Текст книги "Безмолвная честь"

– Мне так жаль дядю Така и тетю Рэйко! Такое трудно пережить.

– Знаю. Я постараюсь помочь им всем, чем смогу, – ответил Питер, понимая, что способен он не на многое. Он пообещал сохранить небольшую сумму, оставшуюся у Така, предложил купить все, что Такео не сможет продать, но было не так-то легко изменить всю жизнь за девять дней. Другим приходилось спешно сбывать продукцию, или продавать предприятия, или же просто бросать все нажитое за долгие годы.

– Я буду заботиться о детях, – пообещала Хироко, но Питера не покидали сомнения, сможет ли она остаться вместе с Танака. Его мучила мысль о том, что он не сумеет защитить Хироко. – Кендзи очень сердит.

– Его можно понять: он сказал правду. Он американец, такой же как я. Никто не имеет права относиться к нему как к врагу.

– Напрасно они поступают так с нами, верно? – Хироко не сомневалась в этом, но последствия и причины подобного отношения до сих пор вызывали у нее замешательство. Со страниц газет не сходили статьи об приближающихся атаках японских войск, угрозе всему побережью, и иногда Хироко верила этому. Вот в чем заключалось оправдание переселения японцев и постоянные сомнения в их преданности. Но почему живущие в Америке японцы должны быть верны Японии, когда там у них зачастую не было ни одного родственника, когда они никогда не бывали на родине предков? Дать этому разумное объяснение оказывалось невозможно, и Хироко качала головой, слушая Питера. – Бедный дядя Так… – промолвила она. – Бедные все… – В этот момент она даже не вспомнила о собственной судьбе. Подумав, она добавила:

– Мне придется оставить здесь все кимоно. Они слишком тяжелые, я не сумею нести их. А может, даже к лучшему обойтись без них.

– Я сохраню их для тебя, – пообещал Питер. Он скорее сберег бы от беды саму Хироко. – Когда война кончится, мы будем вместе, Хироко, что бы ни случилось. Не забывай об этом, где бы мы ни оказались, хорошо?

В ответ она кивнула, и Питер поцеловал ее.

– Я буду ждать вас, Питер, – тихо сказала она.

– Я вернусь, – сказал он решительно, молясь, чтобы боги уберегли их обоих.

Они в молчании вошли в дом, и с тех пор им больше не удалось побыть вдвоем. Все были заняты.

Такео уволился из университета, а Питер взял недельный отпуск, чтобы помочь ему. В отличие от многих своих друзей, Так выручил приличную сумму за дом – более тысячи долларов. Многим приходилось продавать дома за сотню долларов, а то и меньше, если соседи оказывались жадными.

Как всегда, нашлись люди, не замедлившие воспользоваться преимуществами ситуации. Кое-кого уведомили о необходимости прибыть в Танфоран всего за три-четыре дня. Девять дней были настоящим призом.

За машину Так получил всего пятьдесят долларов, и еще пять – за новенький комплект дорогих клюшек для гольфа.

Так охотнее оставил бы их Питеру, но Питер тоже вскоре уезжал. На время пребывания в армии он собирался оставить вещи на складе. Танака устроили во дворе распродажу вещей, которые они не смогли взять с собой или оставить на хранение. Рэйко плакала, продавая свое свадебное платье юной девушке всего за три доллара. Но Хироко сумела тщательно уложить кукольный домик Тами в коробку вместе со всей крохотной мебелью, надписала на коробке имя Танака и отправила ее на правительственный склад.

На складе они оставили совсем немного вещей – такое решение принял глава семьи. Среди них были альбомы с фотографиями, кукольный домик, несколько других памятных вещиц. Все крупные предметы были проданы за гроши на лужайке перед домом, и Питер вел подсчет собранным деньгам. К концу распродажи их прибыль составила три тысячи долларов. Эта сумма казалась огромной, если не вспоминать, что они лишились всего имущества. Одними из самых тягостных были минуты, когда секретарша Така из университета пришла за Лесси. Тами цеплялась за собаку и рыдала, отказываясь отпустить ее, и наконец Хироко удалось увести ее и удержать в доме. Увозя собаку, бедная женщина сама не могла сдержать слезы, а Лесси лаяла, пытаясь выскочить из окна машины, пока она не свернула за угол дома. Казалось, даже собака понимала, что происходит. В этот ужасный день каждый член семьи лишился самого дорогого. Кен продал свою коллекцию бейсбольных бит с автографами знаменитостей и старую форму младшей Лиги, Салли – огромную кровать с четырьмя столбиками, которую так любила. В доме не осталось ни одной кровати, и Хироко предложила до отъезда спать на футонах.

– Какой ужас! – воскликнула Салли, услышав об этом.

Она уже потеряла все: одежду, друзей, школу, даже кровать, а теперь должна была спать на полу, как собака.

– В Японии тебе так или иначе пришлось бы обойтись без кровати, – заметила ее мать, улыбаясь Хироко. Замечание привело Салли в ярость.

– Но я не японка! Я американка! – крикнула она, бросилась в дом и захлопнула за собой дверь. Это событие повергло всех в уныние, особенно Тами, которая еще оплакивала потерю Лесси и кукольного домика.

– Когда мы будем на месте, сделаем тебе новый, – утешала ее Хироко.

– Ты же не знаешь, как это делается, а папа не захочет. – Родители малышки в эти дни были в дурном настроении, и играть с ней соглашалась только Хироко.

– Мы попросим его. Он покажет мне, что надо делать, и мы будем строить домик вдвоем – ты и я.

– Ладно. – Тами немного оживилась. Ей уже исполнилось девять лет. Салли недавно минуло пятнадцать, но порадоваться в день рождения ей было нечему. Единственной хорошей новостью было то, что семье подружки Кена, Пегги, предстояло отправиться в Танфоран в тот же день, что и Танака.

Подруга Салли, Кэти, больше ни разу не разговаривала с ней. Днем машина родителей Кэти, где сидели она и брат, проехала мимо дома Танака, они видели дворовую распродажу, но не остановились, даже не помахали, и Салли отвернулась.

После распродажи у них в запасе осталось еще два дня, но на это время было запланировано множество дел. Новые владельцы дома купили кое-что из мебели, но не все – у них были свои вещи. Хироко день и ночь укладывала багаж вместе с Рэй-. ко, избавлялась от всего лишнего – ненужные вещи предлагали друзьям или сдавали в благотворительные организации.

Самым трудным было решить, что брать с собой. Они не знали, какая понадобится одежда – для города или для сельской местности, теплая или для жаркой погоды, и не хотели перегружать себя лишним багажом, поскольку унести могли совсем мало.

В последний вечер, ближе к десяти часам, наконец кончили укладывать вещи. Питер помогал друзьям. Так угостил его пивом, а затем отправился наверх помочь Рэйко. Питер с Хироко уселись на крыльце дома. Стоял чудесный апрельский вечер, и было трудно поверить, что в таком прекрасном мире может случиться беда.

– Спасибо вам за помощь, Питер, – улыбнулась ему Хироко, и он склонился, целуя ее. Хироко ощутила привкус холодного пива на его губах, улыбнулась еще раз и ответила ему поцелуем.

– Ты слишком много работала, – мягко упрекнул Питер и привлек к себе. Хироко была неутомима, а Рэйко так тревожилась и была настолько рассеяна, что Хироко пришлось выполнить большую долю работы.

– Вы работали столько же, сколько и я, – спокойно возразила Хироко, и это была правда. Такео не раз повторял, что без Питера они вряд ли справились бы. Питер помогал переносить вещи, разбирался вместе с Таком в бесчисленных коробках, упаковывал все, что мог, снимал со стен картины и двигал мебель, и даже отнес несколько коробок на склад.

Кое-что из вещей он забрал к себе, чтобы сохранить до возвращения друзей – в том числе и кимоно Хироко.

– Когда-нибудь мы станем хорошей парой, а сейчас мы уже отличная команда. Мы оба умеем работать. – Питер улыбнулся, хитро прищурившись. Ему нравилось говорить о предстоящей свадьбе, заставляя Хироко краснеть. Она была еще слишком старомодна, но Питер только радовался этому. – Так сколько же детей у нас будет? – небрежно спросил Он и усмехнулся, увидев густой румянец на щеках Хироко.

– Сколько вы захотите, Питер-сан, – ответила она, зная, что их никто не услышит. – Маме хотелось иметь много детей, много сыновей, но когда родился мой брат, ей было очень плохо, она чуть не умерла. Она хотела, чтобы брат появился на свет дома, а мой отец говорил, что она должна поехать в больницу. Отец – современный человек, а маме нравятся давние обычаи… как мне, – с робкой улыбкой добавила она.

– Как нам, – поправил ее Питер. – Постарайся как следует беречь себя в Танфоране, ладно? Условия там могут оказаться не особенно хорошими. Будь осторожна, Хироко. – Он боялся сказать большее, ужасался при мысли, что с Хироко может что-то случиться. Он лишь молился, чтобы ее не разлучили с Танака и не отправили куда-нибудь в другое место. Он был не в силах защитить ее, – Я буду благоразумна… и вы тоже не забывайте об осторожности. – Хироко многозначительно взглянула на Питера. В отличие от нее он уходил воевать. А пока было так приятно сидеть в уютном саду. Ни один из них не знал, когда удастся снова побыть наедине. Хироко придется жить на сборном пункте, среди тысяч людей, а Питер отправится в армию. Этот момент обоим хотелось запомнить навсегда.

– Так ты будешь осторожна? – снова спросил он, грустно глядя на Хироко.

– Непременно, обещаю вам.

Взглянув в ее глаза, Питер отставил банку с пивом, крепко обнял Хироко и поцеловал. Рядом с ней у него всегда перехватывало дыхание, ему было трудно не потерять голову, но, к счастью, оба помнили об ответственности, хотя искушение Питера было слишком велико.

– Мне пора, – прерывисто сказал он, желая навсегда сжать ее в объятиях, не отрываться от ее губ, но при этом боясь напугать или обидеть ее.

– Я люблю вас, Питер-сан, – прошептала Хироко, когда он вновь поцеловал ее. – Я так вас люблю…

Несмотря на всю сдержанность, он тихо застонал, и Хироко улыбнулась. О таком блаженстве она даже не мечтала.

– И я люблю тебя, детка… Увидимся завтра.

У ворот они еще раз поцеловались, а затем Питер уехал.

Хироко медленно побрела к дому, гадая, что с ними будет.

Судьба пока лишь задавала ей вопросы, не отвечая на них.

Уже почти достигнув двери, Хироко услышала, как кто-то позвал ее по имени. Она удивленно обернулась и увидела, как по дорожке идет Энн Спенсер. Сначала Хироко даже не узнала ее. Волосы Энн гладко зачесала назад, была одета в старый свитер и несла в руке корзину.

– Хироко! – снова сказала она, и Хироко направилась к ней навстречу. В последний раз они виделись, когда Хироко покидала колледж святого Эндрю и Энн зашла попрощаться с ней, а затем долго стояла у окна, глядя вслед машине.

Разумеется, они никогда не были подругами, однако во время последней встречи в них зародилось уважение друг к другу. Хироко поняла, что Энн недовольна варварским поступком студенток, что ее мучает стыд. Однако между ними так и не возникло дружеской теплоты.

– Энн Спенсер? – осторожно спросила Хироко.

– Я слышала, что вы уезжаете.

Слова ее изумили Хироко.

– Как вы могли услышать об этом?

– Одна из моих подруг учится у твоего дяди в Стэнфорде, – просто объяснила Энн. – Мне очень жаль. – Уже второй раз она извинялась перед Хироко за то, в чем не была виновата. – Ты уже знаешь, куда вас увозят?

– На сборный пункт в Танфоран, а куда потом – неизвестно.

Энн кивнула.

– Я привезла тебе вот это. – Она протянула Хироко корзину, набитую аппетитной снедью – джемом, сыром, банками супа, мясными консервами, – способной долго поддерживать их. Хироко изумилась при виде такого обилия вкусных вещей, но еще сильнее ее потрясло великодушие Энн – ведь они были едва знакомы.

– Спасибо вам. – Хироко взяла корзину и недоуменно взглянула на девушку, не понимая причин ее поступка.

– Я хочу, чтобы ты знала: я не могу поверить, что с вами решили так поступить. По-моему, это отвратительно. Мне очень жаль, – снова повторила она, и ее глаза заблестели от подступающих слез. Девушки долгую минуту смотрели друг на друга, и Хироко низко поклонилась, выказывая уважение:

– Спасибо вам, Энн-сан.

– Да благословит тебя Бог, – прошептала Энн, повернулась и бросилась вон из сада. Услышав, как за воротами зашумела и отъехала машина, Хироко медленно зашагала к дому с корзиной в руке.

Глава 10

День, когда они покидали дом, стал самым мрачным днем их жизни, запомнившимся навсегда.

Собаку уже увезли, машина и вещи были проданы, и дом стоял почти пустой. Теперь он производил жуткое впечатление. Новые владельцы должны были появиться к полудню, чтобы начать переезд, и Так оставил ключи соседям.

Большинство портящихся продуктов просто выбросили, а то, что было еще пригодным в пищу, отдали Питеру.

Мучительнее всего было расстаться с домом, в котором они прожили почти восемнадцать лет. Рэйко и Так купили его, ожидая появления на свет Кена. Сюда, в этот дом, приносили всех детей, этот дом они любили и знали, здесь Так и Рэйко вели счастливую супружескую жизнь. Рэйко остановилась, оглядываясь в последний раз и вспоминая о радостных минутах прошлого, Так подошел к ней и обнял за плечи.

– Мы вернемся, Рэй, – невесело пообещал он.

– Но это будет уже не то, – возразила она, не вытирая катящиеся по лицу слезы.

– Мы купим другой дом. – Им оставалось только жить и преодолевать одно за другим выпавшие на их долю препятствия. – Обещаю тебе.

– Да, конечно, – храбрясь, согласилась Рэйко и медленно прошла по комнатам, ведя за собой мужа. Она прочла молитву, надеясь, что вскоре все они вновь окажутся дома, в безопасности и вместе.

Питер собирался отвезти их до комендатуры вместе с немногочисленным имуществом. Все уже прицепили к одежде выданные бирки: Тами – к пуговице пальто, Салли – к запястью, а Рэйко, Так и Кен – к жакетам. Питер осторожно прикрепил к верхней пуговице кофточки Хироко бирку с номером 70917.

Хироко села в машину, держа на коленях корзину Энн Спенсер. Этот подарок порадовал Рэйко – он наверняка должен был оказаться полезным, ибо никто не знал, насколько долгая дорога предстоит.

Поездка до комендатуры была краткой и прошла В молчании. Свернув за угол улицы, они увидели, что возле здания творится сущий хаос – вокруг толпились люди, возвышались горы багажа, подъезжали автобусы.

– О Господи! – прошептал Так, потрясенный зрелищем. – Неужели из Пало-Альто высылают всех до единого?

– Похоже, ты прав, – отозвался Питер, осторожно пробираясь сквозь толпы людей, запрудивших улицу. Все они несли чемоданы и коробки, вели за руки детей, помогали старикам. У комендатуры их ждало не меньше десятка автобусов. Вокруг царила неразбериха, и Так не мог представить себе, что сейчас им предстоит смешаться с этой толпой.

Питеру запретили сопровождать друзей в Танфоран – туда не пускали транспорт, принадлежащий частным лицам.

Танака предстояло отправиться на автобусе вместе с остальными. Но Питер пообещал сам приехать в Танфоран и попытаться разыскать их. Прежде всего следовало подыскать место для стоянки машины. Питер собрался пробыть с друзьями до самого отъезда.

– Какая суета! – пробормотал Так, и все нехотя выбрались из машины, взяли вещи и присоединились к толпе. Их немедленно отправили к группе побольше, и через несколько минут Питеру велели уходить. Он спрашивал, будет ли у него возможность повидаться с друзьями в Танфоране, но этого никто не знал. Так помахал ему рукой, и Питер скрылся в толпе; Хироко с трудом боролась с охватившей ее паникой. Внезапно все стало реальным: им предстояло попасть в заключение, претерпеть переселение или эвакуацию – как бы ни называли это событие, суть его не менялась. Хироко чувствовала, что она больше не свободный человек, что Питера нет рядом и она не может оказаться рядом с ним, даже если захочет. Что, если она никогда больше не увидит его… если он не найдет их… если… Словно ощутив страх Хироко и всех родных, Тами расплакалась. Она вцепилась обеими руками в свою куклу, к которой тоже была прикреплена бирка, а Хироко сжала ручонку Тами, чтобы не потерять ее в толпе.

Тетя Рэй выглядела мрачной, Кен разыскивал в толпе свою подружку Пегги, а Так призывал близких держаться вместе. Наконец им вручили какие-то бумаги и велели погрузить вещи в автобусы. После этого они провели еще час, не сходя с места, и уже перед полуднем объявили посадку на автобусы, вскоре выехавшие в Танфоран. Поездка заняла всего полчаса.

В Танфоране царил настоящий содом. Вокруг, насколько хватало глаз, толпились люди – тысячи людей. Старики с крупными бирками, больные на скамейках, горы чемоданов, коробок с едой, плачущие дети. Людское море распространялось во все стороны и казалось бесконечным. Неподалеку виднелась палатка, где готовили еду, а еще дальше – ряд открытых уборных.

Хироко знала, что все пережитое в эти часы она не забудет никогда. Днем раньше прошел дождь, и теперь они стояли по щиколотку в грязи, вытянувшись длинной шеренгой, насчитывающей, должно быть, больше шести тысяч человек.

Оглядываясь, Хироко утратила последнюю надежду когда-нибудь вновь увидеть Питера.

– Он ни за что не найдет лае, – обреченно произнесла она.

– А может, и найдет, – возразил Так, с ужасом оглядываясь по сторонам. Его новые остроносые туфли безнадежно испортила грязь, доходящая ему до щиколоток. Салли заявила, что ей надо в туалет, но она скорее умрет, чем воспользуется открытой уборной. Хироко и мать уже пообещали прикрыть ее одеялом, но Салли отказывалась даже слушать.

Однако Хироко и Рэйко знали, что рано или поздно всем им придется отправиться в открытые уборные, как бы это ни было отвратительно.

Они простояли в шеренге три часа, и корзина, подаренная Энн, пришлась кстати. Никто из них не получал разрешение покинуть шеренгу, чтобы отправиться к палатке, где выдавали еду. Тами не переставая хныкала и время от времени садилась на чемоданы.

Когда подошла их очередь пройти осмотр, им всем пришлось показать горло и кожу на руках, хотя даже Рэйко не могла определить, в чем дело. Все они были изумлены, когда вакцину им стали вводить другие «заключенные» – Рэйко даже сомневалась, что это сестры, возможно, они были просто гражданскими лицами, помощниками на осмотре. Она заметила, что и люди у полевой кухни выглядят как добровольцы. Они представляли собой пеструю толпу, были одеты в коричневые костюмы, синие куртки, даже шляпки с перьями. Рэйко спросила, есть ли на сборном пункте лазарет, и кто-то неуверенно махнул рукой в сторону и ответил, что, кажется, лазарет вон там.

– Может, там нужна помощь, – тихо сказала Рэйко Таку, но он не знал, сколько они здесь задержатся. К тому времени когда их перевели в другую шеренгу, руки у всех ныли от прививки, а бедняжка Тами так утомилась, что, по ее словам, готова была упасть. Хироко держала ее за руку, приглаживала волосы и рассказывала сказку о лесном эльфе и маленькой фее; немного погодя Тами заслушалась, покрепче обняла куклу и перестала плакать.

Кен тоже приободрился. Он только что нашел свою подружку – это было настоящим чудом в такой толпе. Но Питер не появлялся. Наступило четыре часа дня, семья провела в Танфоране уже несколько часов, а им все еще не показали отведенное жилье.

Они часами стояли на одном месте, и хотя видели, что люди из других шеренг отправились ужинать, не имели права покинуть свое место. Наконец им выдали номер и объяснили, где искать отведенное им жилье под номером 22Р. Они собрали вещи и отправились в указанном направлении, охваченные таким чувством, словно вдруг им позволили уйти домой. Им еще не сообщили, сколько времени придется провести в Танфоране, куда их увезут отсюда. Среди длинных рядов конюшен они долго плутали кругами, пока наконец Кен не заметил их номер. Им отвели конюшню, где некогда держали чистокровного рысака, ныне пустую. Конюшня едва ли была просторной для коня, не говоря уже о семье из шести человек. Новое жилье имело узкую дверь, достаточную, чтобы в нее прошла лошадь. Заглянув внутрь, они увидели, что стены конюшни побелили, но пол остался грязным, покрытым навозом, мусором и соломой. Внутри стояла удушливая вонь.

На этот раз потрясение оказалось слишком велико для Рэйко – ее желудок изверг все съеденное с самого утра.

– О Господи, Так! – несчастно пробормотала она. – Этого я не выдержу…

– Выдержишь, Рэйко. Крепись, это неизбежно, – мягко отозвался он. Дети смотрели на них. – Посиди немного с девочками. Хироко принесет тебе воды. А мы с Кеном возьмем лопаты и вычистим все. Может, тебе удастся достать еды – сходи к кухне вместе с детьми. – Но меньше всего Рэйко хотелось становиться в очередь за едой, а дети были еще не голодны. Вместо этого они уселись на чемоданы и вновь полезли в корзину, подаренную Энн. Это был настоящий подарок богов.

Рэйко, все еще бледная, понемногу приходила в себя. Они устроились на некотором расстоянии от конюшни. Хироко разыскала несколько больших джутовых мешков, в которых носили корм лошадям, и вместе с Салли набила их соломой, чтобы использовать в качестве матрасов, как только конюшня будет вычищена. Вместо лопат Кену и Таку удалось раздобыть лишь две старые жестянки из-под кофе, и они стали мучительно медленно убирать навоз. Появился встрепанный и разгоряченный Питер, он выглядел словно призрак. Хироко бросилась к нему и обняла, не в силах поверить, что он и вправду нашел их.

– Я проторчал в здании администрации с самого полудня, – устало объяснил он. – Я был готов продать душу, лишь бы попасть сюда, – по-видимому, они так и не поняли, зачем мне понадобилось навестить вас. Они сделали все возможное, лишь бы остановить меня. – Он нежно поцеловал Хироко, испытывая невозможное облегчение при виде их всех. Ему пришлось пройтись вдоль всех рядов конюшен, всех очередей, тянущихся к кухне. Оглянувшись через плечо, он увидел, чем заняты Так и Кен. – Забавно, – сухо усмехнулся он, и Так ответил ему усмешкой. Он еще не лишился чувства юмора, а прибытие Питера оживило семью. Теперь они не чувствовали себя такими одинокими.

– Попробуй, и узнаешь, забавно ли это.

– Это мысль! – Питер сбросил пиджак на кучу соломы, которой Хироко набивала мешки, закатал рукава и, пожертвовав своими любимыми ботинками, вошел в конюшню, присоединившись к Кену и Таку. Они разыскали еще одну банку из-под кофе, и через несколько минут Питер стал таким же грязным, как и его друзья. Работа была изнуряющей, конюшня выглядела так, словно ее не чистили годами, – вероятно, так оно и было.

– Неудивительно, что лошадь удрала, – проворчал Питер, загребая навоз банкой. Это было все равно, что пытаться вычерпать океан чайной чашкой. – Ну и грязища!

– Неплохо, верно? – отозвался Так, а Кен промолчал.

Ему было ненавистно и пребывание здесь, и эта нелепая работа. В эту минуту он отдал бы все, лишь бы добраться до людей, которые подвергли их такому унижению.

– Я хотел бы сказать, что видел места и похуже, – заметил Питер, работая с Таком бок о бок, становясь все грязнее с каждой минутой и почти ничего не добиваясь. – Но сравнивать мне и вправду не с чем.

– Подожди, ты еще доберешься до Европы вместе с Дядюшкой Сэмом. Вероятно, там тебе придется заняться такой же работой.

– По крайней мере я заранее прошел практику.

Уже давным-давно стемнело, Рэйко, дети и Хироко улеглись на соломенные матрасы, а мужчины еще работали. Наконец Хироко принесла им кружки с дымящимся чаем и предложила свою помощь, но мужчины отказались. Работа была слишком грязной и трудной для женщины.

– Тебя пустили сюда на какое-то определенное время? – спросил Так Питера, когда они устроили небольшую передышку, но он только пожал плечами и улыбнулся Хироко.

– Мне ничего не сказали. Я останусь здесь, пока меня не вышвырнут вон.

Через несколько минут они вернулись к работе. В два часа ночи чистка конюшни была закончена. Кен отправился за брандспойтом, а Питер и Так закончили отскребать стены у самого пола. Навоз был убран, они добрались до сравнительно чистого пола, на который направили струю воды.

– Пол здесь будет сохнуть пару дней, – задумчиво заметил Питер. – Будем надеяться, что за это время не пойдет дождь.

Они решили, что, едва пол в конюшне подсохнет, его застелят соломой, а сверху уложат матрасы. Все, что им теперь оставалось, – сидеть снаружи на мешках с соломой, приготовленных Хироко. Кен рухнул на мешок, подкошенный усталостью, и Так присоединился к нему. Питер устроился рядом с Хироко. Она ждала их, желая побыть с Питером.

Рэйко и две девочки уже спали.

– Похоже, места здесь будет маловато, – негромко сказал он. Все тело Питера ныло от усталости. Такео и Кен работали так же упорно, как и он.

– Выглядит эта конура ужасно, – подтвердила Хироко.

Она не могла представить, что им придется остаться здесь, что целый день они потратили, чтобы убрать двухфутовый слой конского навоза. – Спасибо вам за все, Питер. Бедный дядя Так… – прошептала она. Работа изнурила Така, – Мне так жаль, что вам всем пришлось пройти через это.

– Сиката-га най, – негромко отозвалась Хироко, и Питер удивленно поднял брови. – Это значит – уже ничем не поможешь. Надо просто смириться.

Но, кивая, Питер пожелал, чтобы он мог как-нибудь поправить дело.

– Мне больно думать, что придется оставить тебя здесь, детка. – Питер обнял ее и прижал к себе. Он опасался причинить Хироко неприятности, но разве бывают неприятности хуже тех, которые она испытывала сейчас? Здесь., в Танфоране, никто не следил за заключенными. Вокруг разместилось множество семей, стариков, днем по всему лагерю бегали дети. Питер выделялся из толпы своей , американской внешностью и ростом, но никто не проявлял интереса к его присутствию. – Как жаль, что я не могу увезти тебя с собой. – Он улыбнулся и бережно поцеловал Хироко, не желая касаться ее своими перепачканными руками.

– И мне бы хотелось, чтобы вы увезли меня отсюда, – грустно подтвердила она. Она сознавала, что в этот день они потеряли все, что имели, и что могли когда-нибудь, обрести. Она утратила свободу, и любой момент, проведенный с Питером, становился бесценным. Хироко задумалась, не совершила ли она глупость, говоря ему, что не хочет выходить замуж без согласия отца. Может, ей следовало уехать в другой штат вместе с Питером, как он просил, – туда, где они могли бы пожениться. Теперь было уже слишком поздно, но Хироко не переставала размышлять об этом, пока Питер ходил мыться вместе с Кеном и Таком, по дороге завернув в отвратительного вида открытые уборные. Со своего места Хироко не видела их, но знала, что они там. Сама Хироко, тетя Рэй и девочки посетили уборные раньше, по очереди, прикрывая друг друга одеялами.

Питер вернулся спустя несколько минут и сказал Хироко, что она должна поспать. Он пообещал, что придет на следующий день, ближе к полудню, – с утра ему приходилось вести занятия в университете. Но казалось, Питер был не в состоянии уехать, а Хироко не хотелось отпускать его.

Прошло еще полчаса, прежде чем они наконец расстались.

Хироко смотрела вслед уходящему Питеру, испытывая такое чувство, словно лишилась последнего из друзей.

– Попробуй заснуть, – предложил Так, протягивая Хироко одеяло и жалея, что она решилась приехать в Америку. Так или иначе, здесь ей придется многое выстрадать, иначе не может быть. Менять что-либо уже поздно, влюбленные, они жили во враждебном мире, который не окажет им никакой помощи, только постарается причинить боль.

Хироко свернулась на соломенном матрасе, укрывшись пальто и тонким, привезенным с собой одеялом, и задумалась о Питере, не зная, чем дальше обернется для них жизнь.