Текст книги "Хитрец. Игра на Короля"

Дана Юмашева
Хитрец. Игра на Короля

© Юмашева Д., 2017

* * *

Автор выражает огромную признательность и искренне благодарит Юрия Алексеевича попова за отзывчивость и спонсорскую помощь в издании книги.

В наше время трудно найти человека, способного поверить и принять участие в осуществлении мечты, но как замечательно, что такие люди все-таки есть! Благодаря вашему содействию эта необычная история смогла увидеть свет, а читатели обрели яркие впечатления от знакомства с новым романом. спасибо!

Пролог

…Всеведущие говорили, что старый Одельтер был подобен льву. Тот спокоен, вальяжен и красив, любит нежиться в теп лых лучах солнца, но, лишь завидев врага, нападает молниеносно и убивает без страха и сожаления. Однако имперские мудрецы, как и дух старого Одельтера, умерли уже очень давно. Слова их, передаваясь из уст в уста, видоизменялись много лет, пока наконец не превратились в слепую религию, заветам которой следовать не обязательно.

В 889 году эпохи Высокомерия Империя Одельтер еще наслаждалась отголосками прежней власти, – но она уже меняла свою сущность. Открытием предыдущего столетия стала Ассоциация государств – международное сообщество, призванное быть гарантом мирового согласия и единства. С тех пор как короли и президенты многих стран подписали договор о её создании, Одельтер приноровился что ни день апеллировать к воле Трибунала Судей, демонстрируя тем самым раболепную преданность Ассоциации. Такой же трюк проделывала и другая могущественная держава, Цесс, и две Империи походили на враждующих братьев, каждый из которых тянул в свою сторону политическое одеяло.

На юго-востоке от континентального Одельтера, за узким Граничным морем, расположились населенные Ядовитыми людьми острова Тари Ашш. Острова эти – впрочем, как государства Собердан, Аванте и Люа – долгое время пребывали у Империи в подчинении и формально считались ее частью. Но в действительности одельтерцев и Ядовитых людей разделяло слишком многое: культура, история, религия, мораль… И мораль – в особенности.

По словам выходцев из Тари Ашш, современный Одельтер походил более на гиену: животное несуразное, стайное и ночное. Имперцы в ответ нарочито избегали сравнений с представителями фауны, но разве могли они быть в наших оранжевых глазах кем-то иным, кроме притворяющихся львами капкар?

Тем не менее, будучи моложе, я много думала: а так ли мы, Ядовитые, отличались от одельтерцев? Мы точно так же, как и они, желали своим родным благополучия; в той же мере испытывали боль и страх; мы неотличимо друг от друга улыбались и смеялись, когда были счастливы. Когда-то мы обманывали их, когда-то они нас.

Однако народы континентального Одельтера и Ядовитые люди были не похожи в той же степени, в коей были подобны. Мы шли главным образом за Сетшем-Отцом, они – за Всеведущими. Мудрецы стали для людей с Первого Континента богами, а Сетш представлялся нам учителем и советчиком. Имперцы заучивали Писания, мы же читали «Изречения» и пытались истолковать их по-своему, ибо однажды Сетш сказал своим последователям: «Подвергайте сомнению каждое слово мое».

Всеведущие твердили одельтерцам, что все на свете предопределено. Сетш учил Ядовитых людей творить будущее: «И жизнь станет тем, что выберет ваша душа: извилистой, темной тропою или устланной шелками дорогой; и каждый получит то, что осмелился возжелать».

Нет сомнений в том, что несколько столетий назад Сетш жил в этом мире и ступал по его бренной земле, неся в своем могуществе свет мудрости и благоденствия. Его прямые потомки стали нашими великими князьями. В то же время не существует доказательств существования доброй половины Всеведущих, и каждое упоминание об этом привносит скорбь и уныние в настроение особо религиозных имперцев.

Даже воевали мы с одельтерцами по-разному. Имперские правители нередко бежали с поля боя и не считали людей, которых отправляли на войну. Но Великий князь Ишшвес Таш'Шассейт, когда во времена Граничной Поножовщины[1]1
  «Граничная поножовщина» – активные военные столкновения Империи Одельтер и островов Тари Ашш в 560-х гг. эпохи Высокомерия. – Здесь и далее примечания автора.


[Закрыть] была потеряна половина Ядовитого флота, в знак позора выколол себе глаз.

Одельтерцы были отличны от нас и во всяких мелочах, и не всегда эти различия кренились у них в худшую сторону. Они с легкостью переносили суровые зимы, мы же любили тепло; они обожали рано вставать и рано ложиться, в то время как Ядовитые люди просыпались поздно, но спокойно работали по ночам; имперцы здоровались, пожимая правую руку, а мы – левую.

Существует правдоподобная имперская теория, согласно которой несколько сотен одельтерских смельчаков переплыли когда-то Граничное море и обосновались на свободных островах с мягким климатом; таким образом, имперцы и Ядовитые люди имеют общих предков.

Мы же уверены, что наши прародители прибыли с Южных земель Астериа. В доказательство тому мы вспоминаем о близости наших языков и о пигменте, что красит радужку глаз Ядовитых людей в оранжевый цвет так же, как глаза всех астериа – в фиолетовый[2]2
  Иного объяснения происхождения особого цвета глаз у Ядовитых людей в то время не было.


[Закрыть]. Однако население островов Тари Ашш так поразительно отличается и от первых (одельтерцев), и от вторых, что временами мы пытаемся составить другое, самобытное толкование собственного происхождения.

Но если поверить-таки в истинность и беспристрастность догадок имперцев, мы с ними есть два родственных народа, испокон веков стремящихся если не разодрать друг другу глотки, то доставить как можно больше проблем. Иногда мы особенно преуспевали в своих желаниях – из-за того что не могли приравнять разных к равным.

И как вы думаете, месье Монгрен, сколько еще подобных распрей имело место быть и будет еще продолжаться на протяжении всей многострадальной истории Ард Шенлара?..

Из письма княгини Эссейши Келаайи Таш'Найесх следователю Ангерану Монгрену от 11 мая 924 года эпохи Высокомерия

* * *

Рука в тонкой кожаной перчатке два раза повернула железный ключ, и дверной замок отворился. Массив из фарогнейского дерева, почти неслышно скрипнув петлями, поддался и впустил женщину внутрь кабинета.

Комнатка эта – маленькая, темная, с опущенными портьерами – была тесно заставлена мебелью. В угловых шкафах, этажерках, консолях, геридонах[3]3
  Геридон – стол на ножке-колонне.


[Закрыть] и окантовке кресел угадывались палисандр, черная эбеновая древесина и бакаут, но сама мебель была лишена изысков. Слишком простая для очевидного богатства: здесь напрочь отсутствовали перламутр, слоновая кость или декор бронзой. Простая, как и обои, картины и прочие строго необходимые детали интерьера. В отличие от других одельтерских домов, где все комнаты – особенно портретные и будуары – походили на выставочные залы, кабинет этот даже при тесноте и заставленности был сдержан. Скромный и покинутый, он пропах запустением, и много лет в нем царило лишь молитвенное молчание.

До сегодняшнего дня.

Княгиня быстро пересекла комнату и приблизилась к занавешенным окнам. Там, за ними, неистовствовала поздняя весна и легкие касания ветра отдавали нежным цветением вишни. Ловким движением женщина отодвинула первую тяжелую портьеру, и комната тут же озарилась золотым послеполуденным светом. Вторая, третья, четвертая, – и стены вновь посветлели, окрасившись в переливистый бронзовый, а на заботливо отполированной прислугой мебели заиграли блики. Солнцем налились даже старинные часы, покоившиеся на краешке письменного стола. Бархатное теплое сияние заполнило и мысли женщины; это сияние она всю жизнь любила точно так же, как и наступившее время года, – до безумия.

В особняке Шато дю Силанс все осталось прежним, пусть даже княгиня тридцать лет не возвращалась в одельтерское имение. Причиной тому был страх, и женщина с неохотой признавалась в том, что именно пугало ее в этом месте. Теперь же Эссейша понимала: много лет она тревожилась напрасно. Портреты со стен не смотрели на нее налитыми яростью глазами, потолки не норовили упасть на голову, а деревья не тянули ветвистые лапы в надежде задушить. Дом этот был, в отличие от многих других, совершенно пустым. События, произошедшие внутри его стен, так и не стали его частью.

Княгиня Таш'Найесх выглянула из окна. Как чу дно было бы отринуть все заботы и, поддавшись наслаждению, любоваться вишневым цветом! Но нехитрые замыслы Эссейши сорвало донесшееся с улицы грохотание – и звук этот выдал в себе рев двигателя, разогнавшего до тридцати миль в час приближающийся к имению кабриолет.

Уже через пару минут автомобиль остановился перед парадным входом особняка, доставив в Шато дю Силанс двух человек: одного – пониже, в рубашке охристого цвета, другого – повыше, в темном костюме и котелке. На брусчатку ступил только второй; в левой руке он держал портфель для бумаг. День у второго совершенно не задался: от крупных неприятностей – выговора на службе и до мелких – треснувшей на ботинке кожи.

Высокий что-то недовольно буркнул, и водитель, не высаживаясь из автомобиля, ответил ему утвердительным жестом. После мужчина в темном, приосанившись, направился к лестнице.

Но не успел он поставить ногу на первую ступеньку, как массивные двери растворились. Месье Монгрен – так звали мужчину – встретился взглядом с яркими оранжевыми глазами княгини Таш'Найесх: почтенная аристократка с островов Тари Ашш встречала гостя лично (и старый дворецкий, возымевший наглость умереть за две недели до ее прибытия, был тут ни при чем). Недовольство прибывшего тотчас же сменилось удивлением.

– Ваше Сиятельство, княгиня Эссейша Келаайи Таш'Н ай-есх, – выдохнул следователь, снимая в уважительном поклоне котелок.

– Месье Монгрен! Приветствую вас в Шато дю Силанс, одельтерской резиденции моего покойного супруга Стайеша Эйиах Таш'Найесха, – улыбнулась женщина. – Вы ведь простите меня за отказ от пышных приветствий?

Следователь старался не разглядывать ее оранжевые и ничуть не потускневшие от возраста глаза, старую татуировку на левой половине лица и странное, будто траурное, черное платье – покроя слишком незамысловатого для одельтерских женщин и самого свойственного для Ядовитых. Княгиня в свою очередь оглянулась, жестом подозвала к себе одну из горничных и дала ей пару мелких поручений, словно предоставляя Ангерану время обвыкнуть.

– Продолжим разговор в саду, ведь незачем в такой день нам оставаться в душной гостиной, – вновь обратилась к прибывшему Эссейша Таш'Найесх; она изучала его пытливым прищуром глаз цвета пылающего янтаря.

Как бесправному гостю, следователю оставалось лишь согласиться.

Отделившись от дверного проема, Ее Сиятельство позволила месье Монгрену взять себя под руку – и не отстранилась, даже когда они успешно миновали ступеньки. Вдвоем они пересекли мощеную площадку, проследовали мимо автомобиля, в котором водитель читал свежую газету, и оказались среди цветущих клумб и деревьев. Согласно этикету, месье Монгрен дожидался, что первой разговор начнет княгиня Таш'Найесх, но та безмолвствовала. Они видели друг друга в первый раз, и у следователя не было причин догадаться, что женщина уже знала о его жизни несколько интересных деталей.

По окончании факультета права Иецвеанского университета Ангеран Монгрен двадцати трех лет от роду поступил на службу в Судебное ведомство. Волею разного рода обстоятельств в профессии он не преуспел, но неудачная карьера не препятствовала ему завести семью и чувствовать себя весьма счастливым человеком. Благодаря десаринайской крови следователь и в тридцатипятилетнем возрасте оставался моложав, а строгий костюм делал его еще выше и тоньше. Ангеран обладал правильными чертами лица и необычайно умными, проницательными глазами.

– Только представьте, уважаемый месье Монгрен, – заговорила наконец княгиня Таш'Найесх, – насколько замысловато и непредсказуемо сплетены судьбы людей всех шести континентов Ард Шенлара. Да-да, Àrd sean Làr, Старого мира, как нарекли его наши предки. И были на то веские причины, заставившие разумных существ, едва эволюционировавших до использования речевого аппарата, окрестить место своего пребывания «дряхлым стариком».

Они все знали. Старый мир умен и коварен, и его сознание являет порою непостижимые вещи. Когда в порыве безумной агонии оно сплетается с телом планеты Ард Шенлар, их единственная цель – породить эпохи распада и скорби.

– Вы, месье Монгрен, задумывались, может, сознание Старого мира – это порожденная нашими действиями материя? Представьте: каждый поступок оставляет на мире зарубку, каждое намерение – отпечаток. Из года в год мы терзаем старика, покрываем его душу глубокими ранами. Но когда Старый мир устает и не может более терпеть изуверства, он кровью очищает материю своего сознания… Он призывает мертвых. – Женщина вздохнула, помедлив пару секунд, а затем продолжила. – Наступают тяжелые, гнетущие времена. Последний раз все живое подверглось пробе в эпоху Гнева. Тогда наши предки пережили Войну Шести континентов – но, к несчастью, мы не извлекли из этого урок. После смерти поколения Гнева некому стало рассказывать о грехах и подвигах отцов, и люди стали забывать… Забывать о чуме Великой войны, о лихорадке павших, об исступлении траура. Отказ от старой памяти привел к прежним проблемам: первыми за клинки взялись мансурты, затем – астериа, и начался новый цикл… Окончательные имена тысячелетиям дают по прошествии половины их срока, когда становилось понятно, что диктует эта эпоха. В 569 году, с подачи великого цесситского историка Саверио Варойе, новое тысячелетие начали именовать эпохой Высокомерия. Мы жили в конце этого цикла. Он не стал настолько разрушительным, как период Гнева, но не может называться даже тенью эпохи Благоденствия – колыбели человеческой цивилизации.

– Так говорил… он? – догадался Ангеран.

– Верно, – кивнула княгиня. – Он – та часть мозаики, что давно потеряна для вас. Но напрасно следствие ищет одного человека: многих имен не хватает в документах. Просто он был немного интереснее остальных. Его чаще звали Хитрецом, некоторым он был известен как месье Фойеренгер Алентанс, а настоящего его имени вам не раскрою даже я. Он был… Впрочем, слишком много разговоров об одном человеке, не правда ли? Эта история не совсем о нем. Она – о времени, что принадлежало нам. О героях и подлецах, кто, чувствуя подвох, пытались поменять нечто в тогдашней действительности. Получилось ли? Поначалу не мир был нашей целью, но именно мир растянуло, толкнуло и сжало. Сложилась история, очевидцем которой я была и которую считаю своим долгом поведать вам. История эта началась 1 ноября 889 года от завершения Войны Шести континентов…

Часть первая
Исполины-марионетки

Глава 1
Беспомощность сильных мира сего

Великолепие замка Веарно справедливо считалось олицетворением старого Одельтера: дух Империи угадывался в строгом внешнем облике дворца и в лишенном помпезных изысков внутреннем убранстве чертогов. Архитектор, шестьсот лет назад возводивший это строгое великолепие, исполнил его под стать былому, величественному государству. Сейчас в Империи строят по-другому: грандиозные замки канули в Лету, а эклектичные особнячки, наводнившие провинции Одельтера, малы, приземисты и все как один выкрашены в приторно-светлые тона.

По прошествии нескольких столетий высокие стены Веар-но, не поддавшиеся влиянию природных стихий и не тронутые орудиями врага, сохранили почти первозданную красоту камня. Внутреннюю обстановку замка заменяли не единожды, но первоначальный замысел выдерживался неукоснительно, и потому перемены были незаметны.

Казалось, время в старом императорском дворце остановилось, а Тронный зал его обернулся воротами в другие столетия. Многоярусные витражи из цветного стекла, громадные гобелены с дивными пейзажами мира и пугающими – войны внушали благоговение и трепет. Гигантские красные ковры и геометрические плиточные узоры странным образом сочетались с манящей позолотой карнизов, изяществом подсвечников и барельефов. Три ведущих цвета зала – синий, белый и черный – сплелись мраморными орнаментами на стенах.

Сегодня, 1 ноября 889 года эпохи Высокомерия, Веарно готовили к прибытию делегации с островов Тари Ашш. Гости собирались засвидетельствовать новому Императору свое почтение, а тот, как говорили, – пожаловать вассальному государству новые свободы. Многие одельтерцы полагали, что это ознаменует светлую эпоху отношений между государствами.

Император Ресильен Ристель Беранже Гьертон[4]4
  Гьертон (староодм. «правитель») – приставка к фамилии монаршей династии в Одельтере.


[Закрыть] де Брольи, он же Ресильен Первый, распорядился принять делегацию в самом царственном помещении замка, там, где несколько веков подряд короли Одельтера вступали на престол, праздновали свои победы и решали судьбы поколений. Здесь было решено устроить пышный праздник – прием с участием первых лиц Одельтера, чиновников и светских дам. По окончании торжественной части послов будут развлекать талантливые певцы и музыканты, а ночью, если гости того пожелают, – самые красивые женщины Империи. Лишь после двух дней увеселений сильные мира сего приступят к делам государственным.

Несмотря на то что гости были еще в пути, а приготовления – в разгаре, в Старую столицу Этидо еще с утра начали стекаться высшие чиновники. Столь ранний приезд был вызван непосредственным распоряжением Императора, и поэтому, оказавшись в замке, никто из них не сетовал на снующую повсюду прислугу. Советник по науке виконт Леримельсиг Тюэз даже не изменился в лице, когда мимо него проследовал громоздкий и шумный караван из рабочих, переносивших огромные тканые гербы Одельтера и Ядовитых Островов, дабы украсить Тронный зал в старинном стиле.

Виконт Тюэз спешил на разговор с графом Ройемом Исангаром, Главой ведомства Тайных дел, и нельзя было медлить ни минуты. Узнай Император о секретных беседах между советниками, да еще под собственным носом, опись их имущества и ссылка на каменоломни были бы неизбежны. Это и занимало мысли Леримельсига, двигавшегося в направлении третьей западной башни.

Кивнув скучающему у дверей охраннику, Тюэз вошел в небольшой кабинет: там перед чрезвычайным собранием Совета обосновался на пару часов граф Исангар. Помещеньице было приятно натоплено и составляло контраст с огромными холодными коридорами Веарно. Помещеньице безмолвствовало, и тишина нарушалась разве что потрескиванием камина. Двое присутствовавших в комнате человек не издавали ни звука: Ройем Исангар, неаристократично присев на край письменного стола, читал некую бумагу, а Советник по экономике Итрих Ксавия сидел в кресле и прилаживал сигарету к мундштуку.

– Добрый вечер, господа! – бодро начал Леримельсиг, усаживаясь напротив Ксавии. – По душе ли вам сей пережиток прошлого?

– Весьма и весьма недурен. Да и ушей здесь едва ли больше, чем наших, – вкрадчиво улыбнулся Ройем; между делом он смял столь трепетно изучаемую верже и бросил ее в камин. – Господа, приглашаю вас сыграть партию в шахматы. Они были присланы моей жене из Десарины… и вы только посмотрите, как тонко выполнены серебряные фигуры! Я могу видеть все складки на мантии короля, его корона инкрустирована самоцветами; на коне дорогая попона с морионами, а крохотные копытца – из слоновой кости! Пешки отлиты в виде крестьян, которые на своих серебряных плечах несут мешки с серебряной соломой! Прекрасно, прекрасно! Воистину десаринайцы знают толк в ювелирном деле!

«Еще бы, – подумал Советник по экономике. – Ведь не иначе как во всем известных правилах игры было зашифровано десаринайское послание».

Ксавия затянулся, медленно выдохнул сладковатый табачный дым и с прищуром воззрился на Ройема. Но что бы Итрих ни думал о новом Советнике Тайных дел, он не располагал против Исангара ни одним козырем. Ройем же, напротив, владел полными и достоверными сведениями, позволившими ему начать игру.

Невинную игру за спиной Императора.

Граф Исангар усмехнулся, и по взмаху его изящной руки на журнальный столик легла будто неизвестно откуда взявшаяся шахматная доска. Ройем принялся сам расставлять фигуры, и движения его отличались легкостью и аккуратностью.

– Пока я занят приготовлениями, – распорядился граф, – расскажите нам, любезный Леримельсиг, как продвигаются ваши исследования времени?

– Ничего нового, Ваше Сиятельство, за исключением наблюдения асимметрии протекания самопроизвольных природных процессов. Мы пытаемся привязать частоты разных колебательных процессов к материи, к силе, а после…

– Просто сделайте как можно быстрее то, о чем я просил, – помрачнел Ройем и выставил на игровое поле последнюю ладью. – Ваш ход, Ксавия.

На стороне герцога были черные фигуры. Советник по экономике манерно отвел мундштук ото рта и, сделав первый ход конем, отчеканил:

– Не хотелось бы никого огорчать, господа, но за последний год у вас не последовало сколько-нибудь значимых открытий. Лаборатории, если вы ненароком забыли, оплачиваются из моего кармана, а в обещаниях я более не заинтересован. Тебе бы уже следовало обратиться к чародеям, Исангар.

Леримельсиг, которому предстояло ответить на ход Ксавии с честью, втихомолку переставил белую пешку на клетку вперед. Советник Тайных дел, увидев это, хохотнул, расправил затекшую спину, хрустнув позвоночником, и лишь затем снизошел до Советника по экономике:

– Я и сам тот еще чародей. И да будет вам известно, месье Ксавия, я всегда вижу все ходы Вашего Сиятельства – все до единого.

«Этот не упустит повода поглумиться», – презрительно подумал Советник по экономике и потянулся за новой сигаретой; он не мог остановиться, поскольку пребывал в скверном состоянии духа. Оппоненты передвигали все новые пешки, пока Леримельсиг, наконец, не поставил в третий ряд коня.

– А что вы расскажете о продвижении в иных областях науки? – вновь поинтересовался граф Исангар у главного ученого Империи.

– В прошедший месяц мои профессора предсказали существование новой планеты в системе, выявили условия гибели некоторых вирусов и провели несколько испытаний нового двигателя. Perpetuum mobile[5]5
  Perpetuum mobile – вечный двигатель (лат.).


[Закрыть] еще недостижим для нас, но…

– Великолепно! Обо всем этом и поведаете Ресильену на Совете.

Игроки продолжали разыгрывать выжидательные ходы: каждый действовал осторожно, не спешил бить фигуры врага либо дебютировать гамбитом[6]6
  Гамбит – шахматный прием, в котором ради быстрого развития событий жертвуют фигурой.


[Закрыть].

На доске воцарился беспорядок: слоны и ладьи встали в один ряд с пешками, а на четвертой и пятой горизонталях столкнулись лоб в лоб черный и белый пионы[7]7
  Пион – то же, что и пешка.


[Закрыть]. Через пару ходов к ним присоединились два коня и рядом с каждой пешкой встала вражеская фигура.

– Полноте! – подначивал Ройем. – Я жажду боевых действий!

Подойдя к шахматной доске со стороны белых фигур и задумчиво приглядевшись к игровому полю, Советник Тайных дел сделал ход вместо виконта Тюэза. Граф переставил с пятой на четвертую горизонталь коня и забрал себе такого же достоинства черную фигуру Ксавии.

Этот прием был излюбленным в богатом арсенале Ройема Исангара.

– Ах, Ксавия, вы потеряли коня! – с чувством воскликнул граф. – И кого же, господа, мы возьмем в партию взамен выбывшей фигуры?

Итрих тут же побил дерзновенную фигуру Исангара слоном.

– Будь аккуратен, Ройем, – как ни в чем не бывало предупредил его Советник по экономике. – Негодная фигура может обречь тебя на «детский мат»[8]8
  «Детский мат» – атака слабого места в первоначальной позиции.


[Закрыть].

* * *

Двенадцать мужчин чистой одельтерской крови собрались в небольшой Восточной зале Веарно. Собрались, поскольку Палаты Парламента, будучи лишь данью современности, повелевали немногим. Все законопроекты и решения, принятые на обсуждениях Палаты Публики и направленные в Палату Земель, одобрялись или отвергались только с недвусмысленного намека со стороны Императора.

Политический курс и его важнейшие шаги определялись Высшим державным советом из четырнадцати человек: тринадцати советников и монарха. Каждый советник возглавлял собственное ведомство и обязан был представлять государю каждые две недели малый отчет и большой доклад ежемесячно. Император же имел в ведении мощную армию, привязанную к нему нерушимой магической клятвой, и, стало быть, лишь благодаря ей удерживал относительно прочную главенствующую позицию.

Впрочем, многое в Одельтере было относительно, и именно об этом сегодня велись осторожные разговоры в Восточной зале. Чиновники прекрасно знали о текущих трудностях Империи – нищете рабочего класса, выступлениях подпольных партий, недовольстве Ассоциации государств – и о том, что затруднения эти означали лишь одно: Совет не справлялся.

Новый государь, Ресильен Ристель Беранже Гьертон де Брольи, был четвертым сыном императора Ренгуара по прозвищу Победитель, сорок два года назад путем масштабной диверсии захватившего власть в Империи, – и в мире еще спорили о легитимности одельтерской правящей династии. Однако поначалу революция оправдала себя с лихвой: Ренгуар показал себя грамотным правителем.

Победитель скончался после неизвестной и продолжительной болезни, разъевшей его органы изнутри. После кончины императора Ренгуара налаженная им система уже через пару лет стремительно покатилась вниз: экономика падала, деньги обесценивались, рабочие устраивали забастовки, торговля не приносила и половины былой прибыли, и повсеместно возникали бунты против «самочинной» монаршей власти.

Первые два сына Ренгуара, незаконнорожденные, умерли в младенчестве. Третий его наследник, Грегоир Радрин Гьертон де Брольи, правил совсем недолго, с 883 по 889 год.

Ресильен Первый взошел на престол всего месяц назад; новому императору исполнилось тридцать восемь лет. Он принял царствование с мрачным лицом и с каждым днем мрачнел все сильнее: несчастье забралось к нему на плечи, словно еще один его ребенок, и, вырастая и тяжелея, все ниже пригибало его к земле. Поводов для радости у Ресильена находилось немного, а вот для печали – более чем достаточно. Самой страшной оказалась мысль о собственной беспомощности: неподготовленный к государственной власти, он понимал, что окажется на престоле неважным стратегом.

Но государь и не ведал, какими яркими он обладал задатками для того, чтобы стать сокрушительным символом Империи. Таким, на который молились бы, от которого молодые впечатлительные дамы впадали бы в беспамятство, в праведность которого верили бы влиятельные старики. Ведь Ресильен де Брольи был магнетически красив.

Провидение наградило его примечательной, «острой» внешностью: казалось, черты лица его сплошь состояли из прямых углов и ломаных линий. И было что-то совсем не одельтерское в этих чертах лица – резких, даже когда государь пребывал в спокойствии. Его впалые щеки были усеяны точками щетины, даже несмотря на старания придворных брадобреев; небольшие глаза и короткие волосы, уложенные с пробором у левого виска, странно походили друг на друга цветом – тем, что именуется в народе кофейным. При общении Ресильен всем своим существом излучал какую-то странную приятность, и, если бы не постоянные напряжение и усталость, придворный штат мигом пополнился бы свитой из королевских любовниц.

Двенадцать советников ждали сегодня императора, а вместе с ним и Йерне Леклера, ответственного за внутренние дела государства. Волнение, царившее в Восточной зале, становилось настолько осязаемым, что, казалось, затмевало блеск форменных черно-синих мундиров. Каждый желал выпить хотя бы вина, но перед собранием советникам принимать алкоголь запрещалось, и поэтому кто-то мерил шагами залу, кто-то просил сладкого чая, а кто-то вел навязчивый светский разговор – лишь бы отвлечься.

Наконец в комнату вошел Ресильен, и за ним – полотнянобелый Советник. Государь, стало быть, излагал перед этим барону Леклеру слишком нелицеприятные вещи, ибо сейчас с высокого лба Советника катился крупный пот; и, пристыженно волочась позади правителя, Йерне вынужден был обтираться фарогнейским платком.

Ресильен де Брольи ступал без самодовольства: он еще не распробовал абсолютную власть на вкус и держался наравне с Державным советом. Однако приступы его гнева вызывали серьезные опасения, и поэтому чиновники, завидев сюзерена, выпрямились и застыли, вскинув левые руки в приветственном жесте.

Государь щелкнул пальцами, и двери затворились, а двенадцать человеческих статуэток были вновь оживлены.

– Итак, господа Высшие советники, я полагаю, вы готовы озвучить доклады, – произнес Ресильен, скользя недобрым взглядом от одного лица к другому. – Начнем с вас, Исангар.

Советник Тайных дел в мгновение ока вырос у императорского письменного стола и поклонился.

– Княжеский Синклит[9]9
  Синклит – собрание высших сановников; в данном случае – собрание князей истинных родов островов Тари Ашш.


[Закрыть] весьма негативно относится к подписанию торгового договора на разработанных нами условиях, особенно к упрощению регистрации наших судов, – сказал он. – Ядовитая нация, разумеется, будет вновь ходатайствовать о свободе внешней политики и предложит заключить выгодные экономические соглашения с Сен-Деггон. От которых, честно говоря, и они, и Одельтер могли бы получить немалую прибыль.

– Ни за что! Сен-Деггон в торговой блокаде, – злобно уронил Ресильен. – Сейчас, как никогда, нельзя идти против Ассоциации. Однако торговля не так важна. Главное – заполучить их военные разработки.

– Да, Ваше Величество, – продолжил Ройем Исангар. – Согласно Уставу Ассоциации, отобрать их силой мы не имеем права, поэтому заключить договор с Островами следует обязательно.

У Империи, надо заметить, до сих пор не было ни одного документа, регулирующего пользование научными достижениями вассального царства Тари Ашш. Каждый из советников знал, что Ядовитым людям проекты военной техники ни к чему: любая война сотрет их маленький народец с лица земли. Но для Одельтера – главным образом из-за раскрытого союза мансуртов и Цесс – овладение военными технологиями царства Тари Ашш носило первостепенный характер.

– А взамен нам придется отдать место в Державном совете, – тяжело вздохнул император. – Не выставлять же себя варварами.

Советник Тайных дел никак не откликнулся на высказывание монарха – куда более его занимал сейчас собственный отчет.

– Вынужден также сообщить, – невозмутимо продолжал Ройем, – что мои шпионы нашли в Империи Цесс следы Дезире Дуакрона и его жены, некоей Либертины.

Несколько советников, услышавшие новость о наследнике старой монаршей династии (и предполагаемом главе партии «Освобождение»), стиснули зубы. Давний недруг Одельтера, Цесс объединилась не только с мансуртами, но и с преемниками убиенного Императора Вернатье! Что, как не это, послужит великолепным подспорьем оппозиционно настроенным группировкам?

Династия Дуакронов правила Одельтером в течение шестисот лет, и именно ей Империя была обязана присоединением островов Тари Ашш. Но прежние государи слишком долго отрицали новые политические принципы, не давая народу даже видимости участия в управлении своими землями. За что вскоре и поплатились революцией.

Примечательно, что Одельтер, свергнувший одного монарха, тут же оказался под властью нового: Империя не привыкла обходиться без жесткой руки. Ренгуар де Брольи, тонко прочувствовав настроение народа, образовал Державный совет и местные органы самоуправления – с великолепно обрисованными правами, разумеется. В то время Империи прочили спокойствие на сотню лет вперед.