие исключительно под влиянием мисс Фаррадей, – возразил Ратлидж, вспоминая тетради, которые он листал в Тетфорде. С другой стороны, Синтия обеспечила ему финансовую возможность вернуться во Францию… – Дело в том, что Бен хотел стать писателем.

– Сроду он не мечтал ни о чем таком!

– И тем не менее, еще служа в Тетфорде, он начал писать. Не знаю, что довелось ему увидеть во время войны, но, должно быть, он стремился к другой жизни. После войны он жил и работал в Париже.

– Значит, Бен до сих пор там – в Париже? Так вот что Санди просил вас рассказать мне? А я-то волновалась, думала, с ним что-то случилось! Рада, что отец так этого и не узнал. Представляю, как бы он разозлился. Никогда он особенно не любил французов. Называл их хвастунами; они, мол, думают, что знают больше других.

– Бен написал две книги, которые вышли во Франции. Они, кстати, очень хорошо написаны. На обложке стоит имя автора: Эдвард Уиллет. Ведь его и Эдвардом тоже звали – в честь отца. В этом году, весной, Бен вернулся в Англию, чтобы сходить к врачу. У него обнаружили рак желудка. Врачи почти ничем не могли ему помочь.

Медленно, как будто постепенно готовя себя к страшной вести, Абигейл спросила:

– Он умирает от рака?

– К сожалению… да.

– Но почему же он не приехал домой и не позволил нам заботиться о себе?

– Миссис Барбер, ответа на этот вопрос мы не знаем. Мы и сами до сих пор в недоумении.

– Где он? Я попрошу Санди, и он отвезет меня к Бену. Он в больнице?

– К сожалению, он умер.

Абигейл посмотрела на него в упор; потом лицо ее поникло.

– Значит, он умер совсем один? Рядом с ним не было никого из близких…

Ратлидж набрал в грудь побольше воздуха. Ему всегда труднее всего было выполнять именно эту обязанность.

– Миссис Барбер, его нашли в Темзе. Кто-то застрелил его.

– Он… он сам застрелился? Из-за рака?

– Нет. Покончить с собой он не мог физически.

Кивнув, она сказала:

– Значит, по-вашему, его убили?