Текст книги "Удар молнии"

– На данный момент сказать сложно. Опухоль оказалась обширной и была расположена глубоко, но радикальное хирургическое вмешательство и интенсивное лечение призваны полностью уничтожить болезнь. Если не устранить проблему целиком, со временем положение Алекс может ухудшиться. Именно поэтому нельзя сохранить грудь при опухоли такой стадии. Если обнаружить опухоль на ранней стадии и провести интенсивный курс лечения, шансы на успех весьма высоки. Мы надеемся, что удалили очаг, что опухоль была компактной, что окружающие ткани и лимфатические узлы не поражены. Мы полагаем, что главной мерой в случае мисс Паркер является радикальное хирургическое вмешательство, а курс химиотерапии призван лишь закрепить результат. Но подтвердить или опровергнуть наши прогнозы сможет только время. Вы оба должны быть сильными и призвать на помощь все свое терпение, – сказал хирург.

Значит, Алекс скоро умрет, подумал Сэм. Они будут отрезать от нее по кусочку – сначала одну грудь, потом другую, бесцеремонно влезут в ее внутренности, отравят организм химией, и она в любом случае умрет. Сэм потеряет ее. Мысль об этом показалась невыносимой – он не собирается в бессилии наблюдать за ее мучительной смертью, как это было с его матерью.

– Полагаю, бессмысленно спрашивать, как часто вы одерживаете победу в борьбе с подобными видами рака? – спросил он.

– Очень часто лечение оказывается успешным, но нужно действовать настолько активно, насколько это возможно в случае миссис Паркер. У нее отменное здоровье. Она сильная женщина, – ответил доктор.

Да, только не самая удачливая – в сорок два ей предстоит бороться за свою жизнь. И вполне возможно, что битва будет проиграна. Сэму показалось, что он угодил в дешевую мелодраму, где главная героиня умирает, а муж ее остается с ребенком на руках. Так было и с его отцом, и этого он не пережил. Но сам Сэм не позволит, чтобы болезнь Алекс разрушила его жизнь, не позволит ей утянуть его за собой. Глаза наполнились слезами. Он прогнал прочь мысли о том, каким ее тело стало теперь. Его привели в шок слова хирурга: пластическая операция, химиотерапия, протез. Сэм не хотел даже видеть этот протез!

– Полагаю, ваша жена пробудет в послеоперационном покое до вечера. Действие наркоза закончится ближе к шести-семи. В первые несколько дней лучше нанять сиделку. Хотите, чтобы я распорядился насчет этого? – предложил доктор Герман.

– Буду вам признателен, – холодно произнес Сэм. Этот человек разрушил его жизнь в одно мгновение. Невозможно свыкнуться с мыслью, что у Алекс на самом деле рак и что доктор Герман действительно пытается его вылечить. – Сколько она здесь пробудет?

– Скорее всего, до пятницы. Возможно, мы выпишем ее раньше, если не будет осложнений. Сейчас многое зависит от ее настроя и от того, как быстро организм восстановится. На самом деле операция была довольно простой и не самой болезненной, так как в данном случае поражены в основном протоки. Мы удалили только саму грудь, а там почти нет нервных окончаний.

Сэму стало дурно. Он уже услышал гораздо больше, чем хотел.

– Я хочу, чтобы сиделки находились рядом с ней постоянно. Когда я смогу ее увидеть? – спросил он.

– Не раньше вечера, когда ее переведут из послеоперационного покоя в палату, – ответил хирург.

– Я приеду вечером, – сказал Сэм. Он долго смотрел доктору Герману в глаза, не в состоянии поблагодарить его за то, что тот сделал. С тем же успехом можно было убить Алекс. – А вы сегодня с ней увидитесь?

– Да, когда она более или менее придет в себя. Если до этого момента будут какие-то новости, мы вам позвоним. Но, думаю, осложнений не будет, ведь операция прошла примечательно хорошо.

У Сэма засосало под ложечкой, когда он услышал эти слова. Единственное, что, по его мнению, было примечательным, – то, как они изуродовали Алекс.

Доктор вышел из палаты, прекрасно понимая, почему Сэм Паркер с такой агрессией отреагировал на рассказ об операции. Оставив дежурной медсестре телефон офиса и телефон «La Grenouille», Сэм, как ошпаренный, в полном исступлении выскочил из больницы. Ему хотелось на воздух, подальше от этих четырех стен, хотелось видеть людей, которым ничего не удалили, которые не больны и не умирают. Сэм почувствовал себя так, как чувствует утопающий, вынырнувший на поверхность, и он жадно вдохнул прохладный октябрьский воздух. Это помогло – открывая дверцу такси, Сэм почувствовал, что снова приходит в себя.

Он велел таксисту ехать прямо в «La Grenouille» и попытался не думать о том, что доктор Питер Герман сказал о его Алекс, о лимфатических узлах, опухолях, анализах и биопсиях, о метастазах и химиотерапии. Он не хочет больше ничего этого слышать. Никогда.

Сэм прибыл в «La Grenouille» около двух часов дня. Время ланча, и, глядя на переполненный ресторан, Сэм почувствовал себя так, словно только что вернулся с другой планеты.

– Сэм, мальчик мой, где тебя носило? Мы напились, как свиньи, пока тебя ждали, и если я сейчас не упаду со стула, то что-нибудь и тебе закажу, – пьяным голосом произнес Саймон, когда Сэм приблизился к его столику. Как правило, их арабские клиенты не пили, но были среди них несколько не слишком религиозных типов, которые, находясь за границей, могли позволить себе пропустить стаканчик. Сегодня Саймона окружали элегантные и красивые мужчины. Эти люди имели недвижимость в Париже и Лондоне, сколотив приличный капитал на инвестициях в нефтяную отрасль. Сам Саймон был ровесником Сэма, но отличался более плотным телосложением. Голубые глаза, волнистые светлые волосы, проплешины в которых были почти незаметны из-за высокого роста, – Саймон казался воплощением британского аристократизма и словно создан для твидовых костюмов, туфель ручной работы, накрахмаленных до жесткости рубашек. Да и все его клиенты – важные шишки. Сэм постепенно пришел к выводу, что новый партнер ему скорее нравится. У Саймона хорошее чувство юмора, и он явно стремится подружиться с Сэмом. В Лондоне у него осталась жена, с которой он разошелся, что, однако, не мешает им проводить вместе отпуск. Три его сына учатся в Итоне.

Рядом с Саймоном за столом расположилась та самая выпускница экономического факультета Оксфорда по имени Дафна. Очень красивая девушка, которой нет и тридцати. Сэм сразу обратил внимание на копну ее длинных – до пояса – черных, как смоль, волос, почти такого же оттенка, как и у него самого. Довершали картину стройная фигура и аристократическая британская бледность. Дафна посмотрела на Сэма пляшущими от радости глазами. Казалось, она в любой момент может всех рассмешить. Когда через некоторое время Дафна вышла в туалет, Сэм отметил про себя ее безупречные формы и соблазнительный наряд. Короткое платье из черной шерсти еле прикрывает ягодицы, черные шелковые чулки, нитка жемчуга и сумочка Hermès Kelly. Сексуальная, утонченная и такая молодая, Дафна показалась всем сидевшим за столом просто великолепной.

– Хороша, да? – улыбнулся Саймон, заметив восхищенный взгляд Сэма.

– Да уж. Ничего не скажешь, ты умеешь выбирать себе помощников, – поддразнил своего нового партнера Сэм, пытаясь понять, спал ли Саймон с ней.

– Еще и умница, – тихо добавил Саймон, когда Дафна вернулась. – Видел бы ты ее в купальнике! А как она танцует!

Сэм заметил, что они с Дафной переглянулись. Интересно, они друзья или любовники? Или, может быть, Саймон ее хочет, а Дафне безразлично? В мужской компании Дафна держалась свободно и с достоинством, краем уха Сэм услышал, как она беседует о ценах на нефть с одним из гостей.

Сэм почувствовал огромное облегчение: оказаться среди живых и здоровых людей после утра, проведенного в этой жуткой больнице, – настоящее счастье. В то же время он понимал, что рано или поздно ему все же придется туда вернуться, чтобы встретиться с женой. В итоге Сэм выпил больше вина, чем следовало, и наобещал арабам с три короба, но, надо сказать, произвел на них хорошее впечатление. Фирма Сэма клиентам Саймона очень понравилась, они слышали самые положительные отзывы о ней от друзей и знакомых и, казалось, были довольны тем, что Саймон теперь один из партнеров.

Только когда Сэм вернулся в офис, уже после встречи с юристами, он спустился с небес на землю и начал думать о том, что ему и Алекс предстоит пережить. Мысль об этом застала его врасплох: он сел за свой стол, уставившись в пустоту, и прокручивал в голове возможные сценарии, вспомнив, как напугало его известие, что у жены рак.

– У вас неприятности?

Сэм не слышал, как хлопнула дверь, и, лишь подняв глаза и увидев рядом с собой Дафну, понял, что у него гости.

– Что вы, совсем нет. Простите. Я просто отключился. Чем могу быть полезен? – тут же нашелся он.

– Вы выглядели каким-то встревоженным, когда пришли в ресторан, – сказала Дафна, глядя ему прямо в глаза. Сэм не мог заставить себя не рассматривать ее длинные ноги, но к мужским взглядам она, видимо, уже привыкла. Нечасто встретишь девушку, у которой были бы и красивые ноги, и недюжинный ум. Трудно в такую не влюбиться, но Сэм прекрасно понимал, что она может быть чьей-нибудь подружкой. Он никогда не изменял Алекс, однако находил Дафну весьма привлекательной.

– Так что, у вас неприятности? – повторила она свой вопрос, присаживаясь в кресло.

Наверное, у меня это на лице написано, подумал Сэм. Он пожал плечами:

– Да нет. Просто все сложно. Бывают такие жуткие дни. Заключить одну из моих новых сделок, похоже, оказалась сложнее, чем я думал. Но все под контролем.

Говорить ей и вообще кому бы то ни было про Алекс Сэм не собирался. Он считал, что это просто неправильно, словно они с женой совершили какое-то преступление, словно теперь у нее появилась постыдная тайна. Тайна с отвратительным названием: «рак».

– Такое случается, – спокойно ответила Дафна, оценивающе глядя на него. Она закинула ногу на ногу. Сэм усилием воли заставил себя не пялиться на ее колени. – Я хотела поблагодарить вас за то, что разрешили мне присутствовать на встрече. Видите ли, Саймон здесь человек новый, и ему неудобно сразу продвигать своих людей. Я не хочу, чтобы вы думали, что придется со мной общаться только из-за Саймона.

– Вы давно с ним знакомы? – поинтересовался Сэм. Дафна казалась слишком молодой для того, чтобы находиться в длительных отношениях с кем бы то ни было, но Саймон сказал, что ей двадцать девять.

– Очень давно, – рассмеялась она. – Двадцать девять лет. Он мой кузен.

– Саймон? – развеселился Сэм. Он-то подумал, что их связывают совсем не родственные отношения. Конечно, все возможно, но теперь в роман Дафны с Саймоном ему верилось с трудом. – Повезло ему, однако.

– Не сказала бы. На самом деле у него гораздо более близкие отношения с моим братом, а меня он считает непоседливым ребенком. Он и прислушиваться ко мне начал-то только после того, как я закончила Оксфорд. А брат на пятнадцать лет старше, и их с Саймоном связывает общий интерес – охота. Увы, я его не разделяю, – улыбнулась Дафна и снова закинула ногу на ногу. Сэм попытался заставить себя на нее не пялиться. Что-то в ней было такое тревожное, что он задумался, мудро ли поступит, если возьмет Дафну в штат. Странно, но она напомнила Сэму Алекс в самом начале их романа. Та же увлеченность своим делом, тот же пронзительный взгляд.

– Вам здесь нравится? Я имею в виду, в Нью-Йорке. Не думаю, что он многим отличается от Лондона, – произнес Сэм. В больших городах всегда радостно и весело, в их ритме столько жизни. Все это можно сказать и о Дафне.

– Да, мне тут очень нравится, хотя я никого, кроме Саймона, не знаю. Он взял меня под свою опеку. Мы уже были в паре клубов. Я подозреваю, что носиться со мной не доставляет ему никакого удовольствия, но у Саймона королевское терпение, – ответила она.

– Бросьте! Никакая вы для него не обуза, вовсе даже и наоборот. Должно быть, ему нравится, – поспешил утешить ее Сэм.

– Он очень добр ко мне. Как и вы. Спасибо, что позволили поработать с вами, – подмигнула ему Дафна.

– Уверен, такая сотрудница, как вы, – весьма выгодное приобретение для нашей фирмы, – официальным тоном ответил Сэм. Они обменялись улыбками, и Дафна вышла из кабинета. Сэм проводил ее восхищенным взглядом.

Часы показали шесть часов, а Сэм никак не мог решить, что делать – то ли ехать домой к Аннабель, то ли в больницу к Алекс. Ему не хотелось будить ее своим звонком, тем более что, по словам доктора Германа, в палату ее переведут не раньше семи. В итоге Сэм все же отправился домой, вместе с Аннабель поужинал перед телевизором, уложил дочь в постель и почитал ей сказку на ночь. Аннабель пожаловалась, что мама не звонила. А Кармен спросила, не знает ли он, что с Алекс, и Сэм соврал, что у нее, скорее всего, целый день переговоры, поэтому позвонить она не может, но лицо его помрачнело.

Кармен поняла, что происходит что-то нехорошее, еще утром – Алекс не взяла чемодан, а прихватила лишь маленькую дорожную сумку.

В восемь часов вечера Сэм стал одеваться. В больницу ехать не хотелось. Он знал, что это необходимо, но внезапно понял, что не хочет видеть Алекс – уставшую, слабую, возможно, страдающую от боли, хотя доктор Герман и сказал, что удаление «проточных» опухолей – процедура не очень болезненная. Но если они отрезали ей всю грудь, ей, должно быть, очень больно. Сэм боялся взглянуть Алекс в глаза. Кто сообщит ей страшные новости? А может быть, она догадалась сама? Просто почувствовала, что все плохо?

В больницу Сэм пришел в ужасном настроении. Поднявшись в палату, он, к своему разочарованию, обнаружил, что Алекс уже проснулась. Она лежала на кровати, рядом стояла капельница, и пожилая сиделка, расположившаяся на стуле у кровати, читала журнал при свете лампы. Алекс тихо плакала, глядя в потолок. Сэм не знал, почему она плачет: потому, что ей больно, или потому, что она уже все знает, – а спросить ее об этом не решился.

Сиделка вопросительно взглянула на Сэма, и Алекс объяснила, что это ее муж. Женщина кивнула и тихо вышла из палаты, прихватив в собой журнал и сказав, что подождет в коридоре.

Сэм осторожно подошел к кровати и посмотрел на жену. Она выглядела как обычно, но ее усталое лицо было мертвенно бледным. Почти так же она выглядела, когда он пришел к ней в родильное отделение, за исключением того, что тогда глаза сияли от счастья. Взяв Алекс за руку, Сэм заметил, что левый бок и грудь у нее были перебинтованы.

– Здравствуй, милая, ну как ты? – Сэм чувствовал себя не в своей тарелке, а Алекс и не пыталась скрыть слез. В ее глазах застыл немой упрек.

– Где ты был, когда я проснулась? – всхлипнула она. Сэм ужаснулся: неужели она уже долго лежит здесь в полном одиночестве? Ведь врач сказал, она проснется не раньше семи. Он произнес:

– Врач сказал, что ты придешь в себя только поздно вечером. Я решил побыть с Аннабель и подумал, что ты бы это одобрила.

В какой-то степени это было правдой, но на самом деле Сэм просто не хотел возвращаться сюда. И Алекс это понимала.

– Да я тут с четырех торчу. Где ты был? – Страдания сделали ее безжалостной.

– Я был на работе, потом поехал к Аннабель, уложил ее спать, а затем приехал сюда. – Сэм произнес эти слова таким невинным и легким тоном, как будто правда не смог бы приехать ни на минуту раньше.

– Почему ты не позвонил?

– Я думал, ты спишь, – нервно ответил он.

Алекс посмотрела на мужа и разрыдалась. Она плакала без остановки. Оказалось, что доктор Герман первым зашел к ней, когда она проснулась, и рассказал все про опухоль, про мастэктомию, про риск и опасность, про лимфатические узлы, которые он тоже частично удалил, про свои надежды на то, что, поскольку края опухоли чистые, можно надеяться на ее локальный характер, про то, что через четыре недели начнется курс химиотерапии. Алекс подумала, что это конец. Потеряв грудь, она все еще может потерять жизнь. Ее тело изуродовано, а ближайшие полгода она проведет в обнимку с унитазом из-за побочных эффектов химиотерапии. Скорее всего, у нее выпадут волосы, и она больше не сможет иметь детей. У Алекс появилось ощущение, что вся ее жизнь трещит по швам, в том числе и семейная, ведь Сэма даже нет рядом. Он не присутствовал при ее разговоре с доктором. Герман решил не затягивать, потому что не хотел, чтобы она беспокоилась и задавала лишние вопросы, не хотел, чтобы она сама обнаружила, что осталась без груди, или услышала это от медсестер. Он принадлежал к числу тех врачей, которые предпочитают говорить своим пациентам всю правду. Так он и поступил, тем самым ее буквально уничтожив. И в эту трудную минуту Алекс оказалась одна, без Сэма.

– Мне удалили грудь, – проговорила Алекс сквозь слезы, – у меня рак.

Сэм молча слушал ее. Он ничего не сказал, просто взял ее за руку и заплакал вместе с ней, понимая, что не в силах справиться со всем этим.

– Прости меня. Но все будет в порядке. Доктор говорит, что болезнь под контролем, – сказал Сэм.

– Но он не уверен, – всхлипнула Алекс. – К тому же мне нужно будет пройти курс химиотерапии. А я не хочу мучиться. Лучше сразу умереть.

– Даже не смей! – одернул ее Сэм. – Как ты можешь такое говорить?

– Как? Интересно, как ты заговоришь, когда увидишь меня без швов? – вскрикнула она.

– Я буду в шоке, – честно ответил Сэм, и Алекс расплакалась еще сильнее. – И мне правда жаль.

Его слова прозвучали отстраненно, словно он хотел сказать, что это только ее проблема. Сэму действительно было жаль жену, но не больше. Когда его мать умерла от рака, его отца это в конце концов свело в могилу. Нет, такого Сэм не допустит. В его сознании эти две смерти были связаны, и сейчас ему нужно бороться за собственное выживание.

– Я перестану быть для тебя желанной, – вздохнула Алекс. Сейчас ее, в отличие от ее мужа, волновали мелочи.

– Не говори глупостей. А как же «голубые» дни? – Сэму хотелось заставить ее улыбнуться, но сделал только хуже, и она посмотрела на него с болью во взгляде.

– Никаких «голубых» дней больше не будет. После химиотерапии я, скорее всего, не смогу иметь ребенка. К тому же мне нельзя беременеть в течение пяти лет, чтобы не было рецидивов. А через пять лет я буду слишком стара.

– Прекрати уже этот пессимизм! Успокойся и попытайся увидеть в этом хотя бы что-нибудь положительное, – сказал Сэм, пытаясь придать голосу более оптимистичное звучание, которого вовсе не испытывает.

– Что положительного тут может быть? Ты что, спятил? – закричала Алекс.

– Герман говорит, что они спасли тебе жизнь. Черт возьми, это же самое главное! – произнес Сэм твердо.

– Интересно, а ты бы как отреагировал, если бы тебе одно из твоих яичек удалили?! – довольно зло проговорила Алекс.

– Это было бы ужасно, так же как и то, что произошло с тобой. Конечно, я не хочу потерять часть своего тела. Но мы должны учиться видеть во всем хорошее.

Сэм попытался как-то скрасить ситуацию, но Алекс не хотела ничего слышать.

– Что в этом «хорошего», Сэм?! Я тяжело больна. В ближайшие шесть-семь месяцев мне будет трудно даже двигаться, мое тело изуродовано, и я никогда не смогу иметь детей. К тому же в любой момент у меня может быть рецидив.

– Зачем ты сама себя вгоняешь в депрессию? Что еще придумаешь – геморрой или простатит? Ради бога, Алекс, я понимаю, что все это жутко, но не воспринимай это как конец света.

– Это и есть конец света. И не учи меня, как ко всему этому относиться. Ты выйдешь из больницы и поедешь домой. Завтра ты увидишь Аннабель, а я нет. Ты весь год будешь чувствовать себя превосходно, и твое отражение в зеркале будет все тем же. А в моей жизни изменилось все. Так что не надо говорить мне, как реагировать. Тебе этого не понять, – разоралась Алекс. Сэм поймал себя на том, что никогда не видел ее настолько несчастной и злой.

– Я знаю. Но у тебя есть я, есть Аннабель, и ты так же красива, как и прежде. У тебя по-прежнему есть твоя работа и все то хорошее, что всегда было в твоей жизни. Да, грудь тебе удалили. Но, в конце концов, ты же не стала инвалидом. Не позволяй себе раскисать. Ты не имеешь на это права.

– Нет, черт возьми, имею. Прибереги свои воодушевляющие речи для кого-нибудь другого.

– Тогда чего же ты от меня хочешь? – спросил вконец измученный Сэм, не зная, что сказать ей. Утешать он не умел; кроме того, он оказался в такой ситуации, в которую меньше всего на свете хотел попасть.

– Я хочу от тебя хотя бы чуточку сочувствия. Я ведь предупреждала тебя, что со мной может подобное случиться, но ты даже слушать не хотел. И тебя не волновало, как мне плохо, как я боюсь. Ты просто говорил какие-то глупости. Ты даже не соизволил пойти со мной на прием к доктору, и тебя не было рядом, когда я узнала диагноз! Ты был на работе, проворачивал свои сделки, а потом поехал домой и, черт возьми, вместе с нашей дочерью смотрел ящик, пока я там с ума сходила, так что ты не имеешь никакого права указывать мне, как быть. Да ты даже представить себе не можешь, что я сейчас испытываю!

– Ты права, – тихо сказал Сэм. Его поразило, с какой злостью Алекс выпалила последние слова. В ее голосе слышалась обида – на всех и вся, а главным образом на него. Ведь она уже ничего не может изменить.

– Я не знаю, что сказать, Ал. Я бы очень хотел, чтобы все было иначе, но ты же знаешь, что это невозможно. И мне жаль, что я не приехал раньше.

– Мне тоже, – ответила Алекс и снова начала плакать. Она чувствовала себя совершенно одинокой, беззащитной и беспомощной. – Что же будет? Как я буду работать, воспитывать Аннабель? Что станет с нашим браком?

– Просто делай все, что в твоих силах, а остальное пусть идет, как идет. Хочешь, я позвоню тебе на работу? – предложил Сэм.

– Нет. – Она жалобно взглянула на него. – Я сама им позвоню в ближайшие несколько дней. Доктор Герман говорит, во время курса химиотерапии я, может, даже смогу работать – по самочувствию. Он рассказал, что часто его пациенты продолжали работать во время лечения, но вряд ли среди них были адвокаты. Наверное, буду брать работу на дом.

Алекс представить себе не могла, как справится со всем этим. Полгода химиотерапии – да это же целая вечность!

– Пока еще рано думать об этом. Тебе только что операцию сделали. Не забивай себе голову, – посоветовал ей муж.

– И что же мне делать? Попросить психологическую консультацию? – спросила Алекс.

Врач сказал ей об этом, но она решительно отмела этот вариант, потому что общаться с другими несчастными ей не хотелось.

– Расслабься, – сказал Сэм, и Алекс рассвирепела. В дверях внезапно возникла медсестра со шприцем в руках. В шприце было снотворное и болеутоляющее – на инъекции настоял сам доктор Герман. Сэм сказал, что Алекс обязательно должна принять лекарства.

– Зачем? – вскинулась она. – Чтобы я перестала на тебя орать?

Она смотрела на него, как ребенок, и Сэм нагнулся и поцеловал ее в лоб:

– Да. Сейчас ты постараешься уснуть, а то так ты себя совсем с ума сведешь.

Сегодня утром произошло все, чего она так боялась. И с этим теперь предстояло жить. Алекс это прекрасно понимала. В отличие от Сэма, который все еще пытался отрицать весь ужас происходящего.

«Я люблю тебя, Алекс», – сказал он после того, как ей сделали укол, но Алекс не ответила. Препарат еще не подействовал, но она чувствовала себя слишком измученной, чтобы ответить. А через несколько минут она начала засыпать. Не сказав больше ни слова, она просто провалилась в сон, держа плачущего Сэма за руку. Она выглядела такой усталой, такой грустной и покинутой, с перебинтованным и навсегда изуродованным телом.

Сэм на цыпочках вышел из палаты и сказал медсестре, что уходит. В лифте он задумался над тем, что ему сказала Алекс. Теперь он может выйти из больницы и отправиться домой. Это произошло с ней, а не с ним. По пути домой он понял, что она совершенно права. Сэму нечего бояться, кроме того, что Алекс умрет, но об этом он даже думать не мог. Он взглянул на свое отражение в витрине и увидел обычного себя. Ничего не изменилось, только теперь он утратил часть себя, ту часть, которая была связана с Алекс. Она уходит от него – постепенно, шаг за шагом, как в свое время ушли его родители, но Сэм не собирается сойти в могилу вслед за ней. Она не имеет права ждать, что он разделит с ней ее участь. Размышляя обо всем этом, Сэм шел домой так быстро, как только мог, как будто за ним кто-то гонится – грабители или сам Сатана.