Текст книги "Хитрец. Игра на Короля"

– Но что же мы будем делать с Ассоциацией? – снова вступился князь Таш'Найесх. – Я хочу знать!

– Разве исход дел в ситуации с Цесс и Книвет не доказал всему миру, что Ассоциация продается и подкупается?! – с отчаянием воскликнул Таш'Усс.

Его аргумент был сильным, но то, к чему он вел, вряд ли могло понравиться Ядовитым людям.

– Ты хочешь, чтобы мы заплатили за свободу деньгами? За то, что принадлежит нам по закону мироздания? – разразился в кабинете голос Илеа Хасте.

– Но ведь пойти против Ассоциации – значит пойти против всего мира. И неизвестно, что будет потом. Проще договориться! В этом мире и на нашей земле, на благодатной земле островов Тари Ашш, еще жить нашим детям и внукам. Не забывай об этом, Хасте. Будет достаточно, если в Ассоциации появятся наши люди, которые помогут принять решение в пользу Ядовитой нации. Деньги пойдут в ход, если у нас не получится.

– Должен же быть иной путь! – выкрикнули из толпы.

– Эту заботу возьму на себя я. И со мной будут мои люди, они все научены держать оружие. – Князь Таш'Цехес ударил себя кулаком в грудь. – С давних времен ничего не изменилось: нужно лишь согласие всех князей Синклита.

– Обожди, – осадил его Тейенсс Таш'Усс. – Прежде всего нам нужна всеобщая решимость. Если не будет единогласия здесь, на территории Одельтера, все пропало. План сработает, только все части механизма будут вращаться слаженно и в унисон.

Первый князь замолк, и вместе с этим по всему кабинету воцарилось напряженное молчание. Каждый думал, выдержит ли он груз непокорности. Но каким сладким и ароматным представлялся им тот кусок пирога, которым можно было разжиться! Свобода для собственного государства, а значит, и для себя. Развитие науки. Приток денег. Лучшие ресурсы и товары со всего света. Политическая сила для Великого князя Таш'Шассейта. Сильные союзники. Присутствие в Ассоциации собственного председателя.

Тейенсс Таш'Усс не подгонял своих эи саар эйхи. Он терпеливо ждал, когда Ашши Саар[29]29
  Ашши Саар – дословно: Ядовитая кровь (сетшенай-тайхаш).


[Закрыть] сама возьмет над присутствующими верх.

Стайеш Эйиах Таш'Найесх был первым, кто поверил ему. Посланник забыл обо всем: о том, что в комнате присутствует одельтерский маг, что их собственные чародеи лишились своей силы, что Ассоциация обладала немыслимой властью. Что цена победы может быть слишком высока.

– Я с тобой, княже, – проговорил Стайеш, ударив себя кулаком в грудь, совсем как князь Таш'Цехес.

– Я с тобой, княже! – почти одновременно воскликнули княгини Таш'Ахес и Таш'Дассийнеши, повторив действия князей Таш'Цехеса и Таш'Найесха.

– …с тобой, княже! – отразились от стен вдохновленные голоса, а крепко сжатые в кулаки руки Ядовитых людей одна за другой с силой бились о вздымающиеся в решительности груди.

Они были готовы.

* * *

Путь из пригорода, где находился особняк князя, до вокзала, откуда уходили в сторону Лоэннлиас-Гийяра поезда, затянулся. Вечер был недобрым и суетным. По дороге нам встретилась перевернувшаяся повозка, окруженная толпой полицейских, а подле нее лежал труп, учтиво прикрытый простыней. Но увиденное мы с Чьерцемом не обсуждали: каждый из нас думал о своем и в мыслях был далек от здешних улиц.

Так по наивности и казалось мне, но мастер иллюзий вдруг заявил:

– Романы на службе – что может быть пошлее?

Охваченная воспоминаниями, я поначалу даже не услышала его слов; лишь пристальный, сдобренный магией взгляд чародея вырвал меня из размышлений. Но не прошло и пары мгновений, как я смекнула, откуда у фразы о романах выросли ноги.

– Если ты продолжишь читать мои мысли, я стану распевать у себя в голове непотребства, – тут же пригрозила я и за позволенный себе выпад не испытала ровным счетом никакого стыда.

Чародей рассмеялся.

– Что поделать, если я наткнулся на такие размышления, – невинно пожал плечами он. – Чужая жизнь всегда интереснее своей. Но я предлагаю восстановить справедливость! В обмен на твой животрепещущий секрет я тоже расскажу нечто сокровенное. С чародеем всегда интересно говорить по душам, не так ли?

Я кивнула. Чьерцем замешкался секунду, видимо, раздумывая, как начать. Одну только секунду, не больше, – в карман за словом этот человек не лез. Затем он просиял, черты его наполнились радостью, и в привычной для себя манере он выдал следующую фразу:

– Как, Ваше Сиятельство, звучит краткий вариант твоего имени?

– Многие называют меня Келаи. Однако я испытываю некоторые – большие! – сомнения насчет того, можешь ли его использовать ты.

– Так вот, Келаи, чтобы понять чародея, тебе следует осознать четыре важные вещи, – торжественно изрек Чьерцем и, выдержав драматическую паузу, продолжил: – Ты же знаешь, в чем заключается наше искусство?

– Управлять силами природы? – растерянно предположила я.

– Никак нет! Величайшее заблуждение, – увлеченно ответил Васбегард. – Мы лишь изменяем вероятность событий. Говоря напрямую, делаем так, чтобы вероятность наступления какого-либо явления приравнялась к единице. Такова первая наша особенность.

– А она не противна физическим законам?

– Ничуть. Тот факт, что множество молекул воды вдруг соберутся в одном углу, абсолютно не противоречит природе, – расплылся в улыбке Чьерцем. – Окружающий мир изменяет моя воля, хотя я – лишь часть его. Я могу изменять мир, как только этого пожелаю.

– Невероятно! – поддакнула я и мысленно добавила: «Как же».

– Я могу даже стоять столбом и ничего не делать руками, а колдовство все будет происходить. А знаешь, почему?! Потому что я так хочу! И я маг. И это моя власть, – победно заключил месье Васбегард. – Но самое время перейти ко второму отличию. А именно: бедных чародеев не существует. Колдовство стоит исключительно дорого.

– Чувствую, все ваши услуги, и подчас не только магические, дорого обходятся, – саркастично заметила я.

– Да, твой муж купил твою безопасность, заплатив невообразимое количество денег, – ехидно заметил Чьерцем, сразу догадавшийся, о чем идет речь. – Он обещал еще больше после твоего возвращения. Но скажи мне, зачем тратить столько на жену, если всегда можешь завести другую?

Циничность подобного рода была для меня в высшей мере удивительна.

– Но вернемся к нашим баранам. Третий принцип колдовского ремесла состоит в том, что человеческое тело не выдерживает постоянного использования магии и быстро изнашивается. Поэтому редко кто из чародеев доживает до сорока пяти лет. Посмотри старинные гравюры: на них нет ни одного мага в возрасте, и виной тому отнюдь не иллюзии.

– И стоят ли этого любые богатства мира?

– Стоят. Потому что есть некий выход – последняя, четвертая особенность, о которой не говорят в обществе. Но я не совсем уверен, что ты хочешь об этом знать.

– Хочу. Говори, раз уж начал.

– Есть некое свойство магии: отнимать годы жизни у человека, которого ею… грубо говоря, умертвишь, – признался одельтерский чародей.

Об этом не кричали со страниц бульварных газет и не упоминали в светских разговорах. Продать свои годы жизни в обмен на способности и богатство, а затем убить другого человека, чтобы не умереть самому… Я могла представить, если бы это происходило в военное время, но в мирное…

– Верно, раньше маги стремились на фронт, чтобы убить как много больше противников, – вновь прочитав мои мысли, продолжил Чьерцем. – Но сейчас в нашу жизнь приходит точное огнестрельное оружие, а против выстрелов в голову почти все из нас бессильны. Мы шутим, дескать, зачем вам маги, если есть револьверы и пули?

Тоска подернула его маленькие темные глаза, и чародей почти позволил себе вздохнуть – но тут же оправился, встрепенулся и придал своему лицу обычное нигилистическое выражение:

– Сейчас главная задача магии – обезвредить противника. Не убить его, а лишь вывести из строя. И далеко не только на фронте. Ибо у нас гуманизм, черт его дери. И всем вроде бы и без разницы, как мало живут чародеи. – Васбегард разъяренно поджал губы. – Власти, конечно, нашли легитимный выход: мы казним приговоренных к смерти. И все бы ничего, но на всех нас их никогда не хватает. Поэтому надо выслужиться перед властями, стать лучшим, чтобы получить… хм… «право на жертву». Государству от этого лишь польза: все маги заведомо становятся донельзя преданными и сверх меры снабжают государственных шпионов иллюзиями и прочей дорогой ерундой.

– Полагаю, именно поэтому среди вас появляются отступники?

– Вне сомнений. Они охотятся на бездомных. А государственные маги охотятся на подлых ренегатов. Ужасная вакханалия! Но колдовство никогда не творилось в белых перчатках, Келаи. Некоторые не выдерживают. Убить человека – непростое дело, и я знаю пару чародеек, которые после этого сошли с ума. Еще несколько получили серьезные проблемы с рассудком.

– Ты так легко говоришь обо всем этом, будто…

– Хочешь знать, использовал ли я свое «право»? – вновь угадал мои мысли Чьерцем. – А ты как думаешь? Достаточно ли я стар для этого?

Я взглянула на него. Васбегард сидел напротив меня, слабо различимый в вечернем сумраке. В отблесках бледно-фиолетового света магических фонарей, коими был уставлен весь город, кожа его намекала о белизне. В оттенке волос угадывалась темная яшма. Лицо с прямыми густыми бровями и приятными губами претендовало бы на успех и популярность у женщин, но прямо в центре «красовался» широкий нос – как одна небольшая, но существенная деталь, что портит удачное полотно.

Присмотревшись, я обнаружила, что маленькие темные глаза одельтерца горят одновременно злобой и задором; и Чьерцем, заметив это, подмигнул мне в ответ.

– Нет… Ты по-настоящему молод. Только молодые обладают такой… беспечностью, – отмахнулась-ответила я.

– А сколько мне лет? – не унимался Васбегард, уже прямо-таки сверкая нахлынувшей воодушевленностью.

– Двадцать пять? Семь?

– Двадцать девять, – нараспев протянул он. – Хочешь посмотреть?

Я намеревалась возразить, но прежде чем успела что-либо сказать, Чьерцем провел рукой у себя перед лицом и изменился.

Он стал почти весь седой, и только тонкие полоски волос цвета темной яшмы виднелись среди пепельного беспорядка поредевших прядей. Края глаз покрылись неприлично глубокой сеткой морщин, губы стали тоньше и бледнее. Кожа приобрела желтоватый оттенок – не сильный, но достаточный для того, чтобы изуродовать. Теперь из темноты на меня смотрел старик, смотрел все так же пристально, с неизменным азартом… и широко улыбался. И это было страшно.

– Ну, как тебе мои фокусы? – еще шире улыбнулся он и подался вперед, чтобы я лучше его разглядела.

– Верни… обратно… – отшатнувшись, сказала я полушепотом, потому что заговорить в полный голос не хватило сил.

Чьерцем неожиданно послушался и без обиняков восстановил себе первоначальный образ. Еще пребывая в смятении, я поблагодарила его кивком.

– Для создания благовидного образа маги используют особое заклинание. «Удержание молодости», замечательное изобретение М'хаарта. Иначе перед тобой бы ходили сплошь плешивые да беззубые чародеи… – Васбегард подавил смешок.

– Своей выходкой ты отнял у меня пару лет жизни, – угрюмо бросила я.

– Не сделай я этого, ты могла бы получить серьезное нервное потрясение в совершенно неподходящий момент. Но слишком много разговоров! На выход, мадмуазель Келаи Васбегард, моя любезная сестра, поезд вас ждать не будет.

Экипаж, будто подгадав момент, остановился. Возница крикнул что-то, но слова его утонули в оглушительном шуме железнодорожного вокзала. Я потянулась рукой к дверце.

– Обожди минуту, – остановил меня Чьерцем.

Прежде чем я успела выйти, я получила новый паспорт с вложенным в него билетом до Лоэннлиас-Гийяра, который одельтерский маг незаметно вынул из своего сюртука.

* * *

Переговоры между Империей и островами Тари Ашш, как и ожидалось, были сорваны. Поздней ночью 4 ноября 889 года на землю Одельтера сошли выписанный с Островов детектив Гаайетт Ришуай и его многочисленная свита из помощников, магов и судебно-медицинских экспертов.

Официальное заключение одельтерской стороны подтвердило названную коронерами[30]30
  Коронер – лицо, выясняющее причину смерти, произошедшей при необычных обстоятельствах.


[Закрыть] причину смерти княгини Шайесс, мадемуазель Лайниэ и неизвестной одельтерской женщины. Однако, в один голос говоря о возгорании, эксперты удерживались от суждений о природе огня. В папку с делом отправился лишь документ о том, что горючих веществ ни на телах, ни в пепле, ни в покоях Шайесс найдено не было.

Пару дней спустя Кавиз Брийер снова встретился с Лангерье Надашем: недавние враги объединяли теперь усилия для того, чтобы справиться с криминально-магической головоломкой.

– Мы опознали женщину! Это мадам Лициана Сабуре, – радостно и почти с порога возвестил молодой детектив. – Обычная горожанка, бывший секретарь в издательстве некоего Варроу, ныне безработная. Ее дети подали заявление о пропаже, как только мать перестала навещать их с плановым еженедельным визитом. Первого ноября 889 года с половины четвертого она проходила собеседование в газете «Портер дю Нувелле» и освободилась только через два с половиной часа.

– И вы, конечно, говорили с ее предыдущим работодателем?

– Разумеется. Мы беседовали с самим бароном Варроу, и этот напыщенный индюк объявил, что не помнит каждого, кто когда-либо трудился на него. Однако он уверен, что в издательстве его ничего странного не происходило.

– Ручаюсь, мадам Сабуре оказалась свидетелем чего-то очень неприятного, – бодро объявил Лангерье. Старик был уверен в своей правоте, как был уверен в том, что в ровно полночь день сменяется новым.

– Я полагаю, они встретились в городе, куда Джейлесша Шайесс выезжала вечером на прогулку. Факт сей подтвердили слуги: княгини Шайесс не было в доме с восьми до десяти вечера. После плавания она чувствовала себя неважно и, как мне представляется, отправилась подышать воздухом в один из парков… или оранжерею (вспомним о нелюбви Ядовитых людей к холоду). Ближайший к дому четы Шайесс парк – Мерментэ, очень живописное место. Но слишком людное для того, чтобы преступники могли спокойно…

– Подожди-ка, – поморщился Надаш. – А за что мадам Лициану уволили из издательства Варроу?

– В деле ее указаны склоки на рабочем месте, – с легкостью ответил Брийер, довольный тем, что Лангерье не удалось заткнуть его за пояс. – И при этом ей даже не дали рекомендацию. Говорят, последнее время она была не в себе.

– Ха! Про многих так говорят, – насмешливо сказал Надаш. – Узнайте-ка, а не страдала ли и княгиня Шайесс психическими отклонениями? – Кавиз Брийер кивнул. – Но старик тоже не терял времени зря! – хмыкнул Надаш и, как то было каждый раз, когда его захлестывала гордость, продолжил говорить о себе в третьем лице: – Изловчился и поговорил с самим Гаайеттом Ришуайем – ну и имена у этих яркоглазых, Всеведущие не приведи! Представился прессой и задал несколько вопросов. Что ж, скажу, что Ришуай положительно скрытен и не желает сказать и двух лишних слов.

– Может ли это говорить о причастности Островов?..

– Косвенно, очень косвенно. Надо бы присмотреться к нему.

Лангерье Надаш с самого начала предрекал долгие топтания детективов на месте, а причиной их называл отказ от ведения совместного дела. Поэтому одельтерской стороне было сложно узнать что-то о семье Шайесс, не пересекая Граничное море; в свою очередь, для Ядовитых людей имперский образ мыслей и вытекающее из него поведение оставались неизвестными.

Император Ресильен, конечно, предложил отправить своих детективов на Тари Ашш. Но Великий князь отмахнулся от этого широкого жеста, заявив, что на своей земле разберется сам, – и неожиданно для всего мира получил поддержку Ассоциации. «И сколько же фунтов золота вытряхнул за это яркоглазый царек из своей казны», – усмехнулся, разузнав о случившемся, Надаш.

Через пару дней после своего первого визита в особняк Шайесс Лангерье Надаш, подняв старые связи, добился-таки разрешения посетить место происшествия еще раз. После этого он вмиг сделался недовольным и ворчливым, и теперь, обеспокоенный, вынужден был рассказать обо всем молодому детективу.

– Тебе следует знать: я не чувствую того, что ощутил там через день после преступления. Поверь мне, теоретики магии получают базовые навыки распознавания колдовства! И я уверен: большой пласт магии исчез с того места, будто… его вынесли оттуда!

– Но такое невозможно, – отвечал, насупив брови, Кавиз Брийер.

– Возможно! – нервно воскликнул старец. – Если магия была в какой-то вещи – возможно.

– Вы хотите сказать, что возгорание было вызвано неким артефактом?

– Не обязательно. Но там было что-то весьма интересное! И опять же – никаких следов, а если те и оставались, их уже могли замечательно подчистить.

Старик был прав: за кулисами расследования происходило нечто. Прикрываясь замешательством, одельтерская сторона подготавливала вывод дела на «Освобождение», а после казни его главаря намеревалась официально закрыть расследование. В то же время Ядовитые люди пребывали в воинственном молчании.

Десятого ноября 889 дело приобрело новый, неожиданный виток: полицейскими были найдены тела содержавшихся под стражей слуг четы Шайесс. Каждый из них покончил жизнь самоубийством. Ночью, во время паузы между конвоями, те почти одновременно повесились на решетках камер, используя вместо веревок скрученные ленты из собственной одежды. Будь те невиновны и не знай они ничего о произошедшем, в их смертях не было бы необходимости.

Очевидно, что, устранив слуг, кто-то убрал дорожки к гораздо более серьезным уликам. Так решили одновременно и в Тайном Совете, и в полиции, и в частном расследовании.

Череда смертей шла через самые деликатные стороны одельтерских отношений, и никто, даже сам император, не мог своей волей остановить ее ход.

Глава 9
Арена

Похолодевший кончик носа заставил меня поворочаться и, не открывая глаз, потереть его рукой. Впрочем, не прошло и пяти минут, как замерзли ладони, а очень скоро, даже несмотря на теплые одельтерские сапоги, намертво сковало ноги. Где-то, съежившись, совсем как я, испустила последний ледяной выдох моя загубленная надежда согреться. Кощунственно было даже мечтать о падении в теплый сон! Я не могла припомнить, чтобы прежде в поездах было так зябко.

От сильного охлаждения по телу пробежала мелкая дрожь, – и я открыла глаза. Керосиновые светильники в купе были потушены, однако мне почти сразу удалось различить циферблат часов и стрелки.

Без трех минут три часа утра.

– Чьерцем, скоро пересадка, – позвала я слабым спросонья голосом.

Васбегард не ответил, и, вглядевшись в темноту, я поняла, что в купе никого, кроме меня, нет. Чародей, должно быть, отправился в вагон-ресторан курить. Но неужели он воспользовался иллюзией, чтобы я не услышала скрип двери? И это – при всей его вредности?

До пересадки оставалось двадцать минут. Догадавшись, что холод мне уже не одолеть, я решила обратиться за теплым одеялом и заодно прикрыть, если те окажутся распахнутыми, окна напротив нашего купе.

Я выскользнула в коридор; открываемая и закрываемая мною дверь издала два протяжных звонких скрипа. Здесь стало еще холоднее, но – удивительно – все окна поблизости были закрыты. Обслуживание пассажиров обитало на другом конце вагона, и я, готовая написать жалобу на всех шести языках, которые знала, быстрым шагом направилась вперед.

Внезапно очертания окружавших меня предметов помутились. Дыхание участилось, и я, увязая ногами в предобморочной слабости, почувствовала лицом внезапный зной. По необъяснимым причинам я теряла сознание, но прежде чем упасть в темноту, обнаружила себя в незнакомом месте.

* * *

От раскаленного песка исходил жар, вынуждавший даже самое острое зрение видеть контуры подия[31]31
  Подий – места для высокопоставленных гостей на верхних ярусах амфитеатра.


[Закрыть], нижних ярусов и всего, что заполняло амфитеатр, зыбкими. Очертания зрителей плавились, пульсировали, наскакивали друг на друга, и для каждого, кто выходил на арену, обращались в неразличимое месиво. Публика же – особенно та, что знатнее, – спокойно наслаждалась зрелищем со своих мест.

Разряженный богом смерти служитель сполиария[32]32
  Сполиарий – место в амфитеатре, куда относили павших.


[Закрыть] подхватил за ноги нового покойника и неспешно потащил его к «двери павших»; за трупом потянулся насыщенный темно-бордовый след. Даже посмертный путь был здесь театрализован, и это приводило наблюдателей в совершенный восторг. Балуемая лицедейством толпа ревела, и яростный рык ее отражался от любой поверхности.

Во все двадцать тимпанов[33]33
  Тимпан – ударный музыкальный инструмент древности.


[Закрыть], расставленных вокруг арены, били ровно раз в секунду. Барабанщики не допускали ни единой ошибки, будто в руки их вживили странный, отмеряющий время механизм. Ритм ударов сводил с ума: с такой же очередностью в допросных камерах на виски истязаемых падают капли воды. Но здесь о влаге не приходилось и мечтать: вокруг расстилалось пекло.

Светловолосый мужчина поднял голову к небу и глубоко вдохнул. «Он уже был обречен, – выравнивая дыхание, подумал он о побежденном. – Не я, так кто-то другой. Такова воля властителей».

Подобный приговор был вынесен и ему.

Шестнадцать поединков подряд.

Обычному человеку не выдержать и семи подобных испытаний.

Светловолосый поднялся. Лицо его лоснилось от пота, горячий песок обжигал ступни через подошвы сандалий. Большая часть кожи была уже обожжена; несколько саднивших волдырей лопнули, и сочившаяся из них жидкость мешалась с сукровицей из тертых ран. Зрители не бросали светловолосому под ноги монеты и не ждали новой его победы. Они просовывали руки сквозь ограду и жестами призывали умертвить этого пленника.

Я стояла рядом с ним, невидимая и бесплотная. Различая все больше деталей его лица, припоминала, кому они принадлежат. Светлые волосы, впалые щеки, длинный нос, тонкие губы и глаза – пронзительные, светлые, холодные. Он был измучен и бледен, левая половина лица истекала кровью. На секунду мне показалось, что он заметил меня и улыбнулся – еле-еле, одними только уголками губ.

Тот самый скрипач с одельтерского приема… в иной и будто реальной действительности. Я догадалась, что мы находимся в былой Империи Цесс, безжалостном царстве песка, много сотен лет тому назад. В ту эпоху, когда жизнь была суровее, а люди – непримиримее. Когда победитель поединка получал право жить.

Пленник оглядел арену: неподалеку от него подъемным механизмом оторвали от земли массивную решетку. Настало время второго поединка, и новый противник – исполин, чей рост приближался к пяти локтям[34]34
  Локоть – мера длины, равная 44,4 см.


[Закрыть], – вышел на арену под безудержные овации толпы. Он неторопливо последовал к своей изможденной жертве, и сильные, раздутые мускулы его играли при каждом шаге. Ему не о чем было волноваться. Как правило, гигант выходил на бой с куда более сильными противниками, а на тренировках использовал оружие в два раза тяжелее обычного.

В ту же секунду за спиной светловолосого открыли другое заграждение – от клетки с огромным полосатым зверем. Кто-то, смеясь до ужасного гогота, ткнул хищника в бок металлической спицей. По оранжево-черной шкуре пробежала карминная дорожка крови.

Противников будет двое.

Светловолосый знал, что не переживет этой схватки. Однако он мог выбрать, кого заберет с собой. Человека? Зверя? Зверь был чист и честен. Человек хотел убивать. Зверь хотел есть. Человек был страшен и покрыт шрамами; он был силен и уверен в своей победе. Зверь был экзотично красив. Тигр не обращал внимания на великана, и светловолосый неведомым образом почувствовал неведомую, шедшую от зверя к противнику связь. Великан был укротителем?

Расстояние между тремя соперниками уменьшалось.

Зверь? Человек?

Хищник подскочил первым. Он замахнулся на пленника лапой – и лишь чудом не разорвал. Но этого усилия хватило, чтобы зверь повалил светловолосого на арену и набросился сверху. Второй удар – и сорванная со щеки и шеи кожа повисла на когтях зверя большими, страшными кусками. Превозмогая боль, светловолосый сумел перевернуться на спину. Вытянутая рука его из последних сил удерживала морду хищника в паре больших пальмов[35]35
  Большой пальм – мера длины, равная 22,18 см.


[Закрыть]. На недолгое счастье смертника, зверь тоже был истощен. В такую же угоду толпы. Будь по-другому, у пленника не осталось бы ни единого шанса.

Светловолосый изловчился взять кинжал правильным хватом – и бил, бил им в шею зверя, точно так же, как в своего первого врага. Бил в артерию и пытался уворачиваться от мощных замахов. Иногда у него получалось уйти, другие же он пропускал, – и последних было больше.

Публика кричала, бесновалась и совсем опаскудела: ей неприятно было, что светловолосый еще не умер. Божий гнев, сотни лет назад покаравший эту землю, сделал ее людей желчными и ущербными.

Наконец израненный тигр, обессилев, всей тушей повалился вниз. Прямо на своего убийцу. Вскоре светловолосый, пусть и тяжело, но выполз из-под хищника, – а тот остался лежать, делая последние сиплые вдохи. Нижние ряды зрителей видели, как огромный, красивый хищник плакал от боли…

Светловолосый приподнялся, встал на одно колено; он был весь в крови, на коже зияли разверстые раны. Сделав усилие, пленник выпрямился – и тут же развернулся к поджидавшему его исполину.

И поклонился ему.

Исполин не ответил. Он презирал людей вроде того несчастного смертника, голодавшего перед Божьим Судом пять дней и вооруженного одним лишь кинжалом. Светловолосому не дали даже щита, настолько велики были его грехи. Таких гигант казнил, и пусть он был не слишком молод, головы и кости приговоренных крошились с прежней силой.

Начался бой, и палач сразу понял, что светловолосый хитрит. Пытается измотать его, вынуждает делать выпады. И потому секутор принялся рвать дистанцию; обманным замахом он вынудил противника уклониться влево и, вместо того чтобы нанести удар, метнулся в сторону и сильно толкнул его в грудь. Светловолосый потерял равновесие и затоптался на месте – и тут великан поразил его сокрушительным выбросом.

Клинок проткнул невощеную кожу яркого нагрудника, и внутренние органы несчастного были разрублены так, что даже лучший хирург не смог бы залатать их.

Публика взревела; светловолосый повалился на землю, и внезапный порыв горячего ветра присыпал его умирающее тело несколькими унциями песка.

«А теперь вон отсюда, княгиня Келаайи Таш'Найесх», – раздался приказ одельтерского мага Чьерцема Васбегарда, заглушая крики толпы, пока те совсем не утихли.

«Ведь что такое сны, как не искусство нашего сознания? Не более чем странные связи воспоминаний, верно?» – тут же подхватил второй, почти незнакомый голос и рассмеялся.

И теперь, будто повинуясь воле невидимых демиургов, знойный песчаный пейзаж начал растягиваться в стороны, а затем расплываться перед моими глазами черными полупрозрачными лентами.

* * *

В этот момент я проснулась в купе, на этот раз освещенном лампой. Часы показывали без трех минут три; напротив меня мирно и беззвучно спал мастер иллюзии Чьерцем Васбегард. В голове звенело, будто от недавнего сеанса телепатии, и вся моя физическая оболочка впала в болезненное, бездумное состояние. Слабо понимая, где заканчиваются грезы и начинается действительность, я вскочила на ноги, в один прыжок оказалась подле красивого, блаженно растянувшегося во сне чародея и начала его трясти.

– Не так остервенело, пожалуйста, – заметил Васбегард, моргая и всем своим видом показывая, что его совсем не волнует, почему я нависаю над ним с видом, который явно намекает о наличии к нему претензий.

– Чьерцем, если ты думаешь, что насылать в мои сны иллюзии забавно, то спешу тебя расстроить: это не забавно. Кошмары с поединками и твоими знакомыми не представляют для меня никакого интереса!

– Какими еще знакомыми? – удивился маг, и голос его спросонья звучал жестко и хрипло.

– Тот музыкант с приема, твой сообщник, который просил передать сообщение!

– Ах, это… – зевнул Чьерцем. – С него чары сходят, вот он и развлекается напоследок. Не принимай близко к сердцу.

– Но при чем тут я?

Бьюсь об заклад, в ту секунду моя ненависть к холоду, кошмарам и всему живому могла с легкостью принять обличье какого-нибудь звероподобного демона, возвышающегося за моей спиной.

– На тебе тоже было немного колдовства. Нам было нужно, чтобы ты запомнила. – Мастер иллюзии позволил себе с блаженством потянуться.

* * *

Утром 5 ноября 889 года мы высадились на перрон железнодорожного вокзала Лоэннлиас-Гийяра: четыре Ядовитых мага; три одельтерских чародея, призванных следить за нами, пока мы пребываем во Фье-де-ля-Майери; имперский теоретик магии, откликнувшийся на просьбу месье Васбегарда; и ложная сестра мага Государственного Архива. У меня на руках был поддельный паспорт, а остальным Ядовитым людям одельтерские чародеи предоставили заклинание иллюзии, превратившее пустой бланк в безукоризненный государственный документ. Слава Сетшу, железнодорожные проводники, в отличие от работников таможни, без распоряжения руководства документы на наличие магии не проверяли.

Служащие, по своему обыкновению, выносили из багажного вагона чемоданы, чтобы вернуть их пассажирам из первого класса. Но никто из них не догадывался, что среди имперцев здесь были люди с островов Тари Ашш. Под колдовскими масками никто не узнавал оранжевых глаз.

– Вам так к лицу… одельтерская мода, – когда все удостоверились, что их багаж на месте, шепнул Ядовитым чародейкам одельтерец Матье Деверо.

Унемша Гатадрис и Кайхесши Таш'Таэтт рассмеялись. Людей с Тари Ашш всегда забавляло, что иностранцы считают их внешность безумной. Впрочем, Ядовитые чародейки с той же уверенностью могли считать странным самого Матье: невысокого, светловолосого, с непременно добрым округлым лицом, образованным маленьким носом, строгими губами и маленькими же глазками.

Однако обе стороны находились сейчас в паритете. Ведь чародейки моих земель, обзаведшиеся серыми глазами и высокими одельтерскими куафюрами[36]36
  Куафюра – женская прическа (устар.).


[Закрыть], мало чем отличались от имперских женщин. Разве что они были слишком бледны, как после продолжительной болезни. Девушки чувствовали себя хуже, чем мужчины, но старались держаться, что получалось не всегда.

Так и сейчас Кайхесши вдруг страшно побледнела, пошатнулась и упала бы, если бы не была вовремя подхвачена Матье. Лекильм рывком раскрыл свой портфель и достал оттуда пузырек с нашатырным спиртом, который, к сожалению, в дороге уже открывали пару раз. Приведя чародейку в чувство, теоретик магии посоветовал не затягивать сильно корсет и вложил аптекарскую склянку ей в руки.

Чьерцем спустился на перрон последним. Но едва только все части его бренного тела оказались вне поезда, он напрочь забыл о существовании восьми человек, прибывших вместе с ним в Лоэннлиас-Гийяр. Вместо того, чтобы подойти к нам, Васбегард принялся крутиться, оглядываться и чуть ли не подпрыгивать, выискивая кого-то глазами в толпе.

– Нас встречают? – вкрадчивым голосом спросила Унемша Гатадрис; она еще не смекнула, как правильно вести себя в периоды выходок мага.

Словесный ответ на ее вопрос оказался бы излишним, потому что в эту же секунду из-за спин прохожих на Чьерцема, придерживая модную шляпку, выбежала женщина. Густые черные волосы ее были собраны в прическу, но уже успели растрепаться; в темно-карих, темнее, чем у Васбегарда, глазах блеснули слезы. Одна из них покатилась по смуглой щеке – вдоль красивого длинного носа к краю тонких губ. Незнакомка, очевидно, происходила из народа Песчаных Странников, но была облачена в имперское платье. Поравнявшись в Васбегардом, она с визгом бросилась в его объятия, и маг, хохоча, приподнял ее над землей.