Текст книги "Собачий кайф"

– Ну и правильно сделала, что дала ему отпор. Нечего так с девчонками обращаться! – Воскликнула мать. – А в школе с этим я разберусь уж, так что не пугайся. – После чего повернулась к сыну: – Ну а ты, Дим, как с экзаменами? Не проспал? Когда результаты будут? Или тебя вне конкурса приняли?

– Д-да поступил я, п-поступил.

– Ах… как я рада-то! Молодец, сына! Вот видишь, доча, какой у тебя брат старший! Бери с него пример. Не растерялся, по-сту-пил…

«Да какой там молодец, пройти вне конкурса из-за здоровья – позорище», – мрачно мыслил Дмитрий.

Не дослушав мать, юноша ушёл в комнату и оставил после себя тарелку с недоеденным ужином.

– А доедать кто будет? – Спросила мама.

– Н-не знаю. – Послышалось из соседней комнаты.

– А за шиворот?! – Шуточно воскликнула Лиза.

В ответ последовало молчание. Дима уселся за компьютерный стол и вновь включил музыку…

Глава пятая

Осень осторожно вывернула на улицы города, плавно окрашивая город в жёлто-красные яркие цвета. Вечерело раньше обычного, ночи понемногу удлинялись, а температура медленно падала.

Волынский всё-таки уснул. Сон был беспокойный, и от этого он часто просыпался, а задремав, бормотал что-то несвязное или вскрикивал, пугая кошку. Проснулся он рано и, полусонный, спустился на кухню, чтобы заварить чай. Андрей перебирал в голове вчерашние мысли. «…Тоня-Тоня, как же хорошо нам было». Юноша допил чай и понял, что не хочет идти на работу. Он позвонил Телагину и отпросился, после чего решил посмотреть фильм.

Мысли его метались от девочки у озера к Тоне, от Тони к девочке и так по кругу. Фильм закончился, но Андрей так и не понял, о чём он был. «Эх, развеяться, что ли».

Пока Волынский гулял по городу, его мысли плавно сменялись воспоминаниями о школьных временах. Какими весёлыми и добрыми были его одноклассники. «Ох уж эта старшая школа… десятый-одиннадцатый «А», ты был самым тёплым и запоминающимся! Спасибо вам, учителя, что вбивали в наши головы знания, спасибо и Вам, Алёна Викторовна! Вы были лучшим классным руководителем… эх… Вернуться бы назад, застрять навечно в этом коротком промежутке, между весною и осенью перед одиннадцатым классом…». Это время было самым ярким и незабываемым для Андрея. Он жил в небольшом посёлке, который был в нескольких часах езды от города. Стояла июльская жара, а Волынский шёл, шёл к своей любимой девушке Тоне Юсуповой…

В начале десятого класса Тоня и Андрей быстро сдружились. Они гуляли по небольшим деревенским улицам, держась за руки. Ходили вместе в лес за грибами и ягодами. Смотрели на высокое голубое небо и в даль полей, где паслись лошади и коровы. Волынский помогал семье Тони по хозяйству, а Тоня, в свою очередь, помогала матери Андрея с готовкой еды и уборкой дома. Их родители настолько умилялись большой и сильной любви своих чад, что они стали дружить домами.

Он держал в руках её любимые белые лилии, которые выращивала в палисаднике его мама. Счастливая Тоня открыла дверь своему молодому человеку. Трепеща от радости и не замечая букета, она втащила блаженного юношу к себе в спальню, обнимая и страстно его целуя…

– Ну что, мой славный Ятаган, как день проведём? – Вопрошала она, лёжа в постели.

– Даже не знаю, Юсупик… – ласково сказал Волынский своей даме сердца, – можно съездить в город… там есть очень живописный парк.

– Хорошо, давай! – Обрадовалась она, встала с постели и наконец поставила лилии в вазу.

Андрей и Тоня доехали на автобусе до ближайшего вокзала и сели в вагон поезда. Юсупик влюблённо смотрела на своего семнадцатилетнего юношу, прижавшись к нему своею объёмной упругой грудью. Ятаган счастливыми глазами озирал просторы, что открывались перед ним в окне вагона. Ветхие избушки сменялись гибкими стволами берёз и вековечными соснами, леса плавно переходили в золотые поля пшеницы, которые ходили вдаль, за горизонт. Над полями распростёрлось необъятное облачное небо…

«…Ах, как же там было красиво!», – подумал Андрей, свернув в знакомый до боли парк.

Спустя несколько часов, ребята вышли на перрон городского вокзала. Волынский поднял свою девушку на руки, и они закружились под умилённые взгляды и улыбки прохожих. Тоня смеялась звонким смехом.

– Андрюш, ну хватит, я смущаюсь… – залепетала девушка.

– Хорошо, хорошо-о! – сказал Андрей.

– …Ну, где там твой парк?..

…Волынский изогнулся на спинке скамьи, выдохнул и огляделся по сторонам – «С тех пор почти ничего не изменилось…».

У входа в парк красовались памятники Достоевскому и Льву Толстому, всеми забытому поэту Тредиаковскому и дальновидному Ломоносову. Чуть поодаль находились бюсты философа Вольтера и храброго офицера Плело. Грузные тополя широко раскинули свои ветви по всему парку, укрывая влюблённых от палящего солнца. Вдоль асфальтированных дорожек в ряд стояли чёрные расписные фонарные столбы, а недалеко от них – узорчатые скамейки. В центре парка медленно вращалось гигантское колесо обозрения, вокруг которого были рассыпаны другие, более мелкие аттракционы.

– Как здесь красиво, Андрюшка-а… Давай прокатимся на колесе обозрения?

– Ну что ж, почему бы и нет.

Они купили билеты и уселись на сиденья. Аттракцион неспешно поднимал Тоню и Андрея ввысь, открывая их взору большой красочный город. За зелёным парком вразброс торчали многоэтажные здания, отделённые друг от друга широкими дорогами и проспектами. Цветастые вывески и рекламы на больших стендах, мигающие светофоры со стоящими в пробках машинами и маленькие чёрные точки, спешащие перейти дорогу по зебре. Дальше – заводы и больницы, мечети с зелёными крышами и светло-жёлтыми месяцами, светящиеся золотом купола и кресты православных церквей, которые часто сверкали посреди лесов и зданий; где-то виднелись старые деревянные дома-музеи купцов и князей. Город был пропитан еле ощутимой дымкой древности, здесь бывали цари и императоры, бывали татары, французы и немцы, здесь вершились судьбы людей, свершались перевороты и революции. Казалось, этот город, построенный на крови предков, процветал и развивался полным ходом, чтя своё прошлое.

– Ах… как прекрасно!.. Поцелуй же меня… – промурчала Тоня.

В тот день Тоня была особенно нежна и добра к своему Ятагану. Она словно извинялась за что-то…

Прокатившись на колесе обозрения, они пошли к большому раскрашенному деревянному сердцу, в котором можно было посидеть.

– А какие у тебя планы на будущее, Андрюш? – Вдруг спросила она. – Что после школы делать собираешься?

– Я… я не знаю… не думал об этом ещё… а что? А ты?

– А я в Томск собираюсь поступать, в ТГУ… на юридический факультет.

– Но… почему так далеко?..

– Хочется независимости, подальше от дома уехать… подруг там учится много. Да и там, говорят, самый сильный юрфак в Сибри!..

– Тогда и я! Я тоже поступлю в ТГУ на тот же факультет и поеду вместе с тобою! – Оживился Андрей.

– Нет, милый, выбирай то, что тебе будет по душе. Обществознание и право – это не твоё, поверь…

– Н-но…

– Тс-с-с, – и она приложила свой палец к его губам, – давай не будем портить такой прекрасный день! Посмотри, как всё хорошо сейчас! Ах, мой милый, мой верный Ятаган, не думай о том, что с нами будет… живи!..

«…Живи… да… у тебя всё так просто…», – подумал Волынский.

Сменялись дни, за ними недели и месяцы. Больше они не затрагивали эту тему. Чувство неизбежной разлуки долгое время терзало Андрея. За несколько недель до экзаменов юноша поссорился с Тоней, и он высказал ей всё, что думал. Что он её очень любит, а она его – нет; что она его тем самым предаёт и ещё много чего лишнего. Расплакавшись, обиженная Тоня убежала к себе домой и с тех пор они больше не общались. После ссоры Андрей, вплоть до окончания школы, ни с кем из одноклассников так и не заговорил, он почти не ел и не пил, ходил хмурый и подавленный – так же, как и его бывшая девушка. Экзамены, выпускной – всё пролетело стремительно и почти незаметно. Тоня хорошо сдала экзамены и поступила на бюджетное обучение в ТГУ на юридический факультет, как и хотела. Андрей же набрал слишком мало баллов и поступить никуда не смог. Родители отправили было юношу в армию, но и там он пролетел – оказался негодным по состоянию здоровья.

Все, кроме Волынского, сдали экзамены и растворились в разных городах. В посёлке остался он один. Позже Андрей переехал в город, стал жить в съёмной квартире и работать у Телагина в кофейне, а отношения со своей семьёй почти не поддерживал. Со временем Андрей оправился от потери, но первая и единственная любовь к Тоне запала ему глубоко в душу. Временами он вспоминал о ней, гуляя по тёплым сердцу местам.

«Тоня-Тоня, вспоминаешь ли ты обо мне, как я вспоминаю о тебе?.. А может, ты сейчас в деревне?..», – Волынский поднялся со скамьи и направился в сторону вокзала.

Смеркалось. Юноша шёл по шпалам и смотрел на сизо-фиолетовое небо, в котором загорались первые изумрудные звёзды; вдали пролетал мигающий жёлтыми огнями самолёт, оставляя после себя бледно-белую полосу. Слева от железной дороги, где темнел дремучий лес, вытянулся густой туман, а справа от неё виделся блеклый свет фонарей с перрона.

«А может к чёрту всё? Уехать домой, к родителям? Пожить там какое-то время?..», – думал Волынский, поднимаясь на перрон. Андрей направился в сторону вокзала. Он зашёл внутрь, купил себе беляш и горячий чай, перекусил за столиком, посмотрел расписание поездов до деревни и решил передохнуть в зале ожидания. Кто-то стоял в длинной очереди, кто-то спал на своих сумках, а кто-то на стальных скамьях рядом с парнем. Напротив юноши похрапывал щетинистый мужчина лет пятидесяти: от него разило спиртом, он был в очках и с серьгой в ухе. Изредка мужчина просыпался и пристально глядел на своих соседей, после чего дремота снова брала над ним верх. В который раз мужчина открыл глаза и внимательно осмотрел на Андрея.

– А ты родился где? – Вдруг спросил мужчина.

– Я… в Соловках, в деревне… – Ответил Волынский.

– О-о… это совсем близко… ик!.. А я с Еливаново, почти земляки. Меня Серёгой кличут, – и Сергей протянул свою крепкую, как у медведя, лапу.

– Андрей… – произнёс парень и пожал мужчине руку.

– Эх-х, у вас-то сельцо получше нашинского будет… Ик!.. Ой… у нас-то эвон, пашню закрыли! Камазы, трактора, комбайны – всё-о, что осталось… Ик!.. Продали! А знаешь почему?

Волынский вопросительно на него посмотрел.

– А потому, что один идиот спалил половину ангаров деревенских с сеном! Жил у нас один вдовец… Ик!.. С дочкой махонькой – Юлей, лет шесть ей было. Работал он трактористом у нас. В общем, вечер тогда был, дочурка его игралась в куклы прям под колесом трактора, а ему, Михе, нужно было… Ик!.. срочно на работу – сено перевезти. Сел за руль, завёл трактор и ка-ак газанул… а про Юльку забыл, сволочь!.. – и Серёга грубо выругался, – …только показалось ему, что на кочку наехал, решил посмотреть, что там, спустился с кабины… ик!.. а там, под большим колесом, всё в крови, девчушку раскатало всмятку!..

«Боже… да зачем же он это рассказывает?», – думал Андрей. По его спине прошёлся лёгкий холодок.

– …Обнял он то, что от неё осталось и зарыдал громко… Ик!.. А потом его вдруг шибануло! Взял останки Юли, уложил в трактор, сам туда сел и погнал в гараж, что с ангаром рядом. Слил бензина с соляркой и с матами принялся всё обливать… Ик!.. Ой… Поджёг всё, чёрт его подери, и сидел, смеялся напротив пожарища… Ик!.. Сначала прогорел гараж, а потом огонь переметнулся и к ангару… А от него к следующему и далее… Приехали все! И скорая, и менты, и пожарка. Никогда у нас в деревне такого столпотворенья не было! Потушили костёр, а этого придурка на скорой увезли в психушку!.. Но у односельчан откуда денег столько, шоб отстраивать всё по новой? Государи наши выделять деньги не собираются… Вот и закрыть пришлось лавочку… Работы теперь в деревне вообще никакой нет! С-суки!.. Ездил вот в город, шоб охранником куда устроиться… Вроде приняли. Через неделю, сказали, заступать на работу. Может… Ик!.. Перееду сюда…

– Да уж… сурово у вас, дядь Серёж, в деревне живётся. – Выдавил из себя удручённый юноша.

– Ну да. А у вас, я слышал, жизня получше идёт… получше… Ой… поезд мой пришёл, пора утекать… прощай! – И, пошатываясь, он направился к выходу.

Переварив историю собеседника, Андрей пошёл в сторону своего дома. В одном из переулков он заметил двух девочек. В темноте Волынский не смог разглядеть, как они были одеты, лишь чёрные детские силуэты с длинными растрёпанными волосами. «…И поздновато так… Наверное, сёстры, родителей ждут… – думал он, проходя по другую сторону двора… – А может, одна из них — та самая?..».

Глава шестая

Волынский всё же решился съездить в деревню. Отдохнуть от городской суеты, подышать свежим воздухом и полюбоваться природой. Перед отъездом Андрей встретился со своим другом.

– Ну что, друже, как тебе первые дни учёбы? – Спросил он у Дмитрия, пожимая руку.

– Да всё неплохо, ст-старичок. Посвящение пропустил, но зато познакомился с одним человеком… Есть у нас один дядька п-по прозвищу «Друид»…

Бельков рассказал, что Друид учится в училище аж с советских времён. Что у него густая борода, ходит он в обносках с заплатками, а за спиной у него всегда виднеется старенький вещмешок. В этом мешке Друид обычно носит конопляные верхушки, которые и продаёт молодым студентам по доступным ценам. Но этот год для Друида знаменателен – он впервые за долгое время доучился до последнего курса и намерен его наконец-таки окончить.

– Вот чудак! – воскликнул Андрей.

– Угу… – и, спустя минуту молчания, добавил, – п-пошли в бар может? Выпьем немного, я у-угощаю.

– Я только за. – Согласился Волынский.

На небе угасало солнце. Ласточки, крича, летели в краснеющую, усыпанную белыми пятнами-облаками даль. Провода электросетей на крышах зданий чёрными венами сочились над городом, а антенны, казалось, делили небосвод на миллионы разных узорчатых отрезков. На главной улице города образовалась пробка. Водители угрюмо сидели в своих железных дымящих коробках. Кто-то спокойно курил, кто-то, оскалив лицо, ругался. Негодование с лёгкостью читалось на их лицах. Из метрополитенов, как по расписанию, молниеносно вылетали оживлённые люди. А после, они растворялись среди других уставших и полумёртвых лиц. Юноши двигались к заведению.

Яркая неоновая подсветка бара, словно мухоловка, заманивала посетителей. Дмитрий и Андрей уселись за небольшой столик и принялись разглядывать меню.

– Н-ну что? Сразу к делу? Или с пива начнём?

– Давай лучше с пива, Диман… – и, немного помолчав, вдруг сказал, – у тебя нет такого чувства, что мимо нас проходит нечто красивое, вечное?.. что мы угасаем. У меня в голове крутятся какие-то смутные планы на будущее… ну, попытаться поступить в училище ещё раз, а пока работать. Проучиться там… а что, что дальше-то? Какого хрена я буду дальше делать? Как жить?..

– Здравствуйте, меня зовут Марина, сегодня я вас обслуживаю. Что будете заказывать? – перебила Андрея официантка и радушно улыбнулась.

Дмитрий сделал заказ и Андрей, убедившись, что девушка отошла на достаточное расстояние, продолжил:

– Нет, я, конечно, понимаю, мы идём по пути прогресса, технологического, информационного и ещё хер пойми какого! Появляются новые направления в музыке, кино, искусстве. 3D принтеры, генная инженерия и прочее, прочее. Всё кишмя кишит в этом чане, дружище. И кажется, ты в центре мира, ты за всем наблюдаешь. Играешь в игры, читаешь статьи, смотришь видео в интернете, сериалы, мультфильмы, в конце концов, и всё как бы говорит тебе об одном и том же… о чём-то неосязаемом, что читается между строк и откладывается в потёмках наших чахлых душ. Ты понимаешь, о чём я?

Дмитрий коротко кивнул.

– …А город-то, город как красив издалека! Но стоит присмотреться поближе, выйти на улицу, и ты увидишь «мурло мещанина», стариков-пьяниц, малолетних проституток, сторчавшихся людей… Ты тоже видел их? Видел?.. Уф-ф, меня аж перетряхивает!.. И где это? Где этот, чёрт возьми, прекрасный мир, о котором часто болтают по новостям на первом канале, красивое и вечное… Кажется, что это дивное, милое глазу и душе прямо перед тобой, да! Кажется, ещё чуть-чуть, и ты прикоснёшься к этому… Но нет…

Дмитрий с интересом слушал своего товарища. В это мгновение Андрея прервала официантка, принеся на подносе четыре бокала пива.

– Спа-спасибо.

– …Из этого колеса сансары есть один выход, одно укромное место, что спасёт и тебя, и меня, и прочих таких же потерянных, как мы с тобой, Дим! Это прозвучит пафосно, но это – любовь, искренняя…

Бельков с ухмылкой глядел на Андрея и лакал пиво.

– Т-ты так в этом уверен? – Спросил он.

– Конечно.

– Не кажется ли тебе, что любовь – это, скорее, что-то п-плотское? С чего ты взял, чт-то любовь – единственная искренность в жизни? Хм… нет, я в который раз прихожу к выводу, что всё вокруг нас – притворство. Мы притворяемся учениками, студентами, работниками разных профессий. Мы притворяемся художниками, музыкантами… любовниками, д-друзьями в конце концов… И самое искреннее ждёт нас в конце пути… Это… – Андрей хотел что-то ответить, но Бельков это заметил и жестом попросил его замолчать, – я т-тебя не перебивал… В-выслушай. По-после того, как мы употребили марки, во мне что-то изменилось. Я взглянул на мир с другого ракурса, что ли… К хренам собачьим этот про-прогресс, искренность и прочее. Это лишь иллюзии, к-как и религия. Прогресс… Хех… Да, он делает нашу жизнь более п-пригодной, интересной, но это всего лишь брюлики, понимаешь? Человечество к-когда-то обходилось и без этого. Ты не заберёшь в могилу свой телефон или деньги, потому что «там», это тебе будет не нужно. Не заберёшь с собой и выдуманного бога, и пред-предмет твоей платонической любви… Тогда зачем это всё нужно?..

– Ну да, действительно. Почему бы тогда просто взять и разом всем не помереть, ты к этому клонишь?..

– Нет, почему же… П-просто, что, если это всё ошибка? Глобальная шутка э-эволюции над нашим видом? Что, если мы не должны были рождаться, что наш вид, наделённый самосознанием – нелепость, отрыжка природы? И п-потому – нет никакого смысла в жизни! Нет никакого предназначения… Может быть, я не хотел рождаться… а тут хлоп! И вот он я – ч-человек, ещё и в России!.. Да и эти сомнительные пла-планы на будущее… Зачем ты их вообще строишь? Вероятность т-того, что они будут достигнуты, слишком мала… И нету в этом мире ничего п-прекрасного, и не было. Романтик ты! Романтик… Я бы хотел отрешиться от всего этого. Уйти в какую-нибудь глухомань и п-прожить там до скончания веков… П-подальше от людей… Но, боюсь, не в этой жизни.

Спустя минуту, Андрей наконец спросил:

– Почему же?

– Ну, – замялся Дмитрий, – мирянину не так-то п-просто отречься от всего, что он имеет. Для этого (по моему мнению) в его жизни должно произойти нечто из ряда вон выходящее, что и сподвигло бы его жить анахоретом.

– Хм, понятно. Но, Диман, не прав ты! Не-прав. Гони эти мысли куда подальше, к чему столько негатива?

Бельков смолчал.

– Эх… ладно. Заказывай водки!

– Во-о, другое д-дело…

Выпив внушительное количество спирта, хмельные друзья оплатили счёт и вышли на улицу.

– Мне пора на вокзал. Не хочется опоздать… Ах, точно! Вот тебе ключи. – И Андрей вложил в ладонь друга холодный металлический резной предмет. – Заглядывай ко мне в квартиру время от времени… кошку кормить, а то помрёт ещё. Можешь и вовсе там жить.

– Х-хорошо-о… Ик!

– И не прав ты! Тысячу раз не прав!.. – крикнул вдогонку товарищу Волынский. На что Дмитрий скептически улыбнулся.

Андрей побрёл в сторону вокзала. От алкоголя у него кружилась голова, и, чтобы хоть как-то умерить рвотные позывы, он пялился себе под ноги и жадно глотал холодный осенний воздух. Волынский зашёл в гигантское здание ж/д вокзала, присел на сиденье и взволнованно смотрел на табло с расписанием. Он воображал, как неожиданно приедет домой, как родные ему сильно обрадуется, и в особенности – отец. Андрей представлял, как крепко обнимет его и поцелует в щёку мать. Как он заглянет к своему деду и заведёт с ним бесконечные беседы обо всём на свете…

Наконец, поезд прибыл, и Андрей спустился вместе со всеми вниз, к переходу на нужный путь. У вагонов поезда стояли проводники, проверяющие билеты новоприбывших людей. Юноша показал документы и отправился к своему месту со столиком у окна. Пассажиры в вагоне крепко спали, выставив голые пятки к проходу. Андрей не без улыбки осмотрел спящих соседей: бабушку с внучкой, что спала в обнимку с меховой игрушкой, – на первом ярусе, и двух мужчин – на втором. Поезд тронулся, оставляя ограничительные белые линии и яркие фонари перрона позади.

«Всего часа три езды и я на месте. Даже не верится! – восторженно думал Волынский. – Посмотрим, как у вас, родня, всё изменилось за эти годы!».

Юноша сходил к кондуктору и купил себе зелёный чай. К напитку прилагался гранённый стеклянный стакан с металлическим резным подстаканником. Заварив его, Андрей расселся на сидении и смотрел в непроглядную бархатную темноту. В голове бесконечно повторялся недавний разговор с лучшим другом и сам он не заметил, как вскоре предался сну.

Волынскому приснилось, что он сидел за школьной партой. Неподалёку от него стоял завуч, который всегда не нравился Андрею. Он смотрел на юношу и ехидно улыбался, отчего тому стало не по себе. Затем сон перенёс парня в другое учебное заведение. Оно было гигантское и, кажется, юноша его уже видел в других своих снах. Волынский стоял в коридоре рядом с Димой и слушал его волнительную речь. По мере того, как менялся ход разговора с другом, изменялось и само учебное заведение. Бежевые стены коридора вдруг окрашивались в лиловые и белые цвета, появлялись и исчезали студенты и сотрудники, новые аудитории и кабинеты.

– …Слушай, это всё хорошо, конечно, но мне нужно зайти в деканат. – Вдруг произнёс Дима и рядом с друзьями появилась дверь с табличкой «Деканат».

Взволнованный, Бельков вышел из деканата:

– Вот с-с-суки! Своровали два ляма у государства, а со мной делиться не хотят. Я знаю, я точно знаю это. Надо им отомстить…

Только он сказал это, как наступила ночь. Дима сказал, что нужно кое-что сделать и дал в руки Волынского пистолет. Они спустились на нулевые этажи здания, где всё было завалено койками со спящими людьми. По спине Андрея пробежали мурашки.

– Не бойся, – ободрил его друг, – всё пройдёт быстро.

Среди спящих Бельков выбрал нужного парня и, обвязав ему горло простынёй, принялся его душить. Юноша проснулся, он кряхтел и сопел, но не сопротивлялся. Затем проснулся и сосед, что спал в паре шагов. Его глаза-угольки сверкнули в полутьме, лицо скривилось от страха, казалось, ещё чуть-чуть и он завопит во всё горло.

– Ну же, убей его. – Прошипел друг. – Скорее.

Волынский в страхе подбежал к парню, выхватил из-под него подушку и начал его душить. Андрею не хотелось этого делать, но и ослушаться друга он почему-то не мог… Юноша дрыгался в конвульсиях и сильно мучился, в его движениях чувствовалась обречённость. Волынскому было жаль свою жертву… Ему вдруг представилось, что бы сказал парень, не будь его рот заткнут подушкой – «Пожалуйста, я никому не скажу!», «Пощадите, не надо-о!» и прочее. Но он всё не умирал.

Дима расправился со своей жертвой и приказал застрелить парня, который никак не умирал. Волынский достал пистолет, но в то же мгновение оружие превратилось в тонкую алюминиевую Г-образную палку с курком.

– Стреляй. – Уверенно приказал Дмитрий.

Андрей убрал с лица парня подушку и подставил ко лбу странный пистолет. Дрожащими пальцами он силился нажать на курок и… наконец нажал.

Парень перестал дрыгаться, на его лбу появилась небольшая красная точка, из которой тонкой струйкой вытекала кровь. Но его горящие глаза метались из стороны в сторону. «Живой!», – подумал Андрей. Ему было жаль парня, как было бы жаль прохожему, увидевшего умирающую дворнягу. В муках, Волынский жал на курок ещё и ещё… Только тогда бедный юноша умер.

Друзья выбежали из здания, сели в первую попавшуюся машину и поколесили в неизвестном направлении. Андрея мучила совесть. Как же! Они только что убили двух людей, у которых есть родители, бабушки и дедушки, братья, сёстры, в конце концов! А сейчас их не стало… «Чёрт, чёрт, чёрт! Зачем я на это подписался!».

– Не волнуйся, не-е волнуйся. – Только и повторял Бельков, сидя за рулём машины.

– Да как же это, не волноваться?! Мы двух человек убили за просто так! Ты понимаешь это? Пре-сту-пле-ни-е, неужели в тебе даже совесть не взыграла?

– Не парься, друже. Убийства скроют начальники заведения, ведь я про них кое-что знаю…

– А как же их семьи? Представь, как они будут от этого мучиться!

После этих слов Бельков замер, и пустым взглядом глядел на дорогу…

Ранним утром кондуктор застал парня спящим за складным столиком: его взъерошенная голова прилипла к скрещенным рукам, ноги поджались ближе к сиденью, а веки и края его больших губ в беспокойстве подрагивали,.

– Молодой человек… молодой человек, проснитесь. Ваша остановка, скорее… поторапливайтесь же.

Волынский опешил. Он не понимал, что происходит. На мгновение ему показалось, что сейчас его поведут на допрос в полицию. Однако всё обошлось – соседи, как и ночью, сладко спали, а за окном виднелся знакомый небольшой вокзал. «Что ж! В путь!». Андрей был рад: «…всего лишь сон»; и гнетущее чувство в его душе в миг улетучилось.

Он вышел на перрон и направился к ближайшей автобусной остановке. Конечный пункт – деревня Соловки.