Текст книги "Удар молнии"

Глава 5

На следующий день Алекс проснулась в шесть утра и какое-то время бесцельно бродила по дому. Она приготовила завтрак и кофе для Сэма и пошла проведать Аннабель, которая еще мирно спала. Сэм тоже спал, и Алекс было странно смотреть на них, ведь она знала, что через полчаса уйдет на несколько часов или несколько дней. Алекс предстояла битва, которую она могла проиграть. Стоя в дверях детской, она поймала себя на мысли, что происходящее просто не укладывается в голове. Как же она расстанется со своей маленькой девочкой? Что с ними будет? Только сейчас до нее начало доходить, что ее ждет дальше.

Завтракать Алекс не стала, хотя ей ужасно хотелось кофе. Когда она чистила зубы, то внезапно почувствовала, что к глазам подступили слезы. Больше всего на свете ей сейчас хотелось убежать, спрятаться, но от собственного тела, которое ее безжалостно предало, скрыться невозможно. Так она и стояла несколько минут, глядя в зеркало, и слезы, которые у нее уже не было сил сдерживать, бежали по щекам. Поставив щетку в стаканчик, она спустила бретельки своей шелковой ночной рубашки, и сорочка беззвучно упала на пол, обнажив небольшую упругую грудь, которую раньше Алекс принимала как данность. Левая грудь была немного больше правой. Алекс вспомнила с улыбкой, что, когда кормила Аннабель, дочь всегда предпочитала именно левую. Ей нравилось смотреть на свое изящное и пропорциональное тело – осиную талию и длинные ноги. Алекс никогда не прикладывала особых усилий, чтобы поддерживать себя в форме, ее фигура всегда была идеальной сама по себе. Но что же с ней станет теперь? Неужели через несколько часов ей удалят грудь? Наверное, она больше никогда уже не будет выглядеть так хорошо? А что, если ее тело будет так изуродовано, что она перестанет быть желанной для мужа? Ей хотелось поговорить об этом с Сэмом, хотелось, чтобы он сказал, что ему совершенно не важно, какая у нее грудь. Она нуждалась в утешении, но Сэм ей сопереживать не собирался, наоборот, постоянно твердил, что она преувеличивает масштаб происходящего.

Снова взглянув в зеркало, Алекс разрыдалась. Конечно, отказаться от левой груди, чтобы выжить, – это меньшее из зол, но Алекс все равно никак не могла свыкнуться с мыслью, что ее тело изуродуют. Она не хотела становиться похожей на мужчину, не хотела обращаться к помощи пластических хирургов. Алекс не хотела, чтобы в ее жизни произошло что-то подобное.

– Доброе утро, – сонным голосом произнес Сэм, открывая дверь душевой кабинки. Алекс не заметила, как он вошел, а Сэм, похоже, не увидел, что она плачет. Она неловко отвернулась от него, словно уже стеснялась своего тела, и завернулась в полотенце.

– Что-то ты сегодня рано встала, – сказал Сэм.

Действительно! И что это она вправду ни свет ни заря ногах? Алекс вдруг захотелось его ударить. Казалось, за последние две недели Сэм полностью разучился относиться к ее проблемам с пониманием.

– У меня сегодня операция, – напомнила ему Алекс сдавленным голосом.

– У тебя сегодня биопсия. Не преувеличивай.

– Сэм, да очнись ты уже! – взорвалась наконец Алекс. – Когда ж ты уже поймешь, в конце концов, что происходит?! Только после того, как я останусь без груди? Неужели тебя это так пугает, что ты даже не можешь меня пожалеть?!

На самом деле этих слов Сэм ждал давно, он подсознательно был готов к упрекам – ведь в такую трудную для Алекс минуту он ее никак не поддерживал. Но все дело в том, что Сэм и сам не мог справиться с известием, что у его жены, возможно, рак. Он влез в душевую кабинку и невнятно пробормотал что-то. Алекс не расслышала, но догадалась, и уставилась на него в немом изумлении. Откинув пластиковую занавеску, она тут же вся вымокла под стекавшей из душа водой. Она посмотрела Сэму прямо в глаза и яростно прошипела:

– Повтори-ка, что ты только что сказал?

– Что ты слишком сильно все преувеличиваешь, – прошептал ее муж, смущенный и раздраженный одновременно. Его жена стояла перед ним, мокрая и прекрасная, и его тело немедленно отреагировало. Любовью они не занимались с того дня, как пришли результаты маммограммы. В последний раз это было в «голубой» день. Потом Алекс начала работать в суде. Теперь же в их отношения вклинилось страшное слово «рак», и Сэм никак не мог свыкнуться с этой мыслью. Алекс со злостью вскричала:

– Сукин ты сын, Сэм Паркер! Мне плевать, что тебе так же трудно справиться с происходящим, как и мне. Потому что это происходит со мной, а не с тобой. Неужели так сложно меня хотя бы поддержать? Да, непосильная, видимо, задачка, мистер Важная Персона, мистер Инвестиционный Капитал, мистер Наложивший-в-Штаны-От-Испуга!

Она едва сдержалась, чтобы не ударить его, но Сэм просто задернул занавеску и продолжил мыться:

– Алекс, полегче, ладно? Сегодня днем все прояснится, и тебе станет намного лучше.

И Алекс, и Сэм знали, что «Серофен», который она принимала месяц назад, тоже мог влиять на ее настроение и заставлять видеть все в другом свете, но теперь дело было не в гормонах. Речь шла о жизни и смерти. Сама Алекс, ее здоровье, внешность, женственность, способность иметь детей – оказались под угрозой. Неужели что-то еще имеет значение? Может быть, многое, но пока Алекс ничего больше не видела. Как и Сэм, который просто сунул голову в песок и отказался принимать действительность.

Кармен пришла как раз к тому моменту, как проснулась Аннабель. Пока она одевалась, Алекс заглянула к ней в комнату, чтобы поговорить с ними обеими, и Кармен отметила про себя, что Алекс сильно нервничает. Она сказала ей то же, что и дочери, – что уезжает в командировку на несколько дней, и попросила, чтобы Кармен пожила с ними.

– Все хорошо, миссис Паркер? – обеспокоенно спросила няня. Она никогда не видела мать Аннабель в таком состоянии. Алекс вдруг захотелось все ей рассказать, но она почувствовала, что тогда все происходящее станет слишком реальным. Гораздо легче соврать, что она уезжает по делам.

– Все отлично, Кармен, спасибо, – как-то не очень уверенно произнесла Алекс.

Но Кармен все равно заподозрила неладное, когда Алекс, уже одетая, появилась на пороге. На ней были джинсы, белый свитер и мокасины на босу ногу. Так она не одевалась никогда, к тому же непривычно было видеть ее без макияжа. Кармен нахмурилась, а потом перевела взгляд на одетого в деловой костюм Сэма, который пил кофе, ел яичницу и читал утреннюю газету. Когда он наконец отложил газету в сторону, Кармен заметила, что он непривычно добродушен. Они с Алекс не обменялись ни единым словом, но с Аннабель и Кармен мистер Паркер был подчеркнуто весел. И хотя Кармен не могла понять, что именно происходит, что-то подсказывало, что плохи дела. Аннабель, однако, ни о чем не догадалась.

В семь пятнадцать Алекс позвала Сэма, сказав, что им пора на работу. Он взял свой портфель, сумку Алекс и пообещал Аннабель, что вернется домой к ужину. Он чмокнул дочурку в лоб и провел ладонью по ее кудряшкам, а затем отошел вызвать лифт. Алекс обняла дочь.

– Я буду очень по тебе скучать, – выпалила она, чувствуя, что ее начинает бить дрожь. Ей не хотелось затягивать момент, но в то же время она все бы отдала, чтобы никогда не выпускать из своих объятий дочурку. Двери лифта уже открылись, и Сэм позвал ее. – Я тебя люблю, детка, и мы скоро увидимся. Я очень тебя люблю.

Последние слова Алекс сказала уже через плечо, вытирая на ходу слезы. Она поспешила зайти в лифт, чтобы Кармен не заметила, как она рыдает. Няня проследила за ней взглядом и покачала головой. Когда она вернулась в квартиру, Аннабель уже смотрела мультики. Кармен поразило выражение лица хозяйки. Пока она мыла посуду, она вспомнила, что Алекс даже не позавтракала. Явно случилось что-то очень серьезное.

В это время Алекс с Сэмом на такси ехали в больницу. Сэм старался занять жену пустой болтовней, но Алекс мечтала, чтобы он поскорее замолчал, подобные разговоры нервировали ее больше, чем беседы об операции. Сейчас она только и могла, что вспоминать личико стоявшей в дверях Аннабель и то, как обняла и поцеловала дочь на прощание.

– Сегодня приезжают еще одна группа арабов и какие-то люди из Нидерландов. Я должен признаться, что у Саймона исключительные связи. Я ошибался насчет него, – как ни в чем не бывало произнес Сэм.

– Рада это слышать, – огрызнулась Алекс, которую сейчас меньше всего интересовали профессиональные достоинства Саймона. – Ты побудешь со мной или поедешь в офис?

Она была готова к любому ответу, но Сэм и сам прекрасно понимал, что его присутствие для нее очень важно.

– Я же говорил, что останусь, так что не волнуйся. Я попросил Дженет позвонить врачу, и он сказал, что вместе с анестезией вся процедура займет полчаса, самое большее – минут сорок пять. А потом ты будешь отходить от наркоза примерно до полудня. Думаю, что побуду в больнице до половины одиннадцатого или до одиннадцати. К этому времени тебя уже переведут в палату. А днем я тебя заберу, – с улыбкой произнес Сэм.

Алекс кивнула и отвернулась к окну. Повисло какое-то неловкое молчание.

– Хотела бы я разделять твой оптимизм, – наконец произнесла она.

Алекс уже говорила Сэму, что выбрала «единовременную» процедуру. Она собиралась подписать согласие на то, чтобы врач действовал по своему усмотрению в зависимости от результатов биопсии. Так что если прогноз будет неутешительным, операцию сделают сразу же. Ей не хотелось проводить время в мучительном ожидании мастэктомии. Так что, возможно, все сделают за один день – биопсию, мастэктомию или лампэктомию. В любом случае Алекс будет пребывать в неведении, какую процедуру выбрал хирург, пока не проснется. Но зато ей и не придется ждать. Сэм, услышав об этом, счел Алекс сумасшедшей.

– Ты действительно настолько доверяешь этому твоему Герману? – спросил он. Такси пересекло Йорк-авеню, и они увидели впереди больницу, похожую на страшное чудовище с раскрытой пастью, готовое в любую секунду проглотить Алекс.

– У него великолепная репутация – я навела справки. И я была еще у одного врача, – ответила Алекс. Об этом она еще мужу не говорила. – Она того же мнения, Сэм. Диагноз вполне однозначен, и он мне не нравится.

– Я бы на твоем месте не давал ему такой свободы действий. Может, сегодня сделать только биопсию?

Алекс ничего не ответила. Она советовалась с доктором Андерсоном, и тот сказал, что Герману можно довериться целиком и полностью.

Такси остановилось у ворот больницы. Сэм расплатился и забрал небольшую дорожную сумку Алекс. Вещей она много не взяла – в надежде, что Сэм окажется прав и ей не нужно будет оставаться здесь надолго. Если понадобится, он привезет остальное. Укладывая вещи, она вспомнила, как собиралась в роддом перед появлением Аннабель. Какое это было счастливое время! Алекс показалось, что все это было только вчера – а ведь ее дочери уже почти исполнилось четыре.

В приемном покое они пробыли совсем недолго – Алекс зарегистрировалась накануне, когда сдавала кровь и делала рентген груди. Ей дали карту и назвали номер палаты на шестом этаже. Кроме того, медсестра вручила ей пластиковый пакетик с зубной щеткой, кружкой, мылом и зубной пастой. Алекс совсем расстроилась – ей показалось, что она угодила в тюрьму.

Они медленно поднялись по лестнице до лифта, и звуки из холла постепенно затихли. Сэм чувствовал себя неуютно – он был бледен, как полотно. Алекс охватил ужас, когда они, выйдя из лифта, увидели койки, на которых мирно спали под капельницами двое пациентов. Алекс зашла в сестринскую и узнала у одной из медсестер, куда идти. Наконец они оказались в крошечной палате. Выглядела она совсем некрасиво – бледно-голубые стены, на одной из которых висел плакат, и больничная койка. Хоть комната Алекс совершенно не понравилась, по крайней мере, она в ней была одна, а значит, не придется ни с кем общаться. Кроме Сэма, который болтал всякую ерунду – про вид из окна, чрезмерную дороговизну больничного обслуживания и отсутствие государственной системы здравоохранения в Канаде и Великобритании. Он действовал Алекс на нервы, но она знала, что муж искренне пытается принять происходящее, хотя и не может помочь. Он слишком сильно нервничает сам.

В палату быстрым шагом вошел медбрат. Он удостоверился, что после полуночи Алекс ничего не ела и не пила, привез капельницу, положил на кровать рубашку и сказал, что через минуту вернется. Алекс зарыдала. Сэм крепко обнял жену, изо всех сил пытаясь показать, насколько ему ее жалко.

– Потерпи немного. Постарайся не думать об этом. Подумай об Аннабель, о том, что летом мы поедем на море, о Хэллоуине. Оглянуться не успеешь, как все кончится.

Алекс грустно рассмеялась: даже мыслей об Аннабель и Хэллоуине недостаточно, чтобы заставить ее забыть о том кошмаре, который ее ждет.

– Мне так страшно, – прошептала она.

– Я знаю, но у тебя все будет хорошо, обещаю, – сказал Сэм.

Но он не мог ничего обещать. Никто не мог. Все в руках Бога. И никто не знает, какую судьбу Он ей уготовил. Неизвестность пугала Алекс больше всего.

– Это так жутко. Мы оба – влиятельные люди. Мы сильные духом, у нас хорошая работа, мы общаемся с людьми, принимаем множество судьбоносных решений, ворочаем целыми корпорациями. А потом на тебя обрушивается вот такой кошмар, против которого ты бессилен, ты вынужден зависеть от незнакомых людей, от судьбы, от собственного тела, – рыдала Алекс. Она чувствовала себя маленьким беспомощным ребенком.

В дверях снова возник медбрат и попросил ее переодеться в рубашку, так как скоро ей поставят капельницу. Он произнес это быстро, не эмоционально и совершенно отстраненно.

– То есть это вроде как хорошие новости? – неудачно пошутил Сэм. – И в капельнице будет завтрак из четырех блюд?

– Ничего в этом нет хорошего, – ответила Алекс, вытирая глаза. Как бы она хотела забыть об этом проклятом затемнении на маммограмме и сбежать отсюда! Но нет, нельзя. Может быть, Сэм и прав. Может быть, врачи просто перестраховываются? Дай бог, если так.

Когда Алекс переоделась, в комнату вошла медсестра и велела ей лечь. Пока в капельнице был только солевой раствор, чтобы избежать обезвоживания организма.

– А потом через этот же катетер мы введем вам другой препарат, если понадобится. Сегодня вам предстоит общая анестезия, – сказала медсестра таким голосом, каким говорят стюардессы в самолете.

– Я знаю, – ответила Алекс, собрав в кулак всю свою решимость и пытаясь сделать вид, что контролирует себя и ситуацию, активно участвует в процессе и что сама приняла это решение. Но медсестру все эти тонкости не интересовали. Ей было все равно, кто что решил и почему. Больница казалась не чем иным, как фабрикой тел, мастерской по ремонту вышедших из строя организмов, и медсестра просто должна делать все, чтобы ремонт прошел как можно быстрее, чтобы поскорее освободилось место для следующих пациентов.

В месте, где игла вошла в вену, Алекс сильно жгло руку, но медсестра сказала, что через несколько минут это пройдет. Она измерила Алекс давление и послушала сердце, затем сделала какие-то записи в карте, повернула выключатель, и в коридоре над дверью палаты зажглась лампочка.

– Теперь врач знает, что вы готовы. Я позвоню наверх. Через несколько минут вас отвезут в операционную.

Часы показали половину девятого, а биопсия назначена на девять.

– Если нужно, я могу позвонить куда-нибудь, ты точно ничего не забыла? – спросил Сэм, подавленно глядя на свою распростертую под капельницей жену. В этот момент в палату вернулась медсестра, и в руках у нее был планшет.

– Нет, спасибо. По-моему, все хорошо, – ответила Алекс. Всю предыдущую неделю Алекс готовилась к предстоящему отсутствию, и сейчас все ее дела были в безупречном состоянии. Она взглянула на бумагу, которую ей протянула медсестра. Согласие, которое она уже обсудила с доктором Германом. Алекс прочитала только первые несколько строк, где было написано, что данная бумага предоставляла врачу право действовать по своему усмотрению и провести любую процедуру, вплоть до радикальной мастэктомии. Так как в случае Алекс речь скорее всего шла об умеренно-радикальной мастэктомии, это значило, что ей удалят левую грудь, а также верхние ткани предплечья и малые пекторальные мышцы, потому что удаление больших пекторальных мышц делало пластическую операцию по восстановлению внешнего вида груди невозможной. Если же удалялись только малые пекторальные мышцы, то впоследствии можно имплантировать протез. Дальше она читать не могла. Подписав бумагу и отдав планшет медсестре, она подняла на Сэма полные слез глаза, пытаясь не думать о том, что будет. Алекс с трудом выдавила из себя фразу:

– Не забудь позвонить Аннабель во время ланча, если я все еще буду под наркозом.

Или, не приведи господи, в операционной, про себя добавила она, вытирая слезы дрожащими руками. Сэм взял ее за руку:

– Я позвоню ей. У меня сегодня ланч в «La Grenouille» с клиентами Саймона из стран Персидского залива и его помощницей из Лондона. Она училась в Оксфорде, и у нее магистерская степень. Саймон говорит, что ребята из нашего Гарварда в подметки не годятся тем, кто окончил Оксфорд, – улыбнулся он, пытаясь отвлечь жену. Но в этот момент, похожие на ангелов смерти, в дверях появились два санитара с каталкой. Одеты они были в зеленые штаны и голубые рубашки, на их головах красовались шапочки, похожие на те, что люди носят в душе. И такие же шапочки были надеты на их ботинки.

– Александра Паркер? – произнес один из них. Алекс захотелось сказать «нет», но она знала, что это не поможет, и кивнула. Она была слишком подавлена, чтобы разговаривать. Когда ее переложили на каталку, она снова расплакалась. Почему, ну почему все это случилось именно с ней?

Сэм наклонился и поцеловал ее. Он улыбнулся:

– Держись, милая. Я буду здесь. А сегодня вечером мы отпразднуем твое выздоровление. Не бойся.

Алекс сквозь слезы проговорила сдавленным шепотом:

– Все, чего я хочу – побыть дома с тобой и Аннабель и посмотреть вместе какой-нибудь фильм по телевизору.

– Как скажешь. А теперь давай-ка покончим со всем этим, чтобы поскорее забыть, – подмигнул Сэм, легонько дотронулся до ее груди. Алекс отчаянно захотелось, чтобы все это закончилось сегодня же. Она очень хотела разделить оптимизм Сэма, но не могла. Кроме того, Алекс гнала от себя мысль, что Сэм ни разу не пообещал любить ее при любых обстоятельствах.

Санитары покатили каталку с Алекс по коридору, по направлению к грузовому лифту. Когда они въехали в лифт, люди расступились, бросая недоумевающие взгляды на эту красивую женщину, с которой, казалось бы, все должно быть в порядке, а потом в смущении отводили глаза. Двое мужчин украдкой рассматривали Алекс с ее разметавшимися по подушке роскошными рыжими волосами.

Этаж, где располагались операционные, был насквозь пропитан резким запахом антисептических средств. Автоматические двери закрылись, и Алекс поняла, что находится в небольшой комнате, где полно хромированных медицинских приборов и аппаратуры. Яркое ослепляющее солнце заливало всю комнату. И тут Алекс увидела доктора Германа, который состроил некое подобие улыбки:

– Доброе утро, миссис Паркер.

Он не стал спрашивать, как у нее дела, потому что и сам все прекрасно понимал. Коснувшись ее руки, доктор попытался успокоить свою подопечную.

– Очень скоро вы уснете, миссис Паркер, – ласково сказал он, и Алекс искренне удивилась. Герман, которому, казалось, идеально подходило окружение из скальпелей и прочих страшных инструментов, сейчас обращался с ней добрее, чем когда-либо. Может быть, потому, что он добился, чего хотел? Неужели Сэм прав, и она правда ошиблась, доверившись этому доктору? А вдруг они все сумасшедшие и только врут ей? Неужели она умрет? Где Сэм? Где Аннабель?

В вену Алекс вошла вторая игла, и голова пошла кругом. Во рту внезапно появился вкус чеснока и арахиса, и кто-то велел ей считать от ста в обратном порядке. Но темнота наступила раньше, чем она успела досчитать даже до девяноста восьми.

Глава 6

Целый час Сэм, ожидая результатов операции, расхаживал взад-вперед по палате Алекс. Маленькое помещение с голубыми стенами вызывало клаустрофобию.

В половине десятого он позвонил своей секретарше, которая передала ему список звонков, и подтвердил ланч с Саймоном. Днем все руководство его фирмы должно провести встречу с юристами – Саймон собирался стать одним из партнеров. У него, конечно, не слишком много наличных, зато есть важные деловые контакты. На первых порах партнерство будет ограниченным и доля Саймона будет значительно меньше, чем у Сэма, Тома и Ларри. Но, кажется, на данный момент его это устраивает, ведь со временем он сможет выкупить бо2льшую долю.

Связавшись со всеми, кто звонил, и обсудив срочные вопросы, Сэм спустился в холл и попробовал кофе из автомата, который, к слову, оказался просто отвратительным. Больничные запахи и все эти люди на каталках заставили Сэма самого чувствовать себя больным. Последний раз он был в больнице, когда родилась Аннабель, и с тех пор это место внушало ему ужас. Но тогда Алекс нуждалась в его присутствии, а теперь он чувствовал себя лишним и беспомощным. Его жену увезли неизвестно куда, и она не может знать, рядом он или нет. Так что Сэм имеет полное право отправиться куда угодно. К половине одиннадцатого он понял, что категорически не хочет оставаться в больнице. По его расчетам, Алекс уже должна быть в палате. По крайней мере, можно узнать, когда ее туда перевезут. Сэм не хотел уезжать, не увидевшись с женой или хотя бы не поговорив с ее врачом. Но к одиннадцати ему нужно на работу. А сидение здесь абсолютно бесполезное занятие. В крохотной палате с голубыми стенами он чувствовал себя не в своей тарелке.

Еще раз позвонив в офис, Сэм решительным шагом направился к стойке дежурной медсестры.

– Я хотел бы узнать, где сейчас находится Александра Паркер, – бросил он. – В девять у нее должны были взять образец ткани на биопсию. Хирург пообещал, что операция закончится к десяти, но уже почти одиннадцать. Не могли бы вы узнать, из-за чего такая задержка? Я не могу ждать вечно.

Медсестра подняла бровь, но ничего не сказала. Стоявший перед ней Сэм, хорошо одетый и красивый, выглядел респектабельно. Его окутывала аура важной шишки, и медсестра невольно отреагировала на нее, хотя не знала, ни кто он, ни почему не может подождать, как все остальные. Она позвонила в ординаторскую, и там ей сообщили, что из-за количества операций график сбился. В конце концов, это обычный понедельник, когда надо успеть разобраться со всем, что накопилось за выходные, – прооперировать всех больных, которые ждут еще со вчерашнего дня. А ведь есть еще и срочные случаи – аппендициты, например.

Вся эта ситуация напомнила Сэму часы, проведенные в аэропорту в ожидании самолета. Однажды, когда они с Алекс еще только начали встречаться, он пригласил ее на какую-то вечеринку в Вашингтон. Но вылет из Нью-Йорка задерживался – была снежная буря, и Сэм прождал Алекс шесть часов.

К половине двенадцатого он потерял всякое терпение.

– Это смешно, – снова обратился он к медсестре. – За столько времени Алекс уже могли даже операцию на сердце сделать. Ее увезли три часа назад!

– Извините, сэр. Возможно, из-за какой-нибудь сложной операции пришлось повременить с ее процедурой. К сожалению, такие случаи предвидеть невозможно, – пожала плечами медсестра.

– Тогда хотя бы скажите мне, где она сейчас и что с ее операцией.

– Если не случилось ничего совсем уж непредвиденного, миссис Паркер должна быть в послеоперационном покое. Я сейчас позвоню туда. Подождите пока в палате, выпейте кофе. Как только что-нибудь узнаю, я к вам зайду, – сказала медсестра.

– Буду очень признателен, – с улыбкой ответил Сэм.

Медсестра снова позвонила в хирургическое отделение, но ничего не узнала, кроме того, что Александра Паркер по-прежнему находится в операционной. Операция началась поздно, и дежурная сестра отделения не знала, когда все закончится.

Медсестра нашла Сэма и передала ему эту информацию. Он позвонил в офис еще раз – извинился, что пропустил встречу с партнерами, назначенную на одиннадцать, и пообещал, что присоединится к ним чуть позже и, скорее всего, успеет на ланч в «La Grenouille» к часу дня. Сэму показалось бестактным уехать, не узнав, что с Алекс.

Только в половине первого, то есть через четыре часа после того, как Алекс увезли на биопсию, медсестра наконец обрадовала Сэма известием, что его жена находится в послеоперационном покое. Он был в бешенстве из-за подобной задержки, о чем прямо высказался медсестре. В ответ та сказала, что доктор Герман хочет с ним поговорить и спустится через несколько минут.

Хирург явился без десяти час. Сэм расхаживал по больничной палате, словно запертый в клетке зверь. Унылый интерьер, запах антисептиков и бесконечное ожидание его окончательно доконали. У Сэма полно работы, и он не может себе позволить целый день впустую дожидаться какого-то там доктора.

Когда Герман вошел в палату, на нем все еще были халат и маска для операций. На его ботинках красовались бахилы, похожие на носки. Хирург протянул Сэму руку и окинул его холодным, совершенно неэмоциональным взглядом.

– Что с моей женой? – поспешно спросил Сэм. Он не хотел терять ни минуты, поскольку был уверен, что все в полном порядке. Он уже опаздывал на ланч с Саймоном, его помощницей и новыми клиентами. К тому же ему пришлось почти все утро проторчать в этой проклятой больнице.

– Сейчас все уже в порядке. Она потеряла немного крови, так что переливание делать не потребовалось, – сказал спокойным голосом доктор Герман. В последнее время вопрос о переливании крови волновал многих пациентов, и хирург был уверен, что Сэма такая информация успокоит. Но тот, напротив, даже растерялся, услышав о переливании.

– Переливание при биопсии? – спросил он, и повисла неловкая пауза. – Странно, – произнес наконец Сэм.

Герман медленно проговорил:

– Мистер Паркер, как я и подозревал, у вашей жены обширная опухоль глубоко в груди. Помимо протоков, она затронула и окружающие ткани, хотя края чистые. Через пару дней я смогу сказать, затронуты лимфатические узлы или нет. Но нет никаких сомнений, что опухоль злокачественная; я думаю, что мы имеем дело со второй стадией рака.

Перед глазами Сэма все поплыло – как это было с Алекс, когда доктор Андерсон сказал ей про тень на маммограмме. Дальше он уже ничего не слышал.

– Мы надеемся, что удалить очаг нам удалось, – продолжал доктор Герман, – но я уже говорил вашей жене об опасности рецидива. Как правило, при рецидивах вероятность летального исхода увеличивается. Поэтому необходимо своевременно удалить опухоль, пока она еще не распространилась на весь организм. Лечение в данном случае должно быть интенсивным. Если нам повезет и лимфатические узлы не затронуты, то, думаю, болезнь будет легко побеждена.

– Что это значит? – спросил Сэм, чувствуя, как у него подкашиваются колени. – Вы удалили опухоль?

– Конечно. И, разумеется, грудь тоже. Это единственный способ застраховать вашу супругу от возможных рецидивов. Разумеется, рак может возникнуть снова в грудной стенке или где-то еще, и опухоль может дать метастазы, но тут все зависит от ее величины и от того, в какой степени поражены лимфатические узлы. Однако грудь удалена, и это избавляет от множества дополнительных проблем, – сказал Герман. В отличие от Сэма, Алекс это поняла с первого раза, а вот ее муж взорвался:

– А может, лучше сразу ее умертвить, чем так издеваться? Что это за варварство – отрезать женщине грудь, «чтобы опухоль не распространялась»? Да что вы за врачи такие, черт вас подери?!

Он был в ярости и даже не пытался сдерживаться.

– Мы действуем осторожно, мистер Паркер. Мы ведем решительную борьбу с раком, потому что не хотим, чтобы наши пациенты умирали. Чтобы вы знали: мы произвели рассечение подмышечной впадины и взяли на анализ часть подмышечной ткани. Впрочем, я надеюсь, что она не слишком сильно затронута. Патолог подтвердит это в ближайшие пару дней, а через две недели мы получим результаты гормональных анализов. Тогда у меня сложится окончательная картина, и станет ясно, как лечить миссис Паркер, – осторожно произнес доктор Герман.

– Лечить?! Что вы там еще придумали?

Сэм неистовствовал – эти идиоты навсегда изуродовали бедную Алекс.

– В зависимости от степени поражения лимфатических узлов, возможно, потребуется курс достаточно сильной химиотерапии – чтобы исключить возможные рецидивы. Кроме того, может встать вопрос и о гормональной терапии, но на этот счет я пока ничего определенного сказать не могу. Женщинам такого возраста гормоны назначают редко. Поскольку грудь удалена, необходимость в облучении отпадает. Начало курса химиотерапии мы отложим на несколько недель. Мисс Паркер нужно время, чтобы встать на ноги, а нам – чтобы оценить ситуацию. Мы соберем консилиум онкологов – разумеется, после того как получим полную картину. Уверяю, что все меры по лечению вашей жены будут тщательно взвешены.

– Ага, столь же тщательно, как решение удалить ей грудь? – Сэм по-прежнему не мог поверить, что Алекс осталась без одной груди.

– Поверьте мне, мистер Паркер, другого выхода нет, – сказал доктор Герман тихим голосом. Ему уже не раз приходилось иметь дело с мужьями онкологических больных – разъяренными, испуганными или просто отказывавшимися поверить в реальность происходящего. Мужья мало отличались от самих пациенток. Но на сей раз у хирурга сложилось ощущение, что даже сама Алекс Паркер оценила опасность положения гораздо лучше, чем ее супруг.

– Проведенная нами операция называется умеренной радикальной мастэктомией, – продолжал он. – Это означает, что мы удалили не только всю грудь, но и грудные ткани, в том числе те, которые окружают грудную кость, ключицу и ребра, а также малые грудные мышцы. Через несколько месяцев Александра сможет, если пожелает, даже во время химиотерапии воспользоваться услугами пластического хирурга и восстановить грудь. Если же нет, то она может носить протез.

В устах доктора Германа все это звучало очень просто, но даже Сэм понимал, что простота эта обманчива – после операции жизнь Алекс изменится. Теперь из нее сделали какого-то мутанта.

– Не понимаю, как вы могли так поступить, – с нескрываемым ужасом выдавил из себя Сэм, и врач понял, что он не в состоянии осознать масштаб произошедшего сразу.

– У вашей жены рак, мистер Паркер. Мы хотим вылечить ее, – ответил Герман.

Сэм взглянул на доктора глазами, полными слез:

– Как вы считаете, каковы шансы, что она выживет?

Этот вопрос доктор Герман ненавидел лютой ненавистью. Он что, Бог, чтобы за что-то ручаться? Да он с радостью хоть каждой пациентке гарантировал бы долгую жизнь, но это же невозможно.