Текст книги "Во власти мужа"

Глава 54

В комнате темно и тихо. Ровно так же, как и внутри меня. За окном льет дождь и каплями врезается в окно, стекая ручейками, которые ловлю пальцем. Слеза скатывается по щеке и соленой влагой впитывается в кожу пальца, которым смахиваю ее. Что мне делать дальше? Как правильно поступить?

Луч света проникает в комнату, и дверь с легким скрипом закрывается. Осторожными шагами ко мне подходит мама и обнимает за плечи.

– Что случилось, Таша?

– М? – отстраненно откликаюсь, шмыгая носом.

– Что происходит? На тебе лица нет, дочка.

– Ох, мама…

В груди так тяжело, что каждый вздох дается с трудом. Я сминаю ладонью кофту в области сердца… Больно там, колет уже который день.

– Не могу я так, – подавляю в кулак эмоции, которые морщинками отражаются на лице.

– Я чего-то не знаю… Что-то с Улей?

– Нет, мама, с ней все хорошо. Мне плохо…

– Что-то болит?

– Да. Сердце. Невыносимо тянет, – стучу в грудь двумя пальцами. – Оно протестует, терзается.

– Дочка… – мама не понимает и присаживается на корточки, чтоб посмотреть на мое измученное лицо.

– Богдан не появлялся уже неделю с того дня, как мы переехали обратно, – с тревогой говорю и догадываюсь о причине. – Он хотел начать все сначала, мама… Заявил мне об этом прямо в глаза. Говорил, что любит.

– А ты?

– А что я… – горько усмехаюсь и отрицательно мотаю головой. – Я сказала, что нет. Мой разум так решил. Он давно уже решил для себя, что ничего вспять не повернуть.

– Если ты так уверена в своем решении, зачем терзаешься? Думаешь, может глупостей наделать? – хмурится мама.

Если уж про глупости, то это ко мне… А не к мужу. Нет, меня мучает совсем другое.

– Разум-то вроде решил по-своему, а сердце, видимо, нет. Они оказались не в ладу.

– Неужели, любишь его до сих пор? – то ли с удивлением, то ли с надеждой спрашивает она.

– Я не знаю, мама! Не знаю!

– Не можешь его простить…

– Я простила его, – искренне признаюсь, но делаю важную оговорку. – Сердцем простила, но вот головой… Я никогда не забуду, что было, все с кровью въелось в мою память, понимаешь? В голове стоит блок, опасения прошлых ошибок тревожат каждую секунду. Что мне делать, мама?

Я прошу совета, потому что сама запуталась. Разрываюсь на части от неопределенности и от противоречивых чувств, переполняющих меня.

– В делах сердечных слушать надо сердце, но и голову не терять… – говорит мама. – Это твоя жизнь и твое решение. Я же хочу, чтобы моя дочь была счастлива.

Смотрю на маму через слезную пелену, которая появляется на глазах от сожаления и отчаяния, и говорю уже не в силах усмирить дрожь в голосе:

– Я сказала ему «нет» глядя в глаза, видела бы ты, как он переменился… Вместо огня остался холодный пепел во взгляде и обреченность, словно выслушал смертный приговор… Ему больно, и эта боль откликается во мне сейчас.

Мама тяжело вздыхает и укоряет строгим взглядом.

– И долго вы будете мучить друг друга?

– Всей жизни не хватит. Между нами стена, которую я не в силах проломить. А Богдан не будет этого делать против моей воли, я видела это в его глазах… Он больше не будет стучаться в закрытую дверь, мам.

– Чего же ты хочешь, дочь?

– Чтобы лишили тяжелой от мыслей головы, и я, наконец, освободилась… – эмоции захлестывают и стучу пару раз по больной голове.

– Ты звонила ему?

– Нет.

Я хотела. Пару раз набирала номер, но сразу сбрасывала, не дождавшись гудков. Что ему скажу? Да, переживаю, места себе не нахожу, не сплю толком и в бессоннице перебираю в голове дни, когда жили в его доме. Мне было хорошо, спокойно, пока он не заговорил о личном, пока не попытался вновь дотронуться до сердца… Как бы ни отрицала, но там все шевелится, все живое и ранимое, чутко реагирует на Богдана.

– Он скоро приедет, – решительно заявляет мама. – Отцовская любовь не заставит себя долго ждать. Видно, его сильно задел твой отказ, если целую неделю не появлялся, чтоб повидаться с дочкой. Но скоро успокоится и, как только остынет, приедет.

– Дай Бог, – протяжно выдыхаю. – Ульяша тоже переживает… Чувствует.

– Конечно. Ей нужен отец, и Богдан это понимает. Когда приедет, поговори с ним еще раз.

– О чем, мама? Я даже в глаза ему не смогу посмотреть… Что скажу ему, если сама не уверена в своих словах? Они мои враги, как и мысли…

– Тогда не говори, не думай, а чувствуй.

– Слишком легкомысленно…

– Для счастья не надо много мыслей, Таша.

А что же нужно мне для счастья? Могу ли обрести его, дав шанс на отношения с Богданом. Стоит ли входить в одну реку дважды?

* * *

Общее неудовлетворительное самочувствие в последние дни плохо отражается на физическом здоровье. Из-за невысокой температуры и чувствительного горла я с утра еду в больницу, оставив Ульяну с нянечкой.

Слава Богу, врач не диагностирует ничего серьезного, простая простуда. Наверно, это после моего длительного времяпровождения на балконе ночью. Когда я не в силах заснуть смотрела на звезды, пребывая в своих мыслях и в поисках себя, своих истинных чувств и желаний.

Заглянув в аптеку за лекарствами и прикупив по пути новых резиновых игрушек для ванны, я сразу еду домой. Уля, наверно, проголодалась – об этом мне сигналит собственная грудь, которая как по часам наливается молоком, когда время кормить малышку.

– Где мое солнышко? Неужели, уснула? – сразу спрашиваю, когда захожу домой и вижу нянечку, которая в одиночестве раскладывает детские вещи.

– А Ули нет дома…

– В смысле? – сердце пропускает удар, и мои пакеты выпадают из рук.

– Папа приехал и забрал ее.

Глава 55

Как он мог забрать дочь, ничего не сказав мне? Никаких звонков я не пропускала, няне Вике он даже словом не обмолвился, забрал и все…

Чего он добивается? Неужели после нашего разговора решил сделать больно, отобрав дочь?

Звоню Богдану еще раз, но он не отвечает. Кажется, что сойду с ума… Пробка, в которой стоим, выводит из себя еще больше.

– Когда там все рассосутся?

– Вот бы знать, – пожимает плечами водитель и включает музыку на фон, чтобы разрядить напряжение, царившее в салоне.

– Мой птенчик… – стону под нос, вспоминая Улю и переживая, додумался ли муж накормить ее.

Мы едем в дом Богдана – это единственный вариант для меня, куда муж увез дочь. Он ведь прекрасно знает, что я приеду, понимает, что буду ругаться. Для чего выводит меня из себя, кому и что он пытается доказать?

От переживаний кружит голову и ударяет в висок. Я выскажу ему все, не раздумывая, нельзя так делать, нельзя! Как я перепугалась, он даже не представляет!

А если что дурное у него на уме, то дочку не отдам, буду грызться до последнего всеми правдами и неправдами. Разве может кто-нибудь заменить родную мать? Даже думать тошно об этом…

Нет, никакие деньги и связи не отберут у меня мое дитя, если бороться, то до последнего вздоха!

– Вас ждать? – спрашивает водитель, когда подъезжаем к дому мужа.

– Да. Скоро поедем обратно.

Я решительно направляюсь в особняк, чтобы забрать Улю и увезти ее домой, высказать все и напоследок посмотреть в бессовестные глаза мужа.

Как только вхожу, сразу вижу одежду малышки и облегченно выдыхаю. Она тут, как и Богдан, слава богу.

– Добрый день, – вежливо встречает домработница и, догадавшись о причине приезда, сразу информирует. – Ваш муж с дочкой наверху.

– Хорошо.

Я раздеваюсь и, собрав эмоции в кулак, спешу вверх по лестнице.

Из приоткрытой двери детской комнаты слышна музыкальная трель и голоса:

– Какие внимательные глазки… Кажется, ей понравился этот жирафик больше всех.

– Да, ручки тянет, посмотри… А-ха-ха, вот-вот ухватится!

Я отрываю дверь и вижу, как муж со своей сестрой Каролиной играются с Ульяной.

– Привет, Таша, – приветливо улыбается девушка, но я не могу ответить ей взаимностью.

Мне сейчас не до любезностей. Я подхожу к кроватке и пускаю острый взгляд в Богдана.

– Я пришла за Ульяной.

– Пойдем выйдем, – Богдан кивает на дверь и мягко подталкивает к выходу.

Убедившись, что с малышкой все в порядке, я оставляю ее на Каролину и выхожу вслед за мужем, которому хочется треснуть и посильнее за то, что увез дочь.

– Как ты мог забрать ее без моего разрешения? – сразу бросаюсь в бой, когда закрываются двери спальни. – Не позвонил, ничего не сказал… Я чуть с ума не сошла от неведения.

– Успокойся, ладно. И не кричи, – напряженно выдавливает он. – Тебе Вика сказала, кто за ней приехал?

– Сказала. И что с того, Богдан? Думаешь, я стала меньше переживать из-за этого?

– А из-за чего ты так сильно переживаешь, Таша? Она у отца, в чем проблема?

– В чем проблема… – повторяю, чувствуя себя так, будто из меня делают идиотку.

Я не сдерживаю эмоции и ладони сами толкают этого непробиваемого человека в грудь в надежде, что там что-нибудь зашевелится.

– Зачем ты ее увез, а? Сначала пропал на неделю, а потом берешь и увозишь! Ты никогда не забирал ее, даже если хотел увидеть. Я тебе запрещала что-то? Нет. В чем проблема, это ты мне скажи, Богдан!

Он берет меня за плечи и слегка сжимает их, чтобы умерила пыл.

– Проблема в тебе. Ты истеришь потому, что боишься, Таша, – его сверкающий взгляд прожигает насквозь. – Боишься, что заберу дочь, да? Таким извергом ты меня считаешь? Ну же, не молчи, говори.

– Я ничего не боюсь, когда речь идет об Уле, – гордо заявляю.

– Да, ты уже готова бороться… – поражается он и с прямым укором смотрит на меня. – С кем? Со мной? Я отец и не причиню ничего дурного Ульяне, выбрось из головы этот бред, поняла? Я не буду отбирать у дочери мать, можешь быть спокойна.

– Зачем тогда забрал и ничего не сказал? К чему эти выходки?

Богдан отстраняется от меня и шумно вздыхает, собираясь с мыслями.

– Я имею право видеться с ней тогда, когда захочу. Но впредь буду предупреждать. Хорошо?

– Я не хочу, чтобы ты ее увозил… Она еще маленькая, у нее кормление по часам, а я буду переживать. Ты можешь приходить к ней в любое время.

Тараторю, но он обрывает меня и заявляет свое, не объясняя причины.

– Нет, Таша… Я решил. Так будет лучше.

– Для кого?

– Для всех.

– Я не понимаю тебя, Богдан…

Говорю это ему в спину, потому что он закрывается от меня, отворачиваясь к окну. Тянусь рукой к плечу, чтобы развернуть, но он делает это быстрее и пронзает меня взглядом, наполненным горечью и болью.

– Мне сложно, Таша. Я борюсь с собой как могу, но ты делаешь все для того, что все мои попытки контролировать себя не увенчались успехом. Делаешь это, даже сама того не осознавая. Не могу я на тебя спокойно смотреть и знать, что ты не моя и никогда ею уже не будешь. Я не смогу принудить себя забыть тебя, когда ты каждый день будешь мелькать перед глазами… Невыносимо от той мысли, что до сих пор ненавидишь меня и не можешь простить! «Что мне еще сделать, чтобы не видеть упрека в твоих глазах?» – задавался я вопросом и пришел к выводу, что уже ничего не изменит твоего отношения ко мне. Так отчего мучить себя? Я просто сойду с ума… Пойми.

Слова острыми иголками впиваются в меня. Он говорит, а я вижу ту пропасть непонимания, которая стоит между нами.

– Помолчи, прошу… – накрываю пальцами его губы. – Что ты такое говоришь? Какой упрек? Какая ненависть? Я простила тебя, Богдан… За все. Что было и чего не было.

Пальцы слетают с его губ и хватаются за спинку стула как за опору, позволяющую стойко стоять. И сжимают так крепко, что костяшки белеют, а дерево рисунком впечатывается в кожу. Мне тяжело об этом говорить, но пришла пора снять груз с души и пробить второе дыхание.

– Простила, но не до той степени, чтобы вновь доверится мне, – вспоминает он наш разговор. – Знаешь, Таша, я ведь тоже тебя простил, хоть тебя это и не сильно волнует… Мы с тобой далеко не святые и наворотили ошибок таких, что не исправить за всю жизнь. Но меня эти же ошибки научили ценить то малое, что имею сейчас, но, кажется, постепенно все-таки теряю…

Его ладонь тянется к свисающей пряди волос, гладит ее и, дойдя до самых кончиков, откидывает ее на плечо. Я же почти не дышу. Замираю. Потому что хочу прочувствовать каждую секунду своим сердцем и впитать смысл каждого слова, сказанного в мой адрес.

– Я не хочу, чтобы ты расстраивалась или терзалась из-за меня больше. Наш последний разговор сделал тебе больно, да? Как и мне. Я не буду больше повторять то, что было произнесено мной в тот вечер. Ни словом, ни намеком, ни взглядом. Но мне будет сложно выполнить обещание, если ты будешь все время рядом, только из-за этого я прошу тебя разрешить мне видеться с Ульяной за пределами твоего дома.

– То есть ты больше не хочешь видеть меня в своей жизни? – усмиряя дрожащие губы, резюмирую прямым вопросом.

– Я вынужден.

– Что ж… Тогда я вынуждена отказать тебе, – в горле скапливается непробиваемый комок горечи. – Здесь и сейчас заявляю тебе, что ты отныне не будешь видеться с Ульяной без моего присутствия.

– Издеваешься? Хочешь измучить меня?

– Да, Богдан, мучайся. Смотри и мучайся, раз так. И никогда больше не произноси тех слов, чтобы не причинять мне боль. Пусть так и будет. Все, что мы заслужили.

Слова выплескиваются фонтаном отчаяния из меня. Я отворачиваюсь от мужа, чтобы скрыть слезы, которые не могу сдержать. Мне дико больно и обидно. Слишком поздно, чтоб воротить время вспять и искоренить причину этих чувств, которые, словно ножом, сейчас режут по сердцу.

Я подавляю всхлипы и сама себя корю за то, что такая слабая и ранимая. Мужские руки разворачивают меня и притягивают к себе, удерживая в крепкой хватке.

– Зачем ты плачешь, Таша? Посмотри же на меня.

– Не могу, – умываясь слезами, мотаю головой и сопротивляюсь его попыткам приподнять мою голову. – В твоих глазах я увижу печаль и обреченность, что будет угнетать меня еще больше.

– А что ты хочешь в них видеть? Разве не этого ты добивалась, когда обрекла меня своей безответностью.

– Я лишь сказала, что не могу… – поднимаю на него зареванные глаза. – И ты так быстро смирился с этим. Ты четко услышал слова, но не услышал моих мечущихся чувств.

Это не обвинение, это просто моя правда. Но у Богдана была своя.

– Я был оглушен своими. Твое «нет» было подобно взрыву на атомной станции, все разлетелось вдребезги к чертям… Ты хочешь сказать, что твой ответ не отражал истинных чувств?

– В тот вечер ответ тебя дала моя голова с мыслями и памятью о прошлом, с предостережениями от ошибок в будущем. Но если бы ты спросил меня вновь, то на этот раз я ответила бы сердцем, которое, несмотря ни на что, способно чувствовать, верить и любить.

Невероятная легкость настигла меня, когда высказала то, что носила в себе. Богдан, услышав, что есть шанс все исправить, не раздумывая хватается за него:

– Я спрошу тебя вно… – хочет задать тот самый вопрос, но я накрываю его рот ладонью, не давая договорить.

– Нет. Ты дал обещание, Богдан, что не повторишь этих слов. Ни словом, ни жестом, ни взглядом.

Сначала теряется от непонимания переменчивых слов, которые усложняют дело, запутывая клубок еще дальше. Но в следующее мгновенье находит ту верную ниточку. За которую надо дернуть.

– Хорошо. Пусть так. Но я повторю это, не сказав ни слова, и звучать это будет отчётливее.

– Как?

– Губами.

Богдан обхватывает лицо и прижимается губами к моим, растворяя их в поцелуе, крепком и пламенном, который громче всех слов, сказанных друг другу. В эти секунды слияния я, наконец, ощущаю, насколько остры его чувства ко мне и насколько они схожи с моими…

Когда-то давно я спрятала их, закопала их глубоко в своем сердце, ведь уже обожглась и боялась, что не смогу пережить эту боль еще раз. Это было для меня верным и самым простым вариантом, как я думала. Ведь лучше и эффективнее, когда исключаешь все варианты. Именно это я и сделала.

Ситуация с Глебом была попыткой обмануть саму себя. Свое сердце. Поверить в любовь и вырастить ее из желания и взаимной симпатии… Но как, если по факту корней у этой любви не было? Вернее, они были, но совершенно к другому человеку, прикопанные настолько глубоко, что глазу не видать. Плюс ко всему, мое сердце способно вырастить лишь одно дерево любви. Поэтому мой возможный союз с Глебом не продлился бы долго, несмотря на его слишком громкие чувства ко мне.

– Я больше не буду спрашивать… – шепчет он в губы и касается рукой груди. – Лучшим ответом для меня будет биение твоего неравнодушного сердца, которое отчетливо слышу.

– Ты заставил его проснуться, – накрываю его ладонь своей и смотрю в глаза, в которых плещется трепет. – Заставил вновь довериться… Мое сердце в твоих руках. Не смей его предавать.

Голос дрожит от эмоций, как и губы. Богдан прижимает меня к себе и успокаивает обещанием:

– Никогда. Слышишь? Никогда этого не сделаю. Не позволю ему сжаться от боли и предательства. Скорее убью себя и попаду в ад, где буду гореть синим пламенем.

Его нежные руки утешающе поглаживают спину, а губы, как печать обещания, прирастают к виску, закрепляя сказанное. Я растворяюсь в его объятиях и, утыкаясь носом в грудь, вдыхаю обволакивающий терпкий аромат своего мужа.

– Я верю тебе, – шепчу и, наконец, обретаю окрыляющее освобождение.

Эпилог

Месяц спустя

– А я говорю тебе, что слышал, как она пролепетала «мама»… – спорит со мной Богдан и пытается доказать свое.

Это ужасно веселит меня, но решаю сдаться. Уложив дочь, мы заходим в мою спальню, я плюхаюсь на софу, растягивая ноги во всю длину.

– Ладно, ладно, пусть будет по-твоему… – смеюсь и слегка поддеваю Богдана. – Я даже удивлена, что ее первые звуки не похожи на «па-па», ты ведь целыми днями с ней, как с попугайчиком, учишь говорить.

– То есть тебе смешно, да? – делает оскорбленный вид и предупреждает, тыча в меня указательным пальцем. – Вот увидишь, Уля заговорит очень быстро.

– Да я не сомневаюсь. Только не в три-четыре месяца, Богдан. Это физиологически невозможно.

– «Невозможное возможно», – слышала такое?

Я лишь закатываю глаза на этого упрямого овна, для которого доводы – ничто перед собственными убеждениями.

Муж поднимает мои ноги и садиться рядом, укладывая их на себя.

– Я рад, что мы переехали сюда, – меняет тему и пальчиками скользит по лодыжке.

– С чего это такие откровения? Раньше ты не видел особых причин для переезда.

– Ну хотя бы потому, что здесь спальни через стену.

– Да что вы говорите…

Сейчас мы живем в доме, который Богдан изначально предоставил нам с Улей. Он звал к себе, но я решила, что нашу новую жизнь лучше начинать в новом месте, а не в доме, в котором стены пропитаны тяжелыми воспоминаниями. Здесь нам будет легче обоим.

– Устала?

– Есть немного.

Муж стягивает с меня носки и начинает массировать стопы.

– Так лучше?

– Определенно… – закрываю глаза от приятных ощущений.

Легкий поцелуй в пятку заставляет вздрогнуть и начать отпираться.

– Щекотно, Богдан…

– А так? – он продолжает усыпать поцелуями стопы, касаясь чувствительной кожи щетиной.

Я ерзаю, но не желаю вырываться из приятных ласок.

– Ну хватит, я буду громко смеяться, если ты не перестанешь.

– Тогда точно не перестану… Закрой глаза.

– Зачем? – спрашиваю, но делаю, как он велит.

Откидываю голову на подушку и пытаюсь расслабиться. Выходит не очень, ведь чувствую, что его пальцы скользят по изгибам ног вверх, а губы начинают усыпать поцелуями все выше и выше.

– Что ты делаешь? – останавливаю сладкую пытку и удерживаю его голову.

– Что я делаю? – вторит он, улыбаясь, и целует меня в бедро.

Кожа от влажных прикосновений покрывается мурашками, и внутри все сжимается и трепещет. Я еще не спала с Богданом после того, как вновь сошлись, хотя мы и были близки на уровне поцелуев и прикосновений.

Но что-то мне подсказывает, что сейчас его намерения куда больше, чем простые ласки и тепло, которые дарил мне в последнее время.

Его руки проникают под платье и устремляются к груди, сжимают ее, отчего я ахаю и обвиваю его ногами. Он нависает надо мной, опираясь руками в софу, гипнотизирует томным мутным взглядом и касается большим пальцем моих губ, приоткрывая их.

Он целует глубоко и ненасытно, передавая все желание, которое испытывает.

– Я хочу любимую жену, – хрипит в полуулыбке, ища в моем взгляде взаимность. – А чего хочешь ты?

– Тебя, – сглатываю и облизываю истерзанные губы.

Одежда летит на пол, оставляя обнаженные тела и сердца для любви и страсти. Каждая его ласка ярко откликается во мне и звучно вырывается из горящей сейчас груди. Богдан заполняет меня полностью, без остатка своей любовью, своими неистовыми чувствами, не оставляя места моим сомнениям. Он такой сильный, красивый и желанный, что я добровольно подчиняюсь ему и получаю наслаждение, фейерверками взрывающееся в голове.

– Ты моя, – выдыхает он, смотря на меня безмятежными влюбленными глазами.

– Навсегда, – безоговорочно соглашаюсь и закрепляю обещание глубоким поцелуем.