Текст книги "Во власти мужа"

Глава 36

Мне требуется ровно неделя, чтобы прийти в себя и отправиться в «Mediascope» на работу. Но не для того, чтобы приступить к своим прямым обязанностям, а чтобы написать заявление на увольнение.

Иначе быть не может. Видеть Глеба и работать под его руководством – не представляется мне возможным. Он врал мне. А я верила. У этого человека, с которым я готова была сбежать, есть девушка, которая скоро родит их общего ребенка, о чем тут еще говорить?

Захожу и молюсь, чтобы Глеба не было в офисе, хочу оставить заявление на столе и исчезнуть – это наилучший вариант. Но приблизившись к его кабинету, слышу его голос.

Вздрагиваю.

Глубоко вдыхаю, охаю и на выдохе поворачиваю дверную ручку.

Все будет хорошо. Главное, долго не смотреть ему в глаза…

– Э-э, давай я тебе перезвоню, – быстро завершает разговор Глеб, когда видит меня в дверях. – Таша, наконец-то…

Он откладывает телефон и бросается ко мне. Его руки прикасаются к моим плечам и пытаются прижать к себе. Я отстраняюсь и отвечаю холодным взглядом.

– Руки… Убери, – сглатываю, заставляя держать себя в рамках крайнего равнодушия.

– Что случилось? – настороженно спрашивает Глеб и смотрит на лист бумаги, который я ему протягиваю. – Что это?

Его глаза пробегаются по первым строчкам и полные удивления смотрят на меня.

– Заявление? Это он тебя заставил? – с досадой думает и разрывает бумагу. – Мы что-нибудь обязательно придумаем, Таша.

Я знала, что примерно так и будет. Поэтому тянусь к сумочке и достаю оттуда второй лист с заявлением, протягиваю его Глебу.

– Не заставляй меня писать в третий раз. Это мое обдуманное решение, – чеканю безэмоционально, чем вызываю в Глебе возмущение.

Он выхватывает мой лист и разрывает его в клочья – ровно так, как и я рвала компрометирующие фото неделю назад. Усмехаюсь про себя и закрываю глаза.

– Да посмотри же на меня! – обхватывает мое лицо. – Не верю своим глазам, что с тобой?

– Нет, это я тебе не верю, – шиплю, глядя ему в глаза. – Больше не верю.

Внутри все заныло. Мне больно. В его взгляде отчаянно бьется непонимание и чувство несправедливости, он готов бороться до последнего, но как же это бесполезно…

– Я все знаю, Глеб.

– Что ты знаешь? Что наговорил тебе твой муж? Да, я прям представляю… – нездорово смеется Глеб, разводит руки в эмоциях в стороны и плашмя ударяет их о бедра.

Он берет со стола графин и плескает воды в стакан.

– Присядь и выпей, – кивает на стул. – Ну же, Таша… Я все сейчас тебе объясню.

Не нравится мне его последняя формулировка. Объясню – или промою мозг? К чему я вообще задерживаюсь здесь, слушаю его? Неужели хочу вновь обманываться, а потом страдать?

– Говори. У меня есть пять минут, – смотрю на часы, хотя даже не всматриваюсь в цифры.

Слышу, как вздох облегчения вырывается из его легких: Глеб думает, что я даю ему шанс.

– Послушай, Света – моя бывшая девушка. И мы действительно с ней встречались. Но ребенок – незапланированная вещь…

– Вещь? – морщусь я.

– Я хотел сказать, что мы не планировали его, получилось все случайно. Так бывает.

– И что с того? Ты скрыл это от меня. Зачем?

– Но ведь это всего лишь ребенок, Таша… Как он может помешать? Есть или нет, какая разница?

Внутри все начинает закипать… Каждое слово оставляет ожог на сердце, в котором еще живы горькие воспоминания о моем ребенке.

– Как же я в тебе ошибалась, Глеб.

– Это из-за ребенка, да? Таша, милая, послушай… Он будет жить со Светой после рождения и нам никак не помешает. Сейчас Света бесится, но я четко ей сказал, что сделаю тест на отцовство, ведь вообще не уверен, мой ли он.

Боже, неужели это и вправду говорит Глеб? Я резко встаю и скидываю его руки, которые пристроились на коленях. Сейчас они кажутся мне грязными, а прикосновения неприятными.

– Знаешь, Богдан не сказал о тебе того, что сказал ты о себе сейчас… Мне противно, Глеб. Противно даже смотреть на тебя, ни то что слушать. Это же твой ребенок, как ты можешь говорить так?

Нет. У нас разные дороги, разные пути. Мы совершенно разные и не понимаем друг друга. Глеб еще что-то пытается мямлить в оправдание, но я обрываю его.

– Надеюсь, ты все же одумаешься и не будет слишком поздно, – отстраненно говорю. – Между нами все кончено, думаю, ты сам прекрасно это понял. Все твои слова – мишура… Красивая, вдохновляющая, но после праздника все это ни к чему, мусор…

Я бросаю прощальный взгляд в Глеба, который полон растерянности, и направляюсь к выходу.

– Ты вернешься к нему? К этому тирану? – прилетает в спину вопрос, заставляющий остановиться. – Не стоит ли тебе одуматься, пока не стало слишком поздно?

– Теперь это не твое дело, – оборачиваюсь и тихо, но четко отвечаю.

– Приятно быть чьей-то куклой? А как же все то, о чем ты рассказывала? То есть этот «ангел» заслуживает твоего прощения, а я такой урод с пинка в пропасть, да?

– Замолчи.

– Нет, я не буду молчать, – Глеб приближается, я замечаю, как в его глазах разгорается огонек. – Больно слышать правду, Таша? Всю жизнь будешь бегать у этого козла на побегушках и закрывать глаза на его скотское поведение, это не противно?

Хлесткая пощечина отпечатывается красным пятном на щеке Глеба. Моя ладошка тоже загорается, и я прислоняю ее к холодной стене.

С каменным лицом молча смотрю на Глеба сквозь пелену, застилающую глаза. Мне больше нечему ему сказать. Итак, наш разговор перешел все границы.

Из его кабинета я выбегаю с кровоточащей раной в сердце, утирая слезы, обжигающие раскрасневшиеся щеки.

Глава 37. Богдан

После моего вопроса о самочувствии Таши доктор Бурно вздыхает и снимает очки. Я напрягаюсь, ведь его сожалеющий взгляд не сулит ничего хорошего.

– Боюсь, она вновь пошла по бесконечной спирали… Варится в своем соку и начинает съедать себя. Это плохо.

– Насколько? И какие действия?

Доктор прочищает горло и складывает пальцы в замок.

– Богдан Олегович, скажу вам прямо. Здесь два варианта… Ваша жена убивает себя медленно, но верно или… это делает кто-то другой, – он многозначительно смотрит на меня. – И вы должны прекрасно понимать, что я практически бессилен во втором варианте.

– Мх… – набираю воздух в легкие и гружусь.

Доктор почти прямым текстом намекает на мое пагубное влияние на ее самочувствие.

– Мы все должны помогать ей, иначе… Во второй раз она может не выкарабкаться без разного рода жертв и, скажем, «побочных эффектов». Надеюсь, вы понимаете меня?

– Да-да… – встряхиваю головой и протягиваю руку. – Я понял, спасибо вам.

Доктор прощается и покидает мой кабинет. Я же от таких плохих новостей сразу вцепляюсь графин, желая плеснуть в стакан себе чего-нибудь покрепче. Потом передумываю, расстегиваю верхние пуговицы рубашки, которые давят, и закатываю рукава по локоть. Невероятное напряжение не хочет отпускать меня, но, несмотря на это, все же решаюсь заглянуть к жене.

Таша уже которой день не высовывает нос из комнаты. Я знаю, что она уволилась. Водитель сразу доложил, куда и зачем она ездила. И я подумал «хорошая девочка», «наконец, одумалась»… Но то, что она после опять закроется – вот на это я точно не рассчитывал. Опять это холодное равнодушие, безжизненный взгляд и апатия ко всему живому и неживому… Разве этого я добивался? Конечно, нет!

Получается, это я убиваю ее. Доктор посоветовал помочь ей, но в моем случае помощь – это отпустить ее и никогда больше не видеть. Смогу ли? Хотя бы ради той крохи чувств и воспоминаний, которые храню в сердце?

Я аккуратно, почти бесшумно приоткрываю дверь в ее комнату, убеждаясь, что она не спит.

Таша сидит на кровати с книгой в руках. Как только слышит посторонний шум, замирает… На меня не смотрит, но замечаю, как ее глаза на долю секунды опускаются – ей достаточно ботинок, что понять, кто вошел. С отстраненным взглядом смотрит в книгу, мозоля одну точку, вероятно, сейчас предложения не несут никакого смысла. Это лишь повод, чтоб не отвлекаться и не обращать на меня внимания.

Закрываю за собой дверь и прислоняюсь к стене, решая не давить на ее личное пространство. Выглядит она не очень. Бледная, без жизни в глазах, волосы небрежно разбросаны по плечам…

Чувствует, что я ее изучаю и невольно дергает плечом – ей неприятно. И это бесит больше всего. Я что-то говорю – ей неприятно, смотрю – неприятно, делаю – неприятно… Вечный блок, который не пробить, не подобрать пароли.

– Читаешь? – нарушаю убийственную тишину простым, нечего не значащим вопросом.

Она молчит и поджимает губы в недовольстве.

Я обращаю внимание на обложку и цепляюсь за название на английском языке.

– Английская литература? – моя попытка номер два хоть как-то наладить диалог.

Нет. Бесполезно. Полный игнор. Я кладу руки в карманы, которые трещат по швам от напрягающихся кулаков.

– Лера приходила, хотела поговорить…

– Не хочу, – тихо и хрипло звучит ее неразработанный голос с утра.

– Она передала билет на…

– НЕ. ХОЧУ, – тверже и громче отвечает и на этот раз бросает на меня холодный взгляд.

Наверно, это именно то отношение ко мне, которое я заслужил. В ее глазах читаю раздражение и единственную просьбу: «Оставьте меня все в покое».

Она считает меня извергом и недостойным человеком, о чем не раз говорила, но я пропускал это мимо ушей, ссылаясь на неуравновешенные всплески эмоций, но сейчас уже так не считаю. Вероятно, мое поведение по отношению к ней сформировало такую «картину» меня. Все безнадежно вышло за грани – я слишком поздно спохватился.

– Для чего ты пришел? – неожиданно прилетает от нее вопрос.

– Посмотреть на тебя.

Она захлопывает книгу и пристально с издевкой смотрит на меня.

– И как? Доволен? – слегка усмехается.

– Нет.

Я сглатываю и ощущаю непонятное чувство, которое заполняет грудь. Волнение?

– Таша, прости меня, – говорю и сжимаю челюсть. Не так-то просто говорить это, глядя ей в глаза.

– Твои слова ничего не изменят, – говорит то, о чем и сам подумал в следующую секунду.

Я киваю. Да, она права.

– Я знаю, но мне важно это тебе сказать. А еще важнее, чтоб ты это услышала.

Ее пустые глаза и каменное лицо дают понять, что ее никак не трогает моя речь.

– Что ты хочешь, а? – выдавливает с претензией, давясь ненавистью ко мне.

– Что я хочу…

Делаю паузу, собираясь с духом, давя в себе излишние эмоции.

– Я хочу, чтобы ты собрала свои вещи и ушла.

Секунда, другая… Нам обоим надо осмыслить то, что сейчас прозвучало из моего рта.

– Что… – дрожит ее голос.

Она не верит. И я тоже. Готов сорваться с цепи и забрать свои слова обратно, но словно хлыстом остужаю внутренний запал.

– Уходи, – почти рычу я. – И чем быстрее, тем лучше… Пока я не передумал.

Глава 38

Я ушла.

Я. УШЛА.

Сколько раз нужно будет повторить эту фразу, чтобы в нее поверить?

Мама тоже не поверила в это, когда я заявилась к ней на порог с чемоданами.

– Он сам отпустил меня, понимаешь?

– Да тут уж понятнее некуда, – негодует мама и вздыхает, заваривая чай. – Садись и рассказывай.

– Голову кружит от чувства свободы, но в тоже время я теряюсь… Непривычно. Можно сказать, всю свою жизнь я была с ним.

Помешиваю ложкой чай и наблюдаю за тем, как растворяется сахар. Сейчас хочется замечать простые вещи. Не торопиться и, может, даже остановиться на мгновенье, чтоб прочувствовать момент.

– К такому человеку, как Богдан, ты всегда сможешь вернуться, он примет тебя, не попрекая ничем, – добавляет мама.

Мой сладкий чай мгновенно начинает горчить. Я смотрю на нее с осуждением и непониманием.

– Что ты такое говоришь? – встряхиваю волосами, не желая слышать о подобном.

– Говорю, как есть. Не последний день на свете живем, и кто знает, что приключится завтра, – пожимает плечами и усаживается напротив меня.

– О-о-о, мам, хватит ладно… – закатываю глаза в бессилии что-то оспаривать и доказывать.

У мамы слегка другие взгляды на человеческие и семейные отношения. Да, они с папой прожили не один десяток лет вместе, но вряд ли у нее было все именно так, как у меня… Так что бесполезно сравнивать.

– И что ты намерена делать дальше? – отчего-то вздыхает мама и склоняет голову набок.

После недолгой паузы я отвечаю:

– Жить.

– Где?

– Я решила, что хочу переехать в Питер. Сниму квартиру, найду работу… Все будет, мам, надо только время.

– Да я не сомневаюсь, дочка. Скажи, Богдан не оставил тебя без гроша в кармане? – очень строго, по-учительски спрашивает, ожидая только правильный ответ.

Я отодвигаю чашку и складываю руки на стол, на которые сейчас смотрю, опустив глаза. Правильного ответа не будет.

– Мам, мне не нужно ничего от него.

– Ты ж моя, дурочка…

– Ну хватит, – шмыгаю носом и смотрю в глаза своей нравоучительнице. – Ты меня знаешь, я не могла иначе. Выпрашивать что-то… Отпустил, и слава Богу.

– Ты его жена, и тебе по закону положено, Таша. Ты взрослая женщина и не должна жить одним днем.

– Как я могу претендовать на то, что не мое, мама? Он сделал себя сам, сам заработал миллионы, построил бизнес, купил недвижимость… Каждая вещь – куплена за его «копейку», а закон тут ни при чем. Мне самой будет не по себе, я никогда не была меркантильной стервой: сама знаешь, я полюбила его еще тогда, когда он был никем, парнем со двора…

– Вот всегда ты была такой, – цокает мама.

– Какой?

– Слишком гордой. Вот от того и спотыкаешься часто, что голову вниз редко опускаешь…

Молчу. Говорить, не говорить?

– Он сказал, чтобы я взяла его карту, к которой привязан счет в банке.

– Но ты, конечно, не взяла. Сделать вопреки – в твоем стиле.

– Не взяла. Но он перевел круглую сумму на мою карту.

– Только не вздумай отправлять обратно, слышишь? А-то хватит ума…

– Не буду. Но счет заблокирую. Не хочу, чтобы он был привязан ко мне хоть как-то.

Богдан ничего мне не обещал. Я опасаюсь, что он может взять и приехать сюда завтра с намерением вернуть меня обратно. Поэтому надо, как можно быстрее, обрубить все концы.

Единственное проблема, которая останется – это бракоразводный процесс, ведь по факту мы еще законные супруги. Но об этом я даже не заикалась, когда наспех собирала вещи и покидала дом. Сейчас печать в паспорте – самый малозначимый пункт для меня.

Когда эмоции поутихнут, мы успокоимся или кто-то из нас станет сильно заинтересован в скором разводе, то тогда и займемся этим вопросом. А пока… Переезд, новая работа и новая жизнь, я надеюсь.

Страшно ли мне? Неизвестность всегда пугает, но не в этот раз. Я отрыта и жду изменений. Верю в лучшее и уповаю, что судьба будет снисходительна ко мне, а как иначе?

Единственное – мне необходима поддержка, но пока, я сама себе поддержка. Под родительским крылом мне всегда было тесно, а подруги не всегда понимали. Поэтому хочу переехать в город, который сильно нравится по атмосфере, но там нет ни родных, ни друзей. Пусть так. Я привыкла быть одна…

Может, это вообще моя судьба? Желание заводить отношения напрочь отбило, даже думать об этом не хочу. Заведу себе кошек, буду любить их…

– Дорогая… – шепот мамы выдергивает меня из захвативших мыслей.

Он накидывает на мои плечи плед и кивает в сторону спальни.

– Твоя комната, – открывает двери спальни, обустроенной в стиле минимализма в пастельных тонах. – Выглядишь уставшей. Тебе надо отдохнуть.

Вот этот совет мне нравится. Может быть, здесь мне удастся спокойно заснуть и не прокручивать часами мысли в своей голове.

– Вход в ванную комнату с дальней двери.

– Спасибо, мам, – выдыхаю и шлю ей благодарный взгляд.

Глава 39

Месяц спустя

– Ку-ку… А где у нас Паша? – выглядываю из-за прилавка с детским питанием и вижу, как маленький хулиган присел в угол и притих.

В его руках черная машинка, которая ему очень нравится, и он катает ее по плитке торгового зала, изображая звук рычащего мотора.

– Вот ты где, малыш, – тихонько смеюсь и приседаю на корточки рядом с курносым мальчуганом.

Не думала я, что работа консультантом в детском магазине помимо основных обязанностей наложит вдобавок ответственность воспитателя детского сада и потребует умения находить общий язык с детьми.

– Паша! Быстро сюда! – строго кричит его мать, которая только что заметила отсутствие ребенка.

Мальчик надувает губы и вздыхает.

– Пойдем вместе, хорошо? Давай руку, – помогаю приподняться Паше.

Его мать – молодая многодетная женщина, которая недавно родила малышку. Собственно, именно с ней на руках, покачиваясь из-стороны в сторону, она выбирает детские вещи, одновременно озираясь на среднюю дочь. Когда замечает старшего в моем сопровождении, сразу натягивает на лицо маску недовольства и порицания.

– Где ты ходишь, а? Сказала ведь стоять рядом. А это еще что? – она бросила взгляд на машинку, которую ребенок крепко прижимает к груди. – Положи на место откуда взял.

– Мам, я хочу эту машинку… – дрожит его нижняя губа.

Вот черт, сейчас начнется. Почти каждый день вижу такую картину, поэтому сразу понимаю исход.

– Никаких машинок. У тебя их целый шкаф!

– Ну ма-а-а-м… – разгоняется малыш. – У меня нет такой машинки.

– Я сказала, нет!

Все. Один рывок и мальчика лишают полюбившейся игрушки. Рев, сопли и истерика. У мамаши терпения вагон, мальчик изводится плачем, а та спокойно тащит его за руку по проходу.

И каждый раз у меня сердце кровью обливается. По сути это не мое дело, не могу оставить это просто так.

– Футболочка подошла? – интересуюсь у мамы мальчика.

– Да.

– Хорошо. Я отнесу ее на кассу, – любезно улыбаюсь и беру футболку.

Подхожу к Паше, который до сих пор расстроенно всхлипывает, выжимая из себя последние слезы.

– Посмотри, какую крутую футболку тебе мама выбрала: с настоящим суперменом!

Паша на секунду замолкает и любопытно хлопает мокрыми ресничками.

– Нравится?

Молчит. Я улыбаюсь и приглаживаю его взлохмаченные волосы.

– Представь, наденешь ее и тоже превратишься в настоящего супермена, здорово, правда?

Мальчик шмыгает носом, а потом тянется к футболке и проводит ладошкой по ее красочному рисунку. Постепенно успокаивается.

Я облегченно вздыхаю и уставшим взглядом провожаю молодую маму и ее троих детей, когда те идут к выходу.

Присаживаюсь на стул и тут же резко вскакиваю с него, когда слышу свою фамилию из уст администратора зала.

– Титова, чего расселась? Тележки не разгружены, за работу!

Регина Савельевна стреляет глазами в сторону неразложенных товаров в углу, которые ждут меня еще с утра. Так руки и не дошли.

– Уже иду, – киваю в ответ и плетусь к тележке.

К вечеру ноги гудят от вечного стояния и ходьбы. Но мне ли жаловаться? Приняли без испытательного срока и обещали всему научить, плюс премии за хорошую работоспособность. Хотя чувствую, что в этом месяце без штрафов не обойтись.

Да, не сразу я приняла тот факт, что оказывается без связей мужа гожусь только для торгового зала. Резюме, разосланные в различные рекламные агентства, были отклонены или проигнорированы.

Поэтому одобренная вакансия консультанта в «Детский мир», который находится недалеко от съемной квартиры, стала манной небесной. Здесь неплохой коллектив, адекватное руководство, общительные девчонки-консультанты до тридцати лет, нам есть, о чем поболтать в короткие перерывы.

– Наташ, это из твоего отдела. Опять кто-то закинул ко мне, – вздыхает Агата и протягивает мне погремушку.

– Давай, – улыбаюсь и вешаю вещицу в нужный ряд. – Ну, поехали дальше…

Я тяну нагруженную тележку и пячусь назад, разворачивая ее в повороте.

Неожиданный толчок в спину и оханье покупателя заставляют меня подпрыгнуть и развернуться с извинениями.

– Простите мою неуклюжесть, – если Регина увидела, то в книжку будет записан еще один штраф.

– Да ничего страшного. Это я не посмотрел.

Знакомый мужской голос. Даже слишком.

Я поднимаю глаза и узнаю в покупателе Глеба. Он тоже не сразу признает меня и поначалу продолжает дальше изучать упаковку подгузников. Но через секунду его удивленные глаза устремляются на меня.

– Таша? Что ты здесь делаешь?

Я невольно подправляю свой бедж и сглатываю.

– Работаю.

Плечо дергается, а глаза утыкаются в тележку, из которой начала выгружать товары. Почему он? Почему именно в мою смену?

Чувствую, что лицо заливается краской.

– Что случилось? И почему ты в Питере?

Тот же самый вопрос к тебе, Глеб. Он серьезно полагает, что я сейчас разложу ему все по фактам и поделюсь планами на будущее?

– Я на работе, Глеб. Могу я тебе что-то подсказать?

От такого официального тона, мужчина хмурится и сканирует мою униформу недовольным взглядом.

– Думаю, да. Мне нужны лучшие подгузники, чтоб не протекали и не вызывали высыпаний.

Глеб стал отцом, не иначе. Света родила, и молодой папа заботится о комфорте малыша, а это значит, что у них все наладилось. Я рада, что он одумался.

– Тебя можно поздравить? – без особых эмоций спрашиваю и протягиваю популярную серию памперсов. – Думаю, эти должны подойти.

Он берет пачку и сжимает в руках. Глеб сверлит меня взглядом, пока я занимаюсь сверкой ценников и стараюсь не проявлять нервозности и волнения.

– Богдан знает?

– О чем? – сразу реагирую.

– Что ты здесь.

– Какое это имеет значение?

– Значит, не знает, – усмехается и задумчиво трет подбородок. – Ушла от него?

Я откатываю тележку и поворачиваюсь к Глебу, сложив руки на груди. Если думает насмехаться надо мной – то зря надеется, не позволю.

– Это моя жизнь. И совать свой нос в нее вовсе не обязательно.

– Я не хотел обидеть тебя, Таша, – его рука дотрагивается до плеча, и я вздрагиваю. – Я готов помочь тебе в любую минуту.

– Нет, спасибо. Меня все устраивает, – уверенно говорю и стряхиваю его руку.

– Не верю. Не о такой жизни ты мечтала.

– Откуда тебе знать, Глеб, о чем я мечтала? Сейчас у меня есть все, что нужно. Остальное было лишним, потому что только мешало…

Хочу задеть его, чтоб отвязался. Недавнее спокойствие, поселившееся во мне, вполне устраивает, потому что устала уже от встрясок и ураганов. А появление Глеба с его заявлениями – потенциальная угроза спокойствию.

– Одно слово, Таша, и ты больше не будешь здесь горбатиться.

– У меня есть одна просьба.

– Слушаю.

– Не говори про меня Богдану. Этим ты мне поможешь. Все.

Виски неприятно наливаются тяжестью, что способствует легкому головокружению. Я пошатываюсь и ухватываюсь за ручку тележки.

– Тебе плохо?

– Я все сказала, Глеб. Умоляю, не приходи сюда больше.

Вероятно, от усталости и стресса мне становится дурно. Под озадаченным взглядом Глеба спешу в дамскую комнату, чтобы прийти в себя и отогнать пелену с глаз.