Текст книги "Обманутые ожидания"

– У меня все будет хорошо! Я никогда больше не стану доверять мужчинам – во всяком случае, таким, как Арман Гамилтон, – и моя жизнь обязательно наладится!

7

Хмурый Арман сидел в малой столовой и с неистовством сжимал и разжимал кулаки, пытаясь смирить жгучий гнев, овладевший им после принесенного отцом известия. Не менее озадаченный и взволнованный Филип Гамилтон с недоуменно поднятыми бровями в который раз повторял:

– И никто ничего не может понять! Она никому ничего не объяснила! Прислала по факсу заявление об уходе и даже позвонить не соизволила! Я думал, ты знаешь, что произошло!

Сын сухо заявил:

– Понятия не имею! Я был на работе, приезжаю – а ее нет! И она даже записки мне не оставила! Только кольцо, купленное мной на помолвку, лежит на моем письменном столе. Что ей взбрело в голову, не знаю.

Гамилтон-старший назидательно произнес, нисколько не сомневаясь в своих словах:

– Это все нынешняя распущенность. Почудилось чего-то там – и пожалуйста! Ушла и не извинилась! Не то что твоя мать – она всегда знала свое место.

Арман не думал, что эти слова можно назвать комплиментом, но возразить ничего не успел. В комнату вошла элегантная, как обычно, Мишель. На сей раз на ней был удивительно шедший ей темно-синий дорожный костюм в стиле ретро. Усмехаясь с каким-то тайным вызовом, она объявила:

– Это ты правильно сказал – знала. В прошедшем времени. При уходе Кристи сказала потрясающую фразу: я не хочу мешать Арману жить так, как ему хочется, но и служить ширмой для его делишек тоже не хочу. Я думаю, эти слова в полной мере относятся и ко мне. Я больше не буду мешать тебе жить, Филип. Хочешь – таскайся с этими молодыми шлюшками, одаривай их как хочется, люби их, в конце-то концов…

У Филипа Гамилтона был такой изумленный вид, будто жена по меньшей мере летала перед ним по комнате на помеле. Он даже сказать ничего не мог, только молча таращился на жену, нелепо приоткрыв рот. Невольно улыбнувшись забавному виду потерявшего дар речи мужа, миссис Гамилтон продолжила:

– Поскольку наш брачный контракт не предусматривает какой-либо компенсации за прожитые с тобой годы, я сложила лишь те вещи, в которых пришла в этот дом. Слава богу, мне все еще впору мои старые платья и костюмы, а то, что сейчас в моде наряды семидесятых годов, делает меня очень модной дамой. Не знаю, почему я их не выбросила – наверное, чувствовала, что они мне еще пригодятся. Естественно, все подаренные мне драгоценности, а также все вещи, купленные на твои деньги, я оставляю. Мне они не нужны, а ты можешь делать с ними все, что тебе угодно.

Гамилтон-старший наконец-то вынырнул из охватившего его ступора и рявкнул:

– Ты горько пожалеешь об этом! Запомни – я тебя обратно никогда не приму!

Мишель горько засмеялась.

– Я жалею только об одном – что не сделала этого давным-давно, еще в то время, когда ты впервые мне изменил. Я прекрасно помню этот день – это был день рождения Армана, ему исполнилось десять лет, и именно в ту ночь ты впервые не ночевал дома. Мне еще тогда надо было бы дать тебе пощечину и уйти. Но я не смогла – в то время я еще слишком сильно тебя любила. Но теперь я поняла, что это не любовь, а жалкая зависимость. Мне не нужен окружающий тебя пустой комфорт, мне нужно лишь самоуважение, которое я потеряла давным-давно. И унижать себя я больше не позволю. Правильно мне сказала Кристи: вокруг меня только бездушная золотая клетка. Ни любви, ни тепла, ни уважения. Ничего, ради чего стоило бы здесь жить. Но я ухожу. Теперь на меня никто не посмеет глядеть с жалким сочувствием, как на несчастную брошенную жену. Я буду свободной. От тебя, твоих подлостей и твоего вранья. И твоего совершенно не нужного мне богатства.

Гамилтон угрожающе встал, с силой опершись руками о стол, но Мишель с пренебрежением усмехнулась по поводу этой жалкой попытки устрашения.

– Я тебя не боюсь и ничего тебе не должна. Так что будь счастлив, если сможешь!

И она двинулась к выходу, но на пороге помедлила и обернулась к сыну.

– Кстати, Кристи ушла потому, что узнала, что ты обманывал ее с Колетт. Не знаю, откуда ей стало это известно, но допускаю, что твоя измена вполне возможна. Непорядочность, видимо, у тебя в крови. Судьба послала тебе шанс на счастье, настоящее, без подлога, но ты умудрился разменять свой золотой на жалкие медяки. Не думаю, что тебе удастся вернуть Кристи. Несмотря на свою внешнюю мягкость и застенчивость, внутри она человек твердый и целеустремленный. Она знает, чего хочет от жизни. И богатый муж, заглаживающий свои непристойные похождения щедрыми подарками, в ее жизненные ориентиры никак не вписывается.

Печально улыбнувшись выявившейся аналогии, Мишель ушла, оставив мужчин пораженно смотреть ей вслед.

Минут через десять, прокашлявшись, Филип заявил:

– Она вернется самое большее через месяц. Деваться ей некуда. Она ничего не умеет и по другому никогда не жила. И я еще подумаю, простить ее или нет.

Но сын не был в этом уверен.

– А мне кажется, она не вернется. Она долго терпела, но теперь терпение у нее кончилось. Ее можно понять…

Отец разозлился на несправедливый, по его мнению, намек.

– На себя бы посмотрел. Живешь с одной, а трахаешься с другой. Хоть не пакостил бы в собственном семействе. Это же надо с кем было связаться – с Колетт, женой кузена!

Но Арман сердито возразил:

– Да с чего Кристи взяла, что я ей изменял?! Ей это какой-нибудь дурак наплел, а она поверила!

Филип саркастично посмотрел в уж слишком негодующее лицо сына.

– Ой ли? Что-то Кристина не показалась мне жалкой неврастеничкой, которой можно наплести что угодно. Уж не врал бы, что ли.

Арман вдруг мучительно покраснел и запнулся. Но ответил все стой же бравадой:

– Ну что ж, если умотала, то и скатертью дорога. Из таких, как она, очередь во весь Бродвей можно выстроить.

Но отец уже не думал о расстроившейся помолвке сына. У него были свои, более важные проблемы. Вынув из кармана сотовый телефон, он лихорадочно набирал номер. Послушав ответ, разочарованно опустил руку.

– Она не отвечает. Вернее, ее автоответчик ответил, что Мишель не собирается разговаривать со мной, потому что я для нее персона нон грата. Нет, ты только подумай! Я этого так не оставлю!

Позвонив в колокольчик, он спросил у появившегося дворецкого:

– На чем уехала миссис Гамилтон?

Слуга с некоторым удивлением ответил:

– На такси, сэр.

– А был у нее с собой багаж?

– Да, сэр. Два странных чемодана. Мне показалось, что им лет по тридцать. Сейчас таких давно уже не делают.

Все еще не веря в случившееся, Филип приказал:

– Свяжите меня с моими адвокатами!

В столовую внесли белый телефонный аппарат, отделанный изящной золотой вязью. Услышав, что мистер Витвор на проводе, Гамилтон с непривычной для себя суетливостью заявил:

– Витвор, моя жена заявила мне сейчас, что уходит от меня.

На другом конце телефонного провода ему ответил не менее озадаченный голос.

– Да, мне сейчас с посыльным доставили нотариально заверенное заявление от миссис Гамилтон. Она подает на развод и никаких имущественных притязаний к мистеру Филипу Гамилтону не имеет.

Выслушав еще несколько абстрактных успокаивающих фраз, Гамилтон положил трубку и озадаченно пробурчал:

– Она затеяла это всерьез. Итак, что же делать?

Арман подначивающе посоветовал:

– Что делать? Да жить так, как и жил, только теперь у тебя нет нужды скрываться. Вполне можешь приводить своих подружек сюда и появляться с ними, где душа пожелает. В общем, вести жизнь беззаботного холостяка.

Филип тут же вернул ему подначку:

– Так же, как и ты? Ты тоже будешь водить к себе девиц и спать с ними на той же постели, на которой спал с Кристи?

Арман вздрогнул, как от удара, и резко вскочил.

– Я пойду к себе, а то как бы мы сгоряча не наломали дров! – И ушел, сердито хлопнув дверью.

Филип, совершенно выбитый из привычной колеи, безвольно откинулся на спинку кресла. Он не мог понять, как его спокойная, всегда знающая свое место жена вдруг превратилась в разъяренную фурию. Конечно, это влияние этой Кристи! Сама редкая сумасбродка, так еще и Мишель с панталыку сбила. Если б не она, они жили бы так же мирно, как и раньше.

Но он покажет Мишель где раки зимуют! Она не получит от него ни цента! А поскольку последние тридцать лет она нигде не работала, то очень скоро ей нечего будет есть и она прибежит к нему с просьбой о прощении. Он, конечно, немного покочевряжится, но примет ее обратно. Он же не какой-то там злодей. И впредь будет поосторожнее со своими увлечениями на стороне. Умные люди умеют учиться на своих ошибках, а он умный человек.

Вдруг ему в голову пришла ужасная мысль: что, если сын переведет на ее счет свои деньги и тогда нужда в нем, Филипе, полностью отпадет? После того как его отец завещал свою фирму единственному внуку, денег у Армана стало ничуть не меньше, чем у него самого. Он решил предупредить сына, что не потерпит вмешательства в свои дела, впервые в жизни понимая, что сын наверняка откажется выполнять его узурпаторские требования.

Встав, он налил себе виски, хотя днем ничего подобного себе не позволял, и выпил. По жилам разлился горячий огонь, и он зло пообещал неизвестно кому:

– Мы еще посмотрим, кто кого!..

Арман снова и снова набирал номер Кристи, горя желанием узнать, где она, и доказать, что все ее обвинения беспочвенны. Он был твердо уверен, что о его свиданиях с Колетт никто не знал, тщательно продуманная им конспирация была многократно опробована и не могла подвести, поэтому готовился отрицать все хоть до посинения, лишь бы не потерять Кристи. Теперь, когда за ним никто не наблюдал, он признался самому себе, что напуган таким оборотом дела. Это было так несвойственно для его довольно холодной натуры, что он решил: если ему удастся ее вернуть, он прекратит шашни с Колетт, тем более что страстная брюнетка все больше и больше раздражала его своей неуемностью и приставучестью.

Все последние свидания проходили только по ее инициативе, и то потому, что он не мог поверить в исключительность своих отношений с Кристи. Неужто то страстное, жгуче-пламенное ощущение, что он испытывал с невестой, невозможно было повторить ни с какой другой женщиной? Его прагматичному, холодному уму в это не верилось, и при каждом свидании с Колетт он пытался воспроизвести те же чувства, ощутить то же блаженство, что испытывал с Кристи. Но чем больше он сравнивал двух женщин и вспоминал тех, что были у него до помолвки, тем больше убеждался в том, что его невеста уникальна, что ничего подобного у него ни с одной из его весьма сексапильных любовниц не было и, возможно, не будет.

Встречи с Колетт были своего рода проверками его собственных чувств – так сказать, научными опытами. Если бы он знал, что они приведут к потере Кристи, сто раз бы подумал, прежде чем пускаться в подобные авантюры. Но ему даже в голову не приходило, что она что-то узнает и тут же с ним порвет.

Еще раз набрав номер ее сотового телефона, он снова услышал обрыв связи и короткие гудки, как при запрете на входящие звонки от нежелательного лица. Он достал другой телефон и повторил попытку. Результат был тот же самый.

Тогда он позвонил в бухгалтерию «Энтерпрайз глобал» с требованием сообщить ему, когда с карточки Кристи были сняты деньги и где. Помявшись, главный менеджер по финансам не решился отказать сыну владельца компании и попросил его перезвонить через десять минут – нужно выяснить это по банковским проводкам. Через десять минут Арман Гамилтон узнал, что все деньги со счета Кристи сняты в штате Огайо и сам счет закрыт.

Итак, она была в Огайо. Что она там делала? Проезжала мимо или решила там обосноваться? Он не знал, что подумать.

Набрав телефонный номер родителей Кристи, Арман с несвойственным ему стеснением спросил о ней. Взявшая трубку миссис Адамс не сразу поняла, в чем дело. После его путаных объяснений сухо ответила, что Кристи им не звонила, но она, миссис Адамс, всегда знала, что их связь закончится именно этим, уж слишком они разные, и бездушно положила трубку.

После подобного разговора вновь звонить ее родителям было бесполезно – они ничего ему не скажут, даже если и узнают, где их дочь. Теперь он для них тоже персона нон грата, как его отец – для матери.

Арман медленно посмотрел вокруг. Раньше он никогда не замечал, как здесь неуютно. В свое время Мишель предлагала ему заняться интерьером его части дома, но он решил все сделать по-своему. Нанял модного дизайнера, дал ему задание и был даже доволен получившимся убежищем холостяка. Но теперь холодные, серовато-синие тона давили, прося хоть искорку тепла и света. С Кристи он не замечал этого беспросветного, тоскливого окружения, но теперь, внезапно оставшись в одиночестве, понял, что это вовсе не то, чего ему хочется.

Он попытался вспомнить, не говорила ли Кристи что-нибудь об окружающей обстановке, и не смог. Похоже, на эту тему они никогда не говорили. Почему? Неужели она не хотела ничего здесь поменять? Ведь если даже он заметил унылость окружающего великолепия, то уж она-то, с ее тонким восприятием действительности, наверняка была недовольна? Но тогда почему молчала? Не хотела хозяйничать в чужом доме? Чувствовала здесь себя посторонней?

Он впервые пытался понять мотивы поведения собственной невесты – и не мог. То, что в постели им было очень хорошо, никем не оспаривалось, но вот в остальное время… Почему она согласилась на такой вымученный брак? Что ею двигало? Прежде он считал, что ее могли привлекать его финансовые возможности. Ей как обычной молодой женщине хотелось многого, и он вполне мог ей это дать. Но своим решительным уходом она дала ему понять, что деньги в ее жизни не главное. Но тогда что? Возможно ли, чтобы она любила его?

Эта мысль казалась нереальной. Какая любовь возможна в наше прагматичное время? Страсть, похоть, естественные для нормального мужчины со здоровыми рефлексами, были хорошо ему знакомы. Но любовь? Возможно, это исключительно женское чувство? Он и сейчас отчаянно хотел, чтобы Кристи снова была в его постели. И не только постели. Чтобы сидела с ним рядом, говоря милые глупости, или занималась в соседней комнате, а он мог бы, всего лишь повернув голову, видеть ее изящный силуэт. Но вряд ли это любовь. Уж скорее своего рода привычка. Возможно, стоит потерпеть лишь несколько дней – и накал таких обременительных и иссушающих душу страстей рассеется и он снова станет самим собой?

Взгляд упал на лежащую на диване книгу. Он помнил, как еще совсем недавно Кристи готовилась к экзаменам, удобно устроившись на этом диване. Его обдало холодом – неужели она даже защищаться не стала? Неужели известие о его измене настолько выбило ее из колеи? Он почувствовал себя препаршиво. Что уж врать-то самому себе – теперь он горько жалел, что поддался на уговоры Колетт и отправился на это дурацкое свидание. Кто его увидел и когда? И кто заложил? Кто тот предатель, что сломал ему жизнь?

Вполне возможно, он больше никогда и не стал бы изменять Кристи, ведь клятвы у алтаря для него вовсе не пустой звук. Он всегда выполнял свои обещания, и если бы дал обет любви и верности, то наверняка исполнил бы эти клятвы. А Кристи сбежала, даже не дав ему ни одного шанса оправдаться и исправить то, что он натворил.

Но он сможет оправдаться. Докажет всю глупость ее необоснованных подозрений. У Кристи все равно нет никаких доказательств его неверности. Только чьи-то подлые слова. Он поклянется, что никогда ей не изменял, и все вернется на круги своя. Стоит ему только ее обнять, и внутренний огонь, который постоянно тлеет в них обоих, тут же вырвется наружу и захватит их, как это было уже много раз.

Но для этого ее нужно найти. Хотя в наше время, да еще с его возможностями, это вовсе не проблема.

Не особо надеясь на частное сыскное бюро, где по его поручению уже вели розыск Кристи, он позвонил своему знакомому в полицию Нью-Йорка с просьбой помочь найти машину, записанную на Кристину Адамс. Тот поколебался, но пообещал помочь. Через полчаса Арман узнал, что последний раз машину Кристи камеры слежения зафиксировали на дороге в Огайо. Дальше, по Огайо, ее передвижения выяснить не удалось, ибо это территория другого штата, где свои законы, порядки и полиция.

– Конечно, мы можем сделать официальный запрос в полицию Огайо, но в этом случае должны предъявить предписание судьи. А у тебя оно есть?

Кристи не совершила ничего, с чем Арман мог бы обратиться в суд. Если только приписать ей кражу подаренных им драгоценностей, которые, кстати, так и остались лежать в сейфе. Ему было бы гораздо легче, если бы она взяла их с собой. Все-таки его не так бы мучила совесть, ведь денег у нее наверняка слишком мало, чтобы прожить хотя бы пару месяцев. Он совершенно не понимал, как можно существовать на микроскопические, по его понятиям, доходы Кристи.

Несколько дней он провел в метаниях, раздумывая, что еще можно предпринять. Ему не хотелось признаваться, что от него сбежала невеста, и всем родным и знакомым они с отцом, который тоже скрывал разрыв с женой, сообщали одну версию: Кристи с Мишель отправились в Париж покупать наряды к свадьбе. Это было так привычно для нью-йоркской элиты, что никто и не думал удивляться.

Филип Гамилтон каждый день по привычке ходил на работу, но в дела не вникал, и, как ни странно, ему было плевать на красоток, которые, как и прежде, стаями вились возле стареющего бонвивана. Он даже есть не мог, полностью потеряв аппетит. Несмотря на всю свою злость, Филип постепенно осознавал, что лишился главного и, похоже, единственного смысла своей жизни.

Проведя несколько крайне тоскливых недель, он признался и себе и сыну, что его любовь к Мишель вовсе не исчезла с годами, как он считал, просто его зашоренные привычкой глаза видели только новые смазливые мордашки, забыв, как же прелестна его жена. Теперь Филип был согласен на все, желая лишь одного – вернуть ее. Но от нее приходили лишь отдельные, ничего не значащие сообщения, адресованные даже не ему, а ее адвокатам, с единственной целью – узнать, когда начнется бракоразводный процесс. Где она, Мишель не сообщала. Да, похоже, определенного места жительства у нее и не было – ее весточки приходили то из Парижа, то из Ниццы, то из Авиньона. Достоверно было известно лишь одно – она во Франции.

Время шло, известий не было ни о Кристи, ни о Мишель. Скрывать их отсутствие становилось все сложнее, но Гамилтоны делали вид, что их женщины периодически появляются в Нью-Йорке. Чтобы утишить снедающую его тоску, Филип несколько раз летал во Францию, пытаясь разыскать жену и помириться. Но ни ему, ни нанятому им французскому детективу не удалось ее найти, хотя они пытались действовать по горячим следам. В метаниях прошла осень, затем зима. Весной Мишель сама позвонила сыну. Они с отцом как раз сидели в малой столовой и ужинали в скучном одиночестве. Дворецкий, взявший трубку, прибежал в столовую с вытянувшимся от волнения лицом.

– Мсье Арман, вас мадам Мишель!

Он непроизвольно перешел на французский, видимо, из солидарности с хозяйкой, и Арман, прежде чем взять трубку, предупреждающе округлил глаза.

Заметив, что отец возбужденно привстал в кресле и жестами требует передать ему трубку, отрицательно покачал головой.

– Слушаю тебя, маман! – Он старался говорить спокойно, но голос все равно слегка подрагивал от волнения.

Мишель с удовольствием сказала:

– Здравствуй, мой дорогой! Как твои дела?

– Если ты хочешь узнать, нашел ли я Кристи, то отвечаю: нет.

Мать придирчиво спросила:

– Ты ее найти не хочешь или не можешь?

Сын ответил с нескрываемым ожесточением:

– Не могу, маман, не могу. Впрочем, отец тебя тоже найти не может.

Мишель искренне удивилась:

– Да зачем я ему нужна? Я оставила ему все необходимые для развода документы.

Не выдержавший напряжения мистер Гамилтон-старший вскочил и вырвал телефонную трубку из рук Гамилтона-младшего.

– Мишель! Где ты шляешься?! Немедленно возвращайся!

Очевидно, ответ жены его шокировал, потому что он схватился за сердце и рухнул в свое кресло.

К нему мгновенно бросился явно подслушивающий у двери дворецкий, а Арман, вытащив трубку из руки отца, продолжил разговор.

– Что ты такое сказала отцу, мама? Ему стало плохо.

Мишель удивилась.

– Да ничего особенного, Арман. Просто напомнила ему, сколько у него было любовниц, и пообещала, что вернусь только тогда, когда переберу столько же любовников. Разумеется, это шутка. Но давай поговорим о тебе…

Продолжить ей он не дал.

– Нет уж, маман. У меня все по-прежнему, и меня гораздо больше интересует, где живешь ты. Почему твои сообщения идут из разных мест?

Мишель весело призналась:

– Да просто я работаю стюардессой на каботажном судне. Оно ходит вдоль берегов Франции, и я могу любоваться разными городами побережья: Гавр, Брест, Нант, ну и прочие…

Арман не поверил своим ушам.

– Ты работаешь, маман? Стюардессой?

Видимо, в его голосе прозвучал неподдельный ужас, потому что Мишель звонко рассмеялась.

– Я родилась и выросла на обычной французской ферме, сынок. И прекрасно знаю, что это такое – тяжелый физический труд. К тому же денег у меня нет. И просить их я ни у кого не хочу. – Предваряя его предложение, она твердо подчеркнула: – И у тебя в том числе.

В телефоне раздался какой-то строгий окрик, и Мишель поспешно сказала:

– Меня зовут, Арман! До свиданья! Я постараюсь позвонить через пару недель!

В трубке запищали короткие гудки отбоя, и Арман с недоумением уставился на трубку. Филип с негодованием возопил:

– Она работает?! Стюардессой? Ее нужно немедленно найти, и это безобразие прекратить!

Сын положил трубку на рычаг и саркастично спросил отца:

– И как ты это собираешься сделать? Нет, не найти маман, теперь это не проблема, а вернуть? Свяжешь и привезешь силой? Она же тебе четко сказала, при каком условии она вернется.

Филип принялся судорожными движениями растирать грудь. Гамилтон-младший повернулся к стоявшему наизготовку дворецкому:

– Мистер Моррис, вызовите, пожалуйста, моему отцу нашего семейного доктора, а мне нужно немного подумать. Позовете меня, когда доктор появится. – И вышел, низко склонив голову и глядя себе под ноги.

Придя в свою комнату, он тяжело плюхнулся в кресло, вытянул ноги и положил их на край стола. Хотелось курить, но для этого нужно было встать и выйти в курительную комнату, а он испытывал какой-то странный упадок сил. Но, с другой стороны, известие о том, что жена мультимиллионера и мать мультимиллионера работает чуть ли не уборщицей на загаженном каботажном судне, хоть кого выбьет из колеи.

Конечно, ее нужно найти. Он потянулся к телефону, снял трубку и набрал номер своей секретарши.

– Чарлин, пришлите ко мне того парня, что искал для меня Кристи. Да, прямо сейчас ко мне домой.

Через полчаса мистер Скибб появился у него. Как обычно, он был с иголочки одет и весьма жизнерадостен.

Узнав об очередном задании, только пожал плечами.

– Это вы могли узнать и сами. В Интернете выложены списки всего персонала торгового флота Франции. Всех компаний – и крупных, и малых. Если хотите, я узнаю это прямо сейчас.

Они сели к компьютеру, и через пару минут Скибб распечатал на принтере листок с перечнем команды небольшого теплоходика «Марсель», выполняющего пассажирские каботажные рейсы Марсель – Гавр. Под номером пятнадцать там стояло: Мишель Гамилтон, стюардесса. И расписание рейсов на два ближайших месяца. Теперь дело стояло за малым – приехать в любой из указанных портов и увидеться с матерью. Или, что еще надежнее, заказать билет на корабль и поговорить с ней уже в море, откуда ей просто некуда будет деваться.

Заплатив детективу за проделанную работу, Арман порадовался быстроте решения проблемы. Если бы такое же можно было проделать и с Кристи…

Теперь встал еще один вопрос: говорить или нет об итогах этих поисков отцу? Пока он раздумывал, зашуршавший микрофон внутренней связи негромко предупредил:

– Мсье Арман, к вашему отцу приехал доктор.

Он поднялся в апартаменты отца, где того осматривал их старый доктор Ричардсон. Он пользовал их семью уже лет двадцать, поэтому знал о них все. В том числе и то, что обе женщины семьи Гамилтон исчезли в неизвестном направлении.

Дождавшись конца осмотра, Арман вышел в другую комнату вместе с врачом. Мягким успокаивающим голосом, так обнадеживающе действовавшим на пациентов, тот признал:

– Положение не то чтобы плохое, но и не слишком хорошее. По-моему, лучшим лекарством для мистера Гамилтона было бы возвращение вашей матери. Но, насколько я понимаю, это невозможно?

Арман жестом пригласил доктора присесть.

– Мне нужно с вами посоветоваться. Дело в том, что я знаю, где моя мать. Но сомневаюсь, стоит ли говорить об этом отцу, пока он в таком состоянии. Можно, конечно, и мне съездить к ней, но я не уверен, что в этом будет какой-то смысл. Более того, я думаю, что после моего визита она просто еще раз поменяет работу.

Доктор отрицательно взмахнул рукой.

– Что вы, Арман! Вам ни в коем случае не нужно к ней ехать. Ваш отец не болен, он элементарно потерял смысл жизни, неопределенность его просто убивает. Такой уж у него характер. Но когда у него снова появится цель, он быстро придет в норму. Я считаю, что вам нужно немедленно сказать ему о местонахождении миссис Гамилтон.

Проводив мистера Ричардсона, Арман вернулся к отцу и, выполняя совет врача, рассказал ему о своих поисках. Воспрянув духом, тот немедля стал собираться. Никакие уговоры подождать до утра результата не дали. Единственной его уступкой сыну стало обещание взять с собой своего личного секретаря.

Бедный Карл был изъят из ресторана, куда отправился отмечать день рождения друга. После пары часов суматошных сборов Арман проводил отца в аэропорт Кеннеди, где тот встретился с несколько бледным секретарем. Выслушав строгие напутствия от Гамилтона-младшего, озабоченного сверхторопливостью отца, Карл с чисто немецкой обстоятельностью и невозмутимостью пообещал сделать все от него зависящее.

Жестковатый женский голос объявил посадку на ночной рейс до Парижа, и Арман, крепко обняв отца и пожав руку Карлу, пожелал им удачи. Вернувшись в особняк, долго не мог уснуть, думая об отце, матери, о том, как отец доберется до Франции, и еще о том, когда же и он сам сможет так же стремительно бросить все дела и рвануть за той единственной женщиной, которая, как выяснилось, увезла с собой его сердце.

Через неделю раздался долгожданный звонок и четкий голос Карла доложил нерадостные новости:

– Увы, Арман, боюсь, ничего не получается. Филип ужасно злится, но Мишель непреклонна. Более того, тут вся команда ею просто очарована. И самый большой конкурент мистера Гамилтона – капитан. Не говоря уж о поклонниках на каждом рейсе. В общем, ваша мать за неделю получает по паре предложений руки и сердца. Твой отец просто разбит.

Арман представлял себе, как разочарован и зол отец. Но приходилось признавать – он это вполне заслужил.

Через несколько дней Гамилтон-старший вернулся домой разбитый и несчастный. Не сказав сыну и пары слов, ушел к себе.

Прошло еще несколько месяцев. В очередной из серых стандартных дней, из которых теперь состояла вся его жизнь, Арман приехал в свой офис и принялся за работу. Решив в обеденный перерыв никуда не ходить, заказал в кабинет ланч из ресторана и слегка перекусил. Тут раздался телефонный звонок, но Арман не хотел брать трубку. Должен же быть перерыв и у него, черт побери! Не желая считаться с его намерениями, телефон настойчиво звонил, давно отсчитав положенные по этикету шесть звонков. Не выдержав, Арман поднял трубку и рявкнул:

– Слушаю!

Послышался вкрадчивый голос Пола Морана:

– Извините, мистер Гамилтон, что тревожу, но, возможно, вам будет интересно узнать, где сейчас Кристина Адамс?

Арман резко вскочил на ноги, чуть не вырвав при этом из розетки телефонный шнур.

– Где она?

Его голос напоминал рычание раненого тифа, да и чувствовал он себя так же.

Моран немного помедлил, желая придать больше веса своим словам, чем довел собеседника до дрожи в руках.

– Если вы не в курсе, я сейчас в командировке в Чикаго. В здании, в котором я нахожусь, несколько офисов. И вот сегодня, идя на ланч, я заметил мисс Адамс в толпе сотрудников одной из фирм, также расположенной в этом здании.

Не выдержавший напряжения Арман зло рявкнул:

– Короче!

Посмеивающийся про себя начальник кадровой службы «Энтерпрайз глобал» не дал себя перебить и продолжал все в том же неспешном духе:

– Я выяснил, где она работает теперь.

Тут он раскашлялся, маскируя кашлем разобравший его смех, но прервал его, когда услышал ледяной голос Армана Гамилтона:

– И где же она работает теперь, мистер Моран?

Почувствовав нешуточную угрозу, тот быстро закончил:

– В «Чикаго Синклер».

– Она вас видела?

– Нет. Я старался ей на глаза не попадаться.

– Хорошо. Благодарю вас.

Арман положил трубку и тут же приказал по сотовому своей секретарше:

– Чарлин! Позвоните в аэропорт Ньюмену и предупредите, что мы немедленно – слышите, немедленно! – летим в Чикаго. И отмените все дела на эту неделю. Меня не будет в Нью-Йорке несколько дней.

Отдав распоряжение, он помчался домой и принялся швырять в чемодан все, что могло понадобиться. Можно было, конечно, вызвать горничную, но он слишком спешил. Закрыв крышку, торопливо прошел в родительскую часть к отцу.

Тот сидел, упершись безразличным взглядом в стену. В руке держал стакан с неразбавленным шотландским виски. Сын хмуро посмотрел на отца. Тот здорово постарел после визита к матери. Волосы стали полностью седыми и глаза запали. Он стал походить на тех бесприютных стариков, что сотнями встречаются на улицах Манхэттена.

– Отец, я уезжаю в Чикаго.

Филип Гамилтон медленно повернул голову и с трудом сфокусировал взгляд на лице сына.

– Зачем?

Немного поколебавшись, Арман все же сказал правду:

– Я нашел Кристи.

Отец немного оживился.

– Думаешь ее вернуть? И получится?

Это был очень неприятный и болезненный вопрос, но Арман с бравадой, которой вовсе не ощущал, воскликнул:

– Ну хотя бы выясню, кто сказал ей такую чушь! И найду его или ее, чтобы высказать все, что я думаю.

Гамилтон-старший покачал головой и предупредил:

– Ты только не ври. Кристи очень чуткая девушка и сразу различит фальшь. Лучше покайся и пообещай, что этого больше не будет. И расскажи правду о Колетт.

Ничего подобного Арман делать не собирался, но отцу послушно ответил:

– Конечно, отец.

Изо всех сил стараясь сдержать нетерпение, он закинул чемодан в багажник и помчал на небольшой частный аэродром, где стоял его самолет.

Ньюмен со своей командой был на месте и уже запрашивал разрешение диспетчера на вылет. Едва Арман загнал машину в грузовой отсек и запрыгнул в самолет, как заработали двигатели, переходя на тонкий надрывный вой. Под крылом медленно поплыла бетонная полоса, переходя в сплошную череду невысоких коттеджей.