Текст книги "Апостол дня. Толкования на Апостольские чтения церковного года"

Вторник

Деян. 17, 19—28

И, взяв его, привели в ареопаг и говорили: можем ли мы знать, что это за новое учение, проповедуемое тобою? Ибо что-то странное ты влагаешь в уши наши. Посему хотим знать, что это такое? Афиняне же все и живущие у них иностранцы ни в чем охотнее не проводили время, как в том, чтобы говорить или слушать что-нибудь новое. И, став Павел среди ареопага, сказал: Афиняне! по всему вижу я, что вы как бы особенно набожны. Ибо, проходя и осматривая ваши святыни, я нашел и жертвенник, на котором написано «неведомому Богу». Сего-то, Которого вы, не зная, чтите, я проповедую вам. Бог, сотворивший мир и все, что в нем, Он, будучи Господом неба и земли, не в рукотворенных храмах живет и не требует служения рук человеческих, как бы имеющий в чем-либо нужду, Сам дая всему жизнь и дыхание и всё. От одной крови Он произвел весь род человеческий для обитания по всему лицу земли, назначив предопределенные времена и пределы их обитанию, дабы они искали Бога, не ощутят ли Его и не найдут ли, хотя Он и недалеко от каждого из нас: ибо мы Им живем и движемся и существуем, как и некоторые из ваших стихотворцев говорили: «мы Его и род».

В ожидании Силы и Тимофея в Афинах Павел возмутился духом, точнее: возмущался дух его в нем при виде города этого, полного идолов (Деян. 17, 16). Афины были центром греческого чувственного культа, искусств и богатства, а потому и были полны храмами, алтарями и статуями в честь многочисленных божеств. Высокое развитие архитектуры и ваяния придавало всем этим постройкам и изображениям изящество и пленительность. Это всегда восхищает людей, которые ценят лишь внешнюю земную красоту и изящество. Но статуи языческих богов и богинь высшей степени возмущало Апостола, который видел в этом омрачение и развращение человеческой природы.

По обычаю, он начал свою проповедь в синагоге, а кроме того ежедневно вступал в разговоры и споры с людьми, которых встречал стоящими на площади или прогуливающихся под ближайшими крытыми галереями. Среди этих личностей находились также философы – люди, привыкшие к обсуждению умозрительных предметов и любившие вести споры. Дееписатель указывает преимущественно на эпикурейцев и стоиков потому, что эти две философские школы имели наибольшее число последователей, т. к. доктрины их были более понятны и доступны широким массам, чем доктрины других философских школ. Кроме того, именно эпикурейцы и стоики вступили в спор с Павлом, надо полагать, потому, что эти философские системы были особенно резко противоположны христианству: основным началом эпикурейства был грубый материализм и нигилизм, в основе же стоицизма лежала самозамкнутая гордость. Суждение, какое вынесли они от бесед с Павлом, было двоякое: одни, вероятно, эпикурейцы, считали истины, проповедуемые Павлом, пустословием, а другие, по-видимому, стоики, заинтересовывались тем, что этот иностранец проповедует о чужих, незнакомых им божествах, т. к. Павел проповедовал об Иисусе Христе и о Воскресении (по-греч. анастасии), которое они, по мнению свт. Иоанна Златоуста, понимали как особое божество. Эти, по крайней мере, не отворачивались от проповедника с пренебрежением и желали его слушать, хотя и находили его речи странными. Они привели его, не насильственно, а в смысле «пригласили», в Ареопаг – место близ Акрополя, где происходили заседания Верховного Совета греческой республики для обсуждения дел государственных, общественных и судебных. Совет этот, состоявший из лучших и образованнейших людей, сохранил отчасти свое значение и при подчинении Греции Риму. Место это находилось на Марсовом холме, примыкавшем к большой площади, к северу от западной оконечности Акрополя. Павла привели сюда не для того, чтобы судить, а для того, чтобы он перед лицом знаменитейших представителей греческой науки и образованности, в присутствии многого народа, могущего слушать его с площади, изложил свое новое учение.

Став среди Ареопага, св. Павел произнес речь, которая представляет собой великий образец и его апостольской мудрости, и его красноречия, и применения его всегдашнего правила – быть для язычников как бы язычником, чтобы и язычников приобрести для Евангелия (см.: 1 Кор. 9, 19–22).

Перед взором его был Акрополь с полной коллекцией знаменитейших произведений искусства, внизу великолепный храм Тезея, вокруг множество храмов, алтарей и статуй разнообразных богов – и все это было сделано искусством лучших художников. Это Павел и использовал для вступительных слов своей речи. Он похвалил афинян за их набожность. Важно отметить, что при этом Павел употребил такое слово, которое по-гречески обозначает одинаково: и «благочестие», и «суеверие» в смысле страха пред почитаемыми предметами. Не оскорбляя слуха своих слушателей и вместе с тем не жертвуя истиной, Павел мудро выбирает это слово, которое характеризует благочестие афинян как языческое суеверие.

Сами светские писатели греков свидетельствуют, что в Афинах действительно были жертвенники с надписью: «неведомому богу». Объясняется это тем, что многобожие никогда не может быть уверено, что оно почитает всех богов: страх, чтобы какие-то неизвестные, а потому и не почитаемые боги могут прогневаться за непочитание, побудил воздвигнуть жертвенники этим неизвестным богам, чтобы и их умилостивить. Но несомненно, что в этом поклонении «неведомому Богу» высказывалось и бессознательное стремление многобожия к истине, сознание его несостоятельности и искание единого истинного Бога. Об этой-то истине, только смутно сознаваемой, Павел и считает необходимым дать полное познание: Сего-то Бога, Которого вы, не зная, чтите, я проповедую вам.

В своей проповеди святой Павел излагает затем следующие мысли:

1) Есть Один Бог, Творец вселенной.

2) Он совершенно независим от материального мира.

3) Все люди произошли, по воле этого Бога, от одной крови, и, следовательно, имеют Одного и Того же Бога. Важная мысль, ибо различие национальностей было одним из главных оснований древнего многобожия.

4) Различие народов, зависящее от обстоятельств места и времени, определено высочайшей волей Бога: все люди должны придти к познанию Бога; судьбы их – это воспитание, которым Бог ведет их к этой цели.

5) Это познание Бога нетрудно, ибо Бог недалеко от каждого из нас – в самой природе человека есть нечто, связывающее его с Богом.

6) Об этом говорили и языческие поэты: «мы Его и род». Эти слова приведены Апостолом из астрономического стихотворения поэта Арата Киликийского, жившего в III в. до Р.Х. Подобное же изречение есть и у поэта Клеанфа, ученика Зенона в его гимне Зевсу («мы твой род»).

7) Только вследствие печального заблуждения ума люди могли уподобить божество произведениям искусства, веществу, обделанному их собственными руками (см.: Деян. 17, 29).

8) Заключает Апостол свою речь призывом к покаянию, мотивом которого выставляет имеющий быть суд над вселенной посредством предопределенного Богом Мужа, т. е. Иисуса Христа, Которого Он воскресил из мертвых (см.: Деян. 17, 30–31).

Еще не успел Апостол даже назвать Имя Иисуса Христа, как одни из слушателей, услышав о воскресении мертвых, стали насмехаться над ним, а другие говорили: об этом послушаем тебя в другое время. Насмехались, очевидно, эпикурейцы, философия которых особенно решительно отвергала идею воскресения мертвых. Другие отнеслись более вежливо, но если бы у них было искреннее желание действительно послушать Апостола в другое время, то он остался бы в Афинах, а между тем, как мы видим, он очень скоро оставил Афины. Принужденный прервать неоконченную речь Павел вышел из среды их, т. е. из Ареопага.

Но все же и тут мудрая речь Апостола принесла плоды: уверовали некоторые, а между ними Дионисий Ареопагит, т. е. член Ареопага, и Дамарь, по преданию, жена Дионисия. Дионисий, как свидетельствует предание, стал преданнейшим учеником ап. Павла, поставлен был епископом афинским, проповедовал Евангелие в Галлии и мученически скончался в Париже. Память его Церковь празднует 3 (16 н. ст.) октября. Не обильным плодом кончилась мудрая речь Павла в Ареопаге, среди представителей цивилизации образованнейшего города: так мир своею мудростью не узнал Бога в премудрости Божией (ср.: 1 Кор. 1, 21)

Аверкий (Таушев), архиеп. Четвероевангелие. Апостол. Руководство к изучению Священного Писания Нового Завета. М.: Изд-во ПСТГУ, 2007.

Среда

Деян. 18, 22—28

Побывав в Кесарии, он приходил в Иерусалим, приветствовал церковь и отошел в Антиохию. И, проведя там несколько времени, вышел, и проходил по порядку страну Галатийскую и Фригию, утверждая всех учеников. Некто Иудей, именем Аполлос, родом из Александрии, муж красноречивый и сведущий в Писаниях, пришел в Ефес. Он был наставлен в начатках пути Господня и, горя духом, говорил и учил о Господе правильно, зная только крещение Иоанново. Он начал смело говорить в синагоге. Услышав его, Акила и Прискилла приняли его и точнее объяснили ему путь Господень. А когда он вознамерился идти в Ахаию, то братия послали к тамошним ученикам, располагая их принять его; и он, прибыв туда, много содействовал уверовавшим благодатью, ибо он сильно опровергал Иудеев всенародно, доказывая Писаниями, что Иисус есть Христос.

Побывав в Кесарии – т. н. Стратоновой, приморском городе Палестины, где Апостол высадился после переезда через море.

Кратковременное пребывание Павла в Иерусалиме, без указания на особенную какую-либо деятельность его в этом городе, объясняется, вероятно, осторожным опасением его, как бы не возбудить излишнего раздражения иудеев, могущего расстроить его дальнейшие планы, как случилось в следующее посещение им Иерусалима (см.: Деян. 21, 27 и далее). Посему, боясь не смерти и страданий за Христа, а лишения возможности проповедать слово Божие, он спешит в новое путешествие в языческие страны. Апостол направляется прежде всего в Антиохию Сирийскую (см.: Деян. 11, 19). «Он питал к этому городу особенную любовь – это человеческое чувство: потому что здесь ученики стали называться христианами, здесь он был предан благодати Божией, здесь он успешно окончил дело касательно учения об обрезании» (свт. Иоанн Златоуст).

Отправился… – начало третьего апостольского путешествия Павла.

Проходил страну Галатийскую и Фригию, – утверждая всех учеников – т. е. утверждая в вере и христианской жизни, что и было целью посещения этих стран и основанных в них обществ (ср.: Деян. 14, 21–22; 16, 6). О посещении Апостолом других малоазийских общин не говорится или по краткости речи, или потому, что Апостол и не был в них на сей раз. Не упоминается и о спутниках Павла, хотя из дальнейшего видно, что с ним были Тимофей и Epacт (см.: Деян. 19, 22).

Аполлос – сокращенное имя из Аполлониос. Аполлоний был сильный деятель по насаждению христианства в Коринфе (см.: 1 Кор. 3, 5–6), почему Дееписатель и отмечает его особым вниманием.

Иудей из Александрии (Египетской), бывшей центром не только обширной торговли, но и высшего развития иудейско-еллинской образованности, представителем которой тогда был знаменитый иудей Филон.

Ученый и красноречивый, сведущий в книгах Свящ. Писания, убежденный и пламенный проповедник, Аполлос обещал особенный успех. «Вот и ученые мужи начинают проповедовать!… Видишь ли успех проповеди!» – восклицает по сему случаю свт. Иоанн Златоуст.

В начатках пути Господня – т. е. учения и жизни соответственно заповедям Господа (ср.: Деян. 19, 2). В начатках, т. е. не вполне, так что Аполлос нуждался еще в точнейшем объяснении этого пути Господня (Деян. 18, 26), что и сделано дальше.

Зная только крещение Иоанново — как и ученики ефесские, упоминаемые далее (см.: Деян. 19, 2–3). Такая неполнота знания и учения Аполлоса о Христе, конечно, не была неправильностию знания и учения, почему и не препятствовала Аполлосу, горя духом (ср.: Рим. 12, 11), говорить и учить о Господе правильно, хотя и неполно. Получив более полное и обстоятельное познание об учении и делах и лице Господа Иисуса от Акилы и Прискиллы и приняв крещение во имя Господа Иисуса и благодать Св. Духа, Аполлос выступает в Ахаии уже облагодатствованным проповедником (см.: Деян. 18, 27).

Благотворная деятельность Аполлоса в Ахаии прекрасно охарактеризована св. Павлом в 1 Кор. 3, 6: я насаждал, Аполлос поливал…

«В том, что он опровергал всенародно, являлось его дерзновение; в том, что твердо, открывалась сила; в том, что доказывал Божественными Писаниями, выражалась опытность; ибо и дерзновение само по себе нисколько не приносит пользы, если нет силы, и сила – без дерзновения» (свт. Иоанн Златоуст). Впоследствии Аполлос был епископом в Смирне (в Малой Азии) пред известным св. Поликарпом.

Лопухин А.П. Библия толковая, или Комментарии на все книги Св. Писания Ветхого и Нового Завета в 7-ми тт. Т. VII. М.: «Даръ», 2009.

Четверг. Вознесение Господне

Деян. 1, 1—12

Первую книгу написал я к тебе, Феофил, о всем, что Иисус делал и чему учил от начала до того дня, в который Он вознесся, дав Святым Духом повеления Апостолам, которых Он избрал, которым и явил Себя живым, по страдании Своем, со многими верными доказательствами, в продолжение сорока дней являясь им и говоря о Царствии Божием. И, собрав их, Он повелел им: не отлучайтесь из Иерусалима, но ждите обещанного от Отца, о чем вы слышали от Меня, ибо Иоанн крестил водою, а вы, через несколько дней после сего, будете крещены Духом Святым. Посему они, сойдясь, спрашивали Его, говоря: не в сие ли время, Господи, восстановляешь Ты царство Израилю? Он же сказал им: не ваше дело знать времена или сроки, которые Отец положил в Своей власти, но вы примете силу, когда сойдет на вас Дух Святый; и будете Мне свидетелями в Иерусалиме и во всей Иудее и Самарии и даже до края земли. Сказав сие, Он поднялся в глазах их, и облако взяло Его из вида их. И когда они смотрели на небо, во время восхождения Его, вдруг предстали им два мужа в белой одежде и сказали: мужи Галилейские! что вы стоите и смотрите на небо? Сей Иисус, вознесшийся от вас на небо, придет таким же образом, как вы видели Его восходящим на небо. Тогда они возвратились в Иерусалим с горы, называемой Елеон, которая находится близ Иерусалима, в расстоянии субботнего пути.

Первое убо слово сотворих о всех, о Феофиле. – Напоминает (Лука) Феофилу о (своем) Евангелии, чтобы указать на свое весьма тщательное отношение к делу; потому что и в начале того своего труда говорит: изволися и мне последовавшу выше вся испытно, поряду писати тебе, и не как‑нибудь, но так, якоже предаша нам, иже исперва самовидцы и слуги бывшии Словесе (Лк. 1, 2–3). Итак напоминает об Евангелии с целию напомнить о том, с каким тщанием оно написано; а об этом вспоминает для того, чтобы, имея в мыслях такое же тщательное отношение к делу при составлении и настоящей книги, быть как можно более внимательным к тому, что пишется. <…> не говорит: первое убо евангелие, еже благовестих, но: первое убо слово – т. к. он был чужд надменности и смиренномудр и думал, что название: евангелие выше его (труда), хотя Апостол так величает его за этот труд: егоже похвала во Евангелии по всем церквам (2 Кор. 8, 18). Но своим выражением: о всех – он, кажется, противоречит евангелисту Иоанну. <…> Выражением о всех Лука указывает на то, что он не опустил ни одной из вещей существенных и необходимых, из которых познается божественность и истинность проповеди; потому что и Лука и каждый из евангелистов в своих евангелиях во главе всего поместили то, из чего познается божественность и истинность проповеди, и притом в такой точной форме, как бы по какому образцу. <…> Иоанн говорит, что если бы по частям и вкратце описать все, что сказал и сделал Господь, то и тогда не вместить бы миру пишемых книг; но тем более не вместить бы, если бы кто пожелал изложить в писании все дела и слова Господни с исследованием их значения, потому что значения их и причин, по которым творил и говорил Господь, человеческий разум не может ни вместить, ни познать. <…> Если же кто под словом «мир» станет разуметь не просто мир, но человека, лежащего во зле и помышляющего о предметах мирских и плотских, потому что слово «мир» понимается так во многих местах Писания, – и в этом случае верно говорит Иоанн, что, если бы кто захотел описать все чудеса, совершенные Христом, то таковые люди, расположенные от множества и величия дел Христовых скорее придти к неверию, чем к вере, не могли бы вместить написанного. <…>

Яже начат Иисус творити же и учити – Разумеет чудеса и учение, – впрочем, не одно это, но и то, что Иисус учил и делом; потому что не словом только увещевал людей делать то или другое, Сам же не делал этого, но делами, которые Сам совершал, убеждал и их подражать Ему и ревновать о добродетели. Должно знать, что Феофил был один из обращенных к вере самим Лукою. И не удивляйся, что Лука явил так много попечения об одном человеке, что написал для него две полных книги: потому что он был хранителем известного изречения Господня, в котором говорится: несть воля Отца Моего, да погибнет един от малых сих (ср.: Мф. 18, 14). Почему же, пиша одному Феофилу, он написал не одну книгу, но разделил предметы на две книги? Для ясности и для того, чтобы не затруднить читателя; да они разделялись и по содержанию, и потому он справедливо разделил предметы повествования на две книги.

Заповедав Духом Святым – т. е. изрекши им духовные глаголы; ничего человеческого тут не было, потому что заповедал им Духом. Как и Сам Господь по смирению и приспособительно к слушателям говорил: аще Аз о Дусе Божии изгоню бесы (Мф. 12, 28): так здесь: заповедав Духом – говорится не потому, что Сын имел нужду в Духе, но потому, что там, где творит Сын, там содействует и соприсутствует и Дух как единосущный. Что же заповедал? Шедше научите вся языки, крестяще их во имя Отца и Сына и Святаго Духа, учаще их блюсти вся, елика заповедах вам (Мф. 28, 19–20). Заповедав, говорится, вознесеся. Не сказал: восшел, – но рассуждает еще, как о человеке. Отсюда же видим, что Иисус и по воскресении своем учил учеников, но времени этого никто точно не передал. Иоанн проводил с Ним более времени, чем другие, но обо всем этом никто не возвестил ясно, потому что ученики обращали свое внимание на другое.

Сказав прежде о вознесении, говорит потом и о воскресении. Т. к. ты слышал, что Он вознесся, то, чтобы ты не думал, что Он взят был другими, Лука присовокупил: пред нимиже и постави Себе жива; потому что если Он предстал пред ними, совершив большее чудо, то гораздо более мог совершить меньшее. Денми четыредесятми, а не четыредесять дней: потому что не был с ними постоянно, как до воскресения, но являлся и снова удалялся, возвышая их мысли и не позволяя им прилепляться к Себе подобным образом, как и прежде. С большею осторожностию и мудростию Он постепенно развивал в них две стороны: и веру в Свое воскресение, и убеждение считать Его выше человека, хотя одно другому противоречило, потому что из веры в воскресение должно было возникнуть представление о многих сторонах человеческих, а из того, что Он выше человека, – противное. Однако ж то и другое в свое время подтвердилось именно в продолжение сорока дней, начиная со дня воскресения и до дня вознесения на небо: в продолжение этих дней Он и ел и пил с ними, показывая этим, что Он именно Тот, Кто был распят и погребен и воскрес из мертвых. Почему же Он являлся не всем, а только апостолам? Потому что многим, не понимавшим этой неизреченной тайны, явление Его показалось бы видением. Если уже и сами ученики сначала не верили и смущались, даже нуждались в прикосновении рукою и в общей с Ним трапезе, то как должно было поразить явление Его толпу? Поэтому-то доказательство Своего воскресения Он делает несомненным и общим посредством чудес, которые совершили апостолы силою полученной ими благодати, так что воскресение стало очевидным фактом не только для них, которые должны были убедиться в этом собственными глазами, но и для всех людей последующих времен.

С нимиже и ядый повеле им от Иерусалима не отлучатися, но ждати обетования Отча, еже слышасте от Мене. – <…> Потому, что как никто не допускает, чтобы воины, имеющие напасть на большую силу (противников), вышли против них прежде, чем успеют вооружиться, и как никто не согласится выпустить лошадей прежде, чем сядет возница, так и Господь до сошествия Святого Духа не позволяет апостолам являться на состязание, чтобы громадное большинство не победило их и не пленило. Впрочем, Господь не позволяет им отлучаться от Иерусалима не поэтому только, но и потому, что и здесь многие имели уверовать, а в-третьих, потому, чтобы не сказал кто-либо, что, оставив своих, они отправились искать славы у чужих. Поэтому они распространяют несомненные доказательства (воскресения) среди тех самых людей, которые убили Господа, которые Его распяли и погребли, и в том самом городе, где имели дерзновение совершить такое беззаконие. Когда же они услышали такое повеление? Тогда, когда Он говорил им: уне есть вам, да Аз иду: аще бо не иду Аз, Утешитель не приидет к вам (Ин. 16, 7); и еще: Аз умолю Отца, и иного Утешителя даст вам (Ин. 14, 16). Отчего же не при Нем и не тотчас по отшествии пришел Утешитель, но спустя восемь или девять дней, т. е. в то время, когда настал день Пятьдесятницы? Притом каким образом, когда еще не сошел Дух Святый, Он говорил: приимите Дух Свят (Ин. 20, 22)? На это нужно сказать, что Он говорил так, с целию подготовить в них желание, готовность и способность к принятию Св. Духа, а приняли они Его, когда Он сошел; или о том, что имело быть, говорил как уже о существующем и настоящем, подобно тому, когда Он говорил о возможности наступать на змию и скорпию и на всякую силу вражию. Впрочем, следует сказать и то, что дарования Духа различны и многообразны: есть дар очищения и совершенствования, дар освящения и силы освящающей, дар языков и пророчества, дар чудес и толкования и множество иных даров. Итак при различии и многообразии дарований Духа ничто уже не препятствовало апостолам принять благодать Духа различным образом. Но полное, соделавшее апостолов совершенными и способными совершенствовать других сообщение им Духа было во время Пятьдесятницы, когда Он сошел на них в виде огненных языков и всецело исполнил их Своею силою. Господь отошел, и тогда уже Дух Святый пришел, и пришел во время Пятьдесятницы, а не тотчас, – для того чтобы они прониклись желанием и тогда уже получили благодать. А если бы Дух Святый пришел при Сыне и потом Сын отошел бы, а Дух остался, то для них не было бы столько утешения, потому что они очень неохотно разлучались с своим Учителем. Поэтому Он восходит и Дух приходит не тотчас, чтобы после некоторого уныния пробудить в учениках желание и сознание необходимости данного им обещания и чтобы во время сошествия они испытали чистое и полное удовольствие. Впрочем, следовало сначала явиться плоти нашей на небесах и совершиться полнейшему примирению, и тогда уже сойти Духу Святому. Знай же, какую необходимость оставаться в Иерусалиме Господь возложил на них данным обещанием. Чтобы по вознесении они снова не разбежались: этим ожиданием, как бы какими узами, Он удерживает всех их там и обещанием более выгодных надежд располагает их к сильнейшему желанию этих надежд даже при неизвестности их. Но никто не погрешит, если скажет, что и тогда они получили некоторую силу и благодать Духа: не такую, чтобы воскрешать мертвых, но получили силу отпускать грехи. Поэтому и прибавил: имже отпустите грехи, отпустятся им и т. д. (Ин. 20, 23) – показывая этим, какой именно род силы дарует им. Тогда Он облек их этою именно силой; а по прошествии сорока дней дарует им силу творить чудеса, поэтому и говорит: приимете силу и пр.

Яко Иоанн убо крестил есть водою – Сказав, чтобы они ждали обетования Отча, <…> ясно показывает Свое отличие от Иоанна <…> и показывает, что даже и они стали больше Иоанна, т. к. и они имели крестить Духом Святым. Не сказал: «имам крестити вас Духом Святым», но: имате креститися – всюду оставляя нам образцы смирения, т. к. из свидетельства Иоаннова известно уже, что крещающим был Господь: Той вы крестит Духом Святым и огнем (Мф. 3, 11). Как же сказано: имате креститися, – когда воды в горнице не было? Так сказано потому, что здесь разумелось собственно крещение Духом, чрез Которого становится действенною и самая вода, подобно тому как и о Самом Господе говорится, что Он помазан, тогда как Он никогда не был помазуем маслом, но принял Духа. Впрочем, можно доказать, что и апостолы крестились не только Духом, но и водою, только в разные времена. Над нами то и другое (крещение) совершается в одно время, а тогда совершалось и раздельно, потому что апостолы сначала крестились от Иоанна водою, а потом и Духом Святым. Почему же Господь не объявил, когда сойдет Дух Святый, а говорит только: не по мнозех сих днех? Не по мнозех сих днех – говорит для того, чтобы они не впали в уныние; а не сказал определенно, когда сойдет Дух Святый для того, чтобы, ожидая Его, они постоянно бодрствовали. <…>

Они же убо сошедшеся вопрошаху Его – Намереваясь спросить, они приходят к Учителю вместе, чтобы подействовать на Него своим количеством, т. к. знали, что прежний ответ Его, именно: о дни же том никтоже весть (Мф. 24, 36) – был таким ответом не вследствие незнания, а вследствие уклонения от ответа. Поэтому снова спрашивают. Когда услышали, что имеют получить Духа Святого, тогда пожелали узнать об этом и избавиться от бедствий, уже как достойные, т. к. не хотели снова подвергать себя крайним опасностям. Не спрашивают: когда, но: аще в лето сие устрояеши царствие Исраилево? «Не теперь ли», говорят. Так сильно желали они этого дня. Мне же кажется, что для них и неясно еще было, что такое это царство, т. к. еще не было Духа Святого, который наставил бы их. Не спрашивают: когда настанет, но: аще устрояеши Сам? Так высоко уже думали они об Нем. Поэтому и Он беседует с ними без настойчивости, потому что не говорит уже, что о дни же том никтоже весть, ни даже Сын; но что (говорит)? Несть ваше разумети времена и лета. Не потому приписал Отцу знание исполнения времен, что бы Сам не знал, но потому, что самый вопрос был излишним; и посему Он с пользою для них ответил на него молчанием. Целью у Него было при этом то, чтобы пресечь крайнее любопытство своих учеников, т. к. Он посылал их проповедывать Царствие Небесное, а не обозначать количество времен. Не говорит им об этом времени, тогда как научил их гораздо большему, – с тою целию, чтобы, как не раз упоминали мы, заставить их бодрствовать, и потому что, не зная об этом, они ничего не теряли, т. к. Он открыл им истины гораздо высшие, чем эта: открыл, что Он есть Сын Божий, что Он равен Отцу, что Он воскрес, что будет Воскресение (мертвых), что настанет Суд и что Он воссел одесную Отца. Скажи же мне, что важнее: знать, что Он будет царствовать, или – когда? Узнал Павел то, что не лет есть человеку глаголати (2 Кор. 12, 4); Моисей узнал начало мира и то, когда и за сколько веков (он сотворен), и исчисляет годы, хотя познать начало вообще труднее, чем конец. Впрочем апостолы спрашивали Господа не об окончательном совершении (времен), но: аще в лето сие устрояеши царствие Исраилево? Но Он и этого не открыл им, а как отвечал прежде, отклоняя их от мысли об этом, чтобы не думали, что близко избавление от бедствий, но знали, что подвергнутся еще многим опасностям, так отвечает и теперь, только мягче: но приимете силу. Потом, чтобы снова не спросили Его, тотчас вознесся. Кроме того, чтобы не спросили: почему оставляешь нас в недоумении относительно этого предмета? – Сын говорит: яже Отец положи во своей власти. Но власть Отца есть, конечно, и власть Сына, потому что как Отец воскрешает мертвых и животворит, так и Сын животворит ихже хощет. Если же в тех случаях, когда нужно совершить что-либо чрезвычайное и чудесное, Сын творит с такою же властию, как и Отец, то тем более в случаях, где требуется знание, потому что воскрешать мертвых и притом со властию, равною власти Отца, гораздо важнее, чем знать день. Почему же Христос не ответил на то, о чем спрашивали ученики, но сказал: приимете силу? В ответ им Он сказал: несть ваше разумети; —и тогда уже прибавил: но приимете силу. Слова эти объясняют некоторым образом сошествие и, так сказать, излияние Святого Духа.

Здесь следует упомянуть о фригийской ереси, полагавшей, что Утешитель послан спустя двести лет по вознесении Христовом на жен, считавшихся за пророчиц, Прискиллу и Максимиллу, и на зараженного одним и тем же с ними безумием Монтана; тогда, говорят, исполнилось обетование: пошлю к вам Утешителя (Ин. 16, 7).

Почему же объявляет им то, о чем они не спрашивали, именно: приимете силу? Потому что Он есть учитель: призвание же учителя учить не тому, чего хочет ученик, но тому, что полезно знать.

И будете ми свидетели во Иерусалиме же и во всей Иудеи и Самарии и даже до последних земли. – Т. к. прежде говорил: на путь язык не идите и во град Самарянский не внидите (Мф. 10, 5), желая, чтобы слово Божие проповедано было прежде иудеям, а теперь оно должно было разлиться уже по всей вселенной, то благовременно присовокупляет: во Иудеи и Самарии, потом: и до последних земли. Изречение же: будете ми свидетели – есть вместе и увещание и непреложное пророчество, потому что свою проповедь они засвидетельствовали до последних пределов земли.

<…> Воскрес так, что они не видели; вознесение же Его видели; поелику и видение на этот раз не все разрешало; видели конец воскресения, но не видели его начала; видели начало вознесения, но не видели его конца. Почему? Потому, что там видеть начало было излишне; т. к. Сам Воскресший был пред ними и говорил об этом и т. к. самый гроб показывал, что Его в нем нет; здесь же потребно было знать и конец, т. к. глазам недоступна вся высота и зрение не могло решить, на небо ли Он вознесся или, поднявшись до некоторой высоты, остановился. Поэтому Ангелы, представ пред ними, открывают им то, чего посредством зрения они понять не могли. А облако подняло Его потому, что оно есть символ Господней и Божественной силы, т. к. в облаке нельзя видеть символа никакой иной силы. Поэтому и Давид говорит об Отце: полагаяй облаки на восхождение свое (Пс. 103, 3), и в другом месте: Господь седит на облаце легце (Ис. 19, 1), и множество других мест говорит о том же. Впрочем, Господь и это сделал не просто и не без цели: ибо зная, что если Он вознесется невидимо для них, как и сошел и, тем более, как снизошел, то и при явлении Духа они не поверят, что это ТотСамый Дух, Которого за несколько пред сим дней Он обещал послать, – зная, что в таком случае Он подготовит в них подозрение, что и Сам Он пришел не с небес, – зная, наконец, что в таком случае если бы, вознесшись невидимо, Он и воззвал потом с неба Павла, если бы и послал оттуда Петру нерукотворенную плащаницу (см.: Деян. 10, 11), то они не поверили бы, что творит это Он после Своего удаления от них плотию, – зная все это, Он восшел, зрящим им. <…> И се мужа два стаста пред ними во одежди беле Иже и рекоста: мужие галилейстии – Воспользовались наглядным образом выражения, сказав: сей Иисус вознесыйся от вас на небо, такожде приидет, имже образом видесте Его идуща на небо. Не сказал: поднимаемого или несомого, но: идущего. Если Он прежде Креста, облеченный еще подверженным страданию и тяжелым телом, ходил по водам, то никто не должен сомневаться, что Он, после того как принял тело нетленное, рассекал воздух. Приидет, говорится, а не: послан будет. Такожде приидет, т. е. с телом. Вот о чем они желали слышать, а также и о том, что Он снова придет во дни Суда на облаце. Мужами же называет Ангелов, показывая событие в том виде, в каком оно представлялось зрению: т. к. Ангелы и на самом деле приняли на себя образ мужей, чтобы не устрашить. Два же мужа предстали потому, что при устех двою, или триех свидетелей станет всяк глагол (Мф. 18, 16). Сказав: что стоите зряще на небо – они не позволяли им оставаться более на месте и надеяться снова увидеть Его, но побуждали их возвратиться наконец в Иерусалим на дело проповеди. Ангелы везде служат Ему как Господу, и при рождении, и при воскресении, и при вознесении, и прежде этого пред явлением Его в мире плотию. Но Ангелы являлись так, что люди могли их видеть. Выражение же: во одежди беле – указывает или на чистоту Ангелов, или на то озарение, которое имело быть даровано святым апостолам. Иначе надобно смотреть на выражение: зрящим им. Зная, что явятся люди с поврежденным умом, которые будут говорить, что Он не с неба, или пришел не с неба и не вознесся на небо, но перемещен в какое-нибудь место за пределы земли, к числу каковых относятся и последователи секты Виталия, – зная это, Господь вознесся пред глазами апостолов, когда они пристально смотрели на небо.