Текст книги "Подари мне пламя. Чернильная Мышь"

Интересно, Маред любит море? Даже если нет – не важно. Какая девушка в ее возрасте не мечтает увидеть белоснежные башни и знаменитые базары аравийских городов? А массаж горячим маслом в тени от пальмы способен творить чудеса и с менее жаркими натурами, чем тье Уинни, Чернильная Мышь с ледяными глазами и раскаленными губами. Алекс катал бы ее на лодке под парусом, а потом учил плавать нагишом в ночном море, сияющем таинственными огнями. Стоит представить – сердце стучит с перебоями, и девчонка наверняка перестала бы дичиться… Нет, невозможно же так! Совершенно невозможно!

Все-таки еще три часа он протянул, уже осознанно наслаждаясь оттягиванием желанного момента. Надо пользоваться, пока новизна ощущений не ушла, сменившись обычной скукой приятных, но привычных отношений. Позвонил домой, узнав у Эвелин, что приходил мастер-техник и починил кран, а гостья почти весь день провела в своей комнате. Закончил дела и пораньше отпустил Кэролайн, деликатно спросившую, не будет ли против лэрд, если она поможет тье Хендерсону с выбором подарка для Сильвии. Лэрд был совершенно не против: Кэролайн заслужила свободный вечер, а Хендерсон никогда не позволит себе лишнего с невинной девушкой. Максимум, что может случиться, девочка пофлиртует и отлично отдохнет.

Сам же Алекс уехал из конторы на полтора часа раньше, по пути завернув на маленький рынок Примул-Гарден, благоухающий цветами, ягодами и фруктами бесчисленных разновидностей.

Дома было безмятежно тихо – сущие райские сады после суматохи Лундена. Традиционно встречающая на пороге Эвелин, умиротворение, покой и вкусные запахи, предательски пробивающиеся с кухни… Маред, разумеется, поблизости не было, хотя она бы дивно смотрелась на скамейке под каким-нибудь из растительных чудищ. Хмыкнув про себя, Алекс сообщил, что не голоден, попросил оставить накрытый ужин и отпустил экономку. На языке, принятом в его доме, это означало, что до утра ни Эвелин, ни другой прислуге нечего делать на верхнем хозяйском этаже.

Поднявшись наверх, он оставил покупки в спальне и постучал в дверь напротив. Ответа не было. Дверь, впрочем, оказалась не заперта, и Алекс толкнул ее, заглянув внутрь. Постоял на пороге, прислонившись к косяку, наблюдая…

Маред работала. Вряд ли это было игрой, какие в последнее время стали выпускать для новейших моделей вычислителей. Чуть закусив нижнюю губу, девушка сидела на кровати, поджав ноги, пристроив на расстеленной широкой юбке вычислитель и обложившись книгами из библиотеки. Навскидку Алекс опознал «Кодекс о преступлениях и наказаниях», «Сборник уложений по контрактному праву» и еще пару справочников. И медицинскую энциклопедию! Благие боги, неужели всерьез боится быть покалеченной?

Полностью погрузившись в работу, Маред водила пальцем по чувствительному окошку на панели вычислителя и выглядела так сосредоточенно – еще бы, даже не заметила вошедшего! – что хотелось вот именно такую ее завалить на постель, отобрав вычислитель, и целовать, расстегивая все, что можно. Алекс облизнул мгновенно пересохшие губы, отгоняя картинки, мелькающие в сознании. Нет, ну до чего хороша! Он кашлянул. Потом еще раз, и еще… Медленно осознавая присутствие в комнате кого-то постороннего, Маред подняла от экрана вычислителя затуманенные глаза. Поморгала. И даже головой потрясла, так что несколько выбившихся из прически темных прядей паутинкой разлетелись по щекам и шее – Алекс непредставимым усилием отогнал желание сделать пару шагов и убрать их с нежной смуглой кожи.

– Добрый вечер, – сказал он вместо этого, подходя ближе и садясь на стул. – Очнулись, милая тье?

– Добрый вечер, – растерянно отозвалась Маред, без всякой кокетливости хлопая ресницами.

Глядя на ее удивление, Алексу впервые за несколько дней захотелось рассмеяться. Причем – над собой. Нервы, значит? Он, дурак, сломал голову, пытаясь рассчитать, как Маред отзывается на ожидание близости, а девчонка закопалась в книги и, можно эту самую голову дать на отсечение, составляет пресловутый контракт. Прелесть! Умница! Действительно, зачем переживать и бояться, если можно потратить время с пользой? Ничего, милая, сейчас ты у меня отвлечешься от юридических тонкостей.

– Работаете? – для проформы поинтересовался Алекс.

Он подтянул к себе тяжелый том в кожаном переплете, заглянул на открытую страницу. Ответственность за нанесение тяжких телесных повреждений. Ну-ну…

– Работаю, – с вызовом ответила Маред, глядя ему прямо в глаза.

– И много успели?

– Не очень. Вы обещали мне условия и дополнительные параметры контракта.

– Разумеется, – согласился Алекс. – Получите завтра. А на сегодня хватит. Лучше давайте уделим время практическим занятиям.

Положив ногу на ногу, он окинул неторопливым изучающим взглядом лицо Маред, спустился ниже по шее, затем по груди, закрытой светлой тканью платья… Платье, к счастью, было не то, жутко-серое форменное, а домашнее, блекло-голубое в мелкий цветочек и до отвращения скучное. Алекс снова молча поклялся себе сменить гардероб тье Уинни полностью. Хотя для такого тела вряд ли найдется платье лучше, чем его отсутствие.

Девчонка резко вдохнула и медленно выдохнула, вцепившись в край вычислителя побелевшими от напряжения пальцами и отведя взгляд.

– Ужинали? – негромко спросил Алекс.

– Нет… я не хочу…

– И правильно, – серьезным тоном одобрил он. – Если в процессе страшных издевательств упадете в голодный обморок, я непременно должен буду над вами сжалиться, верно?

– Перестаньте! Я… просто не хочу!

С минуту Алекс молча смотрел на вспыхнувшие смуглые щеки девушки.

– Я… недавно пила чай и еще не успела проголодаться, – буркнула наконец Маред. – Ваша экономка кормит, как… я не знаю, кто.

– Ну, разве что, – усмехнулся Алекс. – Да, в этот аргумент я поверю: тье Эвелин очень заботлива. Тогда извольте выключить свою машинку и можете освежиться в ванной. Через двадцать минут я жду вас у себя в спальне. За каждую минуту опоздания – штраф, так что не опаздывайте. Раньше приходить тоже не стоит.

Не дожидаясь ответа, он вышел. Тяжкие телесные, значит? Ну-ну… Нет, чего скрывать, не тяжких, конечно, но повреждений хотелось. Алой сетки на тонкой смуглой коже, закушенных, распухших от поцелуев губ, следов от лент и веревок на тонких сильных запястьях. А потом эти же следы зацеловывать под тихое поскуливание и просьбы не останавливаться, сделать так еще, и так… Но это не сегодня, точно. Девочка ждет и боится боли, а к ней даже в особых постельных играх сводится далеко не все. И то, что не сводится, бывает намного слаще.

Маред появилась на девятнадцатой минуте. Слишком точно, чтобы быть случайностью. Мимоходом Алекс сделал заметку, что надо бы подарить ей часы. Фониль, конечно, показывает время, но пусть у девочки будет хоть одна непрактичная и красивая вещь. И раз уж кандалы прочно вышли из моды, часы он ей подарит не на цепочке, а наручные, чтобы можно было заказать браслет с гравировкой. Изнутри, разумеется…

Представив пару вариантов этой надписи, Алекс усмехнулся. Маред, конечно, приняла его усмешку на свой счет, сверкнула глазами, но промолчала. Только покосилась на уже разобранную кровать и большую шкатулку на столике рядом с сидящим в кресле Алексом. Тревожно кинула взгляд на старинные напольные часы, занимающие весь угол до потолка: стрелки едва виднелись в полумраке. Тугие локоны чуть влажных волос развились, упали на плечи и спину крупными кольцами. Зачем только она убирает их в такую тугую прическу? Затем же, зачем так плотно сжимает губы и двигается, словно стыдясь собственного тела.

– Вы очень точны, – мягко подтвердил Алекс. – Хорошо. Раздевайтесь. Молча. Разговаривать можно, только если я разрешу.

Он откинулся на спинку кресла, скрестив вытянутые ноги в щиколотках, взял со столика даблион. Маред вздрогнула – внимательная! – не отводя взгляда от крутящегося в пальцах Алекса золотого кругляша, принялась расстегивать пуговички на лифе.

– Не торопитесь…

Все-таки оторвав взгляд от даблиона и снова в упор глядя Алексу в глаза, Маред скинула платье, аккуратно повесила его на спинку свободного кресла, оставшись в корсете и рубашке. Длинные пальчики пробежались по крючкам корсета, и освободившаяся грудь приподняла тонкое полотно. Тьена Маред носила не полупрозрачное кружевное белье, а настоящие старомодные рубашки, глухой броней укрывающие ее от шеи до середины стройных лодыжек. Даже летом, вот ужас!

Немного наклонившись, она подхватила подол, потянула его вверх с решительностью отчаяния и осталась перед Алексом в одних только панталончиках, тоже – кто бы сомневался! – плотных и ниже колена. Белоснежная ткань и тонкая полоска кружева на смуглой коже, мягко обрисованные линии бедер… Во рту пересохло – Алекс взял заранее приготовленный стакан с водой, глотнул. Узкие ладошки зацепили пояс, потянули его вниз еще торопливее. Переступив с ноги на ногу, Маред окончательно спустила панталоны, подняла и пристроила их рядом с рубашкой, сложив так же бережно. Алекс молча смотрел, как девушка стоит в мягком золотистом сиянии светильника: нагая, напряженно замерев, развернув плечи и стремительно краснея под его пристальным взглядом.

– Иди сюда, – позвал он, радуясь, что голос не дрожит. А мог бы! Еще как…

Ступая по ковру так, словно тот усыпан колючками, она подошла. Алекс протянул руку, не глядя, положил даблион и нащупал в приоткрытой шкатулке шелковый платок.

– Встань на колени. Ближе, девочка, ближе.

Он заглянул в упрямые тоскливые глаза. Маред послушно опустилась, как и было велено, у самого его кресла, почти касаясь вытянутых ног. Алекс положил ладонь на голое плечо, едва не обжегся. Погладил кончиками пальцев, потом опять всей ладонью.

– Теперь ты можешь меня о чем-нибудь попросить. Только вежливо и спокойно.

Маред глубоко вздохнула. Выдохнула. Облизнула губы, покосившись на стакан с водой.

– Если я вас попрошу пойти к боуги, это ведь будет невежливо?

– Хуже, это будет еще и не оригинально, – лениво подтвердил Алекс. – Это ты уже делала, хоть и в более интимных выражениях. Но ты можешь, например, попросить меня отложить самое главное еще на одну ночь. Если попросишь хорошо, я, скорее всего, соглашусь. Мы немного развлечемся, но без постели.

Маред, кажется, даже дыхание затаила под его ладонью.

– Зачем это вам? – спросила она тихо через несколько секунд.

– Не важно, – улыбнулся Алекс, поглаживая шелковистое горячее плечо и такую же спину. – Скажем, у меня доброе настроение. Веришь? Давай, проси, пока я не передумал.

Перед ответом девочка еще помолчала. Снова глубоко вдохнула и осторожно выдохнула. Опять облизнула губы быстрым движением языка.

– Не буду.

– Что не будешь? – поинтересовался Алекс.

– Не буду вас просить. Вы же этого хотите? Не сегодня, так завтра придется. Тогда пусть уж сегодня, но просить не буду.

Губы Алекса сами растянулись в восхищенной улыбке. Второй ладонью, скомкав в ней шелк, он чуть приподнял подбородок девчонки, заставил посмотреть себе в глаза.

– Какая ты умница… Что ж, не хочешь просить – будем играть по моим правилам. Подними руки.

Глянув на платок, девчонка сглотнула, опустила глаза и протянула Алексу руки, вздрогнув, когда пальцы легли на ее запястья.

Глава 9
Малина, дым и обещания

Связывать ей руки Монтроз не спешил. Держал ладони Маред в своих, медленно водя большими пальцами по ее запястьям, гладя подушечками пальцев. И было еще страшнее из-за того, что она перед ним совсем голая, беспомощная, а Корсар ограничивается такими простыми прикосновениями. Но потом он все-таки встряхнул алый шелковый платок, накинул и стянул его на запястьях Маред плотно, но не туго, завязав каким-то сложным узлом. Потянул за концы, проверяя узел.

– Не жмет? – поинтересовался равнодушно.

Маред мотнула головой, уставившись в ковер мимо обтянутых светлой брючной тканью коленей.

– Когда я спрашиваю, ты отвечаешь, – так же ровно прозвучало над ее головой.

– Не жмет, – с трудом сдерживая злость, отозвалась она.

Монтроз хмыкнул. Не отпуская ее запястья, слегка потянул, заставив Маред придвинуться к самым коленям, и заговорил тем же ненавистно спокойным голосом:

– Ты ведь понимаешь, девочка, этот платок сам по себе не страшен. В случае чего его не так сложно или долго сорвать. Понимаешь?

– Да, – хрипло сказала Маред после паузы, вспомнив, что надо говорить, и пошевелилась так, чтобы не касаться Монтроза голой кожей.

– И как ты думаешь, зачем он тогда нужен? – доброжелательно поинтересовался лэрд.

– Не знаю, – процедила сквозь сжатые, чтоб не стучали, зубы Маред.

– Полагаю, все-таки знаешь. Или хотя бы понимаешь. Смысл в том, что ты позволила себя связать. Не важно чем, но позволила, сама протянула руки. Вот для этого он и нужен: показать тебе, кто здесь хозяин, а мне – что ты готова подчиняться. У нас ведь такой договор? Условности, девочка. Условности правят миром.

Он небрежно ронял слова мягким низким голосом, от звуков которого у Маред по спине побежали мурашки, а внизу живота стало странно горячо. Потом, отпустив ее запястья, лэрд дотянулся до шкатулки на столе, вытащил оттуда что-то. Запахло приятно и очень знакомо, перед лицом Маред оказалась ладонь с чем-то красным. Малина! Обычная малина, спелая и крупная, отборные ягоды… Пересохший рот увлажнился, Маред невольно сглотнула.

– Как видишь, ничего страшного, – скучающим голосом произнес Монтроз. – Бери по одной ягоде. Губами, конечно же.

Он издевается? – плеснуло непониманием. Затем пришла злость, настоящая. Да что она ему, зверюшка? О да, вот именно – зверюшка! Условности? Это… это же все равно что… Думать было невозможно. Можно было только подняться с колен, содрать проклятый платок и влепить изо всех сил пощечину по красивой холеной физиономии. Нельзя… нельзя… Чтоб вас всех боуги сожрали – нельзя!

Успокаивая себя, Маред задышала чаще, попыталась расслабиться. Корсар – это ему куда больше шло, чем имя, – терпеливо ждал, но он не будет ждать вечно. Маред снова облизнула пересохшим языком губы и вспомнила… Он сказал: условности. Чтобы показать, кто тут хозяин. Выходит, это – проверка. Просто проверка… Но Бригитта милосердная, как же стыдно и гадко!

– Ну, – мягко поторопили ее сверху. – Решай быстрее, девочка. Пока ты еще можешь встать, одеться и уйти.

Маред потянулась таким внезапно неуклюжим телом. Связанные руки мешали, но она бы скорее упала, чем оперлась на колено Монтроза. В голове стало пусто и звонко. «Три месяца, – подумала она с накатившим вдруг ледяным спокойствием. – Даже меньше. Я выдержу. Не знаю как, но выдержу. Я обещала, что приду на вашу могилу, лэрд? Отлично, вместо белых роз вы получите корзину лучшей малины в этом проклятом городе…»

Она дотянулась до ладони Монтроза, стараясь не прижиматься к нему грудью, наклонилась немного ниже… Подхватила губами ягоду, радуясь, что она такая мягкая. Сжала во рту, не чувствуя вкуса – только весь мир вдруг запах этой мерзкой малиной, которую раньше она так любила. Протолкнула ягоду в горло, чуть не поперхнувшись. И даже умудрилась не вздрогнуть, когда другая ладонь Монтроза легла на ее спину и медленно скользнула от лопаток ниже, задержавшись на талии.

– Ну, вот и умница, – бесстрастно прозвучало сверху. – Теперь будет проще.

Конечно, проще! Надо ведь только решиться, да? А она давно решилась, еще когда пришла на встречу с Монтрозом, сидела с ним в парковой кофейне, собирала вещи. Стоит сделать первый шаг – и все!

Мысли текли злые и холодные, ничуть не отвлекая от того, что приходится делать. Маред снова нагнулась, взяла губами следующую ягоду. И правда, ее проглотить оказалось легче. И снова горячая ладонь приласкала спину, пальцы прочертили дорожку по позвоночнику… Как зверька!

На глаза навернулись слезы. Изо всех сил сдерживая их, Маред уже не отодвигалась после каждой ягоды, а, склонившись, покорно ловила тугую бархатистую сладость губами, глотала не жуя – и все время помнила узкую ухоженную ладонь с длинными пальцами, такими сильными и равнодушно-ласковыми. Этой ладонью Монтроз гладил ее по спине, касаясь невесомо, одними подушечками, но рука у него была горячая, и Маред чувствовала тепло неуловимо раньше, чем прикосновение.

Она поняла, что надо остановиться, только когда чуть не ткнулась лицом в пустую ладонь. Замерла, не понимая, что делать дальше, и боясь этого «дальше» почти до истерики. Теперь-то что? Неужели не видишь, что проклятые ягоды кончились? Скажи хоть что-нибудь, мерзавец! Ненавижу и тебя, и малину… Последняя мысль показалась совсем уж глупой – Маред едва не всхлипнула, сбив дыхание. Наверное, Монтроз все дальше и дальше отодвигал руку после каждой ягоды, так что незаметно для себя Маред оказалась грудью над его коленями… Ненавистная ладонь на мгновение исчезла, чтобы тут же потянуть ее за плечо, приподнимая, разворачивая и притягивая. Усаженная на колени к лэрду, Маред замерла и опустила веки.

– Открой глаза, девочка, мы еще не целуемся, – прозвучало рядом насмешливо. – Кстати, целоваться с открытыми глазами тоже не смертельно.

Изнывая от бессильной ненависти, Маред открыла глаза и едва не зажмурилась снова. Лицо лэрда было совсем рядом. Тонкое, породистое, с тяжелыми веками, едва заметной горбинкой носа и четко очерченными губами. Никогда еще она не видела его так близко – да и не хотела бы увидеть. Вообще бы его не увидеть – как хорошо было бы!

Пальцы, невыносимо пахнущие малиной, погладили ее по щеке, обрисовали линию скулы. В прищуренных серых глазах плясали отблески огоньков от светильника, наполняя их серебряным светом. Вот в глаза Корсару смотреть не хотелось – совершенно, совсем. Не смея зажмуриться снова, Маред слегка опустила ресницы и отвела взгляд, как сделала бы это, глядя на огонь. Вдохнула глубоко, стараясь делать это незаметно, но какое «незаметно», если они так близко друг от друга, что еще чуть…

Узкие жесткие губы прижались к ее губам – ожидаемо и невыносимо неожиданно одновременно. Ладони легли на плечи, не позволяя отодвинуться, и собственная нагота, забывшаяся в унизительном действии с малиной, ударила как пощечина – до звона в ушах. Связанные руки Маред зажала между коленей, не зная, куда их девать, и теперь не могла даже дернуться, пока Монтроз неторопливо и нежно целовал ее, гладя уже всерьез: обласкивал горячими ладонями плечи и ключицы, бока и грудь, выводил спиральные дорожки по ложбинке на спине, обнимая и прижимая все теснее…

И когда лэрд встал, подхватив ее на руки, это оказалось даже не слишком большой неожиданностью. Наверное, она просто устала ждать и бояться неизбежного. Пара шагов до кровати, мягчайшее полотно, и запах свежести от белья. Хвала Бригитте, здесь уже не пахнет малиной… Упрямо сев, Маред посмотрела на стоящего у края ложа Монтроза. На лице того застыло привычно равнодушное выражение, только глаза блестели ярко, лихорадочно. И в руках у него было что-то темное.

– Ложись на спину и вытяни руки вверх.

Маред молча подчинилась, уставившись в потолок. Это с ней уже было… Зато здесь нет никаких свечей. Это, конечно, ничего не значит, но Монтроз обещал. Вот еще вопрос, насколько можно верить его обещаниям? Он ведь не может не понимать, что даже видом огонька от самой плохонькой свечки добьется от Маред чего угодно – но только один раз. Потом ее здесь ничто не удержит: ни деньги, ни работа в «Корсаре», ни даже камерографии, о которых лэрд стряпчий не знает. Мысль о камерографиях скрутила живот болезненным противным спазмом.

Подойдя ближе, Монтроз опустился коленом на кровать, потянулся и привязал концы платка на запястьях Маред к ажурной резной спинке. Темное нечто, перекинутое через руку Корсара, оказалось широкой лентой из какого-то плотного материала. Это еще… зачем?

Непроизнесенный вопрос быстро потерял необходимость. Подняв повязку перед глазами Маред, Монтроз растянул ее на ладонях.

– Абсолютно непрозрачная, как видишь, – сообщил он спокойно. – Подними голову, девочка.

– Не-е-е-ет, – выдохнула Маред, пытаясь отодвинуться, но что бы там ни говорил лэрд про условности, а держал платок крепко.

Монтроз на ее попытки смотрел равнодушно, словно иначе и быть не могло. Оказаться слепой, даже не видя, что он станет с ней делать? Маред облизнула губы.

– Пожалуйста, не надо. Я… прошу…

Прозвучало унизительно до противности, ну и пусть! Монтроз присел рядом, заглянул ей в лицо.

– Девочка моя, надев на тебя повязку, я не сделаю ничего, что не сделал бы без нее. Так какая разница? Ты настолько боишься?

Прозвучало это до странности не насмешливо, но от этого не менее властно. Да-а-а-а… То, что Монтроз в такие вот мгновения не язвит и не издевается над страхами, Маред уже поняла, но от этого все становилось не легче. Она снова вдохнула, не понимая, что можно сказать, но зная, что ее хотя бы слушают.

– Но для вас ведь разница есть? – собственный голос звучал слишком жалобно.

– Для меня – есть, – согласился Монтроз. – И для тебя, конечно, тоже. Это вопрос доверия. Если ты мне совершенно не доверяешь и не собираешься исполнять наш договор даже в такой малости, то что ты здесь делаешь? Насиловать я тебя не намерен…

Это прозвучало так логично и резонно, что Маред стиснула зубы и, как было велено, приподняла голову. Но теперь уже не торопился Монтроз.

– Уверена? – поинтересовался он со скучающей прохладцей в голосе. – Добровольно и без принуждения?

– Да! – выдохнула Маред. – Или вам расписку написать?

Монтроз хмыкнул, придвинувшись ближе, и осторожно надел ей на лицо широкую ленту, показавшуюся чуть сыроватой, прохладной, как пропитанная каучуком ткань. Маред мгновенно отрезало от мира. Она невольно дернулась, но Монтроз тут же успокаивающе погладил ее по плечу, и оказалось, что мир никуда не делся. Легкий запах одеколона от лэрда и едва уловимый аромат вербены от постельного белья, ощущение простыни под телом, звук собственного дыхания… Мир стал другим. Чужим, пугающим, лишенным даже тени безопасности. Маред сглотнула, стараясь не паниковать.

– Пришла в себя? – спокойно спросил невидимый Монтроз.

– Да, – словно чужим голосом ответила Маред.

– Хорошо. Я забыл спросить, тебе ничего не нужно? Попить или посетить уборную?

– Нет, – выдавила она. – Хотя… Воды!

Прохладный край стакана коснулся ее губ буквально через несколько секунд. Маред торопливо глотнула, едва не поперхнувшись.

– Тише-тише, я же не отнимаю. Не торопись… Еще?

– Нет, благодарю, – отдышавшись, проговорила Маред.

– Тогда слушай условие сегодняшней игры. Оно всего одно и очень простое.

Маред почувствовала, что Монтроз что-то делает с платком, натяжение ослабло. Снова сев рядом, лэрд продолжил:

– Я перевязал платок так, что стоит потянуть узел посильнее – и он развяжется. Ты почти свободна. Понимаешь, девочка?

– Да, – послушно сказала она, ничего не понимая.

– Я сейчас уйду, – размеренно продолжил Монтроз. – На час, два… Не до утра, конечно, даже не надейся. А ты не должна снимать повязку с глаз. Даже сдвигать. Даже на чуть-чуть. И не должна отвязывать платок, хотя это очень просто. Меня не будет рядом. Может быть, я смогу проверить, сделала ли ты это, а может – и нет. Это не важно. Ты просто должна лежать и ждать меня. Можешь повернуться на бок, длина платка это позволяет. Встать с кровати, конечно, не получится. Поэтому я и спрашивал, не нужно ли тебе что-нибудь, помнишь? Но если я вернусь, а ты не выполнишь хотя бы одно из моих условий, о дальнейшем и речи быть не может. Теперь подумай, девочка, и скажи, ты все поняла?

Маред честно подумала. Условие лэрда выглядело неприятно и подозрительно, но вполне терпимо. А уж остаться в одиночестве – вообще неожиданный приз.

– Просто лежать и не трогать повязку? – уточнила она.

– Именно так. Лежать, ждать меня, не трогать повязку и не пытаться освободиться.

– А… потом?

– Потом я вернусь, – усмехнулся, судя по голосу, Монтроз, – и мы продолжим. Еще вопросы есть?

– Нет. И если вдруг решите задержаться до утра, – не выдержала Маред, – тоже не беспокойтесь, я вполне переживу.

– Ну что ты, девочка, – наклонившись, прошептал в самое ухо Монтроз. – Поверь, я минуты считать буду…

Легонько прихватив мочку уха Маред губами, лэрд сразу выпустил ее, так же невесомо поцеловал в щеку и отодвинулся. Качнулась кровать, потом мягко закрылась дверь – и она осталась одна.

Но одна ли? Осторожно пошевелившись, Маред прислушалась. В комнате слышалось только ее собственное дыхание, показавшееся очень громким. Если Монтроз никуда не ушел, а просто сел в кресло и смотрит… Шагов, кстати, не было, только хлопок дверью, но какие шаги услышишь на таком ковре? Вполне может наблюдать… Ну, и боуги с ним! Не снимать повязку – и все.

Она осторожно повернулась на бок, стараясь, чтоб руки остались в том же положении. Повязка раздражала даже сильнее связанных рук, просто до омерзения. Хотелось содрать ее немедленно и глянуть… На что? На пустую комнату? И если даже на Монтроза в кресле – оно того точно не стоит. Можно держать пари, что он ее и тогда не отпустит, просто заставит просить прощения, унижаться. Ему очень хочется, чтобы Маред его о чем-нибудь просила. Значит – она не станет. Будет просто терпеть все, что сможет, и ждать освобождения.

Лежать, кстати, было вполне удобно. Не жарко, не холодно, мягко… Пить не хотелось, и нагота перестала смущать, чувство стыда словно притупилось, слишком утомившись. Все равно ее никто не видит. Маред вспомнила жадный взгляд Монтроза, когда она раздевалась. Как же они будут работать вместе, если все вокруг поймут про них по одному такому взгляду? Или лэрд королевский стряпчий просто не станет с ней видеться в конторе?

Руки все-таки постепенно затекали. Сколько времени прошло? Час, больше? Время сейчас будет тянуться… И часы в углу без боя… Ну как он поймет, если сдвинуть повязку? Маред потянулась, прижалась лицом к руке. Может, она чем-то смазана? Сдвинешь – останется след. Да какая разница?! Поддаться – глупо. Но как же раздражает!

Она снова повернулась на спину, поерзала по постели, устраиваясь удобнее. Время тянулось невыносимо, и она подумала, что представляла себе первую ночь с Монтрозом как угодно, только не так. Чего доброго, еще начнешь его ждать! Будет ли это больно? Или просто стыдно и гадко? Или она слишком напугала себя? Лэрд говорил, что все его любовницы им были довольны, но уж в этом Маред не обманывалась: какой мужчина про себя так не думает? А если позволить ему делать все, что хочется, и не сопротивляться? Может, потеряет интерес? Маред старательно обдумала эту мысль. Нет, ничего не получится. Ее уже сейчас тошнит от штучек Монтроза, а так он просто придумает что-то более извращенное. А если… Дверь открылась.

Точно открылась! Или нет? Замерев, Маред превратилась в слух и осязание, пытаясь услышать, почувствовать кожей движение воздуха. Напряглась, приподнимаясь на кровати… Слегка шершавая жесткая ладонь легла ей на грудь, пальцы легко сжали сосок. Маред едва не вскрикнула, невольно выгнувшись и в ужасе вспомнив про платок!

– Соскучилась, девочка? – шепнул ненавистный голос. – Я – очень…

– А больше у вас дел нет? – дрожа всем телом, выпалила она. – Я бы еще поскучала, честное слово!

Смешок. Шуршание одежды. Раздевается… Маред едва не сдвинула повязку о локоть, но вовремя опомнилась, только откинулась на подушки и глубоко задышала.

– Никаких дел, – весело подтвердил Монтроз, опускаясь рядом. – Сейчас ты мое главное дело, девочка.

Обнаженный, горячий… Обняв Маред, он прижался всем телом, обвил руками ее плечи и шею, просунул колено между бедер – тесно, властно, почти распластав ее по постели.

– Вытерпела? Вижу… Умница… – прошептал в ухо. – Продолжаем?

На этот раз ему даже ответа не потребовалось. Да Маред и не смогла бы ответить. Стиснув зубы, она старалась не шевелиться, пока наглые руки гладили ее везде, где только дотягивались, ласкали соски и ключицы, пропускали пряди волос между пальцами. Сначала Маред молчала, чувствуя, как кровь приливает к щекам и ушам, как спускается ниже, как раскаленная волна заливает все тело, до кончиков пальцев на ногах, и сворачивается между бедер горячим трепещущим клубком.

– Вы меня не отвяжете? – не выдержала она в конце концов.

– А зачем? – все так же весело удивился Монтроз. – Ты великолепно выглядишь, и меня все полностью устраивает. Или тебе нужно… выйти?

Маред сердито засопела.

– Значит, не нужно, – верно истолковал ее молчание Монтроз.

Он немного отодвинулся, не переставая гладить ее тело уже спокойнее, нежнее. Теперь пальцы лэрда играли с ее напряженными сосками, поглаживая их, теребя и сжимая, лаская чувствительное место вокруг. Маред никогда не думала, что для этой части тела можно придумать столько… разного и что это разное может быть так откровенно приятным. Бригитта милосердная, ну почему Эмильен подобного никогда не делал? С ним было бы еще лучше, но… не так стыдно. А Монтроз не может не видеть, как ее тело отзывается на ласки, которых не хочет разум, – и это унизительно!

– Пора продолжать, моя радость, – дыхание лэрда опалило ей шею и ухо. – Ты любишь играть в загадки? Условие такое же простое, как и в прошлый раз. Угадай, куда я сейчас ездил? Если сможешь, в эту ночь мы обойдемся без самого главного, чего ты так боишься. Но если нет… Я разложу вас на кровати, милая тьена, и сделаю все, что мне захочется. А хочется мне очень многого…

Странный у него был голос, веселый и злой. Маред даже показалось, что Монтроз пьян, но ничем таким от него не пахло. Может, какой-то дурман?

– Повязку снимите, – попросила она тоскливо.

– Зачем? – удивился лэрд. – Что вам даст зрение? Уверяю, на мне ничего не написано. Итак, время пошло.

Не спрашивая, сколько у нее времени, Маред вздохнула, понимая, что игрок здесь только один. А она – игрушка. Монтроз прижимался к ней тесно, обнимая всем телом, и Маред уткнулась лицом в его плечо, ловя подсказку. Зрение, значит, ничего не даст? А что – даст? Она вдохнула запах Монтроза и поняла, что тот изменился, к аромату дорогого мужского парфюма добавилось что-то еще. Запах дыма от волос – несильный, но по ее обостренным чувствам ударило, словно она сама вдохнула этот дым от живого огня. Не кухонный дым, и не просто от камина… Так… Что еще? Монтроз лежал смирно, только лениво поглаживая ей спину, словно ему нравилось просто прикасаться к Маред. Это беспокоило, но не настолько, чтобы позволить себе отвлечься по-настоящему. Где-то внутри шевельнулся страх – не успеет! Она провела носом от шеи лэрда к плечу. Горячая вроде бы кожа пахла сыростью, прохладой… Тина! То ли речная, то ли озерная…

– Река! – выпалила она торопливо. – Река или озеро! И костер…

– Вот видишь, – после небольшой паузы проговорил Монтроз с явным разочарованием, и у Маред уже не было сил думать, сколько в этом разочаровании искренности. – Умница, справилась…